Живы (гет)

И все же они выб­ра­лись жи­выми — Ир­ке не ве­рилось. Не ве­рилось нас­толь­ко су­мас­шедше, что она уже вот ко­торое мгно­вение не же­лала ше­велить­ся и рас­кры­вать гла­за, бо­ясь, что тол­ку из это­го не вый­дет — буд­то па­ралич раз­бил. А вдруг она умер­ла пря­мо там? Где ле­тели го­ловы, с глу­хим шлеп­ком осе­дали те­ла, где кровь ручь­ями сте­кала всю­ду, ок­ро­пив тем­не­ющи­ми пят­на­ми зем­лю и пыль­ный ас­фальт, где воп­ли сме­шива­лись с вяз­ким ме­тал­ли­чес­ким зво­ном, а за­пах же­леза, ис­хо­дящий отов­сю­ду, за­бивал­ся в ноз­дри. Она ведь не мог­ла по­лечь вмес­те с ни­ми, прав­да? Ей суж­де­но бы­ло жить. Им суж­де­но, вер­нее — ник­то не вы­чер­ки­вал из пос­ледних со­бытий нек­ро­мага, ко­торый хрип­ло пы­тал­ся от­ды­шать­ся где-то ря­дом, за­валив­шись на спи­ну. Его ды­хание, вы­рыва­юще­еся из гру­ди со свис­том, валь­ки­рия слы­шала от­четли­во-яв­но, но в мыс­ли все рав­но прок­рался от­врат­ный лип­кий страх. С ним, дол­жно быть, все в по­ряд­ке. От­но­ситель­ном. Так ведь?

Но от­ве­та ник­то не дал.

Мат­вей мол­чал так же, как мол­ча­ла и Ир­ка: сквозь зу­бы, по-пар­ти­зан­ски, вы­пус­кая воз­дух из лег­ких рва­ными тол­чка­ми.

Ще­ка его ужас­но сад­ни­ла, ру­ки от плеч до кис­тей на­вер­ня­ка пок­ры­вала сет­ка сса­дин, по­резов и си­няков, реб­ра по­доз­ри­тель­но ны­ли при глу­боких вдо­хах. По­жалуй, он все же мог бы встать пря­мо сей­час, но ко­рот­кий уры­вок от­ды­ха был ну­жен в пер­вую оче­редь Ир­ке — та не­сом­ненно по­дор­ва­лась бы вмес­те с ним, но­ровя раз­вести су­ету. Вов­се не по­тому, что су­ету она лю­била, прос­то пос­ле то­го, что они ед­ва пе­режи­ли, мол­чать бы­ло стро­го зап­ре­щено. Нуж­но соз­да­вать дви­жение, энер­гию, гром­кость, а по­том — ког­да бу­дет яс­но, сколь­ких они ос­та­вили — мож­но и ус­по­ко­ить­ся. Раз­брес­тись, за­бить­ся каж­дый в свой угол и ду­мать, жа­леть, скор­беть, ути­рать ру­кавом сле­зы и глу­хо ры­дать в по­душ­ку, что­бы нес­лышно. Но по­ка нель­зя.

— Ты как? — го­лос у Мат­вея был лжи­во-ров­ным, не дро­жащим и не хрип­лым, аб­со­лют­но уве­рен­ным. Буд­то ут­ренняя тре­ниров­ка, а не кро­вавое по­бо­ище, буд­то чай за­вари­ва­ет, а не се­бя в ку­чу соб­рать пы­та­ет­ся.

— Жить бу­ду, — Ир­ка, чуть стрях­нув оце­пене­ние, все же по­вер­ну­ла го­лову, упе­рев­шись взгля­дом в чу­жое пле­чо. Жить она бу­дет, как бы не слу­чилось, но «в по­ряд­ке»… Это ли мож­но наз­вать по­ряд­ком?

Баг­ров вы­дох­нул и при­под­нялся на лок­тях, сфо­куси­ровав пе­ред со­бой взгляд, пос­мотрел на валь­ки­рию обес­по­ко­ен­но. Та ле­жала, пус­то гля­дя ку­да-то за не­го, и сжи­мала пред­плечье ле­вой ру­ки пе­репач­канной ла­донью пра­вой. Сквозь паль­цы вид­не­лись мут­но-крас­ные, изод­ранные лос­ку­ты ру­кава ру­баш­ки, джин­сы на ко­лен­ках из­ма­рались в гря­зи, кровь за­пек­лась на рас­се­чён­ном лбу, а на ску­ле ли­ловел, гро­зя по­чер­неть в ско­ром вре­мени, бе­зоб­разной фор­мы си­няк.

