За что же я их ненавидел? (джен)

Снегопад за окном не давал даже смутной надежды, что солнце, наконец, покажется из-за туч. Вдобавок на улице свободно гулял неуловимый ветер, который явно не способствовал долгой прогулке. Редкие прохожие, что попадались на улице Гриммуальд Плэйс, спешили к себе домой, где их ждала семья, вкусный ужин с чашечкой горячего чая и новые бытовые проблемы.

Холодный порыв ветра со скрежетом распахнул окно одного из темных и мрачных домов, что стояли на этой улице, и впустил колючий воздух в теплую комнату Ориона и Вальбурги Блэк. На королевских размеров кровати сидел темноволосый мужчина, в волосах которого, некогда черных, как вороново крыло, сейчас сверкали серебряные пряди. Некогда красивое лицо осунулось и сильно постарело. Серые глаза, раньше светившиеся радостью и азартом, поблекли и стали похожи на то безжизненное и пасмурное небо, что виднелось за окном. Сириус Блэк III. выглянул в окно и запустил руку в черные кудри.

"М-да... Паршивая погодка выдалась. За окном снежная буря, а в доме холодно, как на улице! И какого Мерлина этот полубезумный старый эльф выключил отопление в доме, который никогда не отличался теплотой?! И этот старый дурак, знавший о том, что я люблю тепло, в особенности-то после Азкабана, погасил огонь во всех каминах мне назло! Он что, продолжает традицию бестолкового братца Реджи? Этот всегда любил холод и просил эльфов выключать отопление. Всегда не понимал, почему именно на Рождество? Он ведь знал, что достанется от отца...

Да, в юности я не думал, что буду вспоминать с такой горечью свою семью и все, что с ней связано... Хотя, в юности я не мог подумать, что Поттеры умрут из-за предательства Петтигрю, не знал, что проведу двенадцать лет в компании "любимой" кузины Беллатрикс, Родольфуса и других Пожирателей, не отказавшихся от своего Лорда, в Азкабане. Ведь если подумать, то именно из-за него случился раскол в семье. С подачи матери Беллатрикс, тетушки Друэллы, Лорд приобрел поистине великое могущество в глазах Беллатрикс и Андромеды. Дромеда быстро оправилась от этого "могущества", но Беллатрикс стала... фанатичкой. Безумная психопатка, потерявшая фамильную гордость и преклонившая колени пред каким-то полукровкой, возомнившем себя Лордом Судеб. Однажды, еще до того, как отношения с братом окончательно испортились, Регулус рассказал мне один из его разговоров с Беллатрикс о Лорде.

"Я спросил у нее насчет службы у Лорда и действительно ли она собирается служить этому странному магу? Беллатрикс, даже не ответив на мой вопрос, начала доказывать мне, что служить ему — значит выполнить завет великого Салазара Слизерина. Что благодаря Темному Лорду магическое общество очистится от грязнокровок! Служить ему надо с гордостью, ведь ты продолжаешь вести вековые традиции и служишь Наследнику Салазара Слизерина! И представляешь? Нарцисса, услышав это, выскочила из-за угла и, заведя меня в отдельную комнату, поделилась интересным фактом. Сир, ты даже подумать о таком не мог! Хотя нет, даже я до сих пор не могу в полной мере это осознать, но... Беллатрикс влюблена в этого Лорда! Цисси тоже... Того? Как такое вообще можно представить? Это же Белла!".

А ведь этот разговор произошел в тысяча девятьсот семидесятом году до смерти родителей, до окончательного краха нашей семьи, до побега Андромеды с Тонксом. До того, как Нарцисса из веселой и активной девочки превратилась в холодную и чопорную аристократку, не видящую ничего дальше своего курносого носа".

Мужчина откинул челку и посмотрел на часы, что висели на стене.

"Без пятнадцати минут полночь. Завтра приедет Гарри и настанет Рождество. Лили говорила, что Рождество — семейный праздник. А я смеялся и говорил: может быть для всех так и есть, но явно не моей семейки. А знаете, как странно произносить Это слово после смерти всех родственников? Хотя, некоторые из Блэков все же выжили, но Беллатрикс и Нарциссу я больше не считаю сестрами. Осталась лишь Андромеда, которую я больше никогда не смогу увидеть. А так ведь хочется вернуться в тысяча девятьсот семидесятый год, когда все было хорошо и вся семья была жива. Именно ее мне сейчас так не хватает. Своей семьи.

