Scars to your Beautiful (джен)

— Но ведь с ним всё будет в порядке? — с надеждой спросил Квай-Гон, пытаясь через плечо целителя, стоявшего в дверях палаты, заглянуть внутрь, где находился его ученик. Сила пульсировала, наполненная болью, страхом и ещё чем-то, что мастеру-джедаю пока не удалось точно охарактеризовать.

— Физически — да. Но раскалённый металл слишком сильно повредил кожу и мышцы, не поможет даже бакта. Раны со временем затянутся, однако шрамы останутся, боюсь, на всю жизнь, — как можно мягче ответил целитель. Джинн пошатнулся, но через секунду снова овладел собой. Контроль, спокойствие, хладнокровие.

— Мы больше ничего не можем сделать, — сочувственно покачал головой его собеседник.

— Он уже знает? — хрипло спросил мастер-джедай. Целитель мрачно кивнул и отодвинулся, давая наставнику раненого падавана пройти в палату.

Пастельно-голубые тона, в которые были выкрашены пол и стены, а также терпкий лекарственный запах наводили непонятную тоску. Квай-Гон невольно подумал о том, как, должно быть, тяжело проводить дни и недели в таких вот холодных пустых помещениях, пусть и оборудованных всем для комфорта пациентов. Возмущение в Силе ощущалось здесь особенно сильно, и было очевидно, что его источником являлся Оби-Ван, полулежавший на узкой кровати и утопавший в многочисленных подушках. Кеноби смотрел куда-то в сторону, так что израненная половина лица не была видна Джинну, и когда падаван медленно повернул голову на звук голоса наставника, мастер-джедай внутренне содрогнулся. Страшные раны, полученные во время миссии, были скрыты под толстыми плотными нагромождениями бинтов, опоясывающих левую половину лица, на верхнем слое кое-где проступали зловещие алые пятна.

— Оби-Ван, — как отчаянно хотелось избавиться от комка, невольно подкатывавшего к горлу, — мне правда очень, очень жаль...

— Какое это теперь имеет значение, мастер, — голос ученика был пугающе бесцветным, а Сила всколыхнулась волной боли — не столько физической, сколько душевной. На бледных щеках падавана проступил лихорадочный румянец, и он с неожиданной злобой выпалил:

— Я всё равно теперь урод.

— Ты не должен так говорить, — возразил Квай-Гон, отчаянно желавший, чтобы его убеждения оказались правдой.

— Разве нет? Моё лицо больше никогда не будет прежним! Никто не сможет посмотреть на меня без отвращения! Кому нужен такой калека? — взорвался ученик. Неожиданная вспышка ненависти к самому себе и ярость кипучей рекой прокатились по Силе, болью отозвавшись в душе Джинна. Он отчаянно хотел помочь падавану, успокоить его, но не знал, как.

— Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. Не сдавайся! — мастер-джедай твёрдо выдержал взгляд правого голубого глаза, не скрытого повязками. В глубине радужки полыхало практически видимое глазу неукротимое пламя, которое сейчас вырвалось на свободу, торжествуя и пируя отчаянием и горем.

— Лучше бы я умер! — вырвался беспомощный крик у Оби-Вана, прежде чем он попытался выпрыгнуть из постели и убежать куда-то. Ему было не важно, куда именно — чем быстрее он расстанется со своей испоганенной, изломанной жизнью, тем лучше будет для всех. К счастью для Квай-Гона, целители с успокоительным появились как раз вовремя.

За окном медленно разгорался рассвет. Джинн усилием воли оторвал взгляд от распростёртого на кровати ученика, погружённого в глубокий наркотический сон без сновидений, и потёр уставшие глаза. Мучительно хотелось спать, а ещё мучительнее хотелось разбудить Оби-Вана, чтобы убедиться, что он в этом мире не только телом, но и душой. Скрипнул отодвигаемый стул, и мастер-джедай, еле слышно шелестя длинными одеждами, встал и подошёл к небольшому окну. Повисла тишина, нарушаемая только размеренным ровным дыханием спящего падавана, и Квай-Гон, замерев, потянулся к Живой Силе, пытаясь нащупать там Кеноби. Ответом на призыв наставника было едва заметное трепетание, которое, однако, всё равно было хорошим знаком.

В коридоре послышались шаги.

— Мастер Джинн... ох, простите, я не хотела вас беспокоить, — тут же снизила голос до шёпота падаван Сири Тачи, почтительно поклонившись и бросив встревоженный взгляд на спящего сверстника. Их отношения долгое время были совсем не радужными, но в последнее время, кажется, ребята неплохо сработались, отметил про себя Квай-Гон, перехватив взволнованный взгляд девочки.

