Против целого мира (гет)

Мы на тайном венчанье,

Звёзды тайну хранят.

Сбереги обещанья,

Нет дороги назад.

Легион

Они идут, держась за руки, вдоль узкой улочки. По обеим сторонам дороги стоят белые одноэтажные домики, жители которых давно привыкли к появлению в деревне влюбленных парочек. И ни одного волшебника на много миль вокруг. Удивительно, что в этом месте появилась магия.

На протяжении почти трех столетий маленькая деревушка на границе Шотландии и Англии притягивала к себе внимание влюбленных. Не сосчитать, сколько браков было заключено здесь — сначала в тесной кузнице, а потом в спешно возведенной церквушке. Как никто и не знает, сколько среди этих людей было магов. В каждом поколении находились отчаянные, не желающие следовать правилам. Не так давно отгремел скандал с наследником Поттеров, который сбежал в Гретна-Грин с магглорожденной невестой.

По легенде, один из первых кузнецов, соединяющих влюбленные сердца, был магом — история не сохранила его имени. Много лет он проводил обряды, как для волшебников, так и для простых людей. Однажды во время грозы он оказался далеко за пределами деревни, его лошадь убежала, а палочка сломалась. Погибая, он просил магию дать возможность юным влюбленным венчаться в Гретна-Грин, несмотря на то, что его преемником будет маггл. Учитывая, что произошло все на Литу, магия выполнила просьбу. С тех пор все браки, заключаемые в Гретна-Грин, стали магическими, и до сих пор молодые сбегают сюда, чтобы соединить свои судьбы против воли семей.

Перед магией все равны. Тут никто не смотрит на твое происхождение, возраст или социальный статус. Важно лишь искреннее желание вступить в брак, ну и наличие пары десятков фунтов. Таковы правила.

— Не передумала? — глаза молодого человека лихорадочно блестят.

— Нет, любимый. Давай сделаем это, — девушка улыбается, ее волосы развеваются на ветру и в лучах заходящего солнца кажутся не пшеничными, а огненно-рыжими.

Дом кузнеца располагался в самом конце улицы. И хотя с 1939 года браки магглов регистрировали только священники или специальные чиновники, маги все еще женились в кузнице, где продолжала свершаться древняя магия.

Договориться насчет бракосочетания проблем не составило. Маггловских денег у влюбленных не было, и жених снял с пальца кольцо с аквамарином. Оно не было артефактом и не представляло особой ценности для волшебника. За стенами кузницы начиналась гроза, но молодых это не волновало.

Через полчаса были принесены клятвы, и магия скрепила союз двух волшебников. При последних словах клятвы раздался гром, заставив молодых вздрогнуть, но не отпустить руки друг друга.

Тонкие золотые кольца заняли свои места на безымянных пальцах. Несмотря на непогоду, волшебники дошли пешком до ближайшего трактира, где выпили по стакану вина. Наметанный глаз трактирщицы с легкостью определил, что они торопятся, но в отличие от других молодоженов, у них не было возможности остаться наедине.

Оказавшись на окраине, юноша и девушка сняли с пальцев обручальные кольца и повесили их на цепочки, спрятав тайну под несколькими слоями одежды. Молодой человек взглянул на часы и, запечатлев на губах своей жены поцелуй, аппарировал. Девушка несколько минут смотрела на место, где только что стоял ее муж, и исчезла вслед за ним.

Лукреция Вивьен Блэк, в девичестве Аббот, с тревогой всматривалась в выходящих из камина волшебников. Она ждала своего супруга, который опаздывал уже на час. Зная пунктуальность Регулуса, Лукреция уже начала волноваться.

Кто бы мог подумать, что судьба однажды приведет ее в Гретна-Грин, да еще в такой компании. А ведь девушка помнила своего спутника первокурсником на распределении. Он попал на Слизерин, и она больше не интересовалась им. У нее, старосты школы, проблем и так хватало. А сейчас они вместе, и уже несколько месяцев Лукреция называет его своим мужем. Трудно найти более странную пару. Светлая ведьма и наследник темной семьи. Война забрала жизни их нареченных, и теперь по прихоти фортуны они вместе.

Прошло уже тринадцать лет с тех пор, как Лукреция была первокурсницей. Распределили юную мисс Аббот на Гриффиндор, чем были ужасно горды родители. Среди светлых семей считалось модным учиться в Доме Годрика. Хотя она никогда не подходила этому факультету, и лучшими друзьями девушки в школьные годы были книги. Особенно на старших курсах, когда появился неограниченный доступ в Запретную Секцию. Ее заинтересовало целительство. И лишь спустя годы она узнала, что не все прочитанные книги были светлыми. Но это уже не казалось таким важным.

По окончании школы Лукреция должна была выйти замуж за Гидеона Прюэтта, но он погиб в сражении с Упивающимися смертью. Новый брачный договор родители заключить не успели, и девушка уговорила отпустить ее на стажировку в Мунго, куда с легкостью проходила по баллам, и где Главным Целителем был старинный друг семьи Абботов — Спенсер Шафик. Учитывая, что целительство в Хогвартсе не преподавали, свой первый год работы она до сих пор вспоминает с дрожью. Бесконечные дежурства сменялись пыльными фолиантами, и наоборот. Лукреции еще повезло — она имела возможность учиться и стажироваться с первых дней, в отличие от других молодых людей, семьи которых не обладали такими связями. О личной жизни речи тогда не шло, да и работа интересовала ее все больше.

А в январе семьдесят пятого года Лукрецию перевели в отделение по лечению последствий проклятий. Ее прямым начальником стал сам Гиппократ Сметвик, принявший тогда бразды правления в отделении. Именно под руководством Сметвика она впервые почувствовала себя настоящим целителем. Гиппократ был удивительным человеком — он родился в темной семье, но пошел в колдомедицину. День за днем наблюдая за тем, как «темный» маг спасает десятки жизней, мисс Аббот окончательно уверовала в пользу темной магии и в необходимость ее изучения. Она вместе со Сметвиком организовывала работу группы целителей быстро реагирования. Только лучшие специалисты и сильнейшие маги вошли в команду. Как же гордилась Лукреция, когда начала наравне с Гиппократом работать в этом проекте. И насколько же обидно было видеть непонимание в глазах родителей.

Это и оказалось одной из переходных точек. Когда начались вызовы, нередко ночные, единственная дочь семьи Аббот была вынуждена съехать от родителей. Не хотелось лишних скандалов — она сняла небольшой домик в Хогсмиде. Отец, правда, помог с арендной платой, но прежние добрые отношения с дочерью восстанавливать не спешил. И спустя некоторое время Лукреция тоже перестала переживать по этому поводу. У нее появились наконец друзья, интересная работа и даже увлечения. Неожиданно для себя она начала вышивать и теперь присматривалась к рунным узорам.

А еще у нее была тайна. Лукреция сделала это в первый Хэллоуин после окончания Хогвартса. Еще в школе ее интересовали дневники целителей. Из них она и узнала о клятве Гиппократа. В прежние времена проводилась специальная церемония, во время которой целители приносили эту клятву. И так продолжалась много веков, пока Министром не стал Нобби Лич — приказ об отмене этой традиции он подписал, едва заняв пост. Мистер и миссис Аббот тоже наверняка бы отнесли клятву к темной магии, ведь она требовала пожертвовать свою кровь. Но уже тогда Лукреция относилась достаточно просто к таким вещам. К тому же в восемнадцать лет ей это казалось очень романтичным. Ровно в полночь она закончила произносить заветные слова и взяла небольшой ножик. Зажмурившись, сделала надрез на левой ладони и позволила паре капель крови упасть в огонь горящей на столе свечи. После этого взяла заранее собранный небольшой пучок листьев платана и подожгла его. (1) За минуту от сухих листьев остался лишь пепел. Лукреция задула свечу, и в этот момент на запястье правой руки загорелся рисунок в виде змеи, обвивающей чашу — это означало, что клятва принята. Через минуту рисунок погас. Никто не узнает об его наличии еще долгие годы...

Потом были бесчисленные ночные дежурства, бдения над фолиантами в больничной библиотеке, ночи, проведенные со Сметвиком — за чтением книг, конечно. Ни на что большее они не решались после того, как Гиппократ просил ее руки у родителей и получил отказ. Мистер Аббот был категорически против брака своей дочери с темным магом.

Так за повседневными заботами наступил 1978 год. В ту ночь должен был дежурить Сметвик, но у него возникли семейные трудности, и Лукреция вышла вместо него. Кутаясь в теплый плед, она пила чай с малиной, когда поступил вызов. Как ни странно — из Хогвартса. Мадам Помфри не могла даже определить, чем вызваны изменения во внешности студента, и запрашивала специалистов из нескольких отделов.

У мальчика, лежащего на кушетке, вместо носа был длинный хобот, заячьи уши, лисий хвост, и крылья вместо рук. Часть изменений была вызвана чарами, а часть — зельями, что и поставило в тупик школьного медика. Всю ночь Лукреция распутывала заклинания, наложенные на подростка, и поила его нейтрализатором зелий.

А когда утром мадам Помфри заварила чай, в палате появился он. Регулус Блэк. Лукреция, конечно, не узнала его. И не было ничего, кроме самого обычного разговора колдомедика и студента, пришедшего навестить больного товарища. Но после этой случайной встречи юношу охватила сумасшедшая влюбленность.

Всю весну он писал ей письма, присылал цветы и маленькие сувениры. Потом он узнал, что она живет в Хогсмиде, и, сбегая из школы, носил букеты на крыльцо ее дома. Лукреция, сама не знала, зачем — но хранила каждую записочку, написанную его рукой. Летом Регулус уговорил свою возлюбленную научить его некоторым лечебным чарам. И она стала заниматься с ним.

По правде говоря, восхищение в глазах Регулуса ей очень льстило. Она не привыкла к тому, чтобы за ней бегали молодые и красивые наследники древних богатых родов. Семья Аббот была среднего достатка, хотя и входила в священные двадцать восемь.

