Налёт космических разбойников (джен)

Пятый жил спокойно на своей орбите средней удаленности от материнской звезды и был самым маленьким в семье планет. Не худшая из судеб, хотя и обидно порой, когда на тебя косятся и норовят отнять имя, попрекая тем, что ты, якобы, и на планету не тянешь — так, планетоид. Карликовая планетка, коих предостаточно образовалось на дальних рубежах системы, и, если подобный космический мусор считать за планету, то тогда и астероидам всем имена нужно дать.

Но Пятый был упорен и увлечённо строил жизненные планы, собираясь доказать: он более чем достоин звания планеты. Прислушиваясь к разговорам своих соседок, Третьей и Четвёртой, он собирался отращивать атмосферу, разумеется, не очень плотную — не с его массой думать о большой — и прикидывал возможность разведения жизни. По сути, он вёл приятное стабильное существование. Никаких аномальных прецессий орбиты, как у Первого, вырвавшегося на свободу из цепких лапок Второй и бросившегося поближе к матери-звезде. Никаких игр с переплетением орбит, как у Девятого с Десятым. И, само собой, никаких колец, которые столь старательно образовывали дальние от звезды планеты — у Четвертого был не тот состав.

Наверное, он немного завидовал — горько осознавать свою обыкновенность, ощущать себя настолько явно последним во всех начинаниях. Но вслух своих обид не выражал и, честное слово, никак не желал случившегося.

Потрясение вовсе не было внезапным — огромный рой хондритов они заметили издали, правда надеялись, что те пройдут мимо. Однако не повезло: то ли тяготение материнской звезды зацепило мчащиеся сквозь космос астероиды, то ли космические ветра подули не в ту сторону, но они обрушились всей массой на беззащитную, едва стабилизировавшуюся молодую систему. Это походило на сумасшествие — бешеная свистопляска бездомных и бессмысленных астероидов, летевших, не разбирая дороги, и врезавшихся во что попало. У налётчиков не было цели, они сами не знали, чего хотели, и немало из них сгорело в бесплодных попытках проникнуть в чрево звезды. Увы, так погибли далеко не все хондриты. От бродячих астероидов досталось многим обитателям системы.

В Первого хондрит влетел с такой силой, что с бедняги осыпалась почти вся кора. Даже мантия, и та начала покидать его. Ядро Первого стало непропорционально огромным и тяжёлым, переполненным металлом. Тем временем мелкие части разлетались в стороны, засоряя систему местными, практически ручными астероидами.

При этом Первый с Пятым почти уравнялись размерами, и ах, до чего же сильно Пятый желал подлететь ближе и сличиться. Возможно, теперь он сделался даже чуточку больше Первого. Ему хотелось в это верить, но в любом случае самым мелким его уже не подразнишь. Теперь их стало двое.

Четвёртую планету ненормальный бродяга, жизни своей и чужой не жалея, столкнул с Третьей. Соединяясь в невольных объятьях, сестры стонали и скрежетали так, что их крики, наверное, долетали до соседних систем. Сперва сливались почти на равных, как сиамские близнецы, но потом Третья, планета больших размеров, пожрала Четвёртую. От ужаса замедляясь внутренними процессами, планеты наблюдали за этим неприличным зрелищем. Кора Третьей в процессе практически растопилась и приняла внутрь почти всю материю Четвертой. Та плавилась и вопила, растворяясь в сестре, отдавая ей все и теряя сущность. Ядро сливалось с ядром, мантия смешивалась с мантией, и уже не различить было, где Третья, а где Четвёртая.

От неистового удара планет из них вылетела изрядная часть вещества, сформировавшая весьма привлекательный спутник. Пятый, к стыду своему, поймал себя на желании завести такой же, хотя судьбы, подобной судьбе Четвёртой, не пожелал бы. А ведь ясно, кому быть поглощенным, если ты так мал. Осторожно косясь на Шестого, он радовался, что сейчас они находятся в апогее.

Надо сказать, Пятый только теперь осознал — он снова стал Четвёртым, как в прежние времена, до того, как Первый смог хитростью вырваться из цепких объятий Второй. Предстояло заново привыкать к старому, уже непривычному имени.

Но трагедия, постигшая Шестого — даже не успевшего в их сознании стать Пятым, — шокировала всех: и слившихся в вечных объятьях Третью с Четвертой, и равнодушных к их внутренним проблемам Девятого с Десятым.

