Варианты (гет)

Июльское солнце пекло прямо в макушку. Проклятые чёрные волосы! Он знал, что от этого можно, в конце концов, и без сознания свалиться, но оцепенение, овладевшее им, захватило так сильно, что буквально не давало сменить позы. Он развалился, опершись на локти, в паре сотен футов от «Норы» на склоне небольшого пригорка, едва начинавшего свой подъем за его спиной. Густая трава буквально выжигалась палящим солнцем и уже сейчас — в середине лета — начинала кое-где желтеть и подсыхать. Царившее вокруг абсолютное безветрие наполнялось дурманящим ароматом полевых растений; мощный стрекот армии насекомых звучал с таким воодушевлением, что почти заглушал едва доносящиеся слова какого-то разговора со двора. Впрочем, ему незачем было прислушиваться. Просто не хотелось знать, о чём они опять там разговаривают. Он отошёл сюда и опустился в траву именно для того, чтобы хотя бы на время отделиться, отъединиться от всех, как бы он к ним ни относился. Странное чувство, одолевавшее его, не отпускало.

Оно появилось не так давно. Вскорости после того, как все убитые были захоронены. Казалось бы, дальше всё должно было быть ясно. Скорбь, печаль, воспоминания, надежды, скромная радость от общения с близкими, радость побольше, что они выжили, волнение за будущее. Такие оправданные мысли, такие понятные чувства. Всё это было. Но кроме этого появилось что-то ещё. Какая-то тяжесть, имени которой он не знал, тоска непонятно отчего. Она, порой, подступала к самому горлу и слово медленный яд отравляла даже те моменты, в которые он, казалось бы, должен был чувствовать себя вполне счастливым. Более всего это чувство напоминало ожидание. Тоскливое ожидание чего-то тяжёлого, что тебе вскорости предстоит сделать. И чем дальше, тем чаще на него накатывало, словно бы и вправду приближался такой день, в который ему предстояло бы что-то неприятное или опасное, хотя ничего подобного и близко не было на горизонте. Наоборот, будущая перспектива рисовалась исключительно радужной. И уж, тем более, по сравнению с тем, что они пережили, любые сложности могли показаться сущим пустяком. Тем труднее было понять, что же с ним не так.

Потому что переживания за погибших шли вполне отдельным убийственным пунктом в его внутреннем распорядке. Регулярно, так или иначе, воспоминания выстреливали ему в голову картинками с дорогими ему людьми, которые там — в мыслях — ещё вполне себе были живёхоньки, и следом, словно гильотина всякий раз обрушивалась весть, что никаких новых воспоминаний с ними уже не будет, всё, конец, остаётся только прокручивать старые. Но к той — непонятной — тоске эта понятная скорбь никакого отношения не имела. Хуже всего, что это странное чувство больше отравляло общение с теми близкими ему людьми, которые у него, слава богу, оставались, ради которых он и находился сейчас здесь, словно бы на каникулах, или в каком-то своеобразном «геройском отпуске». Сразу после окончания всех церемоний у него была мысль вернуться на Гриммо, но его дружно отговорили, да он и сам понимал, что сидеть там, в одиночестве, учитывая тот груз переживаний и чувства вины, который давил на него со времени последней битвы — это не самое лучшее решение. Тем более что Джинни просто чуть ли не криком кричала, что не хочет запираться в этом «склепе», учитывая, что все их друзья и родственники сейчас отдыхали в «Норе».

Он и сам чувствовал, что ему хорошо здесь, действительно хорошо, как давно уже не было. Стало, порой, даже возвращаться ощущение некоторой беззаботности, которое, как он считал, давно уже успел утратить. Но нет — иногда он чувствовал себя вполне так же, как и будучи совсем ещё ребёнком, приезжая в гости к Уизли, даже время почти совпадало — конец июля. Поэтому для него вдвойне странной и непонятной являлась эта мучительная, тянущая тоска. Отрава была хоть и слабой, но чрезвычайно противной на вкус.

Он, наконец, понял, что больше не может уже выдерживать этот солнцепёк, сел, разминая затекшие плечи и шею, и встряхнул, проветривая, расстёгнутую рубашку, пропитавшуюся потом. Надо было возвращаться. Он понимал, что они оставили его в покое, признавая его право на периодическое уединение, но на долго их терпения не хватит. Рано или поздно кто-то из них решит, что «Гарри пора отвлечь». Конечно, они были уверены, что он переживает из-за потерь или чувства вины, никто из них понятия не имел, что его гложет нечто, чему он сам не мог найти не то что объяснения, но даже названия. Поэтому он встал и медленно побрёл по направлению к низкой ограде двора.

— А вот ещё один работник нарисовался! — звонкий голосок Джинни донёсся до него со стороны грядок.

На ней была свободная рубашка, завязанная внизу узлом. Плоский животик, который весьма соблазнительно выглядывал из-под неё, и узкий треугольник обнажённой кожи на груди давали некоторый простор воображению, а на ногах — широкие штаны, обрезанные ниже колен, очевидно, что-то из вещей старших братьев, длинные волосы собраны и сколоты на голове. Она была похожа на мальчишку-сорванца… нет, на подругу таких вот мальчишек, смотреть на неё было приятно. Он слегка улыбнулся, подошёл и опёрся об ограду.

— А ну-ка не стой там столбом и помоги нам набрать овощей для обеда.

— Ни за что не поверю, что вы вдвоём не справитесь с десятком огурцов.

Джинни копалась в огороде вдвоём с Луной, заглянувшей к ним в гости по уже укоренившейся доброй привычке. На Луне был длинный, льняной балахон белого цвета с лёгкими голубыми разводами, босые ступни покрывал толстый слой пыли. Он подумал, что не стоит ей, наверное, плестись по такому солнцепёку, всё-таки идти от её дома было прилично, но запущенный в его голову огурец отвлёк его от этой мысли. Он привычным жестом поймал его, обтёр и откусил со светлой стороны. По такой жаре они быстро начинали горчить.

— Помой хотя бы! — насмешливо бросила ему Джинни.

— Свежая земля даже полезна, — отозвалась Луна слабым голосом, отбрасывая с лица упавшую прядь, — если не употреблять её в больших количествах.

— Само собой, как я забыла! Надо бы подбросить маме идею с новой приправой. Или, может быть, прямо сразу вывалить на тарелку… Действительно, и чего мы так паримся с этой готовкой, когда кругом столько вкусной земли?!

Его губы поневоле разъехались, хотя смеяться над Луной ему не хотелось. Но уж слишком смешной ему показалось картинка, когда Молли вдруг за обедом начинает накладывать всем в тарелку землю большой ложкой.

— Ладно, пойдём уже, я думаю, этого хватит.

Девушки взяли корзинки с овощами и отправились в дом. Он тоже поплёлся за ними, на ходу застёгивая рубашку, понимая, что пора уже спрятаться в тени, пока он и правда не схватил солнечный удар.

В гостиной было даже прохладно, или, по крайней мере, так казалось после солнцепёка. Молли, конечно, была на кухне, Артур на работе, Джордж в магазине, а вот его друзей что-то не было видно.

— А где Рон с Гермионой? — спросил он, поймав Джинни своим вопросом прямо в дверях кухни, отчего шедшая вслед за ней Луна как сомнамбула ткнулась в её спину.

— Наверху. Наверху наша «сладкая парочка», — Джинни иронично усмехнулась, переложила корзинку в левую руку и махнула рукой вверх. — Обсуждают чего-то.

Он упал в плетёное кресло напротив камина и шумно выдохнул, словно выпуская из себя часть жара, который он впитал на улице.

«Обсуждают». Он прекрасно знал, что они обсуждали. Гермиона строила планы. Для неё это вообще была не редкость, но сейчас она просто таки ни о чём другом не говорила, кроме как о будущем. Он представлял, как роятся эти мысли у неё в голове, носятся из стороны в сторону, от одного к другому, как она выбирает, оценивает, прикидывает варианты.

Вот! Варианты. У них наконец-то за такой долгий срок появились варианты. Наконец они могли выбирать своё будущее. Сами выбирать, никто больше не мог им помешать или стать непреодолимой преградой, никакой невыполненный долг больше не висел над ними. Во всяком случае, над его друзьями точно. Лично для себя он имел некоторые мысли на этот счёт, которыми пока что не хотел делиться, но и он сам понимал, что больше не является необходимым элементом в смертельной борьбе. У него тоже появился выбор, и обретённая свобода неожиданно прибавила головой боли. Но сейчас он не хотел об этом думать. Тем более что сверху уже слышались приближающиеся голоса его лучших друзей, и они, как всегда, о чём-то яростно спорили. Это было уже настолько привычно, что он даже не обернулся, когда они вбежали с лестницы в гостиную.

— Вот, Гарри, ты здесь? Скажи ему.

— Да, да, Гарри, скажи ей!

— Что именно я должен вам обоим сказать?

— Я объясняю этому оболтусу, что нам необходимо ехать, а он опять начинает отговариваться, как будто не слышит, что я говорю.

— Вы снова о Хогвартсе, что ли? — Джинни вернулась с кухни и с усмешкой сложила руки на груди, прислонившись к стене плечом.

— Именно так, — подтвердила Гермиона, — и я не понимаю, почему я в сотый раз должна повторять одно и то же?

— Наверное, потому, что я эти сто раз был с тобой не согласен, — подхватил Рон.

— Неясно, о чём тут вообще можно спорить? Тем более, тебе. Рон, нам необходим этот год обучения. Это важные дисциплины, все они пригодятся, к тому же экзамены…

— О, пожалуйста, Гермиона! Ну, зачем тратить время на то, за что и так поставят высший балл? Ты не понимаешь разве, что школа для нас закончилась? Всё! Все свои экзамены мы уже сдали. И получше других.

— Это только ты так думаешь. Ты же не будешь спорить, что я сильнее тебя по всем дисциплинам? Тем не менее, я поеду доучиваться этот год, а не буду ссылаться на свои заслуги, что бы мы там ни сделали. Они учёбы не заменят. Вот и Гарри так думает.

— Гарри так не думает, не надо решать за него.

— Конечно же, он так думает, он в сто раз ответственней тебя! И потом, Джинни так и так ехать доучиваться, не отправит же он её в Хогвартс одну, оставшись здесь.

— Вот именно! Ты просто рассчитываешь, что Джинни его уговорит, и все дела.

— Рон, не прикрывайся мной, пожалуйста! — вспыхнула Джинни. — Решайте это сами, а мы уж как-нибудь разберёмся, кому и куда ехать.

— Да я уже понял, что вы просто с Герм сговорились, чтобы на нас давить. Я же знаю, что Гарри, как и я, собирается записываться в авроры.

— А может, спросим у самого Гарри? — тихий голосок Луны как-то удивительно чётко прорвался сквозь общий гвалт. Она вышла из кухни и вытирала свои короткие пальчики об огромный фартук, вероятно, врученный ей Молли на время каких-то вспомогательных работ по кухне.

В воцарившейся вслед за фразой Луны тишине он сразу почувствовал себя неловко. Они ждали от него ответа, но у него не было ответа.

— Гарри, ну чего ты молчишь? — не выдержала Гермиона.

— Я… не знаю.

