Шиповник (гет)

...Каждый день он начинал с того, что приказывал себе не умирать и кончал торжествующим смехом от того, что все еще жив. [q]

А потом смех оборвался. На глаза упала пелена, которую нельзя было назвать ни темной, ни туманной, ни какой-либо другой — она являла собой пустоту, в которую он провалился целиком, разом. Без времени, без ощущений, без какого-либо смысла и воплощения. Он явно ожидал чего-то большего от того, что люди любят называть «жизнью после смерти», пускай ему и казалось, что он никогда в нее не верил, но это было даже хуже, чем его прежнее существование. В какой-то мере его убеждение в отсутствии чего-либо по ту сторону могильной ямы оправдалось — не было ничего. Пустота не имела границ, но в то же время он будто непостижимым образом был заперт в душной комнате, в карцере, где невозможно ни лечь, ни встать в полный рост. Преступления его были достаточно тяжелы, чтобы его затолкали туда, где даже кусачий ветер и тусклый свет не пробиваются сквозь узкие щели-окна, а ему ведь казалось, что в место более мерзкое, чем Азкабан, ему уже не попасть. Ему казалось, что ему вообще больше никуда не будет суждено попасть, но вот он, застрял в полном отсутствии чего-либо, и будто со стороны он слышал собственный шепот: «Пусть все закончится. Все закончится». Он перерастал в монотонную мантру, а он и не осознавал, что если он умер, то как тогда шепчет?

И вдруг пустота сузилась до точки. Одной точки, что пульсировала жаром в голове, посылая по телу импульсы боли. Мышцы сводило судорогой, и ему казалось, что если бы он мог двигаться — он бы корчился и извивался, подобно змее. Он существовал (не существовал?) в пустоте, не чувствуя ничего. И вот, тут же, в одну секунду, он как нельзя более ясно ощущал каждую клеточку, будто испепеляющуюся снова и снова.

«Возможно, это ад?» — полоснула сознание мысль. Не черти с котлами, не пылающие жаром гроты в каменных стенах под земной твердью. Без дьявола, смеющегося леденящим душу смехом тебе в лицо, пока ты каешься в своих грехах, мечтая подняться с колен и выбраться. Он встречал дьявола раньше, среди смертных, величественно шагавшего по тропе из окровавленных тел, которую он выстилал чужими руками, лишь изредка ленивым повелением отбирая чужую жизнь самостоятельно. В его глазах горел огонь, в котором в мучениях сгорали люди, а взгляд водружал на плечи невыносимый груз. Но этот дьявол был реален, он имел имя, имел тело, имел слабости и был, все же, смертен, и это превращало его в фальшивку. Фальшивый Аид с фальшивым Подземным царством. А то, что было сейчас — было настоящим. Непрекращающаяся агония, пронизывающая само сознание, и в такой ад он готов был поверить. И от этой веры он был всего в одном шаге, казалось, что стоит ему его сделать, стоит шагнуть за черту — и его предположение станет его реальностью. Он останется за гранью, и даже смысла в поиске выхода не будет. Впрочем, был ли он сейчас?..

А потом все стихло. Воцарилось полное ничего, абсолютный вакуум. Угасло сознание и последние отголоски его собственного шепота.

* * *

— Все кончилось, — едва угадывались слова в хрипе, рвущемся из пересохшего горла.

Тоненькая бледная ручка взметнулась и крепче прижала к пылающему лбу мужчины влажную пропитанную зельями повязку. Рыжеволосая девушка потерла глаза свободной рукой, пытаясь прогнать усталость, и потянулась к волшебной палочке, лежащей на прикроватной тумбочке, чтобы затем ее взмахом заставить масляные лампы на стенах загореться тусклым светом. Склонившись над дрожащим в ознобе Сириусом Блэком, она принялась менять уже давно ставшие теплыми и насквозь промокшими бинты, тут и там покрывающие тело, по прибытию в Мунго пестревшее синяками и ссадинами.

— Скоро, — успокаивающе проговорила она, не надеясь, впрочем, что слова достигнут его сознания. В голосе с трудом, но удавалось создать уверенность, которой на деле ей самой не хватало. — Скоро все кончится.