Наступила осень, новый учебный год. Блэк продолжал все так же бегать к ней в Хогсмид — казалось, что график дежурств целителя Аббот он выучил наизусть. Однажды зимой он даже пытался петь серенады под ее окном, ужасно фальшиво, аккомпанируя себе на гитаре. Лукреции тогда пришлось отпаивать его чаем с коньяком, иначе этот настырный юноша просто замерз бы насмерть.

Они привыкла к нему, хотя и говорила, что не верит в его любовь. Но вскоре стала с нетерпением ждать его прихода, оставляя горящим фонарь над крыльцом. И очень расстраивалась, когда он не появлялся, в очередной раз получив отработки. Однажды она поняла, что милый мальчик занимает все большее место в ее мыслях. И в конце концов сдалась.

Теперь, через несколько месяцев после свадьбы, она не понимала, как им удалось скрыть свой роман. Ведь тогда они и не думали об этом. Просто мечтали… и любили.

О Гретна-Грин первым заговорил тоже Регулус. Лукреция была против, но она забыла, что имеет дело со слизеринцем...

Они тайно поженились пятнадцатого сентября. В ту субботу все шло наперекосяк. Девушка на весь день застряла в Мунго, хотя должна была работать до обеда. Регулус задержался у Лорда. Когда они наконец выбрались, уже начало темнеть. Но Блэк отказывался перенести свадьбу на другой день. Уже в кузнице Регулус понял, что у него нет денег, и был вынужден отдать кольцо. За стенами бушевала гроза. Тот вечер она запомнила на всю оставшуюся жизнь. Бородатого маггла, который объявил их мужем и женой, чистый трактир в белом доме и приторно сладкое вино. Тонкое золотое кольцо, которое Регулус сначала надел ей на палец, а меньше чем через час она повесила его на цепочку, скрытую на груди под одеждой. Его улыбку... И даже звук аппарации, какой-то особенно громкий в тот вечер.

Уже сидя в своем кабинетике в Мунго, Лукреция снова перебирала в памяти все эти события, беспокоясь лишь о том, что ее мужа нет рядом. А в особняке Блэков на Гриммо Регулус пил сухое вино, которое казалось ему безвкусным, слушал разговоры отца с мистером Принцем, из-за визита которого он и не мог быть со своей супругой, и мечтал о несбыточном.

Их первая брачная ночь прошла в старинном, хотя и маггловском, отеле в Эдинбурге. У Лукреции были выходные, а Регулуса прикрыли друзья. Он, конечно, мечтал о Венеции или Париже, но сбежать незаметно за границу они не могли. Пришлось довольствоваться такой обыденностью, как Шотландия. Но даже спустя много лет Лукреция не согласилась бы променять тамошние пабы с темным портером на брют в ресторане с видом на Эйфелеву башню. Всего два дня — воспоминания о которых она пронесет через всю жизнь.

А потом он время от времени тайно приходил в ее домик в Хогсмиде, и иногда оставался ночевать, хотя чаще они виделись днем. Совместные вечера, которые все же случались, они зачастую тратили на прогулки под луной. Девушка всегда считала, что ей чужда романтика, но рядом с Регулусом она как будто заражалась его энтузиазмом.

К сожалению, Лукреция видела, что у ее мужа есть тайны. Иногда он уходил в себя и о чем-то напряженно размышлял, когда думал, что на него никто не смотрит. А еще она нестерпимо боялась вызовов Темного Лорда. И хотя Регулусу всего однажды пришлось спешно аппарировать из маленького домика в Хогсмиде, Лукреция навсегда запомнила, как выглядит ожившая Метка — ужасно, и в то же время завораживающе.

Об этой стороне своей жизни Блэк почти никогда не говорил. Из чистого любопытства она однажды развела его на откровенность и именно тогда отчасти заразилась его восхищением перед могуществом Лорда Волдеморта.

Стрелки часов безжалостно отсчитывали время, бар стал пустеть. Вздохнув, Лукреция оставила на столе несколько монет и пошла к выходу. Она надеялась, что с Регулусом все хорошо, и что он сам найдет ее в ближайшее время.

В ту ночь она так и не смогла уснуть...

-

(1) «Платан Гиппократа» — это гигантское дерево, окруженное бетонными подпорками, до сих пор стоит на острове Кос. Согласно преданию, две с половиной тысячи лет назад под ним сидел со своими учениками великий основатель косской врачебной школы.

Именно поэтому в ритуале используются листья платана.

Следующие несколько дней прошли как в тумане. Лукреция разрывалась между двумя противоречивыми желаниями — набрать побольше дежурств, чтобы, в случае чего, сразу оказать помощь мужу, или ждать Регулуса дома, надеясь, что с ним все хорошо, и он скоро появится в Хогсмиде. Так ничего и не решив, она активировала на доме сложнейшие сигнальные чары, которые не реагировали бы на ее книззла, но сработали бы, стоило волшебнику только появиться на ее участке. Но ничего не происходило. Собираясь на дежурство вечером третьего дня, она твердо решила навестить с утра миссис Блэк, однако этому плану не суждено было сбыться...

Ночь прошла без происшествий — не случилось ни одного срочного вызова, да и в отделении все было спокойно. Лукреция свернулась под тонким пледом в ординаторской и задремала — предыдущие ночи она спала очень плохо, и усталость, наконец, дала о себе знать. Проснулась она от негромких разговоров и запаха ароматного чая, витавшего в комнате. Было утро, в помещении собрались коллеги, выходящие в первую смену. Один из медбратьев подал ей кружку — зеленый чай с лимоном, такой, как она любила. На столе лежал свежий выпуск "Пророка". Она развернула его и стала бездумно перелистывать страницы, пытаясь проснуться. Ничего из ряда вон выходящего за последние сутки не произошло, и большая часть статей была посвящена всякой ерунде. Заметка о волшебнике, уверяющем всех, что его обезьянка предсказывает будущее, была прочитана с самым серьезным видом. Наконец, Лукреция дошла до последней страницы и уже собиралась отложить газету, когда заметила маленькую заметку в самом низу страницы. Чашка выпала из ее рук, выплеснув остатки все еще горячего чая на плед и рабочую мантию, но девушка этого не заметила. Ее взгляд был прикован к тексту.

"Вчера, 21 ноября, в Доме Блэков состоялось прощание с младшим сыном Главы Рода — Регулусом Арктурусом Блэком. Что послужило причиной безвременной смерти Регулуса — неизвестно. Весь магический мир скорбит вместе с родителями.".

Этого просто не может быть! Как? Почему? Когда? И самое главное, кто виноват? Рег... Неужели это правда? И все кончено? Наконец выпустив из рук газету, Лукреция сквозь одежду схватилась за висящее на цепочке кольцо. Она не замечала коллег, пытающихся понять, что с ней. Девушка видела перед собой лишь лицо юноши...

Она осталась в тот день на работе, с трудом уговорив Сметвика разрешить ей заменить заболевшую коллегу. Просто ходила от палате к палате, проверяла состояние пациентов, лишь бы не думать и не слушать. Естественно, смерть Регулуса и догадки о причине его гибели обсуждались в ординаторской, и, несмотря на то, что Лукреция избегала коллег, она успела узнать, что похоронили пустой гроб, что Орион Блэк слег с сердечным приступом, и что Вальбурга повредилась рассудком. А старший сын, Сириус, даже не пришел поддержать родителей.

Наверное, девушке следовало отправиться на Гриммо, но что она могла им сказать? Не сделает ли она еще больнее? Им или себе...

Оказавшись вечером дома, она выпила снотворное и мгновенно уснула. Ей снилась их свадьба... Поутру она с трудом разогнула пальцы, всю ночь сжимавшие обручальное кольцо, и зельем убрала следы от цепочки, которая врезалась в шею едва ли не до крови. Надо жить дальше... Но как?

Жизнь не дает времени, чтобы долго размышлять над подобными вопросами. И отсутствие ответа не может служить отговоркой. Приходится просто жить. Просыпаться по утрам, ходить на работу, встречаться с друзьями, навещать родителей, кормить кота, думать о будущем. Будущем без него...

Наступала зима, приближалось Рождество, Хогсмид занесло снегом, а в Мунго прибавилось работы. Во время одного из дежурств Лукреция почувствовала внезапную слабость. Закружилась голова, запахи зелий, доносящиеся из ближайшей палаты, показались до тошноты противными, и она бы, наверное, так и упала прямо там, на грязный кафельный пол, если бы сильные руки Гиппократа не подхватили ее. Пришла в себя она, сидя на диване в ординаторской. Медбрат Эбен Кронер сидел неподалеку, на столе стояла чашка чая. Девушка всегда чувствовала безотчетную симпатию к этому молодому человеку.

— Что со мной? — сделав глоток чая, спросила Лукреция.

— Не знаю, мисс Эббот. Мистер Сметвик принес вас и велел мне ждать, пока вы очнетесь. Может, вам зелье выпить? — подбежал к ней молодой человек.

— Гиппократ ничего не сказал? — уточнила девушка и, когда Эбен замотал головой, продолжила:

— Наложи-ка на меня диагностическое заклинание, заодно и потренируешься.

У Кронеров не было достаточных связей, чтобы пристроить своего сына сразу стажером в Мунго, и Эбен был вынужден работать медбратом, чтобы постепенно набраться опыта и знаний, и стать настоящим целителем, если повезет. Лукреция считала его способным и часто поручала присматривать за своими пациентами, попутно многое рассказывая и объясняя. Такие знания могли помочь молодому человеку в будущем.

— Не пойму, странно так, — Эбен, стоя с палочкой, внимательно вглядывался в возникшее вокруг девушки свечение.

Самая простая диагностика состояла в считывании магического поля. Если в организме имеется серьезное повреждение, то все внутренние резервы уходят на поддержание жизни и мешают распространиться болезни. При диагностике обычно видны точечные сгустки энергии, и, ориентируясь на них, целитель может проводить диагностику целостности тканей.

