Сестра (джен)

Не имею представления о том, откуда эта особа взялась в нашем доме. После смерти моей матери отец мог бы и успокоиться, но нет — пятая жена! Неприятнейшая особа, затмившая для родителя всех и вся, и меня, и моих сестер. К сестрам, однако, трудно питать сочувствие — они чем-то походят на нее, заносчивые, злобные и пустоголовые… Кроме одной.

Семья трапезничает, а мне приходится сидеть здесь совсем одному — видите ли, я ей надерзил, этой ящерице, околдовавшей родителя! Я ни о чем не жалею, но чувствую себя унылым пленником, укладывающимся спать без ужина. Ничего, у ящериц тоже есть слабые места. Когда-нибудь я еще наступлю ей на хвост, и ей придется сбросить его…

Открывается дверь, и в комнату проскальзывает Альма. Не зажигая света, садится ко мне на постель, сует в руку пирожное, похищенное со стола. Целует меня в щеку, гладит по голове и шепчет прямо в ухо:

— Не огорчайся. Она глупа, просто глупа! — и убегает, заслышав чьи-то шаги вдалеке.

Почему-то после визита Альмы не хочется думать о ящерице и мести. Я ем пирожное в темноте, щека горит, и вместо обиды невероятная радость разливается в душе, а по телу бежит тепло...

Она немного старше, у нее негромкий голос и всегда внимательный взор. Мы вместе читаем, вместе учимся танцам и верховой езде, вместе смотрим с балкона, как отец возвращается с охоты. Только с ней рядом мне хочется жить. Только с ней рядом я мог бы дышать свободно. Мог бы, но отчего-то, если она прикасается ко мне или садится подле меня, дыхание у меня перехватывает. Она расцветает с каждым днем и становится все прекраснее, все разумнее, все необычнее. К нам зачастили молодые соседи — несчастные, они не знают, как я потом перемываю им кости, как разыгрываю перед Альмой спектакли, высмеивая их напыщенную манеру держать себя и писклявые ломающиеся голоса… А Альма хохочет. Как хорошо, что она моя сестра, что можно обнять ее, не вызывая кривотолков! Мы всегда будем вместе, Альма, и никогда не расстанемся. Я так хочу.

Иногда мы сбегаем куда-нибудь, где нас никто не увидит, и долго-долго говорим. Или молчим, неважно. Главное, что вдвоем.

— Однажды ты станешь великим жрецом Эльрата, — убежденно произносит она и кончиками пальцев ласково расчесывает мне волосы. Я лежу, положив голову ей на колени, и смотрю на плывущие облака. — Вот только в тебе что-то такое есть, Сандро, какая-то вольность ума, и я никак не пойму, хорошо это или дурно. Сможешь ли ты служить, будучи таким… таким… непокорным?

— Служить? — я хватаю ее за руки, пытаясь поцеловать хрупкие ладони. — Быть покорным? Ну уж нет. Пусть остальные покоряются, а я хочу знать. Знать все!

— Мы не всесильны… Сандро, отпусти! — Альма, смеясь, отбивается от меня. — Мы не всесильны, братец, и не можем «знать все». Даже боги-драконы, верно, не всеведущи! Разве что Асха…

— Знаешь, — я приподнимаюсь, смотрю ей в глаза и вижу в них что-то похожее на благоговейный страх, — сдается мне, Альма, что и Асха знает не все. Или делает вид, что не знает.

— Не кощунствуй, — содрогается она. — Что поделаешь, мы слабы по сравнению с богами, слабы и глупы…

— А тебе никогда не приходило в голову, что, быть может, сами боги-драконы не дают нам познания, запрещают, мешают? Что они держат нас, как опасных пленников, в цепях и с мешками на головах?

— Приходило, — признается Альма и вздыхает.

— А почему? — допытываюсь я. — Быть может, они боятся нас, а? Или совсем не желают нам добра? Мы кормим их своими подношениями, своими молитвами и слезами, своей верой — чего ради? Вот скажи, скажи мне, если они, как нам твердят, любят нас и хотят нам блага, то почему допускают в жизни зло?!

— Потому что у нас есть свободная воля, дарованная ими, Сандро. Это не они допускают зло — это мы сами допускаем его, не клевещи на богов!

— Но отчего мы выбираем зло? От невежества, потому что не знаем ничего иного, кроме того, что у нас перед глазами! А кто закрыл от нас свет истины и даже правду о нашем мире? Они, боги-драконы. Мы видим лишь те аляповатые картинки, что они нарисовали для нас. Вот оглянись вокруг, Альма. Что ты видишь?

— Озеро. Траву. Облака. Тебя и твою нахальную ухмылку. И рукав, который ты, к слову, порвал!

— Так ты думаешь, это и есть единственный настоящий мир?

— А разве нет? Да, еще где-то там боги-драконы и царство душ, томящихся у престола Асхи… К чему ты спрашиваешь у меня все это?