Отца с вечно лукавым и азартным взглядом темно-зеленых глаз. Не хватает его понимающей усмешки, что так часто появлялась на его лице, когда к нему подходили его сыновья, я и Рег, со своими детскими проблемами, тогда казавшимися нам проблемами всей Вселенной. Уверен, что Отец, который мог пригвоздить к месту и успокоить злую, как фурия, мать лишь одним предупреждающим взглядом, не допустил бы, чтоб последний из Блэков гнил в Азкабане. Он бы не запустил ситуацию до полнейшего отсутствия каких-либо наследников нашей некогда огромной семьи.

Да, хоть это и сложно, но я признаюсь, не хватает мне и Матери. С ее вечно холодным и острым взглядом серых глаз, что так часто бесили, никогда не отличавшуюся спокойным темпераментом, Друэллу. Ее взгляд, такой холодный и отчужденный, менялся лишь в домашней атмосфере. Лишь при Отце, Регулусе и мне, в серых, как пасмурное небо, глазах зажигались странные насмешливые огоньки, которые меняли Мать до неузнаваемости. Она становилась... живее. Хоть Мать нас и не любила... Моргана, прекрати обманывать хоть себя-то, Бродяга! И так заврался! Признаюсь, да, Мать любила нас, но то, что она запирала нас в подвале без сладкого на пять часов, явно не говорит в ее пользу! И что, что в обычно холодном подвале во время наших наказаний было тепло и, что там была еда? И то, что она мучила меня в детстве, не прибавляет ей плюса! И нет, она испортила мне именно детство! И что, что в детстве меня очень даже жаловали в семье? Мать все равно меня не любила, а предпочитала мне моего бестолкового родственника, по ошибке названным моим родным братом!

Я окончательно сошел с ума. Ха-ха, пережил Азкабан, а как вспомнил о Матери, то все... Начал разговаривать с самим собой... Эх, ну ладно. Раз сегодня День Откровений, то я готов признать даже то, что я немного любил своего братца. Бестолковый и безынициативный братец Регулус был гордостью родителей. Послушный и примерный сын, продолжатель традиций. Братец, Реджи. Насколько я помню, а память-то у меня не продырявилась по слухам в Ордене (я точно знаю, эти слухи распространяет Нюниус!), то ты не был такой важной пешкой, чтоб тебя убил Лорд Волдеморт лично. Значит, убили тебя свои, так как в Ордене о твоей смерти никто не знал, и никто из нас уж точно тебя не убивал. И за что? Стал ненужным, да?! Ты вряд ли имел какие-либо сведения на Лорда, да и зачем тебе их собственно их собирать? Ты же трус, Регги, и никогда бы не решился пойти против воли Повелителя или повернутых на чистокровности родителей! Ты всегда был жалким трусом! Иногда мне хотелось, чтобы все мы были живы. И тогда я мог бы изменить твое решение пойти к Пожирателям! Заодно бы успел и набить тебе морду, и лишь потом узнать, зачем ты собирался идти к ним! А ведь в детстве я доверял тебе как никому другому. В детстве. Как приятно и одновременно горько это звучит!

Именно в детстве все изменилось. Если бы я из вредности не пошел бы в Гриффиндор, то, как бы все пошло бы? Возможно, наша сумасшедшая семейка осталась бы жива, но все равно, вопросы бы мучили меня до конца моей никчемной жизни. Вот скажи, почему тебе доставалось все, чего не имел я? Ты имел и любовь родителей, и хорошее отношение семьи к тебе. А ты был трусливым нюней и ничем не отличался от Нюниуса! Трус, всегда подставляющий под удар кого угодно, но не себя любимого! Ты забирал всю их любовь, а мне доставалась лишь ненависть со стороны Матери и хоть какое-то признание со стороны Отца. Он единственный, кто относился ко мне не как к пустому месту, а как к человеку. Перед мои пятым курсом Отец позвал меня к себе и этот "разговор" запомнился мне на очень, очень долгое время...

Я до сих пор все помню. От корки до корки. Слово в слово. Этот разговор произошел в его кабинете. Он вызвал меня к себе, где я застал его за курением сигары. Несколько минут мы сидели в молчании. Я заворожено смотрел, как Отец изящно играл сигарой между пальцами и просто выпал из реальности, погрузившись в таинственность этого кабинета. Когда Отец заговорил, я невольно вздрогнул.

