Враг (джен)

Свалка сегодня была неприветлива. Всего день после Выброса, а контейнер Тагила оставался по-прежнему пустым. День на день, конечно, не приходится, но желудку это не объяснишь, он-то жрать каждый день просит. Тагил хоть и не шибко крупный парень, но поесть любил. Да и кто не любит?

Уныло пиная ржавые железки, стреляные гильзы и прочий мусор, сталкер приближался к небольшому болотцу. Так, одно название — просто большая лужа невдалеке от бетонки. Показалось на миг с дороги, что блеснуло там что-то… даст Зона, окажется «каменный цветок» или «медуза». Да хоть «выверт», Тагил и ему будет рад.

Одному бывало тяжело, но сталкер не жаловался, потому что именно такова плата за спокойствие и безопасность. Мутанты и аномалии, конечно, страшная и опасная штука, но хуже всего в Зоне — это люди. Поди, доверься кому, потом сто раз собственной кровью умоешься. Тагил и не доверял. Хотел, конечно, без друзей плохо, но никто пока проверку не прошёл. Да и не вкладывалось сталкерами в это слово столько смысла, сколько вкладывал в него парень. «Сам погибай, а товарища выручай!» — эта поговорка пустила крепкие корни в его душе. Остальные всё больше о взаимовыгодном сотрудничестве поговаривали. Дружба — она ведь частенько в убыток, потому и не ценилась особо.

Что-то заставило сталкера остановиться и присмотреться к болотцу внимательнее. Камыши тихонько покачивались, шевеля листьями, словно пальцами, а на их метёлках дрожали серые с металлическим отблеском пушинки — «Жгучий пух». Тагил опустил на лицо защитную маску и надел толстые перчатки, и только после этого двинулся дальше. Если повезёт, то под «пухом» можно найти «колючку» и пожрать наконец-то нормально.

Сначала он несколько раз обошёл вокруг болотца, запоминая, где что растёт и на каких метёлках больше всего пуха. Получалось — с северной стороны. Оно и понятно — принесло с ветром после Выброса, а он у нас где зарождается? Правильно — на севере Зоны. Молодец, сталкер, смотри дальше. Тагил лёг плашмя на землю и постарался рассмотреть, что там под зарослями. Определённо поблёскивало нечто круглое. Косясь на обросшие «жгучим пухом» камышовые метёлки, сталкер осторожно подполз ближе к воде. Теперь тихонько кинуть болт в это круглое и заманчиво блестящее. Никакой реакции — отлично. Теперь сантиметр за сантиметром протянуть между упругих стеблей руку в защитной перчатке. Медленно, не торопясь. Холодная вода проникла под перчатку, сразу захотелось резко отдёрнуть руку, но Тагил сдержался, помня о лёгких, смертоносных пушинках над головой.

Он вспотел от напряжения так, что начало зверски щипать глаза. Пришлось поторопиться. Ухватив блестящую штуковину, Тагил потянул её на себя, смутно чувствуя, что очертания предмета ему знакомы. Не в силах выдержать жжение в залитых потом глазах, он зажмурился и отползал прочь уже вслепую. Несколько пушинок всё-таки сорвались и теперь шипели, разъедая что-то из его амуниции.

Откатился прочь, проморгался. Так и есть — от левой перчатки вьётся тонкий дымок. Тагил сбросил испорченную перчатку и только после этого посмотрел на предмет, крепко зажатый в правой руке. Это была консервная банка. Обычная, ещё не успевшая заржаветь, с остатками жира на стенках и прилипшим кусочком лаврового листа. Долбанная консервная банка!

Тагил швырнул её обратно в болотце и обозвал себя мудилой. Вспомнилось, как ещё на Кордоне он приволок торговцу пригоршню твёрдых, округлых предметов неизвестного происхождения. Он гордо высыпал их на прилавок, уверенный, что нашёл россыпь артефактов. На деле же это оказалось закаменевшее псевдоплотье дерьмо.

«Ты что, мудила с Нижнего Тагила! — заорал тогда Сидорович вне себя. — Убери это говно немедля! Лучше б ты банок консервных насобирал!»

С тех пор Саню Корнеева так и звали — мудила с Нижнего Тагила, а потом просто Тагил. Он тогда обижался, но сейчас других слов для себя не находилось. Хорошая перчатка в обмен на консервную банку — это же умудриться! Надо было, кстати, Сидоровичу её отнести, бросить на прилавок и посмотреть на его рожу. Жрать Тагил не получил бы, но зато посмеялся, а пять минут смеха, говорят, заменяют кусок мяса. Брешут, наверное.

Из леса недалеко от болотца пополз туман, потянуло сыростью, прелыми листьями и грибами. Тагил снял маску и глубоко вдохнул эту причудливую смесь запахов. Испорченную перчатку «пух» проел уже насквозь и теперь трудился над краями, источая неприятный, кисловатый дымок. Тагил бросил ненавидящий взгляд на вредную аномалию, поднялся и побрёл к лесу, на ходу ощупывая карман, в котором лежал пистолет. Другой карман хранил запас патронов к нему, а заодно и к обрезу, который сейчас удобно пристроился на сгибе руки.

Скопления деревьев сталкеры дружно недолюбливали. Аномалии там были практически не видны, а мутантов пряталось в избытке. Артефакты, понятное дело, там тоже водились именно потому, что ходоков почти не было. Лично Тагил ни за что не пошёл бы в лес, будь у него выбор, и окажись Свалка щедрее. Но деваться некуда, хочешь пожрать — топай.

На краю леса сталкер остановился и вслушался. Лес говорил. Предостерегал чуть слышным шипением и потрескиванием аномалий. Тревожно шелестел тёмной листвой. Скрипел ветвями, будто предупреждая об опасности. Тагил ещё подумал, что, наверное, так себя чувствовали былинные богатыри перед тем, как войти в заколдованный лес — обиталище Бабы Яги и Кощея Бессмертного. Только вряд ли в том лесу водили тушканы. Судя по резким, неприятным взвизгам в кустах их толклось не меньше двух десятков. А чуть дальше, Тагил готов был поклясться, тоскливо бормотал мертвяк.

Лес прижимался левым своим краем к склону большого холма. Вот по этому склону и решил двигаться сталкер. Деревья там росли реже, да и стаю тушканов удобнее обойти именно по левому краю леса. Сначала Тагил планировал подняться по склону вверх шагов на двадцать-тридцать, но Гейгер так решительно застрекотал, что сталкер бросился прочь из «горячего пятна» что называется «поджав яйца».

Пришлось войти в таинственный полумрак и двигаться хоть и по краю, но всё-таки внутри леса. Здесь преобладали высоченные сосны с антрацитово-чёрной корой и уродливые, перекрученные Выбросами берёзы. Дальше густой подлесок полностью скрывал обзор; там пищала тушканья стая и бубнил кадавр.

Сначала Тагилу везло — мутанты его не замечали, аномалий на пути было мало. Слева лес постепенно уходил в широкую низину, а там заманчиво мерцали штук пять «вывертов». И это только видимые глазу! Шут его знает, сколько там ещё по кустам валяется.