— Что там? — поторопила подчиненного Лукреция.

— Свечение в низу живота, но оно голубое, — удивился Кронер.

В случае, если на человека действовали посторонние чары, они светились разными цветами. Умение быстро и точно расшифровывать подобные результаты было одним из самых важных в их отделении. А Лукреция не зря была одной из лучших. Такому результату могло быть только одно объяснение. Возможно ли это?

— Может, позвать целителя Сметвика? — видя, что начальница не реагирует, предложил юноша.

— Не стоит, Эбен. Со мной все нормально — сейчас допью чай и пойду работать.

Сосредоточиться в тот день не получалось. Впервые за долгое время она с нетерпением ждала окончания смены. Проверить возникшую теорию, не привлекая других людей, можно было только одним способом — воспользоваться специальным зельем. Однако купить его в больничной аптеке — означало поставить в известность весь персонал. Поэтому, быстро передав дежурство пришедшему на смену целителю, Лукреция переместилась через камин в Дырявый котел. Если ее предположения верны — то аппарировать уже не стоило.

Готового зелья в аптеке не оказалось — пришлось покупать недостающие ингредиенты и варить его вечером самой. Перелив получившуюся ярко-алую жидкость в прозрачную чашу, девушка сделала разрез на ладони и капнула несколько капель крови в зелье. Не успела она залечить порез, как содержимое чаши стало голубого цвета. У нее будет ребенок...

Два раза помешать против часовой стрелки, два раза по часовой, добавить порезанный соломкой корень имбиря. Дождаться, пока зелье поменяет свет на светло-голубой, и закинуть свежие листья мяты. После чего в течение пяти минут мешать зелье восьмеркой. Жидкость, как и положено, становится прозрачной. Добавить двадцать капель сока алоэ. Один, два, три… Рука почти не дрожит, или, по крайней мере, хочется в это верить. Двадцать. Движением палочки выключить огонь под котлом и оставить зелье остывать.

Еще минуту назад собранная и серьезная Лукреция со вздохом опустилась в стоящее неподалеку кресло. Только шестая неделя, а у нее уже нет сил. Но если от токсикоза есть зелье, то от мыслей ей не спрятаться. Она так и не решила, что делать, малодушно оставляя разговор с родителями на потом. Хотя, что в этой ситуации можно сделать? Чуть меньше чем через восемь месяцев у нее родится ребенок — самая дорогая память о любимом человеке. Но дело даже не в этом. Убить зародившуюся жизнь — преступление против магии. На работе она видела последствия и не хочет повторять судьбу тех несчастных.

Вот только никто не знает, что она замужем, даже родители Регулуса. Они сами загнали себя в ловушку, но иметь дело с последствиями предстоит ей одной. Или не совсем одной. Девушка положила руку на свой пока еще плоский живот, но было еще слишком рано. Ни шевеления, ни биения сердца почувствовать было нельзя. Но она знала — внутри нее растет новая жизнь.

Прошла всего неделя с тех пор, как она потеряла сознание на работе. И казалось, что пока ничего не изменилось в ее жизни. Все те же рабочие будни и одинокие вечера в маленьком домике в Хогсмиде, который она арендовала уже не один год. Но теперь вместо аппарации она пользовалась камином, когда отправлялась на работу. И днем старалась без необходимости не ходить по коридорам больницы, страдая из-за окружающих запахов. А еще постоянно ловила на себе внимательный взгляд Гиппократа, стоило ей оказаться с ним в одной комнате.

Но так не могло продолжаться слишком долго. Приближался Йоль, а следовательно, и ритуалы, принять участие в которых она теперь не могла. О предстоящем разговоре напоминало письмо матери, пришедшее накануне.

Четырнадцатого декабря в Лондоне выпал первый снег. Лукреция смотрела на падающие снежинки в лучах восходящего солнца и понимала, что дальше тянуть нельзя. Через час должен был прийти Сметвик перенимать смену, а она собиралась подремать пару часов, прямо тут, в своем кабинете, а потом наведаться к родителям.

Однако уснуть ей так и не удалось. Сказывалось бушующее внутри беспокойство. Она не знала, что скажут родители, но вполне обоснованно опасалась, что ничем хорошим сегодняшняя встреча не закончится. Единственным, что придавало хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне, была внесенная на год вперед арендная плата за домик в Хогсмиде. Все остальное вскоре могло измениться в ее жизни.

Наконец перестав себя мучить, Лукреция переоделась в свежую мантию, сделала глоток зелья и отправилась вниз, к каминам. На выходе из отделения она столкнулась со Сметвиком. И наверное, волнение сильно отображалось на ее лице, потому что в следующую секунду она почувствовала в руке флакон, а знакомый голос шепнул на ухо: «Выпей, это тебе можно».

Успокоительное пришлось как нельзя кстати, и оно, действительно, было из списка разрешенных к приему в ее положении зелий. Лукреция выпила пол флакона и ступила в камин.

— Керси, как хорошо, что ты пришла! Мы как раз обставляем мебелью детскую, — улыбнулась мама, заставив девушку замереть на пороге.

«Откуда они узнали?» — билась в голове настойчивая мысль, но тут взгляд упал на стоящую неподалеку невестку, и Лукреция отвесила себе мысленный подзатыльник. Она абсолютно забыла, что супруга ее старшего брата должна вот-вот родить.

Глядя на хлопочущих родителей и взволнованного брата, не отходящего от своей жены, девушка все больше впадала в уныние — у нее такого не будет.

Наконец, несколько часов спустя девушка смогла остаться наедине с родителями. И после дежурных вопросов о работе и самочувствии была поднята животрепещущая тема.

— Ритуал в этом году будем проводить вчетвером, как раньше. Не забудь, что завтра надо начать готовиться, — напутствовала дочь миссис Аббот.

— Я не смогу участвовать в ритуале, — тихо, но уверенно проговорила Лукреция, прервав мать на полуслове.

— Почему? — спросил отец.

— Я беременна, — о, как же ей хотелось сейчас соврать, но смысла не было. Родители молчали и девушка поторопилась продолжить. — Ребенок будет рожден в законном браке. Мы с его отцом тайно поженились осенью в Гретна-Грин.

— Почему ты нам ничего не сказала? — отец внимательно посмотрел на дочь, но не стал дожидаться ответаь. — Молчи, сам догадываюсь. Он из темных, да?

— Да, — удивительно, но голос Лукреции не дрожал.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на каминной полке. Лукреция сделала глоток чая из чашки, которую держала в руках. Сохранять спокойствие ей было, как ни странно, легко — видно, слишком долго она ждала этого разговора и готовилась к нему. Отец не сводил с нее тяжелого пристального взгляда, она отвечала ему тем же. Неожиданно возникло чувство дежавю. Шесть с половиной лет назад она также отвоевывала свое право стать колдомедиком. Но тогда ее хватило ненадолго, и вскоре она закатила истерику. Сейчас ни плакать, ни кричать не хотелось, это осталось в прошлом…

— Уходи, — тихо сказал отец, первым опуская глаза, не выдержав взгляда дочери. И повторил уже громче: — Уходи!

Лукреция поставила чашку на стол и медленно подошла к камину. Взяв в руки летучий порох, переступила невысокую решетку и развернулась лицом к нии. Мать все так же сидела, прижимая руки к груди, и неверящем взглядом смотрела на дочь, отец даже не обернулся. Девушка закрыла глаза и тихо проговорила адрес. Последнее, что она услышала, был крик матери:

— Ты нам больше не дочь!

Понедельник начался странно. Все утро Лукрецию не покидало ощущение пустоты, но оно не было похоже на скорбь по погибшему мужу. Регулус никогда больше не придет к ней, не обнимет ее, она никогда не увидит его улыбки, его серых глаз — таких строгих и серьезных, что иногда она боялась за него, сама не понимая, почему — когда она ясно осознавала это, у нее сжималось сердце, тоскливой, глухой, неизбывной болью... За несколько часов до выхода на работу, а работала в тот день она во вторую смену, девушка выпила зелье от токсикоза, которым ее тут же стошнило. Раньше такого с ней не происходило. Да и обычные заклинания иногда давали сбой, хотя это было неудивительно, после таких-то выходных.

Вернувшись от родителей в субботу, Лукреция выпила фиал снотворного на травах, которое ей разрешалось, и тут же уснула прямо на диване в гостиной, даже не снимая мантии. Проснулась она ближе к вечеру от холода. За окнами было темно. Переодевшись и перекусив вчерашней запеканкой, она занялась домашними делами, как будто не было дневного разговора. Но к полуночи стало понятно, что уснуть не получится, к горлу подступали слезы, которые она сдерживала все это время. В ушах эхом звучал крик матери, и, чтобы заглушить собственные мысли, девушка достала граммофон и запустила его на полную громкость.

Ей всегда «везло» на девятые симфонии — именно они были любимыми в творчестве многих композиторов. Дворжак, Малер, Шуберт… Но в ту ночь звучал Бетховен. "Рыдаю под звуки "Оды к радости" — подумала Лукреция с какой-то горькой иронией. Заснула она лишь под утро, стискивая в руках влажную от слез подушку.

И проснулась, казалось бы, через пять минут после того, как закрыла глаза — хотя на самом деле проспала достаточно — от того, что нагрелся экстренный портключ. Окунувшись в работу, она забыла о своих проблемах. Да и вечером, хотя даже не взглянула на часы, когда вернулась, и очень бы удивилась, если бы узнала, что было около полуночи — она уснула мгновенно, стоило лишь опустить голову на подушку.

И вот, в два часа дня девушка, как обычно, шла по коридорам Мунго и наблюдала странную картину. При виде ее многие коллеги начинали шептаться, но неизменно старались исчезнуть с дороги. Такое поведение, мягко говоря, напрягало и настораживало. Даже ординаторская мгновенно опустела, стоило девушке там появиться. А ведь перед передачей смены в комнате всегда было много народу.

