Драбблосборник скорпигерма (гет)

Огни ночного города будоражат. Гермиона вдыхает полной грудью запах перемен. Послать все к черту оказалось проще, чем казалось. Имеет право она хотя бы иногда развлекаться, а то все работа, работа, изредка семья и снова работа.

— Осторожнее! — кричит ей таксист неопределенного возраста. Она пожимает плечами и делает шаг вперед к манящему ярким неоновым светом клубу.

Это почти смешно, в ее-то возрасте. У дверей шумно, молодежь толкает друг друга и громко переговаривается. Гермионе кажется, что она на глазах скукоживается. Детям здесь самое место, а вот что она здесь забыла: взрослая сорокапятилетняя тетка в разводе?

— Вам помочь? — участливо заглядывает ей в глаза молодой вполне себе симпатичный парень. Он ей смутно кого-то напоминает, но Гермиона не может понять, кого именно.

— Справлюсь, — чуть улыбается она и озирается по сторонам.

С минуты на минуту должен подойти Гарри, который и затеял поход в клуб. «Тряхнем стариной», — сказал он, Гермиона лишь закатила глаза. Выбора ей как обычно не оставили.

— Ах, эта молодежь, не успел прийти, а даму уже отбивают, — Гарри театрально одной рукой хватается за сердце, а второй прикрывает глаза.

— Какой же ты идиот, — фыркает Гермиона, улыбаясь. Неуверенность мгновенно испаряется, рядом с таким Гарри можно только дурачиться, пить и развлекаться.

— Рада, что ты все-таки выбрался из своего Аврората.

Гарри щурится некоторое время, а потом целует в щеку.

— Пошли.

Они проходят фейс-контроль, усаживаются за барную стойку и заказывают по коктейлю.

— Времени зря не теряла, старушка, — подмигивает Гарри и ухмыляется, — Скорпиус Малфой сейчас главная несбыточная мечта выпускниц Академии целителей.

— А я тут при чем? — удивленно смотрит на Гарри Гермиона. Она и видела-то младшего Малфоя последний раз на платформе девять и три четверти так давно, что уже и не вспомнит, как он выглядит.

Гарри загадочно улыбается и тянет ее на танцпол. Выпитого алкоголя хватает, чтобы Гермиона чуть расслабилась. От громкой музыки в голове шумит, софиты слепят глаза. И ей бы уйти домой, где тихо и спокойно, но что-то неуловимо запретное и дикое манит ее, не отпускает отсюда. Хочется танцевать, расталкивать девушек локтями, флиртовать с парнями — совершенно иррациональные желания, но ведь в них ничего плохого. Гарри берет ее за руку и раскручивает. Гермиона запрокидывает голову, смеется: ей хорошо. Она влетает прямо в объятия Гарри и обнимает его за шею, заглядывает в глаза и видит во взгляде чертиков.

— Развлекайся! — кричит он на ухо. — Я сейчас.

Гермиона кивает и растворяется в вихре ощущений. Да, безумно, но так легко и свободно. Наплевать на «нельзя» и «не стоит». Никто никого не знает, можно отпустить себя.

Она чувствует, как ее обнимают. Это не Гарри, он не мог так быстро вернуться. Незнание заводит сильнее любого афродизиака, и Гермиона не оглядывается. Закрывает глаза, двигает бедрами и растворяется в танце. Руки оглаживают фигуру и спускаются ниже. Музыка становится динамичнее, жестче, голову ведет, мысли путаются. Гермионе чертовски хорошо, ритм подхватывает и уносит далеко за пределы душного клуба. Разум отключается, остаются эмоции. Пугающе яркие, острые, настоящие.

Гермиона делает пару движений, ощущает возбужденный член, упирающийся в поясницу, облизывает губы и кружится в танце. Игра в кошки-мышки пресыщает, хочется глаза в глаза, чувственно и откровенно. Она разворачивается в объятиях и натыкается на расфокусированный взгляд серых глаз. Тот самый мальчишка, который суетился у входа. Распаленный, горячий, взбудораженный. «Скорпиус Малфой», — с пугающей ясностью понимает Гермиона. Вот что означала загадочная улыбка Гарри.

— Пойдем? — Гермиона оценивающе рассматривает его с ног до головы. Поджарый, жилистый, в меру мускулистый.

— Прямо сейчас? — искреннее удивление на мгновение затмевает даже желание.