Тагил невероятно воодушевился, пока не заметил на дереве сталкера, крепко вцепившегося в ветку. Он был мёртв. Тагилу хорошо было видно его исклёванное вороньём лицо с застывшей гримасой ужаса и безысходности. Раскрытый в безмолвном вопле рот являлся наглядным предупреждением: уходи, сталкер, не трогай злата-серебра, не то козлёночком станешь. Здоровенным таким, мёртвым козлом. Тагил опустил взгляд, увидел обглоданные до колен ноги мертвеца и содрогнулся.

Но мужики в Зоне привычные ко всякого рода зловещим находкам. Тагил хоть сталкерил и недавно, но на причудливые трупы успел насмотреться, что твой судмедэксперт. Пугай-пугай, Зона, не напугаешь. Сталкер уставился под ноги, но даже периферией зрения видел мертвеца во всех подробностях. Наверное, именно это, в конечном счете, отвлекло Тагила, и он едва не вляпался в «клешню».

Эта редкая и очень скверная аномалия была ещё одной причиной, почему сталкеры не совались в лес. Любила она скопление всевозможной растительности, среди которой удобно маскироваться и поджидать жертву. Учёные с Янтаря полагали, что это какое-то мутировавшее насекомое. На эту мысль их натолкнуло твёрдое покрытие отростков «клешни», похожее на хитин. Ботаники из «Чистого неба» опровергали эту теорию, выдвигая встречную: «клешня» — это хищное растение, вроде венериной мухоловки. И в чём-то они были правы. «Клешня» никогда не меняла своего местоположения после Выброса — раз. Обитала только в лесах — два. Центр аномалии представлял собой метровую окружность, состоящую из свекольно-красной, слизистой жижи. Из центра по земле раскидывались шесть твёрдых, зазубренных лучей-отростков. Стоит чуть задеть хоть один, аномалия быстро поднимала лучи и смыкала все шесть вместе, действительно напоминая клешню. Горе тому, кто оказался внутри! Из цепких, зазубренных объятий было не вырваться, а слизистый центр постепенно растворял жертву в биомассу, годную для питания и удобрения почвы.

Сделав шаг, Тагил с ужасом увидел, как его нога опускается прямиком на отросток «клешни». Кровь бросилась в голову и подстегнула мозг к действию. Одна нога сталкера уже почти коснулась аномалии, вторая, получив сигнал, отталкивалась от земли. Тагил изогнулся под невероятным углом, бросая тело назад, и упал на землю всего в шаге от неминуемой смерти. Потревоженная «клешня» с сухим треском сомкнула хватательные отростки; мелко и влажно затрясся слизистый центр. Сталкер подавил тошноту и откатился подальше, не сводя с аномалии взгляда, словно та могла кинуться следом. Но «клешня» постояла, будто в раздумье, и медленно, один за другим, опустила отростки обратно на землю.

Напакостить, однако, она всё-таки успела. Треск сомкнувшихся лучей послужил сигналом всем тварям, обитавшим в лесу. Аномалия ещё не успела успокоиться, а к месту происшествия спешили тушканы. Тагил пальнул раз, другой — дробь разметала сразу несколько хилых тел, но на смену им мчались новые. Перезаряжаясь, сталкер успел задавить берцами ещё парочку. Твари были хоть и на редкость злобные, но по-птичьи хрупкие; несильным пинком можно было легко переломать им большую часть костей. Через восемь патронов и дюжину пинков со стаей было покончено.

Зато подоспел мертвяк. И привёл товарища, который не бормотал, потому что было нечем. Слава Зоне, оба были без оружия, почти голые и совсем гнилые. И с одной рабочей челюстью на двоих. Тагил подождал, пока они не подойдут ближе, и просто проломил бедолагам головы подхваченным с земли камнем.

Сталкер подождал немного, вдруг зарослям вздумается выпустить по его душу нового супостата, но в лесу было тихо. Ну что, добрый молодец, размышлял Тагил, все кикиморы болотные и идолища поганые изничтожены, пора забирать сокровища несметные. Сюда бы ещё Василису Прекрасную чисто для полноты счастья. Ну, или хотя бы в ближайший бар. Тагил криво усмехнулся, потёр рыжую щетину и подумал, что любая Василиса немедля смоталась бы при одном взгляде на этакого молодца. Предварительно махнув ручкой и зарядив ему по небритой роже для острастки.

Сталкер вздохнул, проверил обрез и начал спускаться в низину. Ни с того, ни с сего ногу вдруг пронзила острая боль, от которой по глазам хлестануло ослепительной вспышкой. Тагил упал на одно колено, не в силах сдержать крика боли. Он обернулся и увидел прямо перед собой широкую морду псевдопса. Как такая крупная зверюга смогла подобраться абсолютно бесшумно — загадка. Тем более псевдособак всегда выдаёт хриплое с присвистом дыхание, словно у курильщиков со стажем.

Пёс припал на задние лапы, Тагил увидел, как вздулись узлы мышц, и понял, что мутант сейчас прыгнет. Тогда сталкер вскинул обрез и разрядил оба ствола прямо в оскаленную морду. Смотреть, что там с собакой, было некогда. Отовсюду к Тагилу бесшумно сбегались новые псевдопсы. Много, целая стая.

Тагил отступал в низину и стрелял до тех пор, пока не выронил из трясущихся рук обрез. Тогда он взялся за пистолет. Псы наступали, скалились, окружали. В спину упёрлось что-то твёрдое. Тагил поднял голову и увидел прямо над собой обглоданные ноги мертвеца. Будущая перспектива вырисовывалась более чем отчётливо. Собаки меж тем совсем обнаглели — бросались прямиком под пули и вонзали клыки в беззащитную плоть. Сталкер то и дело вскрикивал от нечеловеческой боли, задыхаясь и проклиная судьбу. Это очень страшно, когда тебя живьём рвёт пёсья стая.

А вообще, где-то в глубине души Тагил был крайне удивлён, что так долго держится, учитывая количество потерянной крови. Сталкер вдруг опустил пистолет, не обращая более внимания на окруживших его мутантов. Посетившая его мысль была простой и очевидной. Не было крови. Вообще нигде — ни на земле, ни на одежде. Собаки не рычали и не лаяли. Даже не скулили, когда он в упор дырявил их мохнатые тела. Фантомы! Всё это время Тагил сражался с мороком, наведённым одним-единственным мутантом — пси-собакой. Но зверь, надо признать, чертовски хорош, если смог внушить не только фантомов, но и фантомную боль от их «укусов». Матёрая псина.

Сталкер выщелкнул обойму — пустая. В кармане вместо боезапаса перекатывалась древесная труха и бумажные катышки. Тагил убрал пистолет в карман и достал нож. Фантомы ещё некоторое время нападали, но теперь он знал, что всё понарошку и не обращал внимания. Тогда фантомы просто тихонько растворились в воздухе. Значит, пора ждать главного режиссёра этого представления.

Торопясь успеть до главной стычки с врагом, Тагил снял защитную маску и кое-как пристроил её на шею. Псина ее, конечно, прокусит, но не сразу. Потом перевесил рюкзак со спины на грудь. Неудобно, зато брюхо прикрыто. Ещё бы руки защитить, но нечем. Едва закончив лихорадочные приготовления, сталкер поднял голову и сразу же увидел мутанта.

