Constellation of Black Stars (джен)

В закат, слоившийся на ночь глядя, врывалась праздничная звезда. Чернело небо, и в млечных прядях скрывались замкнутые врата. Я шёл один, и сдавали нервы, кивала в такт головою тень. Кто добежит до светил — кто первый? Когда настанет последний день? [q]

Сириус Блэк показывает язык одной из эльфийских голов, стремительно взбираясь по лестнице. Он слышит, как стук шагов Вальбурги настигает его, кажется, врезаясь уже своими следами в его тень, и старается быстрее добраться до своей комнаты. Сириус Блэк мал, — возрастом и ростом, — но жажда противоречий в нем с физическими параметрами несоизмерима, ибо ее в себе он вмещает немерено. Он, наконец, проскальзывает в оставшуюся приоткрытой дверь и быстренько захлопывает ее за собой, спасаясь от обозленной матушки. У Сириуса Блэка уровень самоконтроля колеблется по десятибалльной шкале на уровне самого круглого ноля, и это выливается в сваливающиеся со стен картины, взрывающиеся вазочки и левитирующиеся будто сами по себе диванчики для ног в серых холодных гостиных. На сей раз разрушение настигает одну из чашек в любимом сервизе Вальбурги, когда сын наотрез отказывается идти к Сигнусу и Друэлле Блэкам, где пренепременно будет его ужасная кузина Беллатриса. Сириус Блэк теперь стоит, прижавшись к двери спиной, и тяжело дышит, невольно посмеиваясь, потому что недавно обнаружилось — испорченные его магией вещи очень непросто починить. Сириус Блэк слышит, как на лестничной площадке Вальбурга пытается докричаться до засевшего в своем кабинете Ориона, и в который раз думает, что он, наверное, приемный. Или, может, не думает, а втайне желает, чтобы это было правдой. Он порой чувствует себя слишком чужим здесь, слишком чужеродным, и единственное, чем он пока эту чужеродность может подчеркнуть — закрытая дверь.

Сириус Блэк громко и выразительно фыркает, дергая плечом в попытке вырваться из рук матери. Вальбурга упорно смахивает несуществующие пылинки с мантии сына, пока второй из них, Регулус, трется рядом, цепляясь за ее руку. Сириус Блэк же порывается слиться с толпой волшебников на платформе у сверкающего алыми боками Хогвартс-экспресса. Он переминается с ноги на ногу, ощущая зудящее где-то за шиворотом возбуждение/предвкушение, готовый в любой подходящий момент выскользнуть из-под материнского надзора. Женщина же терпеливо ждет родственников, намереваясь отправить сына в одно купе с задерживающимися где-то кузинами. Она говорит об этом вслух, когда мальчик пытается шагнуть к вагону, но это работает совсем не так, как она планировала — не пресекает попытки уйти, а лишь усугубляет все. Сириус Блэк подхватывает за ручку большой чемодан и, игнорируя его тяжесть, ловко проскакивает под протянутой к нему костлявой рукой Вальбурги, пробираясь к поезду.

Сириус Блэк заглядывает в купе и едва ли не кривится брезгливо, завидев сколько-нибудь знакомые лица, проходя все дальше по вагону. Он волочит за собой чемодан, нервным движением головы пытается откинуть темную челку с глаз, тяжело дышит и выглядит, пожалуй, довольно комично, но переживает об этом в последнюю очередь. Видит, наконец, пустое купе и решает, что оккупировать его и самому решать, кого впускать — оптимальный вариант. Сириус Блэк устраивает эдакий фейсконтроль и интуитивно выбирает себе попутчика, которым оказывается мальчик с до невозможности непослушными волосами и квадратными очками, представившийся ему Джеймсом. Он вдруг обнаруживает, что даже в этом купе, в еще не тронувшемся поезде, в компании мальчишки по имени Джеймс чувствует себя гораздо комфортнее, чем в собственном доме. Достаточно комфортно, чтобы это чувство не отпускало его, когда к ним присоединяется поразительно рыжая девчонка и ее подозрительного вида дружок. Достаточно комфортно, чтобы травить глупые шуточки вместе с Джеймсом, с которым оказалось очень просто создать тандем в противовес рыжеволосой и хлипкому мальчику.