Закончив с бинтами, Джинни Уизли поднялась с края постели, принявшись поправлять одеяло. Большинство ее действий были откровенно бесполезными, как и это, но они успокаивали ее, создавая иллюзию хоть какой-то деятельности. В голове вдруг промелькнула мысль, отдающая необъяснимым раздражением: она похожа на Гермиону. В палате царил абсолютный порядок и буквально бьющая по глазам стерильность, и за это можно было благодарить ее стремление занять себя монотонными манипуляциями в попытке очистить голову, а так часто делала ее подруга, и без того в определенной мере помешанная на порядке. Впрочем, на самом деле жаловаться не приходилось — пускай ее положение способствовало появлению перманентного напряжения, от которого приходилось избавляться подобным образом, по крайней мере, она была рядом с Сириусом. Гарри с обычно несвойственной ему настойчивостью и использованием положения главы Аврората буквально надавил на начальство Джинни, утверждая, что наличие знакомого человека подле Сириуса — необходимая мера. Из отделения Волшебных вирусов ее перевели в тот же день, как он поступил в Св. Мунго, и полагалось, что мистер Поттер станет чувствовать себя спокойнее, хоть и помогло это не особо. Первое время Джинни получала патронус чуть ли не каждые полчаса, и только после третей попытки поговорить, закончившейся ее повышенным тоном, она добилась согласия на то, что сама будет периодически сообщать о самочувствии Сириуса.

Этим она и занялась. Она старалась, чтобы голос ее звучал как можно менее устало, потому что Гарри взял за привычку принимать любое отклонение от нормы как сигнал о бедствии, но, в любом случае, сообщение получилось кратким и безликим. Отправив патронуса, она потянулась, чтобы задернуть шторы, скрывая слишком ярко бьющие в окно лучи закатного солнца, и вздрогнула, цепляясь пальцами за плотную ткань портьер, когда до уха снова донесся хриплый голос.

— Лили?..

Она уже привыкла к тому, что Сириус систематически бредил в бессознательном состоянии, и старалась на всякий случай не вслушиваться в сиплую вязь едва произносимых слов, чувствуя себя так, будто бесцеремонно сует свой нос в подсознание Блэка, но в этот момент показалось, что сказанное было более сознательным, чем когда-либо прежде. Отчего-то какое-то время, не решаясь обернуться, она стояла, вцепившись в несчастную штору предсказуемого лимонного цвета, и не смела даже моргнуть, хотя солнечные лучи светили прямо в глаза. Мысль о том, что он мог очнуться казалась одновременно до бунта внутренностей радостной, но в тот же момент по каким-то не вполне объяснимым причинам почти пугала. И когда, преодолев минутную слабость, она повернулась к больничной койке, на которой лежал не то побледневший, не то посеревший Сириус Блэк, сердце в грудной клетке колотилось сильнее обычно как раз скорее от страха, нежели от ликования. Несправедливо осужденный бывший пленник Азкабана, крестный Гарри Поттера, член Ордена Феникса, наследник чистокровного рода Блэк смотрел на нее, щурясь от яркого солнца. Единственное описание, которое сейчас действительно ему подходило это человек, считавшийся мертвым на протяжении многих лет.

Тяжело сглотнув, Джинни сделала пару шагов в его сторону, заслоняя собой свет из окна и позволяя тем самым разглядеть, наконец, свое лицо.

— Не Лили, — Сириус сипло и медленно выдохнул, с явным усилием хмуря брови. Рыжина волос приблизившейся девушки сразу померкла, становясь схожей с цветом палой листвы, а чуть размывающиеся перед глазами черты слишком явно принадлежали не так хорошо знакомой ему когда-то рыжеволосой Лили Эванс. Впрочем, он не смог бы сказать, насколько давно знал ее — ему все еще казалось, что он вне времени, и даже происходящее, несомненно, всего лишь часть странного безумного кошмара.

— Сириус! — кажется, девушка окончательно очнулась от явного оцепенения только сейчас. В несколько шагов она преодолела остававшееся до кровати расстояние и склонилась над ним. С трудом, но ему удалось кое-как сфокусировать на ней взгляд, краем сознания отмечая недобрую обеспокоенность на лице. — Как вы себя чувствуете?

