Чьи-то сердца (джен)

— Проклятый февраль с его проклятыми гендерными праздниками!

— Прям так уж и "праздниками"? — рассеянно отозвалась Люба, блуждая взглядом по витринам. — Вроде, в феврале только День защитника Отечества, всего один праздник.

— А День Святого Валентина?! — негодующе возопила Оля. — Торжество гендерной фигни, девочки любят мальчиков, мальчики любят девочек, а все мальчики и девочки, которые пару себе не нашли, могут пойти и повеситься в туалете, все равно ничего хорошего в их жизни уже не будет.

— Ну ладно тебе, не утрируй, не так все страшно, — в этом году пара у Любы была, поэтому она могла себе позволить толику снисходительности к бесящейся подруге. Ну, подумаешь, остаться без парня незадолго до Дня влюбленных. Неприятно, но не трагедия. Она же, вон, пережила не один такой праздник в одиночку — и вот, у нее наконец-то есть с кем его встречать. Счастье возможно, нужно просто его дождаться.

— Не так все страшно, все еще страшнее, — подхватила Оля. Помолчала и усмехнулась, — одностишие получилось, кстати. Так вот, все еще страшнее! Два праздника подряд — это еще куда ни шло, хотя первый полон тоски и безнадеги, а второй почему-то празднуют не защитники, а все мужчины подряд. Но там же потом еще и Женский день!

— Это ведь уже март. Март, что ли, — тоже проклятый?

— Нет, это никакой не март. Пока мы не отмучились и не отулыбались свой Женский день, это самый настоящий унылый февраль, как бы он там ни прикидывался мартом. Следовательно, проклятый февраль.

— Интересно, есть вообще такие праздники, которые тебя устраивают?

— Есть, конечно. День полярника.

— Чего? — обалдело переспросила Люба.

— Не "чего", дорогая моя, а "кого". Полярника. Есть такая профессия.

— Даже не буду спрашивать, чем он тебе угодил.

— И правильно, не спрашивай. Я же и сама не знаю. Ладно. Мы пришли сюда покупать уродский праздничный сувенир твоему Славе — вперед, покупай идиотский сувенир. С чего начнем? Парфюмерия, магазин подарков, хозяйственный отдел в супермаркете?

— Олька, ну ты совсем-то берега не теряй.

— Да я еще не начинала даже. Слушай, я знаю! Смотри, какой классный загончик! Его тут раньше не было, я точно помню. Шарики, цветочки и много-много стеклянных и плюшевых алых задниц.

— Слушай, сцеживай свой яд в пробирку, что ли. И про задницы — старая шутка уже, ей лет пять как минимум.

— А ты, что ли, эйджистка, при тебе и шутку не пошути, если она слишком старая?

Люба тем временем присмотрелась к "загончику" — огороженному углу с несколькими нарядными прилавками — и нашла, что он и в самом деле очарователен. Кроме перечисленного Олей, там продавались конфеты в форме сердечек, конфеты нормальной формы, но в "сердечных" коробках, какие-то баночки и скляночки нарядные — и да, действительно очень много самых разных сувениров с сердцами.

— А знаешь, и правда интересное место, пойдем посмотрим. Жаль, Славе там ничего не купить, очень уж все... сердечное. А он все эти сантименты не очень любит.

— А зачем ты тогда вообще покупаешь ему подарок на Валентина-то?

— Чтобы показать, что я считаю нас влюбленными.

— А что, это требует каких-то особых подтверждений? Мне казалось, у вас там все и так понятно.

— У нас там понятно... но не все, — вздохнула Люба. — По крайней мере, в любви он мне пока что не признавался. Вот я и думаю...

— Вытянуть из него признание в соответствующий профессиональный праздник? Ну-ну. Очень разумно. Вперед. Ну что, на задницы-то пойдем смотреть?

— Непременно!

* * *

Сувениры оказались очень разные. Некоторые — красивые, некоторые... не слишком. Дешевые и нелепые, какими и положено быть праздничным сувенирам. Оля, как обычно, первым делом заприметила кружку. Простую черную кружку без всяких сердечек. Потаращившись на нее немного, она все-таки не выдержала и обратилась с вопросом к продавщице:

— А почему эта кружка просто черная? У вас же все кругом с сердечками...