Пси-пёс стоял у кромки леса и как две капли воды походил на своих фантомов. Здоровенный и явно очень сильный зверь, с широкой грудью и мощными лапами. Жёсткая щетина на загривке больше походила на иглы, а морда изрядно припорошена сединой. Маленькие, острые уши были так плотно прижаты к черепу, что казалось, будто их нет вовсе. А клыки… куда там акуле.

Тагил посмотрел на собаку, на свой нож и потихоньку начал смещаться в ту сторону, откуда пришёл. Он не надеялся убежать, нет. Коли пёс явился лично, просто так добычу теперь не упустит. Сталкер просто хотел уравнять шансы. А для этого нужно ни в коем случае не думать о ней…

Пёс напрягся, пытаясь понять, что затеял противник, а Тагил продолжал тихонько сдвигаться вверх и вправо.

Не думай, сталкер… даже не пытайся вспомнить… она где-то рядом… «клешня»…

Пси-пёс сорвался с места и в два скачка настиг свою жертву. Тагил не сводил с него глаз и был готов. Он чуть подкорректировал траекторию прыжка собаки, направив мохнатое тело прямиком в аномалию. Жаль только, что немного не дотянул. Пёс извернулся и упал правым боком на один из лучей аномалии. «Клешня» среагировала, но ухватить добычу не успела. Псу пропороло бок, он завизжал совсем по-щенячьи тонко и жалобно, отчаянно рванулся и успел-таки выскочить из ловушки.

— А ты думал, — тяжело дыша, сказал ему Тагил. — Я сам охренел.

Глаза собаки налились бешенством, бока тяжело вздымались и опадали. Рана обильно кровоточила, и шкура в этом месте свисала мокрыми, неопрятными лохмами. Всё это, однако, не помешало мутанту броситься на человека с удвоенной силой.

Приняв на себя тугой комок ярости, сталкер не справился, и челюсти пса сомкнулись на левом предплечье. Тагил заорал так, словно из него вынимали душу, и начал беспорядочно кромсать ножом повисшую на руке мохнатую тушу. Пёс рычал, меж его клыков пузырилась кровавая слюна. На короткое мгновение он отпустил руку сталкера, но только для того, чтобы вцепиться в бедро. А потом в левый бок. В правую руку.

Тагил слабел. Настоящая, не фантомная боль хлестала мозг раскалёнными добела розгами. Уши и нос холодели, а искусанные руки повисли двумя бесполезными плетьми. Последним усилием он погрузил нож в щетинистый загривок, и скользкая от крови рукоять выскользнула из ладони.

Израненные враги свалились на землю бок обок. Тагил ногой чувствовал беспокойное тепло мутанта, под ладонью трепетали от дыхания его рёбра. Кровь врагов перемешалась и единым потоком впитывалась во влажную землю. К телам начали слетаться вороны.

— Ну, ты и сука, лохматый, — чуть слышно прохрипел сталкер. — Какая же ты сука…

«Кобель».

Тагил дёрнулся от ударившей в сознание новой боли и с трудом приоткрыл глаза. Пёс стоял рядом и, пригнув голову, смотрел исподлобья. Рваные раны на его косматом боку затягивались, сочась прозрачной сукровицей. Тагил опустил взгляд на брюхо собаки и отстранённо подумал: «И, правда, кобель». А ещё подумал, что регенерировавший мутант сейчас непременно сомнёт его глотку и искромсает её в клочья.

— При…ятного аппетита, урод, — сказал Тагил и устало сомкнул веки, сдавая все позиции разом. Вот только перед этим всего на миг почудились ему в янтарных глазах зверя удивление и насмешка.

Тагил долго плавал между явью и горячечным бредом. Чувствовал на лице холодные дождевые капли. Слышал характерный треск сработавшей «клешни» и чей-то истошный визг. Изредка открывая глаза, видел над головой сначала звёзды, а потом подсвеченные розовым, утренним светом облака.

— Идиот!

Резкий, сердитый окрик выдернул Тагила из забытья.

— Куда прёшь поперёк батьки? — продолжал возмущаться хрипловатый голос. — Ишь, разлетелся, совсем голову потерял!

— Типун тебе на язык, старый, — парировал второй голос, молодой, звонкий и задиристый. — Накличешь…

— И накличу! — заворчал первый. — На дерево глянь.

— Хренассе!

— Ага. А теперь туда глянь. То-то же!

Тагил завозился, захрипел, изо всех сил пытаясь обратить на себя внимание. Извернув голову, сквозь слезящиеся глаза успел рассмотреть два встревоженных лица: крепкий старик с длинными усами, сбегавшими по углам рта к подбородку; и молодого, смуглого парня в чёрной шапке, в лице которого присутствовал едва уловимый намёк на азиатское происхождение.

— Может, ну его? — спросил парень. — Бросим, возиться ещё.

— Я те брошу! — рыкнул старик. — Держи голову. Осторожно, осторожно…

Что будет потом, Тагила не волновало. Враг ушёл, а рядом были друзья. Значит, можно позволить себе расслабиться и надолго скользнуть в спасительное забытьё, чтобы потом проснуться здоровым и отдохнувшим.

Тагил осторожно, почти ощупью пробирался по лесу, надолго замирая и всматриваясь в землю. Он не помнил, что искал, знал только одно — от этого зависит его жизнь. Под ногами мерцали и переливались «выверты», «медузы» и изредка «каменные цветы». С каждым шагом артефактов становилось всё больше, приходилось расшвыривать их ногами, чтобы увидеть, куда делать очередной шаг. С каждого дерева свисали чьи-то обглоданные конечности в ошмётках багрово-красного мяса с белеющей в середине костью. Тагилу приходилось пригибать голову, чтобы они не стукнули его по макушке. А потом на пути выросла «клешня». Она непрерывно срабатывала, поднимая и опуская лучи, а сухой стук при этом напоминал биение сердца. Сколько Тагил ни старался её обойти, аномалия неизменно вставала на пути. А позади неё стоял пси-пёс и звал его по имени. Звал так настойчиво, что сталкер проснулся.

— Тагил, чтоб тебя! Да проснись ты!

Сталкер громко всхрапнул и вскинулся, тараща в темноту глаза. Обрывки сновидения ещё плавали в сознании, не пуская в реальность, но Тагил уже сел, потирая лицо ладонью. Человек, который его разбудил, сейчас, судя по звукам, проделывал ту же операцию с другим спящим. Возня и сдавленные протесты набирали обороты.

— Да ты что, старый, совсем поехал? — возмущался Дыня из своего угла. — Ночь-полночь, а тебе всё не спится. Не встану, сказал — отвали.

Тагил улыбнулся в темноте. Дыня никогда не отличался деликатностью и добрым нравом, но Бокушок его всё равно заставит послушаться. За четыре месяца, что Тагил ходил с ними в одной связке, не было такого, чтобы Дыня пошёл наперекор.

— Собирайте манатки, — скомандовал Бокушок, — и чтоб через две минуты духу вашего тут не было.