Не настроенная разгадывать чужие загадки, и вообще равнодушная к сплетням, Лукреция занялась своей работой, но тут же была прервана появлением Сметвика, который, войдя, тут же опустился на стул, словно его не держали ноги. Начальник выглядел настолько усталым, что девушка подвинула ему свою чашку с чаем, из которой еще не успела отпить.

— Твой отец был у Шафика утром, — без предисловий объявил Гиппократ.

Перо жалобно хрустнуло в пальцах Лукреции. Это было вполне ожидаемо, но от того не менее неприятно.

— И? Когда мне освобождать кабинет? — голос прозвучал неожиданно громко.

— В начале мая, если я правильно определил срок, — усмехнулся Сметвик и, видя непонимание на лице коллеги, пояснил. — Неужели ты думаешь, что я бы тебя отпустил? У меня есть свои рычаги влияния на нашего главного, так что доработаешь до конца второго триместра и уйдешь в декрет. Постараюсь к тому времени найти тебе временную замену.

— Спасибо, — тихо прошептала Лукреция, не вполне веря услышанному.

— Всегда пожалуйста, — начальник улыбнулся и в своей обычной манере добавил. — К тому же я не собираюсь себя тут хоронить, таща отделение в одиночку.

Допив чай, мужчина направился к дверям, но Лукреция окликнула его и он обернулся.

Девушка поднялась из-за стола и, догнав целителя, крепко обняла его, еще раз прошептав «Спасибо».

Оставшись одна, она разрыдалась, только сейчас осознав, что теперь ей не на кого рассчитывать в этом мире.

Постепенно неотступное внимание коллег сошло на нет, хотя из глаз многих так и не исчезло любопытство. Уступив настойчивым просьбам Гиппократа, незадолго до Йоля Лукреция прошла обследование в родильном отделении. Чувствовала себя она, кстати, отлично, и даже больше не пила свое зелье — просто не видела необходимости. Лишь одна мысль омрачала эти предпраздничные дни — необходимость нанести визит родителям Регулуса. Это следовало сделать раньше, но что-то все время мешало ей.

Чтобы не проводить Йольский вечер в одиночестве, она взяла ночное дежурство, но даже в Мунго сидела одна — чаще всего в такие праздники дежурили магглорожденные, а с ними она не находила общего языка еще со школы.

В тишине собственного кабинета она вспоминала прошлый Йоль, который праздновала вместе с родителями, братом и его женой. На улице было не слишком холодно, да и снега не было совсем. Они стояли в лучах начерченной на земле пятиконечной звезды. В середине горел костер — полено ясеня, обложенное тонкими ветвями других деревьев и травами. Проводил ритуал, естественно, отец — эхо разносило его голос по поляне. Наконец он проговорил последнюю фразу, и сделав шаг, добавил в костер собственноручно собранный пучок травы — Лукреция тогда не успела рассмотреть, какой именно. Следом за отцом мать повторила его действия. Ритуальная фраза, шаг — и в костер отправляется букет цветов Спеттефилума.(1) Следом за матерью повторяет брат, потом его супруга. Заканчивает ритуал Лукреция, опуская традиционную связку веток платана. Через несколько минут костер гаснет сам по себе, оставляя в центре тлеющее полено, которое со всевозможной осторожностью отец заносит в дом и устанавливает в камине.

Потом был праздничный ужин, и Лукреция даже осталась в доме родителей на ночь. Неужели та ночь было последней, которую она провела под крышей родительского дома?

За размышлениями девушка не заметила, как уснула. Однако сон не принес облегчения — ее бросало то в жар, то в холод. Перед глазами то и дело возникали кровавые сцены, несколько раз по кабинету прокатилась волна магии, сметая со стола все документы. Она расцарапала себе руки и сорвала голос, потому что во сне звала Регулуса.

Но с первыми лучами солнца страшный сон отступил, и она проснулась. Руки подрагивали, и залечивать ее царапины пришлось Эбену. А через час не осталось и следа от ночного кошмара. Даже вернувшись домой, она не стала ложиться — силы переполняли ее.

-

(1) Спеттефилум считает символом семейного и женского счастья. Поэтому мать Лукреции кидает в костер именно этот цветок, надеясь на замужество дочери и беременность невестки.

Лукреция же, как целитель, кладет связку веток платана.

Йольские праздники прошли, наступил Новый Год, который Лукреция опять встречала на работе. Ей ужасно не хотелось быть одной в эти праздники, и она старалась набрать побольше дежурств. И даже после смены зачастую оставалась в своем кабинетике, не желая возвращаться в пустой и холодный дом в Хогсмиде.

Визит к Блэкам девушка все так же откладывала, подспудно опасаясь, что он лишит ее последних иллюзий о будущем. Без поддержки родных, без работы, бросить которую она будет вынуждена через четыре месяца, без приличных сбережений, одна с ребенком на руках… Не о такой судьбе она когда-то мечтала.

В первых числах января в "Пророке" опубликовали некролог Ориона Блэка, и Лукреция, скрепя сердце, отложила визит — теперь уже только к Вальбурге — еще на девять дней, чтобы хоть как-то соблюсти приличия. Да и надо было решить вопрос, как добираться до Дома Блэков. Лукреция справедливо ожидала, что камин ее не пропустит, и не собиралась рисковать, аппарировать ей было нельзя, портала не было, а летать на метле по маггловскому Лондону было опасно.

В итоге, не придумав ничего лучше, в один из дней после утренней смены, Лукреция вышла через вход для посетителей и, пройдя пару кварталов, поймала такси. Она очень некомфортно чувствовала себя в маггловском мире. Но выбора не было.

Попала она, естественно, в самый час пик. И путь до Гриммо Плейс растянулся на несколько часов. Так что, когда такси наконец выехало на мрачную, занесенную снегом, площадь, на улице окончательно стемнело, и, если бы не низкая облачность, то была бы видна луна. И только приехав сюда, Лукреция поняла, что нет никакой гарантии, что она вообще увидит дом.

Но переживания оказались напрасными. Стоило таксисту отъехать, как одиннадцатый и тринадцатый дома разъехались, и между ними появилось еще одно здание. Аккуратно протоптав тропинку ко входу, она поднялась на крыльцо и постучала. Изнутри не доносилось ни звука. Стоять на ветру было холодно, и Лукреция очень надеялась, что не заболеет после сегодняшней встречи.

Наконец старый сморщенный домовик открыл дверь, пропуская молодую женщину внутрь. После белоснежного снега на улице коридор показался еще более темным, чем был на самом деле. Со второго этажа послышались шаги, и вскоре к гостье спустилась хозяйка дома — пожилая дама с идеально ровной осанкой и в черной траурной мантии.

— Сириус, это ты? — голос миссис Блэк звучал хрипло.

— Добрый вечер. Мэм, меня зовут Лукреция, мы с … — начала объяснения девушка, но тут же была прервана.

— Сириус? — словно карканье в полутьме звучал надтреснутый голос Вальбурги.

— Я не Сириус, миссис Блэк, — сделала еще одну попытку Лукреция.

В этот момент хозяйка поднесла свечу ближе к своему лицу, и Лукреция увидела абсолютно пустой взгляд. Такие пациенты лежали в отделении, в котором она работала. И хотя большую часть времени в эту палату девушка не заходила, но их глаза она помнила слишком хорошо — нередко они снились ей в кошмарах.

И, увы, в этой ситуации она ничего не могла поделать — она просто не имела права затащить Вальбургу в Мунго, она могла только уговорить миссис Блэк. И заботиться о ней, насколько у нее хватило бы времени и сил.

— Я жена Регулуса, меня зовут Лукреция, — предприняла последнюю попытку девушка, все так же стоя в дверях.

Взгляд Вальбурги прояснился, однако озарение длилось лишь секунду. Она напряглась всем телом и закричала, размахивая зажатой в руке свечой.

— Убирайся! Убирайся и никогда не приходи сюда! Забудь путь в этот дом! Кричер, выкинь ее отсюда!

Осторожно пятясь назад, девушка нащупала руками ручку, открыла дверь и вышла на порог. Последнее, что она успела услышать — звук падения тела и глухие рыдания. Дойдя до середины площади, девушка обернулась, но уже не видела проклятого дома. Родовой особняк поднял щиты по велению своей хозяйки.

Поймать такси удалось не сразу, пришлось некоторое время идти пешком, кутаясь в зимнюю мантию и пряча руки в карманы. Ужасная, абсолютно не свойственная Лондону, погода не давала собраться с мыслями. Но наконец ей повезло, и через некоторое время она уже вошла в "Дырявый Котел". Пройдя через паб, камином перенеслась домой, и не снимая мантии, расплакалась. Однако она так устала, что даже плакать долго не было сил, и вскоре уснула неспокойным сном.

Утром Лукреция чувствовала себя разбитой. Ей всю ночь снилась Вальбурга и ее пустые глаза. Во сне девушка стояла на крыльце и колотила в двери дома, умоляя хозяйку впустить ее, а по площади разносился зловещий голос: «Убирайся-убирайся-убирайся»...

Рабочий день прошел как в тумане. А вечером впервые за долгое время Лукреция достала обычную маггловскую фотографию Регулуса — они ее сделали в Эдинбурге во время своей единственной поездки. Глядя на улыбающегося мужа, девушка неожиданно осознала, что ненавидит тех, кто виноват в его смерти. Ненавидит и хочет отомстить, как сумеет.

На левом запястье засветился символ целителя, напоминая о данной клятве, но сейчас это не имело никакого значения, так ей хотелось отплатить тем, кто убил Регулуса, и по чьей вине она оказалась в таком ужасном положении. И хотя она точно не знала, кто это был, но не сомневалась, что это авроры. Или Орден Дамблдора, про который ей однажды рассказывал Рег. Тем более, последние дни перед своей гибелью Блэк был занят каким-то важным поручением Лорда.

