Широка река, глубока река... (гет)

Вечерело. Солнце неторопливо ползло на запад, покрывая за миг расстояние в тысячи километров и стараясь как можно скорее спрятать свой свет от жителей восточного полушария. Правда, людям, давно уже освоившим достижения современной науки и техники, уже не страшна не только темнота, но и голод с холодом и муками совести.

Лена, река полноводная, река широкая! Небесные лучи украшают тебя златыми каменьями, однако и без них твоя краса не умаляется… Плеск да шёпот водицы убаюкивают травы, а звери пьют твою прозрачную кровь, почитая за священную… Именно в этот час к твоим берегам пришёл таинственный гость. Не откажешь ему, река великая, в приёме тёплом…

Места тут дикие, человеку непокорные. И затеряны в глубине веков следы первопроходцев русских… Лишь один уголочек наверху, не заметный с песчаного берега — для того, чтобы туда попасть, пришлось бы преодолеть обрыв, решётчатый от птичьих гнёзд и корней древесных— выглядит иначе. Высокая, по пояс, трава здесь аккуратно вытоптана, почва твёрдая, глинистая, а к самой прогалине ведёт узкая, почти незаметная тропинка из леса. Дорожка упирается в бревно, давно облюбованное всякой живностью и грибами. Странно видеть, что я эта труха ещё служит кому-то на пользу.

Под прикрытием зелёной стены, на земле, опёршись спиной на древесную опору, в полном одиночестве сидел высокий парень. В обществе бы сказали, что он выглядел старомодно: потрёпанная шинель на плечах, брюки болотного цвета заправлены в кирзачи с подошвой, немного оплавленной по неосмотрительности владельца, да шея закутана в длинный шарф молочного цвета. Если присмотреться, то тканые концы уже размахрились, а кое-где и вовсе обнаруживаются бурые пятна и протёртые места. Ветер играл со светло-русой копной на голове, а тяжёлый взгляд лиловых глаз был устремлён в закатное небо. На коленях юноши покоилась огромная розетка подсолнуха с эбонитовыми семенами, да и карманы шинели не пустовали: в одном— тёмные перчатки, из другого же торчала непочатая бутылка водки с неразборчивой этикеткой. Не похоже было, что незнакомец собирался пробыть здесь до ночи, но мгла наползала слишком быстро, чтобы он смог уйти отсюда засветло.

Вздохнув глубоко и тяжко, он выдернул из подсолнуха небольшой лепесток и прижал к носу. Как же ему хотелось, чтобы у цветка был ещё и чудесный запах, но с того момента, как люди познакомились с растением в Петровскую эпоху, никто так и не удосужился подумать над этим. Поэтому сейчас для парня представляла большую ценность чёрнота в розетке. Солёные жареные семечки, считал он, абсолютно теряют свою заманчивость. Свежий подсолнух — другое дело: и время потратишь, пока будешь его потрошить, и зёрна такие, что не успокоишься, пока не прикончишь розетку целиком. Чтобы от тёмных бугорков осталось лишь поле дырок. Нет, подсолнухи — это просто отлично.

Коснувшись мятого лепестка губами, парень положил его на правую ладошку и позволил ветерку унести его с собой в бескрайние дали. Хорошо-то как!.. Когда вокруг всё так и дышит вечностью, можно позабыть о том, что ты всё ещё находишься на грешной Земле, и не вспоминать даже, что есть вещи, отличные от этого неба в цветных разводах, озорного ветра и шелеста волн...

Поток воздуха с реки, забравшийся под шинель через расстёгнутый ворот, заставил невольно поёжиться. Быстро же тут холодает, и есть какая-то тайна в сих краях — кажется, будто даже мысли твои доступны каждой травинке и камню, а вода отзывается благодатным шелестом или сердитым рокотом. Ведь не всегда на душе светло да лёгко…

Полевой ковёр вновь задрожал наперекор ветру. По всему изумрудному шёлку поплыли волны от смутного силуэта. Послышались шаги, тонкие, почти бесшумные, так что парень, глубоко погрузившийся в собственные мысли, не услышал их.

—Опять ты грустишь здесь, — на плечо опустилась женская рука. Юноша и не вздрогнул, всё так же продолжая глядеть на речку, волочившую массивы камней и песка в своём теле.

— Россия, не стоит молчать.. Ты же знаешь, что я не обманусь таким состоянием.

Девушка села рядом с ним, не побоявшись запачкаться. Пальто угольного цвета не обнаруживало в себе грязи — зато на него постоянно садилось белое, а зелёное платье и не касалось земли вовсе.

— Я предполагал, что ты придёшь сюда, Сибирь. В конце концов, это твои владения. Хочешь? — парень протянул ей почти целый подсолнух.— Вдвоём и грызть интересней.

— Да ладно, Вань, обойдусь пока.

— Наше дело — предложить,— кажется, парень легонько улыбнулся. Вообще, в присутствии Сибири он старался стереть с себя давно заученную, защитную ухмылку, и вёл себя несколько более раскованно, даже свободней, чем с сёстрами.

Серо-зелёные глаза девушки разочарованно сверкнули. Видимо, с Россией действительно что-то стряслось, коли он стал до неприличия краток.

— Странный ты сегодня какой-то. У тебя точно всё в порядке?— она переложила сумку на колени. В конце концов, мало ли, выпадет что-нибудь ненароком, или букашка залезет.

— Пожалуйста, не надо так волноваться… Я дам тебе знать, если появится что-то серьёзное,— раздражённо выпалил собеседник. Желания развивать тему не было.

— Так и быть, уговорил, отстала. Нехорошо лезть в душу, если не просят. Однако на один вопрос ответишь хотя бы?— вздохнула Сибирь. В вышине раздался характерный свист — вот и закружил коршун в поисках съестного.

— Валяй, — бросил Россия, так и не посмотрев на девушку, будто она просила о чём-то неприятном.