"Я вызвал тебя сюда для разговора. Я хочу поговорить с тобой о семье, Сириус. Арктурус с Вальбургой наверняка промыли тебе мозги о наших родственниках. Но я хочу поговорить с тобой совершенно о другой стороне нашей семьи. Я скажу тебе кратко, но понятно. Запомни, Сириус. Блэки— это не просто семья. Это Клан, где все подчиняются лишь одному человеку. На данный момент, Я — глава нашей семьи и все подчиняются мне. Но мне придется уступить свое место. И следующим это место займешь ты, Сириус. Я дам тебе совет, и если ты послушаешься его, то это, возможно, не раз спасет твою задницу. Цени свою семью, и она будет ценить тебя в ответ. Но если ты ослушаешься меня, последствия будут на твоей совести. Если ты пойдешь против семьи, то я не погнушаюсь выжечь тебя из Семейного Древа. И мне не будет трепетно в связи с исчезновением тебя из моей жизни, так как ты не будешь отныне приходиться мне сыном".

Эти слова долго преследовали меня в кошмарах в Азкабане.

Азкабан явно не курорт, но с братьями Лестрейндж я не скучал. До сих пор помню, какие перепалки возникали между мной и бывшим лучшим другом Регулуса Рабастаном. А ведь именно брат пытался остановить меня в день побега. Тогда, конечно, мы разругались в пух и прах и успели высказать все, что думаем друг о друге, но я до сих пор вспоминаю, что в тот день я с такой ненавистью говорил брату все, что думаю о нем, но Регулус наверняка не уловил смысла в моей пламенной речи. В день побега я чувствовал такую радость, что, наконец, избавился от родителей, братца и надоедливых родственничков, что лишь ночью почувствовал, как в душе что-то с тихим звоном разбилось. Что-то, что раньше связывало меня с Домом".

Мужчина протер глаза и в последний раз осмотрел комнату Родителей, не собираясь больше сюда возвращаться.

Темно-серые обои с черным узором из роз, которые так любила Вальбурга, огромные окна, через которые чопорная мадам Блэк, наполовину вываливаясь, кричала на двух своих неугомонных мальчишек, которые ни в какую не хотели идти обратно в дом. Темные портьеры, которые, по воспоминаниям из детства, всегда исправно служили, если внезапно наследникам славной фамилии приходило в голову поиграть в пиратов. И Сириус на пару с Беллатрикс все равно срывали шторы для паруса, даже несмотря на угрозы мадам Блэк закрывать спальню во время ее отсутствия. Около окна как прежде стоят два бархатных кресла, на которых прыгала маленькая Нарцисса, между ними — черный, мраморный стол, за которым собирались всё младшее поколение, чтобы попить чай, который все втайне ненавидели, но раз уж его любил Регулус, то и остальным потерпеть было не трудно, ведь самое интересное происходило именно там, за столом. Какие только разговоры не велись в этой комнате: начиная от семейных разборок и обсуждением шалостей, и заканчивая любовными делами. Темный паркет все еще хранит воспоминания о тех быстрых шагах, когда дети спускались встречать родителей, боясь хоть как-то выдать существование их детских собраний, которые почему-то всегда происходили в спальне Ориона и Вальбурги, но никак не в детской. Светлый, ворсистый ковер, на котором так любили валяться Регулус и Андромеда. Пропускать каждую ворсинку сквозь пальцы, слушая интересные истории Беллы. Кровать с черной бархатной спинкой все еще хранит в себе те счастливые ночи, когда дети оставались одни в доме лишь под присмотром старых эльфов. Все в этой комнате будто напоминало Сириусу о том потерянном времени, о том счастье, которое он не ценил.

Вид потертой и пыльной тумбочки возвращает его к суровой реальности и так же привлекает к себе внимание мужчины и он, повинуясь спонтанному порыву любопытства, открывает прикроватную тумбочку, раньше принадлежавшую его Отцу. В пыли лежит стопка фотографий и черный кожаный дневник с вязью серебряных рун посередине. Взяв его, Сириус, однако не спешил его открывать. Он помнил, что Отец страдал паранойей, не зря же он обеспечил такую защиту Родовому Гнезду, что теперь это место по защите лишь слегка уступает Хогвартсу. Сириус вытащил маленький кинжал из кармана мантии и сделал неглубокий надрез на правой руке. Подождав пока капли крови коснутся обложки дневника, он залечил порез. Но ничего не произошло. Тогда Сириус перепробовал еще несколько вариантов и ни один из них не дал ожидаемого результата. Внезапно он вспомнил, как Орион, в разгар очередного спора между братьями, успокаивающе проговорил своим сыновьям любимую фразу на французском языке:

— Le devoir avant tout!* — произнес Блэк тихим шепотом, боясь спугнуть удачу.