Приняв такое решение, девушка быстро успокоилась и смогла заставить себя поесть в первый раз за день. Оставалось связаться с друзьями или соратниками Регулуса, в надежде, что они уже нашли виновного. Вот только родившаяся в светлой семье Лукреция понятия не имела, кому она может доверять. В своих рассказах Рег чаще всего упоминал Ивэна Розье, но тот погиб месяцем позже друга, тяжело ранив Грюма.

Как же Лукреция тогда радовалась, что это произошло не в ее смену. А после сегодняшнего вечера она вообще не представляла, как будет лечить авроров. Словно в ответ на ее мысли, символ на запястье слегка нагрелся, снова напоминая о ее долге.

Поняв, что не может пока ничего придумать, молодая вдова спрятала фотографию Регулуса в тумбочку и отправилась спать, надеясь, что ближайшие дни ей принесут какое-нибудь решение.

Однако уже в начале февраля Лукреции стало не до планов мести. На очередном осмотре у колдомедика выяснилось, что ее организм не воспринимает светлые зелья, и срочно пришлось варить их аналоги, ингредиенты к которым не всегда попадали в список разрешенных Министерством. В итоге Гиппократ сначала сам покупал для нее все необходимое, но вскоре, устав терпеть истерики коллеги, согласился свести ее с поставщиками.

Помимо этого девушку сильно расстраивала необходимость отказаться от работы в бригаде экстренного реагирование, но перемещение порталами во втором триместре было строго запрещено. Лукреция со страхом ждала того времени, когда не сможет пользоваться еще и камином и будет безвылазно сидеть в Хогсмиде — что тоже сказывалось на ее настроении, делая характер девушки абсолютно невыносимым. Так и получилось, что к весне в отделении продолжали общаться с Лукрецией всего два человека — Сметвик и Кронер.

Как назло, в марте Гиппократ решил воспользоваться последней возможностью на ближайшее время и уехал на конференцию в Америку, оставив на плечах коллеги группу быстрого реагирования.

И именно в середине марта, когда Лукреция поняла, что устала, и была готова сбежать, как раз в ее смену сработали сигнальные артефакты. Эдинбург, магический квартал, нападение Пожирателей смерти. Десятки раненых. Мирные жители, авроры…

И почему-то в тот момент никто она и не подумала спорить или дуться. Она принимала переправленных пациентов — взмах палочкой, диагностика, пара необходимых заклинаний — и уже нужный специалист подходит и левитирует своего пациента. Следующая вспышка портала…

Черные волосы, небольшая бородка... Они семь лет проучились бок о бок, но едва ли сказали друг другу десяток фраз. Хотя она, естественно, помнит его имя — как и слова отца около года назад. «Твой бывшей однокурсничек, младший Лестрейндж, тоже с ними, пошел по стопам отца и брата, за этим самозваным Лордом». Диагностика выявляет сложный замкнутый контур, по крупице высасывающий жизнь. Верная смерть, если не заблокировать в первые несколько часов и не снять в ближайшие сутки.

На блокировку проклятия уходит около пятнадцати минут, за это время в палате появляется еще несколько человек, но ими занимаются другие. Последним штрихом Лукреция накладывает повязку на предплечье — чтобы никто не видел метки — и подзывает стоящего рядом Эбена.

— Отдельная палата, общеукрепляющее внутривенно, повязку не снимать и никого к нему не пускать, — отдавать четкие приказы нереально тяжело. Впервые за последнее время ей хочется улыбаться.

Просмотрев минуту вслед левитируемому Рабастану, Лукреция с трудом заставила себя вернуться к работе. К счастью, поток пациентов вскоре иссяк, вернулась экстренная группа. Убедившись, что никому более не нужна ее помощь, и выпив тонизирующее, девушка прошла в палату, где должны были разместить Рабастана.

По-хорошему, стоило повременить со снятием заклятия, вот только тогда ее абсолютно не пугала возможность свалиться с истощением на несколько дней. Да и вряд ли кто-то кроме нее в тот день смог бы это сделать. Закусив губу, она приступила к работе.

Несколько часов спустя дежурные колдомедики с удивлением смотрели на Лукрецию, идущую по коридору — ее смена уже кончилась, и все были уверены, что она отправилась отдыхать. Сама же девушка в эту минуту очень гордилась собой — реальность оказалась куда радужней прогнозов. Она не заработала истощение, могла спокойно передвигаться, ее даже не шатало. Ну, почти…

* * *

Пришел в себя Рабастан неожиданно, не так, как обычно просыпаются ото сна, а как будто его окатили ледяной водой. Сначала ему показалось, что он ослеп, и лишь спустя пару минут стало понятно, что в помещении просто темно. Боли не было, но ощущалась дикая усталость, которая захватила, кажется, каждую клеточку его тела. Когда глаза, наконец, привыкли к темноте, в комнате появился юноша — кинул связку диагностических чар и быстро подошел. Желтая мантия не оставила сомнения в месте его пребывание.

— Добрый вечер, мистер Лестрейндж. Вы слышите меня? — юноша склонился над постелью, внимательно осматривая своего пациента.

Сил говорить у Рабастана не было, и он просто кивнул головой.

— Говорить можете? — продолжил настаивать юноша.

Басти попытался произнести «да», но все попытки оказались тщетными, и он помотал головой из стороны в сторону.

— ,У вашего лечащего колдомедика сегодня выходной. Но она просила позвать ее, когда вы очнетесь. Скоро она подойдет, — медбрат покинул палату, и Лестрейндж снова остался один.

Очень удачно. Ему как раз было необходимо подумать. Итак, он в Мунго. Интересно, сколько прошло времени? И успели ли сообщить в аврорат? Про негласный приказ главного колдомедика Мунго все знали. Хотя не понятно, что лучше. Не факт, что в ставке Лорда нашелся бы человек, который смог бы снять проклятие. А так он, по крайней мере, жив, даже если вместо этой палаты ему в скором времени придется обживать камеру в Азкабане.

Рабастан сделал попытку сесть, и на это ушли его последние силы. Проваливаясь в сон, он не услышал, как дверь в палату отворилась и вошла Лукреция.

Не тратя времени на сборы, она появилась в таком виде, в каком ее застал вызов — только накинула первую попавшуюся под руку мантию поверх ночной сорочки, но даже не застегнула ее до конца. Хотя ее поспешность и оказалась излишней — острой необходимости в ее присутствии не было. Состояние пациента было вполне стабильно, а поговорить с едва очнувшимся Лестрейнджем все равно бы не получилось. Закончив осмотр и проверив повязку на метке, она велела сменить зелье в капельнице и отправилась досыпать….

Второе пробуждение Рабастана оказалось куда более приятным. Слабость почти исчезла, в палате было светло, из приоткрытой форточки доносилось щебетание птиц. Сесть получилось с первого раза. С удивлением Рабастан уставился на свое забинтованное предплечье — он точно помнил, что оно было невредимо. И выводы из этого напрашивались вполне определенные. Додумать эту мысль он не успел — дверь отворилась, впуская колдомедика.

— Здравствуй, Рабастан, — сказала Лукреция, входя в палату.

— Ну, здравствуй, Лукреция, — усмехнулся Лестрейндж, откидываясь на подушки. — Не скажу, что рад тебя видеть…

— Совершенно не изменился, — констатировала Лукреция. — Все так же любезен.

— Зачем ты здесь? Пришла сказать, когда меня переведут из этой чудесной палаты в камеру Аврората? — насмешливый тон абсолютно не вязался с серьезным взглядом Рабастана.

— Ты туда так торопишься? — девушка взмахнула палочкой, накладывая диагностирующее заклинание.

— А меня будут спрашивать? — выгнул бровь Лестрейндж. — Ты думаешь, мне не известно про приказ Шафика?

— Про твою модную татуировку на левой руке тут никто пока не знает.

— С чего это вдруг, Аббот? Хочешь впечатлить какого-нибудь аврора?

— Какой же ты дурак, Лестрейндж, — устало проговорила Лукреция, опираясь на подоконник. — Я и дальше не собираюсь сдавать тебя. Если мы договоримся, конечно.

— Вау, Аббот! Я от тебя такого не ожидал, — Рабастан рассмеялся. — Образцовая гриффиндорская девочка будет шантажировать ужасного Упивающегося смертью. Чем думала Шляпа при твоем распределении?

— Уж точно не мозгами, — огрызнулась в ответ девушка, раздражаясь. — Их у нее банально нет.

— Нервные клетки беречь надо, — глумливо посоветовал мужчина.

— Напоминаю, что целитель тут я. И спорить со мной не надо, — у нее уже чесались руки запустить чем-нибудь в своего пациента.

— Ну, ну… — решив не перегибать палку, Рабастан перешел к делу. — И что же ты хочешь?

— Отведи меня к Темному Лорду, — слишком быстро произнесла Лукреция, будто боялась передумать.

Ответом ей была тишина и удивленный взгляд. Лестрейндж явно не ожидал такой просьбы и сейчас смотрел на свою сокурсницу, прикидывая, в своем ли она уме. Последнее вызывало большие сомнения.

— Ты поняла, что сейчас сказала?

— Да. Я прошу тебя отвести меня к Лорду, — стараясь успокоиться, медленно проговорила целительница. — Могу тебе поклясться, что за дверями палаты не стоит отряд авроров и не ждет твоего признания в причастности к Упивающимся.

Рабастан помолчал еще несколько минут.

— Предположим, я тебе верю. Однако я все еще не понимаю, зачем тебе это.

— Не важно. У меня личные причины, — она повернулась к окну, чтобы спрятать слезы, которые вдруг навернулись на глаза.

— Нет, моя дорогая. Как раз важно. Я подумаю над твоей просьбой, но только лишь если буду знать твои мотивы. В другом случае — извини, но я не самоубийца, — Рабастан виновато развел руками, насколько позволяла ему капельница.