— А она не просто черная, — охотно отозвалась продавщица. — На ней тоже есть сердце. Но его видно только если в кружку налить что-нибудь горячее.

— Ух ты, как круто! — восхитилась Оля, мигом забыв про свою нелюбовь к празднику. — А можно мне таких две? Или даже три!

— К сожалению, нет. Каждое сердце у нас в единственном экземпляре.

— Ну, уж кружек-то могли бы и побольше наштамповать.

— Ну что вы. Никакой штамповки. Каждое наше сердце уникально. Вот это, например, удивительно устойчиво к любым страстям. Вокруг все может кипеть, а оно останется невредимо.

— Хочу себе такое, — вполголоса проворчала Оля. Люба улыбнулась: да, сердце поустойчивее Оле бы не помешало. Слишком уж многое она воспринимала... близко к сердцу, именно.

— Хотите — купите, — пожала плечами продавщица.

— Я еще подумаю. А это что? — она ухватила нечто мягкое и пушистое — то ли просто плюшевую игрушку, то ли все-таки подушку. В форме сердца, разумеется.

— А это сердце мечтателя. Примерно на три четверти заполнено приятными иллюзиями, такую броню ничто не пробьет. Ну... почти ничто. Пробить-то можно, но надо очень сильно постараться.

— Интересно, — протянула Оля, хватая следующую безделушку. Ну да, она всегда любила всякие игры и выдумки, в этом смысле они с продавщицей нашли друг друга. — А это?

— А это — сердце поэта. Смотрите, там где-то должна быть кнопка, если нажать, то оно будет светиться. Долго ему светиться вредно, раскаляется очень сильно, может, наверно, и повредиться. Но если время от времени и ненадолго, то можно.

— Ой! Я, вроде, никуда и не нажимала, а оно светится.

— Да, это тоже бывает, оно часто включается самопроизвольно.

Люба ходила вдоль прилавков, пытаясь найти что-нибудь, что приглянулось бы ей. Ну или вот — вдруг тут есть что-нибудь такое, что все-таки можно будет ему подарить? Оля с продавщицей тем временем разошлись не на шутку. До Любы долетали все более и более бредовые речи.

"Довольно старое сердце, сами видите, но не хрупкое, совсем наоборот. Столько всего пережило и еще столько же сможет... Это нуждается в особом режиме и уходе — цветок, сами видите. Зато уж если повезет попасть в подходящие условия, так расцветет... Просто очень красивое. Толку от этого никому и никакого, но, наверно, приятно, если у тебя красивое сердце. Нет, красивое сердце и сердце красавицы — это не одно и то же. Ну да, что-то вроде флюгера, правильно. В комнате без сквозняков, наверно, будет более-менее постоянным. Что вы, разбитых сердец у нас тут нет. Их просто не бывает. Человек с разбитым сердцем не живет. Если он жив, значит, сердце у него целое. А если не жив, то и сердца-то уже, считайте, тоже нет. Да, конечно, наши сердца пригодны к использованию, а как же. А это, сами видите, магнит. Что притягивает? Вот, кстати, не знаю. Но к холодильнику притянется точно. А вот это очень, очень хрупкое... и, пожалуй, это все. Нет у него никаких других качеств. Красиво? Ну, в принципе, да. На любителя".

"Во дает девица! Странно, что у нее, с таким-то талантом к впариванию, вообще еще остались тут какие-то товары", — восхищенно думала Люба, стоя перед странной цветастой статуэткой неясной формы. Это, конечно, тоже было сердце, но если бы она не знала, что кроме сердец, тут ничего толком нет, могла бы и не угадать. Прерывать сеанс художественной торговли было неловко, но про статуэтку узнать тоже хотелось, и она откашлялась, привлекая внимание к себе.

— А вот это что за сердце?

— Это недавнее совсем, сердце художника. Сами видите, немного... нестандартное. Наверно, они так видят.

— Вот что. Я все обдумала, — заявила Оля. — Все это ужасно интересно, но я все равно беру кружку. Потому что кружки — это здорово и полезно, а все остальное мне не нужно, только пыль будет собирать.

— Как пожелаете, — улыбнулась продавщица. — Но вы все-таки учтите — про сердце.

— Учту-учту.