Ох­нув от раз­го­рев­шей­ся бо­ли в гру­ди, нек­ро­маг встал на ко­лени и ос­то­рож­но по­тянул Ир­ки­но за­пястье в сто­рону, об­на­жая скры­тый глу­бокий по­рез — не так страш­но, как мог­ло бы быть, меж­ду про­чим.

— У нас есть бин­ты? И пе­рекись, — оза­дачен­но нах­му­рив­шись и прос­ле­див за ши­роким жес­том дрог­нувшей Ир­ки­ной ру­ки, Мат­вей под­нялся, сце­пив зу­бы — од­но из ре­бер ему, ка­жет­ся, все же сло­мали. В за­тыл­ке от го­ловок­ру­жения по­теп­ле­ло, за­ныли вис­ки, пе­ред гла­зами зап­ля­сали иголь­ча­тые звез­дочки-точ­ки: нек­ро­маг по­шат­нулся, но вов­ре­мя опус­тил на сте­ну ла­донь, и, нем­но­го опом­нившись, за­ковы­лял к шкаф­чи­ку с ку­чей по­лочек и ящич­ков. Вы­тянул шур­ша­щий зе­леный па­кет, ка­кую-то тряп­ку, оче­вид­но, в не­дале­ком прош­лом на­волоч­ку, и с трес­ком ру­ками ра­зор­вал ее на нес­коль­ко час­тей. Ир­ка по­зади не­го то­же за­копо­шилась: что-то заг­ре­мело, глу­хо стук­ну­ло и на­конец пос­лы­шал­ся жур­ча­щий звук на­лива­емой во­ды, что пос­те­пен­но за­пол­ня­ла сня­тый со сту­ла алю­мини­евый та­зик.

— Сна­чала ты, — рас­по­рядил­ся Баг­ров, ки­дая па­кет и тряп­ки на пол, пос­ле че­го, бо­лез­ненно по­мор­щившись, то­же опус­тился на ко­лени.

Валь­ки­рия, раз­ду­мав­шая от­че­го-то спо­рить, лишь по­кор­но опус­ти­ла ру­ки на ко­лени ла­доня­ми вверх, и по­вела здо­ровым пле­чом — мол, на­чинай уже.

Мат­вей опус­тил часть на­волоч­ки в во­ду и вздох­нул:

— Ру­баш­ку сни­май.

Не­понят­ли­во по­нача­лу нах­му­рив­шись, Ир­ка, за­вис­нув на се­кун­ду, спра­вед­ли­во рас­су­дила, что ей же бу­дет луч­ше, а Мат­вей, хоть и юно­ша, но с го­ловой на пле­чах — за столь­ко-то ве­ков в ней яв­но ско­пилось что-то, кро­ме опи­лок.

С пу­гови­цами нег­ну­щи­еся паль­цы ед­ва спра­вились, а вот с ру­кава­ми Баг­ров по­мог: ос­то­рож­но по­тянул ткань, ста­ра­ясь не за­деть силь­но сса­дины, и неб­режно от­ло­жил ру­баш­ку в сто­рону. Оки­нул взгля­дом опу­щен­ные пле­чи, сгор­блен­ную спи­ну и, опус­тив гла­за, под­це­пил тряп­ку, от­жав в ла­дони. Сто­ило про­вес­ти ей по тон­кой све­жес­вернув­шей­ся ко­роч­ке кро­ви на пред­плечье, как валь­ки­рия дер­ну­лась, смор­щи­лась и про­цеди­ла сквозь зу­бы неч­то неч­ле­нораз­дель­ное, и Мат­вей, знав­ший и бо­лее креп­кие ру­гатель­ства, ус­мехнул­ся, пря­ча ух­мылку под мас­кой серь­ез­ности. Ир­ка, ви­димо, сму­тив­шись, паль­ца­ми це­лой ру­ки зап­ра­вила за ухо рас­тре­пан­ные во­лосы, ко­торые, впро­чем, тут же вы­бились об­ратно, об­ра­зуя не­понят­ное пу­шис­тое гнез­до вок­руг го­ловы.

— А де­зин­фи­циро­вать? — про­бур­ча­ла вдруг валь­ки­рия, рас­те­рян­но гля­дя на Баг­ро­ва, ко­торый, при­щурив­шись, ко­пошил­ся в па­кете. Он по­шур­шал там еще нем­но­го, вы­тянул бе­лый плас­тмас­со­вый пу­зырек с пе­рекисью во­доро­да, ос­тро пах­ну­щий ме­дика­мен­та­ми и, при­гото­вив­шись в слу­чае че­го «дуть на ран­ку», от­кру­тил кры­шеч­ку:

— По-хо­роше­му с этим во­об­ще к вра­чу нуж­но, — нек­ро­маг хмык­нул, — но за­чем нам вра­чи, ес­ли пря­мо пе­ред то­бой си­дит опыт­ный маг?

