Новеллы (джен)

У Гарри в голове всё гудело. Он покидает Дурслей!.. Он будет жить с Сириусом Блэком, лучшим другом родителей!.. Просто голова кружится... Только представить себе, что будет с Дурслями, когда он им скажет, что уезжает жить к опасному преступнику, которого они видели по телевизору!...

Дж. Р. «Гарри Поттер и Узник Азкабана»

Персонажи: Гарри Поттер, Сириус Блэк, Петуния Дурсль, Вернон Дурсль, Дадли Дурсль.

Саммари: Что случилось бы дальше, если 6ы июня 1994 года не было бы полнолуния…

Дурсли как раз собирались садиться за стол, когда в доме № 4 на Тисовой улице раздался звонок. Племянника отправили открывать дверь, и он привел в дом…

— Тетя, дядя, знакомьтесь, это Сириус Блэк, — просто сказал Гарри, обращаясь к застывшим родственникам. — А это тетя Петуния, дядя Вернон и Дадли.

Сириус не успел ни поздороваться, ни сказать: «Очень приятно», потому что сразу произошло много событий. В таких случаях принято говорить, что эффект превзошел все ожидания.

И он действительно превзошел: Дадли сел мимо стула, а опекуны…

— А-а-а, — заверещала тетя Петуния, а дядя Вернон, задвинув ее себе за спину, схватил стул за ножку.

— Не подходи, — прорычал он Сириусу, — а то… — Он махнул стулом.

— А то — что?.. — фыркнул Сириус, наблюдая одним глазом, как тетя Петуния пытается дотянуться до телефона, не прекращая верещать, а Дадли ползком добирается до выхода.

С легким хлопком дверь в гостиную сама по себе закрылась, а стул принялся вырываться из рук дяди Вернона. Тот вцепился в него не на жизнь, а на смерть, и в результате у него в руке осталась только одна ножка.

— Не подходи! — дядя Вернон швырнул ее в маньяка, но ножка стула почему-то не долетела до цели.

— Дядя, тетя, ничего страшного, он не преступник, — говорил Гарри, но его никто не слышал.

Дядя Вернон еще громче прорычал:

— Петуния! Звони в полицию!

Дадли дотянулся до напольной вазы и метнул ее в Гарри и Сириуса, те синхронно пригнулись, ваза вылетела в распахнутое окно.

— Полиция! — быстро говорила тетя Петуния в трубку. — Скорей. Здесь маньяк. Он хочет нас заколдовать.

Щелк. Телефонный аппарат выскочил из розетки, перелетел через комнату и устроился на подоконнике.

Дядя Вернон отважился на крайние меры: головой вперед в Сириуса. Но тот ловко отпрыгнул в сторону, и дядя вылетел в окно вслед за вазой, сметая по пути телефон.

— Вернон! — Тетя Петуния разрывалась между сыном и мужем. Ей не хотелось оставлять Дадли в компании ненормальных, но с другой стороны хотелось проверить, как там супруг.

Гарри и Сириус высунулись наружу, посмотреть, не пострадал ли дядя Вернон. Но так как гостиная находилась на первом этаже, дядя, телефон и ваза не пострадали, чего нельзя было сказать о розах и живой изгороди.

— А у тебя тут весело, — сказал Сириус Гарри, когда дядя Вернон вернулся в гостиную, не без труда залезая через выломанное окно. — Мне нравится. Может, задержимся на денек?

Тетя Петуния аж подавилась вскриком, Дадли замер, а дядя Вернон сипло спросил:

— Задержимся на денек?

Гарри помотал головой, и Вернон первый раз в жизни почувствовал что-то вроде родственной теплоты к мальчику.

— Ладно… собирайся тогда…

— Что значит, собирайся? — спросила тетя Петуния.

— То и значит, — весело сказал Сириус, — что ваш племянник из школы для неисправимо-преступных типов перебирается жить к опасному преступнику Сириусу Блэку, то есть ко мне.

— Вы его похищаете? — с ужасом спросила тетя Петуния.

— Нет, я сам ухожу, — заявил Гарри, глядя на ошарашенные лица Дурслей. Эта была самая сладкая минута, которую не смогли бы испортить, наверное, и сотни дементоров.