— То есть как ты не знаешь? А кто знает? Надо решать сейчас, когда ещё остаётся достаточно времени, чтобы подготовиться, мы же целый год пропустили, разве ты забыл?

Он не забыл. Как он мог об этом забыть, интересно знать? Она вообще понимает, что несёт?! Он сделал движение шеей, не удержавшись от невольной гримасы.

— Да не хочет он никуда ехать! — воодушевился Рон, очевидно, решив, что настал момент поддержать друга. — Просто вы давите на него с двух сторон, вот и всё.

— Никто на него не давит…— но менторский говорок Гермионы перекрыл громкий голос Джинни: — Пошёл ты в задницу, Рон! Мы сами всё решим!

— Джинни, доча, прекрати так выражаться! — донеслось с кухни предостережение Молли.

Он встал. И они немедленно прекратили свою перепалку. Его смутило это ещё больше, потому что он понимал, что с некоторых пор они начали относиться к нему по-другому. Это были самые близкие ему люди, но даже от них его вдруг стала отделять какая-то невидимая дистанция. Они знали его с раннего детства, были в курсе всех его слабостей, могли спокойно сказать ему в лицо всё, что угодно и, тем не менее… С какого-то момента, а точнее, всем известно с какого, он вдруг в их глазах словно бы поднялся на ступень выше. Словно он выпал из круга равных и стал чем-то большим, чем просто их другом или близким человеком. Приобрёл особый авторитет, они слушали его не как друга, а как командира, и это просто вымораживало порой. Поэтому он старался по возможности как можно реже высказывать своё мнение. Во избежание, так сказать. Но в этот раз уклониться было решительно невозможно.

Он быстро зашагал по комнате вдоль окна туда-сюда, задел какое-то диковинное волшебное рукоделие Молли, оно свалилось на пол, он взмахнул руками…

— Я не знаю! Не знаю я! Всё! Не хочу пока больше ничего говорить.

И, отчего-то разозлившись, побежал наверх, буквально испытывая на прочность шаткую скрипучую лестницу. Они молчали, пока он бежал, только Гермиона снизу прошипела:

— Сколько раз тебя просила не сокращать так моё имя!

— А как ещё мне сокращать…

Это последнее, что он услышал, прежде чем захлопнуть дверь в комнату.

Какое-то наваждение! Он рухнул на узкую постель, прижавшись спиной к стене, едва не стукнувшись о неё головой. Любые обсуждения будущих планов словно вставали ему поперёк горла. С чего? Он не знал. У него был его собственный план, единственный план, который как-то удовлетворял его и не погружал при этом в тягостные размышления ни о чём. Остальное…

Представить себе, как он будет снова сидеть за партой… В числе других таких же как он… Запоминать какие-то общие знания, писать эссе, отвечать, сдавать экзамены… Он не думал, как Рон, что ему больше нечему учиться, что он за этот год стал учёней всех прочих, дело было не в этом. Если Рону казалось в чём-то унизительным обучаться наравне с теми, кого, как он считал, давно перерос, то для него почти мучительной представлялась перспектива, когда на него будут смотреть как на диковинного зверя. А то, что в школе именно так и произошло бы, он не сомневался. Его все станут выделять: и ровесники, и учителя, и скрыться от этого не удастся никак. Ему следовало выбрать место, где он априори оказался бы слабее прочих, только тогда был шанс, что он снова почувствует себя в своей тарелке. Он потёр лоб, словно пытаясь разогнать толпящиеся в голове мысли, но ядовитая тоска разливалась откуда-то снизу, из груди, вновь подступая к горлу. Ему вдруг захотелось сбежать. Сбежать отсюда куда-нибудь, куда он и сам не знал.

Дверь тихонько приоткрылась, и Джинни сунула внутрь свой острый нос. Бросив на него быстрый взгляд, она со слабой улыбкой втекла внутрь и прикрыла за собой дверь.

— С тобой всё в порядке?

«Нет!» Но как он мог ей объяснить? Он сам себе не мог объяснить, что именно с ним происходило, а не то что… И поговорить было не с кем. Как назло, все, с кем он мог бы поделиться своими душевными неурядицами, все, кто мог бы дать ему хороший совет в сложной ситуации, все они погибали один за другим. Остался, пожалуй, разве что Артур, но Артур был не тем человеком, который бы обладал достаточной чувствительностью, чтобы понять, что происходило внутри него, а сейчас требовалось именно почувствовать. Артур способен был дать ему полезный житейский совет, но и только. Друзья? Ну, он наизусть мог бы про себя продекламировать, что сказали бы ему друзья.

— Я в порядке. Просто… слегка голову напекло. Как-то… не думается.

— Болит? — Джинни пристроилась рядом и тихонько погладила его по макушке.

— Нет, — он замотал головой. — Просто.

— Мы тебе уже надоели своими бесконечными спорами.

— Перестань! Как вы можете мне надоесть?! Просто я действительно не хотел ничего говорить.

— Не хотел? Так у тебя есть какие-то планы?

Он повернул к ней лицо и упёрся кончиком носа в её нос.

— А если я скажу, ты будешь пока что держать это в тайне?

— Само собой. Ты же меня знаешь.

Он снова отвернулся от неё и вздохнул.

— Понимаешь, я не хочу сейчас говорить, потому что вы можете огорчиться. Не то чтоб я решил до конца, но… Нет, пожалуй, вот сейчас уже решил.

Он замолчал, но она не стала его переспрашивать, ждала, когда он продолжит.

— Думаю, что завтра отправлюсь в Лондон, в Министерство. Погляжу, что там насчёт стажировки. Какие условия, и вообще. Не могу больше здесь сидеть.

— Всё-таки хочешь попробовать прямо сейчас?

— Мне на днях пришло письмо. От Кингсли. Он приглашает меня в Аврорат.

— Ха, этого следовало ожидать! И что тебя смущает?

— Ну как?! Гермиона убеждена, что мы сперва должны доучиться этот год, прежде чем выбирать профессию. Рон смертельно обидится, что я не взял его с собой. Но не могу же я приехать с ним, ему-то приглашения не присылали! И ты, ты тоже…

— А что я?

Он приподнял брови с виноватым выражением лица.

— Тебе придётся ехать в Хогвартс одной, если меня примут. Думаешь, я не понимаю, что ты станешь переживать?

— Ну, что ж поделать, — она пожала плечами с грустной улыбкой, — в конце концов, если ты твёрдо решил… Ты же твёрдо решил? — спросила она выжидательно.

— Боюсь, что да. Понимаешь, я думаю, что сейчас, вот прямо сейчас могу принести пользу. Нельзя мне сидеть весь этот год и приобретать знания, как предлагает Гермиона, работать на себя, когда по стране шастает полным-полно сбежавших преступников и убийц. И ловить их, по сути, почти некому! И если мне предлагают, если думают, что я справлюсь, значит я должен.

— Понятно, — сказала она со вздохом, — раз ты так считаешь… Надеюсь, это будет не так опасно, как раньше.

— Эй, мы сможем видеться каждые выходные. В Хогсмите есть камины.

— Конечно, — кивнула она не очень уверенно, но потом немного повеселела, — в конце концов, во всём этом есть и один плюс.

— И какой же?

— Поклонницы, — она лукаво улыбнулась, — в Хогвартсе у тебя будет куча поклонниц, которые станут за тобой толпой бегать.

— А ты будешь ревновать.

— Конечно, я буду ревновать, а ты как думал?! И мне придётся их от тебя отгонять.

— Думаю, тебе не придётся. Они и так не осмелятся подойти ко мне, зная твою репутацию. Ты ведь опасна, — он обнял её за талию, прижав к себе.

— Да, я опасна. Когда кто-то хочет тебя отнять, я очень опасна, — она чмокнула его в щёку, он ответил, и постепенно это превратилось в долгий поцелуй.

Его чувства к ней подскакивали как-то резко и сразу, как будто высокая волна накрывала с головой, только что был вполне на плаву, и вот он уже ничего не контролировал. Хотелось просто что-то делать с ней. Руки, губы, они двигались слово бы сами собой, опрокинув её на постель, бегали по ней, пусть ещё довольно осторожно, но уже настойчиво, пытались вторгнуться туда, куда пока что ходу не было, он целовал голые участки её кожи, шею, живот, узкий треугольник на груди, а руки комкали её рубашку, и в пальцах словно бы копилась, не имея выхода, серьёзная сила, имеющая единственную цель сорвать уже с неё всю эту ткань, добраться до самого сладкого, получить, наконец, в своё полное распоряжение её тело, и в этот раз, кажется, ничто не могло этому помешать. Но она вдруг мягко, но настойчиво упёрлась ладонью ему в лоб и стала отталкивать, шепча: «Хватит, хватит, хватит».

— Извини, — он сёл и перевёл дыхание, — я, кажется, увлёкся.

— Эй, — сказала она ему на ухо, — не извиняйся. Я не против. Просто здесь не место и не время, ты же понимаешь.

— Ты не против? — он обернулся к ней с удивлённым лицом.

— Конечно.

От её взгляда он едва не схватил её вновь.

— Тогда почему же…

— Я просто ждала, когда ты будешь готов.

— Да я давно уже был готов! Ты даже не знаешь, насколько давно.

— Ничего подобного. Если бы ты был готов, ты бы не стал сидеть и просто глазеть, дурачок ты этакий. А вот сейчас я и вправду вижу, что ты готов.

— Я просто не хотел… лезть, считал, тебе это не понравится.

Она взяла в ладони его лицо.

— Ну как, как девушке, которая тебя любит, может это не понравиться? Ну, ты сам подумай глупой своей головой.

— Хорошо. Я понял.

Он приблизился и начал целовать её глаза и губы.

— Значит… тогда… когда будет… удобно?

— И где… будет… удобно.

— Договорились.

— Договорились. А теперь пойдём уже вниз. А то моя мама посчитает, что мы приступили к десерту, не успев даже пообедать. И ей это совсем не понравится.

— Ладно, ещё минутку.

Он присел перед ней на корточки.

— Гарри, что ты делаешь?!

— Развязываю чёртов узел на твоей рубашке.

— То есть, мы договорились, но ты всё равно…

— Я просто должен это сделать. Развязать его. Но он почему-то не развязывается. Почему он не развязывается?!

— Ты ещё палочку используй, дуралей! Надо просто потянуть за этот хвостик, — Джинни улыбалась во весь рот, глядя на его бесплодные попытки справиться с тугим узлом.

— Значит, за хвостик, говоришь?

— Да, именно за хвостик.

— За этот?

— Да, за этот.

— Хорошо.

Он потянул, и узел как-то разом развалился, превратив узкий треугольник голой кожи в длинную вертикальную полоску.

— Так, и что же дальше? — спросила она со смехом.

Он осторожно, дрожащими пальцами раздвинул её рубашку. Ослепительная белизна кожи маленьких полушарий её грудей, по контрасту с другими загоревшими участками по соседству, как-то сразу словно бы ударила ему в глаза. Ярко-розовые соски стояли торчком, он уставился на них, не в силах отвести взгляд.

— Ну и как? Нравится? — спросила она насмешливо. — Доволен? Теперь мы можем идти обедать?

Он закрыл приоткрытый рот и сглотнул.

— Да! Сейчас.

