Хозяин гончих псов (джен)

Татуировка жгла огнём. Коллин не помнил точно, где, когда и под какой дрянью набил её, и потому серьёзно опасался заражения крови. Он не раз слышал от приятелей о том, что такое возможно. Умереть от банального заражения крови при нанесении кустарной татуировки, попробовав едва ли не все доступные средства расширения сознания и вконец посадив печень и сердце — это было бы очень, очень иронично.

Но улицы осеннего города пусты и холодны, и тут не до иронии. Весь этот пасмурный день Коллин провел в поисках пустующих домов, приготовленных для продажи. Пришлось окопаться за столиком интернет-кафе и потратить последний полтинник на трафик и энергетики, но оно того стоило. В районе под названием «Спрингс» домов нашлось несколько, и, если очень повезёт, в них обнаружатся ещё не до конца вывезенные вещи, которые хозяева наверняка будут рады пожертвовать в фонд помощи подыхающим наркоманам имени Коллина Хейли.

Солнце медленно опускалось за крыши аккуратных светлых домиков, и те зажигали огни, как если бы наелись солнечного света и теперь светились довольством сытых котов. Теплым таким, уютным. Коллин содрогнулся всем телом и прибавил шаг, он уже привык к тому, что температура окружающей среды не имеет никакого отношения к его ощущениям. Он замерзал среди лета, а зимой вдруг ни с того ни с сего испытывал огромное желание сорвать с себя одежду и упасть грудью в снег. Сосуды работали как попало, им слишком часто приходилось разносить по телу вперемешку с кровью всякую дрянь.

В первом доме из тех, что он наметил заранее, прямо на полу в гостиной обосновалась влюбленная парочка. Девушки с энтузиазмом практиковали вязание морских узлов в свете горящего камина. Удивительно, на что способны лесбиянки за неимением члена, позволяющего заниматься сексом без риска свернуть себе шею.

Второй дом оказался пуст ровно настолько, насколько и должен был. Хейли обошел его, пару раз плюнул с досады на белоснежные стены идеально чистой спальни и покинул его ни с чем. Хотя, по правде сказать, причиной раздражения было то, что перед глазами у него всё ещё стояли две девчонки, извивающиеся в конвульсивной попытке доставить друг другу удовольствие. Сознание того, что он в любом случае чужой на этом празднике жизни, не отвлекало от боли, выворачивающей суставы, а только усугубляло ее.

Хозяева третьего дома позаботились об установке высокотехнологичной сигнализации, обойти которую было можно, но на такой подвиг Коллин был не способен. Во всяком случае не сегодня.

Около четвертого обнаружилась свора бродячих псов, и хотя выглядел дом более чем многообещающе, собаки недвусмысленно намекали, что нашли это место первыми, а в данный конкретный момент ищут что-нибудь на ужин.

Трясущимися руками он расковырял замок задней двери пятого дома, когда на улице уже было совсем темно, и не согревали воспоминания даже о самых горячих девчонках. Дом был старым, и то, что лезть в него не стоит, было видно с самого начала, но безумная надежда и собачий холод сделали своё дело — замок поддался, и дверь заскрипела, открываясь вовнутрь. Комнаты этого дома были пусты и темны, он не подходил даже для того, чтобы погреться. Запах старости и пыли пробирался в ноздри и оседал в легких.

— Что за черт? — сипло выругался Коллин и остановился напротив двери в подвал, она располагалась под лестницей, как и все прочие двери в домах подобной планировки. Эту обшарпанную деревянную дверь украшал тот же несуразный извивающийся знак, что и правое предплечье мистера Хейли. Что за больная фантазия вообще породила эту блядскую татуировку? Она не была похожа ни на что — ни на змею, ни на кинжал, ни на дорогу, закручивающуюся кольцами вокруг руки и жизни, и в то же время напоминала всё вместе, словно тест Роршаха в глазах шизофреника.