— Ничего страшного. В чём дело?

— Магистр Йода хочет поговорить с вами, — вот этого и стоило ожидать. Возможно, именно глава Ордена, готовый выслушать практически любые мысли, поможет Джинну немного унять беспокойство и решить, что делать дальше?

— Я уже иду, — отвернулся от окна мастер-джедай и бросил встревоженный взгляд на бесчувственного Кеноби.

— Мне побыть с Оби-Ваном? — догадалась Тачи.

— Если нетрудно, пожалуйста, — попросил Квай-Гон, с болью вспомнив вчерашнее происшествие, — он сейчас немного не в себе.

— Мастер отпустила меня на весь день, поэтому я могу остаться здесь, — Сири придвинула к себе скрипучий стул и села чуть поотдаль от Оби-Вана, вытянув ноги.

— Спасибо, — от души поблагодарил ученицу Джинн и направился в зал Тысячи Фонтанов, где его уже ожидал Йода.

Возвращаясь в лазарет после беседы с гранд-мастером, которая, впрочем, как и всегда, с одной стороны не давала ответа ни на один вопрос, а с другой — на все, Квай-Гон ещё из коридора услышал оживлённый спор:

— Ты же знаешь, у нас не принято обращать внимания на внешность! Кому вообще какое дело до того, что у тебя на лице, если ты храбрый, умный и хорошо дерёшься на световых мечах? — этот звенящий голос, несомненно, принадлежал Сири.

— Зато в других мирах все будут на меня пялиться! Жалеть, спрашивать, что случилось, если я такой молодой, а уже калека? — горячо возражал Оби-Ван. Джинн устало вздохнул.

— Глаза у тебя, насколько я знаю, на месте, рот, уши и нос тоже. Не вижу повода для беспокойства, если у тебя в целости и сохранности основной биологический набор, — фыркнула Сири и ядовито добавила, — к тому же, язык у тебя явно в порядке, раз ты так рьяно болтаешь.

— Ты не понимаешь... — начал было Кеноби.

— Я вот как раз отлично понимаю! Кажется, мы вместе проходили историю Ордена — неужели ты не помнишь магистров, которые были разукрашены почище твоего и всё равно стали могущественными адептами Силы? — пустила в ход козырную карту Сири. Квай-Гон открыл дверь:

— Падаван Тачи, между прочим, весьма права.

Оби-Ван протестующе поджал губы, но ничего не сказал.

С того разговора, казалось, дело пошло на лад — Кеноби немного повеселел, терпеливо сносил длительные и болезненные процедуры и спустя пару недель был отпущен в комнату под надзор наставника, на плечи которого легла обязанность раз в два дня менять повязку на лице падавана. Первый раз Квай-Гон, взглянув на наполовину зажившие уродливые рубцы, скрывавшиеся под бинтами, едва подавил в себе смесь жалости и отвращения, которая так и просилась наружу, и невозмутимо занялся промыванием ран, стараясь лишний раз не касаться облезлых лохмотьев кожи, кое-как прикрывающих недавно сросшиеся разорванные мускулы. Но, судя по нахмуренному лбу Оби-Вана, что-то всё-таки промелькнуло на его лице — что-то, заставившее ученика насторожиться.

— Мастер? — голос Кеноби звучал как-то странно, выдавая внутреннюю дрожь. Взглянув на бледного падавана, появившегося на пороге общей комнаты, Квай-Гон отложил книгу. Вообще-то в это время раненому полагалось спать.

— В чём дело, Оби-Ван? — мягко спросил Джинн, похлопав по дивану рядом с собой. Кеноби сел и взглянул прямо в глаза своему учителю.

— У меня есть просьба.

— Говори, — подбодрил падавана мастер-джедай.

— У вас есть... зеркало? Я хочу посмотреть на себя, — твёрдо произнёс ученик. Квай-Гон тихо со свистом выдохнул — этот момент был ожидаем, но не хотелось, чтобы он наступил так скоро. Выбора не было. Подойдя к шкафу и вытащив оттуда маленькое зеркало, Джинн протянул его ученику, а сам стал аккуратно, слой за слоем, разматывать повязки. Последний конец бинта упал на пол, и Квай-Гон на мгновение малодушно зажмурился, чтобы, открыв глаза, услышать звон разбитого зеркала, влетевшего в противоположную стену, и увидеть множество мелких осколков на полу. Оби-Ван беззвучно рыдал, спрятав лицо в ладонях, его худые острые плечи беспрестанно вздрагивали, и мастер-джедай, слегка коснувшись руки ученика, усилием воли заставил себя смотреть прямо в наполненные слезами голубые глаза, не отворачиваясь от такого родного, но безвозвратно изуродованного лица.