Какое сильное волнение, когда в первый раз видишь что-то доселе запретное! Что-то, настолько желанное, вдобавок. И как, оказывается, всё просто. Всего чуть-чуть настойчивости…

— Нет, нет, нет! — она остановила его, снова упершись в его лоб ладонью, когда он потянулся губами к её груди. — Хватит и тебя одного, не доставало ещё, чтобы и я завелась. Тогда нам тут точно устроят «горячую закуску» в самый неподходящий момент, обоим достанется и соли, и перца! Пойдём уже.

Он с разочарованием пронаблюдал, как она застёгивает рубашку.

«Может, правда, жениться на ней?»

Идея принадлежала Молли. Не самой женитьбы, конечно, а того, чтобы всё устроить уже этим летом. Причём всем им, всей четвёрке одновременно. Выглядело это, конечно, соблазнительно. Одна общая свадьба на всех, куча друзей, общий праздник… Казалось, чего-то такого именно сейчас не хватало. В это странное лето. Заодно и прятаться по углам больше не было бы необходимости. Раз уж он, как сама Джинни признала, уже готов. Но стоило вспомнить, что ещё буквально месяц назад они опускали в землю гробы с близкими, как перспектива такого желанного веселья становилась призрачной и какой-то уж слишком… циничной. Достаточно было только представить лицо Джорджа на этом шумном празднестве, и сразу же отпадало всякое желание в нём участвовать. Нет, стоит, наверное, повременить, несмотря на весь тот жизненный опыт, которым Молли на них давила. Она напирала на то, что всякие хлопоты как раз и позволяют отвлечься от разных дурных мыслей, погрузиться в иные заботы, тем более, раз есть любовь, то чего тянуть, и в этом всём был, конечно, свой резон, но, кажется, в отношении него это не работало. И, почему-то ему казалось, что Гермиона думает так же, хотя он с ней никогда не беседовал на эту тему.

За обедом, как ни странно, больше всех говорила Луна. Она что-то такое бормотала о том, как здорово было бы выращивать овощи сразу с тем вкусом, которым надо, чтобы, например, картошка прямо с грядки была бы уже по вкусу как варёная или печёная.

— Луна, давай уже ешь! — наконец, проворчала Молли. — Ты же и так худенькая, что скоро просвечивать начнёшь насквозь.

Надо ли и говорить, что подобная благодатная тема была буквально создана для рассуждений о том, как это прекрасно — немного просвечивать, и к каким замечательным созданиям можно было бы войти в доверие, обладая таким качеством. Молли в ответ только качала головой, с сокрушённым выражением лица. Это словоизвержение могло бы продолжаться ещё долго, если бы Джинни не прервала его коротким:

— Хватит, Луна! Ешь уже.

Луна моментально замолчала и почему-то украдкой взглянула на него, прежде чем уткнуться в свою тарелку. Вот интересно, она что, к нему что ли, в первую очередь, обращала свои привычные туманные рассуждения? Внезапно он понял, что это вполне может быть правдой. Ну а действительно — к кому ещё? Гермионе? Ну да, конечно! Кому-то из Уизли? Им вот прям буквально не терпелось её послушать! Оставался он. Ну и ладно. Как-нибудь ещё побеседуют, когда подвернётся подходящая возможность. Впрочем, если он завтра собрался в Министерство, то много ли еще таких возможностей впереди оставалось? Он отбросил эти рассуждения в сторону, не желая тратить на них душевные силы. И так хватало переживаний.

После еды у него, как всегда, повышалось настроение. Он полюбовался, как Гермиона парой взмахов палочки отправила всю грязную посуду в мойку, где та сама по себе отчистилась и сложилась высокой горкой на разделочном столе. Молли только оставалось одобрительно посматривать за этой процедурой. Наверняка она уже прикидывала про себя, насколько повезло её сыну с будущей женой. За это лето Гермиона довела до совершенства все бытовые заклинания в доме, несмотря на решительные первоначальные протесты хозяйки. Его подруга никогда не слыла знатоком в этом деле, но стоило ей за что-то взяться всерьёз… и перед ней никакая сложная наука не могла устоять, а не то что несколько жалких тарелок и куцых веников. Молли оставалась только готовка, которую уж она ни в какие руки не отдала бы, ни под каким видом, и это было и к лучшему, потому что от готовки Гермионы у него, кажется, до сих пор была отрыжка. То ли дело сейчас. Плотный обед, который наполнял его желудок, располагал к некоторой умиротворённости; мучившие его чувства на время ушли в тень.

Они снова перебрались в гостиную, но не все, Молли сразу после обеда забрала дочь с собой. «Пойдём-ка, Джинни, поможешь мне в курятнике». Он подозревал, что вряд ли курицы не могли подождать, скорее всего, мать хотела расспросить дочь по поводу его планов, Молли не могла не слышать их сегодняшнюю перепалку. Но то, что Джинни его не выдаст, он был уверен, тем более что, если завтра всё решится положительно, он сам всё расскажет, а если нет — это будет уже не важно, так что его не особо беспокоил подобный разговор. Вместо этого он подумал, что можно же взять завтра Джинни с собой и на обратном пути отправиться с ней в квартиру на Гриммо. Разве можно было придумать лучшее место, где бы им не помешали? Он слегка размечтался, вообразив, как это будет выглядеть, фантазии захватили его, захватили именно потому, что он знал, что это фантазии. На самом деле, он понимал, что Гриммо — не лучшее место для таких удовольствий. Нет, когда-нибудь потом, когда они оба привыкнут — может быть. Наверное, им тогда уже станет всё равно, где этим заниматься. Но пока что, зная отношение Джинни к этой квартире, лучше было не рисковать. Да и он сам, попав туда, мог резко изменить настроение, на него могли навалиться воспоминания, учитывая, как часто и как много ему приходилось переживать не лучших минут в этом самом месте. Оно явно было не приспособлено для таких, как они с Джинни. Во всяком случае, для них, радостных и счастливых. Скорее уж, оно больше подходило для той самой непонятной тоски, которая стала наползать на него в последнее время всё чаще и чаще. Если вдруг он с какого-то рожна решит окончательно ей сдаться, он отправится сразу по тому адресу, а пока лучше предпочесть какое-нибудь другое местечко.

Гермиона, утонув в глубоком кресле, которое Артур считал своим любимым, бесцельно листала записную книжку. Она делала это в те редкие моменты, когда не знала, чем себя занять. Рон пристроился рядом на мягком подлокотнике, обняв спинку, и заглядывал ей через плечо. Или, если быть точнее, через голову, учитывая гермионины скромные габариты. Луна молча и сосредоточенно крутила вокруг своей оси высокий торшер, поразительно похожий на уменьшенную копию уличного фонаря.

— А как, правда, тебя сокращать? — вдруг спросил он, и все недоумевающе повернули к нему голову.

Гермиона не сразу сообразила, что он обращается именно к ней, и не сразу поняла, что он имеет в виду.

— Почему вдруг это сейчас пришло тебе в голову?

— А я знаю? Вот ты знаешь, отчего та или иная мысль вдруг приходит тебе в голову? Просто подумалось и всё. Действительно, мы уже столько лет тебя знаем, но как-то ни разу не удосуживались спросить. Называли, как называлось.

— Ну, Рону я уже всё разъяснила. Никаких «Герм» я не потерплю.

— Тогда как?

— А полностью называть, что — язык отвалится?

— А вот когда во время схватки в Отделе Тайн я тебе орал: «Герм, назад», мне тоже надо было выговаривать полностью?

— Можно подумать, это мне помогло! — она сделала саркастическую гримасу.

— Ничего, в следующий раз может помочь.

— А давайте обойдёмся без следующих разов, — проворчал Рон, — очень надеюсь, что больше не придётся никем рисковать, как раньше.

— Ты же собрался в авроры, — заметила Луна, — разве авроры не рискуют?

— То — я! Да и вообще, станешь тут аврором! — он скосился на Гермиону.

— Вот именно что станешь, когда выучишься как следует и до конца! А я за этим прослежу. Кстати, Гарри, ты так и не ответил на мой вопрос.

— Кстати, Гермиона, ты так и не ответила на мой.

— Сравнил, тоже мне, важность вопросов.

— Ну, для кого как.

— Хорошо, если уж тебе так хочется узнать, то я разрешила Рону называть меня Мионой иногда. Иногда! — ткнула она пальцем в сидящего рядом.

— Это так мило! — немедленно отозвалась Луна. Гермиона закатила глаза.

— Ну, когда ты получил ответ на столь животрепещущий вопрос, может, скажешь, наконец, собираешься ты ехать доучиваться или нет?

— Меня завтра не будет, — ответил он уклончиво, — надо будет уладить кое-какие дела в Лондоне. Вот приеду, тогда и скажу уже точно. Думаю, к тому моменту что-то смогу решить.

— Какие ещё дела? — Гермиона уставилась на него подозрительным взглядом.

— Да-а, — протянул он, не желая впрямую врать, — Кингсли просил зайти.

— Понятно, — Гермиона сокрушённо покачала головой, — опять какое-нибудь дурацкое интервью, или церемония, или что-то в этом роде. Когда уже они оставят тебя, наконец в покое?

Он пожал плечами.

— Да никогда, наверное.

— Пошли их подальше.

— Ничего. Я уже привык. И не к тому приходилось привыкать.

— Это да! — закивал Рон с многозначительным видом.

Утром он постарался подняться пораньше. Подождал, пока Артур отправится на работу и встал. Рон на кровати напротив громко сопел, приоткрыв рот. Он открыл чемодан, вытащил свои лучшие вещи, натянул штаны, а остальную одежду перекинул через руку и спустился вниз.

— Ты далеко ли собрался? — Молли выплыла из кухни и обнаружила его одевающимся в гостиной.

— Да вот, министр вызывает.

— Министр?! И ты даже не удосужился погладить одежду. А ну-ка… — она подошла к нему и решительно отобрала мантию у него из рук. — И это снимай! А сам пока иди позавтракай. Там остались тосты и кофе, можешь бутербродов наделать, пока я буду заниматься глажкой.

— Да не надо… — начал он, но лишь для проформы, из вежливости. Прекрасно знал, насколько это бесполезно.

— Как это «не надо»?! Ты живёшь у меня в доме, и я обязана за тобой следить. Кстати, мог бы и Джинни попросить, она бы за тобой поухаживала.

— Не, — он замотал головой, — не хочу заставлять её ухаживать за мной. Я сам справлюсь, я привык.

— Ты просто молодой ещё совсем, не понимаешь. Думаешь, женщине в тягость за своим любимым ухаживать? Я беременная была, вот с таким животом, всё равно бегала, за Артуром подбирала. Вы же мужчины беспомощные как дети, в такое превращаетесь, если за вами не следить.

Ему больше не хотелось это слушать, он пошёл на кухню. Представилось вдруг, как тоненькая Джинни с огромным животом бегает по квартире и убирает за ним оставленный мусор, и как-то сразу поплохело.

Он наскоро перекусил; есть, как всегда с утра, не хотелось совсем. Костюм и мантия после работы Молли выглядели идеально, он поймал себя на том, что надевает их с удовольствием.

«Теперь главное — не уделаться летучим порохом», — бормотал он мысленно, прекрасно понимая, что просто сам себя отвлекает, вовсе не эта мелочь его сейчас беспокоила больше всего.

