Живи, пес (джен)

Пустыня жила песком, поднимаемым горячим ветром, и перекатывающимися сухими растениями. Она не была мертва, как могло показаться на первый взгляд. За барханами таились совершенно неожиданные встречи. Караваны торговцев, рейнджеры, бандиты — каждый искал свой путь, не желая встречать на нем никого, а потому пустыня никогда не была доброй. Мир стал таким по воле человека, желающего показать собственную силу. Занесенные песком и пропитанные радиацией города, мутанты, гули, одичавшие племена стали прекрасной демонстрацией могущества человеческой расы, способной вмиг уничтожить все, что создано ей самой.

Покрытый пылью путник был среднего роста. На переносице его загорелого носа красовались зеркальные солнцезащитные очки. Подогнанная по фигуре броня уже имела следы битв, показывая тем самым, что хозяин ее в пустыне не новичок. Оружие и амуниция располагались так, чтобы оказаться под рукой в любой момент.

Тонкие губы мужчины были плотно сжаты, как у человека, который прокручивает в голове тяжелые и невеселые мысли. На щеках слегка поигрывали желваки. Светлые волосы, утянутые в хвост на затылке, контрастировали с бронзой загорелой кожи лица. В его теле не было громоздкой и неповоротливой силы, он был по-кошачьи гибок, двигался, словно хищник, выверенно и точно, не позволяя себе небрежности даже в этом.

Слегка похлопав по себе ладонями, чтобы отряхнуть пыль, он присел у остова военного грузовика, почти занесенного песком. На руке тревожно пощелкивал счетчик Гейгера. Горячий металл с выгоревшей краской, разъеденный коррозией, нагрелся на палящем солнце и припекал спину даже через броню. В кузове машины громоздились полуистлевшие ящики, из которых вывалилось их бесполезное содержимое. Пайки для солдат, пропитанные радиацией, вряд ли теперь сгодились бы ему.

Возившийся тут же серый, похожий на волка пес с облезшим боком заворчал, разрывая очередную упаковку с продуктами и недобро поглядывая на незваного гостя. Мужчина потянулся за пистолетом с намерением пристрелить опасное животное, попутно кинув зоркий взгляд вокруг: как правило, псы собирались в стаи, чтобы охотится эффективнее. Но собратьев облезлого поблизости не было…

Пес, роняя слюну, разделался наконец с упаковкой. Он был голоден и болен. Открытая рана на его боку гноилась, шерсть сбилась в клочья, все тело напоминало собой грязную паршивую запятую. Собака жутко отощала и больше смахивала на собственный скелет. Прищурившись, мужчина наблюдал за псом сквозь зеркальные стекла очков, вспоминая, что еще в Убежище, во время обучения, он слушал лекции о том, что собака — друг человека. На первом же задании такие «друзья» едва не убили его, навалившись одновременно всей голодной и бойкой стаей. В свой первый поход он был наивен, слабо вооружен и не имел даже самой обычной брони. Просто ему сказали, что он — Избранный, и, стало быть, должен спасти всех, кто остался в Убежище. Без его помощи они умрут от голода и жажды.

Пес был слишком слаб. Решив не тратить на него драгоценный патрон, мужчина коснулся рукояти большого ножа, закрепленного в ножнах на голенище. Всего одно движение по шее… Этот хруст сухожилий и мышц неприятен, как и теплая кровь, стекающая по ладоням.

Пес сосредоточено рылся в разорванной коробке пайка. Банки с едой он открыть не мог, поэтому жевал сухие галеты, тем не менее, в его маленьких карих глазах, казалось, можно было заметить удовольствие. Он даже не обращал внимания на соседа, который поглаживал рукоять армейского ножа, сконцентрировавшись на покрытой свалявшейся шерстью шее.