— Ну, если ты не хочешь... — пожимает плечами она, — я не настаиваю.

В следующую секунду ее затягивает в аппарационную воронку. Остаются только шальные поцелуи, обжигающие взгляды и сильные руки. Гермиона впивается ногтями в его спину и не думает ни о чем. Есть здесь и сейчас, стыд и неловкость подождут до завтра.

Гермиона давно не верит в магию Рождества.

Семейным оно перестало быть, когда она стерла родителям воспоминания. После восстановления памяти изменилось слишком многое. Родители больше не доверяли ей, опасались, что она снова так поступит. И если поначалу Гермиона пыталась переубедить их, то со временем смирилась. Они правы: какими бы благими ни были ее намерения, Гермиона должна была считаться с их мнением.

Гермиона вздыхает и крепче сжимает кружку с какао. Чего бы покрепче выпить, но она не хочет стирать грань между реальностью и иллюзией. Гермиона надеется, что Скорпиус сможет вырваться к ней. По традиции он встречает Рождество с семьей, где ей нет места.

Гермиона и не настаивала на его приходе. Это было бы нечестно, да и она не хотела выглядеть одинокой женщиной среднего возраста, жалкой и нелепой. Она даже не уверена, что Скорпиус рассказал родителям о них. Он обещал, но Гермиона отчаянно его переубеждала. Какое у них будущее: разница в двадцать лет да ее багаж ошибок длиною в жизнь.

Она ежится: в комнате заметно холодает. Гермиона не закрывает окно: не хочет пропустить сову от Скорпиуса с извинениями и припиской, что он правда пытался вырваться. Глупо, но его неуклюжие заверения в чувствах согревают куда лучше огня камина и огневиски. Она чуть улыбается и идет за пледом. Гермиона не закроет окно, по крайней мере до полуночи.

Поленья в камине с треском разваливаются. Во все стороны летят искры, и Гермиона усмехается. Иногда она думает, что на Гриффиндор ее отправили именно из-за любви к огню. Непредсказуемая стихия, делающая мир ярче и теплее, а умы отчаяннее.

Часы бьют полночь. Уже? Гермиона кутается в плед и делает глоток из кружки. Скорпиус не написал, означает ли это, что он все-таки придет? Или ему просто не до нее?

Сердце сжимается от горечи и затаенной обиды. Она встряхивает волосами, отгоняя глупые мысли. Скорпиус ей ничего не должен. В конце концов, у него есть определенные обязательства перед семьей: единственный ребенок, наследник.

Она зажмуривается до звезд под веками. Нет, нет и еще раз нет, Гермиона не допустит бессмысленного самобичевания. Ни в Рождество, ни потом. Это приведет к еще одному выплеску стихийной магии и только.

Ждать больше нечего, она наливает бокал виски и выпивает залпом. Алкоголь привычно обжигает пищевод, мгновенно становится жарко. Она отбрасывает ставший ненужной тряпкой плед, призывает первую попавшуюся книгу и утыкается в нее. Строчки прыгают перед глазами, на которые то и дело наворачиваются слезы, но Гермиона упрямо их вытирает.

Глупая наивная дура!

Спустя пять бокалов виски и черт знает сколько времени плечи сжимают горячие руки.

— Думала, я не приду? — опаляет ухо шепот.

— С чего ты взял? — в горле вмиг пересыхает. Такой вкрадчивый шепот повергает ее в почти предоргазменное состояние. Скорпиус знает, как завести ее с пол-оборота. И она совершенно не хочет знать, откуда такие таланты взялись, иначе ревность сожрет с потрохами.

— Открытое окно и полупустая бутылка.

— Читаешь меня, как открытую книгу? — Гермиона перекатывается на другой бок и оказывается в его объятиях. Серые глаза обжигают сильнее открытого пламени. Столько невысказанных слов и неисполненных обещаний.

— Если бы ты только позволила…

— Тсс, — она прижимает палец к его губам, — просто поцелуй меня.

И он целует. Жадно, напористо, в который раз сжигая все пути отступления. Гермиона плавится в его руках, сгорает от страсти, превращается в пепел. Безумие чистой воды, ведь так хорошо не бывает.

Он чертит языком влажные дорожки по ее телу. Сжимает грудь, заставляя изгибаться и просить больше. Гермиона почти умоляет, когда он пальцем обводит контур сосков. Ей нужно сильнее, больнее, ярче. Чтобы забыть, как дышать. Чтобы не вспоминать, кто он и кто она. Чтобы раствориться в экстазе и кричать его имя, кусая губы в кровь. Клубок ощущений сливается в одно бессвязное «хочу».

