Звенящая тишина (гет)

Она настолько привыкла к голосам в голове, что тишина оглушает. Нет ни звука, только непреодолимая уверенность: она должна прийти к тому дому. Разум протестует, ей страшно, но Лидия упрямо продолжает идти, спотыкаясь о корни деревьев. Ее неумолимо влечет заброшенный дом, чье-то желание ведет за собой, подчиняя волю. Лидия пытается сопротивляться, но перед глазами все плывет. Туман обволакивает сознание, она даже не замечает, как подходит к входу и толкает дверь.

В нос ударяет спертый воздух, от запаха затхлости и разложения кружится голова. Она делает несколько неуверенных шагов и останавливается. Не знает, что делать дальше. Голоса в голове молчат, и это пугает все больше. Оказывается, она так сроднилась с ними, что сейчас впервые за долгое время чувствует себя пустой.

— Никчемная, — выдыхает она и оседает на пол.

— Ты не Джессика, — режет по ушам хриплый мужской шепот.

Она резко оборачивается и, когда глаза привыкают к темноте, различает неясный силуэт у противоположной стены. Он закашливается и сгибается пополам. Лидия чувствует, он умирает. Вот почему ей так необходимо было сюда прийти. Как по щелчку пальцев в голове появляется назойливое жужжание, будто тысячи растревоженных пчел бьются о черепную коробку.

Она поднимается, чтобы подойти, но замирает на месте от его вскрика:

— Стой! — Она не понимает, почему он отказывается от помощи. Или она ему не нужна? — Как ты меня нашла?

— Я чувствую смерть, — передергивает плечами она, но с места не двигается. Ноги будто примерзают к полу.

От отчаянного, рваного смеха внутренности леденеют, тело прошибает озноб.

— Еще одна супергероиня, — почти выплевывает он. — Какая ирония.

— Разве предсказание смерти — суперсила? — Она боится его, но и молчать не может. Ощущение, будто кто-то тянет за язык, лишь бы не молчать. — Я никого не спасаю, лишь констатирую факт: ты скоро умрешь.

В животе в узел скручиваются злость, страх, возмущение, почему-то боль, но не ее, чужая. Пурпурное марево на мгновение застилает глаза, Лидия встряхивает головой и возвращается в привычную темноту. Она обступает ее со всех сторон и давит. Ощущение, будто призраки умерших смотрят на нее из-за каждого угла и ждут. Чего?

— Ты должна мне помочь, — не просит — приказывает он.

Лидия хочет возмутиться, но не может.

Она. Должна. Ему. Помочь.

Слова бьются в каждой клетке тела. Желание вылечить его обжигает, словно от этого зависит и ее жизнь.

— Что я должна сделать?

— Приведи сюда хорошего врача. — Они кивает и уже разворачивается к двери, когда слышит требовательное: — Никто не должен знать, что я здесь.

— И как я тогда приведу доктора? — недоуменно косится в темноту Лидия. — Пойдемте со мной, не скажу зачем?

— А ты с характером, — усмехается он, но тут же подавляет смешок. — Придумай что-нибудь, иначе мне придется наказать тебя.

Лидия выгибает брови, но не отвечает. По спине бегут мурашки. Она чувствует исходящую от него опасность. Это человек не бросает угроз на ветер.

Ни одной мысли не мелькает в голове, пока она идет в больницу. Ей сказали, она делает — никаких отступлений, и только где-то глубоко внутри истошно кричит банши. Нельзя вмешиваться, нельзя заслонять от смерти того, кто должен умереть. Банши запрещает спасать его, но у Лидии нет выбора: тело не слушается, разум выполняет приказ незнакомца.

* * *

Просыпаясь, она зарекается идти к нему, но раз за разом нарушает данное себе обещание. Ее тянет к чертову дому и странному мужчине, от вида которого волосы встают дыбом. Он будто залез к ней в голову и уходить не собирается. Она точно знает, чего и когда он хочет, но почти ничего — о его жизни. Он не из болтливых, а Лидия не настаивает.

— Как тебя зовут? — на пятый день все-таки спрашивает она.

Нелепо даже в мыслях называть его «он» или «мужчина», если учесть, сколько времени она проводит рядом с ним.

— Какая разница, — отмахивается он и впивается зубами в сэндвич. — Могла бы чего и получше принести.

— Устрицы с шампанским? — усмехается она, но тут же тушуется под его угрожающим взглядом.

— Следи за языком, — одергивает он. — Только Джессике можно так со мной разговаривать.