Дневник открылся. Со странным чувством Сириус смотрел на почерк Отца. Аккуратный, четкий почерк Ориона Блэка будто говорил о педантичной натуре своего хозяина. Даже не приглядываясь, Сириус заметил, что рука Отца, писавшего именно это последнее письмо, слегка дрожала.

Мужчина с каким-то жадным интересом переворачивал пожелтевшие страницы дневника, просматривал все записи. И это новая информация об Отце как будто могла чем-то помочь ему, будто могла восполнить ту дыру, что образовывалась с каждым новым днем в груди Сириуса. Он внимательно читал все записи, заметки, даже формулы заклятий для защиты дома, с таким невыносимым чувством, которое испытывал лишь в юности, когда Отец разочарованно смотрел на него.

"Вот и пришел мой конец. Болезнь все больше и больше прогрессирует. Я чувствую, что завтра мой последний день. После ухода Сириуса Вальбурга так и не оправилась. Подозреваю, что пропажа Регулуса тоже сыграла свою роль в ее начавшемся безумии. Друэлла, каждый раз приезжая к нам, пыталась уколоть какой-либо фразой Вальбургу, но та была непробиваема. Если Друэлла продолжит провоцировать Вальбургу, то я вынужден буду переписать завещание, где я указывал о передаче в руки Нарциссы поместье в Германии, которое хотел отдать в руки моего внука. Какая ирония. Имея двух сыновей, я так и не увидел своих внуков, которых наверняка не окажется. Не увидел своих сыновей на смертном одре. Хотя я добровольно отказался от Сириуса и я не жалею об этом. Я жалею лишь об одном. Что я не сказал Сириусу, что его Мать до сих пор ждет его. Хотя сомневаюсь, что это что-то бы изменило. Надеюсь, я успею сказать хотя бы Вэл о том, что я люблю ее..."

Сириус перечитывал эту страницу раз за разом, но все оставалось на месте и потому, он быстро отложил дневник, чтоб злые, предательские слезы все же не покатились по щекам. Когда Блэк привел свое душевное равновесие в порядок, то он решил просмотреть колдографии, наивно полагая, что это уж точно не вызовет слез. Взяв самую первую из них, Сириус еле сдержался, чтоб не ругнуться от неожиданности.

На колдографии расположились три девушки. Хрупкая блондинка, сидевшая в темном кресле и улыбавшаяся радостной улыбкой, в которой была нотка почти незаметной фальши. Она была невероятно красива, но в голубых глазах ее был по-настоящему арктический холод, который лишь отталкивал, но никак не притягивал к ней взоры. Другая девушка, стоявшая справа от блондинки, была полной противоположностью первой барышни. Черные, густые кудри, заплетенные в хитроумную прическу, темные глаза, в которых то и дело вспыхивал будто безумный огонек, четко очерченные вишневые губы, искривленные в усмешке. И третья девушка, стоявшая слева от кресла блондинки. Хоть и обладая лицом в точности повторяющим черты ее старшей сестры, в ней все же чувствовалась доброта, что не присуща лицу брюнетки, и она была более живой, чем светловолосая сестра. Каштановые локоны струятся по плечам, карий взор лукаво смотрит на окружающих, на губах сверкает настоящая улыбка, так редко встречающаяся на лицах потомственных аристократов. Эти три девушки были сильно похожи, но все же легко различимы. Три сестры. Беллатрикс, Андромеда и Нарцисса.

Сириус, не сдержавшись, все же ругнулся, и проходящий в это время Финеас Найджелус, удивленно вскинув тонкие брови, ушел прочь. Продолжая осмотр, Сириус внимательно осматривал всех родственников, что были запечатлены, пока не дошел до сложенной четыре раза фотографии, раскрыв которую он увидел большую часть их огромной семьи.

В левом углу стоит дед Арктурус сверкая хитрым взором зеленых глаз и со своей вечно идеальной осанкой. Рядом с ним стоит рыжеволосая женщина с теплыми карими глазами, которая никак не могла сохранять равнодушное выражение лица, ведь сын Каспара, Барти, который остался за кадром, все время корчил смешные рожицы, на что и реагировала Бабушка Мелания. А вот и дед Поллукс и бабушка Ирма. Вот и сейчас Сириус в очередной раз заметил, какой любящий взгляд кинул его дед на свою жену. В правом углу фотографии стоит и рыжеволосая тетя Лукреция с мрачным брюнетом Игнатиусом, а вот нашлась и русоволосая Чарис с равнодушным Каспером Краучем.