— Почему ты не взял со стола рубашку, что я тебе вчера оставила?

— Ну… Она была такая белая, чистая и вкусно пахла, что я решил оставить её на завтра,— увы, попытка спрятать лёгкое смущение за неловкой улыбкой у России полностью провалилась.

— Эх, ты… Наверняка, её уже утащил какой-нибудь Литва. Я не раз видела, как они берут твои вещи… Ой, я и забыла, что ты сейчас живёшь совершенно один.

Россия недовольно плюнул в сторону подсолнуховой кожуркой.

— Если уличу за кем-то, за ценой не постою.

— Кстати, я давно не делала для тебя ничего нового. Может, связать тебе шарфик? Или хотя бы этот подлатать — совсем уж истрепался.

— Не-не-не,— тихо усмехнулся Иван. Он вспомнил об одном таком подарке, который Сибирь гордо вручила в честь года Дракона — длинный шарф в виде Змея Горыныча. Трёхголового, крылатого… Шеи с мордами и хвост забавно трепыхались при ходьбе, перепонки крылышек удачно ложились на плечи, от шарфа так и веяло уютом. ..Правда, Большая Восьмёрка не оценила подобной оригинальности — разве что Ван Яо пришёл в «неописуемый восторг, ару». Брагинский весь день не мог оторвать Китая от Горыныча. А вот Англия, казалось, готов был сожрать Россию с потрохами — давно во взгляде из-под кустистых бровей не ютилось столько ненависти. Ивану было приятно внимание к собственной персоне, но, всё же, от взгляда Артура становилось не по себе. Остальные, видимо, лишь тихо посмеивались под нос. В дальнейшем забавный шарф Россия не раз носил дома, однако в один момент дракон куда-то пропал — Иван подозревал, что Китай таки прихватизировал Горыныча.

— Не обессудь, Маш, но в другой раз. А этот, так и быть, отдам тебе на растерзание. Завтра же поищу что-нибудь в шкафу на замену. Я слишком привык к вещам на шее…

Брагинский слегка приподнялся и пересел на бревно. Земля-матушка душу греет, чего не скажешь о теле. Молчаливым кивком пригласив Сибирь сесть рядом, парень поудобней перехватил подсолнух левой рукой и произнёс:

— Что ты всё обо мне… Я не стою такого внимания. Лучше рассказывай, какова твоя жизнь.

— Ничуть не хуже и не лучше. Вон, вчера Китай опять приходил, гремел своими коробочками да пельмешками кормил. Кстати, я так и не могу понять, чем фруктовые цзяоцзы лучше маленьких, сочненьких, с говядинкой или…

— Сволочь, а меня он угощать отказывается,— натянуто улыбнулся Россия. — Ничего, посмотрим, что будет, если немножко усилить таможенный контроль на границе, кол-кол-кол…

Спокойное выражение его сменилось злорадством, но внезапное тёплое прикосновение остудило пыл. Мария опустила голову на уютное плечо Брагинского, абсолютно не обращая внимания на недовольство того. И незамедлительно почувствовала, как Россия и сам прислонился к её черепушке, громко и лениво зевая:

— Пока пусть живёт. Только в чёрном списке ещё на один пунктик стало больше.

— Зачем тебе надо коллекционировать чужие промахи? Разве это так интересно?— спросила Сибирь, поигрывая с каплевидными деревянными бусинами на шее.

— Конечно. Против чужих козырей должен быть собственный набор тузов в рукаве…

— Кто бы говорил… — насмешливо прошелестел женский голос.

— Прекрасное время, скажи? — мечтательно произнёс Иван, расправляя веер из карт.

— Не то слово. Что ни день, то в гости какие-нибудь паразиты приходят. Да, десятку пик можешь обратно за шарф заткнуть, шулер хренов.

— Кол-кол. Держи…— на стол бутербродом легли два вальта.

В уголках губ Сибири вновь блеснула улыбка. Россия явно себя считал хитрее, чем есть.

— Вчера пришло письмо от Казахстана. Приглашал прокатиться на лошадках по степи. Не откажешься оставить компанию?

— Будет день — будет пища,— подмигнул Иван. Да сколько у Маши этих козырей?!

— Тогда на сегодня всё.— Сибирь опустила тонкие брови, и на столешницу приземлилась дама червей. — А теперь — пошёл отсюда. Учись играть лучше.

Россия, хмыкнув, поднялся со скамьи. Убираться надо было расторопно, иначе девушка могла выпроводить не без рукоприкладства.

..— Но ты тогда неплохо играл, правда. Неплохо для любителя, но чудовищно для профи.

— Зато с шахматами всё отлично, — Брагинский с довольным видом продолжил потрошить подсолнух, выдергивая семечки через одну,— Видишь, даже цветок чем-то походит на шахматное поле. Что ни говори, а в этой гармоничной игре есть капля вечности…

— Лучше скажи, где ты так и не смог обнаружить глубинного смысла,— Сибирь на секунду хитро прищурилась. Россия притворно надулся— увы, одно очко в пользу Марии — но и тут не смог избежать лёгкого выпада:

—Гляжу, в тебе опять проснулся хомяк. Признайся, тебе же идут такие щё…

Закончить ей не дала ладонь, так мягко и ненавязчиво оборвавшая нить разговора.

— Будем считать, что я ничего не слышал. — Иван коварно усмехнулся.

Девушке не пришлось прилагать особых усилий, чтобы убрать лапу в сторону, а вот разгладить неприятную улыбку не мешало бы. Но, подумав, что здесь она может перегнуть палку, Сибирь решила оставить жест без комментария.

— А всё-таки, не понимаю, почему ты так печалишься. Тяжёлые времена прошли, не так ли? — тема перешла в другую колею.