— Кто она? — Лидия не может ослушаться прямого приказа, но в каждой фразе можно найти лазейки, чем она и пользуется.

— Ты на нее совсем не похожа, — говорит так, будто это что-то объясняет. Для него — возможно, но не для Лидии.

— Это хорошо или плохо?

Она не уверена, что ей и вправду хочется это знать, но заполнить тишину хоть чем-то жизненно необходимо. Отвлечься, чтобы не вслушиваться в оглушающую пустоту внутри. Вместе с ним в ее жизнь приходит гулкое эхо, сопровождающее на каждом углу. Он становится эпицентром ее мира.

Лидия забросила учебу, почти не видит друзей, только пропадает рядом с ним, глядя, как он ест, пьет, смотрит в потолок или несет какую-то околесицу о том, как заставит Джессику Джонс заплатить за все, что она с ним сделала. Лидия так толком и не поняла, чем Джессика ему не угодила. Она не видит картины целиком, только слышит обрывочные фразы да полное злости шипение.

— Киллгрейв.

Единственное понятное слово в новом потоке бессвязного шепота-хрипа.

— Что? — она не уверена, что правильно расслышала.

— Мое имя, — жестко отрезает он и снова бесцельно пялится в стену.

— А настоящее? — В полумраке его глаза вспыхивают безумным огнем, но пасовать поздно. — «Убеймогила» как-то больше похоже на псевдоним, — осторожно заканчивает она, пятясь к двери, пока он не запрещает.

— Улыбнись, — вместо ответа. Лидия чувствует, как ее губы растягиваются помимо воли. Улыбка приклеивается на лицо, а Киллгрейв склоняет голову и пристально рассматривает ее. — Уходи. — Она разворачивается и идет к двери. — Похожа больше, чем думал, — шепчет так тихо, что она не уверена, не показалось ли.

Тишина в голове разрывает барабанные перепонки. Лидия ощущает только покорность его воле.

* * *

Дни превращаются в однообразную рутину. Киллгрейв, дом, снова он, иногда школа. Она не рисует, думает только так, как он позволяет. Лидия давно понимает, что он ее контролирует, другого объяснения ее послушности нет. Не тот характер, не тот образ жизни. Киллгрейв подавляет ее изнутри, подчиняет. В мозгу остается только один голос — его. Разрешает, запрещает, указывает, что делать. Киллгрейв завладевает ей, и она не может сопротивляться. Пыталась, не вышло.

Она догадывается, что нашла его не потому что банши, а потому что он так захотел. Звал Джессику, а услышала она. Пошла за инстинктами, которым привыкла доверять. Раньше они не подводили, приводили к очередному трупу, но в этот раз мертвец оказался живучим. А может, это он хочет, чтобы она так думала. А может, ей проще так считать. Лидия запуталась. Она чувствует, как увязает в этой паутине все сильнее, беспомощно дергает конечностями, но на самом деле она лишь марионетка в руках кукловода. И с каждым днем она все яснее понимает, почему Джессика ушла от него, когда появилась возможность. Для Лидии это непозволительная роскошь. Пока.

Лидия смотрит на себя в зеркало и замазывает темные круги под глазами. Она почти не спит: либо сидит с ним, пока не отпустит, либо думает, ворочаясь в постели. Она должна выбраться из этого замкнутого круга, иначе свихнется. Питер с его попытками манипулировать ее сознанием в подметки не годится Киллгрейву. Влияние Хейла кончилось, когда он воскрес, Киллгрейв же имеет безграничную власть. Он полностью ломает личность, дезориентирует. Лидия не чувствует себя собой. Она — никчемная игрушка. На ее месте могла быть любая, она просто оказалось восприимчивее прочих. Банши в руках психопата, управляющего разумом, — что может быть опаснее?

Она тяжело вздыхает, прикрывая глаза. Ей нужно выбраться, необходимо, но она понятия не имеет, как это сделать.

* * *

Решение не приходит мгновенно, оно по крупицам зреет в голове, ждет, пока Лидия наберется сил и смелости. Она обдумывает каждую мелочь, шаг за шагом подбираясь к цели. Киллгрейва не интересует, чем она занимается, когда не с ним. Он ни о чем не спрашивает и остается в неведении. Ей даже не приходится сопротивляться внушению: Лидия с садистским наслаждением упивается пустотой в голове. Следует за его голосом, не слыша остальных. Да, он лишает ее части личности, но она еще отыграется.