А потом возбуждение/предвкушение, томящиеся всю дорогу у него под лопатками, стягиваются в тугой узел и взрываются ликованием. Сириус Блэк повторяет про себя «Гриффиндор! Гриффиндор!», вышагивая пружинистым шагом к отзывающемуся аплодисментами столу красно-золотого факультета, в то время как галстуки всей его родни помечены серебром и зеленью. Ликование его отдает злорадством, и, ведомый им же, Сириус Блэк даже не утруждается сообщением о своем распределении отцу с матушкой, полагая, что весть донесут и без него.

Сириус Блэк прыскает со смеху, сидя на полу в гостиной Гриффиндора, пока рядом по этому самому полу катается Джеймс Поттер под режущий слух, скрипучий голос Вальбурги, доносящийся из громовещателя. Позже в комнату спускается привлеченный шумом незамеченный раньше Сириусом Блэком мальчик, светловолосый и с виду немного болезненный, и Сириус, не задумываясь, хлопает рукой по полу рядом с собой, полагая, что и тот не прочь позабавиться непрерывными вещаниями миссис Блэк. Сириус Блэк доволен, как объевшийся сметаны кот.

Сириус Блэк смеется. Он смеется много, часто, заливисто и, что важно, заразительно. Рядом с Сириусом Блэком сгибается пополам Джеймс Поттер, с которого едва не слетают очки, посмеивается тот самый болезненного вида уже-почти-не-мальчик Ремус Люпин и хихикает розовощекий мальчишка по имени Питер, который не совсем понятным для него образом просто прицепился к их компании, став ее частью, став их хвостиком, следующим неотступно везде. Если бы Сириус Блэк мог оценить здраво, со стороны, свои ощущения и состояние, то он сказал бы, что чувствует себя завершенным. Целостным, гармоничным — зовите, как вам больше по душе, но суть одна — Сириус Блэк в своей тарелке. Он ощущает себя, как бы это сказать... королем вечеринки. Он отвешивает шутливый поклон своим со-королям из компании, вместе с которыми он, как сам любит пафосно заявлять, творит историю. Ловким взмахом палочки он заставляет волосы проходящего мимо хаффлпафца позеленеть. В приступе ярости он ломает надвое метлу о голову какого-то слизеринца после матча по квиддичу. Он шляется по ночам с друзьями по школьным коридорам, удивительно часто оставаясь безнаказанным и взращивая в себе такой удачливостью еще больше уверенности в исключительности их содружества. Сириус Блэк растягивает губы в обольстительной полуулыбке, подмигивая краснеющей рейвенкловке. Сириус Блэк копит заведенные на его и имя Джеймса, — а иногда и Ремуса и даже Питера, — карточки в подсобке Филча и зовет их "Хронологией бытия". Он веселится от всей души и совершенно не хочет отправляться на каникулы домой.

Сириус Блэк тихо присвистывает, слушая о маленькой/большой мохнатой тайне Ремуса. Он пресекает его возражения на гениальный план Джеймса, и позволяет на следующий день нагрузить себя стопкой книг. Сириус Блэк думает неоднократно, что анимагия — это чертовски здорово, и уже просчитывает в уме, какие возможности это для них откроет. Он проявляет вдруг удивительную усидчивость и старательность, показывающую, что Сириус Блэк может в самом деле не жалеть сил на что-то, если только посчитает это чем-то стоящим. Он обзаводится хрипотцой в голосе, которая, кажется, может свести с ума добрую половину хогвартских девчонок, и смех, имеющий сходство с лаем. Сириус Блэк забавляется параллельностью своей анимагической формы и "собачьей" звезды, в честь которой ему дали имя. Он снова доволен собой, только теперь не как кот, а как пес, отзывающийся на имя «Бродяга», которого теплой рукой почесали за ухом.