— А в чём дело-то? — спросил Тагил. Он в отличие от Дыни старого слушал беспрекословно, признавая за ним право старшего и по возрасту, и по положению. За это Бокушок ему благоволил и всячески поддерживал. Даже и до объяснений иногда снисходил.

— Эх, хлопцы! — тихим, но восторженным шёпотом сказал Бокушок. — Вы тут дрыхли, как два коматозника, а я такое узнал. По дороге всё расскажу. Брысь на улицу! Жду две минуты и ухожу.

Дощатая дверь подвала негромко хлопнула, выпустив старого на улицу. Тагил недоумённо посмотрел в угол, где возился и ворчал невидимый в темноте Дыня. Очевидно, парень собирал вещи, а значит и ему нужно поторопиться. Если Бокушок сказал, что уйдёт без них, надо полагать, так он и сделает, потому что слова своего не нарушил ещё ни разу.

— Слышь, дедов любимчик, — процедил Дыня, — поведай-ка мне, что это на старого сегодня нашло?

— Без понятия, — ответил Тагил и поморщился. Дыня здорово недолюбливал напарника за то особое доверие, что удостаивал его Бокушок. Парень не понимал, что ворчи и возмущайся он поменьше, то и сам был бы на хорошем счету. Но Дыня называл это «точкой зрения» и яростно отстаивал её в длинных спорах по любому поводу. Не приходилось сомневаться, что и сейчас предстоит одна из таких дискуссий.

— Не знает, — ворчал Дыня. — Всё ты знаешь, подхалимская морда. А этого куда несёт на ночь глядя? Совсем офонарел, жертва маразма. И какого чёрта я с вами связался?

— Тебе видней, — сказал Тагил и открыл дверь. — Готов что ли?

— Ни хера я не готов. Шевелись реще, а то старый реально без нас уйдёт.

Тагил ухмыльнулся, зная, что Дыня в темноте не заметит, и вышел на улицу. Нет, ну чего, спрашивается, скандалит, если сам знает и признаёт Бокушка за старшего? К чему эта поза и брюзжание? За четыре месяца они со старым исходили всю Свалку и даже краем глаза на Тёмную долину посмотрели, и ни разу Бокушок их не подвёл. Не вынуждал на правах старшего работать отмычками, всегда вёл себя осмотрительно, а при дележе добычи был справедлив. Насмотревшись во время ходок на других бедолаг, тоже бродивших в группе, Тагил понял и оценил доброе отношение Бокушка.

Завидев их, старый щелчком отправил окурок в темноту и скомандовал:

— За мной, коматозники! И готовьтесь благодарить доброго дедушку Бокушка — я вам та-акой гостинчик припас!

— А до утра гостинчик не подождал бы? — проворчал Дыня, пристраиваясь идти обычным порядком.

Бокушок с удовольствием потёр руки и хмыкнул суховатым, старческим смешком:

— Всю жизнь проспишь, хлопец. Так и будешь тут говно месить до старости без всякой надежды сорвать куш. Э-эх!

Дыня недоумённо оглянулся на Тагила, но тот в ответ только плечами пожал. Ясно было одно — старый узнал что-то такое, что поможет им поднять денюжек, вон как его распирает прямо-таки от восторга. Но он и словечка не скажет, пока не будет готов, а значит, им остаётся только топать за ним и помалкивать.

Оставив Барахолку за спиной и повернув в сторону депо, три тёмные тени направились к бетонке. Луна не справлялась с темнотой, только чуть растворяла её до чернильной полупрозрачности. Радиоактивные холмы Свалки ночью походили на громадных, спящих чудовищ, готовых пробудиться от малейшего движения, от любого неосторожного звука. У ворот депо стоял заспанный часовой, время от времени перенося вес то на правую ногу, то на левую. Проломы в стенах депо гостеприимно светились тёплым, оранжевым светом костра, словно приглашая усталого путника отдохнуть в относительной безопасности. Но три тёмные фигуры решительно прошли мимо, перекинувшись коротким приветствием с часовым.

Бокушок топал вперёд, как заведённый, нимало не смущаясь ночной темнотой и таящимися в ней опасностями. Обычно осторожный и осмотрительный их ведущий был возбуждён и не мог удержаться от того, чтобы не потереть ладони время от времени. О цели их ночного похода он до сих пор, однако, даже и словом не обмолвился. Молчал и Дыня, что было совсем удивительно. Хотя, парень, скорее всего, просто ещё не проснулся толком. Он шёл, опустив плечи и засунув руки глубоко в карманы куртки. Тагил смотрел в его согнутую спину и вспоминал, как познакомился с этими двумя.

Бокушок и Дыня нашли его истерзанную тушку в лесной низинке, полной артефактов. К их чести стоит упомянуть, что сперва они отволокли раненого к депо и поручили его заботам тамошних сталкеров, а потом уже вернулись за хабаром. Узнав Дыню получше, Тагил не очень-то верил в эту историю. Уж наверняка этот каркалыга долго дискутировал, что раненый, дескать, подождёт, а хабар нет.

Как бы там ни было, но Тагила выходили, и во многом благодаря собранным артефактам, парочкой которых было оплачено его лечение. Такова была добрая воля Бокушка. Тагил снова ухмыльнулся, представив, сколько пламенных речей произнёс по этому поводу Дыня. Парень не был совсем уж плохим человеком, как можно подумать поначалу, он просто торопился жить. И в чём-то был по-своему прав.

Когда Тагил совсем оправился от ран и снова обрёл способность ходить, соображать и быстро реагировать, Бокушок предложил присоединиться к их дуэту и превратить его в трио. Всё случившееся с ним Тагил принял, как предупреждение свыше, а Зона, как известно, не предупреждает дважды. Поэтому и раздумывать над предложением особо не стал. Нельзя в Зоне совсем одному. С тех пор минуло четыре месяца, и Тагил ни разу не пожалел о своём решении. Случались, правда, стычки с Дыней и довольно часто, но кто в этом мире совершенен? В общем и целом Тагил был очень доволен, что тыл теперь прикрывают надёжные люди.

Неслышными тенями проскользнули они мимо железнодорожного тоннеля с торчащим из его тёмных недр составом. Окна вагонов чуть светились, но не тем уютным светом костра, что мерцал в проломах депо, а мертвенно-голубоватыми отблесками аномалий. Или ещё чего похуже, но выяснять это ни у кого не возникало желания.

Ночь постепенно умирала. Звёзды гасли одна за другой, потянуло холодком, трава облилась росой. Когда рассвет обесцветил небо из чернильного до бледно-серого, три сталкера, ёжась от утренней сырости, шагали по зелёным холмам Агропрома.

Казалось, здесь Зона не имеет власти. Землю густо покрывала роскошная, яркая трава; деревья кудрявились нарядной листвой — обычный деревенский пейзаж средней полосы. Настоящая отрада для глаз, уставших от градаций серого, чёрного и ржавого. Однако всё здесь являлось коварной и чудовищной ловушкой, призванной убивать изощрённо и с гарантией. В лесах повсеместно росли «клешни», «амёбы» и прочая полурастительная, полуживотная нечисть. Густая трава надёжно прятала «лифты», «жадинки» и «трамплины». Ну, а мутанты прямо-таки кишмя кишели.