После вопроса раскалывающуюся голову, наконец, посетило предположение, что происходящее может быть не плодом воспаленного воображения. Он явственно ощущал прикосновение чужой руки сквозь влажную ткань ко лбу, слышал чужое взволнованное дыхание, чувствовал шершавую ткань простыней под негнущимися пальцами. Какая-то часть его понимала, что все это было слишком настоящим, слишком натуральным, но все же подернутый смутностью рассудок не мог до конца разделить копошащиеся в голове мысли на верные и неверные. Если бы он мог в самом деле испытывать какие-либо чувства на полную силу, им явно бы владело раздражение от неспособности сложить картину в четкий паззл, потому что не иметь контроля над ситуацией Сириусу Блэку категорически не нравилось, пускай и понятие контроля у него было своеобразное. Однако, даже для раздражения он ощущал себя излишне измотанным, буквально выжатым; создавалось впечатление, будто внутри у него все еще заседала, подобно занозе, былая пустота. Может, именно от этого не удавалось трезво оценить реальность происходящего.

— Где я? — наконец, выдавил он вместо ответа. Простейшие издаваемые звуки скребли пересохшее горло.

Девушка чуть склонила голову, заминаясь. Теперь лучи окончательно перестали засвечивать лицо и ему на какое-то мгновение черты ее показались смутно знакомыми.

— В Мунго. Вас доставили две недели назад. Вы… вы что-нибудь помните?

Он уставился на нее чуть туманным взглядом. Вопрос поставил его в тупик. Одновременно казалось, что он не помнит абсолютно ничего вплоть до настоящего момента, ни одного четкого осмысленного воспоминания в гудящей голове, и что он помнит слишком многое — бесконечная вереница хаотичных мыслеобразов сваливалась в бессвязную кучу, не распределенную ни хронологически, ни как-либо еще. В конце концов, он почти нерешительно качнул головой, после косясь до боли в глазах по сторонам, будто пытаясь проверить, действительно ли это палата Св. Мунго. Он не мог даже ручиться, бывал ли здесь вообще когда-либо прежде, чтобы сказать, похоже ли на нее это место, но по общим признакам, казалось, остался удовлетворен, потому что это очевидно все же была больничная палата.

— Хм, — после паузы, наполненной раздумиями, произнесла рыжеволосая особа. Она выпрямилась, и, доставая из кармана палочку, более-менее твердым голосом спросила, ничего ли страшного, если она оставит его на пару минут. Пояснила: — Я схожу за главным целителем и вернусь.

Не дожидаясь ответа, она спешно направилась к двери, на ходу бормоча себе под нос, пока из ее палочки формировался трудноопределимый силуэт из знакомой серебристой дымки. Патронус. Он едва различил что-то вроде «немедленно» и имя «Гарри», тут же ощутив, как что-то явственно ёкнуло. Дернувшись на подушках, он не до конца еще разобрался, что собирался сдалать, — то ли окликнуть ее, то ли подняться, — но девушка уже скрылась в коридоре, а мышцы пронзила горячая вспышка боли. Ощущение было, что какие-то невысказанные слова застряли в горле, и он хрипло, будто залаяла собака, закашлялся. Как бы признавая поражение, он позволил себе вновь расслабиться, не предпринимая пока более попыток даже приподняться, но взгляда от закрывшейся двери не отвел. Худо-бедно соображающее сознание все же буквально отозвалось на знакомое имя, и отчего-то у него не возникало сомнений в том, что названный Гарри был именно его Гарри, его крестник, сын его лучшего друга. Мальчик, настолько временами похожий на своего отца, что Сириусу даже не хотелось развеивать это впечатление трезвой оценкой реальности, из-за чего ему не раз приходилось в последний момент прикусывать язык, когда он чуть было не называл его Джеймсом. Он усердно стал пытаться вспомнить, когда и при каких обстоятельствах в последний раз видел Гарри, пытался разобраться, в каком все сейчас находится положении, но чем сильнее он пытался сконцентрироваться, тем неумолимее становилась и без того доводящая до дурмана головная боль. В конце концов, стало казаться, будто это дурацкая ментальная игра, в которой очевидные ответы проскальзывали совсем близко, но ему просто не удавалось ухватиться за них — они ускользали, подгоняемые лижущей пятки болезненностью. Сириус уже зажмурился, пытаясь превозмочь это физическое препятствие, но послышались смутные голоса и хлопок двери, заставивший его снова распахнуть глаза.