— Люблю, — выстанывает она, когда его язык выписывает круги на клиторе.

Хватает его за волосы, притягивает ближе и кричит, кричит. Не может быть все настолько восхитительным, просто не бывает! Но ей так хорошо… Она забывается.

Огонь в камине почти гаснет, только угли тлеют, отчего причудливые тени пляшут по его лицу.

— То, что ты сказала…

Она накрывает его губы ладонью и улыбается.

— Не порти момент.

Гермиона прижимается еще крепче, кладет голову на плечо Скорпиуса и закрывает глаза.

Она давно не верит в сказки, зато, похоже, они в нее верят.

Он наблюдает за ней издалека, не решаясь приблизиться, потому что наверняка от волнения брякнет несусветную чушь и больше никогда не осмелится сказать и слова. Лучше не рисковать, чем опозориться, но если не решиться, она так и останется недосягаемой мечтой.

— Малфой, ты идешь?

Вот опять он застывает в коридоре, когда видит ее.

— Иду.

Удивительно, что до сих пор никто не понял, почему происходят эти приступы оцепенения. Или понял, но не говорит?

Скорпиус и сам не помнит, когда это началось, просто в какой-то момент взглянул и не смог оторваться. Из ступора его вывел ощутимый толчок локтем от Розы: кажется, она о чем-то его спрашивала, а он «как дурак, уставился в одну точку и завис». Правда, если бы она догадалась, реакция была бы куда более эмоциональной, а то и взрывоопасной. Роза Уизли — натура весьма экспрессивная, не в пример сдержанной матери. Или эта невозмутимость только ширма?..

— Слышал последнюю сплетню?

Можно подумать, он их когда-то слушал, зато Хитченс вон разве что из штанов не выпрыгивает, так хочет поделиться.

— Нет.

Отвечать односложно на его вопросы вошло в привычку: чем больше слов, тем дольше он будет вдохновенно вещать, кто с кем спит. Как будто Скорпиусу это интересно.

— Уизли завела любовника!

У него такое восторженное выражение лица, словно министр магии на самом деле тролль и женится на вейле. Тоже мне новость, каждый день кто-то кому-то изменяет, велика невидаль.

— И что?

Его забавляет искреннее недоумение Хитченса. Видимо, по его мнению, новость должна была произвести эффект разорвавшейся бомбы. Уизли и Уизли. Уизли?!

— Вижу, начинает доходить.

— Какая Уизли?

— Та, на которую ты только что пялился, — Хитченс явно наслаждается его реакцией. — Представляешь, все вещает о морали и нравственности, а у самой рыльце в пушку. Так что у тебя есть шанс, — ехидно прищуривается он.

— Чего?

Скорпиус забывает, как дышать. Он же ни словом, ни делом. Может, только взглядом…

— Говорят, он ей в сыновья годится, — продолжает Хитченс, довольный собой. — Спаркс вообще сказал, что видел, как поздно ночью видел выходящего от нее младшего Поттера.

— Полный бред.

Скорпиус мгновенно остывает. Альбус души не чает в своей девушке, а Джеймс скитается по миру со своей командой по квиддичу. Министерским стало скучно, вот и выдумали очередную нелепицу.

— Джейми! — Скорпиус не замечает, как они поворачивают к столовой. — Когда вернулся?

На то, чтобы не остановиться посреди коридора, уходит почти все самообладание, все-таки сохранять хорошую мину при плохой игре его учили с детства. Он чувствует, как Хитченс все активнее пихает его в бок, но игнорирует. Обсуждать слухи сейчас — верх глупости.

— Привет, Малфой.

О, Мерлин, Джеймс как всегда без тормозов и совершенно не вовремя. Вот что ему стоило не заметить и отправить сову?

— Привет, Поттер. Толпы фанаток уже надоели?

Ему бы язык прикусить, но вместо этого просыпается иррациональная ревность, и даже Хитченс за спиной ничуть не стопорит.

— По твоей бледной физиономии соскучился, — возвращает колкость Поттер и протягивает руку. — Как ты?

Скорпиус отвечает на рукопожатие и пожимает плечами:

— Поклонницами пока не обзавелся.