Шестого просто разорвало. Он погиб, раздираемый космическими разбойниками на части. Зрелище было чудовищным: только что живая, пульсировавшая ядром планета разрывалась изнутри, кипящее вещество выплёскивалось в холодный космос и застывало, превращаясь в жалкие камушки. Части сталкивались друг с другом и с налетевшими астероидами. Те нещадно терзали немногие куски, которые еще могли бы сложиться во что-то живое, пригодное к образованию собственной атмосферы. Так жалкие обломки, прах некогда существовавшего Шестого, размазались по бывшей орбите мелкими астероидами. Хондриты тоже гибли в этих столкновениях, но кто их жалел? Астероиды — останки планеты и разбойников, нашедших свое упокоение и орбиту, — образовывали кольцо, подобное злой пародии на те кольца, что отращивали себе Седьмой и последующие. Ох ты, и у этих планет тоже изменились имена, до чего же сложно к этому привыкнуть!

Четвёртый — да-да, теперь снова Четвёртый, напоминал он себе — боясь подобной участи и замирая ядром, уворачивался, как мог. Пояс астероидов стабилизировался не сразу, и, пока он не обрел свою постоянную траекторию, осколки летели в разные стороны. Но коль уж фатум взъелся против мирной системы, где было самому маленькому Четвертому избежать злого рока? Один из осколков Шестого, размером с планетоид, с размаху врезался в северную половину бедняги Четвёртого. Удар был настолько силён, что пробил не только кору и мантию, но и затронул ядро. Четвёртый испугался, не постигнет ли его судьба Первого — а с его первоначальной массой он действительно превратился бы в ту карликовую планетку, которой его раньше дразнили — и потому старательно удерживал массу. Не давая веществу улетать почем зря в попытках переварить врезавшийся в него кусок, он стал двуликим. Южная половина, сохранившая изначальный вид, оставалась покрытой многочисленными горными массивами, хребтами и старыми кратерами. Северная, разогревшаяся от столкновения, лишившаяся коры, стала гладкой. Его вторым ликом стало сплошное пологое море, чуть вдавленное относительно южного полушария на четыре, а кое-где и на восемь километров. Едва удержав при себе новые части, останки погибшего брата, ещё не до конца их переварив, Четвертый срочно наращивал в северной части кору заново. Сил не хватало, и она получилась тоньше километров на двадцать пять. А непросто жить с поверхностью, ставшей настолько чувствительнее! Ничего удивительного, что именно там случился нарыв — невероятный по размерам вулканический район, равного которому не было и нет во всей системе по сей день.

К тому времени, как он успокоился и завершил свое неловкое поглощение части Шестого, остатки побившего систему роя улетели, явно стремясь за пределы их галактики.

Семья успокоилась не сразу. Ещё бы — из десяти планет осталось восемь, и оставшиеся в живых подсчитывали свои убытки и прибыль.

К примеру, у Четвертого масса и объём заметно увеличились. Теперь никто не осмелился бы утверждать, будто он не достоин звания планеты, а уж больше Первого он стал однозначно. Кроме того, Четвёртый обзавелся двумя спутниками, и пускай они были чуть кривоваты, но Третья уже не могла продолжать обвинять его в никчемности, хвастая своей несомненно прекрасной, но одинокой луной.

Так же, как Четвертому, повезло только бывшему Восьмому, ставшему Шестым: налёт разбойников помог ему обзавестись столь потрясающими кольцами, что все остальные кольца — и у гиганта Пятого, и тем более у Седьмого и Восьмого — не могли даже сравниться с роскошеством, которым оброс Шестой.

Планеты безумно завидовали Шестому, ставшему писаным красавцем их системы, и тихое счастье Четвертого прошло незамеченным. Четвертого никто не упрекнул в каннибализме, хотя подобные обидные слова порой кидали в сторону Третьей, не насмехались больше над размерами, и он смог вернуться к своим прежним планам. Четвертый отрастил себе атмосферу и даже образовал кое-какую воду, в подражание крупной соседке Третьей, но, хотя время и шло, дихотомия полусфер — злое напоминание о произошедшем — продолжала давать себя знать. Из-за меньшей высоты северного полушария там было больше давление, сильнее ветра, и вызванные ими бури разносили по всему Четвертому верхние слои грунта. Но Четвертый продолжал надеяться, что эти условия, возможно, даже помогут зарождению жизни в огромном океане на его северной половине. Главное — не замерзнуть. И уж тогда он и сам прекратит переживать о том, что во имя исполнения давней мечты ему пришлось поглотить кусок своего брата.