Тагил на Агропроме был впервые и потому с удивлением осматривал невинные пейзажи, словно выскочившие из рекламы про домик в деревне. Глядя на всё это, с трудом верилось, что ты в Зоне. Правда, вскоре пришлось переменить мнение, когда прямо на тропе, поглотив участок на десять шагов в диаметре, привольно разлеглась «амёба». Обходили её целый час.

Слева темнел глубокий овраг густо истыканный «треугольниками смерти» — предупреждающими о радиоактивном очаге табличками. Стоило подойти к краю оврага, как Гейгеры поднимали такой панический треск, что нечего было и думать идти в том направлении. Справа неприятно бугрилась большая колония синего мха. Бокушок и Дыня видели такой всего пару раз, а Тагил и вовсе впервые, и никто не мог рассказать точно о степени опасности этой аномалии.

«Амёба» тихонько шевелила полупрозрачными щупальцами, почти полностью погрузившись во влажный грунт, а Дыня и Тагил осторожно прокладывали путь через колонию мха, пыхтя и ругаясь. Подобрав с земли несколько толстых, сухих веток, парни поддевали ими пласт мха и отбрасывали прочь. Бокушок следил за ситуацией по периметру — прикрывал. Работу закончили быстро, но тут нагрянула небольшая стая слепышей, пришлось отстреливаться. Когда с собаками было покончено, и сталкеры вернулись к тропе, оказалось, что мох успел почти полностью заполонить расчищенное пространство. Хочешь, не хочешь, а начинай сызнова.

Неяркое солнце уже вовсю гуляло по холмам, когда сталкеры миновали проблемный участок и устроили привал на окраине прозрачного соснового бора. Место выбрали удачное. Перепутанная колючка, тянувшаяся чёрте откуда, надёжно прикрывала тропу справа и сбегала дальше вниз по холму. Позади разочарованно сокращалась «амёба», поджидая неосторожную добычу. А справа был крутой обрыв, сползавший время от времени вниз толстыми, песчаными ломтями. Видимый напросвет лес поил воздух густым, смолистым ароматом.

Бокушок курил, периодически откашливаясь и сплёвывая в траву. Дыня хмуро рассматривал подошву сапога, которой, очевидно, скоро придёт гаплык. Тагил глазел по сторонам, стремясь ухватить и уложить в памяти как можно больше. Да и интересно опять же.

— Эй, великий вождь краснорожих, — сказал Дыня, оставив на минутку сапог в покое. — Может, всё-таки поведаешь, какого растакого хрена попёр нас ночью да в такую даль?

Бокушок запулил окурком с обрыва и важно огладил длинные усы. Тагил уже знал — это знак к серьёзному разговору. Парень навострил уши, продолжая взглядом «фотографировать» окрестности.

— Сижу я, значит, с Сомиком, — начал Бокушок, — говорю с ним про всякое, а недалече два хлопца каких-то тоску разгоняют. И чем дальше, тем тоски больше, а разговоры интереснее.

— А это, наверное, Фрунзик и Бумс, — перебил Дыня и вдруг сощурился с подозрением. — А ведь Фрунзик, кстати, как раз накануне с Агропрома вернулся.

— Ты слушать будешь или умничать? — рассердился Бокушок. — Строишь тут из себя великого детектива, ососок.

— Плюнь и слизни, старый.

Тагил покачал головой, не сдержав улыбки. Сейчас эти двое позабудут обо всём на свете и будут препираться не меньше получаса, прежде чем вспомнят о деле. Так оно и вышло. Тагил всегда с удовольствием слушал, как они упражняются в остроумии, втайне сожалея о собственном косноязычии. Слушая перепалку, парень ещё раз обвёл глазами окрестности, и внимание его привлекло вдруг нечто странное. Там, в кроне одиноко растущего тополя далеко впереди. Тагил напряг зрение, но с такого расстояния было не рассмотреть. Как будто бликует что-то…

Бинокль был только у Бокушка. Свой Тагил потерял во время стычки с пси-псом, а новым пока не обзавёлся. Дыня не приобретал оптику в целях экономии — у ведущего есть и ладно.

— Эй, Бокушок, — позвал Тагил и, убедившись, что на него обратили внимание, сказал: — Дай-ка на минутку бинокль, там что-то странное.

— Где? — спросил старик, протягивая оптику и отчего-то волнуясь.

— Вон на том дереве. — Тагил заглянул в окуляры и изумлённо присвистнул. — Такого я прежде ещё не видел!

— Да что там такое? — Дыня вскочил и попытался завладеть биноклем, но парень уклонился. Бокушок отпихнул Дыню и прямо-таки вцепился в Тагила. Руки у старика подрагивали, глаза блестели от возбуждения.

— Говори, сынку, что ты там увидел?

Тагил мельком глянул на него, удивился, но послушно начал описывать увиденное:

— Ну… оно длинное, примерно метр, а может и больше. Чёрное и закрученное, как спираль. Бликует серым через равные промежутки времени. Сейчас скажу… три, четыре… ага… пятнадцать, шестнадцать… Есть! Раз в полминуты.

— Что за чудо такое? — изумился Дыня.

Бокушок с удовлетворением кивнул, его распирало от нетерпения. Забрав у Тагила бинокль, он несколько минут рассматривал дерево, а потом протянул оптику приплясывающему от нетерпения Дыне.

— Если этот Пуаро, — сказал старик, кивнув в сторону Дыни, — не будет больше перебивать меня, я всё вам расскажу. А потом мы просто пойдём и разбогатеем.

Дыня открыл было рот для новой пикировки, но Тагил крепко двинул его локтем в бок, заставив охнуть и согнуться в три погибели. Парень хотел до вечера выяснить, в чём, собственно, дело. Дыня бросил в его сторону сумрачный, полный нехороших обещаний взгляд, но промолчал.

— Так вот, — со значением начал Бокушок, — мы сидим с Сомиком, разговариваем и хлопцы те тоже. Но больше всего тот, что с Агропрома вернулся. Как бишь его?

— Фрунзик, — мрачно напомнил Дыня.

— Точно. Сомик потом до ветру пошёл, а мне так скучно одному стало. Ну, я и давай слушать, о чём Фрунзик этот рассказывает. А он плачет-заливается спьяну, что твой младенец, мол, нашёл хабар красоты неописуемой, явно редкий и дорогой, а взять не сдюжил. И уламывает второго… как бишь его?

— Бумс, — сказал Дыня, начиная догадываться и наполняясь энтузиазмом.

— Точно. Уламывает Бумса этого с ним идти обратно на Агропром. В карту на ПДА тыкал, ориентиры громко перечислял, хабар описал подробно.

— Ой, дура-ак, — протянул Тагил, покачав головой.

— Точно! — просиял Бокушок. — А я ведь даже не стал дожидаться пока Сомик доссыт и вернётся, сразу вас будить побёг. Как пацан какой, хе-хе.

Практичный Дыня сразу взял быка за рога и деловито спросил:

— Что за хабар и сколько стоит?

— Артефакт называется «гирлянда». Не так чтобы очень редкий, но его только ближе к Ржавому лесу находят. Стоит, однако, прилично. Точнее неприлично, хе-хе.

— Сколько?!

