Королева (гет)

Некоторые девочки очень хотят быть принцессами. Жаль только, что никто не рассказывает им о том, как редко принцессы бывают счастливы. Потому что редко принимают хоть какие-то решения, вплоть до самого важного.

Быть благовоспитанной дамой, приятной в общении. Не задавать вопросов, любить свой народ, родителей и супруга. Вот, чему учат принцессу ее наставники.

Как и любая простолюдинка, принцесса зависит от мужчин. В первую очередь, от отца, который вправе отдать ее в жены кому угодно, хоть первому попавшемуся крестьянину, пусть даже за призрачную надежду выиграть в нелепой, никому не нужной схватке с Болотами.

Что ж, предположим, Стефан всегда нравился Анне. Он был милым, обходительным и честным. Старался все делать хорошо не потому, что должен был, а потому, что действительно хотел доставить радость своим господам. Он гордился тем, что попал во дворец.

И когда стал ее мужем — постарался сделать так, чтобы она никогда не чувствовала разочарования.

Почти год.

Почти год они были счастливы. Конечно, они не любили друг друга. Но Стефан относился к ней с уважением, старался порадовать даже в мелочах. Когда она сообщила ему, что носит под сердцем ребенка, он словно обезумел от счастья.

Да, они были счастливы. Пока на крестины не явилась она.

Анна слышала о фее, которая была хранительницей странного и непонятного места под названием Топкие Болота. Слышала и о том, что когда-то между королевством людей и царством волшебных существ никакой войны не было.

А еще Анна помнила, что условием ее замужества была смерть крылатой феи Малефисенты. Выходит, Стефан обманул ее короля-отца. Хотел ли царствовать или просто отличиться — неважно. Что он там принес? Крылья. Да, фея бескрыла теперь. Это правда. Этой правды пока достаточно.

Анна сделала все, что могла. Она просила, улыбалась, заискивала перед феей, хоть и не пристало королеве так вести себя. Муж ее король сжимал кулаки, кричал, запрещал. Что, что может сделать человек против стихии? То же и против магии... Фея все равно сказала страшные слова проклятия. И это изменило все.

Королева, как и обычная женщина, зависит от мужа. Пусть из них двоих только у нее в жилах течет королевская кровь, правит все равно мужчина, таков древний закон.

И когда этот мужчина решает отдать вашу единственную дочь на воспитание трем мелким пикси, не отличающимся особым умом, чтобы уберечь ее от проклятия, спорить бессмысленно. Когда он отдает приказ уничтожить все прялки в королевстве, чтобы проклятие не свершилось вовек — спорить не стоит. А вдруг поможет?

Анна согласилась, промолчала, кивнула. Но не спросить не смогла.

— Что ты наделал?

Стефан пил с того момента, как Аврору увезли из замка. Пил бокал за бокалом, ругая челядь на чем свет стоит за нерасторопность. Он уже напрочь забыл, что когда-то сам носился по каменным лестницам с полным подносом снеди, спеша откликнуться на каждый вздох господина, получая несправедливые упреки. Он уже забыл обо всем или просто пожелал забыть, словно не было этого прошлого, постыдного для короля.

Но вопрос жены он услышал. Поднял мутный взгляд, отхлебнул еще вина, прежде чем запустить полупустым бокалом в стену.

— Не твое дело! Пшла вон!

Анна вздрогнула: и от его поступка, и от тона, и от звона бьющегося стекла, но не двинулась с места. Она как-никак королева! Даже если ее дражайший супруг решил позабыть об этом. И она должна знать.

— Ты сказал, что убил ее. Что произошло на самом деле?

Стефан попытался встать, но ягодное вино — коварная штука, Анна хорошо помнила это по батюшке, мир его праху.

— Тебе, принцесса, я ничего не говорил, — прищурился Стефан. — Так что... Пшла, кому сказано!

Королева обязана быть доброй, великодушной и щедрой. Она не должна задавать вопросов, даже супругу. Особенно супругу.

Черти бы его побрали!

В ночь того дня, когда ее дочь, крохотное прелестное дитя, покинула замок на шестнадцать бесконечно долгих лет, король пил, как заправский завсегдатай самых простецких трактиров. Анна сидела у окна, вглядываясь в чуткую тьму: не мелькнет ли где зеленый отблеск? Не нашла ли мстительная фея малютку?