— Ты мне больше не нужна, — наконец говорит он то, чего она долго ждала, однако Лидия чувствует подвох, — но я не готов тебя отпустить.

У нее перехватывает дыхание. Она поставила его на ноги, но он отказывается перерезать нити. Киллгрейв не любить терять контроль над ситуацией. Без этого он неполноценен, все равно что без руки или ноги. Не может, не умеет по-другому, целиком и полностью полагается на свои способности.

Лидия окидывает его взглядом и не сдерживает крутящихся на языке слов:

— Кто ты, если убрать способность контроля разума?

Он вскидывается и практически подлетает к ней.

— А кто ты? — хватает за волосы и резко дергает на себя. — Жалкая школьница, таскающаяся за трупами в глупой надежде. На что, Лидия? Думаешь, оживут и пойдут дальше по своим делам, а ты будешь героиней? — наматывает пряди на кулак и тянет. — Самообман, как и вся твоя жизнь. — Его глаза напротив ее, и в них столько безумия, что она ежится. Лидию потряхивает от ужаса. Он непредсказуем и импульсивен, а она наступила на больную мозоль. — В этом ты похожа на Джессику как две капли воды.

От его хватки голова раскалывается, но она не может не то что возразить — пошевелиться. Замирает в его руках и ждет, что же он сделает дальше. Киллгрейв со звериным рыком впивается в ее губы. Кусает до крови, слизывает ее болезненные стоны, наслаждается властью. Под веками прыгают мушки, Лидия почти теряет надежду вырваться, когда он отшвыривает ее к стене и с омерзением вытирает губы рукой.

— Пошла прочь.

Лидия буквально вылетает из дома. Несется как ошпаренная, не разбирая дороги, пока не чувствует, что контроль слабеет. Ее все еще колотит от страха, но решимость отомстить застилает разум красным туманом. Она не просто его растопчет — уничтожит и ни на миг не пожалеет. Только не его. Киллгрейв, как никто, заслуживает смерти.

* * *

Она не сразу понимает, что план дает сбой. Киллеры, трупы сверхъестественных существ, безналичные переводы — так и должно быть, но эйфория от каждого убийства выбивает из колеи. Лидия получает удовольствие от искромсанных тел и обезображенных ужасом лиц. Только сейчас она замечает, что у смерти ей своя красота. Жуткая, сюрреалистичная, но завораживающая. Лидии кажется, будь у нее возможность, она бы часами смотрела на застывшие восковыми масками лица трупов. Любовалась, а потом ставила галочку напротив очередного имени в списке. Списке смертников.

Отвести от себя подозрения оказалось не так сложно, подставить Мередит — и того проще. Кто заподозрит милую, сердобольную Лидию, едва не плачущую над каждой жертвой. Мередит же — совсем другое дело. Ненормальная, говорящая сама с собой, бессменная пациентка Айкена — идеальная кандидатура для отвода глаз.

Лидия расстраивается из-за еще одной смерти, но не потому, что не успела: потому что это не Киллгрейв. Она поднимает ставки на его жизнь, но он все равно остается невредимым. Когда профессиональные убийцы идут в расход, она отчаивается и рассылает список всем подряд. Ей неважно, кто это сделает, лишь бы освободиться от контроля.

Он не отпускает ее. Зовет к себе, приходит сам, снится. Киллгрейв повсюду, заполняет каждую свободную секунду времени и твердит без остановки о Джессике. Как он ее ищет, как она умело скрывается, как он ее любит. Одно и то же изо дня в день. Если бы Лидия знала Джессику, лично бы задушила, лишь бы не слушать постоянное нытье о ней.

Она забывает, каково это — слышать голоса в голове. Не помнит, что такое сочувствие и скорбь. Внутри холодная ярость, когда он рядом, и мрачное злорадство, когда его нет. Она не замечает, что, пытаясь избавиться от Киллгрейва, она становится им. Зацикливается на власти, пытается все контролировать и торжествует, когда все идет по плану.

Пусть за ней уже тянется вереница трупов, рано или поздно она добьется своего. Выгонит его из своей жизни, хоть прежней уже и не станет.

Отчаяние разлетается на осколки, вонзаясь в череп неровными краями. Ошметки здравого смысла растворяются в бездне навязанного мрака. Одержимость местью сжирает все живое. Психика разлагается, и наступает звенящая тишина.

Киллгрейв показывает, насколько привлекательным может быть безумие, — Лидия захлопывает за ним дверь.

Лидии Мартин больше нет.

Марионетка превращается в кукловода.