Hyacinthus adamanteus (Гиацинт стальной) (джен)

— Я был против, Дикон, но Катарина настояла на вашей встрече. Она хочет поговорить с тобой наедине…

С этой минуты юный герцог был словно вне себя.

Самая прекрасная женщина на свете явилась перед ним в монастырском саду, и пусть лик ее был печален, а руки беспокойны, — всё равно то был счастливейший миг в жизни Ричарда Окделла.

— Ваше величество желали меня видеть?

Королева молчала, как будто колебалась. Но наконец она заговорила.

— Дик Окделл, — тихо и решительно сказала королева, — ты в опасности. Мы все в опасности. В ужасной опасности… Я боюсь за твою жизнь. И за свою. Я боюсь за всех, я молюсь… Великий боже, что мне делать?

— Ваше величество!.. — Дик чуть не подскочил.

— Нет, не перебивай меня, — продолжала Катарина, словно не видя его, — а то я собьюсь и ничего не скажу… Я испугаюсь — я такая трусиха… А я должна дойти до конца. Слушай меня и не перебивай, Дик Окделл, иначе я не кончу.

Он застыл на месте.

— Я боюсь за тебя, Ричард, очень боюсь. Я всегда восхищалась Окделлами. Святой Алан был моим любимым героем, пока… Пока им не стал Эгмонт Окделл, а ты так на него похож! Эгмонт верил в великую Талигойю — мы все верили… В близкое восстание… В будущее величие… Он верил своим советчикам, я верила им, — и он был обманут. Он попался в ловушку и погиб… Он был предан. Теперь ты, Ричард, веришь… тем же людям… Но они вас убьют! У Эгмонта Окделла был страшный, смертельный враг. Он есть и у тебя. И у меня…

Королева вздохнула и закончила:

— Его имя — Август Штанцлер.

— ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО!

— Ты не веришь, — со слезами ответила Катарина, — я понимаю. Я сама так долго ему верила. Мой добрый дядюшка Штанцлер, он был лучший друг моей семьи, поверенный моего детства… И еще он убийца и злодей, Дикон. Он погубил Джастина Придда…

— Брата Валентина? Того, что погиб на охоте прошлой зимой?

— Он не погиб. Его убили благодаря Августу Штанцлеру. Штанцлер распустил слухи, очернили честь Джастина, написал фальшивые письма, уличающие его в ложном преступлении, и позаботился доставить эти письма убийцам… Штанцлер распускал слухи, что Джастин — любовник Рокэ Алвы… Что Алва полностью поработил наивного мальчика и заставляет делать всякие гнусности. А теперь я слышала своими ушами, как по навету Штанцлера те же слухи, только о тебе и Алве, распускает Эстебан Колиньяр…

— Нет, — Ричарду стало жутко, он не верил, не мог верить, что человек, каким бы он ни был, мог сотворить подобное.

— Слушай меня, Ричард Окделл! Знаешь ли ты, что Штанцлер даже меня хотел заставить повторять эти сплетни? Он говорил со мной перед тем, как позволить встретиться с тобой, и он давал мне инструкции… подробные… что и о ком я должна сказать, какие пакости… С самыми грязными подробностями… Но я отказалась! Я должна была рассказать тебе слухи о Рокэ и Джастине, я должна была добавить, что Рокэ Алва насиловал меня на столе в сапогах, и еще про моего мужа Фердинанда… Что он насиловал меня брачной ночью, и ему помогали четыре лекаря!

— Катари, — неуверенно позвал Дик, отчаянно боясь сказать или сделать что-то не так, — Катари... Не надо!

— Надо! — возразила королева отчаянно. — И это я должна была сказать о Фердинанде! Эту гнусь! О самом добром, любящем муже на свете! Я от него видела только хорошее, Дикон… Фердинанд — самый мягкий человек в Талиге, он и мухи не обидит.

Руки королевы беспокойно крутили молодую ветку.