В палату вошел высокий худой мужчина, с будто бы заранее нацепленным сосредоточенным выражением лица, подобающим случаю. За ним проскользнула уже знакомая девушка с темно-рыжими волосами, которая с первых мгновений возвращения стала поглядывать то на, видимо, главного целителя, то на двери. Мужчина тем временем спешно добрался до кровати Сириуса.

— Мистер Блэк, как ваше самочувствие? — голос его оказался ниже, чем можно было ожидать.

Под пристальным взглядом Сириусу еще сильнее захотелось хотя бы подняться на подушках; он почувствовал себя объектом изучения, и чувство было не из приятных. Девушка считанными минутами ранее смотрела на него совсем иначе, так, что смогла посеять в его голове сомнения в нереальности происходящего, потому что он ощущал себя более живым, нежели каким-либо еще. Сейчас же его рассматривали, как рассматривают вещь — любопытную находку, чуть ли не из научного интереса. Желания давать внятный ответ на вопрос не было совершенно, и он лишь неопределенно мотнул головой, прикидывая, стоит ли предпринимать еще одну попытку привстать, или это кончится очередным провалом, что при свидетелях было еще более нежелательным. Целитель тем временем закончил с чисто визуальным осмотром и достал из рукава лимонной мантии палочку, принявшись водить ею над разными частями тела Сириуса, начисто игнорируя его цепкий взгляд, неотрывно следивший за каждым плавным движением. Наконец, волшебник закончил и с этим, и, выпрямившись, будто спохватился:

— Меня зовут Исайя Фоссет, я главный целитель этого отделения…

— Какого отделения? — Сириус подумал было, что не сможет перебить его негромким непослушным голосом, но речь удалось оборвать, заставив мужчину пару раз моргнуть, будто он и не ожидал, что пациент заговорит.

— Недуги от заклятий. Это отделение Недугов от заклятий. Честно говоря, с вашим определением в какое-либо из отделений были затруднения, поскольку… — он осекся, кашлянул, пытаясь скрыть замешательство, и спрятал руки в карманы мантии, чуть сильнее выпрямляя спину. — Впрочем, это неважно. Мисс Уизли сказала, что вы ничего не помните, и, полагаю, это распространяется на обширный период? Не возьмусь ручаться, что так и должно быть, но ничего удивительного в этом определенно нет. Скорее всего, какое-то время мысли будут путаться, но вы не пугайтесь, со временем пробелы начнут заполняться… естественным, скажем так, путем.

— Я не боюсь, — это прозвучало тверже прочих малочисленных реплик. Если не брать в расчет то, что его в целом не одолевали никакие сильные чувства, даже если бы они имели место быть, страха среди них бы не нашлось.

— Хм… конечно, — Фоссет нервно улыбнулся. — Разумеется. Я к тому, что вам не о чем беспокоиться, все придет в норму. Я ознакомился в целом с вашим состоянием, и могу вас заверить, что для вашего положения все обстоит неплохо, однако, я еще загляну к вам позже, а пока…

— Для моего положения? — вновь перебил его Сириус. Целителю явно не слишком нравился подобный настрой, но он, похоже, чувствовал из-за него себя скорее неловко, нежели недовольно. Это будто бы придало Блэку немного сил, и он все же решил попытаться снова напрячься, поднимаясь на подушках чуть выше. Заметив его с трудом дающиеся движения, стоявшая все это время позади Фоссета девушка буквально подскочила к кровати, ловко подхватывая его и помогая. Сириус, не оказавшийся от этого в восторге, скрипнул зубами, но промолчал, ожидая ответа от целителя.

— Думаю, о нем вам найдется, кому рассказать, я, к сожалению, не располагаю достаточным количеством времени. Как я говорил, я загляну к вам позже, а пока…