В палате установилась тишина, нарушаемая лишь равномерным дыханием двух человек. Лукреция наблюдала из окна за птицами, вьющими гнездо на соседнем дереве, и пыталась успокоиться. Она уже понимала, что все расскажет, но боялась, что сорвется во время разговора. Последнее время ее настроение менялось очень часто и это угнетало ее саму. Лестрейндж же гадал о причинах, побудивших его однокурсницу к такому поступку. Он не вспоминал о ней до сегодняшнего дня, и очень удивился, увидев ее. Хотя, наверное, он и слышал, что она работает в Мунго, просто не придал этому факту особого значения. И вот теперь такая странная просьба. А ведь, если никто не знает про Метку, значит, и снимала проклятие Аббот. Однако размышления Рабастана были прерваны тихим голосом, донесшимся от окна.

— Регулус... Я ношу под сердцем его ребенка, наследника Блэков. Мне не к кому больше обратиться, — Лукреция замолчала, давая собеседнику возможность осмыслить сказанное ею.

— Даже если твой ребенок от Регулуса, он не будет наследником, ведь вы не были женаты, — уцепился за главное Рабастан.

— Сентябрь прошлого года... Мы поженились в Гретна-Грин, — ей с трудом удавалось подбирать слова. — Через четыре с половиной месяца родится наследник Блэков. Мне не к кому обратиться за помощью. Миссис Блэк — она не в себе. Только и делает, что зовет старшего сына...

— А твои родители? — спросил Лестрейндж. О состоянии Вальбурги он знал. Они с Руди даже пытались однажды достучаться до Сириуса, но дело кончилось дуэлью. А потом дом на Гриммо закрылся, и после этого туда попасть не могли даже Белла с Нарциссой.

— Отказались от меня, как только узнали, что муж из Темного Рода, — удивительно, но это больше не вызывало никаких эмоций.

— И ты больше ничего не придумала, как обратиться к Темному Лорду?

— А к кому еще, Рабастан? Неужели ты думаешь, что, раз я родилась в светлой семье, то не могу понять идей вашего Лорда? — предательские слезы все-таки брызнули из глаз. — Я такая же чистокровная, как и ты. Фамилия Аббот стоит в списке Священных двадцати восьми...

— Это не все причины. Зачем тебе Лорд? — мужчина прикрыл глаза, чтобы не видеть слез собеседницы.

— Хочешь правду? — горько усмехнулась Лукреция. — Я хочу отомстить Ордену Феникса за гибель супруга. И если ради этого мне придется присоединиться к Темному Лорду, то я сделаю это.

Резко развернувшись на каблуках, девушка вылетела из палаты, оставив своего пациента в полном недоумении.

Следующие несколько дней они не виделись. Даже необходимый осмотр целительница делала ночью, когда ее пациент отдыхал. Обо всем остальном ей докладывал Эбен. Она не понимала, почему так сорвалась во время разговора, зачем наговорила лишнего. И очень боялась, что Рабастан ей откажет.

А вот Лестрейнджа занимали куда более интересные мысли. Последняя фраза девушки не выходила у него из головы. То ли она знала больше, чем другие, то ли сама додумалась до чего-то... Смерть Регулуса была покрыта слишком большим количеством загадок, и никто не знал ее причин. Как и многие другие, он присутствовал на символической церемонии прощания в доме на Гриммо, но она не дала ответа ни на один вопрос. Вот так — был человек, а теперь только две даты на гобелене — рождения и смерти. И никто не знает, что произошло.

А меж Упивающимися тем временем упорно ходили слухи, что Блэка убил сам Лорд. И если вдруг это окажется правдой, то просьбу Лукреции выполнять нельзя. Только не сейчас, когда появилась надежда на продолжение рода Блэков. Вот только было абсолютно не понятно, что предпримет девушка, когда он ей откажет.

Приняв смену в субботу, Лукреция поняла, что дальше тянуть нельзя. Но первую половину дня она упорно ходила мимо палаты Лестрейнджа — просто не могла себя заставить зайти к нему. Наконец, ближе к вечеру, в очередной раз проходя мимо проклятой двери, она разозлилась на себя и свою слабость, и, боясь передумать, тут же вошла в палату. Рабастан выглядел гораздо лучше, чем в прошлый раз. Он спокойно сидел в постели, читая книгу. В капельнице поблескивало изумрудное зелье.

— Твой мальчик принес, чтобы мне не было скучно. Ты ж запретила посещения, — пояснил Лестрейндж, кивая на книгу.

— Что ты решил? — не желая отвлекаться на посторонние темы, спросила Лукреция.

— К Лорду я тебя не отведу, — твердо произнес мужчина. И тут же, не дав целительнице вставить и слова, добавил. — У меня есть другой вариант, который должен тебя устроить.

— Слушаю тебя, — девушка прошла в палату и, как и в прошлый раз, устроилась на подоконнике.

— Я помогу тебе сам. Переедешь ко мне, я живу в отдельном доме. Там же родишь. И поживешь, пока будет необходимость. Естественно, я помогу и с деньгами, — над этим вариантом он думал долго и видел несомненные плюсы. В этом случае он мог надеяться, что девушка не наделает глупостей, а еще он получал частичный контроль над наследником Блэков и талантливого колдомедика в придачу.

— Почему ты не хочешь отвести меня к Лорду? — стараясь скрыть свое замешательство, спросила Лукреция. — Тебе же это проще, чем брать на себя такую обузу.

— Ответь сначала на один вопрос. Ты говорила про месть Ордену Феникса. Ты точно знаешь, что они причастны к гибели твоего мужа? — задал столь волнующий его вопрос Лестрейндж.

— Нет, но это же логично! — воскликнула девушка. — Я знаю, что незадолго до смерти Регулус делал что-то для Темного Лорда.

— Логично? — горько усмехнулся мужчина. — Никто не знает, как погиб Регулус. И слухов вокруг его смерти ходит множество. От банального сведения счетов до кровной мести. Возможно, ты жива до сих пор лишь потому, что никто не знает, что ты — Блэк.

— И что же делать? — Лукреция обхватила себя руками.

— Принять мое предложение. Сыну придется носить чужую фамилию — Аббот, Лейстрейндж или любую другую, — мужчина смотрел уверенно, хотя пока не представлял, как осуществить и половину своих планов. — Рано или поздно, но ты узнаешь, кто убил твоего мужа, и отомстишь. Примешь род и выйдешь в свет.

— Лестрейндж? — удивленно переспросила девушка. — Ты готов дать моему сыну свою фамилию?

— Блэки и Лестрейнджи уже много веков идут рука об руку. Тебе очень повезло, что ты обратилась ко мне.

— И чем же я буду заниматься в твоем доме?

— Чем хочешь! Вари зелья, читай книги, хоть темные ритуалы проводи... Мне все равно. И мое предложение не имеет никакого подтекста. Я просто помогаю вдове товарища и матери наследника дружественной семьи.

— Не буду спрашивать, зачем тебе это. Сама примерно представляю. Но мне надо подумать, — Лукреция подошла к постели и внимательно смотрела на Рабастана, пытаясь понять, что она упустила из виду. — Ты же понимаешь, что я не могу сходу дать тебе ответ?

— Думай, — снисходительно позволил мужчина. — Долго мне еще тут валяться?

— Тебя выпишут во вторник. До этого времени я дам тебе свой ответ, — сообщила целительница и быстрым шагом вышла из палаты.

А мысли в ее голове крутились отнюдь не радужные. Слухи о смерти Регулуса очень взволновали ее. Она и раньше слышала подобное, но не предавала этому особого значения, считая домыслами. Однако если и в темных кругах тоже строили такие предположения — то это было серьезно. И защитить ребенка она сама явно будет не в силах. Да и клятва Гиппократа просто не позволит ей сражаться. И Сметвик в качестве крестного теперь абсолютно не подходил.

Всю ночь Лукреция не спала. То и дело с улицы слышались какие-то подозрительные звуки, и ей казалось, что это убийцы Регулуса пришли и за ней. Она трижды проверяла чары на доме, один раз даже обошла сад, чтобы убедиться, что там никого нет. И в конце концов пошла на кухню, чтобы сварить успокоительное, благодаря которому смогла уснуть на следующую ночь.

В понедельник с утра первым делом она пошла к Лестрейнджу.

— Я согласна, — вместо приветствия сказала она. — Только мы должны заключить договор.

— И тебе доброе утро, — сказал сонный Рабастан. — А договор — это не проблема, только мне перо надо. У тебя нет никаких условий?

— Есть еще одна просьба. Ты можешь отказать, если захочешь, — дождавшись кивка, она продолжила. — Я хочу, чтобы ты стал крестным моему сыну.

— Ты шутишь? — мужчина поперхнулся чаем. — Почему я?

— Это будет дополнительной гарантией безопасности моего сына.

— Хорошо, — взвесив все «за» и «против», согласился Рабастан. — Принеси мне пергамент, перо и чернила — я составлю договор. Когда ты хочешь переехать ко мне?

— Чем быстрее, тем лучше, — слишком поспешно произнесла девушка.

— Не проблема, собери вечером все необходимое, чтобы завтра не терять время на это.

Договор, составленный Лестрейнджем, она прочитала три раза и, не найдя в нем подвоха, поставила внизу ярко красными чернилами свою вычурную подпись. А вечер провела, разбирая вещи, упаковывая необходимое и выкидывая ненужное. Лукреция была уверена, что больше не вернется в Хогсмид, и это было странно. Ведь именно здесь прошли их с Регулусом самые счастливые минуты. Он ходила из комнаты в комнату, вспоминая, как он еще мальчишкой прибегал к ней с букетами из школы, как пытался петь серенаду. И как потом, уже после свадьбы, они иногда просто сидели возле камина. Он клал голову ей на колени, а она перебирала руками шелковистые пряди. И даже однажды, шутки ради, заплела ему косички.