Сириус Блэк тщетно щелкает зажигалкой у сигареты и злится. Сириус Блэк слишком упрям, чтобы просто потянуться к лежащей на тумбочке палочке и слишком зол, чтобы у него был шанс совладать с маггловской вещицей. Обозленный, он являет собой силу плохо контролируемую, и не столько другими, сколько даже им самим.

По наитию, импульсом, следуя порыву; у Сириуса Блэка плоховат контакт мозга с той дурацкой штуковиной под ребрами, но он отнюдь не считает это недостатком. Видите ли, Сириус Блэк вообще сомневается в их у себя наличии, по крайней мере, говорит он именно так. Правда, он говорит много разных вещей, и сам толком не уверен, какая же часть из них — правда, а какая — выдуманная им удобная/красивая ложь. Чем больше Сириус Блэк беспечен и безразличен, тем хуже, в сущности, обстоят дела. Но за выдумками и беспечностью куда проще спрятаться, как за дымом все же зажженной сигареты, чем сталкиваться с реакцией окружающего мира.

Сириус Блэк громко хлопает дверью, заглушая матушкин крик. Он даже, кажется, усмехается немного злорадно, радуясь, что снова довел Вальбургу до белого каления. Он беспечно падает на кровать с темно-красным балдахином, прекрасно зная, что мать не бросится с нравоучениями за ним в комнату, потому как не терпит смотреть в очередной раз на яркое свидетельство бунтарства — обстановку в его спальне. Слишком теплые для этого насквозь промерзшего серебром и зеленью дома цвета Гриффиндора радуют только глаз Сириуса Блэка, во всех остальных пробуждая лишь раздражение. а раздражать семейство с некоторых пор стало для Сириуса летним развлечением, пока, в конце концов, не стало и это надоедать, когда в десятый или сотый раз его пинали тем, что он — не Регулус.

Сириус Блэк тянется к тумбочке у кровати, чтобы пошарить в ее ящике в поиске пера и пергамента и написать Сохатому, что в ближайшее время ему стоит ожидать гостей. Но прежде, чем он делает это, дверь в комнату неожиданно распахивается, и вопреки твердому убеждению, что Вальбурга не выносит вопиюще-гриффиндорскую спальню Сириуса, именно она стоит на пороге.

Когда Сириус Блэк ругается с ней или с отцом, или, чего хуже, с Регулусом, в его голосе отчетливо проступает едва ли не собачье рычание. Слишком принципиальный и гордый Сириус Блэк не выносит, когда последнее слово остается не за ним, поэтому ссоры длятся долго и ведутся жарко, до тех самых пор, пока сознание его не пронзает одна короткая раскаленная мысль — с него хватит. Он снова хлопает дверью, на сей раз — входной, чтобы, как он надеется, больше не переступить порог этого дома. Сириус Блэк решает — его лучшему другу придется смириться с тем, что гости будут неожиданными, но он и на секунду не сомневается в том, что в крайней степени приятными.

Сириус Блэк приобнимает за талию хаффлпафку, имя которой забыл, едва она его назвала, и ухмыляется, чувствуя затылком взгляд Марлин МакКиннон. Он невероятно доволен, так как уверен, что, повернись он, непременно прочитал бы в этом взгляде злость, и непременно приписал бы себе честь быть ее причиной. По каким-то неведомым Сириусу Блэку причинам, он не мог окутать своими чарами Марлин, и теперь довольствовался тем, что пробуждал в ней злость, которую считал лучшим показателем своих побед. Он бы, наверное, мог посчитать мелочью упрямую холодность гриффиндорки, если бы только не задетая этим гордость и твердая уверенность, что это все напускное. Поэтому Сириус Блэк давит на больное. Он целует в щеки и губы других девушек, попадающих в сети, на глазах у Марлин, и ему ни капельки за это не стыдно. Только самую чуточку обидно, что это не дает никак желаемого эффекта, но он ни за что в этом не признается. Сириус Блэк вообще не признается, что его что-то задевает, тем более — девушка.