Ир­ка по­кача­ла го­ловой, при­под­няв бро­ви, и тут же ой­кну­ла от жгу­чего ощу­щения: жид­кость на ее пред­плечье вспе­нилась, за­шипе­ла, по­тек­ла мел­ки­ми кап­ля­ми вниз.

«Маг, спе­ци­али­зиру­ющий­ся на тру­пах», — хо­тела ска­зать валь­ки­рия, но вов­ре­мя при­куси­ла язык.

Мат­вей тер­пе­ливо, с опыт­ной сно­ров­кой бы­вало­го кос­топра­ва пе­ребин­то­вал ей ру­ку, про­мыл ва­той сса­дину на лбу и, ос­мотрев Ир­ку еще раз, что­бы удос­то­верить­ся в ка­чес­тве ра­боты, вздох­нул:

— Да­вай те­перь ме­ня.

Валь­ки­рия кив­ну­ла, вздох­ну­ла и по­няла: не смо­жет. Ру­ки у нее зат­ряслись, сто­ило взять мок­рую тря­пицу и пе­рекись, дур­ной ко­мок под­ка­тил к гор­лу, а пе­ред гла­зами, ед­ва она поб­ли­же рас­смот­ре­ла тем­но-крас­ный, пок­ры­тый пле­ноч­кой по­рез на ще­ке Баг­ро­ва, по­тем­не­ло пе­ред гла­зами. То, что об­ра­баты­вать нуж­но бы­ло имен­но ли­цо, ужа­сало еще боль­ше: по­думать толь­ко, еще чуть-чуть, и гла­за бы ли­шил­ся!

— Ир, да­вай ско­рее, — нек­ро­маг вы­жида­юще за­мер, чуть скло­нив го­лову. — Или я сам, ес­ли хо­чешь.

— По­дож­ди, — ну вот еще, сам.

Ир­ка, да­же нем­но­го ос­корбив­шись, при­нялась ос­то­рож­но сти­рать за­пек­шу­юся кровь, про се­бя бо­лее чем удив­ленно от­ме­тив, что по­рез не та­кой уж и силь­ный. От­де­лать­ся та­кими ме­лоча­ми — прос­то все­лен­ское ве­зение и, как валь­ки­рия по­дума­ла, нес­пра­вед­ли­вость: по­чему же тех, кто сто­ял с ни­ми пле­чом к пле­чу, уда­ча обош­ла сто­роной?

— Я его за­рас­тил нем­но­го, — глу­хо со­об­щил нек­ро­маг, ког­да Ир­ка, со­ору­див из бин­тов и ва­ты квад­рат по­вяз­ки, при­ложи­ла его к пов­режден­ной ще­ке. — Но все рав­но не да­ви так силь­но!

— Не дав­лю, — ти­хо так, нах­му­рив лоб. — По­дер­жи се­кун­ду.

Мат­вей, ко­неч­но, по­дер­жал, и че­рез па­ру мгно­вений валь­ки­рия сто­яла пе­ред ним, дер­жа в ру­ках упа­ков­ку с плас­ты­рем. При­чем плас­ты­рем цвет­ным, с ка­кими-то там жи­вот­ны­ми и про­чей дре­беденью, ко­торая толь­ко Ир­ке мог­ла пон­ра­вит­ся — это же так важ­но, ведь плас­тырь на тво­ей пят­ке бу­дет блис­тать по­лувыц­ветшим бе­гемо­том из-за края туф­ли, а не ба­наль­ной те­лес­ной по­вер­хностью!

— Как хо­рошо, что ты все же не пос­ту­пила на ме­дицин­ский, — ед­ко за­метил Мат­вей, по­кор­но поз­во­ляя зак­реплять по­вяз­ку на сво­ем ли­це.

— Я то­же так ду­маю. И, ес­ли чес­тно, с этим луч­ше схо­дить к вра­чу. Чем быс­трее, тем луч­ше.

— Вот еще. Я толь­ко в боль­нич­ных оче­редях ча­сами не си­дел с ца­рапи­ной, — ми­на по­лучи­лась дос­та­точ­но кис­лой для то­го, что­бы валь­ки­рия не про­дол­жа­ла нас­та­ивать по край­ней ме­ре сей­час, но про се­бя Баг­ров ре­шил оче­редь все-та­ки по­думать над пред­ло­жени­ем.

— Не хо­чешь — не на­до, — та, в миг как-то зас­тыв (и нек­ро­маг знал, что не из-за его от­ка­за), на­чала со­бирать ле­карс­тва об­ратно в па­кет, ед­ва не за­дев и не пе­ревер­нув ру­кой та­зик.

