Пожалуйста (гет)

Мысли в голове невыносимо путались, и Китнисс на память нашла дом Хеймитча. Толкнула дверь, влетела на кухню, где и застала ухмыляющегося хозяина.

«Опять ведь в стельку пьяный! — пронеслось в голове. — Может, он вообще не смотрел выступление президента?»

— Ты взволнована, солнышко? — насмешливо поинтересовался ментор, отхлебывая из бутылки. — Пришла, чтобы попросить меня умереть? Пит еще сорок минут назад умолял меня сохранить тебе жизнь…

— Выпить пришла, — холодно ответила девушка, выхватывая бутылку из его рук и делая глоток. По горлу разлилось приятное тепло, которое потом перешло на все тело. — Ты ведь поможешь мне?

— В чем?

— Спасти Пита.

Хеймитч звонко расхохотался, отнимая у девушки бутылку с крепким напитком:

— Хоть сто жизней проживи, ты не будешь его достойна!

— Так ты поможешь?

Хеймитч посмотрел в пол, а потом медленно поднял глаза и взглянул на Эвердин. В его взгляде промелькнула неуверенность, но он произнес:

— Хорошо.

— Спасибо, Хеймитч.

Китнисс уже собиралась встать и уйти, как что-то внутри перегорело. Вся та боль, что мучила ее с того самого момента, как Сноу сообщил о Квартальных Играх — нет, куда раньше, после случая на центральной площади, а может, и на Турнире победителей, — вся боль вдруг собралась в одной точке, а на глаза навернулись слезы.

«Соберись, Китнисс, — приказала себе девушка. — Хеймитч смотрит и ухмыляется! Как же я его!..» И, уже собравшись усмехнуться и посмеяться над судьбой, Эвердин зарыдала.

— В чем дело, солнышко? — удивленный ментор убрал из рук бутылку и навис над креслом, в котором сидела девушка.

Китнисс плакала, и мысли в ее голове путались. То перед взором появлялся Гейл, приближающийся губами к ее лицу, то Пит, обнимающий ее в поезде. Но больше всего — арена, кадры из прошлых Игр: осы-убийцы, Рута, переродки, невыносимая жажда. Сил думать об этом не было, девушка не могла представить, что через несколько недель ей снова придется вернуться на арену. Только в этот раз, она ни на секунду не усомнилась, будет в сотни, тысячи раз хуже.

Китнисс смертельно вцепилась в руку Хеймитча и замолила:

— Не отдавай меня им, пожалуйста. Я не смогу… я не смогу еще раз появится на арене. Я сойду с ума. Я не переживу сегодняшнюю ночь. Убей меня, Хеймитч, убей, пожалуйста! Я прошу! Если в тебе есть хотя бы капля сострадания, убей меня.

Изумленный ментор подхватил Китнисс на руки и уже вместе с ней сел в кресло. Слов найти он не мог, поэтому просто крепко прижал победительницу к себе. Поглаживая девушку по голове, он что-то шептал, но слова были бессвязными и никакого смысла не несли. Кажется, он обещал, что никогда никому ее не отдаст — и врал ей.

Спустя целую вечность Китнисс подняла заплаканные глаза.

— Лучше? — спросил ментор. В его голосе сейчас не было ни капли сарказма или упрека. Только доброта и сочувствие. — Китнисс?

Она кивнула, но снова уткнулась ему в грудь. Всхлипы закончились, но дыхание все еще было неровным.

— Рассказать тебе историю? О мальчике и девочке?

Китнисс, кажется, кивнула. И ментор начал:

— Дело было двадцать пять лет назад. В Двенадцатом жил шестнадцатилетний мальчик с младшим братом и матерью. Есть им было нечего, поэтому мальчик, как и ты, много раз писал свое имя на карточках. И однажды это сыграло с ним злую шутку.