Что если это знак какого-нибудь картеля, а за дверью их общак? Заманчиво, но слишком очевидно. Обнаруживать своё присутствие, рисуя метку на всю дверь — это глупо, рискованно и безвкусно. Коллин не обвинял наркоторговцев в наличии вкуса, но то, что рисковать они не любят, в силу своих пристрастий отлично знал.

На следующий день, когда он проснулся на своем грязном матрасе в однокомнатной клетке многоэтажного дома, Коллин не мог понять, было ли то, что он помнит о вчерашнем дне, наркотическим бредом, странным сном или…

И всё же он проверил. Шатаясь от слабости, поскольку поесть не было ни сил, ни желания, он вернулся в тот старый дом и снова открыл дверь, помеченную знаком его татуировки. Снова неуверенной походкой он спустился по лестнице вниз и попал в чертов райский тропический лес! Поначалу тёмные, мокрые листья огромных деревьев мешали видеть и били по лицу, но впереди брезжил свет, и он шёл к нему, как мотылек на огонь, полупомня-полуфантазируя о том, что сейчас увидит.

Огромная поляна посреди леса была украшена гирляндами ярких цветов, прозрачные огоньки с шипением носились по воздуху, то и дело меняя цвет и размер. Трава под ногами была такой мягкой, что ходила волнами от малейшего дуновения ветра.

Коллин сделал последний шаг и упал сначала на колени, а потом лицом в эту землю, что пахла цветами. Боль, голод, страх — всё отступало, пока он вдыхал этот воздух. Тело его, покрытое язвами от инъекций, казалось теперь легким, желтоватую кожу ласкала трава. С трудом перевернувшись на спину, он уставился вверх. Коллин помнил, что летающие огоньки — это феи, но вчера он подумал, что просто спятил. Феи не могут существовать в мире, где уже существуют героин, сифилис и педофилия. Кто-нибудь непременно придумал бы ловить и продавать их, как красивые игрушки. Или препарировать, чтобы посмотреть, как в одном организме сочетаются свойства примата и насекомого.

Коллин поднял руку вверх, и на его указательный палец тут же опустилось прекрасное легкокрылое создание в белых одеждах. Невозможно было понять, женского пола это существо или мужского — круглое личико светилось доброй, но совершенно андрогинной улыбкой. Через секунду сетчатые крылья вздрогнули, и фея исчезла, как и десятки других огоньков. Небо, которое должно было быть потолком подвала, простирало бескрайние облака над верхушками неестественно-зеленых деревьев.

Тонкая белая рука вдруг поймала его за большой палец. Тонкая, словно птичья. Коллин повернул голову и увидел существо столь же прекрасное, как и место, в котором оно обитало. Полупрозрачное, в одеждах из тумана, склонилось оно над больным и усталым человеком, изучающее глядя на него своими аметистовыми глазами, лишенными белка, из-за чего они казались двумя огромными драгоценными камнями. Должно быть, рука Коллина заинтересовала существо потому, что у него самого не было большого пальца — только четыре тонких, прямых и необыкновенно изящных отростка с четырьмя фалангами вместо трех.

Белизна от алебастровой руки существа прохладой перетекала на желтоватую кожу человека. Коллин не испытывал страха, только странное ноющее чувство, от которого хотелось плакать. Возможно, это было подлинное счастье. Он так давно не испытывал его, что запросто мог перепутать с тяжелейшей печалью.

Хейли проснулся в своей квартире и обнаружил, что прошел ещё день. Очевидно, фантастические существа из этого подвала не желали оставлять при себе человека, как если бы одним своим присутствием он отравлял их сладкий воздух. Он встал с матраса, всё такого же серого и грязного, и поплелся в ванную. В зеркале, чудом уцелевшем после того, как он продал едва ли не все вещи в этой квартире, Коллин увидел свое отражение и замер. Кожа его приобрела ровный, здоровый оттенок, исчезли темные круги под глазами. Не отрывая взгляда от зеркала, он сорвал одежду, в которой спал, словно она была пропитана кислотой и угрожала растворить его без остатка. Следы от нестерильных инъекций исчезли, пропали шрамы, полученные в драках… Голубые глаза смотрели спокойно и ясно, исчезла болезненная желтизна белков. Даже волосы, до того пепельные, вернулись к иссиня-черному оттенку — в последний раз такими они были не менее десяти лет назад.