— Я признаю, что король слишком мягок… Лучше бы он и правда был сильным, умеющим причинить боль… Тогда бы он не был тем, кем он есть — просто игрушкой кардинала. Я понимаю, это плохо… Но он наш король… Это ужасно, когда от тебя требуют распространять клевету на короля, это предательство. Это измена.

— Катари, — в восхищении промолвил Дик, — Катари… ты святая!

— Я не святая, Ричард Окделл, — покачала головой Катарина. — Но я хотела бы ею быть… Ах, если бы… Если бы небо указало мне путь… Я смогла бы столько сделать, отвести беду… Если бы я не была такой слабой и глупой!

— Ты…

— Слушай меня и не перебивай, Ричард Окделл, — повторила королева. — Ты должен услышать, ты должен понять… Всё, что делает Штанцлер, — это измена стране. Он негодяй и изменник. Он клевещет на короля, на королеву — на меня… На моих детей. Он требовал, чтобы я распускала слухи, что они бастарды. Он шантажировал меня…

Шантажировал ее — Катари!!!

— Я… Что я должен сделать? — вскричал Дик.

— Ты хочешь спасти меня, — в упоении прошептала Катарина, — я не ошиблась… Ты истинный рыцарь… Спасибо…

— Ваше... Катари, я могу помочь?

— Ты уже помог... Когда мне будет трудно, я вспомню, что ты на моей стороне, и мне станет легче… Только так, увы... Не питай ложных надежд. Ты слишком молод, Дикон, чтобы бороться с несокрушимыми врагами вроде Штанцлера. Его сам кардинал, сам Рокэ Алва не могут побороть… И ты не пытайся, иначе он уничтожит тебя. Но ты должен выжить… Поэтому я хочу помочь тебе, рассказать правду…

— Я не молод, я не…

— Слушай! — подалась вперед Катарина. — И молчи… Ты молод, и честен, и прост, и не можешь разобрать, где добро и где зло… Потому что это трудно, это и мне трудно, я тоже не могла… Но теперь я могу и покажу тебе. Чтобы ты не совершил ужасных ошибок, как я… Что ты думаешь о Рокэ Алве?

Что он думает? Он — оруженосец, Рокэ — его эр, но они мало видятся и почти не разговаривают. Ричард потерянно молчал, глядя в светлые и строгие глаза.

— Отвечай, — приказала Катарина.

— Мы мало видимся, ваше величество, и почти не говорим. Однажды Рокэ помог мне… Но эр Август сказал, что…

— Молчи, — оборвала его королева, — не упоминай при мне этого имени. Я не хочу его слышать… И потом, ты уже сказал главное. Ты сказал, что Рокэ помог тебе… Он спас тебе жизнь… Но временами ты ненавидишь его, правда?

Дик мог только кивнуть.

— Я позвала тебя, чтобы рассказать о Рокэ Алве, — призналась Катари. — Он странный человек… В нем трудно разобраться. Он заставляет других ненавидеть себя, упивается чужой ненавистью, как своей любимой «Черной кровью». Он ставит в тупик… Его легко возненавидеть, очень легко… Но потом я поняла, что он спасает мне жизнь. Он заставляет думать, что он твой враг, чтобы ты не понял, что он друг… Мне повезло, я поняла это вовремя.

— Но он же заставлял тебя… — Дик покраснел и не смог договорить, но Катари поняла без слов.

— Он? — удивилась королева. — Заставлял? Ах да — так говорил тебе Штанцлер… И его не хочется опровергать, ведь он нарисовал столь красивую, удобную мне картину: я святая… невинная жертва… я делала всё ради блага государства… Нет, я не такая. Всё это ложь! Меня принуждала… моя похоть, и больше ничего! Я не святая, я грешница. Ужасная грешница: я изменяла королю… Я изменяла своей стране, своей присяге… Я очень плохая королева, Дикон.