В тот год, солнышко, выбирали по четыре человека с каждого Дистрикта. Среди них оказался и тот мальчик. Он попрощался с семьей, попрощался с любимой девушкой (и пообещал, что обязательно вернется). Обещание он сдержал и вернулся домой, только…

Хеймитч прервал рассказ. Девушке вдруг показалась, что ему не хватает дыхания. Но взгляд она поднять не решилась.

— Только вот никто его не дождался, — дрожащим голосом продолжал он. — Всех троих родных людей убили, а над девушкой еще и надругались…

Ментор поцеловал Китнисс в макушку, все еще поглаживая рукой волосы. Он сам не понимал, почему успокаивает победительницу. Да, им сейчас не легко, но было бы намного лучше, если бы каждый пережил эту боль самостоятельно: станет только сильнее.

— Мы с тобой очень похожи, детка, — невесело констатировал он. — До сегодняшнего дня я думал, что ты везучее меня: на Играх победила, любимые люди рядом. Но…, но не дай Бог кому-нибудь дважды пережить Голодные Игры.

Эвердин вдруг захватила волна жалости к своему ментору, которая пересилила даже жалость к себе.

— Это Сноу убил ее?

— Сноу. Он хотел указать мне на мое место, чтобы я не высовывался и не воображал из себя слишком много. В итоге у меня остались богатство, сила, красота. Но с кем мне все это нужно было делить? ..

Вдруг Китнисс, поддавшись внезапному порыву, который так никогда и не смогла себе объяснить, начала покрывать шею Хеймитча короткими поцелуями. Не исключено, что это было сделано под влиянием алкоголя, но в тот момент ей меньше всего хотелось рассуждать о причинах своих поступков.

— Ты с ума сошла? — гневно воскликнул ментор.

— Не отстраняй меня, Хеймитч. Ты мне нужен.

— Нет, солнышко, не я. Тебе нужен Пит. Или Гейл — решай сама. Но я старше тебя на двадцать с лишним лет, ты понимаешь? — ментор схватил ее за плечи и встряхнул, стараясь привести в чувства. — Факт того, что мы оба пьяны, не дает нам право совершать поступки, о которых ты потом пожалеешь.

— Пожалею только я? — дерзко поинтересовалась Китнисс, и ментор понял свою ошибку.

Да чего таить греха, его невероятно тянуло к этой необычной девочке. Нельзя сказать, что она понравилась ему при первой встрече. Скорее, после ее выходки на показательном выступлении. Но по-настоящему они сблизились намного позже, уже после возвращения в Двенадцатый: она одна навещала его каждый день.

Она была дерзкой, она не принимала чужие правила. И она не была слишком чистой, слишком доброй, слишком нежной. Наоборот, она была не плохой, но темной. Как и он сам.

— Не дури, детка. Ты пожалеешь куда больше меня. Моя жизнь давно превратилась в убогое существование… — протянул он. Впрочем, в его голосе не звучала жалость.

— А я умру через несколько недель, Хеймитч!

Он выпустил Китнисс, сам поднялся из кресла, а потом полетел на пол, потянув ее за собой. Приземлившись, быстро перевернулся и придавил тяжестью своего тела Эвердин. Одной рукой он придерживал ее за запястья над головой, а другой схватил за горло.

— Ты сама себе не противна? Полчаса уговаривала меня спасти Пита, беспокоилась о нем. А что в итоге? — прошипел Хеймитч.

— Питу я в верности не клялась. Но он мой друг, и спасти я его обязана, — прохрипела Эвердин.

— Ты, видно, сумасшедшая. Или в стельку пьяная. Вероятно, и то, и другое, — тяжело дыша произнес Хеймитч. — Я ведь не Пит, я не умею быть нежным. Скажи мне уйти, и я уйду.

Китнисс судорожно втянула воздух: ей казалось, что мужчина задушит ее. Но тем не менее, она, удивленная, что совершенно не испытывает страха, прохрипела:

— Продолжай.

И Хеймитч продолжил.