А в середине... Орион и Вальбурга Блэк. Мужчина с темно-рыжими кудрями и зелеными глазами держал за руку уменьшенную копию Арктуруса Блэка. Регулус Арктурус Блэк стоял и слегка дергался в сторону старшего брата, стоящего справа. С правой стороны от Ориона Сириус видит кудрявую брюнетку. Сероглазая королева держит впереди себя за плечи темноволосого мальчика лет десяти. Сириус Блэк III чуть ли не закатывает глаза при виде всей этой картины, на которой у всех такие "самодовольные рожи" — как любил говорить об этой фотографии сам Сириус, но послушно стоял столбом, зная, что внимательный взор Отца следит за каждым его движением.

Сириус отвел взгляд от своей детской фигуры и на его глаза попалась тетушка Друэлла с дядей Сигнусом. Вид хрупкой белокурой нимфы не сочетался с тем кровожадным взглядом (вот от кого Беллатрикс и унаследовала этот взгляд), что появился в ее темных глазах. Стоящий рядом Сигнус, казалось, не замечал злобных взглядов жены в сторону его сестры, но все же на миг его добродушное лицо неузнаваемо исказилось. Радушный и веселый мужчина внезапно превратился в ревнивого и злобного монстра. Даже смотря на фотографию, Сириус заметил, какой взгляд кинул дядя на его Отца. Эта смесь злобы, страха и отчаянного понимания, что он, Сигнус, никогда не сможет превзойти своего троюродного брата. У него нет могущества, которое имеет Орион, нет должной стати, что унаследовал брат, да даже его жена вышла за него, Сигнуса, лишь из-за близости к чертову Ориону Блэку!

Сириус быстро отвел взгляд от этой странноватой пары и внезапно понял, что колдография в некоторых местах промокла. Через секунду он осознал, что это слезы, которые безостановочно текли по его впалым щекам. Он со злой отчаянностью стер эти чертовы капли. Блэк смотрел на эту фотографию и понимал, что никто из них еще не знал, что вся эта огромная семья в конце концов распадется и никогда не восстановится былая империя, потому что восстанавливать-то уже не из чего. Все умерли, остались лишь немногие. Сириус всматривался в эти немного мрачноватые лица и внезапно он заметил кое-что.

Посмотрев на мать, он заметил эти странные огоньки, которые в детстве принимал за насмешливость и некое ехидство. Но внезапно он понял. Все эти странные взгляды родителей и в особенности Матери. Ворчание Арктуруса и хитрый взгляд Мелании. Усмешку, что часто появлялась при появлении братьев Блэк на лице Поллукса. Поджимание и без того тонких губ Ирмы. Понял все. И во всех этих жестах,во всей мимике он заметил то, что заметил бы сразу, если бы пригляделся к родственникам. Эти жесты давали понять всю заботу Блэков друг к другу, ту гордость членов семьи за юных наследников и наследниц.

Сириус понял, что за поджиманием губ Ирма пыталась скрыть улыбку, что так и просилась появиться во время светских приемов. За ворчанием Арктуруса Сириус не замечал гордости в глазах деда, когда тот смотрел на него и Регулуса. И в усмешке Поллукса было не только высокомерие, как казалось Регулусу, но и некая доброта. Эта насмешливая улыбка будто так и говорила: "Эх, и на что же ты обижаешься, малец? Ты же даже жизни не познал, а уже такая обида на всех и решение все изменить. Живи себе в радость и ни в чем себе не отказывай, а то вырастешь злобным на всех, как и Сигнус."

И сейчас, когда он возвратился в старый дом, пропитанный и радостью, и горечью воспоминаний, который все еще хранил в себе дух прежних владельцев, который сохранил в себе остатки бывшего лоска и роскоши, сидя на кровати умерших родителей, Сириус задал себе вопрос, на который он так и не сможет ответить.

"За что же я их ненавидел?"

* * *

За окном в это время солнце выглянуло из-за серых туч. На улице блестел мокрый асфальт, искрился снег и дул легкий ветерок. Солнечный луч проскользнул в открытое окно какой-то квартиры и оттуда выскочил маленький рыжеволосый мальчик под руку с черноволосой девочкой и они, хохоча, убегали от высокого юноши. Внезапно мальчик обернулся и показал язык парню, а девочка крикнула: "Будем дома в шесть, Альфард!"

— Le devoir avant tout!*— Долг прежде всего!