Во-первых, надо было как-то миновать Атриум, чтобы не привлечь к себе всеобщего внимания, во-вторых, и самое важное, разговаривать ему предстояло вовсе не с Кингсли. Ему нужно было явиться прямо на второй этаж в Аврорат, и там уже с ним должны были побеседовать. Он даже не знал — кто это будет. Он предполагал, что, возможно, ему даже могут устроить какой-то экзамен или проверку. Не верилось, конечно, что всё произойдёт так сразу, прямо в первый же день, но кто знает, какая сейчас была обстановка. В «Пророке» писали, что ситуация сложная, особенно на севере.

Он несколько секунд раздумывал над первой, наименьшей проблемой, потом обернулся к Молли.

— Я могу одолжить?

— О, разумеется!

Классическая широкополая шляпа волшебника, которая сейчас уже считалась несколько старомодной, висела на разлапистой вешалке в углу. Он понятия не имел, чья она, подозревал, что Артура, но его он в ней ни разу не видел. Впрочем, какая была разница. Он надвинул шляпу едва ли не на самые очки и шагнул в камин.

В письме, посланном ему министром, уже лежал вложенный пропуск, иначе вся его конспирация со шляпой не сработала бы, он махнул карточкой мимо палочки дежурного и, наклонив голову, направился быстрой походкой к ближайшему лифту. Была бы в Министерстве лестница, он бы предпочел воспользоваться ею, но лестницы не было, так что он вошёл в кабинку и собирался уже поднести палочку к панели, как вслед за ним заскочил какой-то маг в чёрной мантии.

— Второй уровень, — промолвил тот.

Он услышал знакомый голос и скосил глаза. Это был Малфой. Драко Малфой.

«Ну и встреча!»

Мало того, что встреча сама по себе была неприятной, но вдобавок он, ни с того, ни с сего, вдруг ощутил чувство вины. Почему?! Чёрт его знает. Это тут же вызвало у него раздражение. Возможно, он бы вообще предпочёл остаться неузнанным, но именно возникшее раздражение и заставило его обернуться.

— А ты-то что здесь делаешь?

На лице Малфоя промелькнуло сразу несколько противоречивых эмоций, результирующей которых была попытка изобразить независимый вид. Попытка, впрочем, тщетная, сквозь неё явственно просвечивало опасливое ожидание.

— Поттер?! Тебе-то какое дело?

— Да вот, думал, что ты теперь долго наружу носа не высунешь.

— Не дождёшься. Так мы едем или нет?

Он вдруг понял, что так и не приложил палочку к панели. Лифт дёрнулся и поехал вверх. Странно, что было нужно Малфою именно на втором уровне, в департаменте правопорядка?

Они выдерживали напряжённое молчание, пока лифт ехал, а когда двери открылись, оба одновременно попытались выйти и почти столкнулись в дверях, Малфой отступил на шаг, пропуская его вперёд. Он вышел и пошёл по коридору, и только спустя несколько секунд сообразил, что Аврорат находится в самом конце, а вряд ли Малфою надо именно туда. Он задержался, делая вид, что поправляет мантию. Малфой прошёл мимо и почти сразу свернул в административный отдел Визенгамота. Хм. Он отметил про себя этот факт и зашагал дальше.

Высоченные двери с огромной блестящей литерой «А» в торце коридора распахнулись, разделив золотистую букву напополам. В приёмной почти не было народу, и на него сразу обратили внимание, но ещё не узнали. На миг промелькнуло какое-то судорожное желание сбежать. Закрыть двери, развернуться и возвратиться обратно в уютную «Нору». Этот короткий миг он чувствовал, как же, на самом деле, устал! Если бы он сейчас ушёл, никто бы его за это не осудил, ни один человек. Но он и сам понимал, что никуда не уйдёт. Он вошёл внутрь и снял шляпу.

В отсутствии гербовой пишут на обычной. Не то чтоб он был совсем уж обычной…

Школа авроров рассчитана на три года. Три года беспрерывных защитных чар, распознавания чужого колдовства, поиска улик на месте преступления, скрытного проникновения, маскировки, обнаружения чужой маскировки, ориентированию на местности, слежке с применением средств контроля за магией, приготовления зелий из любых подручных материалов, включая собственную мочу и волосы, гонке на мётлах, общей физической подготовке, наконец. Шёл ли тот год, который он провёл в скитаниях, за эти три? В чём-то, возможно, и шёл. Но о некоторых вещах он даже понятия не имел, пока не пролистал учебное пособие, сунутое ему в руки. Был ли у теперешнего Аврората выбор? Нет. Вообще, когда он увидел, что нынешней власти приходится полагаться на такого, как Долиш в качестве авторитета, он осознал, что дело совсем скверно. Людей просто не было!

Он с внутренним удовлетворением понял, что принял совершенно правильное решение, явившись сюда. Правда, ему сказали подождать до августа, когда его вызовут. Нужно было собрать хотя бы пару отрядов из подходящих людей, чтобы начать первичный инструктаж. Стажировку они вообще, видимо, должны будут проходить прямо в бою.

В целом, он чувствовал себя хорошо. От общего внимания и здесь, конечно, было никуда не деться, но, во всяком случае, с ним никто тут не носился, как с писаной торбой. Его это устраивало более чем. И знакомая тоска как-то ни разу даже не заползла в его грудь. Слишком много новых впечатлений, слишком сильно требовалось сосредотачивать внимание на том, что ему говорили. Он провёл в Аврорате два часа и ни разу даже не вспомнил о том, что его ещё вчера так мучило.

Пожалуй, один-единственный вопрос вызвал у него проблемы. Он спросил, можно ли привлечь на службу его друга Рона Уизли. На что ему вежливо, но твёрдо сказали: «Кандидатуры рассматриваются». Оставалось только проглотить возникшее смущение и надеяться, что Рону повезёт так же, как и ему.

Он вышел обратно в коридор в смешанном настроении. С одной стороны, ему казалось, что он освободился от некоторой неопределённости в будущем. Перспектива виделась ему удовлетворительной, в конце концов, у него не будет больше времени предаваться терзающим его переживаниям. С другой, в голове металось множество самых разнообразных мыслей, связанных с информацией, которую на него вывалили, сопровождающих гложущее опасение, что он может не справиться, не оправдать возлагаемых на него надежд. Ну, ещё бы, они, наверное, думали, раз у него получилось с Волдемортом, то уж обязанности аврора он как-нибудь потянет. У него вовсе не было такой уверенности. Впрочем, как и выбора. Ни к чему другому он, видимо, не был приспособлен, а раз так, то зачем ждать и тянуть время?

Проходя мимо двери в административные службы Визенгамота, он с удивлением обнаружил сгорбленную фигуру Малфоя, сидящего на низкой длинной скамье, украшенной латунными элементами, расположенной в нише стены. Тот смотрел куда-то в пол, комкая в руках свёрнутый в трубочку пергаментный лист.

— До сих пор здесь? — спросил он машинально. Голова всё ещё была занята информацией, которой его напичкали в Аврорате.

Малфой вскинул голову и скривился.

— Иди уже отсюда, Поттер. Чего тебе от меня надо?

— Да ничего не надо, — он пожал плечами, — просто спросил и всё.

— Ну так и иди.

Он снова пожал плечами и пошёл дальше.

— Уроды, — процедил Малфой, с силой скомкал лист и швырнул его перед собой. Тот покатился по полу прямо под ноги Гарри. Он приостановился, намереваясь осторожно переступить скомканный пергамент. Внезапно в голове голосом Долиша прозвучала фраза: «И запомните ещё: для аврора никакая информация не бывает лишней». Он наклонился, поднял лист и попытался распрямить его.

— Поттер, какого хера?! — воскликнул Малфой. — Чего тебе надо?

— Ты же это выкинул? Так? Значит оно тебе уже не нужно.

— Отдай! — Малфой вскочил и попытался выхватить пергамент у него из рук.

— Сиди! — Гарри направил на него палочку. У Малфоя его собственную должны были отобрать дежурные при входе, как у посетителя, не работающего в Министерстве, так что защищаться ему было нечем. Однако он всё-таки попытался дотянуться, но под прицелом направленного на него кончика остролиста отступил на шаг.

Гарри взглянул на содержание листа. Это была какая-то форма со стандартным запросом. Некоторые строки заполнены от руки, явно почерком Малфоя. Содержание на первый взгляд было не совсем понятно. Проситель на что-то запрашивал разрешения, но для него вся эта министерская бюрократия была тёмным лесом. По всей видимости, в пергаменте не было абсолютно ничего криминального.

— Что это?

— Какое тебе дело? — Малфой смотрел на него, как затравленный и озлобленный зверёк.

— Никакого. Просто проверил. На всякий случай, — он убрал палочку и протянул Малфою мятый лист. Тот выхватил его из рук одним движением и снова начал комкать.

— Все вы такие! Правильные. Только на словах!

— Жизнь заставляет, — сказал он ровным голосом, не отрывая взгляда от Малфоя. Тот отвернулся и смотрел куда-то в стену. — Так что это?

Пауза длилась пару десятков секунд, и ему уже показалось, что Малфой не ответит. Но тот наконец выдавил из себя, очевидно, через силу:

— Матери не хотят оказывать помощь.

— Помощь? Какую помощь?

— Какую-какую?! Медицинскую!

— Чего?! Как это?

— Вот так! В Мунго отказались лечить, сказали, не могут выделить возможность, у них, видите ли, весь медперсонал занят, лечат «более нуждающихся в помощи».

Он опустил недоумённый взгляд:

— Да быть такого не может! Точно? Ты обращался к руководству?

— Поучи меня ещё, Поттер! Я что, по-твоему, здесь делаю? Оформлял… — он показал ком в руке, — официальный запрос.

— И чего?

— А ты не видишь?

— Я вижу только твою истерику. Конкретно можешь сказать?

Малфой явно хотел огрызнуться, но потом словно остановил готовые сорваться слова, наморщил лоб и после паузы ответил:

— В секретариате Министерства должны были оформить разрешение на внеочередное лечение. Оттуда послали сюда. Здесь мурыжили два часа без толку, а под конец сказали, что не могут ничем помочь. Прекрасная работа, ничего не скажешь!

— Та-ак! — он потёр лоб.

В голове как по заказу всплыло воспоминание: он лежит на подстилке из хвои, щека прижата к земле, чья-то тонкая рука на запястье и голос. Голос Нарциссы. Он жив, благодаря этой женщине, она рисковала своей жизнью, между прочим, спасая его тогда на поляне. Помочь ей сейчас — это самое меньшее, что он мог для неё сделать.

— А ну-ка пойдем!

— Куда ещё?

— Я сказал: пойдём со мной! В секретариат.

— Тебе-то что до нашей семьи, Поттер?

— Тебя это не касается.

Какое-то время Малфой колебался. Не надо было быть особо проницательным, чтобы понять, насколько ему не хотелось принимать помощь от годами глубоко ненавидимого им человека.

— Какого чёрта ты стоишь, Малфой?! Это твоя мать! Готов наплевать на неё, лишь бы в очередной раз продемонстрировать собственную ослиную упёртость? Учти, я схожу туда и без тебя!

— Да пошёл ты, Поттер!.. Химера тебя задери… ладно, плевать, подпишешь, хоть мать вылечат, не подпишешь — убедишься, что ни хера ты ничего не изменил! Ни хера!