И самое главное — исчезла ноющая боль, а ведь она жила в его теле годами. Нет, он всё ещё помнил, как накрывает теплая волна удовольствия после очередной дозы, но теперь его не тянуло к ней за удавку наркотической ломки.

Он пришел в тот дом и в третий раз, но не смог войти. Дверь была на месте, как и знак на ней, но при мысли о том, как он может выразить благодарность за то, что с ним произошло, Коллин приходил в замешательство. Им не нужны были деньги, им не нужна была его паршивая жизнь, им совершенно ничего не было от него нужно…

То был акт чистейшего милосердия, и он не требовал оплаты.

Были и другие двери, помеченные подобным знаком. Коллин встречал их, гуляя по городу — в подворотнях, больницах, торговых центрах. И каждый раз, когда он прикасался к дереву или металлу, из которого они были сделаны, он не знал, что увидит перед собой, открыв дверь. Были миры добрые, как тот, что ему повезло посетить первым, были злые, как самые страшные из его кошмаров, а были серые, безликие, пасмурные и пустые. Были и те, в которых нашлось, чем поживиться.

Пару раз Хейли вытащил из-за очередной двери полные карманы серебряной светящейся листвы из ослепительного сада. Когда же он пришел в другой раз, продав всё, что смог унести, сад за окнами хилой лачуги, в которую вела дверь, исчез, оставив лишь пустыню, полную пепельной пыли.

Время шло, Хейли обзавелся вместительным рюкзаком и обширными знакомствами в среде скупщиков краденного. На первые вырученные деньги он накупил еды, выпивки и пару доз героина для себя и двух девчонок, с которыми провел несколько самых приятных ночей за последние пару лет.

По большей части дома, в которые он наведывался, были пусты, очевидно, они использовались кем-то другим исключительно как коридоры между мирами, и жильцы там были бы только помехой. Чтобы разжиться чем-то для продажи, приходилось покидать их, искать места поинтереснее и возвращаться обратно. Хейли не заводил знакомств и не искал друзей, он просто брал то, что его интересовало, и уходил. О назначении многих причудливых предметов он даже не догадывался, не догадывались и скупщики, что выкладывали за них деньги. Проблем почти никогда не возникало, но если кто-то из жителей задверья вдруг замечал пропажу вещей и пускался в погоню, всё, что нужно было сделать — это добраться до двери, захлопнуть её перед носом преследователя и никогда больше не открывать.

Старый засаленный блокнот с номерами друзей, которых Коллин давно потерял, с каждым днем разбухал от новых пометок о местах расположения дверей и о том, что за ними. Вскоре его пришлось заменить на ноутбук, поскольку благосостояние мистера Хейли стремительно улучшалось. Он писал о крылатых существах старого дома, алмазных змеях подземки, туманных лесах закрытого приюта, что скрывали полчища мерзких кровососущих насекомых размером с ладонь, чтобы никогда больше не вернуться туда. И писал о золотых листьях за задней дверью детской библиотеки, поющем тростнике, что светился на болотах в недрах обшарпанного вокзала, чтобы знать, куда нагрянуть за чудом, что пришлось по душе заказчику. Пару раз его пытались выследить, но как только он заходил за очередную дверь, преследователи отставали на целый мир, они не видели прохода и не могли воспользоваться им.

Всё шло отлично, до тех пор, пока Хейли не нашел гончего пса. С этого момента всё стало ещё лучше.