Дурсли потом тоже будут так считать…

Персонаж: Северус Снейп

Саммари: см. название

— Добрый день, прошу вас, рассаживайтесь. Извините за немного скучную лекцию, но, только запомнив базис, можно будет разливать по бутылкам удачу... Да мисс, все верно, помешивать надо против часовой стрелки семь раз и один по часовой. К сожалению, рецепт в книге устарел. Если вы после окончания курса решите написать новый учебник, с удовольствием помогу. Нет, молодой человек, этот ингредиент нужно было добавить раньше. Вы не ушиблись, вас довести до больничного крыла? Говорите, что готовы как истинный гриффиндорец потерпеть до перемены? Нет-нет, это немыслимо, прошу вас, воспользуйтесь моим камином, мисс Поппи вам быстро поможет. Что здесь? Почти, почти, мистер Поттер. Не вините себя, видели бы вы мое первое зелье. Да-да, мистер Малфой, сразу чтобы получилось нужно быть... о талантливой как эта мисс... Грейнджер, говорите... Да-а, вы напишите учебник, теперь я точно уверен. А мы будем гордиться, что знали вас раньше...

…

Северус Снейп подскочил как ошпаренный.

Приснится же такой кошмар.

Персонажи: Северус Снейп, Гарри Поттер

Саммари: Какой отец из Снейпа.

Северус Снейп тоскливо смотрел на пергамент. Судя по подписи «С любовью, твой сын Гарри», этот обормот в письме клянчит деньги на шоколадушек в размере стоимости «Молнии», также намекает, что ничего не имеет против новой метлы «Ураган-2003», полному комплекту ухода за ней, включая серебряные ножницы для стрижки хворостин (именно СЕРЕБРЯНЫЕ, ПАП!). А еще сыночку мечтается попасть на финал кубка по квиддичу, который в этом году проводится в Австралии, посетить летом Францию (Гермиона, ПАП, будет на курорте, где-то в районе Лазурного берега, говорят, там магглы фестивали проводят и заезды машин. Это, конечно, не квиддич, но тоже опасно, особенно для магглов!). В обмен на всё Гарри обещает уже в следующем году постараться не получить ни одного Тролля.

«Избаловал я его без Лили, — тоскливо подумал Снейп, — пора что-то предпринимать. Но ведь расстроится ребенок. Зато потом поблагодарит».

Северус Снейп достал чистый лист и написал:

«Дорогой сын!

Даю неделю на изучение параграфов 23-34 по зельям, 15-18 по ЗОТИ, 12-23 по чарам, 34-67 по трансфигурации, 34-45 по арифмантике. Проверять буду строго. Если что, пеняй на себя: никаких квиддичей, тур де Франс и ножниц.

И да, с днем рождения!»

Саммари: Пять минут из той реальности, где Гарри и Снейп, ушибленные войной, живут вместе и только нащупывают путь к согласию и пониманию.

Снова и снова, по сотому кругу — мы попали в дурную бесконечность, где нет спасенья и выхода тоже нет. Пытаюсь смеяться сквозь зубы, не замечая, как ёкает о ребра глупое сердце. Сердечная мышца сокращается, выталкивая кровь, наперегонки со временем, быстрее, чем сокращается между нами расстояние. Все расплывается от запотевших очков — нет, слез нет! — просто режет в глазах и кружит голову.

А все потому, что этот вечно сальноволосый ублюдок меня похвалил.

Или оскорбил?

Рванул ворот мантии, не хватает воздуха, как же у него в подземелье душно — нет окон и нет сквозняка, не сочится прохладой летний вечер, и никогда не видны звезды.

Он сказал ровно три слова:

— Сто баллов Гриффиндору.

Этот ублюдок, мать его, сказал: «Сто баллов Гриффиндору!».

А до этого он сказал:

— Хоть какая-то от вас польза, мистер Поттер.

Так… Чувствую, как вздуваются желваки, и нечаянно прикусываю себе язык. Солоноватый вкус крови отрезвляет.

Когда он подходит ко мне, я знаю что делать.

Лишь глупое сердце выдает меня.

— Прости! — Он хватает мою шею. И напрягается. — Опять?

— Сто баллов Слизерину! — кричу я, чувствуя, что сейчас сорвусь в истерику.