Они пошли по коридору к лифту, быстро, едва ли не бегом, оба переполненные бурлящими эмоциями.

— Ничего у тебя не получится, — цедил Малфой сквозь зубы, — вот увидишь. Плевать им! И на тебя тоже. Увидишь!

— Поглядим, — отвечал он почти так же сквозь зубы.

На широком чиновничьем столе стояла табличка с надписью «Мр.Макмиллан». Сам мистер Макмиллан был, по всей видимости, небольшого роста, во всяком случае, над столом возвышалась лишь его голова и плечи. Возможно, он конечно предпочитал низкие стулья, но отчего-то Гарри казалось, что стол просто достался ему в наследство от другого работника, ранее сидевшего здесь.

— А-а, мистер Поттер! — немедленно растянулись губы мистера Макмиллана при виде визитёра. Впрочем, заметив Малфоя у него за спиной, он отчего-то стушевался и заёрзал на своём месте. — Всегда рад вам помочь. С чем пожаловали?

— Вот с этим, — Гарри бросил на стол скомканную форму с запросом.

Мистер Макмиллан с подчёркнутой осторожностью развернул пергамент. Малфой прислонился плечом к перегородке и скептически посматривал на обоих участников импровизированного спектакля.

— Знаете, мистер Поттер, мой сын много рассказывал мне о вас, — зачем-то промолвил мистер Макмиллан, глядя на листок с таким видом, словно видит его впервые.

— Почему вы отказались это завизировать?

— Видите ли, я всего лишь выполняю распоряжения. Существует циркуляр под номером… кажется… двести восемьдесят шесть… дробь… дробь два… Н-да.

Он замер, глядя на выражение лица Гарри. На лбу отчётливо выступила капелька пота.

— Вы хотите сказать, что вам запрещают лечить… некоторых магов?

— Не то, чтобы запрещают, мистер Поттер, но…

— Тогда почему вы отказались визировать?!

— Поймите, политика Министерства…

— В задницу вашу… политику Министерства! — рявкнул он, так, что мистер Макмиллан на секунду съёжился в своём кресле. — Ваш циркуляр запрещает вам одобрить запрос?

— Видите ли, существует очерёдность, больница переполнена, ваши друзья… они тоже, — мистер Макмиллан быстро закивал, — нуждаются в помощи…

— Так запрещает или нет?!

Видно было, как чиновник колеблется. Он загибал пальцами уголок пергамента и никак не мог решиться на осмысленный ответ.

— Хорошо. Если вы не можете принять решение, я пойду к вашему начальству. Кто ваш начальник?

— Это секретариат министра, мистер Поттер. Мой начальник — непосредственно министр магии.

— Очень хорошо! — он протянул руку за листком.

— Вы собираетесь идти прямо к министру?

— Разумеется, собираюсь, вы же сказали, что он ваш начальник. Давайте сюда пергамент.

— Хоро…шо, хорошо, мистер Поттер, думаю вам не стоит утруждаться. Наверное, я смогу сам решить этот вопрос.

— А-а, вот как?! Теперь вы уже можете! Так решайте же!

— Форма… она слишком помялась…

— Давайте другую!

— Нужно… заполнить.

— Пиши! — он обратился к Малфою, сунув ему в руки свежий лист. — Давай! — он двинул в его сторону стул для посетителей.

Малфой взглянул на него, послушно взял лист, сел и начал строчить своим дёрганным почерком нужные слова, заполняя пустые строчки. Быстро закончив, он подвинул пергамент на сторону чиновника. Тот вынул свою палочку, отчего-то несколько раз помахал ею вверх и вниз дрожащей рукой, потом всё-таки поставил визу и вручил пергамент Гарри.

Когда они вышли в Атриум, он снял очки и с силой протёр лицо ладонью.

— Какое-то дерьмо!

— Ну, что, Поттер, доволен, совершил свой дежурный благородный поступок на сегодня?

— Иди ты в жопу, Малфой, без тебя тошно!

— Сам туда иди, а я, пожалуй, вернусь домой.

— Нет уж, пошли-ка со мной.

— Куда на этот раз?

— В Мунго.

— Зачем ещё?

— Хочу убедиться, что бумага сработает. Если они опустились до того, что отказываются принимать больных, кто знает, что ещё они выдумают.

— Всё, довольно, Поттер! Хватит! Не нужно мне твоей паршивой благотворительности!

— Заткнись! Тебя не спрашивают. Я не ради тебя всё это делаю, так что заткнись и пошли.

— А ради кого? Ради кого? Из своих гриффиндорских принципов?!

— Я же сказал: заткнись, — ответил он устало, — мне плевать, что ты там обо мне думаешь. Делаю, потому что считаю нужным, большего тебе знать не надо.

Малфой смотрел на него уже с откровенной неприязнью. Но выбора очевидно у него не было, и он сам прекрасно это понимал. Немного постояв и позанимавшись бессмысленным перетягиванием взглядов, они пошли к многочисленным каминам Атриума.

— Где я могу найти главного целителя? — спросил он у дежурной сестры в вестибюле больницы.

Та, глядя на них с Малфоем с несколько обескураженной дежурной улыбкой, сообщила, что главный целитель Бенедикт Уорлок в своём кабинете на первом этаже.

— Пройдите по коридору направо, — указала она вытянутым пальцем себе за спину.

— Сразу на самый верх, Поттер? — ядовито заметил Малфой.

— Не хочу, чтобы возникло недопонимание… где-нибудь… внизу. Скажи лучше, что с твоей матерью?

Малфой снова хотел огрызнуться, но в этот раз решил придержать свою жёлчь.

— Так. Последствия наговоров. Думаешь, у нас мало врагов?

— Не сомневаюсь, что полным-полно. И насколько всё серьёзно?

— А я знаю?! — бросил Малфой злобно. — Мы для того сюда и приходили, чтобы узнать. А её даже не захотели осмотреть, не говоря уж об отдельной палате. Я даже деньги предлагал, так пригрозили охрану вызвать.

Он насупился, видимо, никак не в состоянии понять, как это кто-то мог отказаться от денег.

— Ладно, стой здесь, — бросил Гарри, они как раз подошли к белой двери с надписью «Главный целитель».

Бенедикт Уорлок был мужчиной слегка за пятьдесят, с обширной блестящей лысиной, широким, круглым лицом и крошечными очками на коротком носу. Он что-то быстро писал, перелистывая большой журнал с множеством подшитых листов. Бросил стремительный взгляд на посетителя, вернулся к прерванному занятию, потом замер и снова поднял глаза, на этот раз уже осознав, кто именно к нему пришёл. Он изобразил вымученную улыбку и широким жестом указал на стул.

— Очень рад с вами познакомиться, мистер Поттер, присаживайтесь, — начал он разговор первым, однако, Гарри не услышал в его словах никакой радости, лишь обычную вежливость.

— Спасибо, я постою.

— Как вам будет угодно.

Было очевидно, что главный целитель Мунго не питал особого пиетета к знаменитостям, и это даже отчасти импонировало, поэтому Гарри почувствовал, как кипевшее внутри него раздражение сменилось напряжённым ожиданием. Он молча положил форму с запросом на стол перед Уорлоком и опёрся руками о его стол.

Тот только кинул взгляд в документ и сразу же акцентированным жестом положил перо на лежащий перед ним журнал.

— Понятно, — сказал он со вздохом.

— А мне непонятно. Совершенно непонятно, с каких пор колдомедики отказываются лечить обратившихся за помощью. Что это за новое разделение больных на категории? Более важных и менее важных.

— Не надо напоминать мне о профессиональной этике, мистер Поттер. Я в курсе.

— Тогда в чём же дело, объясните, что те, кто обязан лечить, вдруг отказывается от своих обязанностей?

— Мистер Поттер, — главный целитель посмотрел на него смертельно усталым взглядом, — вы — молодой человек, для вас всё окружающее выглядит ещё очень просто. Поймите, что вся эта больница, начиная от стульев, на которых мы сидим, и кончая моим жалованьем, финансируется через Министерство. Или вы наивно верите, что мы живём на монетки, брошенные в фонтан в Атриуме?

— А как же пожертвования?

— Все пожертвования тоже собираются с подачи Министерства. И нам приходится, понимаете, приходится учитывать, скажем так… пожелания, которые Министерство нам направляет. Ещё несколько месяцев назад нам сюда направляли совсем другие инструкции, вы должны понимать — какие именно, о других пациентах; у нас в вестибюле даже дежурила специальная бригада, которая нас контролировала. Я лишился пятерых прекрасных целителей, ПЯТЕРЫХ, мистер Поттер! Потому что они пытались нарушить инструкции. Сейчас от нас начинают требовать противоположного. Если вы думаете, что лично мне всё это по душе…

— Хорошо. Хорошо! Я понял. Можете не продолжать.

На несколько тягостных секунд воцарилась полная тишина.

— Скажите, хотя бы, это правда, что вам не хватает персонала, чтобы лечить пострадавших от прежнего режима? Что все эти… инструкции имеют под собой хоть какое-то основание?

Уорлок откинулся на спинку стула и со вздохом принялся приглаживать собственную лысину нервным движением.

— Отчасти, — сказал он, кривя уголки губ и не смотря на собеседника.

— Понятно.

Снова возникла напряжённая пауза.

— И часто вам приходится… следовать этой инструкции?

Главный целитель взглянул ему в глаза усталым взглядом.

— Скажите, чего вы конкретно от меня хотите?

Какое-то время он молчал.

— На самом деле, уже почти ничего. Вы обеспечите лечение хотя бы этой пациентке?

— Разумеется, мистер Поттер! Какой разговор. В конце концов, вы же принесли официальную бумагу. А даже если и не принесли бы, — добавил Уорлок вполголоса, вдруг наклонившись вперёд, так, что его лицо оказалось совсем рядом, — я ещё не сошёл с ума, чтобы говорить «нет» такому человеку, как вы!

Он отпрянул. Неужели… неужели они вправду думали… вправду считали, что он…

«Какое-то дерьмо!» — повторил он про себя.

Из кабинета главного целителя он выходил с совершенно потерянным выражением на лице. Он даже не отреагировал на реплику Малфоя. Кажется, это была очередная грубость.

— С твоей матерью всё будет в порядке, — промолвил он как-то почти автоматически, — я потом ещё проверю.

Он запустил пятерню в собственную шевелюру и стоял так, посреди коридора, не пытаясь даже приложить усилий к тому, чтобы как-то придти в себя.

Когда, наконец, это произошло, он огляделся уже вполне осмысленным взглядом и с удивлением обнаружил, что Малфой ещё здесь. Ему казалось, что он стоит здесь долго, и тот давно уже должен был уйти. Он взглянул вопросительным взглядом.

— Ты делаешь всё это ради моей матери, — сказал Малфой прищурившись, — с чего бы вдруг?

Значит он догадался и ждал, чтобы просто задать этот вопрос.

— Тебя это не касается, я же сказал. Делаю и делаю.

— Я ведь могу спросить и у неё.

— Спрашивай, — он пожал плечами.

— Всё-таки ты с приветом, Поттер, — заключил Малфой. — Всегда это знал.

— Я просто делаю то, что должен. А ты думай, что хочешь.