Меченая дверь располагалась на заднем дворе бакалейного магазина. Вся в подтеках краски и грязи, она отворилась со скрипом и впустила охотника за наживой в полутемное помещение, где не было ни звуков, ни запахов. Коллин постоял немного на пороге, переминаясь с ноги на ногу — темноту и неизвестность он не любил, но всё же принял решение идти вперед.

Помещение не было похоже ни на один из тех домов, что ему приходилось посещать до этого. Даже самые причудливые из них имели по меньшей мере двери и окна, этот же представлял из себя сеть серых коридоров с множеством дверей, которые вели не во внешний мир, а в небольшие комнаты. От мысли, что, возможно, из них и состоит весь этот мир, становилось жутковато. Коллин открывал одну комнату за другой, все они пустовали, и он уже начал злиться на бесполезную трату времени, когда за одной из дверей обнаружился небольшой пьедестал, такой же гладкий и бесцветный, как стены, что его окружали. На возвышении напротив друг друга стояли две фигурки из стекла или горного хрусталя, чтобы рассмотреть их лучше, Коллин шагнул в комнату, оставив открытой дверь. Это были скелеты собак, не больше десяти дюймов в высоту, совершенно одинаковые. Прозрачные остовы животных замерли в изящном прыжке, вытянув тонкие лапы по направлению к невидимой добыче. Хейли достал фонарик и посветил на них: под лучом электрической лампочки стеклянные косточки заиграли миллиардами цветных искр, что непрерывно двигались под оболочкой, точно кровь.

Коллин улыбнулся и спрятал фонарик. В электрическом свете безделушки были просто прекрасны, а там, откуда он пришел, электричества достаточно. Он легко оторвал от пьедестала первую собаку и спрятал в сумку, но второй пес не пожелал сдвинуться с места. Коллин толкнул его раз, другой, но скелет только насмешливо скалился разинутой пастью, полной острых зубов. Спустя несколько минут бесплодных попыток образумить упрямую статуэтку, он махнул рукой и отправился к выходу. Парные безделушки пошли бы по более высокой цене, но и один скелет был достаточно хорош, чтобы не помышлять о вылазках неделю или даже две.

К вечеру Хейли получил за пса тысячу баксов, очень уж понравился его знакомому скупщику по имени Паоло голографический эффект, что заставлял кости собаки светиться изнутри, словно те были наполнены расплавленными звездами.

В тот день Коллин уснул пьяным и совершенно счастливым, а когда проснулся, скелет гончего пса стоял на полу возле его матраса и тихо поблескивал в свете тусклой лампочки. Хейли подумал, что вчера перебрал и взял за статуэтку задаток, вместо того чтобы окончательно и бесповоротно продать. Зевая, он позвонил Паоло, но тот не отвечал. Обругав паршивого итальянца последними словами, он перевернулся на другой бок и снова уснул.

Не ответил Паоло и через два дня, и через неделю. Когда у Коллина стали заканчиваться деньги, он решил нанести ему визит лично, чтобы раз и навсегда выяснить, действительно ли скупщик больше не нуждается в его услугах или просто динамит, набивая себе цену. Магазин оказался закрыт, но Хейли стучал до тех пор, пока в дверях не появилась посеревшая от горя жена итальянца. Она сообщила, что Паоло пропал несколько дней назад, и никто ничего о нём не знает. И только когда за ней закрылась стеклянная дверь, Коллин понял, что весь разговор между ними происходил по-итальянски и он понял все до последнего слова, хотя не учил этот язык даже в школе.

Сбитый с толку, он приобрел в первом же газетном киоске итальянский разговорник для туристов, пролистал его, повторил некоторые фразы и окончательно удостоверился в том, что говорит на нём, как на родном. Хейли уселся на лавку в парке, достал сигареты и курил одну за одной до тех пор, пока пачка не опустела. Он смял её, по широкой дуге отправил в ближайший мусорный бак и, как ни странно, попал.