— Дыши, Поттер. Гарри, мать твою, дыши! — Меня лупят по щекам, а в ответ хочется только рассмеяться. По-вольдемортовски.

Мать ему мою. Вот прям сейчас. Сейчас, пройдет темнота и я оттолкну его, хлопну дверью, навсегда.

Пусть найдет дурачка, который от избытка любви будет отсасывать ему за «сто баллов Гриффиндору».

Но не могу оттолкнуть, потому что стучит в ушах и наваливается тяжелая истома.

Лечу вниз за золотым снитчем, под лучами полуденного солнца, хватаю пронырливый мячик, он в отместку привычно щекочет ладонь, а я выдыхаю, — да-да! — я наконец выдыхаю и аппарирую к Мерлину ——

но почему-то попадаю в «Ночной Рыцарь». Сегодня здесь вечеринка, и я вижу родных и близких.

— Гарри! — меня хлопают по плечам. — Как хорошо, что ты к нам заскочил.

Здесь все. Все. Все-все-все-все, кто не скажет «мистер Поттер», особенно в настолько деликатной ситуации.

И они мне рады, я не мешаю, и мне так приятно раствориться в толпе смеющихся знакомцев, ехать Беллатрикс знает куда! Просто ехать. И не думать, ни о чем не думать.

Легкость бытия, да здравствует легкость бытия, когда можно быть собой, когда не нужен вечный контроль и опасения, что все испортишь неуместным энтузиазмом ——

Щенячьим.

Победа в далеком прошлом, но от прошлого не сбежать, его не забыть, не выплеснуть в думосбор — оно всегда рядом, оно всегда мешает — мешает настоящему.

Оно мешает Снейпу излечиться от дурных привычек, от желания поддеть, продемонстрировать — «Поттер, вы болван».

К Дамблдору Снейпа, здесь все свои, и я отпускаю снитч, а друзья вскидывают руки, чтобы его поймать, а я запрокидываю голову —— и смеюсь.

Так, как давно не смеялся.

Никогда.

В моем смехе все проказы близнецов и их ужастики из магазина ультрафокусов. В моем смехе радость получения кубка школы, радость победы факультета.

В моем смехе рождественские гимны крестного и сверкающий патронус-олень. И живые счастливые лица, которые подхватывают —— нам весело —— нам очень весело, когда визжат тормоза и все падают друг на друга, все падают, и слышен только механический звук удара, и темнота накрывает ——

Открываю глаза.

Тошнит, кружится голова, зато пульс относительно в норме, словно я не катался на автобусе, а бежал сюда, в подземелья, из Лондона без передышки, хотя никуда я не бежал.

Я лежал тут, на полу, а Снейп протирал мне виски отвратительным зельем.

Нет ——

Здесь меня бил озноб, било странное выражение на лице такого родного человека, словно он не решил пока: задушить меня или испугаться. Здесь мне было плохо —— а там, в автобусе — хорошо.

Поэтому, недолго думая, я рванул назад…

В автобус.

В мир вечного лета и вечного полдня. Мир, где я вместе со всеми еду навстречу…

Приключению…

Приключению?

Гулом мотора раздается голос Почти Безголового Ника.

Сириус. Он должен быть со мной в Приключении, конечно, в этом автобусе едет Сириус, осталось только найти его, он здесь ——

в этот раз, не успеваю обернуться, как вновь визжат тормоза и кричат люди, а меня выбрасывает как рыбу на лед, на холодный пол подземелий.

— ГарриГарриГарри — как заведенный повторяет Снейп.

Он повторяет, и я вижу, как у него побелели губы —— а в глазах застыла мольба —— мольба, из-за которой невольно пропускаешь возможность, миг, вернуться, вернуться и найти ——

И быть счастливее.

Мольба ниточкой привязывает меня к этому человеку с побелевшими губами.

И я воскресаю, как феникс из пепла.

Воскрешение дается мне дорого.

Начиная с первого дня.

С первого дня проживания вместе мы поняли, что мне нельзя, ни в коем случае нельзя выходить из себя. Стихийная магия вместе с гневом пытается вырваться на волю, но я, я ее блокирую, и она тогда разносит меня изнутри.