— Нам хватит, поверь.

Тагилу не хотелось остужать всеобщий энтузиазм и казаться занудой, но он задал единственный по-настоящему важный вопрос. Вопрос, которым никто пока не озаботился.

— А что там такого с этим хабаром, что Фрунзик не смог его забрать сразу?

Под деревом бродили, дремали, играли комочками земли множество кошек. Это были тощие, облезлые зверьки, покрытые свалявшейся серой шерстью. С обеих сторон острой мордочки у каждой кошки висело по странному щёчному мешку, словно все они поголовно страдали свищом. В остальном они походили на обычных помоечных кошек, каких можно встретить у любого мусорного ящика. Но этих было много. Очень много.

Бокушок опустил бинокль и с сомнением покачал головой.

— Даже не знаю, хлопцы, — сказал он и протянул оптику Дыне.

Они наблюдали за стаей уже несколько часов, перебравшись для этого чуть ближе, но как завладеть артефактом без потерь не придумали. «Гирлянда» продолжала заманчиво бликовать, чуть сокращаясь под порывами ветра. Тагил ещё подумал — странно, что она до сих пор не свалилась с дерева.

— Ого, сколько там котят! — воскликнул Дыня. — Смешные такие. Бошки — во! Глазюки на всю морду, а сами ма-ахонькие.

Тагил вдруг поднял голову и посмотрел на него, осенённый внезапной догадкой. За всё время, что они наблюдали за стаей, кошки ни разу не отлучались. Но ведь им надо что-то есть, и кормить котят. Парень сбивчиво изложил идею. Посовещавшись, вспомнили, что кошки всё-таки ночные хищники, а значит, на охоту отправятся с наступлением темноты.

— Вряд ли уйдут все, — рассуждал Бокушок, — но половина стаи уж точно. Тут-то мы и нагрянем. Я и Дыня отвлекаем их на себя, а ты, Тагил, хватай «гирлянду» и дёру. Лады?

Тагил согласно кивнул. Дыня, естественно, не смог промолчать и немедленно ощетинился:

— Почему это он полезет за хабаром, а нас кошки полосовать будут?

— Потому что он легче и вертлявей тебя, — отрезал Бокушок. — Ты пока свою тушу на дерево взгромоздишь, у нас патроны двадцать раз закончиться успеют.

— Хочешь сказать, что я жирный?! — возмутился Дыня.

— Хочу сказать, чтоб ты заткнулся и делал, что велено.

Дыня обижено отвернулся и уставился вдаль. Его напряжённая спина, высоко вздёрнутый подбородок и поджатые губы будто говорили этому жестокому миру: «Ой, всё!» Тагил и Бокушок переглянулись. Старый шутливо развёл руками и скорчил рожу. Тагил ухмыльнулся. Оба знали, что через несколько минут обида с Дыни слетит, и этот задира снова будет спорить и пререкаться.

Дождавшись, когда парень обретёт душевное равновесие, троица отправилась разведывать окрестности, отыскивать пути отхода. К северу от дерева, под холмом раскинулось широкое озеро, заваленное разнообразными обломками, и совершенно мёртвое. Неестественно яркая голубая вода лениво облизывала каменистый берег, оставляя на камнях маслянистые потёки. Здесь давно не росло ни единой травинки. Из воды торчали останки металлических конструкций, похожие на скелеты чудовищ, а противоположного берега одиноко торчал вагончик-бытовка. Даже беглый взгляд на это жуткое озеро, казалось, грозил организму неслабой дозой лучевой болезни.

За озером тянулась бетонка, на которой маячили какие-то люди. Тагил поднёс к глазам бинокль, и увиденное ему не понравилось. Это был отряд военных сталкеров.

— Мне это не нравится, — решительно сказал он. — Мы слишком близко. Начнём палить по кошкам — эти обязательно услышат.

Дыня вытянул губы трубочкой и зацокал языком, дразнясь:

— У-тю-тю, наш бесстрашный покоритель хабара испугался за своё хилое тельце.

Тагил закатил глаза. Дыня именно сейчас решил поквитаться за ущемлённое самолюбие. Весом он, конечно, превосходил Тагила, но ничего лишнего в нём не было — от природы крупный. И почему-то завидовал более щуплому Тагилу. Оно-то, в принципе, понятно — в Зоне не до красоты телесной, перед девчонками не похвалишься. Тут другие параметры в цене: ловкость, помноженная на отменную реакцию, да приправленная двойной дозой осторожности. Последнего Дыне особенно не хватало.

— Да, испугался, — парировал Тагил. — Лучше быть испуганным, но живым. Я с вояками не связываюсь.

Дыня собрался привести контрдовод, но Бокушок остановил его коротким взмахом руки.

— Умолкни. Военные ночью не ходят, Тагил, даже если услышат стрельбу у себя под носом. А к рассвету мы будем далеко.

— Но ты не можешь знать наверняка, — настаивал парень. — А вдруг что-то случиться?

— Например?

— Я не знаю. Что-нибудь.

— Тогда разберёмся с этим на месте. — Голос Бокушка похолодел, и Тагил понял, что больше ничего не добьётся.

К озеру соваться не было необходимости, поэтому решено было обогнуть холмы понизу, пройдя практически под стенами НИИ. Здесь вполне можно было словить пулю как от военных сталкеров, так и от бандитов, но сталкеры единогласно решили, что лучше пуля, чем впопыхах налететь на «клешню» или «амёбу». Дальше можно было пройти вдоль железной дороги до холма, в котором разинутой, чёрной пастью зиял железнодорожный тоннель. А оттуда до родной Свалки рукой подать.

Теперь, когда пути отступления были продуманы, все и даже Тагил стали смотреть на предстоящую задачу намного оптимистичнее. Ночи ждали, отсыпаясь по очереди. Тагила разбудили, когда вечерние сумерки уже потеснили дневной свет, а небо догорало последним вздохом ушедшего на покой солнца.

Бокушок протянул бинокль Дыне и велел:

— А ну глянь. Я ни черта не разберу.

— В утиль тебе пора, — поддел Дыня и, едва глянув в окуляры, воскликнул: — Уходят, уходят!

— Дай! — Тагил насильно завладел биноклем и разглядел размытые серые тени, ускользающие в темноту. Одни уходили стремительным скачком, словно серые пули, другие мягко стелились над землёй подобно туману. Стая уменьшилась сначала наполовину, а потом и на две трети. Пора!

Сталкеры проверили оружие, потом обмотали самые уязвимые места всем, что только нашли. Бокушок советовал и в штаны подложить, но парни в ответ только покатывались со смеху.

— Ну, смотрите, хлопцы, я предупредил, — сказал Бокушок. — Вот вцепится вам зверюга в хозяйство, и будете пищать, как Бобёр.

— Бобёр? — удивился Тагил, а Дыня загоготал.

— Старый имеет в виду Бибера, — сказал он. — Увидал раз в баре запись концерта, так с тех пор забыть не может.*

Бокушка передёрнуло. Парни снова расхохотались. И ещё раз, когда старый извлёк из рюкзака серое от грязи вафельное полотенечко и с вызывающим видом подложил в штаны.