Жевал пес недолго… Внезапно он заскулил, завыл и свалился на прогнившие доски кузова, сотрясаясь в конвульсиях. Из его оскаленной пасти стали разлетаться клочья розовой перемешанной с кровью пены. Его конечности то вытягивались в струнку, то поджимались к тощему телу. Избранный встал со своего места и, как завороженный, смотрел на пса. Он видел его огромные белые клыки в оскаленной пасти и вспоминал, как точно такие же жестоко рвали его беззащитное тело у самого входа в Убежище. Тогда он

испугался. Колотил в толстую броню закрывшейся за ним двери, прекрасно понимая, что его криков о помощи никто не услышит. Но он отбился, убежал, потому что очень хотел жить. Не для себя, а для них — для тех, кого знал с детства, и кого теперь называли просто — жители Убежища. Он спасся, но был так изранен, что потом его еще долго преследовал запах собственного гниющего тела. Нож издал шипящий звук, выползая из ножен.

— Я убью тебя, бешеная тварь, — прошептал он, шагнув к псу. — Окажу тебе такую услугу…

Но не нужно было внимательно всматриваться, чтобы понять очевидное — пес умирал. Налицо были все признаки того, что он побывал в зоне повышенной радиации и, заболев, отстал от своей стаи. Он бился в конвульсиях, оставляя на досках кузова клочья шерсти и кровь, окрашивая их в темно-бурый цвет. Когда Избранный подошел ближе, пес замер, вытянув длинные лапы. Казалось, что его парализовало, или он умер. Живыми остались только эти карие, цвета теплого дерева глаза на перепачканной кровью и пеной морде. Он был жив, смотрел с тоской, как смотрят умирающие люди. Тонкий огонек жажды жить, пронзительное понимание чего-то важного, что никак не доходит до тех, кто остается в живых на этом свете. Скованные судорогой мышцы постепенно обмякли и приобрели гибкость. Пес даже пытался встать, но, снова падая, подполз к ногам Избранного, не обращая внимания на поблескивающую сталь ножа.

Большая темно-серая голова собаки опустилась на пыльные ботинки, пачкая их кровавой пеной. Избранный вложил нож в ножны привычным жестом и достал из подсумка «Антирад». Чуть позже он добудет его и для себя, еще есть время: счетчик пока не добрался до критической точки. Он успеет, а сейчас ему хочется понять, что же увидел этот странный пес, в карих глазах которого, казалось, дрожали мутной влагой слезы. Это не было просто результатом приступа лучевой болезни — Избранный видел в них большее. Каким-то приобретенным в процессе выживания чувством он умел различать подобные вещи, это часто позволяло ему выходить победителем в борьбе за жизнь.

Он ввел «Антирад» в тощую мышцу на задней лапе пса. Тот лежал смирно, сопровождая его движения глазами. И Избранный видел в них то, о чем рассказывали тогда на лекциях в Убежище — лишь бесконечное доверие и преданность. Затем он безбоязненно просунул пальцы в пасть собаки и раздвинул челюсти, чтобы влить немного воды. Пес судорожно глотнул, потянулся за влагой из последних сил, напился и обессиленно уронил большую голову на колено присевшего к нему Избранного. И не сводил с него карих глаз. Смотрел внимательно, впитывая каждую черточку лица своего Хозяина и Повелителя.

* * *

Первое время Избранный нес пса в рюкзаке, потому что тот совсем не мог передвигаться. Будучи совсем истощенным, он находил в себе силы ткнуться прохладным влажным носом в ухо своего спасителя. Нос у него всегда был такой, даже в жару, а вот язык… Навязчивый, жаркий, оставляющий слюну на небритой щеке Избранного.

— Придем в Нью-Вегас, обязательно угощу тебя рагу из игуаны. Вкусно… — говорил с псом Избранный, чтобы отогнать мысли об усталости и подкрадывающейся, растущей в нем лучевой болезни, рождающей слабость и беспомощность.

* * *

Торговцев в Нью-Вегасе было мало, и, как назло, у них не было лекарств. Было все: еда, боеприпасы, оружие по бросовой цене, за исключением того, что спасло бы его от неизбежной болезни. И он добавлял в свой организм радиации умышленно, пил энергетики, чтобы бороться теперь за их совместную жизнь. Датчик давно перевалил критическую отметку. То, что происходило с ним, стало необратимым. Но даже ответственность за жителей Убежища отступила на задний план, потому что теперь был теплый багаж за спиной — слабая, почти никчемная жизнь, которую он спас, а не уничтожил, как делал это обычно.

