Хуже летучих мышей (джен)

Профессор психологии Джонатан Крейн готов с полной уверенностью заявить, что терпеть не может собак. Абсолютно. Целиком и полностью. При одной только мысли о них у него во рту пересыхает, а руки и ноги скрючиваются по самое не хочу. Их слюни, шершавые языки, вездесущая шерсть, неприятный запах, бьющий прямо в нос, но самое отталкивающее — огромные глаза, глядевшие на тебя с такой слепой любовью, что аж противно становится.

— Джонни, перестань уже кривиться, ничего такого в моём Кори нет, — Эдвард Нэштон, сидевший рядом на диване, поглаживал малютку шитцу на своих коленях. Прищурившийся Крейн бросил на него взгляд и протёр очки уголком мятой рубашки. Книга «Легенда о Сонной лощине» была почти дочитана и имела вид, словно ей уже лет двадцать пять, так что неудивительно, что между строчками были оставлены различные примечания от руки, а кое-где согнуты уголки страниц. Рядом стоял новенький светильник в виде Снупи и Чарли Брауна, гостиная то и дело меняла освещение на красное, синее, зелёное, оранжевое и жёлтое. Эдди носил бледно-голубой свитер с Джеком Скеллингтоном в костюме Санты-Клауса. Кори на руках Эдди тявкал и то и дело рычал на Джонатана.

— Тише, Кори, тише. Он тебе не враг, а друг.

— Друг? Я больше предпочитаю кошек.

— Как и летучих мышей? — сквозь зубы прошипел Эдди в ответ, на что Джонатан закатил глаза и отложил книгу. Чёрные, похожие на бусинки глазки Кори всё ещё недобро сверкали, словно при любом удобном случае он был готов откусить Крейну нос, но, видимо, тёплая ладонь Эдди, легко гладившая по его мягкой шерсти заставляла его рычание потихоньку стихнуть.

— Настрой на ежегодное перечитывание «Сонной лощины» уже пропало? — Эдди приподнял бровь и подставил под подбородок руку.

— Да, а всё из-за этой шафки.

— А по мне, всё Кори правильно сделал — нечего каждый раз одно и то же делать. Я вот хочу фильм какой-нибудь посмотреть и печенье, что ли, испечь.

— Чтобы потом оставить его для Санты-Клауса вместе со стаканом молока? Нет, я, пожалуй, откажусь. Лучше посижу в тишине и в кои-то веки отдохну от этой праздничной меркантильной суеты, — Крейн поёжился и поправил очки на носу.

— Не так быстро. Сначала подержи Кори, а я схожу за диском, — Эдвард встал с дивана и прежде чем Джонатан успел что-либо сказать, всучил ему Кори и буквально юркнул в коридор. — И не вздумай выпускать его из рук, ты же знаешь, что он всё тут разворошит.

— Зачем ты вообще его завёл? — проворчал Джонатан. Он без особого удивления приметил, что Кори буквально вцепился в него самым пристальным взглядом, на который только был способен. — Ну и чего ты хочешь? Я ничего лично тебе не сделал. Всего лишь сказал, что было бы намного полезнее потратить лишние деньги на что-то более важное, чем на комок шерсти, — Кори продолжал не отрываться от него. — И да, я не переношу собак. Вы мне не нравитесь, и я предпочту любое другое животное вам. Даже этих летучих мышей, — от одного их упоминания Джонатана передёрнуло, и он сделал глубокий вдох. — Ладно, может быть, я и погорячился, и вы не самые отвратительные животные на Земле, ведь всегда же есть люди. И нет, я не ненавижу тебя и тебе подобных, потому что у моего врага в школе была собака, которая однажды меня больно укусила, отчего у меня до сих пор на ноге шрам. Нет, я взрослый человек и уже давно перерос всю эту подростковую чепуху. И да, меня ни капельки не смущает, что я разговариваю с собакой, — Джонатан прошёлся рукой по лицу и вечно торчащим в разные стороны волосам.

— Кхем-кхем.

Крейн вздрогнул и тут же повернулся в сторону двери — Эдвард, изогнув бровь и опёршись о проход, стоял со скрещенными на груди руками. Выдохнув, Джонатан монотонно спросил:

— Ты всё это выдумал с самого начала?

— Ага, и, как ты видишь, вполне успешно, — Нэштон взял на свои руки Кори и уселся рядом с Крейном. Тот скрестил руки на груди и отвернулся.

— Знаешь, твоя любовь к продумыванию каждого шага просто для того, чтобы почувствовать себя умнее уже начинают надоедать.

— Но ведь я и вправду умнее, — Эдди схватил его очки, нацепил на себя и улыбнулся, обнажив щербинку между зубов.

— Всего лишь на два балла, — прищурившись, ответил Джонатан и потянулся за очками, но тот увернулся и нацепил очки уже на Кори. — Очень смешно, — бросил Крейн и вернул их себе. Запрокинув голову, Эдди рассмеялся.

— Я просто обожаю твои странности, которые ты вытворяешь, когда остаёшься в одиночестве. Серьёзно, за тобой наблюдать — одно удовольствие.

— Как же я жалею, что доставляю тебе подобное наслаждение.

— Да расслабься, я же не со зла. Просто порой ты, как называется то слово, которое любят использовать четырнадцатилетние школьницы? Ах да, очарователен, — последнее слово Эдвард произнёс с особым смаком, растянув губы как в рекламе зубной пасты. Джонатан слабо толкнул его рукой в лицо и встал.

— Ладно-ладно, просто шучу, не злись ты так сильно. Мне просто нравятся все эти твои «сумасшедшинки» и «злючки».

Эдвард встал рядом с ним и положил руку на его узкие плечи. Крейн снова сложил руки и даже не поднимал на него глаз, и тогда Эдди игриво ударил его в руку.

— Эй, не дуйся ты как девчонка, тебе же не пять лет. Ну давай, взгляни на меня. Обещаю, больше не буду выставлять свой превосходящий интеллект.

— У меня что, совсем нет шансов? — со вздохом спросил Джонатан и взглянул Эдварду прямо в глаза.

— Совсем, — тот упёр руку в бок и расплылся в улыбке, отчего на щеках появились морщинки. Джонатан даже усмехнулся, пока что-то не заставило его задумчиво нахмуриться.

— Подожди, а где Кори?

— Ой.

Как раз в этот момент за их спинами раздался сначала гавк, а затем треск, сопровождаемый звуками разбившихся ёлочных игрушек. Джонатан с Эдвардом почти что синхронно сжали плечи и резко повернулись в сторону бывшего когда-то украшения дома. Крейн сжал кулаки и челюсти, а Нэштон с нервной улыбкой развёл руками.

— Ну, ты же знаешь, эти собаки. С ними столько хлопот.

— И у кого тут интеллект выше?

— Ладно, я уберу сам.

Эдвард сходил за шваброй и мусорным ведром и принялся убирать погром от своего любимца. Кори сел рядом в позу идеального послушного щеночка, а Джонатан на этот раз без злобы или раздражения закатил глаза и поднял его на руки. Оказывается, от этих пушистых гадких чудовищ всё-таки есть какая-никакая, а польза. Да и гладить их приятно.