Ты поверишь? (гет)

"It's a reflection that you see in me..." — поет проникновенный женский голос, чуть хрипя. Радио выглядит древним и хрипит соответственно возрасту — как семидесятилетняя старуха с обструктивным бронхитом. Грег на эти звуки только морщится и шумно отхлебывает из стакана.

Бар, где они сидят обычно, оккупируют сегодня футбольные фанаты. Пиво, закуска, ставки и мордобой — Грег и Джон, не сговариваясь, решают, что слишком стары для этого наивного дерьма, и сворачивают в первое попавшееся заведение, которое оказывается стилизованным под "ретро". Красные диванчики с потертыми округлостями, пластинки на стенах, приглушенный свет, бело-красная посуда и пузатые солонки и перечницы.

Бармен, юноша с прилизанными волосами, выкручивает звук на максимум и замирает, опираясь о стойку локтями и уставившись влажными глазами в стену. Парочка посетителей начинают ворчать, но ему плевать. Джону тоже плевать — он вообще не слышит, что там поет эта бронхитная девица.

В полумраке, после дежурства и первой кружки, начинают слипаться глаза, но Джон знает — это чертовы фокусы. Черта с два он уснет, когда вернется домой. Разве что улечься прямо здесь, на упругом красном диване... Грег шумно опускает на стол стакан и вздрагивает.

— Я случайно.

Грег выглядит не так паршиво, как бывало, значит у него все в порядке. Порядок. Везде. В отделении — ну конечно, у них ведь снова появился Могучий Ум; и дома — видно, та последняя женщина прижилась. Джон лениво отмечает, что рубашка у Грега смотрится выглаженной даже в конце рабочего дня. Точно прижилась.

— Как дела у Кристины? — спрашивает Джон.

— Неплохо, — Грег понимающе усмехается, выразительно оглядывает Джона, наверняка проделывая такой же мини-дедуктивный фокус. Проведя с

Шерлоком несколько лет, просто невозможно не отрастить вторую пару глаз и анализаторскую извилину. — А ты снова ночевал в больнице.

— Потому что на мне вчерашняя мятая рубашка.

— Ты просто хреново выглядишь. Извини, я не так искусен в этих ваших штучках, говорю, что вижу.

"Do you love me... — надрывается динамик с откровенным страданием. — Do you need me?.." Джон ежится и допивает вторую кружку залпом. Грег молча на него смотрит, полувопросительно приподняв брови. Грег знает, что такое тактичность — он не спрашивает в лоб. По крайней мере, не сразу. Поэтому Джон говорит сам, неожиданно так же сипло:

— У Мэри живот.

— Э... да, — деликатно подтверждает Грег.

— Черт, живот, такой... — Джон смотрит на пузатую солонку. Вот же придурь. Что из этого он не может сказать? Что его жена беременна? Что его лгунья-жена носит их ребенка? Что ему дико хочется прикоснуться к этой отчетливой округлости — а он не может? Что они обмениваются парой фраз в день — передай перечницу, не убирай молоко, купи, пожалуйста, зубную пасту и средство для посуды... — Я подонок, Грег, но я не могу. Даже эта ее флешка...

— Так ты не посмотрел материалы? — Грег, кажется, удивлен. Он постукивает смуглыми пальцами по бокам стакана, незаметно подавшись вперед, как ищейка. — Серьезно?

"I guess we all have to believe in something..."

— Я пытался. Я шесть раз вставлял эту чертову флешку, но... не открыл. Видел, что там много текстовых файлов, видеозаписей, какие-то редкие форматы... Я даже посмотрел, какие программы скачать, чтобы их открыть. Скачал.

— И?

— Потом Мэри начало тошнить.

— Все шесть раз?

— Это был третий. На четвертый пришел Шерлок, на пятый вызвали на дежурство, а потом... — Джон стискивает свой стакан, испытывая желание швырнуть чертову солонку в стену. — Потом я подумал — а не к черту ли это все?

"In anything".

Он с отвращением тянется к солонке, некоторое время греет ее в ладони. Солонка оказывается анатомически невозможным жутковатым слоном, у которого стерты глаза. Джон сыплет соль в миску с арахисом, из которой они с Грегом периодически таскают пережаренные и потому горчащие половинки орешков.

Грег наблюдает за ним хмуро. В деликатности есть минусы — если ты не понял, что хочет сказать собеседник, сталкиваешься с этической дилеммой "что сказать, чтобы не получить по морде".

— Расслабься, — успокаивает его Джон, слабо улыбаясь. — К черту — не Мэри, а эту... всю эту канитель. Они слишком... Непредсказуемые. Она и Шерлок. Ты привыкаешь, думаешь, что все понял — а потом узнаешь что-то, что непременно сломает тебя, если не сдашься. Вся эта философия про гибкость травы и все такое...

— Ты не очень-то в это веришь, да?

— Я не знаю. — Джон зачерпывает горсть орехов и разглядывает. Грег — не Шерлок, но и от него не скроешь: Джону так же паршиво, как было неделю, две, три назад. Ничего не меняется — ситуация такое же дерьмо, как раньше. Это все так же больно. И эти двое — такие же засранцы. Но один из них — его лучший друг, а вторая — жена и будущая мать его ребенка. Как его угораздило в это вляпаться? — Я не знаю, Грег, но я все равно гнусь. Всегда. В конце концов, если я до сих пор не пристрелил Шерлока...

Они ухмыляются друг другу. Грег отходит к барной стойке и возвращается через минут с двумя полными пенными стаканами.

— Даже не знаю, — говорит он. — Пить за гибкость — это плевок в лицо мужскому. Выпьем за всех... паршивцев, которые нам дороги.

— Выпьем, — соглашается Джон.

Они пьют, а радио допевает — что за занудщина, сколько минут она уже длится? — последнюю строчку: "Do you believe, believe in me?" — и музыка затихает, оставляя только хрипы старого динамика. Бармен убавляет звук, и в помещении становится неожиданно тихо.

Джон смотрит на часы — пятнадцать минут девятого. Еще четверть часа — и надо идти. Мэри наверняка его ждет... Как всегда.