Дорога к дому показалась ему одновременно невыносимо долгой и слишком короткой для того, чтобы всё обдумать. К этому времени он повидал уже достаточно, чтобы не верить в странные совпадения.

Коллин зашел в квартиру, закрыл за собой дверь, распинал мусор у матраса и сел на пол, напротив статуэтки. Голый череп пса всё так же скалился, и Хейли показалось, что он стал немного больше. Хрипло рассмеявшись, он склонился над статуэткой и произнес:

— Да ты, братец, вор!

Коллин не слишком интересовался тем, каким образом работает его новый напарник — пожирает ли он людей целиком или что-то из них высасывает — всё это были подробности, которые знать не хотелось. Пёс являлся каким-то магическим аналогом неразменной монеты, что возвращается к хозяину после каждой сделки, принося с собой приятные бонусы в виде жизненных сил и обрывочных знаний своих неудачливых покупателей. Этого было достаточно, чтобы начать небольшой, но прибыльный бизнес.

Еще дважды он продавал пса в своем городе, новые покупатели дали ему существенное увеличение физических сил и информацию о скупщиках в других городах, что особенно пригодилось, когда Коллин понял, что личные встречи слишком опасны. Рано или поздно кто-нибудь заметил бы, что люди пропадают после встречи с неестественно бледным парнем в поношенной спортивной одежде, с рюкзаком, который оттягивало что-то массивное.

Пёс изменялся также, как и его хозяин, медленно, но неотвратимо. После второй сделки кости его приобрели перламутровый оттенок, после третьей — более темный, розовый. Коллин прикупил фотоаппарат и стал фотографировать его каждый день, чтобы следить за тем, как тварь наращивает плоть. Рассматривая фото, он пришел к мысли, что личные встречи с покупателями не так уж необходимы, если в этом мире существует почта и интернет, а собака всё равно каждое утро оказывается в изголовье его постели, независимо от того, какие расстояния ей пришлось преодолеть за ночь.

Впервые за много лет Коллин просыпался по утрам в ожидании чуда, поскольку каждый новый день приносил ему что-то новое. Португальский язык, умение стрелять из армейской винтовки, рецепт лимонного пирога, энциклопедические познания в области драгоценных металлов и камней… Кроме того неуклонно возрастала его скорость и сила, он мог бежать быстрее титулованных спортсменов и поднимать тяжести, едва напрягая руки. Он перестал нуждаться в еде и сне, он забыл о наркотиках, потому что происходящее с ним было гораздо круче.

Впрочем, спать всё-таки приходилось, поскольку пес отказывался появляться перед хозяином, когда тот находился в сознании. Видимо, он предпочитал меняться вдали от посторонних глаз. Через месяц у него появились сухожилия, затем стали нарастать мышцы, но всё это не делало его менее привлекательным в глазах покупателей, скорее наоборот, столь тонко выполненная анатомическая модель собаки вызывала восхищение, цена её росла.

Хейли не знал людей, чьи силы и деньги приносил ему пес, для него они были лишь кличками на экране компьютера, порой весьма глупыми, а то и вовсе бессмысленными. Первое время он боялся, что полиция станет проверять почту его клиентов после их исчезновения, но то ли ребята в форме работали недостаточно добросовестно, то ли ничего подозрительного просто не видели. Разброс городов и стран, в которые он отправлял пса за очередной добычей, был слишком велик, чтобы кто-то мог свести эти случаи воедино. К тому же, каждый раз Хейли продавал немного другую собаку, уже не ту, что месяц назад…

Коллин переехал в квартиру побольше, накупил одежды получше, он мог позволить себе еду, о которой раньше не смел и мечтать, и наслаждаться ею так, как не смог бы никто на этой планете. Его чувства обострились: осязание, обоняние, слух и зрение приносили огромное количество информации об окружающем мире, которая раньше была недоступна. Он знал, каков ветер на вкус, как пахнут женщины, что непременно понравятся ему в постели, слышал, как громко топают мухи по стенам соседнего дома, и это было прекрасно.