Пых­тя от бо­ли в гру­дине, Баг­ров под­нялся, уб­рав этот та­зик ку­да по­даль­ше, что­бы не ме­шал, су­нул отоб­ранный у Ир­ки шур­ша­щий ку­лек об­ратно в шкаф и кос­нулся теп­ло­го де­вичь­его пле­ча паль­ца­ми, прив­ле­кая вни­мание.

Сей­час уже бы­ло бес­по­лез­но. На­шед­шая крат­ковре­мен­ное уте­шение в пус­тячных де­лах, валь­ки­рия горь­ко осоз­на­ла, что уж те­перь-то от уг­ры­зений со­вес­ти не сбе­жишь. Да и те­ло ло­мило от ус­та­лос­ти, хоть го­лова бы­ла на огор­че­ние яс­ная, да­же слиш­ком, что­бы ус­нуть.

— Идем, — Мат­вей ле­гонь­ко дер­нул ее за ру­ку, внут­ренне да­же ра­ду­ясь, что он ни­каких со­вес­тли­вых го­лос­ков не слы­шал. Ему-то по боль­ше­му сче­ты бы­ло пле­вать на тех, кто там лег, и вол­не­ние оп­ле­тало лишь мыс­ли о Ир­ке: она те­перь как со всем этим спра­вит­ся? И от­вет на воп­рос был чер­тов­ски оче­виден: ра­зуме­ет­ся, с ним.

— Пой­дем ля­жем. У ме­ня ско­ро но­ги от­ва­лят­ся.

Валь­ки­рия что-то вя­ло про­бор­мо­тала и поп­ле­лась в ком­на­ту, ед­ва ли во­об­ще за­мечая, что дви­га­ет­ся с мес­та; ос­та­нови­лась, по­вер­тев го­ловой, и за­вали­лась все же на пос­тель Мат­вея. В од­них, счи­тай, джин­сах. Гряз­ных, пор­ванных и без­воз­врат­но уби­тых джин­сах. Так что ут­руждать се­бя пе­ре­оде­вани­ем нек­ро­маг то­же не стал. Вполз на со­сед­нюю по­лови­ну по­верх оде­яла, по­удоб­нее уло­жил по­душ­ку и рух­нул (пос­та­рав­шись, прав­да, не­силь­но тре­вожить гру­дину), при­тянул Ир­ку к се­бе — та не дви­нулась да­же, толь­ко го­лову чуть нак­ло­нила и за­мер­ла, при­жав­шись сбо­ку прох­ладным лбом. Так до­вер­чи­во, вов­се не по-волчьи, по-дет­ски как-то, что сер­дце сжа­лось, а внут­ри по­теп­ле­ло.

Баг­ров прос­то ле­жал, мол­чал и ждал ско­ро хлы­нув­ших горь­ких слез впе­ремеш­ку с ти­хими сло­вами со­жале­ния. Воп­ре­ки пред­рассуд­кам с этим ему бы­ло справ­лять­ся мно­гим про­ще, не­жели с все­объ­ем­ле­мым мол­ча­ни­ем.

Ему хо­телось ска­зать что-то вро­де «ты силь­ная — спра­вишь­ся» и «они бы не хо­тели тво­их слез», но это зву­чало со­вер­шенно не так, как нуж­но. Кро­ме то­го, сей­час валь­ки­рия все рав­но бы это­го не ус­лы­шала. Она дро­жала, пре­рывис­то взды­хала и не­раз­борчи­во шеп­та­лась са­ма с со­бой — ис­кать в этом смысл от­че­го-то сов­сем не тя­нуло.

Вмес­то это­го нек­ро­маг лас­ко­во при­об­нял ос­трое пле­чо, вздох­нул и прик­рыл гла­за: по его мер­кам все бы­ло в по­ряд­ке. Ир­ка бы­ла нев­ре­дима и поч­ти спо­кой­на, Ир­ка бы­ла ря­дом, а кры­ша При­юта на­деж­но ви­села над го­ловой — это глав­ное, фун­да­мен­таль­но-ус­той­чи­вое.

Уже зав­тра они прос­нутся, зав­тра про­шер­стят об­ра­зовав­ше­еся за­тишье, зав­тра еще раз ут­рут сле­зы го­речи: бы­ли лю­ди, и нет их, и так сот­ни раз, как в нас­мешку.

Баг­ров вздох­нул, вновь ощу­тив бо­лез­ненное жже­ние. Как бы он не пре­пирал­ся сам с со­бой и с Ир­кой, нуж­но по­сетить вра­ча. Да, точ­но. Вра­ча.