Я не знаю, как объяснить ей. Я пытаюсь, она не верит мне, мы спорим, она расстраивается и едва не плачет:

— Отчего ты такой? Почему тебе не живется спокойно? Откуда в тебе это?

— Я просто хочу знать правду, Альма. Я так хочу, вот и все.

— Сандро… — она обнимает меня и умолкает, а я закрываю глаза и боюсь пошевелиться, чтобы не прогнать, не разбить волшебство, к которому боги-драконы не имеют никакого отношения.

Я хотел бы, чтобы все твои горести и печали канули в Пустоту.

Я хотел бы взять тебя в свои сны, Альма. Показать тебе все то, что я видел, что всегда знал: сотни иных миров, секреты, которых нам никогда не откроют боги, мириады безвестных существ и духов, истины, спрятанные под десятками других истин… Я хотел бы, чтобы все это стало и твоим тоже, чтобы ты могла пойти за мной по тайным тропам познания, по лабиринтам бесконечных вселенных, по сплетениям измерений и времен; чтобы свет бесчисленных солнц играл на твоем лице, чтобы бессчетные луны серебрили твои локоны.

Как много лет прошло, Альма. Я обещал тебе, что мы всегда будем вместе, и я не солгал — все эти годы ты была со мной, все это время я нес тебя одну в своей душе и говорил, говорил с тобой… Ты знаешь, Альма, там, далеко, очень далеко, есть мир, где живут двуногие ящеры. Они строят дома на болотах, они умеют колдовать и стрелять в цель без промаха. Кроме них, там живут дикари, приручающие чудовищ и поющие диковинные песни, и обычные люди, такие же, как мы с тобой. Там тоже есть свои драконы, там тоже путешествуют верхом, бороздят моря, штурмуют замки и поднимают мертвых. А однажды я встретил там человека, по виду обычного варвара, который, как и я, был способен ходить среди духов и снов, трогать ткань бытия и приподнимать завесу… Подобные ему странники, святые и проклятые, — наши братья. Это было невероятное открытие — мы не одиноки, Альма! Мы не одни! Мы и боги-драконы — это далеко не все сущее! Они обманывают нас!

Ты не веришь мне, Альма? Но есть и куда более любопытные вещи, которых мы не видим за паутиной иллюзий, сотканной Асхой. Ты знаешь, где они — перекрестки времен? Ты знаешь, как выглядят связанные друг с другом судьбы? Ты знаешь, где продолжает полыхать пламя угасшего костра? Куда исчезают однажды сказанные слова? Где тянется тот путь, который уже позади? Где отпечатываются размытые следы, когда волны моря разглаживают песок на берегу? Куда уходит чувство, уже покинувшее сердце, знаешь ли ты, сестра?

Я знаю, Альма. Я был там, я видел. Альма…

Ты не слышишь меня. Ты мертва, сестра.

* * *

Когда-то у меня был учитель.

— Верни ее! Верни, ты же можешь!..

— Алехандро, я понимаю твою боль и безмерно сострадаю тебе, но прояви почтение к душе любимой сестры! Ее путь завершен, но ее бытие не прервано! Асха обновит ее душу. Позволь ей отдохнуть, не тревожь ее! И я не стану. Не будем причинять ей нестерпимые муки, она не заслужила этого!

Вот как, Белкет? Вот как, значит?!

Когда-то у меня был друг.

— Алехандро, что ты сделал?! Посмотри на себя!

— Я пытался стереть ее смерть! Смерть Альмы...

— Ты сошел с ума, пойдем к архонту Белкету, он поможет тебе…

Вот как, Вейн? Ты лжешь. Никто из вас мне не поможет. Ящерицы сбрасывают хвосты и сбегают…

Великий учитель Белкет предал меня. Великий воин, старый друг Вейн на меня охотится. Великий праведник Мерих стоит передо мной, того гляди вцепится в глотку:

— Убирайся прочь. И благодари владыку Белкета за его милосердие! Я бы смахнул тебя с лица земли, как пылинку, если бы мог, но я, в отличие от тебя, помню, кому обязан и кому служу.

Вот как, Мерих? Служи, служи, палач.

Когда-то у меня была мать, но боги-драконы убили ее, не дали нам даже свидеться. Тогда же они чуть не убили и меня самого. Не смогли. Что же, им придется заплатить за свою ошибку.

Когда-то у меня была сестра, но боги-драконы отняли ее у меня. Они сделали нас слепыми, глухими и беспомощными, но этого им было мало. Они глумятся над нами. День за днем они продолжают мучить нас, обманывать, отбирать самое дорогое. Ящерицы, лживые скользкие ящерицы! Да разверзнется Пустота и поглотит их, как поглощает все и вся...

Я еще вернусь. Я еще наступлю на ваши поганые хвосты. Будьте вы прокляты!