Катарина подхватила оставленную садовником лейку и высоко подняла, пытаясь поймать ртом воду, но лейка оказалась пустой.

— Катари!

— Я знаю, Фердинанду долго искали невесту, — словно не слыша его, продолжала Катари. — Для него перебирали многих… и выбрали меня. Лучше бы Фердинанда женили на любой, но не на мне, хоть на первой встречной!

— Катари!

— Даже крестьянка, даже простая птичница была бы лучше меня, — горько каялась королева. — Она была бы верной женой, и этого достаточно… А я не смогла. Фердинанд был добрейшим из мужей, и я отплатила ему черной неблагодарностью. Зная, что этот святой человек не скажет против меня ничего, он простит! И он простил. Я не стою его… За это меня презирают все, даже Дорак. Король кроток и ласков, но я не ценила этого. Я хотела другого: молодость и красоту!

Королева вздохнула.

— Ты веришь в Великую Талигойю, Дикон?

— Моя жизнь принадлежит…

— Твоя жизнь принадлежит тем, кому ты принес присягу, — сурово прервала Катари. — Я была на площади Святого Фабиана, я помню. Я помню тебя: когда ты присягал, ты стоял такой бледный… Я помню всё, что ты сказал тогда, до последнего слова… А ты? Ты помнишь?

Как можно забыть?

— Запомни, Ричард Окделл, меня такой… Теперь… Я понимаю тебя и твою веру в будущее. Я сама в это верила… Я признаю, хотя мне тяжело: мы с Фердинандом плохие короли… Лучше бы нас не было на престоле. Я не хочу быть королевой, Дикон, — плохой королевой… Лучше бы я ушла в монастырь, развелась, умерла! Что угодно! Хотя нет, я снова лгу… Какой бы плохой я ни была, я — ваша королева, твоя королева… Мой муж — король, мои дети наследуют престол… Потому что всё остальное еще хуже — для меня еще хуже. Для нас… Для моих детей.

Катари решительно посмотрела на Дика.

— Представь себе это, Ричард Окделл. Представь, что твоя мечта сбылась! Ты поднял восстание, возвел на трон Ракана… Пусть он будет самый великий из королей, но это значит, что ты свергнешь нас. Ты свергнешь меня, Дик. Что потом со мной будет? Меня убьют, опозорят, заточат в тюрьму? Как королеву Лизавету — до самой смерти… Она больше никогда не увидела солнца… А мои дети? А муж? Вы тоже убьете их? Мои дети, законные наследники престола, всегда будут опасны для вас, пока они живы… Что вы с ними сделаете? Я простая женщина, Ричард Окделл, я просто жена и мать… Я хочу иметь свою семью, знать, что с ней всё в порядке… Что мой муж и мои дети живы, здоровы, счастливы… Я не хочу видеть в тебе убийцу моей семьи!

— Катари!

— Молчи, Дикон… Если ты хочешь восстать против нас, я пойму, но тогда уходи сейчас, уходи навеки… Я не хочу тебя видеть. Я не хочу видеть своего убийцу! Да, я жалкая, трусливая тварь… Что бы я ни говорила, я не хочу позора и свержения, я хочу жить! Как и сейчас — в богатстве и роскоши, под королевской охраной, уверенная в завтрашнем дне…

Дик молчал, не зная, что ответить.

— Ты растерялся? Это естественно… Иди и подумай о том, что я сказала, Дик Окделл.

Дик понял, что аудиенция окончена.

Ему велели идти, и он ушел… Это было просто и ясно.

Единственное простое и ясное задание, которое ему дали.

Ибо что делать дальше и чем это кончится, он решительно не представлял…

Позже прознатчики докладывали кардиналу Сильвестру, что юный Окделл, выйдя из аббатства, провел три часа на берегу Данара и производил впечатление свалившегося с луны.

И только после этого юноша вернулся в особняк Рокэ Алвы.