Когда речь его вновь оборвалась стуком двери, который раздался чуть ли не подобно пушечному выстрелу, на какой-то момент показалось, что он был готов ругнуться. Но он лишь поджал губы, оборачиваясь. Фоссет стоял прямо у больничной койки и заслонял Сириусу обзор, но через пару мгновений он все же увидел вошедшего (влетевшего?). Требовательно осведомившись, в порядке ли Сириус, по другую сторону кровати буквально возник Гарри Поттер. Перепутать его с кем-либо другим, за исключением, разумеется, его отца, или не узнать было невозможно — непослушные волосы все так же торчали в разные сторону, круглые очки на переносице чуть скосились, пока он в спешке добирался до палаты, а шрам едва ли не самым первым делом почти врезался в зрачки. И все же он был совсем не таким, каким Сириус ожидал его увидеть; несмотря на смутность и вопиющую неполноценность воспоминаний, можно было даже сказать, что не таким, каким он его помнил. Или, возможно, он просто был уверен, что таким его не помнил совершенно точно. Знакомые черты были значительно более резкими, насквозь пропитанными серьезностью, которая редко отражалась на лице Джеймса; едва заметные белесые следы нескольких шрамов, помимо знаменитого, отпечатками светились тут и там. Сириус мог поклясться, что его крестник просто не должен был выглядеть таким повзрослевшим, если не сказать — постаревшим. Конечно, это было явным преувеличением, но эффект неожиданности и едва заметная тень, лежащая на привычном лице способствовали именно такому впечатлению.

— Сириус! — восклицание получилось поразительно похожим на то, которое издала ранее рыжеволосая, только значительно громче. Однако, в отличии от нее, Гарри не стал ни склоняться над ним, ни даже подходить ближе, чем уже подошел — он замер, и со смесью трудно различимых чувств смотрел на него во все глаза.

— Хэй, приятель, — будто автоматически настроившись на притянутую за уши беспечность, просипел Блэк, растягивая пересохшие губы в кривой улыбке.

Снова послышался кашель Фоссета, решившего привлечь внимание. Гарри нервно дернулся, поворачиваясь к нему, но Сириус и не подумал обращать взгляд на целителя, который, проигнорировав это, заговорил, обращаясь, прежде всего, к нему.

— Что ж, собственно, мистер Поттер и может поведать вам о случившемся. Вам определенно будет полезно немного поговорить, возможно, это поможет начать заполнять ваши пробелы, мистер Блэк. Однако, прошу слишком не усердствовать — я уверен, время для этого еще найдется, а вы, хоть и не в критическом состоянии, все еще слабы.

На этой фразе Сириус все же оглянулся на него, и тот осекся. Выдержав неловкую паузу, он, наконец, сказал, что ему все-таки уже срочно необходимо идти, но что позже вечером он обязательно нанесет еще один визит. Блэк отчего-то не сомневался, что выходя из палаты, он испытывал облегчение.

Как только дверь за ним закрылась, воцарилась наполненная ощутимым напряжением тишина, соблюдая которую девушка отошла чуть в сторону, но все же не покинула комнату, просто будто бы постаралась стать как можно незаметнее.

Сириус повторил попытку не то улыбнуться, не то усмехнуться, и в стремлении нарушить уже давящую на барабанные перепонки тишину, попытался пошутить:

— Этот целитель говорит «случившееся» так, будто меня заживо похоронили.

Периферийное зрение начало тоже приходить в норму, и он заметил краем глаза, как девушка при его словах дернулась. Гарри же издал странный звук, похожий то ли на хриплый стон, то ли на смешок, но крайне нервный.

— Фоссет сказал о пробелах, — наконец, проговорил он. — Ты, в самом деле, ничего не помнишь? Совсем?

Блэк замешкался. Он почти ощущал вину за то, что ему пришлось отрицательно покачать головой, которая снова начала беспощадно гудеть, хотя на какое-то время он даже отвлекся от этой боли.

— Это просто чертова мигрень, — он попытался махнуть рукой и слегка поморщился, когда и это движение отозвалось крайне неприятными ощущениями. — Она пройдет и голова прояснится.

Он, разумеется, был не настолько глуп, чтобы действительно считать это «просто мигренью», однако, он не мог не поддаться логичному желанию успокоить крестника, выглядевшего излишне озабоченным. Было ясным, как божий день, что одним только избавлением от головной боли тут не обойдется, но концентрируя внимание на том, что он действительно не помнил ничего толкового, а при попытке выудить какие-либо воспоминания, лишь сильнее путался, он начинал ощущать себя беспомощным.

Это, пожалуй, было единственным, что он действительно ощущал, несмотря на определенную атрофированность всех прочих чувств, не считая физических.

— Не может же все быть так плохо, — завершил он начатую попытку развеять тревогу Гарри.

