Два дня, одна свадьба (гет)

Пятница

— Ты — жена пекаря?

Обернувшись на детский голосок, Китнисс моргает, лишившись вдруг дара речи при виде этого юного ясноглазого создания. Мать девочки замечает, насколько Китнисс ошарашена и спешит на выручку:

— Нет, дорогая, она просто его самый близкий друг.

Эти слова режут Китнисс слух. Она провожает покупательниц взглядом и поворачивается как раз вовремя, чтобы заметить, как Пит спешит проскользнуть обратно, в заднюю комнату пекарни, через вращающуюся дверь.

* * *

— Ты вернулась домой уже давным-давно, четыре года как, и живешь с мальчишкой уже… три с половиной? Жизнь коротка, солнышко. Так покажи ему, что у тебя на него долгоиграющие планы.

Китнисс кивает и молчаливо пялится на стакан виски перед собой — она попросила ей налить, хотя пить не собиралась. Они так и сидят, погрузившись в комфортное, дружеское молчание, пока солнце не уходит за горизонт. Потом, заслышав, что ментор стал тихонько похрапывать, она беззвучно ретируется, притворив за собой дверь.

* * *

— Я не хочу быть для тебя просто «самым близким другом».

Китнисс чувствует, как Пит заворочался позади нее, и как его руки, лежавшие на ее талии, напряглись и потяжелели.

— Ну, — начинает он мягко. — А кем же ты хочешь быть?

Она переворачивается, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Поймать взгляд его голубых глаз, поблескивающих в лунном свете. Убирает с его лица волосы, и он улыбается. И она уже знает в этот миг, что могла бы смотреть в эти глаза и любоваться этой улыбкой до конца своих дней.

— Мы можем испечь завтра вместе буханку хлеба?

Его взгляд озаряется пониманием, и он кивает, робкая улыбка теперь сияет во всю ширь.

— Думаю, это можно устроить.

Суббота

Печь хлеб они принимаются с самого утра. Именно такой, какой он бросил ей много лет назад, пышный батон с изюмом и орехами. Который спас ей жизнь.

И пока поднимается тесто, они занимаются на кухне любовью. Оба в муке, запутались в переплетении рук и ног, смеются и стонут, а на полу валяются ложки и перевернутые миски.

Когда хлеб уже в печи, они все это отмывают. Она упивается простыми привычными делами, рутиной, и мысленно добавляет их к списку того, чем готова заниматься каждый день. Вечно, пока он рядом.

Оставив хлеб остывать на столе, они уходят прогуляться на Луговину. Лежа в траве, она кладет голову ему на колени, а он играет ее волосами.

— Не знаю, что я собираюсь говорить, — шепчет она.

— Тебе не нужно ничего говорить, — отвечает он.

Вместе они смотрят в небо, и когда солнце приближается к горизонту, она чувствует, что готова. Готова наконец.

* * *

Китнисс бросает последний взгляд в зеркало. В глубине шкафа она отыскала длинное кремовое платье свободного покроя, его ткань — нежнейшая на ощупь и так приятно облегает тело. Волосы распущены и темным водопадом спадают ей на спину. В животе у нее порхают бабочки, и она улыбается самой себе. Только Пит может вызвать у нее подобное чувство.

Открыв рот, он смотрит как она спускается по лестнице.

— Ты… такая красивая, — выдавливает он и густо краснеет. она же поправляет ворот его до хруста накрахмаленной белой рубашки.

— И ты просто идеален, — шепчет она.

Вместе они разжигают огонь, как то велит традиция, и наблюдают за тем, как пламя в очаге разгорается. Поджаривают кусочек свежевыпеченного хлеба и кормят им друг друга, в полной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием полений в очаге. В конце концов он подается к ней, берет ее лицо обоими ладонями и нежно целует. Снова и снова, много-много раз. И каждый поцелуй — клятва. Каждый — обещание.

Пит первым нарушает тишину:

— Я все еще буду порой теряться…

Китнисс отвечает поцелуем:

— А я всегда буду тебя находить.

Прижавшись к изгибу его шеи, она глубоко вдыхает его запах.

— И у меня еще будут плохие дни. Очень плохие дни.

Он крепко ее обнимает и гладит по голове.

— И я всегда буду с тобой в такие дни. Всегда буду ждать, когда же ты вернешься…

Они так и остаются в объятьях друг друга, упиваясь близостью, клянясь никогда друг друга не покидать. Клятвы не смолкают, пока на небе не гаснет последний солнечный отблеск. Тогда Китнисс вдруг спрашивает:

— А что на ужин?

Пит смеется. Поднимает ее на руки и несет на кухню. Накрывая на стол, она мурчит себе под нос традиционную свадебную песню, и он берет ее за руку и кружит в танце. Они танцуют и смеются, смеются и танцуют. А потом закатывают маленький пир и строят планы на завтра. Самые простые. Поохотиться. Поработать в пекарне. Пострелять гусей.

Позже, уже в постели звучит еще одно обещание. То, что всегда подразумевалось, но никогда не произносилось прежде вслух.

— Я всегда буду тебя любить, Пит, — шепчет она. Он протяжно выдыхает, так протяжно, как будто затаил дыхание еще когда ему было пять лет от роду.

— Я всегда буду любить тебя, Китнисс.

— Всегда.