— Я стараюсь вычеркнуть из памяти всё плохое… Главное, ненароком не ошибиться и не уничтожить что-то стоящее…

Девушка неторопливо помешивала варево, в перерывы успевая сортировать сушёные грибы, разбросанные по столу. Огромное меховое чудище нежилось у её ног, урча скрипуче и прижимисто, по-кощейски тратя ласку. Ушедшая с головой в работу, девушка и не услышала, как тихо скрипнула дверь, впуская осенний ветер, а из щели заблестели незнакомые фиолетовые глаза. Эти очи, два любопытных зеркальца, неотрывно следили за каждым её движением.

Девица всё с той же беспечностью возилась у камелька, разве что таки отпнула в сторону кота, обнаглевшего до того, что стал кусать хозяйку за щиколотки. Животное, противно мяукнув, перебралось под лавку, недовольно облизываясь и ловя носом воздух. Несмотря на то, что котяра заметил незваного гостя, отнёсся к этому с привычным безразличием — лишь бы в деревянную плошку регулярно наливали молоко, да со стола кидали вкусные объедки.

— Ай! — вскрикнула девушка, зажимая обожжённую ладонь. Раскалённый горшок — не шутка, уронишь — бед не оберёшься. Даже коснуться больно.

Окинув комнату взглядом, озлобленным, будто ища виновного, она опустилась на лавку. Глаза наблюдавшего же засветились лёгким испугом и жалостью. Спрятав ожог в складках зелёного платьица, девица перебирала хрустальным взглядом по комнате, с укором и болью, казалось, не чувствуя на себе чужого пристального взора.

— Заходи, не стой у порога, — внезапно пробормотала она в никуда.

Широкая узловатая ладонь распахнула дверь, и тень скользнула в светлицу. Девушку несколько смутило то, что, несмотря на приличную одежду, гость выглядел достаточно заморенным . Вместо глаз у этого высокого парня с грубоватой внешностью и рассеянной улыбкой зияли две фиолетовые бездны, заполненные мглой до краёв.

— День добрый. Как ты оказался в такой глуши? — уголки губ её едва изогнулись.

— Просто мимо проходил, дай, загляну, остался ли живой кто, — улыбнулся юноша.

— И не стыдно так, исподтишка подсматривать?

— Я не хотел тебя отвлекать, — произнёс он с той же улыбкой.

— Ладно, проходи, не стесняйся, — девушка пожала плечами. — Рассказывай, кто таков и откуда… Ой, что же это я так невежливо — некормленого да расспрашиваю.

— Не стоит беспокоиться. Я кушал недавно…

— По таким едокам погосты плачут. Пошли, всё как раз с пылу с жару, — она, встав, жестом поманила за собой. Парень неуверенно оглянулся, завёл руки за спину, но не отказался…

— ..Замученный ты какой-то. Что с тобой дома такое делают? — девушка сидела, подперев руками подбородок, и наблюдала за гостем. Говорил немного, ел жадно, но выглядел добрым.

Парень поднял глаза. Девушка вздрогнула: от такого взгляда, вкупе с неестественной, милой, но ужасной улыбкой, стало жутковато. Что-то в этом было не так… Она вздохнула:

— Да ты ешь, не волнуйся. Так говоришь, у тебя две сестры?

— Ага. Старшая, Украина, красивая, но дурёхааа… А вот младшая — красавица, вот только характер ершистый, глядит на всех бирюк аки.

— Познакомишь как-нибудь? А то времени — много, а друзей — мало. Сижу вечерами, на небо гляжу да нити вяжу… Или же с людьми лесными речи веду…

— Интересное дело твоё. У тебя звери так выходят живо, будто, кажись, сойдут с ткани… — он кивнул в сторону гобелена с лосём, растянувшемся на одной из стен. — Научишь?

— Смешной ты. Мужское ли это дело?

— Но красиво ведь. Да и пальцы порой размять хочется, совсем мотыги да лопаты надоели. Эх…Смотрю, темнеет. Хорошо тут у тебя, тепло, сытно — признайся, где ручное солнце держишь? — но пора мне назад сбираться. Сестрицы беспокоиться будут.

— Не стану тебя удерживать. Вот, возьми на дорогу — семья твоя голодает, а я и малым довольствуюсь, — она, встав на лавку, сняла с печки берестяную кадушку и протянула юноше.

— Спасибо тебе огромное. Заходи в края мои, в долгу не останусь… — он толкнул дверь носком сапога и обернулся на пороге.

— Счастливой дороги! Не заблудись!

— Выйду как-нибудь! — помахав рукой на прощанье, случайный гость снова канул в осень.

— …Тятенька, а ко мне сегодня странный юноша приходил. Высокий такой, в плечах — косая сажень, вот только от голода еле на ногах держится. А глаза у него как у филина, только цвет потрясающий: будто небо ночное, — девушка в зелёном платьице сидела на коленях у немолодого мужчины, закутанного в необъятный чёрный плащ. Ржавые цепи мерно позвякивали, а их владелец лишь хитро покручивал ус.

— Ночное небо, говоришь… И в самом деле, интересный гость.

— Боюсь я его, тятенька. В очах у него навьи сидят, да и глаголит речи страшные, — девушка поглубже зарылась в чёрные одеяния старика, желая спрятаться в объятьях родных.

— Не бойся, Машенька… Знаком мне молодец этот. Славный малый, вот только лихо за ним по пятам ходит. Чует моё сердце, что связаны будут ваши судьбинушки накрепко…

— Что мне делать, батюшка? Ведь страшусь я идти в края далёкие.

— Следуй тропами звериными, они и приведут тебя в земли неведомые. Не робей и не кручинься, да звёздочки слушай.

— Обещаюсь, тятенька…

Холодные старческие руки нежно погладили девичьи ладони.

Раздалось несколько коротких и тихих стуков в дверь. «Неужто, опять птицы лесные балуются?» — подумала Украина, поправляя волосы по дороге.

— Здравствуйте, — пропел голосок, когда Ольга, наконец, справилась с тяжёлой дверью.