Настойчиво целуя ее, начал снимать одежду, все еще придерживая руки над головой. Расстегнув рубашку, просто отодвинул лифчик и прикоснулся губами к соску. Китнисс задышала чаще, стараясь не вскрикивать.

Усмехнувшись, Хеймитч стал двигаться ниже, между прочим произнеся:

— Можешь не сдерживать себя, солнышко.

И она последовала его совету.

Как только ментор стянул с нее брюки и провел рукой по внутренней стороне бедра, она громко застонала. Трусики были слабой преградой, которую Хеймитч легко преодолел. Теперь рука коснулась нежного места, и Китнисс в очередной раз попыталась схватить ртом воздух.

Ментор стянул с себя лишнюю одежду и навис над девушкой:

— Ты уверена, Китнисс? Назад пути уже не будет.

— Да, Хеймитч.

— Ты понимаешь, на что идешь? Ты хочешь, чтобы я взял тебя здесь, прямо на полу, девочка?

Эвердин только кивнула и обвила руками шею своего ментора.

— Тогда… Тогда поиграем.

Ментор до последнего пытался отговорить ее. Но поняв, что упертая девочка не собирается отступать, уже не смог себя сдерживать. Никогда бы он не пошел на это против ее воли, но теперь…

Он начинал целовать шею, ключицы, грудь и слегка приподнял бедра Китнисс. Девушка часто задышала, вцепившись в плечо ментора ногтями.

— Расслабься, Китнисс, — прошептал он. — Я постараюсь не сделать тебе больно.

Девушка кивнула, и Хеймитч нежно вошел в нее. Натолкнувшись не слабую преграду, сделал небольшое усилие. Почувствовав боль, Китнисс вздрогнула и сильнее сжала его плечо, но с ее губ не слетело ни стона.

Чтобы не доставлять девушке неприятные ощущения, Хеймитч сначала двигался медленно, но постепенно наращивал темп. В голове все смешивалось от выпитого алкоголя, но ментор все еще пытался не терять связь с реальностью. Когда Китнисс рискнула проявить инициативу и поймать его темп, Хеймитч легко прижал ее бедра к полу.

— Ты можешь заставить Капитолий играть по твоим правилам, но не меня, солнышко, — усмехнулся мужчина.

— Хеймитч, пожалуйста, — не сдерживая стоны, попросила Китнисс. — Хеймитч!

Она прогнулась навстречу, стараясь продлить эйфорию. Ментор все еще придерживал ее, но уже без энтузиазма: он сам находился на переделе. И в следующую минуту достигнул оргазма, без сил падая рядом.

«Пол-то ледяной, — сообразил Хеймитч. — А она лежит так добрых полчаса! Идиот! Тупица!»

— Ты не замерзла, солнышко? — поинтересовался он, подхватывая Китнисс на руки и направляясь на второй этаж. На краю сознания промелькнула мысль о том, что Китнисс очень легкая.

— Нет. Это… было просто восхитительно, Хеймитч.

Ментор опустил ее на кровать, вслепую отыскал одеяло и, ложась рядом, накрыл и себя, и девушку. Рукой нежно, ласково провел по щеке Китнисс и прижал к себе. Он был зол и на себя, и на девушку, но одновременно испытывал невероятное удовольствие.

— Ты обманул меня… — негромко прошептала Эвердин.

«Ты даже не представляешь, как часто я тебя обманываю», — подумал Хеймитч, но вслух произнес:

— О чем ты?

— Ты сказал, что не умеешь быть нежным… — сонно ответила Китнисс.

Почти сразу она заснула, а Хеймитч, недолго полюбовавшись девушкой, принес снизу одежду и аккуратно, стараясь не потревожить чуткий сон, одел ее. Несколько раз Китнисс открывала глаза, но Хеймитч успокаивающе гладил ее по волосам, заставляя уснуть снова.

— Солнышко… — прошептал он без типичной для него иронии, — что я с тобой натворил?

Одеваясь, ментор надеялся (хотя даже в пьяном состоянии понимал: это исключено), что завтра она ничего не вспомнит.