— Бокушок у нас за безопасный рейд, — веселился Дыня. — Тебе есть что оберегать, старче?

— Я ещё тебя на марафоне сделаю, салага, — добродушно отмахнулся Бокушок, поправляя штаны.

— О-го-го, какой гигант! Наш старый конь готов пахать новые борозды.

— Всё, хватит, — прервал веселье Бокушок и посерьёзнел. — Пора отчаливать, хлопцы.

Дыня сжался в шутовском испуге, потом отсалютовал старому пистолетом. Тихонько огибая невысокие заросли кустарника, они двинулись по направлению к дереву. Бокушок привычно вёл, изредка притормаживая, чтобы перепроверить дорогу. Тагил шёл замыкающим. Он думал о том, как ему повезло найти этих надёжных людей. Не бросили ведь тогда в лесу чужого израненного сталкера, позаботились, выходили. Парень со стыдом думал, что будь на их месте он тогдашний — просто прошёл бы мимо. Заглянув однажды за край, люди часто меняются, если не совсем дураки. Тагилу хотелось верить, что он не дурак.

Дерево, похожее в темноте на чью-то хищную лапу, быстро приближалось. Кошек не было слышно, но сталкеры знали, что друг другу кошки не мяукают. Между собой звери общались коротким, тихим звуком, похожим на мурлыканье, а для драки приберегали угрожающий вой. Собственно мяуканье кошками было придумано для людей, а утратив в них необходимость, одичавшие кошки избавились и от этого звука.

«Гирлянда» мигала, словно посылая сигналы в темноту, и сигналы эти манили и призывали поторопиться. Тагил поправил контейнер на поясе и снова засунул руки в карманы. В этот момент у всех троих завибрировали ПДА. Пришлось остановиться. Оказалось, девайсы одновременно потеряли сеть, а мгновением позже и вовсе сдохли. Бокушок чертыхнулся и, хлопнув себя по лбу, полез за фонариком. Батарейки оказались полностью разряженными. Часы Дыни тоже не работали.

— От бли-ин, — досадливо протянул Бокушок, — как я мог забыть! Это она — «гирлянда». Теперь я вспомнил, мужики-то в баре тёрли, а я…

— Подслушивал, мы поняли, — перебил Дыня. — Молодец, старый ты маразматик. Нет, тебе совершенно точно пора на пенсию.

— Сталкерам пенсию не платят. И надбавки за вредность тоже не предвидится, — огрызнулся Бокушок. — Ничего страшного, хлопцы, давайте закончим начатое. Хабар для нас не опасный, клянусь, только энергию поглощает, как падла.

Тагил с Дыней переглянулись и неохотно последовали за ним. А старый будто с цепи сорвался — шагал без тени сомнения и страха вперёд к своему мигающему в ночи маяку.

Вскоре их заметили кошки, и началось светопреставление. Меры предосторожности в виде обмоток оказались смехотворными против бешеной ярости мутантов. Острые когти кошек легко протыкали толстую, прорезиненную ткань штанов и курток, а заодно и обмотку под ними. Теперь у заветного дерева было шумно — пронзительно визжали и шипели котята, сбившись в мохнатый клубок под корнями дерева; взрослые особи вторили им более густыми, басовитыми голосами.

— Давай, сынку! — заорал Бокушок, волчком вертясь на месте и стараясь смотреть сразу во все стороны. — Торопись, Тагил!

Но парень дело своё знал и уже ловко карабкался вверх по шероховатому стволу. Пара кошек увязалась за ним, но Тагил столкнул их на землю пинками. Руки послушно подтягивали тело, ноги цепко упирались в ствол, находя малейший упор. Рюкзак Тагил оставил Бокушку, чтобы ничего не мешало. Пистолет в кармане, нож в ножнах на поясе справа и контейнер для хабара слева — вот и вся снаряга.

Когда парень добрался до нужной ветки, то понял, почему ветер не мог сбросить артефакт на землю. А спустя две минуты осознал, что взять «гирлянду» так просто не удастся. Каким-то непостижимым образом тонкая чёрная спираль «гирлянды» проросла прямо сквозь ветку. Сломать или даже просто согнуть сук толщиной в руку Тагил не сдюжил. Вот когда парень от всей души позавидовал крупному и сильному Дыне.

— Бокушок! — крикнул Тагил. — Я не могу оторвать хабар.

— Что?!

— Хабар пророс через дерево! Не могу сломать ветку, нужен топор или…

Тагил вдруг умолк, ужасом глядя, как из темноты выскакивает серая кошка. Потом ещё две. Потом двадцать две. Услышав неладное, стая возвращалась, не закончив охоты.

— Твою ж мать, сука! — заорал Дыня, на правой ноге которого повис визжащий серый комок. — Старый, их всё больше, валим!

Бокушок задрал вверх бледное, исцарапанное лицо и крикнул:

— Тагил, ломай его нахер! Попробуй сломать артефакт, слышишь?

Балансируя на ветке, Тагил обеими руками вцепился в чёрную спираль артефакта и потянул изо всех сил. «Гирлянда» растянулась, завибрировала; вспышки на её поверхности замигали ярче и учащённей. Почти ослеплённый ими Тагил отвернул голову и вдруг увидел ответные вспышки со стороны озера. А потом услышал и выстрелы. Это приближались военные сталкеры, которые ну никогда-никогда не выходят в Зону ночью. Тагил стиснул зубы и рванул артефакт в другую сторону. «Гирлянда» начала потрескивать, а застрявшее в дереве окончание чуть шевельнулось.

— Всё, Тагил, уходим! — крикнул Бокушок. В голосе его проскальзывали нотки паники — военных старый боялся не меньше Тагила.

Дыня уже вовсю улепётывал в сторону НИИ. За ним с угрожающим воем бежала кошка.

— Сейчас… почти готово, — пробормотал парень, торопливо протаскивая артефакт через ветку.

— Дорогу помнишь — догоняй. Ждём у тоннеля.

— Ага… ещё чуть-чуть.

Бокушок бросился вслед за Дыней. Кошки немного проводили его, а потом вернулись и обратили всё своё внимание на дерево и возившегося там Тагила. Парень уже убирал извлечённый артефакт в контейнер, когда поблизости раздались выстрелы. Прицепив контейнер к поясу и спихнув пару кошек, успевших подобраться к нему, Тагил полез выше. Он отчаянно надеялся, что его не заметят.

Пока Тагил изо всех сил изображал из себя элемент пейзажа, одуревшие от бешенства кошки высмотрели новую партию врагов. Военные сталкеры в полной мере испытали остроту их когтей. Одёжка у вояк была не в пример сталкерской, но несколько криков боли кошкам извлечь удалось. На этом, однако, вся их удача закончилась — взбешённые нападением вояки начисто изничтожили всю стаю, а котят передавили сапогами.

Прозрачные предутренние сумерки застали под деревом месиво из грязи, крови и обрывков серого меха. Тагил намертво вцепился в дерево, боясь дышать, но военные сталкеры уже уходили к железнодорожному тоннелю по следам Дыни и Бокушка. Измученный морально и физически Тагил так и задремал на своём насесте, обнимая онемевшими руками надёжный, древесный ствол.