— Ничего ты нам не должен! Запомни! Ни-че-го! Нам ничего от тебя не надо!

— Говори за себя.

— И мать тоже… Когда она узнает… ей будет противно! Противно, слышишь, что ты помогал ей! Так и знай! Противно! Она презирает тебя! Мы все, все тебя презираем!

Он кричал уже во весь голос. Гарри развернулся и пошёл по коридору к выходу. Крики Малфоя доносились до него ещё несколько секунд, пока он не вышел в вестибюль. Он вдруг понял, что его почти тошнит сейчас, хотя желудок и горло были в полном порядке. Не в порядке было где-то в другом месте, и он затруднился бы точно сказать — где именно. Ему просто было плохо, безумно плохо, и, хотя его сейчас окружало множество колдомедиков, никто из них не смог бы ему помочь. А хуже всего — он понятия не имел, существует ли вообще человек на это способный. До «Норы» он добрался с трудом.

Выйдя из камина, он сразу же отправился в ванную комнату, не обращая внимания на чьи-то приветственные возгласы (он даже не заметил, кто это был). Там он подошёл к раковине, тщательно стараясь не смотреть в зеркало на собственное отражение, снял очки, расстегнул и ослабил воротник и, набрав полные ладони ледяной воды, погрузил в неё своё лицо, как будто вода могла смыть то, что происходило сейчас у него внутри. Давешняя тоска заполнила его целиком, на этот раз по самую макушку, затопила каким-то горьким и тягучим варевом, не давая возникнуть внутри ни одному другому чувству, и даже мысли почти не пробивались сквозь эту густую субстанцию. Было бы намного проще, если бы это были привычные эмоции, например, гнев. Но, ничего подобного, голоса, которые обычно говорят в каждом на разные лады, на этот раз молчали. Не было ничего, просто это противное ощущение, и какое-то обречённое осознание, словно твердившее: «Так теперь будет всегда»! Ему словно бы открылась простая истина, что есть вещи, которые нельзя исправить. Что проблемы людей создают не какие-то жуткие злодеи со стороны, но они сами. Что ничего, по большому счёту, изменить нельзя. И ему предстояло теперь жить с этим осознанием. Он понял, что это и означает быть взрослым. И оттого, что это осознание пришло к нему так резко и неожиданно, практически сразу после того, как он уверился, что уже обрёл себе новое место и цель в жизни, переживалось оно так тяжело и так ошеломляюще.

Он вышел из ванной и сразу же свернул на лестницу, затопав по ступенькам, быстрее, чтобы никто не успел его ни о чём спросить.

В комнате он скинул мантию и уселся на кем-то заботливо застеленную постель, которую он с утра, когда уходил, не удосужился убрать. Он сидел там… некоторое количество минут. Мысли медленно возвращались, начиная проникать, просачиваться в голову, как какой-то натуральный лечащий бальзам, выгоняя застоявшееся в нём чувство обречённости, он начинал обдумывать, осмысливать происходящее, и, хотя в этом осмыслении и не было ничего утешительного, тем не менее, это было лучше, чем полностью сковывающая тоска. Всё ж таки, даже если он не мог изменить ситуацию в целом, он мог принести пользу кому-то конкретно, а сейчас ему это казалось уже немалым утешением.

Дверь приотворилась. Джинни смотрела на него с задорным выражением, очевидно, никто не заметил его теперешнее состояние, настолько быстро он проскочил мимо них.

— Наконец-то, Гарри! Ты чего не спускаешься? Стаскивай свои парадные одежды и пошли вниз, у нас тут с утра куча весёлых новостей. Расскажу тебе, как мы с Роном гоняли по дому упыря, и Луна… знаешь что она посоветовала? Знаешь?! Нет, я хочу, чтобы ты спросил, это важно, чтобы ты именно сп…

Он взглянул ей в глаза.

— Джинни, не сейчас.

Она немедленно прервалась, изменившись в лице, и после возникшей паузы осторожно прикрыла дверь. Он слышал, как она несколько секунд постояла там, за дверью, а потом медленно пошла вниз по лестнице. Она тоже боялась его беспокоить. Они все, ВСЕ теперь его боялись.

«Какое-то…»

Он усилием воли сбросил с себя оцепенение, заставил себя подняться и принялся по вполне разумному совету своей девушки стаскивать с себя парадный костюм. Только сейчас он снова почувствовал обступающую его жару и понял, что весь мокрый от пота. Стоило, наверное, принять душ. Он быстро переоделся, безжалостно сминая утреннюю образцовую работу Молли, взял полотенце, помедлил, зачем-то бросил его себе на голову, превратившись на время в бедуина, и в таком виде принялся спускаться вниз.

Уже на лестнице он услышал оживлённую беседу. Похоже, в гостиной собралось несколько человек.

Когда он вошёл в гостиную, разговор немедленно затих, и это ещё больше резануло его неприятным ощущением отторжения, как и взгляды, на него направленные. Он понял, что Джинни сообщила им, что с ним не всё в порядке. Гермиона первая нарушила молчание, глядя на него встревоженным взглядом.

— И как? Всё нормально?

— Гарри прикрыл голову, чтобы ему не задавали вопросов, — заметила Луна, приглаживая белокурые волосы ладонями на манер крыши.

— Глупости! — фыркнула Гермиона.

— Между прочим, Луна, — сказал он, стягивая полотенце с головы, — тебе тоже стоило бы чем-нибудь прикрывать макушку, когда ходишь в «Нору».

— Ты такой заботливый, Гарри! Но мне нравится жара. Хоть я и зимний ребёнок.

На этот раз фыркнул Рон, но уже насмешливо.

— Так чего от тебя хотел Кингсли? — не отступала Гермиона.

— Действительно, — поддержала её Джинни, — может, расскажешь?

Она выразительно посмотрела на него, и он вспомнил, что она единственная, кто знает, зачем он вообще сегодня посещал Министерство, а значит, и волнуется больше всех прочих.

— С Кингсли я не виделся, — ответил он, не отвечая на вопрос прямо, и добавил с досадой, — зато встретил Малфоя.

— Малфоя?! — воскликнул Рон возмущённо. — Этот говнюк ещё смеет появляться на людях после всего?!

— Которого из них? — спросила Гермиона, как всегда верно выбрав уточняющий вопрос.

— Младшего, — он опустил голову. Кажется, он только сейчас понял, что начал разговор, который вовсе не собирался начинать даже ещё в тот момент, когда спускался по лестнице.

Какого чёрта он вообще упомянул Малфоя? Нельзя разве было промолчать? А теперь уже в любом случае придётся рассказать и остальное. И зачем, спрашивается, ему это обсуждение? Неужели подсознательно захотелось поплакаться близким людям?

— И что он там делал? — осведомилась Джинни.

— Надеюсь, ты его извалял как следует по всему Атриуму? — добавил Рон.

— Тихо! — цыкнула на него Гермиона.

— Ну а что? Будь я там, я бы ему показал, как появляться среди приличных магов. Скажи ещё, ты сама не думаешь, что он этого заслуживает.

— Рон, война, вообще-то, уже кончилась.

— Так и что же…

— Всё, помолчи, дай уже Гарри сказать!

Они всё так же продолжали постоянно собачиться. Если раньше его это даже слегка умиляло и вызывало лишь добрую ухмылку, то сейчас уже начало несколько утомлять. Он не понимал, как их самих это не утомляет. Если бы ему вот так же изо дня в день приходилось пререкаться со своей девушкой, он бы давно уже не выдержал, послал бы такие отношения куда подальше.

— Да нечего там говорить. Приходил просить за мать.

— В каком смысле?

— Её отказались лечить в Мунго, — промямлил он с неохотой.

— То есть как?! — Гермиона нахмурилась и сделала большие глаза.

— Вот так. Такие теперь порядки. Кого-то лечат в первую очередь, а кому-то предлагают подождать.

— Быть не может! Но они же врачи! — сказала она с таким выражением, словно он уверял, будто солнце сегодня взошло на западе.

— Ну, они не сами, конечно. Министерство.

— Постой… Но они не имели права! Они должны были всё равно…

— Гермиона, ну что ты меня убеждаешь, как будто я сам этого не знаю, — прервал он её и вздохнул с усталым выражением на лице.

— И что же ты? Попытался как-то помочь?

— Помочь?! — воскликнул Рон. — Кому?! Этой мерзкой семейке? Да ты о чём говоришь вообще?

— Помолчи!

— Да, я помог. Заставил выдать разрешение.

— И только?! Ты должен был отправиться в Мунго…

— Гермиона, ты, конечно, молодец, но я сам догадался, вообще-то.

— И что тебе там сказали? Это точно не ошибка?

Он помотал головой.

— Я был у главного целителя. Якобы им не хватает колдомедиков, чтобы пострадавших лечить… Слушай, ну а что они могут сделать?! Три месяца назад у них упивающиеся в холле дежурили. Тоже контролировали, чтобы тех, кого надо лечили. Сейчас всё наоборот. Так и живём.

— Это… это возмутительно! С этим надо что-то делать!

— Гермиона! — не выдержал Рон. — Ты что несёшь?! Ты разве не слышала, что Гарри только что сказал?! Про упивающихся? Как они с нами, так и мы с ними. Сколько прекрасных магов поубивали, а ты теперь предлагаешь Малфоев жалеть?! Тех самых, которые тебя же чуть не замучили в своём собственном поместье?!

— Нет, это ты что несёшь, Рон?! Как тебе не стыдно говорить такое?! Если мы будет так поступать, то чем же мы лучше упивающихся тогда?!

Да, да, конечно. Он знал, что так и случится. Начнётся перепалка, а теперь ещё и Гермиона будет переживать. Вот зачем он ляпнул про Малфоя? Наверное, всё-таки из-за своего подавленного состояния. Совсем перестал себя контролировать. И ещё собрался в авроры.

— Ты из-за этого такой и вернулся? — Джинни подошла к нему вплотную, чтобы не перекрикивать ругающуюся парочку.

— Отчасти, — сказал он с неохотой.

— Жаль. Я так надеялась на твоё хорошее настроение, когда ты вернёшься. Приготовила тебе сюрприз.

— Серьёзно? — спросил он без энтузиазма.

— Ага! — кивнула она многообещающе и прошептала, хотя на фоне криков её и так никто другой не мог услышать. — Я, кажется, нашла место и время.

«Вот как?»

— Но, может быть, твоё настроение ещё и изменится? После обеда, например?

Она попыталась обнять его за талию, но он отстранился.

— Нет, Джинни, я весь мокрый, шёл в душ и не дошёл. Давай, чуть позже, ага?

— Ага, — кивнула она и хлопнула ему ладошкой по груди, — давай, топай. Всё равно это, кажется, надолго.

Он так и поступил, потому что участвовать в выяснении отношений между друзьями у него не было никакого желания. В любом случае, всё бы кончилось тем, что они начали бы обращаться к нему, как к арбитру, и кого бы он ни поддержал, второй бы оказался в обиде на него, а на кой чёрт ему это было нужно, спрашивается? Тем более что он умудрился так и не рассказать самого главного, ради чего он, собственно, и был сегодня в Министерстве. Откладывал, потому что прекрасно знал, как на эту новость отреагируют его друзья. Это будет осуждение и раздражение с одной стороны и смертельная обида с другой. Пожалуй, стоило как следует охладиться перед подобным разговором.