Но где-то через полгода, когда алое от крови тело пса стали покрывать первые слои эпидермиса, наступил переломный момент. Силы перестали увеличиваться, ощущения достигли своего пика и не обострялись больше, а разгорячённый мозг требовал ещё, но Коллин не знал, что еще ему предложить. В его руках было огромное количество силы, в голове — гудящий рой знаний, но этого уже было недостаточно.

Коллин метался по новому дому в поисках новых идей, но не мог найти их. Клиенты больше не приносили ничего нового, лишь бесполезнее обрывки бытовых сведений, вызывая пресыщение и отвращение. В ярости он распахнул окно и по пожарной лестнице взобрался на крышу. И стоя здесь, на вершине элитного человеческого муравейника, он вдруг понял, что этот мир больше ничего не может ему дать. Пора переходить на другие измерения.

«Чего бы ты на самом деле хотел? — спросил он себя, закрывая глаза. — Больше всего на свете?»

Руки, что могли покорежить металл, сами собой взметнулись вверх в предвкушении полета. Ответ был очевиден для любого человека, что когда-либо видел птиц и завидовал их неограниченной свободе.

Перед его закрытыми веками взметнулись одежды из тумана, оторвалось от покрытой цветами земли невесомое тело молчаливого существа из леса старого подвала.

Хейли знал, где найти то, что ему нужно.

Через полчаса он стоял перед меченой дверью в старом доме в районе «Спрингс», откуда и началось его путешествие. Коллин сжимал в руке статуэтку собаки, затянутую алебастровой кожей лишь наполовину. Тонкие ноги пса всё ещё сверкали рубиновой плотью, зато черные глаза смотрели вперёд без жалости и страха. Они шли вдвоём через густой лес, раздвигая ветви, пока не оказались перед огромной поляной. Хейли прошел в середину, уселся на землю и стал ждать. Спустя целую вечность полупрозрачное существо показалось из-за ветвей. Оно приблизилось неслышно, оно смотрело своими огромными аметистовыми глазами с невыразимой заботой. И когда тонкая белая рука протянулась к Коллину, чтобы коснуться его лба, он улыбнулся и качнул головой:

— Нет, я в порядке, — сказал он, уклоняясь от прикосновения. — Я принес тебе кое-что в оплату за свое исцеление. Посмотри.

Сотканные из тумана одежды опустились на траву, существо склонилось над статуэткой и осторожно дотронулось до чуткого носа гончего пса. Оно не произнесло ни звука, но Коллин откуда-то знал, что как только покупатель касается этой вещи, сделка считается завершенной.

* * *

Хозяин Гончих Псов плыл по коридорам своей паутины медленно, точно лохматое облако, не оставляя следов, не издавая звуков. Его длинные щупальца не были похожи ни на змей, ни на мечи, ни на дороги, закручивающиеся вокруг жизни, и в то же время напоминали всё это и немного больше, точно тест Роршаха в глазах шизофреника. Они развивались, обшаривая пространство, они шли на запах созревшего плода, новой жертвы, новых сил.

Дверь открылась сама собой, и Хозяин медленно заполнил собой комнату, где посредине на пьедестале стоял гончий пес, чья шерсть серебрилась туманом.

Тот, кто забирал одну собаку, всегда возвращался за второй. Людям никогда не бывает достаточно того, что они имеют, их алчность не знает границ. Ненасытные и неприкаянные, они желают большего изо дня в день, не подозревая, что накопленное предназначается не им. Человек по имени Коллин Хейли был не первым и не последним из Гончих Псов, что рыщут по мирам в поисках новых сил и способностей, чтобы в конце концов вольно или невольно принести все это в зубах своему Хозяину. Руки их обвивает тонкое щупальце, въевшееся в кожу несмываемыми чернилами, средца их поражены бесконечной жаждой наживы.

Он придет. Ждать осталось недолго.