Сон сморил Анну под утро, но и во сне она не обрела покой. Она блуждала по темным коридорам. Пахло кровью и горелой плотью. Ей чудились повсюду желтые, нечеловеческие глаза и зловещее карканье ворона. Аврора тоже была в этом сне. Мертвая лежала она в своей колыбельке, бледная и недвижимая. Колдунья с болот издевательски хохотала и проклинала весь королевский род снова и снова.

Анна проснулась оттого, что Стефан ворвался в ее тело, тяжело навалившись сверху и попросту задрав ее ночную рубашку. От него противно пахло кислым вином, он брал ее жестко и быстро, ни капли не заботясь о чувствах жены. Его член рвал ее изнутри, с трудом входя в сухое влагалище. Было больно, а всего больнее оттого, что в их общем горе она понадобилась ему лишь для усмирения восставшей плоти. Сошла бы любая девка.

Он не любил ее. Никогда не любил.

Анна позволила себе заплакать, только когда он уснул.

* * *

Один день был в точности похож на предыдущий. Анна сидела в своих покоях почти безвылазно. К чему покидать тихие комнаты? Все равно нет ни вестей — добрых или не слишком, ни желания видеть других людей. Их лица, взгляды, полные жалости, но более всего — облегчения. «Не со мной!» — вот, что видела королева на лицах верноподданных. «Так им и надо!» — читалось в злорадном взгляде прислуги.

Анна не запирала двери, но сама не выходила. Не гнала никого нарочно, но никто и не стремился скрасить ее одиночество, кроме единственной, самой верной служанки, что оставалась рядом с детских лет.

Стефан не приходил с той самой ночи, когда она впервые плакала после их близости. Вряд ли стыдился, нет. Анна была слишком разочарована в супруге, чтобы подумать о нем настолько хорошо. Скорее всего, ему просто было все равно.

В какой-то из бесконечных серых дней Анна вдруг посмотрела на себя в зеркало — впервые за все это время — и ужаснулась. Спутанные волосы, бледное изможденное лицо, опухшие от слез глаза. Ужаснулась и велела принести горячей воды, и приготовить достойный обед, и сказать его величеству, что она желает видеть его нынче.

Она отобедала с придворными дамами, изо всех сил поддерживая разговоры о пустяках, а его величество так и не пришел. Камердинер с поклоном сообщил, что король в башне, в своей оружейной.

Неимоверным усилием воли Анна заставила себя держать лицо, продолжая разговор с теми, кого раньше считала подругами. Сейчас она с трудом могла сидеть рядом с этими насквозь фальшивыми женщинами. Словно стервятники они ждали ее срыва, слез, горечи.

«Что он сделал?» — читалось в их лицах.

«Почему она прокляла дитя?»

Не дождутся!

Она поднялась в оружейную ближе к вечеру. Долго стояла под дверью, не решаясь войти. Строго говоря, ее сюда не звали. Строго говоря, вряд ли ей хотелось зайти. Но они супруги, у них есть дочь (не думать, не думать, не думать об Авроре!), а главное — они несут ответственность за народ. Они должны общаться хоть как-то! По замку уже ходят слухи, один другого краше, не хватало еще, чтобы досужие сплетни нашли выход наружу...

Она вошла. Ей горячо захотелось провалиться прямо сквозь каменный пол, разбиться вдребезги, умереть на месте.

Супруг ее, король и господин, сидел в кресле перед огромным стеклянным шкафом. В нем, словно диковинная птица, томились крылья. Такие огромные, что для догадок простора не оставалось. Это были крылья феи, конечно.

Наверное, Анна всегда это знала.

Стефан не любил ее, не желал. Что-то связывало его с феей болот, отчего ему удалось подобраться к ней так близко, что он сумел лишить ее крыльев.

Что-то. Понятно теперь, что.

Стефан хрипло, прерывисто дышал, обхватив правой рукой свое мужское естество. Водил ладонью вверх-вниз, оглаживая, сжимая, все быстрее и быстрее. Анна с отвращением смотрела на багровую головку члена, которая с чавкающим звуком показывалась из кулака.

Он ненавидел Малефисенту, но продолжал любить и желать.

Анна ушла так быстро, что Стефан, увлеченный своей фантазией, не заметил ее появления.

Слезы вновь душили ее.

Прежде чем лечь спать, она заперла дверь.

* * *

— Смеешься... Смеешься надо мной... Потешаешься... Злорадствуешь...

— Сир. Королева просит вас к себе.

— Пшел прочь.

— Сир, она совсем плоха. Лекари опасаются, что ей не дожить до утра.

— Т-ш-ш-ш. Ты что, не видишь, у короля важная аудиенция...