Когда он после душа вернулся в гостиную, он застал там одну Гермиону. Она сидела, положив сцепленные в замок руки на низкий столик, и смотрела в одну точку. Рон, по своему обыкновению, после их перебранки наверняка привычно убежал наверх в свою комнату. Джинни, видимо, забрала Молли для каких-то дел по хозяйству, а Луна… Никто не обращал внимания, где сейчас Луна. Она приходила и уходила, появлялась и исчезала по одной ей известным правилам. Она могла сейчас быть уже у себя дома, или рассматривать головастиков в заросшем пруду, или торчать на чердаке, или собирать цветы на пригорке, или… да, бог его знает, что ей могло придти в голову!

Гермиона подняла на него лицо, и он увидел, как подрагивают её губы.

— Гарри, это же неправильно! — сказала она проникновенно, таким тоном, словно пыталась его в чём-то убедить. — Разве он не понимает?!

— Ну… Гермиона… он… многое пережил. Его семья…

— А мы?! — сказала она, приложив ладонь к груди. — Разве мы не пережили? Почему ты не такой? Почему ты всё понял?

Он пожал плечами, приподняв брови с недоумённым выражением.

— Думаешь, я сам в курсе, почему я такой?

— Знаешь, мне порой кажется, что после смерти Дамблдора ты единственный, кто всё понимает, — сказала она тихо, взглянула на него и тут же смущённо опустила глаза. — Глупо, конечно.

«На самом деле, я много чего не понимаю, Гермиона. Если бы ты знала, насколько много!»

Он бросил полотенце на диван, не желая подниматься наверх, и решил пойти прогуляться, голос Гермионы остановил его уже в дверях.

— Спасибо, Гарри!

— За что? — он удивлённо пожал плечами, обернувшись.

— За то, что всегда поступаешь правильно.

— Если бы я всегда поступал правильно, Гермиона, столько людей не погибло бы из-за меня.

— Гарри! — она вскочила. — Из-за тебя никто не погиб! Ни один человек.

— Ну, разумеется. Ни один, начиная с моей матери. Давай не будем по новой затевать этот разговор.

— Гарри, я не хотела! Видишь как выходит, собиралась сказать тебе что-то хорошее, а снова причинила боль. Почему мы постоянно делаем больно близким людям? Почему, почему так получается?

Он сунул руки в карманы и снова, в третий раз пожал плечами.

— Потому что мы люди, Гермиона. Наверное, поэтому. Я пойду, пройдусь. А то что-то… тошно…

Она смотрела на него пронзительным взглядом, с виноватым выражением на лице, словно бы он и вправду её в чём-то обвинял. Он вышел во двор и с тоской подумал, что ничего не изменилось. Как он приносил всем вокруг себя сплошные неприятности, так и приносит. Вот, теперь его лучшие друзья поругались, потому что он по собственной слабости разболтал то, что стоило держать при себе. Кто знает, не поселил ли он сейчас своим рассказом то самое странное, мучившее его ощущение в своей лучшей подруге? Иначе, с чего бы она вдруг стала выглядеть такой потерянной? Обычно, когда она чувствовала себя правой, то даже после ожесточённого спора была уверена в себе. Вообще, мало было вещей на свете, способных поколебать её уверенность. Может быть, она тоже стала путаться в вариантах собственного будущего?..

От этих размышлений его отвлёк светлый силуэт в дверях бывшего гаража Уизли, в котором раньше стоял злополучный фордик Артура. Трудно было предположить, что Луну могло заинтересовать в этом месте. Сейчас оно превратилось в обычный сарай, во что-то вроде склада старых вещей вперемешку с мастерской. Приглядевшись, он понял, что она приветственно машет ему. Он улыбнулся как-то абсолютно поневоле, радоваться, вроде бы, было совершенно нечему. Он помахал в ответ, она скользнула в дверь, в темноту сарая и исчезла там.

Он не мог догадаться, хотела ли она, чтобы он последовал за ней или нет, но она в любом случае всегда была рада его видеть, поэтому он последовал. Решил, что, возможно, у неё могут возникнуть вопросы относительно некоторых маггловских вещей, которые Артур хранил там, потакая собственному увлечению. Он пересёк двор и вошёл в бывший гараж.

— Так хорошо, что ты зашёл, Гарри, — сказала она, словно бы он явился в гости к ней домой.

Здесь, в полутьме сарая, которая разрывалась лишь на небольшом участке потоком света из открытой двери, Луна, в своём светлом балахоне среди висящих инструментов и сваленных на столах частей каких-то трудноопределимых устройств, выглядела словно блуждающее привидение.

— Осторожнее, — предупредил он, — не споткнись. Там и на полу навалено много всего.

— Ты снова обо мне заботишься, Гарри. Это приятно.

— Да я просто предупреждаю. Вряд ли это можно назвать заботой.

— Ну, конечно, ты…

Она двинулась с места, продолжая смотреть на него, споткнулась обо что-то, и маячившее невдалеке «привидение» тут же исчезло из виду с сильным грохотом.

— Говорил же… — пробормотал он, выхватывая палочку. — Люмос!

Она растянулась ничком в узком проходе между двух высоких ящиков. Когда он подбежал, она уже поднималась, неуклюже перебирая руками в полутьме, пытаясь за что-то ухватиться.

— Ты как?

— Кажется… кажется ободрала руку.

Она продемонстрировала свежую ссадину ниже локтя на мягких тканях.

— Пойдем-ка. Там Гермиона как раз в гостиной, она быстро всё уберёт.

— Но такого заклинания нет, — развела руками Луна.

— Тогда у Молли попросим какое-нибудь зелье.

— О, нет, Гарри, давай не будем её беспокоить, она, кажется, сейчас занята…

— Но ты же поранилась!

— Вот видишь, а говорил, что не заботишься обо мне.

— Ну, это же естественно. Идём уже отсюда.

— Нет, Гарри, давай лучше постоим здесь.

Она послюнявила кончики пальцев и принялась растирать свою ссадину.

— Здесь? — удивился он. — А что здесь делать? Тут только пыль и старый хлам.

— А ещё здесь тихо и никого нет.

— Ну, если тебе нужно уединение, то лучше было бы погулять по лесу, он же совсем рядом.

— На самом деле, я просто хотела побыть с тобой, Гарри.

— Со мной? — спросил он, с сомнением глядя на неё.

— Пойдём, — она поманила его за собой и пошла куда-то в самый угол сарая, на этот раз ступая уже очень осторожно, осматривая всё вокруг. Он снова, в который уж раз за сегодня пожал плечами.

В углу за высокими грубыми стеллажами со всяким хламом, стоящими вдоль боковой стены, оставалось место, в него была втиснута низкая продавленная кровать. Рядом у дальней стены стоял стол, на котором угадывались разложенные запчасти, судя по всему, разобранный подчистую фен для волос.

— Присаживайся, — Луна выдвинула из-под стола табуретку на одной ножке, когда-то, видимо, служившую какому-то пианисту.

Он послушно присел, крутанувшись на месте, но недоумение всё больше и больше охватывало его. Какого чёрта он тут делает? Он невольно огляделся, окидывая взглядом сваленную вокруг рухлядь, поблёскивающий во тьме старый бампер у дальней стены, стопку покрышек, высокие бутыли с узкими горлышками, наполненными неизвестно какой дрянью, свисающие с потолка на крюках кожаные мешки бог знает с чем, остановился на ослепительном прямоугольнике рвущегося в дверь света, в котором висело просто настоящее море пыли… Зачем они здесь?

— Знаешь, Гарри, у нас на Рейвенкло нет таких, как вы.

— Как мы? — он развернулся к ней, приподняв брови.

— Ну да. Таких как Рон. Или ты.

— Так потому нас и распределяли по разному, — сказал он недоумённо.

— У нас все какие-то… скучные. А может, я просто сужу несправедливо, может, мне так кажется, потому что я сама на них похожа.

— Вот уж нет! С кем-кем, а с тобой точно не соскучишься!

— Приятно, что ты так считаешь, Гарри. А вот Рон, похоже, думает иначе.

— Он что, сказал тебе что-то неприятное?

— Вовсе нет! Но это же видно. Ему со мной неуютно, как только мы остаёмся наедине, он сразу же пытается сбежать.

— Не обращай внимания. Он просто бросается искать Гермиону, — его губы невольно растянулись в улыбке.

— Ты сегодня очень огорчился этой истории с Малфоем, не так ли? — резко сменила она тему.

— Да, но…

Точно он не мог сказать. Всё было вместе. Но как он мог объяснить и свою невесть откуда появившуюся тоску, и чувство отторжения, и внезапное осознание того, что люди не меняются? Это было слишком сложно, а главное, он и сам до конца не был уверен, что правильно оценивает то, что с ним происходит, что он не преувеличивает важность собственных переживаний. Возможно, он просто привык к постоянной внутренней напряжённости и сейчас выдумывал сам для себя несуществующие проблемы, чтобы не выбиваться из привычной колеи.

— Ты просто слишком сильно давишь, Гарри.

— Что?

— Некоторые двери распахиваются от лёгкого прикосновения, — она вытянула указательный палец, как бы толкая невидимую преграду, — а ты привык наваливаться плечом. Или даже с разбегу. Замок ломается и… хлоп! — она хлопнула в ладоши. — Дверь не открывается.

— Хм. Если бы я ещё понимал, что ты имеешь в виду.

— Ты поймёшь, Гарри, ты обязательно поймёшь. Я верю в тебя.

— Луна, зачем ты привела меня сюда?

— Я тоже, как и ты сижу перед закрытыми дверями.

— Вот как?

— Да, — она кивнула, — но я люблю выбирать, в отличие от других. Это же так интересно — сравнивать.

— Луна, ты о чём?

— О вас с Роном.

— Что-что?

— Ну да, я сравнивала вас. Я же говорила тебе, что у нас на Рейвенкло…

— Нет-нет, постой, я не совсем понял, в каком смысле «ты нас сравнивала»?

— Что же тут непонятного — вы мне оба нравитесь, и я думала — кого из вас выбрать. Я выбрала тебя.

Он поперхнулся, пытаясь что-то сказать, и тут же понял, что он и не может выговорить ни слова.

— Надеюсь, Гарри, тебя не обидели мои слова? Иногда люди обижаются, когда им говорят, что их выбирают, сравнивая с другими.

— Стой! Погоди! Я правильно понимаю, что ты говоришь о…

Он не знал, как продолжить. Но ведь у неё и вправду на уме могло быть неизвестно что, а ошибиться совсем не хотелось.

— Гарри, ну я же должна спросить! А вдруг ты согласишься. Ведь, если я не спрошу, я никогда этого точно не узнаю.

— Луна… я… я не знаю, что ответить. Я… даже не думал… Так ты целый месяц ходишь сюда из-за этого?!

— Мне нравится наблюдать за вами. Это интересней, чем наблюдать, как цапень у нас в саду пытается дотянуться до свисающих слив. И намного приятнее. Хорошо, что ты не знаешь, что ответить. Это же лучше, чем «нет», ведь так?

Он замотал головой.