Не удержавшись, она достала из ящика фотографию мужа и горько разрыдалась, прижав ее к груди. Едва ли не впервые в полной мере осознав, насколько Регулус изменил ее жизнь, и насколько он был ей дорог...

Жить в доме Лестрейнджа оказалась на удивление легко и приятно. Да и беременность стала протекать гораздо легче — теперь Лукреция чувствовала себя совершенно здоровой. Оказавшись вблизи темного источника, ребенок успокоился и перестал мешать матери колдовать. Сам же Рабастан оказался внимательным и гостеприимным хозяином. Не задавая лишних вопросов, приносил ей любые книги из библиотеке, выделил эльфа, регулярно интересовался самочувствием, и даже однажды приволок кучу детских вещей для своего будущего крестника.

Общение Лукреции с хозяином дома сводилось к не совсем регулярным совместным завтракам, обедам и ужинам. Она продолжала работать и часто была занята в Мунго, Лестрейндж же пропадал по своим делам — у него был небольшой завод по производству тканей, доставшийся в наследство от отца.

В мае девушка была вынуждена уйти из Мунго и все свободное время стала проводить в доме, иногда выбираясь на прогулки в близлежащий лес. Сначала ей было трудно привыкнуть к новому распорядку дня, но постепенно она привыкла. Вышила несколько детских костюмчиков. Найдя, в подвале лабораторию, сварила некоторые зелья, на которые у нее обычно не хватало времени. Больше времени стала проводить в компании Рабастана, стараюсь восполнить дефицит общения и узнать свежие новости.

Им так и не удалось ничего узнать о гибели Регулуса. Они старательно собирали все слухи, но правда оставалась неизвестной.

Схватки начались неожиданно — вечером тридцать первого июля. Рабастана уже не было дома — он отправился к брату, чтобы провести все необходимые ритуалы на Лугнасад — и Лукреции пришлось справляться самой. По сквозному зеркалу она вызвала целительницу, с которой заранее договорилась. Пожилая француженка абсолютно не удивилась желанию англичанки воспользоваться ее услугами — она была хорошо известна по всей Европе и принимала роды во многих странах, особенно в деликатных случаях, когда будущие родители желали сохранить инкогнито.

Вместе с боем часов в комнате раздался первый крик младенца. Наследник Блэков родился ровно в полночь. Вернувшийся после часа ночи Рабастан застал мать с ребенком на руках. Вокруг суетились эльфы, А Лукреция прижимала к себе крохотный живой комочек и рыдала. Сын унаследовал от отца глаза и цвет волос...

Еще до конца ночи они провели ритуал крестничества. Связи, созданные в одну из главных магических ночей года — очень крепки. Им даже не пришлось идти далеко — любая поляна поблизости от источника могла стать местом Силы.

Все для ритуала было готово заранее. Небольшой нож, острая иголка, две чаши разных размеров, специальный медальон с тайником, бутылка молодого красного вина и хлопковая ткань, на которой Лукреция сама вышила герб рода Лестрейндж.

Опираясь на руку Рабастана, Лукреция с большим трудом дошла до намеченной заранее поляны и опустилась на колени, осторожно держа на руках младенца. Лестрейндж разложил на камне принесенные с собой вещи и налил в большую чашу вино. После чего тоже опустился на колени, взяв чашу обеими руками.

Аккуратно придерживая сына, Лукреция уколола его палец иглой и отсчитала восемь капель крови, одна за одной, упавших и растворившихся в бордовой жидкости. После этого она взяла нож и надрезала уже свою ладонь, добавляя в вино еще двадцать пять капель крови. Рабастан сделал три глотка из чаши и опустил ее на землю. Приняв из рук женщины нож, он почти зеркально повторил ее действия. Надрезал ладонь и позволил крови стекать уже в меньшую чашу. Когда ее дно полностью покрылось кровью, Лукреция опустила в чашу два пальца и поставила ими красную точку на лбу своего сына. Мужчина срезал локон с макушки ребенка и положил его в подготовленный медальон, который после опустил в чашу с вином. Потом Лестрейндж поднялся с колен и взял приготовленную ткань, наклонился к Лукреции, которая передала ему малыша.

— Признаю тебя своим крестным сыном, и нарекаю Финеасом Регулусом Лестрейнджем. Клянусь защищать, обучать и оберегать тебя. Да будет магия мне свидетелем, — прозвучали первые слова за время всего ритуала.

Чаша с вином засветилась. Дрожащими руками Лукреция достала из нее медальон, затем очень медленно поднялась, и надела его на шею Рабастана. Внезапно деревья пришли в движение, однако люди на поляне не замечали разбушевавшейся магической стихии. Медальон светился ровным белым светом, свидетельствуя, что клятва принята.

Несколько минут спустя, когда ветер успокоился и исчезло свечение, женщина взяла на руки своего сына и залечила место укола, после чего заживила и порез на своей руке. Она дождалась, пока мужчина разлил по поляне оставшееся вино и уничтожил свою кровь из маленькой чаши. Залечив и его порез, она оперлась на его руку, и они медленно двинулись в сторону дома.

Вечером того же дня Рабастан нашел Лукрецию в детской — она сидела возле колыбели спящего сына и не сводила с ребенка взгляда.

— О чем ты думаешь? — неожиданный вопрос заставил молодую женщину вздрогнуть.

— Какая судьба его ждет? Сейчас я даже не могу дать сыну настоящую фамилию... А что будет дальше? — она с нежностью и тревогой посмотрела на ребенка.

— Не переживай, он вырастет настоящим Блэком и однажды вернет славу этому древнему Роду, — мужчина подошел ближе и склонился над колыбелькой.

— Как жаль, что Регулус не увидел сына... Он был бы счастлив, — женщина печально улыбнулась.

— Он видит и защищает его, как и другие предки, помни об этом.

— Я знаю, но… — она замолчала, пытаясь подобрать слова.

— Не бойся, у Финеаса все будет хорошо, — Рабастан не удержался и положил руку на плечо женщины.

— Я хочу в это верить, — Лукреция накрыла ладонь мужчины своею и посмотрела на него снизу вверх. — Спасибо тебе, Рабастан.

— За что? — усмехнулся он. — Я лишь выполняю свою часть договора.

— За то, что ты рядом... Я этой зимой успела почувствовать, насколько тяжело быть одной, не зная что будет завтра, и не имея возможности просить о помощи... Это страшно, когда оказываешься один против целого мира.

К осени жизнь постепенно вошла в размеренную колею. Все дни Лукреция посвящала ребенку, оставляя его лишь для того, чтобы спуститься в лабораторию. Имея наконец возможность аппарировать, она смогла пополнить запасы некоторых ингредиентов и теперь варила не только легальные зелья.

Активизировался осенью и Темный Лорд. Теперь Рабастан зачастую возвращался домой поздно ночью, а иногда и с парой лишних дырок в теле. Обнаружив несколько раз хозяина дома утром без сознания в гостиной, Лукреция приобрела привычку дожидаться его по вечерам, и зачастую это оказывалось вполне оправданным.

А одним октябрьским вечером сработал камин.

— Лукреция! — крик Рабастана нарушил тишину дома и женщина, сидевшая в кресле, уронила пяльцы.

— Что случилось? — взволнованно спросила она, опускаясь на колени перед камином.

— Рудольфус не приходит в себя... Ты не могла бы? — под конец фразы его голос сорвался.

— Сейчас. Открывай камин, — резко поднявшись, Лукреция вызвала пару эльфов. Одному велела принести корф с зельями и темную мантию, другому — отдала распоряжения присмотреть за сыном. — Я готова.

— Лестрейндж-холл, проходи, — сказал Басти и исчез.

Не тратя времени, женщина бросила в камин щепотку пороха и исчезла в зеленом пламени.

Вслед за Рабастаном она последовала по коридорам родового дома его семьи, пока они, наконец, не оказались в просторной светлой комнате, где сейчас лежал старший из братьев. Вокруг него суетился нескладный юноша в черной поношенной мантии, пытаясь хоть чем-то помочь.

Уже первая диагностика показала, что ничего хорошего в состоянии Рудольфуса нет.

— Мордред! Ну почему мы не в Мунго?! — не переставая делать сложные пассы палочкой, воскликнула Лукреция.

— Чего тебе не хватает? — тут же спросил Рабастан. — Может, у Снейпа есть...

— Нужны поддерживающие зелья четвертого уровня минимум, — пробормотала Лукреция, завершая одну вязь чар и тут же начиная другую.

— У меня только второго, — виновато пробормотал мальчишка. Его голос показался знакомым, но женщина не могла вспомнить, где слышала его раньше.

— Моргана заступница! Рабастан, открой мой корф и достань Эликсир Коллума, в третьем ряду флакон с прозрачной жидкостью. В потайном отделении плоская черная коробочка без надписи и рядом каменная палочка. Поставь все на стол, — она отрывисто отдавала команды, не отвлекаясь от главного дела.

Затем она открыла коробочку и на кончик палочки подцепила щепотку порошка. Ссыпала его в колбу с зельем и, быстро закрыв крышкой, резко встряхнула флакон. Жидкость из прозрачной превратилась в мутно голубую. Когда флакон был открыт, из него шел легкий дымок…

— Это же порошок из зубов мантикоры, — завороженно проговорил Снейп, следя за действиями женщины, которая в этот момент поила старшего Лестрейнджа смешанным зельем. — Но он же запрещен к продаже!

— Тоже мне, проблема, — фыркнула Лукреция. — За неимением лучшего сойдет и это.

Она еще раз провела диагностику и, удовлетворенно выдохнув, стала собирать систему, чтобы поставить капельницу.

— Я сделала все, что могла, Басти. Пусть эльфы подежурят возле его постели и в случае проблем сразу зовут меня. Камин не закрывай, — попросила Лукреция, когда все манипуляции были закончены, и она уже собирала свой корф. — Увидимся.