Но она, весьма предсказуемо, никуда не делась. Казалось, после последних слов тот лишь еще сильнее напрягся. Он уже открыл было рот, чтобы сказать что-то, но оглянулся на стоящую позади девушку. Та, явно нервничая, сминала рукава мантии пальцами и выглядела весьма растерянной, но в ответ на взгляд Гарри едва заметно кивнула, после чего он все же заговорил:

— Честно говоря, может, — он сделал паузу. Продолжение далось ему со слишком очевидным трудом: — В определенном смысле тебя действительно похоронили заживо, Сириус.

Сегодня должен был начаться прилив. Еще с утра прибрежные воды колебала мертвая зыбь, но ветер крепчал ощутимо быстро, так что когда Аберфорт выходил из дома подернутый ржавчиной флюгер уже беспощадно терзался порывами ветра. Издаваемый им скрип привычно полоснул слух и мужчина, в который раз, пообещал себе по возвращению разобраться, наконец, с ним, но этому обещанию был уже даже не один месяц — он думал об этом каждый раз, когда покидал дом, и напрочь забывал, когда возвращался. Так и в этот раз, отметив это дело про себя, он сделал это даже отчасти чисто по привычке, хотя сам прекрасно знал, что это вылетит из головы. Именно так на него действовали вылазки из дома на прогулки вдоль берега до пещер; складывалось впечатление, что гуляющий по открытым просторам ветер выметал весь сор из черепной коробки, и, пожалуй, это одна из причин, почему он был рад, что перебрался сюда.

С некоторых пор Аберфорту принадлежал старый маяк. Он возвышался на холме, подножье которого переходило в травянистый пляж, и имел пристройку, которая и служила старому волшебнику домом. Было очевидно, что она не уступает своему владельцу возрастом, однако, выглядела она все же весьма крепко, была предельно простой, и Аберфорт был доволен. Отсутствие людей и особых забот помимо ответственности за маяк были как раз тем, к чему он стремился; по окончанию войны он пытался продолжать как ни в чем ни бывало содержать «Кабанью голову», однако, со временем понял, что ему становится трудно находиться в тесной связи с познающим изменения миром, в котором он просто не видел себе места, кроме как в качестве своеобразного изгоя, каким он стал. Поэтому, когда один из тех людей, которых он когда-то давно называл друзьями (имена и события постепенно исчезали из его памяти, аккуратно стираемые ластиком времени), предложил ему «совершить выгодную сделку» — обменять его трактир (приносящий какой-никакой, но доход) на маяк в северо-восточном регионе Англии, — он согласился. Правда, его забыли предупредить, что протопить маленькую пристройку окажется нереально — холодный атлантический ветер и сырость, которая, казалось, навечно въелась в сами стены дома, не давали теплу долго держаться в помещении, возвращая ему привычную температуру, стоило только огню угаснуть. Через месяц такой жизни Абефорт понял, что его радикулит попал в благодатную почву, потому как стал напоминать о себе в три раза чаще, чем прежде. И он был даже готов пересилить свою глубокую неприязнь к целителям и обратиться к ним за помощью, если бы однажды, во время одной из своих прогулок вдоль побережья, не обнаружил пещеру, обитатели которой «торговали» особым сортом водорослей. Насколько знал Абефорт, из подобных водорослей некоторые ушлые маги готовили дурманящие вещества. Ну, а ему они помогали, пусть и не очень надолго, забыть про страшный недуг всех стариков.

В который раз русалки отказались перенести их встречу куда-нибудь поближе к отмели, объяснив это тем, что там их кто-нибудь может увидеть. И не то, чтобы Абефорту было совсем уж лень добираться до нужной пещеры (в конце концов, он мог просто трансгрессировать), но прилив, который должен был скоро грянуть, не прибавлял оптимизма.

— Чертовы русалки, чертово море, чертов радикулит, — ругань была обязательным ритуалом, сопутствующим удачной сделке. Абефорт верил в это так же сильно, как не верил когда-то, что мальчишка, который и школу толком не закончил, сможет победить величайшего темного волшебника и ужас всего магического мира. За весьма вялыми проклятиями всего белого света, солнца и старости, Абефорт не замечал, как проходит дорога, как болят ноги и ломит спину, как песок забился в сандалии и как резкие порывы ветра пытаются направить его куда—то в другую сторону от цели. Пятнадцать минут проклятий и борьбы с Бореем и Абефорт на месте.