Прошло ещё около двух недель.

— Уже намного лучше, — приценился Квай-Гон, в который раз за последний месяц аккуратно снимая с головы ученика последний слой бинта. Рубцы действительно уже не казались настолько страшными — во-первых, к ним постепенно привык сам Джинн, во-вторых, раны полностью зажили, и оставалось только подождать, пока сойдут последние сухие корочки, прикрывавшие еще не до конца затянувшиеся места.

— Может быть, хочешь взглянуть? — предложил Джинн. После того вечера Оби-Ван намеренно избегал любых поверхностей, где мог бы увидеть своё отражение, но и сам Кеноби, и Квай-Гон понимали, что вечно так продолжаться не может.

— Нет, — резко ответил Оби-Ван и, поймав взгляд наставника, понял, что выпалил это слишком грубо.

— Извините, мастер, я не хотел...

— Всё в порядке, — отмахнулся Джинн, кидая грязные бинты в мусорную корзину. Потом он сел рядом с учеником на диван и выразительно заметил:

— Я сегодня разговаривал с целителями. Они считают, что больше нет нужды в повязке, а также разрешают тебе совершать небольшие прогулки.

Оби-Ван откинулся на спинку дивана, нахмурившись и сдвинув брови.

— И ты будешь их совершать. Не всю же жизнь тебе сидеть здесь? — настойчиво убеждал Квай-Гон ученика. Тот скептически хмыкнул.

— Бент и Гарен все время про тебя спрашивают.

— Гарен? Он здесь, в Храме? — удивленно спросил Кеноби, заинтересованно подавшись вперед и забыв про своё упорное желание остаться затворником в личной комнате.

— Клее отпустила его ненадолго, повидаться с тобой. Наверняка он на нервной почве доедает уже третью порцию в столовой, — ухмыльнулся Джинн и вздохнул свободно, увидев робкую улыбку на лице падавана. Правда, из-за шрамов и улыбался Оби-Ван теперь только одним правым уголком рта.

— Собирайся, и мы пойдём пройдёмся вокруг Храма, если хочешь. Можно будет, может быть, даже заглянуть к юнлингам.

— Я не хочу пугать их своим видом, — дрожащим голосом признался Кеноби.

— Падаван, послушай меня. Первый, кого ты, как ты говоришь, пугаешь своим видом — это ты сам. Пока ты не примешь свою внешность как должное, ты не сдвинешься с мёртвой точки и так и останешься в плене своих страхов и предрассудков, — Квай-Гон аккуратно двумя пальцами взял ученика за подбородок и повернул его лицо к себе, впервые за долгое время глядя на белёсые шрамы, уродующие его левую половину, без внутреннего содрогания. Да, сказал себе Джинн, Оби-Ван теперь другой — но это не значит, что он стал хуже, или менее талантлив. Ведь внешность — не главное, особенно для джедая.

Кеноби выбросил вперёд руку, и ему в ладонь легло зеркало, до этого пылившееся на полке. Встретившись глазами со своим отражением, ученик, на чьём лице была написана мучительная внутренняя борьба, всё-таки сдержался, судорожно сжав рукоятку, и не отвел взгляд.

— Ты молодец, Оби-Ван. Пожалуй, я могу с уверенностью сказать, что ты — один из самых мужественных падаванов в истории Ордена, — рука наставника легла ему на плечо. Сила спокойно и размеренно текла, прекрасная в своей гармонии и идеально сбалансированная.

— Вы льстите мне, мастер, — криво улыбнулся Кеноби, приподняв правый уголок рта и набросив капюшон — он решил, что будет скрывать лицо, чтобы не смущать никого, пока к его необычному внешнему виду не привыкнут все обитатели Храма.

— Нас ждёт ещё много важных заданий, которые нужно будет завершить, — философски заметил Квай-Гон, первым выходя из здания.

— Тогда нам лучше начать пораньше, не так ли? — ухмыльнулся Оби-Ван, опираясь на руку наставника и с наслаждением вдыхая насыщенный кислородом терпкий горьковатый воздух. Вместе учитель и ученик не спеша удалялись куда-то в глубину территории Храма, и Сила золотым чистым и гармоничным потоком наполняла их души.