— Луна, Луна, ты неправильно поняла, для меня это просто очень неожиданно. Я и понятия не имел, что ты, оказывается…

Он прервался, вдруг поняв, как это звучит. Получается, он прежде отказывал ей в элементарных чувствах, доступных любому. Чем же он лучше тех, кто считал её сумасшедшей?

— Луна, прости. Я понимаю, и мне приятно, но… ты же знаешь… я и Джинни…

— Она очень красивая, — согласно закивала Луна.

— Да, но дело же не в этом. Просто… нам с ней хорошо.

Опять он понял, что сказал не то.

— То есть… я не хочу сказать, что с тобой плохо, но… ты же должна понимать, что это не одно и то же. Дружба и… отношения.

— У вас с ней отношения?

— Почему ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что это так.

— Ну, я спросила, чтобы узнать, насколько вы близки.

— Луна! — воскликнул он и закашлялся, оттого что слишком широко раскрыл рот и вдохнул целое облако пыли.

— Будь здоров, Гарри, — она похлопала его ладонью по спине. — Просто, если вы пока что не слишком близки, то всё ещё можно изменить.

— О чём ты говоришь? — нахмурился он с недоумением, понимая, что ситуация чем дальше, тем больше начинает становиться какой-то сюрреалистической.

— Сначала ведь надо попробовать. Насколько гармонично вы сливаетесь друг с другом. Прежде чем начинать что-то серьёзное. Поэтому я и спросила. Если вы уже попробовали, значит моё предложение опоздало, но если нет, ты можешь сперва попробовать со мной. Вдруг тебе понравится больше?

— Какое предложение? — произнёс он деревенеющим ртом. — Что понравится?

Вместо ответа она начала стаскивать свой балахон. Через голову. Она стояла к нему полубоком, развернувшись к двери, он видел как открываются её белоснежные ноги, обнажённые, круглые ягодицы с очаровательными ямочками…

«Твою мать!»

Он стремительно вскочил с места, схватился за грубую ткань и стал судорожно тянуть её обратно, вниз. Интересно, она всегда расхаживала вот так — ничего не поддевая, или явилась сегодня в этот сарай в таком виде исключительно ради него?! На его счастье, она не стала сопротивляться, а послушно опустила балахон на собственные пятки.

— Луна, ты с ума сошла, что ли?! — выкрикнул он, тяжело дыша от переполнявших его эмоций.

— Я подумала, что у нас не так много времени, к тому же тебе так было бы легче.

— Легче? Что легче? — пробормотал он, всё никак не в силах отдышаться.

— Легче решиться. Если бы ты меня увидел целиком.

— Луна, послушай меня внимательно. Ты очень хорошая девушка, мой друг, я очень хорошо к тебе отношусь. Правда! Но больше не делай так никогда, ладно?

— Так значит вы с Джинни уже…

— Нет! И дело не в этом. Просто… просто мы с ней, и всё! Ты тут не при чём. Просто выбери себе кого-нибудь другого.

— Гарри, я только хотела, чтобы ты мог сравнить. Сравнить по-настоящему. Облегчить твой выбор.

— Это… Луна, так не делают! Нельзя вот так взять и… Сперва должны быть какие-то чувства, а потом уже…

— Разве мы плохо друг к другу относимся?

— Этого недостаточно. Мы друзья, а не… к тому же это, в любом случае, измена!

— Ты говоришь странные вещи, Гарри, но я не буду с тобой спорить. Пожалуй, я ещё понаблюдаю за всеми вами, можно?

— Наблюдать — пожалуйста, но только…

— А, вот вы где! — смеющийся голос Джинни заставил его невольно вздрогнуть. — В прятки что ли поиграть решили?

Она стояла у двери, сунув голову внутрь, и яркие лучи делали её огненно рыжую причёску бронзовой с золотом. Луна взяла его за руку.

— Проводишь меня до двери? А то я опять где-нибудь грохнусь ненароком.

— Конечно.

Он почувствовал, что краснеет под взглядом Джинни, и поблагодарил судьбу, что полутьма скрывает его румянец.

— В доме есть зелье от царапин? — спросил он деловито, чтобы как-то перевести ситуацию в обычное, бытовое русло. Доведя Луну до двери, он продемонстрировал её ссадину, которая на свету оказалась довольно широкой.

— Где-то есть, — лениво ответила Джинни, — надо покопаться. Пойдёмте уже скорее, обед давно готов. Только вас и ждали.

— Надо было покричать, — заметила Луна.

— Может ещё сову запустить? — отозвалась Джинни неодобрительно. — Нашли тоже место для посиделок! Там не только руку, там всё на свете себе можно переломать среди этого барахла! Сколько раз уже просили отца, чтобы выкинул весь этот хлам! И вообще, зачем нам гараж, когда нет машины? Но нет, ему же нравится ковыряться в маггловском мусоре. Лучше бы крышу привёл в порядок.

Она продолжала ворчать, пока они шли к дому, а у него всё это время перед глазами стояли белоснежные ноги и задница плетущейся позади них Луны, и две мыслишки бегали, крутились, перебивали одна другую. «Зачем я её остановил» и «как же вовремя я это сделал».

Но хуже всего было даже не это. Это было только следствием, пусть странным и неожиданным, ну так Луна частенько была странной и неожиданной. Хуже всего была причина. Оказывается, он ей нравился, нравился настолько, что она решилась даже на серьёзный шаг в отношении него. Он, конечно, не был уверен, насколько для неё самой этот шаг был серьёзен, тем не менее, она недвусмысленно разъяснила ему, что его выбрала. Он и раньше становился предметом внимания для девушек, но всё это выглядело как-то не слишком конкретно, обычные девические мечты, да и не особо-то он был с этими самыми поклонницами знаком. Сейчас же ситуация была совсем иной, получалось, что он нравится близкой подруге, которая, к тому же, способна была на весьма неожиданные поступки. Плюс ко всему, это была не просто обычная подруга, а девушка, к которой он питал естественную симпатию и отчасти сочувствие, чувствительная и чистая, несмотря на такое откровенное поведение в отношении него. Он понял, что будет испытывать чувство вины, нет, он уже начал его испытывать, буквально сейчас, когда слышал шаги её босых ног за спиной.

«Я надеюсь, она побыстрее отыщет какую-нибудь более подходящую кандидатуру». Впрочем, он, скорее, себя успокаивал. Стоило немного подумать и становилось понятно, что вероятность такого развития событий крайне мала. Она вот уже полтора месяца торчала тут вместе с ними. Кого ещё она могла тут найти? Рона? Ещё не хватало! Мало у них и без Луны было с Гермионой проблем. Оставался предстоящий год учёбы, но, судя по тому, как к ней относились на родном факультете… Да она сама же всё сказала. «Они скучные». Ну да.

Был ещё один момент, который очень его встревожил. Эта её максимальная откровенность и отсутствие всякой стыдливости. Он нашёл в себе достаточно порядочности, чтобы тут же её остановить. Кто-нибудь другой останавливать не станет, наоборот, ещё и поспешит воспользоваться представившимся случаем. Приходилось надеяться, что её необычно острая чувствительность в понимании людей позволит ей отличить того, кто был бы достоин её доверия. Потому что объяснять или предостерегать её на этот счёт было решительно бесполезно, он знал это прекрасно.

И что теперь ему самому было делать со всей этой странной ситуацией?

Как выяснилось, Джинни их посиделки показались тоже… странными. Она не ревновала, конечно, она недоумевала. Разумеется, сила воздействия на неё недоумения не шла ни в какое сравнение с той силой, которая заставляла Гермиону в подобных случаях из кожи вон лезть, лишь бы разузнать всё до конца, но, видимо, ей тоже странности близкого человека не давали покоя. После обеда она затащила его в свою комнату, прекрасно зная, что он будет в более умиротворённом состоянии. Он немедленно подумал о том сюрпризе, о котором она ему сегодня сообщила, и внутри живота загулял противный холодок. Неужели она имела в виду именно сегодняшнюю дату под удобным сроком? Но начала она с другого вопроса.

— И что этой полоумной нужно было от тебя? — спросила она ворчливым тоном.

— Не надо её так называть, сколько раз просил. Она наш друг, между прочим.

— Когда дело касается тебя и твоего душевного спокойствия, плевать мне на всех. Просто ты и так сегодня пришёл убитый, и тут она ещё взялась тебя доставать.

— Да не доставала она меня, с чего ты взяла?

— Ну, значит, выдумала опять какую-нибудь очередную чушь. Знала бы, ни за что не оставила тебя одного.

— Не то чтоб чушь…

— Ерунду.

— Кому как. Предложила заняться сексом.

— В пыльном сарае на куче хлама?

— Ага, прямо там.

— Очень смешно!

— Да нет, не очень.

— Вот именно! Выдумал бы чего-нибудь пооригинальней. Хорошо, хочется её защищать — твоё дело, в конце концов, ты всегда всех защищаешь, вон, сегодня даже Малфоям досталось.

— Зря ты об этом вспомнила.

— Извини, — сказала она после паузы. — Как-то завелась. Получается — вновь порчу тебе настроение.

Она досадливо отбросила в сторону распущенные волосы.

— Всё в порядке.

— Ну, раз в порядке, значит ты не будешь против, если я тебе кое-что скажу?

— Говори.

— То есть ты готов послушать? Впрочем, если о Лавгуд отшучиваешься в таком духе, то точно готов.

Она сделала «ужасно хитрое» выражение лица.

«Натуральная лисица!» — подумал он, с удовольствием её разглядывая.

— Мы сейчас с тобой… — она сделала паузу, — отправимся к Фоссетам. Через камин.

— Всего лишь? Кхм, я вообще-то ожидал чего-то другого.

— А дальше, — продолжила она с ехидной ухмылкой, — мы возьмём у них ведро с фруктами из их сада по просьбе моей мамы.

— Пока не слишком интригует.

— Но нас же никто не заставляет возвращаться сразу домой. Мы же можем сначала отправиться в другое место.

— О! И куда же ты предлагаешь нам отправиться?

— На площадь Гриммо.

— Туда?! — он выпрямился, сменив расслабленную позу. — Ты же терпеть не можешь эту квартиру.

— Вот! Именно поэтому никому не придёт в голову нас там искать!

— И ты… согласна там… в смысле, тебе там будет комфортно?

— Ты дурачок, Гарри Поттер! Мне с тобой везде будет комфортно, даже в сарае.

Она улыбнулась во весь рот, а он в этот момент подумал, что, к счастью для них для всех, Луна не была шпионкой Волдеморта. В противном случае, им бы очень не повезло, её никто никогда не смог бы заподозрить в обмане, и в решающий момент она сдала бы с потрохами их всех до единого. Он даже представил, как бы она улыбалась при этом своей вечно отрешённой улыбкой, и содрогнулся.

— Блин! — он почесал макушку с растерянным выражением на лице.

— Ну ты что, не рад?

— Я просто… немного… Не думал, что это случится так скоро.

— А я не думала, что знаменитый герой магического мира, на самом деле, такой трусишка! — хихикнула Джинни и ухватила его пальцами за щеку. — Трусишка, трусишка, Поттер!

— Я вот тебе сейчас покажу трусишку! — воскликнул он, хватая её поперёк туловища и забрасывая, брыкающуюся на плечо. — Где там твои фрукты? Пойдём-ка собирать!