Они наткнулись на лагерь бандитов, когда Избранный ослаб так, что не смог нести пса. Тот уже достаточно окреп и шел самостоятельно. Этот пес не был тем ловким и стремительным животным, как те, что рвали на части тело Избранного там, у Убежища. Но он брел за своим Хозяином, готовый отдать

собственную, едва обретенную жизнь за его слабеющую.

Небольшой лесок у скалы. Разбитые рядом с ним палатки и кучи хлама давали понять, что местность не пустует. Шум пульсирующей в голове крови и пелена в глазах мешали Избранному правильно оценить обстановку. Пес заворчал, вытянув вперед большую голову. Приподнятая верхняя губа обнаружила острые белые клыки. Казалось, что у пса даже цвет глаз изменился, став похожим на смертоносную сталь кинжала.

— Смотри, какой смельчак отыскался! — раздался за спиной Избранного голос с надтреснутой ноткой, какой бывает у тех, кто злоупотребляет галлюциногенами. — Принес добычу и собственное тело на удобрения, слизняк?

Земля, поросшая чахлой травой, под ногами Избранного стремительно качнулась. Он обессилено упал на четвереньки и потянулся к кобуре пистолета. Над его головой пронесся метательный нож, со свистом рассекая воздух. Боец понимал, что неимоверная слабость, послужившая ему спасением, сейчас же окажет ему обратную услугу — поможет врагу прикончить его без боя.

Он перекатился на спину, выхватывая пистолет, напрягая из последних сил слабеющее зрение. Он должен попасть первым! Боковым взглядом он увидел взметнувшееся тенью темное тело пса. Тот вытянулся в стрелу от кончика носа до хвоста, сделавшись той самой машиной для убийств, которую Избранный тогда испугался у дверей Убежища. Секунда — и челюсти собаки сомкнулись на шее врага, почти празднующего победу. Ярко алая кровь фонтаном брызнула из разодранной шейной артерии сбитого на землю противника. Пес был тих и беззвучен, он просто еще раз рванул шею жертвы, развернулся, и, пригнувшись на широко расставленных лапах, приготовился к новой битве. Бандит был не один. К нему на помощь из палатки, замахиваясь примитивным копьем и выкрикивая ругательства, несся соратник.

Избранный выстрелил. Отдача пистолета отбросила его слабую руку на землю. Пуля лишь слегка приостановила врага, попав в мягкие ткани его плеча. Он продолжил свое наступление. Избранный глухо простонал, увидев, что со всех сторон выбегают те, кто не позволит им просто так уйти. Пес бился отчаянно, то уклоняясь, то принимая в свое тело пули и пропуская удары копий и ножей. Он не давал никому приблизиться к Хозяину, бросаясь наперерез. Перепачканный собственной и чужой кровью, в своей одержимости он был похож на самого страшного мутанта в пустыне. Избранный стрелял, собрав остатки сил… Он принял последний энергетик, зная, что это убьет его. Но не сейчас, позже. Может быть, ему удастся спасти своего друга.

* * *

— Ты ввязался в неравную битву, Бро! — прогремел над Избранным голос рейнджера, когда он очнулся. — Хорошо тебя потрепали… Как-то странно волк валяется.

Избранный оттолкнул ногу рейнджера, занесенную над телом пса. Он обхватил лежащую на его груди окровавленную голову своего друга, прижав к себе, как самую большую ценность, вслушиваясь и всматриваясь в укрытую шерстью грудь. Слабый хриплый вдох приподнял худые бока…

— Ты не смеешь умирать! Мы не ели жаркое из игуаны! — проговорил он, пытаясь унять горячие слезы, катящиеся из глаз. Он плакал впервые, хотя видел сотни людских смертей в пустыне и был свидетелем многих трагичных событий.

Еще вдох, который он едва уловил под темно-серой шерстью. Он гладил огромную мощную голову ладонью, и пальцы его окрашивались кровью. Она была теплой…

— Ты не смеешь умирать!

Его слышали рейнджеры, застывшие вокруг нелепой картины: на руках израненного Избранного в луже собственной крови умирал обычный волк, которых они убивали десятками, а бывалый воин плакал над ним, как ребенок. Пес открыл глаза цвета теплого темного дерева, потянулся мордой, ткнулся мокрым носом в небритую щеку Избранного и прошелся по ней языком, оставляя кровавый след от подбородка до уха.