«Поттер, — кричал Снейп тогда, — разнеси все к Волдеморту, давай, перебей мне все флаконы с зельями, мать твою Поттер», ——

А я изо всех сил сдерживал ее поток, чтобы ненароком не зашибить его, злился как сто тысяч кентавров, хотел его убить, взорвать вместе с кабинетом, и сдерживал, как последний Атлант ——

Сдерживает небосвод, чтобы тот не рухнул и не раздавил всех.

Никто, никто кроме него не может разозлить меня по-настоящему.

Вызвать раздражение, жалость — да, но не гнев.

Никто, кроме него.

Даже у Тома не получилось привести меня в исступление.

Зато у Снейпа всегда получается.

Сто баллов Слизерину.

— Гарри, — он приникает губами к моему лбу, и это прикосновение успокаивает меня.

— Я больше не буду, — одновременно повторяем мы.

Меня здорово мутит, и улыбаться нет сил. Хлопать дверью тоже. Да и смысл?

В чем этот гребаный смысл ухода, если я не раз уходил? Уходил навсегда, вон из своей и его жизни, просто уходил, просто уходил навсегда. И у меня получилось бы уйти и не вернуться ——

Если бы он не возвращал, не приходил за мной.

Приходил, чтобы скрутить, чтобы дать мне отшвырнуть его,

чтобы уцепиться за мою шею и рухнуть вместе ——

в сладкое перемирие.

Он рисковал.

Он рисковал нарваться вместо перемирия на ярость,

И когда это случалось,

я оказывался на полу ——

в его объятьях.

Каждый раз.

Каждый раз он нежно прикасался к моему лбу дрожащими губами, и мы выдыхали: «Я не буду больше».

И все начинали по новой.

Дурная бесконечность.

Пока он вспоминает прошлое, а я мечтаю о будущем, нам из нее не выйти.

В конце года в департаменте магических существ наступает ад. Жалобы, отчеты, замечания к законопроекту — Гермиона уходит рано, возвращается ночью, не замечая ничего. Она может забыть: с кем виделась утром за чашкой кофе, о чем разговаривала, в чем была одета. Все неважно, до каникул они должны сдать законопроект и годовой отчет.

Если учесть вопиллеры и статьи в прессе, едкое «Выскочка» прямо в глаза и ехидное: «Ты хоть спросила у эльфов, нужны ли им права» — то Гермиона еще неплохо держится.

Но когда в обед появляется Кричер, она теряется.

— Мисс должна попробовать мой обед, — скрипит старый эльф. И на рабочий стол ставит жаркое, имбирное печенье и заваренный чай.

— Тебя прислал Гарри?

Кричер мотает головой.

— Гарри не знает. Кричер ничего плохого не делал. Про мисс говорят, что она трудится для эльфов, она такая же добрая, как мой старый хозяин Регулус, и говорят, что мисс ничего не ест. Кричеру не сложно, хозяин Гарри не много ест. А мисс нужно поправляться.

— О! Кричер! — Гермиона едва сдерживается, чтобы не обнять эльфа или не расплакаться. — Я, кажется, не завтракала. Или не ужинала. Не помню. Пахнет очень вкусно. Спасибо, для меня это лучший подарок…

— Сегодня рождество, мисс. Вы слишком много работаете. А вам лучше поберечься.

— Почему?

Кричер прижимает уши, и неловко переступает с ноги на ногу.

— Мы эльфы можем видеть, но ваши врачи видят тоже. У мисс скоро будет маленькая мисс.

И, не дожидаясь реакции Гермионы, аппарирует.

Гермиона откладывает в сторону бумаги и улыбается.

— Павлин!

— Бешеная!

— Нарцисс!

— Горгона!

— Если тебе подлить полпинты любовного зелья, все равно будешь любоваться своим отражением.

— Ты пренебрегаешь не только зеркалами, но и людьми. И пинта зелья этого не изменит.

— Спорим?

— На что?

— Если выиграю я, ты пригласишь Цисси в Хосмид.

— Если выиграю я, ты согласишься пойти с Лестрейнджем на бал.

— По рукам.

Они разошлись довольные собой в разные стороны. Люциус пошел искать Снейпа. Белла отправилась в Лютный.