— Так, что там в очередной раз...

Вызвать русалок одним и тем же способом на поверхность два раза, как уже убедился Абефорт, было невозможно. Эти хитрые конспираторши, справедливо опасаясь, что бравые авроры могут прикрыть их «лавочку», постоянно придумывали новые пароли, позывные и кодовые слова. О новом пароле Абефорт узнавал за день-два до очередной встречи. Обычно русалки отправляли свои послания в бутылках. Дутых, зеленых бутылках из-под вина. Для Абефорта оставалось загадкой, где русалки брали бумагу и как они писали под водой. Как и откуда в не самый ходовой для мореплавателей век берут винные бутылки. Определенно, это были странные русалки.

— Кхм... Перламутровая чешуя, — ответа не было. Не первый раз за время этих нелегальных встреч, Абефорт почувствовал себя идиотом. — Чешуя. Перламутровая.

Вода поднималась медленно и неотвратимо, скоро пещерку должно было затопить по самый потолок и Абефорту хотелось покончить с этим поскорее, но чертовых русалок все не было.

— Перлам... — чуть дальше от входа, за грудой камней, как показалось Абефорту, раздалось хихиканье. Кажется, русалки решили разыграть его. Вот чертовы рыбы! — ...утровая чешуя.

Скрываться Абефорт не видел смысла, поэтому пошел к месту, откуда раздавались звуки, не таясь, и пусть устрашатся, нечестивые! Сидящий за камнями человек и вправду был похож на черта или его ближайшего родственника. Заросший, с дикими, подернутыми странной пеленой, глазами и в какой-то странной одежде, явно предназначавшейся для кого-то покрупнее. Когда Абефорт приблизился, мужчина поднял взгляд и, с трудом ворочая языком, выдал:

— Мерлин?..

Абефорт даже обернулся, чтобы удостовериться, что за спиной никого нет. Разумеется, там было пусто, и он сдвинул брови.

— Где?

— Что «где»?

— Мерлин где?

— А ты разве не он? — странный незнакомец был очевидно удивлен. Он смотрел на него во все глаза, будто пытаясь разглядеть сквозь скопившуюся в зрачках туманность.

— Да с утра вроде не был, — Абефорт озадаченно умолк, пытаясь найти крупицу смысла в этом абсурдном разговоре. Получаться упорно не хотело. — Ты кто такой?

— Пещерный человек, — после паузы и пары взглядов по сторонам отозвался мужчина.

— Что?

Аберфорт уже был склонен подумать, что над ним просто издеваются. Вот только незнакомец говорил, видимо, на полном серьезе.

— Ну, это же логично. Я нахожусь в пещере значит я — пещерный человек, — при этих словах он опустил взгляд, будто пытаясь оглядеть себя.

Эта убийственно простая логика, чем-то напоминающая Абефорту молоток, сражала наповал. Он неверяще посмотрел на мужчину. Судя по внешнему виду, ему было около тридцати. Хотя ничего нельзя было утверждать — ужасная борода старила его лет на пятнадцать, кроме того, насколько позволял разглядеть пробивающийся в пещеру свет, он весь был в ссадинах и одежда, болтавшаяся на нем и превращавшая будто в мешок с костями, местами была порвана. Честно говоря, за пещерного человека он вполне мог бы сойти, не будь это таким бредом.

— Я, по-твоему, тоже пещерный человек?

— Ты находишься в пещере?

— Э—э—э... ну, да.

— Вывод очевиден, — и он хрипло и сильно закашлялся.

Абефорт потряс головой, чтобы согнать с себя дурноту. Что за бессмыслицу они несут? Как будто Абефорт попал в один из своих старых кошмаров, где его окружает толпа идиотов и у него нет с собой палочки, чтобы трансгрессировать. Он склонился над мужчиной, твердо решив прекратить обмен околесицей.

— А теперь серьезно: кто ты такой? Как тебя зовут, для начала?

— На том свете звали Сириус.

— Н-на каком «на том»? — отчего-то Аберфорту совсем это все не нравилось.

— Это смотря на каком мы сейчас...

Парень то ли задумчиво, то ли отстраненно вперился взглядом в стену, как будто в самом деле пытаясь разобраться, в каком мире он находится. Стена с упорством, какое имеют только стены пещер, ответа не давала. Зато для Аберфорта будто бы появился яснеющий просвет.