— Ой, милая, а кто ты? Помнится, братик что-то говорил про девицу, обликом с тобой схожую..Погоди… — задумалась Украина. — Так это ты — Сибирь? Проходи, проходи, милая.

— А вы Украина? Россия много мне про вас рассказывал.

— Правда? — Ольга расплылась в улыбке. — Вот только, прошу, не стоит на «вы». Век наш, гляжу, не сильно разнится. Бела, иди сюда, скорее, у нас гости! — крикнула Украина в сторону.

— Ну что ещё… — далеко позади раздался грубоватый женский голос. — Оль, я же говорила, что я занята… Что это за девка?

Подошедшая русоволосая девчушка была очень мила сама по себе, но мрачный лик отнюдь не добавлял ей хоть сколько-нибудь обаяния.

— Сибирью её зовут. И не надо собакой лаять. Свою душу недужную держи при себе, — процедила Украина, продолжая мило улыбаться и снимая с гостьи накидку.

— Очень уж надо, — фыркнула Беларусь, бросила презрительный взгляд на девушку в зелёном и ушла прочь.

— Не бери в голову, если она тебя обидела. С ней часто так бывает, — проворковала Украина.

— Если можешь, передай от меня дар сей своей сестрице младой — ведь это она, да? — Сибирь вынула из складок платья тканую полоску, мерцавшую серебром. — Эта ленточка украсит её милое лицо и, надеюсь, поможет хоть чаще улыбаться. Да и для тебя, Украина, у меня дар есть.

— Для меня? Подарок? Как это мило… Мне так давно никто не делал ничего приятного…

— Не обессудь, если не угодит, — Сибирь сняла с плеч расшитую узорную котомку и, одним движением распустив странный узел, вытащила на свет белый что-то яркое и мягкое.

— Какая прелесть! — наверное, восхищённый возглас Ольги был слышен во всех тёмных закоулках дома. — Она такая тёплая…

— Пусть эта шаль будет для тебя и душегрейкой, когда холод закрадётся внутрь, — скромно пробормотала Сибирь, терпеливо снося слишком крепкие объятья Украины. Неужели, у них всё так плохо, когда эта девушка так радуется мелочи?..

— Сестра, что с тобой? Неужели кто-то решил помочь тебе по хозяйству или и вовсе стать единым с нами? — это спустился Россия по лестнице. — А у меня, вон, нос чешется…Как-никак, опять скоро пить придётся. Ой…

Он тут же наткнулся на чьи-то зелёные глаза и с трудом смог подавить удивление:

— Доброе утро..Эм..Или день. Рад видеть тебя в наших скромных владениях. Гляжу, ты уже познакомилась с моими сёстрами?

— Они очаровательны, вот только Беларуси явно не хватает живого общения. Почаще бы гуляла, что ли, — хихикнула Сибирь.

— Кто хочет чаю? Самовар давно готов! — прокричала Украина из соседней горницы. И когда только успела?..

Россия смущённо вздохнул — сестра порой вела себя слишком навязчиво.

…Несмотря на то, что дом не шёл в ногу со временем, Сибири понравились эти светлые и пустынные палаты. Многие мелочи здесь — от старинных картин до резных сундуков, набитых доверху скарбом хозяев — так и были окутаны завесой из теплоты и тайны. Иван говорил, что этому «сараю» далеко до хором его государя, но девушка трудно представляла себе место, более подходящее как для дум долгими зимними вечерами, так и для приёма целой ватаги званых и незваных гостей. Сквозь радужные стёкла пробивались тонкие лучи света, а разности вдоль стен в коридорах надолго притягивали особо любопытных. Россия медленно говорил о чём-то, видимо, приятном для него, но Сибирь слушала вполуха, околдованная окружением.

— Не зря я выбрал это место — даже домишко построили славный, наглядеться, вижу, не можешь, — довольно проговорил парень.

— А есть ли тут такая светлица, которая тебе всех милей? Где можно спрятаться, как прячется зверь в нору от непогоды?

Одного взгляда было достаточно, чтобы девушка поняла, что ей такой уголок точно покажут. Иван потянул её за запястье куда-то в сторону, улыбнувшись на редкость искренне и мягко.

— Вот мы и пришли… — Россия опустился на переметную скамью, стоявшую у окна. Здесь, в отличие от прочих светлиц, стёкла были прозрачны, как слеза, а при желании хозяин и вовсе мог укрыться от мира за расписными ставнями. Стены сей комнаты неизвестные мастера оживили цветами да зверями лесными, то тут, то там стояли скамьи с обивкой бархатной, а в углах красовались высокие шкафчики с изразцами. Просторно и живо, как живы были хоромы в целом.

— И отчего тебе кручиниться, когда вокруг красота, а рядом — любящая семья? Всё же лучше, чем в одиночку дни коротать… — Сибирь, отыскав место поудобней, примостилась на краешке.

— Не всё тут так-то просто. Царь крут норовом, так и торопится люд простой извести — и не только смердов с холопами, даже бояр не щадит. Находят мысли тёмные при виде его на меня, беду чувствую…

— Может, не стоит впускать в сердце сии думы тёмные? Лишь зло бередят они в душе твоей. Тяжкая доля — прятать за шёлковыми занавесями пыльные кладовые.

— Привычно мне… Улыбка отражает зло, как щиты стрелы калёные.

— Щиты? Это те, что наши охотники при промысле или войне вяжут из костей и кож? — удивленно спросила Сибирь. Не так уж и много оружного люда проходило через её владения, да и те были конными.

— Нет. Кожа и дерево слишком мягки для боя.. Посмотри на это! — Россия ласково погладил холодный треугольник с орлом на стене. — Научу тебя воинскому искусству нашему, ибо врагов у тебя много, а с теми снастями, что есть у вас, и каши не сваришь.

Сибирь ненадолго задумалась. Однако скоро последовал другой вопрос:

— А что это за палки громовые, с какими стрельцы твои приходят в края мои? Боятся их люди пуще демонов лесных.