— Я бы так не сказала… — Все оборачиваются к усмехающейся Гермионе. — Секретарям все известно, — и залихватски подмигивает.

Скорпиус приподнимает брови, Джеймс нагло ржет, а Хитченс пыхтит в предчувствии новых сплетен.

— Видимо, даже больше, чем мне, — наконец находится он и судорожно ищет предлог, чтобы сбежать.

— Видимо, — соглашается она, — но так даже лучше: не зазнаешься.

Скорпиуса бросает в жар, затем в холод. Становится нечем дышать и мучительно хочется расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки, но он не может себе позволить. Находиться рядом с этой женщиной выше его сил, а уж разговаривать на равных… Он чувствует себя четырнадцатилетним школьником, приглашающим впервые девочку в Хогсмид. Мерлин!

— Мы тут на метлах собирались погонять, — приходит ему на помощь Поттер, ну, или просто сглаживает двусмысленную паузу. — Ты как?

Скорпиусу кажется, что вокруг воздух электризуется, он заставляет себя смотреть Гермионе в глаза:

— Почему бы и нет, — поворачивается к Поттеру, — Джейми, — выделяет нарочито приторным тоном.

— Туше, — насмешливо тянет Гермиона. — Ладно, мальчики, развлекайтесь, а мне пора, — и уходит.

— Она всегда такая дружелюбная? — вдруг вклинивается Хитченс.

— Шутишь? Это она была нежной, — Поттер усмехается и хлопает Скорпиуса по плечу. — Жду тебя завтра у нас, не забудь метлу, чтоб потом нечем было оправдывать проигрыш.

Скорпиус выгибает брови и засовывает руки в карманы.

— Мы еще посмотрим, кто кого.

— Узнаю боевой настрой Малфоя.

Они будто возвращаются во времена учебы в Хогвартсе, когда на каждом повороте до хрипа спорили, кто же из них лучший. Сейчас это кажется ребячеством; они и были детьми, но дух соперничества никуда не делся. К вечеру Скорпиус уже жалеет, что согласился: дел у него других нет, что ли, чем соревноваться с Поттером? Это все влияние Гермионы, когда она рядом, мозг отказывается мыслить здраво.

Он уже собирается домой, когда в кабинет влетает служебная записка и кружит над головой. Скорпиус удивленно приподнимает бровь: в такое время в Министерстве мало кто думает о работе, тем более не шлет посланий. Журавлик садится на плечо, Скорпиус берет его в руки и разворачивает.

«В состязании Поттер-Малфой я поставила на тебя, а проигрывать я не люблю, так что уж постарайся».

Ему и не надо знать, чей подчерк, и так понимает, кто это. Догадывается и давится воздухом. Если Скорпиус и ждал шанса приблизиться к Гермионе Грейнджер, это был именно он. И Скорпиус будет не Малфоем, если не воспользуется им.

Его рука сжимает талию Гермионы, а она будто и не замечает. Смотрит ему в глаза и растворяется. Вокруг толпа людей, а ей все равно. Пусть говорят, нужно чем-то же им заняться. Скорпиус прижимает ее к себе теснее, вырывая полувздох-полустон, и криво усмехается. Он рассчитывает именно на такую реакцию. Совсем еще юный парень, но почему-то рядом именно с ним в Гермионе просыпаются эмоции, о которых она раньше и не подозревала. Ей хочется взять его под руку и утянуть в темную беседку в парке, чтобы больше никто не видел, чтобы он был целиком и полностью ее, чтобы никто даже не подумал им мешать. И откуда в ней столько собственничества?..

— Миссис Уизли, — откланивается он, когда заканчивается музыка.

— Гермиона, — поправляет она и выгибает бровь в ответ на мелькнувшее в его глазах удивление.

— Надеюсь, вы не против если я зайду к Рози на чай?

— Думаю, она будет рада.

Если бы кто-то спросил у Гермионы, какого облезлого Мерлина она делает, она бы не смогла ответить, сама не понимала. Взгляд серых глаз заражает пороком настолько, что Гермиона готова рисковать. Она знает, что висит над пропастью, но не собирается отступать. Оказывается, и в ее жизни еще есть место сумасбродству. Спустя столько лет... находится тот, кто напоминает, как ей не хватало адреналина.

Гермиона сжимает в руке записку и улыбается. Она старше Скорпиуса на целую жизнь, но ей будто снова шестнадцать.