— Ты проиграешь, — выдал Снейп, но согласился сварить любовное зелье. — А Нарцисса тебе даже не нравится.

— Зато она тоже проиграет. И ей Рудольф не нравится больше. Ради этого я могу потерпеть и глупую сестричку.

— Тебе нравится Белла, так зачем такие сложности?

— Эта бешеная кошка? Да кому она вообще может нравиться? У нее наверняка и поцелуи ядовиты, как у змеи.

— Зато темперамент такой, что ее будущему любовнику можно позавидовать.

— Тебе нравится Белла?

Снейп сделал вид, что тщательно изучает рецептуру.

На следующий день зелье было готово.

— Нам нужен свидетель, — заявила Белла, выкладывая холщовый мешочек из кармана мантии.

— Зачем? — удивился Люциус.

— Если снесет голову и мы превратимся в идиотов, хорошо, чтобы кто-то в здравом уме дал нам антидот, — она достала из мешочка два пузырька из темно-синего стекла.

— Давай превращу их в шампанское. Мы выпьем его и без свидетелей в любом случае. Вот так сойдет?

— Вполне. Зелье?

Люциус протянул небольшую бутылочку. Белла щелкнула палочкой, создавая из воздуха два фиала, и заполнила их зельем Снейпа.

— До дна! — провозгласила она и залпом осушила фиал. Люциус выпил тоже.

— Ничего не чувствую, — пожаловалась Белла. — И твое лицо все еще омерзительно.

— Взаимно.

— Какой у тебя был вкус?

— Хорошего коньяка. Зато пахло морским бризом и шиповником.

— А я пила огневиски, — призналась Белла, — и нюхала вереск.

— Примем антидот?

— Позже. Мне интересно, кто мой суженный. А тебе разве нет?

Люциус пожал плечами.

— Потерпим неделю, но если ты заметишь, что я себя неадекватно веду, то вольешь в меня антидот. Силой.

— Силой? Всегда рада. Но с тебя та же услуга.

Люциус улыбнулся, но Белла все испортила. Гадко усмехнулась и спросила:

— Поясни только, что такое неадекватно для тебя? По мне ты всегда неадекватный.

— Белла, не дразни меня.

— Очень надо…

Они разошлись довольные собой.

— Как все прошло? — спросил Снейп, когда Люциус появился в гостиной Слизерина.

— Не взяло. Во всяком случае, Белла это не мой выбор. Придется скучать с Цисси, — скривился Люциус, глядя на досадную девчонку.

Нарцисса обернулась, и Люциус забыл, как дышать.

— Салазар! Только не это.

— Что случилось? — удивился Снейп.

— Срочно найди Беллу. Мне нужен антидот.

Люциус опомниться не успел, как оказался рядом с Нарциссой. С самой красивой, самой умной, самой нежной и доброй девушкой во всем мире. От нее приятно пахло шиповником и морским бризом. Она была совершенством.

Белла спасла его от позора. Но Люциус никому не признался, что не перестал считать Нарциссу совершенством и после антидота.

Беллу же зелье не взяло. Хотя порой глядя, как она обожает Темного лорда, Люциус готов взять свои слова обратно.

Невыносимо. Люциус зевнул с риском вывихнуть челюсти. Но длиноволосые ушастые чудики, со светлой печатью зануд во лбу, продолжали подниматься по кронам деревьев величественной поступью под заунывные песнопения.

Честно слово, даже у Темного лорда было веселее.

— Куда мы идем? — первым не выдержал он.

— Келеборн ждет тебя, — торжественно ответили ему.

— Зачем?

— Чтобы объяснить, что ты не эльф.

— Я и так знаю, что я не эльф. Во-первых, я не хожу в наволочке. Во-вторых, я высокий. В-третьих, у меня нормальные уши.

Светлоликие юноши остановились, повернулись к нему, кто с удивлением, а кто и нахмурившись.

— Что ты имеешь против ушей?

Люциус только открыл рот, чтобы объяснить, но внезапно заметил, что юноши несли на плечах луки и колчаны со стрелами. Пришлось выкручиваться.

— Ничего не имею. Симпатичные уши. Но я доволен своими.

Как хорошо, что он не успел сказать про дикую услужливость и раболепие эльфов!