— Это хороший гром, тот что защищает. Но способен и смерть нести лучше меча вострого…

В своих родных землях Россия чувствовал себя спокойней, и Сибири было приятно слушать про обычаи русские, дела великие и героев древних. Она почти не перебивала юношу, лишь изредка начиная вести речь, и он, казалось, готов был рассказывать обо всём, что ему было интересно, дни напролёт, но иногда Сибири казалось, что на его мягкие черты ложилась тень.

… — Пойду я, пожалуй, ведь путь далёк и опасен, а то и вовсе сыновья Улуса Джучи прийти могут, и тогда много крови людей невинных пролиться может…

Золочёный кубок, что Россия вертел в руках своих, полетел на мягкие ковры. Тяжело было Сибири чувствовать в своих зелёных глазах тень того страха, что мелькнул во взгляде Ивана.

— Ни…Я отпущу тебя, только если… — забормотал он, припирая дверь светлицы. Девушка нахмурила брови, ибо ей всё это показалось подозрительным. Она встала, поправляя складки платья, и неторопливо зашагала к выходу.

— Что «если»? Если решил ты полонить меня, дорогой ценой достанется тебе добыча.

— Нет-нет… Я отпущу тебя, если… — грубые перебитые пальцы впились ей в плечи, и Россия что-то зашептал ей на ухо, время от времени озираясь, будто боясь чужих ушей.

Речь его лилась долго, шелестом по светлице, а Сибирь же безмолвно кивала, улыбаясь. Видно было, что угодны ей неизвестные речи, хоть и нельзя сказать было, что о добром рёк Иван — печаль читалась на лице его.

…— И, разумеется, мы должны быть едины. А это значит, что я просто обязан пойти сейчас с тобой.

— Но… А как же Улусы? Если они заметят тебя в землях моих, не сносить головы.

— Я победил их отца — что мне стоит разделаться с сыновьями? — подмигнул Россия, кивнув в сторону топора с широким и плоским лезвием — бердыша — что висел на стене.. (1)

— Я до сих пор не понимаю, как тебе удалось так быстро от них избавиться, тогда утомлённому и страдавшему от выходок собственного государя.

— Если бы я знал, то всё стали бы едины со мной ещё давно. Однако последнее — лишь вопрос времени… — Иван мечтательно улыбнулся, а Сибирь отвела взгляд в сторону. Увы, за всю жизнь она так и не решилась хотя бы разок намекнуть на то, что идеи России абсолютно утопичны.

— Слышишь? В лесу сова кычет. Орлицы с главами кошачьими. Бывало, не раз они мне указывали тропки верные в тайге непролазной, — кивнула Сибирь в сторону соснового бора.

— Ты ведь никого больше не учила таёжной грамоте, не так ли? Даже я могу сгинуть в твоих лесах, если вздумаю забраться слишком глубоко, — парень задумчиво приложил палец к губам.

— Ну, ученики у меня обычно случайные и нежеланные. Вот, например, ты знаешь, с чем у меня ассоциируются хвойные ветки?..

Артур Кёркленд осторожно ступал по ковру из мха и хребтам корней. Здесь, где сосновые кудри жадно забирали себе последние крохи солнца, всегда нужно было быть начеку. Местные леса вовсе не походили на его Шотландские или Уэльские владения: даже здешние духи вовсе не походили на добрых фей или эльфов, а были злыми, косматыми и нелюдимыми. Опасаясь наткнуться на одного из них, Англия не раз переодевал рубашку наизнанку и переобувал сапоги, меняя местами правый и левый. Артур отчётливо слышал голоса, хихикающие то тут, то там, и ему казалось, что все эти ужасные твари так и норовят показать на него пальцем и засмеять.

«Ничего, вернусь домой и успокою себя с помощью виски», — пытался отвлечься он, но получалось плохо. Каплей мёда в бочке дёгтя было то, что, если ему удастся решить дело миром, выгода будет чертовски огромная. А пока — терпеть гнус, землю под ногтями и, скорее всего, недовольную морду одной девицы.

Англии повезло — на знакомую тропку он вышел достаточно скоро. Да и до уютного деревянного домика было, по сути, не так уж и далеко. Однако дойти — одно, а добиться того, чтобы тебя впустили с миром — другое. Кёркленду пришлось раз пять ударить по маленькой чёрной кнопочке, прежде чем звонок, наконец, отозвался хриплым дребезжанием. Удалось услышать, как за дверью что-то ворочается, суетится и недовольно фыркает.

— Ну, кто там опять звонит: честное слово, надоели вы мне со своими проблемами и вечным нытьём… — ворчала Сибирь, отпирая засовы. Распахнув дверь, она, было, собиралась полить нарушителя шквалом слов, но вдруг, застыв, отступила назад.

— Ты совершенно не меняешься, Мэри. И я знаю, чего тебе сейчас хотелось, эта усмешка, малахитовые глаза из-под пушистых бровей.

— Что ты делаешь здесь, Артур? — вот уж кого, так Англию она явно не ожидала. Ведь Кёркленд однажды зарёкся переступать порог лесного жилища…(2)

— И дом такой же отсталый… Я-то думал, что этот медведь давно уже изуродовал сие место типичной идиотской эстетикой. Впрочем, не суть важно, — Англия медленно прохаживался по комнате. Сегодня он принёс с собой зонт с лакированной ручкой, наученный горьким опытом знакомства с настроением Маши.

— Собственно, по какому поводу ты заявился сюда, да ещё и хамишь мне? Ближе к делу, любитель чая, ведь моё терпение не безгранично.

— Всё-таки, он часто к тебе захаживает, — Артур с отвращением прикоснулся к пустой стекляшке из-под водки, рядом с которой на тарелке покоились надкусанные огурцы. Покружив так пару минут, он плюхнулся на кресло, нарочито свернув с такой любовью связанный и надетый на него узорный чехол.