Он снисходительно терпит, пока Джеймс распинается о рыжеволосой Лили, лишившейся уже своего бонусного дополнения-Нюниуса. Он намеренно пренебрежительно фыркает, когда друг заводит речь о чем-то отдаленно напоминающем любовь. Сириус Блэк называет это обманчивой лихорадкой и долго еще пытается выбить из головы Поттера эту чушь, пока вдруг не успевает и моргнуть глазом, как тот ходит под руку с Эванс. Сириус Блэк же продолжает целовать каких-то девушек в щеки и губы, косясь самодовольно на Марлин МакКиннон. Он все еще считает любовь и все ей родственное — красивой, но все же чушью, заморочившей голову его лучшему другу. Сириусу Блэку, конечно, невдомек, что чушь эта застряла и в его голове.

А потом ему какое-то время не до попыток позлить Марлин МакКиннон. Сириус Блэк ощущает совсем легкий мандраж перед выпуском и думает все чаще — ну вот теперь точно начнется веселье. Он снова заразно хохочет/смеется своим лающим смехом, пока волшебные фейерверки озаряют темное небо над Хогвартсом, а он с компанией плывет в покачивающейся лодке из замка так же, как впервые попал туда — через озеро. Он выстраивает в голове какие-то грандиозные планы, включающие в себя покорение мира, искоренение зла и ежедневные праздники, пока машет удаляющейся школе рукой и чувствует похлопывание Джеймса по плечу. Сириус Блэк уверен, что дальше его ждет жизнь.

Сириус Блэк трансгрессирует прямо на порог дома, доставшегося ему от дяди Альфарда. Сириус Блэк взмахом палочки открывает дверь и ставит бутылку огневиски на тумбочку в прихожей, устало стягивая мантию. Он позволяет сознанию лениво выцепить мысль: и это та самая жизнь, которой он ждал? На щеке у него красуется алый след, глубокая полоса, из рассеченной кожи все еще каплями выступает кровь. Он проходит в полупустую гостиную, не забыв прихватить бутылку, и буквально падает в кресло, открывая попутно крышку. Огневиски жжет почти так же, как и порез, который минутами ранее он небрежно называет «царапиной» и отказывается дать залечить. Сириус Блэк возвращается после смен в Аврорате и стычек именно так — устало и с огневиски в руках, и уже далеко не в первый раз. Сириус Блэк пытается успокоить что-то мечущееся в груди, — душу? — визитами в дом Джеймса, где слышен смех его и Лили, где слышен топот маленьких ножек его крестника. Он пытается найти утешение в компании Ремуса, пропитанной молчаливым сочувствием, и редких беглых визитах Хвоста. Пытается — и не находит. Плещет в стакан что покрепче, щелкает привычно зажигалкой у сигареты, распахивает настежь окна, впуская в дом прохладную ночь, и замирает. Сириус Блэк явно не может соотнести картинку реальную с картинкой в голове, которую нарисовал себе всего-лишь каких-то пару лет назад, не может на фоне различий вычленить изъяны, не может наладить все. Сириус Блэк замирает и смотрит, как ночь вползает в гостиную, как вместе с ней просачивается свинцовая тяжесть, невидимая угроза, острый запах, отдающий на языке металлом, как отдает им кровь. Сириус Блэк хотел бы понять, как до такого дошло; как его замечательная жизнь начала катиться в никуда, но не может, и некому ему это объяснить, некому сказать, мол, эй, весь мир катится именно туда. Оказывается, Сириус Блэк внезапно одинок.

Вот только чувство это давно ему не знакомо, и Сириус Блэк никак его не узнает.