— Подожди... Сириус? Сириус Блэк?

Вновь оглянувшись на Аберфорта, несчастный пещерный человек дернул головой, вроде как кивая. Самым невероятным было то, что удивление в этот момент одолевало старика меньше всего. Вроде как, когда растешь бок о бок с Альбусом, удивляться вскоре просто устаешь. Однако, озадаченным он был совершенно точно, и пытался судорожно сообразить, что ему делать.

По крайней мере, слова о «том свете» теперь обрели определенный смысл.

Он хотел было представиться и воззвать к памяти Блэка, потому как им доводилось встречаться ранее, но в последний момент передумал, с трудом выпрямляясь; спина неумолимо ныла, но это предсказуемо стало отходящей на второй план проблемой.

Сириуса следовало немедленно доставить в Мунго, потому что, не считая появления в подобном месте при его статусе погибшего, у парня явные проблемы с головой и, кажется, это передается воздушно-капельным путем, иначе почему Абефорт сейчас чувствует себя так странно? И ноги, к тому же, намокли.

Намокли?

За безумным разговором с Блэком, Абефорт совсем забыл о приливе, но прилив про него не забыл... И теперь весьма настойчиво напоминал о себе, затопив его ноги уже по щиколотку. Вода была ледяной. Абефорт с тоской подумал, что завтра у него наверняка заложит нос и поднимется температура. Блэка же происходящее вокруг не волновало — он снова погрузился в себя, не обращая внимания на робкие попытки Абефорта поднять его на ноги. На ощупь он, кстати, тоже показался сущими костями, обтянутыми кожей. Наконец, волшебник не выдержал.

— Блэк! А ну оторви свою задницу от земли!

То ли подействовал рявк, то ли будто напоминавшее о себе из прошлой жизни учение Грюма настолько засело в его голове, что он почти автоматически дернулся, пытаясь подняться. Аберфорту все же пришлось изловчиться и придержать его, потому как он совсем не выглядел как человек, способный удержаться перпендикулярно земле. Взгляд Блэка при этом более осмысленным не стал, но Абефорту это и не требовалось. Главное было умудриться поддержать его игнорируя боли в суставах и обратиться к уже полузабытому шагу в водоворот. Он слышал, как Сириус резко выдохнул, будто кто-то с силой дал ему под дых, но не успел еще разок подумать о том, перенесет ли внезапный жилец трансгрессию — через пару мгновений он уже ступил чавкающими мокрыми сандалиями на подсыхающий после очередного дождя асфальт в лондонском переулке. Несколько метров до нужной заброшенной витрины с навалившимся на плечо Блэком, который тяжело дышал, больше не сбивая его с толку странными репликами, Аберфорт преодолел удачно; куда труднее дался проход сквозь нее. Оказавшись в приемной Мунго, он добрался до привет-ведьмы, которая с приклеенной улыбкой, которой и манекен у входа позавидовал бы, осведомилась, нужна ли ему помощь.

— Мерлин, вы посмотрите! — он попытался перехватить явно теряющего и без того смутную связь с реальностью Сириуса поудобнее. — Конечно, мне нужна помощь, черт вас подери!

Тело, и спина в частности, ныли все сильнее и нетерпение начисто сметало любые признаки вежливости, излишком которой Аберфорт и без того никогда не страдал.

— Позовите уже кого-нибудь, у меня тут человек в непотребном состоянии!

Уточнять, что этот человек — Сириус Блэк, который считается погибшим вот уже с десяток лет, нужным он не посчитал. Они и без него разберутся с этим, лишь бы только уложили этого как всегда удивительно непутевого парня горизонтально и дали ему возможность ретироваться. Несмотря на весьма неопределенное состояние, одно Аберфорт знал совершенно точно — ввязываться в болото под заголовком «Сириус Блэк воскрес», напечатанным большими буквами на первой полосе Пророка, ему категорически не хотелось, поэтому надо было срочно делать ноги. Промокшие, ноющие ноги.

Прежде, чем появилось сразу несколько целителей в лимонных мантиях, он еще успел с досадой подумать, что пещеру наверняка уже совсем затопило и в этот раз ему придется обойтись без выменянных у русалок водорослей. А схема была хороша.