— Не тяни, Кёркленд, — Сибирь села у противоположной стены с котом на коленях. Вася, мягкий и тяжёлый, стягивал на себя часть той неприязни, что сейчас она испытывала к Артуру.

— Хм… Вот скажи, как тебе не страшно находиться в такой близости от Брагинского? Ведь может раздавить ненароком, как спокойно пару раз чуть не раздавил бедного Канаду. Однако мне нет дела до ваших постельных тайн, хе-хе. У меня к тебе есть ценное деловое предложение…

— Замолкни, Артур, — прошипела Мария сквозь зубы. — В твоих словах нет ни грамма пользы.

— Да почему, есть. Ты же знаешь, что это не продолжится вечно? Всех сил этого отвратительного психопата не хватит, чтобы умерить агрессию того же Америки или Китая. Даже их. Да и мы с Кику, очевидно, не останемся в стороне, когда это случится. И кто знает, кому ты тогда будешь лепить свои фирменные пельмешки с холодком…

— Проголодался, родненький? Замёрз, несчастный ты мой?.. — серые глаза её заблестели сталью. — Ничего, ничего, ты у меня откушаешь…

Артур так и не смог понять, каким образом он оказался на улице. Одежда была изорвана в клочья и сложена аккуратной кучей — сам он остался в исподнем, по щекам стекали реки крови, а в носу застыл противный запах хвои. Вокруг же — непроходимая чаща, без намёка на тропинку или присутствие человека. Осмотрев себя, Англия заметил, что и на теле немало царапин. Зонтик и чемодан исчезли бесследно.

— Истеричка, — вздохнул Артур. Неужели, эта мерзавка таки выполнила обещание высечь его еловыми ветками?.. А он-то, как всегда, пришёл с благими намерениями.

С неба начала падать холодная белёсая пыль. И это в май-месяц?! Однозначно, у Титовой есть связь с той же нечистой силой, с которой когда-то повязался Брагинский.

И почему все, кто находится в близости от России, недалеко ушли от него по крепости нервов? Ничего. Его, Артура, время придёт. Ещё придёт. Когда-нибудь…

— Представляю, с каким аппетитом глядел бы Франция на этого флибустьера, — произнёс Иван, когда достаточно отсмеялся.

— Пусть и катится ко всем чертям. Тоже мне, предприниматель… —вздохнула Мария. Хорошо, что Россия не стал её спрашивать про то, по какому поводу действительно мог заявиться Артур. Ибо тот факт, каковы были отношения с Англией в прошлом, да и переписка могли стать искрой в пороховой бочке.

— Если честно, они мне все так надоели… — хруст, и очередная скорлупка отброшена в сторону. Россия даже семечки щелкал как-то по-особому, раскалывая их зубами на две безупречные половинки. Неторопливо и жадно, абсолютно не так, как глотал жидкий прозрачный огонь, сводящий с ума многих.

Кстати, об этом огне… Девушка нисколько не сомневалась в том, что у России оный всегда был под рукой. И, действительно, в одном из карманов блестела узкая трубка с пластмассовой пробкой. Подождав удобного момента, когда Иван начнёт стряхивать с себя попавшие на шинель подсолнечные шкурки, Сибирь незаметно вытащила за горлышко стеклотару из его кармана, и губы её скривились:

— Только не говори, что эта дрянь взята из того самого ящика, который я предлагала выбросить.

— Жалко же! Хоть от Америки, но всё-таки подарок.

— Так, — девушка расторопно содрала крышку и поднесла бутыль с водкой к лицу, делая глубокий вдох. — Как я и думала. К употреблению не годно.

— Почему? Кол-кол-кол.. — Иван глядел на Машу, сузив глаза.

— Ты не обращаешь внимания на многое, а зря. От водки пахнет не спиртом, а ядом. Скорее всего, сюда добавлен мышьяк, хоть и в не слишком значительной дозе.

— Эх. Опять меня надул этот очкастый пройдоха. А на вкус — водка водкой, без примеси палёного спирта. Хорошо, что я не курю: второй ящик точно выкину.

— Поражаюсь твоей беспечности. Так и живым в землю зарыть могут, а ты и не заметишь. Может, тебе стоит вынудить других членов восьмёрки применить санкции к Альфреду?

Россия вздохнул тяжко и горестно, не сводя глаз с этикетки на злосчастной бутылке:

— Кому метать бисер перед свиньями, а кому — огребать за свои проколы… Не бойся, Альфреду это не сойдёт с рук. Ведь месть — блюдо, которое подают холодным, не так ли?..

— Прекрати строить из себя умного. Я же знаю, что это не так… — начала, было, Сибирь, но тут же осеклась — всё-таки, она, как обычно, умудрилась сморозить глупость.

Улыбка Ивана растянулась до невообразимости, контрастируя с оттенком чудовищных мыслей в глазах. Руки клещами сдавили тонкую девичью шею, не давая ей возможности даже что-то прохрипеть в своё оправдание. Сибирь понимала, что ему ничего не стоит лишь пережать пару значительных труб кровопровода, чтобы лишить девушку жизни, так, как мог лишить многих. Тем не менее, в её речных глазах не было ни капли страха, напротив, глядела гордо, но не без сожаления за собственные слова. А лицо России продолжало сиять неприятной радостью.

Ширины ладоней девушки едва хватило, чтобы обхватить его запястья, но дело было не в них: тонкие пальцы сумели лечь на артерии, так что у Сибири появился шанс высвободиться. К счастью, прибегать к боли не пришлось. После пары минут зрительной дуэли, Россия смягчился и оставил горло девушки в покое. Всё же вымученная улыбка так и застыла на его лице.