Удивительно, но на поправку Рудольфус шел очень быстро, насколько это было возможно. Вовремя нейтрализованное проклятие не успело задеть жизненно важные органы, а имеющиеся повреждения быстро устранялись с помощью зелий. Единственная проблема заключалась в медленном восполнении магических резервов, но тут поделать ничего было нельзя. На приготовление более сильнодействующих зелий требовалось несколько месяцев, и, хотя Лукреция начала их варить, она все же надеялась, что к тому времени, когда они будут готовы, старший Лестрейндж восстановится и сам.

Когда спустя неделю целительница собиралась в очередной раз навестить своего пациента, неожиданно появился Рабастан.

— Что случилось? Что-то с твоим братом? — тут же заволновалась женщина. За все эти дни Басти крайне редко появлялся у нее, и виделись они чаще всего в Лестрейндж-холле.

— Все нормально, — поспешил успокоить ее мужчина. — Руди пришел в себя.

— Отлично. Я должна его увидеть.

— Стой! Тебе к нему нельзя, — схватил Лукрецию за руку Рабастан.

— Почему? — недоуменно спросила женщина.

— Не стоит кому-либо знать про тебя. Ты же помнишь…

— Рабастан, это твой брат. И я его лечу. Мне сейчас абсолютно наплевать на последствия, но бросить пациента я не могу. И можешь не пытаться меня отговорить. Бесполезно, — она вырвала свою руку из его пальцев и исчезла в камине.

Басти проникновенно выругался на немецком и устремился следом за женщиной, которую догнал у дверей в комнаты брата.

— Руди, я тут это…

— Здравствуйте, мистер Лестрейндж, — вежливо поздоровалась Лукреция, проходя в комнату. — Как себя чувствуете?

— Добрый вечер, мисс Аббот, — сразу узнал вошедшую Рудольфус. — Вроде ничего не болит. Об остальном судить вам.

— Эти мы и займемся, — женщина стала накладывать одно за другим заклинания, иногда хмурясь и делая пометки на висевшем в воздухе листе пергамента.

— Жить буду? — когда с диагностикой было покончено, с легкой усмешкой спросил Лестрейндж.

— Будете, — в тон ему ответила целительница. — Вот только я бы на вашем месте не колдовала ближайшие пару недель, а может и больше.

— Так все плохо?

— Могло быть и лучше. Но мы не в Мунго, и некоторых зелий у нас просто нет, — пояснила Лукреция.

— Если нужны ингредиенты, я могу…

— Дело не в ингредиентах, у меня своих поставщиков хватает, — прервала целительница пациента. — Проблема во времени. Пока будете принимать это. По одному флакону в день, перед завтраком.

На тумбочке возле кровати появился ряд одинаковых флаконов из темного стекла.

— Это все? Больше никаких предписаний? — удивился Лестрейндж.

— Я надеюсь, вы достаточно сознательны, чтобы не пытаться встать. Я зайду завтра, — поднимая корф, попрощалась Лукреция.

— Я провожу, — опомнился Рабастан, который молчал все это время.

Лукреция покачала головой:

— Не стоит, я помню, где камин.

Басти кинул тоскливый взгляд на захлопнувшуюся дверь и обреченно посмотрел на брата, который рассматривал его с веселым любопытством.

— А расскажи-ка мне, дорогой братец, что тебя связывает с Лукрецией Аббот? — откидывясь на подушки, спросил Рудольфус и засмеялся, глядя на выражение лица Рабастана.

— А расскажи-ка мне, дорогой братец, что тебя связывает с мисс Аббот? — откидывясь на подушки, спросил Рудольфус, и засмеялся, глядя на выражение лица Рабастана.

А младший брат в этот момент решал сложную этическую дилемму. Было понятно, что без объяснений Руди его не отпустит, но рассказать все он тоже не мог, по крайней мере, без разрешения Лукреции.

— Мисс Аббот помогла мне, когда я попал в Мунго, — решив, что эту часть истории можно сообщить брату, ответил он. — Когда ты не приходил в себя, я решил к ней обратиться.

— Понятно. Значит, аппарировал в Мунго и попросил прийти после окончания смены? — подозрительно переспросил старший Лестрейндж.

— Да, — не чувствуя подвоха, поспешно кивнул Рабастан.

— Разумно. Тебе очень повезло, что мисс Аббот была на смене, — одобрительно покачал головой Рудольфус и, перестав играть, добавил. — Особенно если учесть, что она с мая не работает.

В наступившем молчании было отчетливо слышно, как тикают часы на столе. Руди пытался сложить в голове мозаику из имеющихся отрывочных данных, а Басти перебирал в уме варианты, но все они были абсолютно неправдоподобны.

— Басти, ты никогда не умел врать, так что рассказывай все как есть, — потребовал старший брат.

— Ну, продолжаем мы общаться... Что такого-то?

— Ничего, абсолютно ничего, — примирительно сказал Рудольфус, — не считая слухов, которые ходят о Лукреции в различных кругах.

— И с каких это пор темные сплетничают о событиях в светлых семья?! — возмутился Рабастан.

— Всегда так было. Но ты уходишь от темы. Что тебя связывает с Лукрецией?

— Да что меня может с ней связывать?! — возмутился Басти, вскакивая.

— Возможно, ребенок, которого она от тебя родила? — предположил старший Лестрейндж, заставляя брата подавиться воздухом.

— Мисс Аббот выгнали из семьи за связь с темным магом, она была беременна — это знают все. В мае она уходит из Мунго, и одновременно с этим ты большую часть свободного времени начинаешь проводить у себя дома, — не дождавшись ответа от брата, начал перечислять аргументы Рудольфус. — А сегодня она появляется в твоем обществе в Лестрейндж-холле. Не много ли совпадений?

— Все немного не так, как думаешь, — устало покачал головой Рабастан.

— Прекрати, Басти. Хватит бегать. Назначайте дату свадьбы — я ничего не имею против Лукреции.

— Я, действительно, помогаю ей, Руди. Но это не мой ребенок, — Басти впервые осознал, в каком сложном и двусмысленном положении они с Лукрецией оказались. Ведь, вполне возможно, так думает не только брат, но и другие. — Извини, но я не могу тебе все рассказать. Отдыхай.

И не дожидаясь ответа Рудольфуса, младший из братьев вышел из комнаты. Ему надо было рассказать о разговоре Лукреции, но не успел он дойти до камина, как почувствовал боль в метке и вместо дома аппарировал к Лорду. Там его нагрузили работой, поэтому пришедшая на следующий день целительница абсолютно ничего не знала о допросе, учинённом ее защитнику. И, естественно, была не готова отвечать не неудобные вопросы.

— Мне Рабастан много о вас рассказывал, — осторожно начал Лестрейндж, когда медицинская часть визита была завершена.

— Да? — удивилась молодая женщина.

— Поздравляю с рождением ребенка. У вас ведь сын, да? — конечно, он не был в этом уверен, но рискнул предположить.

— Спасибо, мистер Лестрейндж, — кивнула Лукреция, желая поскорее сбежать отсюда.

— Вы можете звать меня по имени. Ведь мы с вами, можно сказать, не чужие друг другу люди.

— Тогда жду от вас ответной любезности, — она решила подыграть старшему Лестрейнджу, не зная, что именно рассказал брату Рабастан.

— Скажите, Лукреция, а вы не задумывались о свадьбе? — Рудольфус абсолютно не поверил словам брата и до сих пор был убежден в правильности своих предположений. — Мне бы не хотелось, чтобы маленький Лестрейндж рос без отца.

— К сожалению, этого не изменить, — грустно проговорила девушка.

— Если Басти вас обижает, я могу повлиять на брата, — охотно предложил обрадованный Рудольфус.

— Что вы!? Нет, конечно. Рабастан замечательный. Он очень обо мне заботится, и о своем крестнике тоже...

— Крестнике? — не понял Руди.

— Мне бывает иногда трудно с Финеасом, и Басти мне очень помогает, — не замечая удивленного взгляда Рудольфуса, поделилась Лукреция.

— Но разве Рабастан — не отец вашего ребенка? — вконец запутался мужчина.

— Нет! — от удивления Лукреция вскочила. — Вам стоит еще раз поговорить с братом...

Она удалилась, не дав ему больше ничего спросить, и забыв даже свой корф с зельями.

Лестрейндж перевел взгляд на захлопнувшуюся дверь и вздохнул. Он абсолютно ничего не понял в отношениях Рабастана с девушкой, и единственное, что радовало его, было отсутствие сплетен об этих двоих. Но долго ли так будет продолжаться? Рано или поздно все тайное становится явным.

А дома Лукреция приходила в себя после разговора с Рудольфусом. Она и предположить не могла, что ее ребенка все будут считать сыном Рабастана. С другой стороны, это было вполне логично, особенно, если учесть, что Финеас носил фамилию Лестрейндж. Впервые за все время ей пришла в голову мысль, что она поторопилась принять предложение Рабастана. А ведь она всегда считала себя умной и рационально мыслящей. Вот только выхода из положения теперь не видела совершенно.

Через одиннадцать лет ее сын пойдет в Хогвартс... Как будут смотреть на него другие? Ведь в глазах общества он будет бастардом. О себе Лукреция не думала. За прошедшие полгода она привыкла к неодобрению своих коллег и перестала обращать на них внимание, но она, однозначно, не хотела такой судьбы своему ребенку.

Конечно, в любой момент это можно было прекратить, объявив имя настоящего отца Финеаса, вот только слухи, пересказанные Рабастаном, не шли у нее из головы. А подвергать опасности жизнь сына она не могла. Окончательно запутавшись в мыслях, и понимая, что без совета не обойтись, Лукреция отправила Сметвику записку с просьбой о встрече и принялась ждать ответа.

А в Лестрейндже-холле Рудольфус пытался разобраться, что происходит, и что в этой ситуации делать, но понимал, что знает слишком мало. Однако он был твердо уверен, что докопается до правды.