— Хорошо, тогда давайте отойдем с вами вон в тот уголок, и я вам ее пробью.

Оля с продавщицей отошли и довольно долго о чем-то шептались в углу, Люба даже почти успела заскучать и окончательно поняла, что нет, даже "сердце художника" Славе дарить совершенно недопустимо. Лучше уж что-нибудь полезное купить. Вот себе она бы, может, и взяла такое, но покупать самой себе "валентиновский" сувенирчик? Ну уж нет. Это Оля с ее презрением к праздникам может себе такое позволить. А может даже еще и не такое.

Тут Оля как раз вернулась, с кружкой в обнимку, почему-то очень серьезная и бледная. А за ней явилась и продавщица, поставила на опустевшее место кружки новое сердечко — прыгучее, на пружинке.

— А вы себе что-нибудь выбрали? — спросила она у Любы. Та отрицательно помотала головой:

— Как-то ничего не приглянулось.

— Ну, как знаете. Если что, мы здесь будем до шестнадцатого числа.

— До шестнадцатого? Праздник же четырнадцатого.

— Ну, иногда сердца становятся еще актуальнее после праздника. Всякое бывает. В общем, если что, приходите.

* * *

Сообщение от Оли пришло поздно ночью, где-то часа в три, так что Люба прочитала его только утром.

"Знаешь, то сердце, которое я купила в "Мистике"... это было сердце убийцы".

Даже учитывая всю олину любовь ко всяким сказочным сюжетам, это был перебор. Люба едва сдержала желание написать "что ты принимала?" и вместо этого набрала: "У тебя все в порядке? Что за пафос такой, ты никого, случайно, не убила?"

Оля ответила почти сразу же: "Нет, некого и не за что :)"

Но не успела Люба облегченно выдохнуть, как вдогонку пришло следующее сообщение: "Но кажется, смогу, если что".

"Я кофе выпью и приду, ага?"

* * *

Оля была невнятна и несла какой-то вздор. Про собственное сердце, замененное на купленное в магазине, про изменившийся нрав и изменившееся дыхание, и выглядела при этом абсолютно, совершенно спокойной и вменяемой.

— Ты учти, я прекрасно понимаю, как это звучит, — сказала она наконец. — Насколько я знаю, насильно у нас госпитализируют только буйных, а я не буйная, адекватная и от слов своих, если что, разумеется, откажусь. Я тебе только потому и рассказываю, что ты ведь тоже там была.

— Была, — вздохнула Люба. — Ну вот допустим, я тебе даже поверю. Но твое-то сердце тогда где?

— Там и осталось. Такое, на пружинке, помнишь?

Самое ужасное, что Люба помнила.

— А за что ж ты тогда деньги платила, если одно сердце поменяла на другое?

— За возможность обмена, собственно. Это, как мы понимаем, операция в каком-то смысле покруче пересадки. По крайней мере, выглядит куда более невероятно. Правда же?

— Так, ладно, продавщица тебе выдала эту сказку, и ты поверила. Допустим. Но с чего ты взяла, что с тобой действительно что-то случилось? Может, просто самовнушение.

— Ну, ты вполне можешь так думать, это вполне правдоподобно звучит, — кивнула Оля. — Хотя мне кажется, что мне просто не хватило бы фантазии на такое.

— Да что с тобой все-таки случилось-то?!

— Если бы я могла это внятно рассказать, я бы рассказала, уж поверь. Просто все поменялось. И мне теперь придется как-то с этим жить. И кажется, вполне неплохо жить.

Это был их последний разговор: буквально на следующий день Оля написала, что в ближайшее время ее на связи не будет, и, действительно, куда-то пропала. А Люба осталась недоумевать и тревожиться.

Четырнадцатого февраля она рассталась со Славой. То есть, конечно, он с ней, — в общем, так называемый праздник пришлось встречать одной.

Пятнадцатого февраля она ревела.

Шестнадцатого февраля она пошла в торговый центр, чтобы купить успокоительного в тамошней аптеке. Но вместо аптеки зашла в знакомый огороженный закуток с сердцами и спросила:

— А сердце художника еще осталось?

— Конечно, вас дожидается, — ответила продавщица.

И когда это сердце забилось в ее груди, она оглянулась вокруг и глазам своим не поверила.