— Наверное, ты права. Стоит немного подзакрутить гайки, а то они все совершенно распоясались. И, да, с собой тоже не церемониться. Иначе удачи не видать…

Пока все боялись Ивана, но надолго ли? К счастью, недоброжелатели ничего не знают о том, что старые раны чаще дают знать о себе, а количество союзников — даже потенциальных — неуклонно тает апрельским снегом. Конечно, факт того, что большинству не удастся избежать единства с ним, грел душу, но глобальные мечты не имеют привычки сбываться в один момент.

— А вот так говорит уже мудрый человек, — Сибирь поправила воротник и закинула ногу на ногу. — На будущее: не всё то водка, что в гранёный стакан наливают. В особенности — твои враги. Но, учти, бдительностью ты только спасёшь собственную шкуру, для уважения нужно иное…

— Что именно? Стиль? Доброжелательность? Мой босс говорит, что я уже стал даже кое-кому нравится, да и причесываюсь чаще, но… Положение дел не меняется. Да и, к тому же, почему я заболеваю всё больше? — вздохнул Россия и вытащил из подсолнуха ещё пару семечек.

— Опять болеешь? Вроде бы ты ж недавно недомогал. Или я ошибаюсь?

— Неправильно понимаешь, не того толка хворь. Дело в том, что в последнее время здесь — он завёл руку за спину — что-то постоянно чешется. Посмотри, пожалуйста, если тебе не в тягость, — натянуто улыбнулся Иван, расстёгивая пуговицы шинели.

Сибирь кивнула. Сколько его ран было ей видано, залатано, сокрыто…

Рыжеватые пятна на рубашке, в быту бывшей бежевой, уже смотрелись как-то подозрительно. А когда отомкнутые пуговицы и вовсе позволили откинуть её прочь…

— Боже мой, — хмыкнула девушка . — Будешь смеяться, но вся твоя спина изрешечена дробью. Хорошенько так, от плеч до поясницы.

— Откуда?! — фиолетовые глаза России округлились по рублю. — Совершенно рехнулись. Ещё бы с рогатиной на меня набросились, как на медведя.

— Подожди немного, я найду щипцы, вытащу и посмотрим… — заворчала Сибирь, начав нервно копаться в сумке. Пулевые ранения — штука нехитрая, главное, раздобыть инструмент получше да чтобы руки прямые были. Жестом попросив Брагинского растянуться на бревне в полный рост, Сибирь, хрустнув костяшками ладоней, добавила:

— Советую хотя бы взять шарф в зубы — вряд ли это будет безболезненно.

— Мы люди привычные, — промычал Иван, не преминув воспользоваться советом. — О, чую, спиртом пахнет. А можно после того, как ты вытащишь железки, я…

— Казённые препараты не разбазариваем, — улыбнулась девушка, убрав локон, непослушно сбежавший из косички. — Ну что ж, поехали…

Боль действительно была неслабая — несмотря на то, что стреляли в него как попало, и пули засели неглубоко, то, что Иван таскался с ними уже чёрт знает какой день, ничего хорошего не добавляло. Засохшие кровавые корки только всё усугубляли. Однако Россия даже не ворчал, лишь только пуще вгрызался в ткань при сильных приступах. Сибирь действовала быстро и точно, и ей удалось вытащить всё за достаточно короткое время.

— Раз..Два..Три… Семь…Десять.. Прилично. И где же ты мог их нацеплять?.. — Мария, сложив свинцовые камушки в карман, вытерла руки о тряпочку и, достав бинты, стала хорошенько обрабатывать ранения спиртом.

— Вот незадача. А я, было, собрался тёплым морем в Сочах баловаться… — хмыкнул Россия, пока девушка продолжала возиться с его спиной. — Не жизнь, соль одна…

— .. А теперь заканчивай говорить загадками и выкладывай, что тебя печалит, всё-таки. Ведь ты знаешь, что я от тебя не отстану, пока не выведу на чистую воду.

— О чём ты? — Иван улыбнулся как можно доброжелательней, но пристальный взгляд Марии сожрал эту улыбку без остатка. Девушка спрятала обрывки бинтов и склянку со спиртом в сумку и снова уселась рядом, пока Россия неторопливо мучил пуговицы на рубашке, уперев взор куда-то в землю. Повисла тишина, неловкая и мёртвая.

— …Скажи мне, Сибирь, почему я не могу понять одну вещь… Все знают, что я люблю водку и вкусно поесть, порой не стесняюсь прямоты в выражениях… Знают, наверное, даже про это… — он бросил взгляд на полуобгрызанный подсолнух — Но почему никто не в курсе, что я частенько провожу вечера за чтением, прослушиванием мелодий, наводящих на мысли грустные и сладкие, а то и вовсе берусь за кисть или перо, если душа того требует…

— Может, ты просто никому не рассказывал об этом? — слабо улыбнулась Сибирь.

— Чёрт, а ты права, — в глазах России мелькнула искорка, которая тут же затерялась в лиловых глубинах. — Однако я и не буду говорить ничего, пока Китай не перестанет суетиться, Франция подружится с логикой, а два братца с владением английским языком не уберутся куда подальше. Вместе с абсолютно безвкусными булочками и гамбургерами, от которых в животе тоска одна. Да и никому особо не интересно, что у меня творится в сердце.

— Милый Россия… А как же Украина и Беларусь? Да, не всё с ними ладно, но это же твои родственники…

— Опять ты за своё, — Россия больно стиснул ладонь девушки в своей. Кажется, сейчас забормочет привычное пожелание недругам под нос, но мысль он не продолжил.

— Прости меня, пожалуйста. Я не хотела сделать тебе больно, — Сибирь аккуратно отвела руку и начала невольно перебирать складки платья.

Пару минут они молчали. Девушка смотрела на реку, всё так же неторопливо ползущую на север, на травяной частокол, пурпурное небо, зелёный ковер лесов вдали, раскинувшийся до горизонта. Она любила свои владения, пусть и не слишком поражавшие воображения экзотикой, зато сохранившие часть своей первобытной красоты. Жалко, что этого всего не хватает, чтобы сделать счастливым этого нервного упрямца.

