За грань (джен)

Гендальф видит их всех, как наяву. Вот Бофур хватает его за руку, смеётся, тянет за собой. В темноту. Что-то говорит Бифур, но даже те, кто хорошо знает кхуздул, его не понимают. Оно и к лучшему, наверно: Бифур уже был за гранью один раз — когда получил смертельное ранение, но остался жив. А сейчас его тянет, неумолимо тянет в темноту, а Гендальф понимает, что не может помочь, не может спасти…

Вот улыбается Глоин, просит передать привет жене и сыну, надеется, что кривые ятаганы орков ещё не утянули их в ту тьму, куда погружается он сам. Вот Ори сетует, что не успел написать поэму о походе к Эрибору, а Нори, молча улыбаясь, сжимает его ладонь. Ори уже настолько в темноте, что боли совсем не чувствует, а вот Нори — чувствует, но не свою. Старика Дори уже нет: во тьму он ушёл раньше всех, и Нори знает — ему и самому долго не протянуть, тут, на грани. А ещё и ладонь брата тянет туда, назад, откуда всё приходит и куда уходит…

И Нори смотрит на Гендальфа: чисто, пронзительно, не обвиняющее, нет: в глазах гнома плещется лишь жалость. Жалость к тем, кто ещё на свету, кто корчится от невыносимых мук…. Нори видит, что узбад тоже начинает опускаться в спасительную темноту, и с облегчением позволяет брату утянуть себя во тьму.

Торин прощается. Прощается не со своими племянниками, нет: те ушли почти что раньше всех. Их орки сбросили со скалы; напоследок они успели лишь взяться за руки. Острые камни отправляют за грань быстро, пусть и не безболезненно. Торин рад, что не смотрит на муки своих мальчиков: это было всё равно, что наблюдать муки собственных детей.

Он не может уйти раньше, чем все остальные гномы отправятся на покой. Пусть ему и хочется увидеть деда, обнять отца, прижаться к брату; шептать, как он по ним скучал. Но он — король, пусть он и изгнан из своего королевства.

Гномы с благодарность смотрят на узбада, который взглядом, полным бесконечной вины, отправляет их за грань: не спас, не уберёг узбад своих людей. Какой же он узбад теперь?

Но гномы кивают ему: узбад, самый лучший узбад; другого им не надо. Отправляются все с лёгким сердцем.

Вот Двалин, долго, долго боровшийся, уступает побеждающей стихии. Отпускает его узбад, отпускает себя и Двалин: отец ждёт его там уже пятьдесят лет. Толстяк Бомбур, с его вечной мягкой улыбкой, отправляется вслед за братьями. Уж там-то, наверное, кормить будут вдоволь…

Балин и Оин, два старых друга, уходят вместе. Их обоих тянут в темноту братья, но улыбаются своему узбаду они одинаково: с тёплой гордостью, что их уроки не пропали даром. Торин родился, жил и умер настоящим королём. Большего старым учителям и не нужно…

Хоббит уходит последним: крепким оказался, и телом, и душой крепким. Торин безмолвно благодарит его. Без этого маленького полурослика они и от троллей бы не ушли…

Он отпустил всех; пора уходить и самому, но он позволяет себе ещё один долгий взгляд. Он смотрит на Гендальфа, и чувствует: ему гораздо хуже, чем им всем. Они просто ощущают, и знают, что всё это скоро закончится. Он же вынужден смотреть, смотреть, понимая, что мог бы спасти…

Но не спас.

И король гномов, который уже не обретёт своё королевство, улыбается.

И проваливается во тьму.