— Стоп! — закричал странный маггл в шортах и футболке. — Снова забыли текст. Невыносимо.

Люциус с ним был вполне согласен.

— Давайте сцену с Келеборном. Потом переснимем эту.

— А вы не можете повеселее что-нибудь петь? — спросил Люциус шепотом у сопровождения. Слева эльф-переросток нахмурился, справа покачал головой.

Интересно, если Грейнджер дать освободить всех домашних эльфов, через поколение они так же будут степенно ходить и петь хоралы а капелла?

— Ты хочешь быть эльфом, человек? — строго спросили у Люциуса.

Люциус повернулся. В лучах Люмуса Максимуса, что слепило до слез, стояла фигура очередного зануды.

Келеборна, наверное, как и обещали.

— Ничуть, — ответил Люциус.

— А я бы мог взять тебя с собой на Запад. На рассвете мы отплываем.

— Я лучше аппарацией воспользуюсь, благодарю покорно.

— А ты забавный. Не удивительно, что Кирдан прислал тебя. В дороге будет скучно, а ты нас развлечешь.

Ну спасибо, большое.

— Сейчас, только павлинов покормлю.

Люциус достал палочку. Келеборн склонил голову. Неужели он ждал, что Люциус и вправду покормит павлинов?

Аппарировать получилось не с первого раза, почему-то. Уносясь в родной менор, Люциус услышал голос странного толстяка в шортах:

— О Элберет, Гилтониэль!

А вот не надо было вчера с внуком ходить в маггловский театр со спектаклем из кучи колдографий. И пить перед сном. И разговаривать о нововведениях министерства магии. И читать «Пророк».

Хватит. Пора поберечь себя.

Люциус споткнулся об павлина, поправил мантию. И проснулся в кресле, в гостиной. Нарцисса играла с Асторией в бридж, Драко — в шахматы со Скорпиусом.

Тихий семейный рождественский вечер.

Люциус призвал стакан с огневиски.

А все-таки интересно, что это было за чудаковатое заклинание: «Оэлберет гилтониэль»?

Здесь, среди песков, все вверх ногами. Маги и магглы смешаны, кровь не имеет значения, но зато имеет значение одна книга. Здесь поклоняются слову, и здесь играют словами так, что нужно постоянно следить за тем, что ты говоришь и что ты обещаешь.

— Неверным нельзя в святой город.

— Но вы же под паломниками ввозите рабов.

— Они чтят Коран.

— Они даже читать не умеют.

Бесконечный разговор-торг. В итоге за солидный куш золота Альфарду приносят местную одежду.

— У тебя слишком светлые глаза, — говорит проводник, — если поймают, то я тебя не знаю.

Альфард улыбается. И вспоминает уроки профессора Дамблдора. Одни из самых веселых в Хогвартсе. Двенадцать лет прошло, а трансфигурация до сих пор не выветрилась.

— Зеркало дай, — просит он. Проводник держит зеркало и неодобрительно цокает языком, пока Альфард меняет цвет глаз и кожи.

Они садятся на поезд, и Альфард пытается не замечать пеструю толпу. Ему удается, на него не обращают внимания, и для этого не приходится даже накладывать Конфундус. И не доезжая до Медины, он спрыгивает с поезда, даже никого не ошарашив.

Барьер чувствуется сразу. А за ним прохладный ветерок подгоняет его в спину к огромной колоннаде, ведущей к дворцу из белого камня. Так строили давно, древние мастера из Греции, пришедшие на Восток с великим Александром. Стены пахнут розами и лотосом, в глину древние строители вливали цветочные масла, голова от запахов и прохлады идет кругом. Во внутреннем дворике журчит фонтан, выложенный разноцветной мозаикой, лучи солнца от нее отражаются, разноцветными бликами ложатся на стены.

Хочется упасть на траву, сладкую, медовую, и не о чем не думать.

Но у Альфарда есть работа.

Он, коротко вздохнув, активизирует портал.

Выданный ему в Отделе Тайн.

Через долгую минуту, солнце темнеет, потому что появляется Он.

Альфард мысленно кривится, но не показывает этого. Непринуждённо кланяется и говорит:

— Я нашел, мой лорд, город древних джиннов.