— Знаешь, я тут подумал…Это мне перед тобой извиняться надо, — Иван замялся, заламывая локти. России хотелось сказать что-то важное, но он не решался. И только тогда, когда его по-детски смущённое лицо уколол вопросительный взгляд девушки, он продолжил. — Я боюсь. Я сильно боюсь. Странно тебе от меня такое слышать, наверное. — он переложил подсолнух с коленей на бревно. — Я слишком живо помню тот день, когда наш общий дом опустел. Мне стало холоднее, чем тогда, когда Генерал Мороз злится на меня. С возвращением Белы эта ледяная тревога меня не отпустила — напротив, усилилась. Дальнейшее говорит само за себя…

— А Прибалтика?

— Что Прибалтика? Неужто ты думаешь, что я могу приравнивать холопов к чему-то большему? Я ж не Швеция, чтобы жить дружной семьёй с кем попало.

Сибирь фыркнула. Россия шутил нечасто, да и шутки не всегда были удачны.

— Не переводи разговор. Ты же собирался мне что-то сообщить, не так ли? — подчеркнула она, не отрывая взгляда от лица Вани. Почему-то сейчас даже его крупноватый нос не давал его лицу привычную грубинку.

— Ах, да, сообщить… — Россия отвёл взгляд в сторону, обведя глазами окружение. — Я боюсь, просто ужасно боюсь, что потеряю тебя. — внезапно он крепко стиснул девушку в объятьях, так, что у ней чуть ли не трещали кости. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь отобрал тебя у меня. Не хочу, не хочу, не хочу… — Иван бормотал быстро, бессвязно, но хватку не ослаблял. — Столетье назад, когда ты сказала, что хочешь уйти, я просто себе места не находил. Я не мог позволить тебе сделать это, но и тогда не имел права решать за тебя. Упрямый идиот…(3)

Выпустив из рук девичью фигурку, он заслонил лицо ладонями и согнулся в три погибели, сжавшись в огромный комок. Сибирь опасалась, как бы он вновь не потянулся к своей шеё — любимый шарф может превратиться в орудие суицида в тяжёлых руках.

— Придурок…Тупой, эгоистичный имбецил... — зло цедил он, уткнувшись в колени и не обращая ни на что внимания. Сибирь видела, как нервно дрожат его плечи, а с каждым словом Брагинского начинает быть озноб.

— Россия, миленький, родной… Что угодно, но только, пожалуйста, не надо… Мне больно видеть тебя таким, — Мария по-матерински нежно обняла его, прижавшись. От России пахло кровью с водкой, лесом и дорожной пылью.

Сибирь безмолвно гладила Россию по щекам и русым прядкам, пока бормотание не утихло. Девушке почему-то в голову не приходило никаких мыслей, кроме желания хоть как-то согреть его, такого жалкого и одинокого. И она не боялась того, что на Ивана снова может накатить приступ безумия, при котором он начинает калечить других и, прежде всего, самого себя. Даже не подозревая об этом.

Сибирь собиралась ласково коснуться губами его щеки, когда он, до этого устремивший взгляд в одну точку, внезапно повернулся. Их губы встретились. В ту секунду они ринулись друг от друга, как ошпаренные. Застыв смущёнными изваяниями на разных концах бревна, они старались смотреть куда угодно, но только не друг на друга. «Токмо бы не вспомнил о Беларуси и не стал снова истерить», — думала она, чертя носком сапога узоры на земле. « Лишь бы не стала в припадке ярости портить свои вещи, как обычно», — думал он, ловя лиловой бездной взгляда игру света на речных волнах. Холодало.

— Не печалься, дружище, никуда я от тебя не денусь. В конце концов, я же тебе обещала, — прошептала Сибирь, всеми силами стараясь скрыть хрусталинки на ресницах.

— Даже и не знаю, что бы я без тебя делал... Прости за всё, — с этими словами он, обернувшись, снова придвинулся. Взяв в руки брошенный цветок, Россия обратил взор к небесам и, загадочно вздохнув, произнёс:

— А всё-таки, хочешь семечек?

Сибирь ненадолго засмеялась.

— Скоро ты сам в подсолнух превратишься. И так уже светишься от улыбки, глупенький, — девичья ладошка погладила его мягкую щеку.

Но, тем не менее, Мария на пару с ним принялась щёлкать эту растительную наркоту, и они больше ничего не говорили друг другу…

…Когда солнце окончательно помахало всем ручкой, Сибири уже не было рядом. Россия не смог уследить, когда она успела пропасть в бесконечных дебрях, но знал, что с ней всё в порядке. Он глядел на медленное течение реки с усталой улыбкой. Занимали его думы запутанные, но приятные. Заметив, что по небу уже давно шествовало звёздное стадо, он, вздохнув, встал с бревна.

— Если такое вообще возможно, я бы давно прыгнул в эту речку и не вынырнул. Но как целое тело вместится в собственную вену? ..— произнёс он себе, улыбнулся и глубоко вздохнул.

* * *

1 — Первые промышленники — так называли охотников за «мягкой рухлядью», пушниной — стали проникать в Западную Сибирь ещё в 14-м веке, но начало освоения оной связывают с походом Ермака в 1581 году и победой над Кучумом. Несмотря на то, что Московскому государству ещё пришлось долго чистить регион от осколков ненавистной Орды, в отношении местных народов воеводы действовали « добром и ласкою», что не могло не сказаться в лучшую сторону — ни один народ из «Сибирского котла» не были истреблён во время освоения.

2 — Английские торговцы и путешественники интересовались Сибирью, но, по мере расширения влияния русских, все реже заходили в этот далёкий край.

3 — 17 июня 1918 была самопровозглашена Сибирская республика, которая в дальнейшем объединилась в ноябре с Уфимской Директорией, но это совсем другая история…