_______________________

*Откуда взялась в Зоне запись концерта Джастина Бибера и главное — зачем это крутят в баре — тайна, покрытая мраком, но мужики поговаривают, что это происки О-Сознания.

Спал Тагил неспокойно и чутко. Да и разве выспишься, если под задницей жёсткая ветка вместо постели, а сам вот-вот ожидаешь пули. Парень вздрагивал, просыпался, судорожно цепляясь ободранными пальцами за шершавую древесную кору, и снова засыпал. В полудрёме чудилась ему оскаленная морда пси-пса и капающая с его клыков красная-красная кровь. Олицетворение всего ненавистно-враждебного, смертельно-опасного и до дрожи пугающего. А потом Тагил вдруг услышал это — тихий то ли хрип, то ли стон. Он нарастал, приближался и наконец, закружился воронкой над спящим парнем. Тагил застонал, пытаясь проснуться, но не смог.

Так бывает в ночных кошмарах. Даже если ты понимаешь — всё происходящее всего лишь сон, тебе страшно, страшно до чёртиков. Ты кричишь, широко разевая рот, но глотка выдаёт только едва слышное сипение. И ужас твой от этого только сильнее и продолжает расти, пока ты не вываливаешься из сна с бешено бьющимся сердцем и сбитым дыханием.

Жуткий, хрипящий звук достиг апогея и так ударил в уши, что Тагил проснулся. Вскрикнул, отмахиваясь от невидимого, хрипящего нечто, и конечно немедленно полетел вниз. Удар о землю был оглушающим. Тагил перевернулся набок, подтянул колени к груди и долго корчился, отчаянно пытаясь нормально вдохнуть. Перед глазами багровели звериные потроха, по которым вовсю ползали мухи. Ужасно смердело.

Наконец, удалось восстановить дыхание, Тагил поднялся на четвереньки и отполз, сколько смог, подальше от дерева. Повалился на траву и долго смотрел в небо, удивляясь, какого чёрта он ещё жив. Налетел ветер и принёс с собой мрачно-серую пелену облаков. Солнце скрылось, пошёл реденький дождь. Ничто так гарантированно не приводит в чувство, как непогода. Когда брызжет в лицо холодная влага, а под задницей скапливается лужа, особо не поваляешься. Тагил сел, утёр мокрое лицо и почувствовал себя гораздо лучше.

Пришло время проверить активы. Пистолет с одной запасной обоймой, нож, контейнер с «гирляндой» да напрочь севший ПДА. Тагил впервые вспомнил о друзьях и забеспокоился — как там Бокушок и Дыня, успели уйти, живы ли. Разлёживаться больше не хотелось.

Кряхтя и держась за отбитые бока, Тагил кое-как поднялся и вдруг невольно улыбнулся, подумав, что напоминает сам себе Бокушка. Бедняга старый — как ему, наверное тяжело. Неудивительно, что он так вцепился в эту возможность сорвать куш. Наверняка надеялся после этого уйти на покой. Как всё-таки хорошо, когда есть друзья.

Тагил чуть приоткрыл контейнер и с любопытством заглянул в него. Тогда, ночью он не успел хорошенько разглядеть артефакт, слишком уж был взвинчен происходящим. А ещё раньше в бинокль не было видно деталей. Вблизи «гирлянда» выглядела ещё необычней. Длинный, агатово-чёрный стержень скручивался в небольшие кольца сантиметров двадцать в диаметре. Непроницаемая, гладкая поверхность вдруг вспыхивала приглушённым серым отблеском и так же внезапно гасла. Красивая штуковина.

Тагил захлопнул контейнер и осмотрелся, пытаясь вспомнить намеченный сообща обратный маршрут. Идти собирались мимо НИИ, значит нужно на юг, оставляя место схватки точно за спиной. Не бросив даже прощального взгляда на дерево, Тагил нащупал в кармане несколько болтов и осторожно двинулся вперёд.

Судя по солнцу, уже давно миновал полдень, а значит, следовало поторопиться. После пары часов ходьбы Тагил понял, что сегодня до Свалки в любом случае не успеть. Много времени уходило на игру в прятки. Даже больше, чем на прокладывание пути в обход аномалий. Стоило парню заметить где-нибудь малейшее движение, как он немедленно залегал и прятался, пока снова не становилось тихо и безлюдно. Благо Агропром изобиловал складками местности, и спрятаться не составляло труда.

Валяясь на пузе в ожидании, пока не исчезнет с горизонта группа из семи бандитов, Тагил прикидывал — где бы разместиться на ночлег. К корпусам института в одиночку парень не сунулся бы ни за какие коврижки. Это местечко так часто переходило из рук в руки, что нельзя было с уверенностью ожидать доброй встречи. Вот и группа гопников прочапала как раз в ту сторону. Услышав через некоторое время автоматные очереди, Тагил только утвердился в принятом решении.

Он уже собирался вставать и идти дальше, но повернув голову, замер, а волосы на затылке шевельнулись от ужаса. Прямо на тропе перед ним шагах в десяти находился какой-то человек. Его сгорбленная фигура в чёрном стояла на коленях спиной к парню, не издавая не единого звука. Тагил нащупал пистолет и потянул из кармана, и в этот момент человек повернулся. Парень отпрянул, стараясь не заорать, хотя даже не был уверен — сможет ли. Это было как продолжение ночного кошмара. У странного незнакомца не было лица. Просто чёрный, невнятный овал, на чёрной, невнятной фигуре.

Не выпрямляясь, человек в чёрном начал медленно придвигаться, он словно плыл по воздуху. Странно было видеть такое днём. Ожившая тень, от которой веяло угрозой и смертью. Тагил судорожно дёргал рукоять пистолета, но тот не вытаскивался из кармана, зацепившись за ткань. Тогда парень повернулся бежать, но чёрная фигура непостижимым образом каждый раз оказывалась на его пути. Наконец, удалось высвободить пистолет. Тагил выстрелил три раза в упор, странная тень исчезла, но тут же объявилась справа. Пистолет водило из стороны в сторону в трясущейся от суеверного ужаса руке, парень никак не мог прицелиться.

На железнодорожных путях стояли несколько военных сталкеров и с изумлением наблюдали, как какой-то сумасшедший тычет пистолетом в пустоту. Вояки оглянулись на старшего группы, но командир только пожал плечами. Он знал, как в Зоне сходят с ума. Наблюдал, как отправляются на рассвете гулять с блаженной улыбкой по минному полю. Видел бессильные слёзы в глазах парней, которых уводил с блокпоста контролёр. Сам несколько раз смотрел в чёрное дуло пистолета, когда пьяный до непотребства пытался свети счёты с жизнью, не выдерживая накопившегося стресса. Однако такого командиру военных сталкеров видеть ещё не доводилось.

— Пристрелить? — спросил один из бойцов, снимая с плеча автомат.

Командир помедлил ровно столько, чтобы услышать торопливые очереди, доносившиеся от корпусов НИИ. Мотнул головой.

— Отставить. За мной марш.

Группа послушно потянулась за командиром к широко распахнутым воротам бывшего института. Боец, который хотел пристрелить спятившего сталкера, обернулся к товарищу и тихо сказал:

— Всё равно не жилец. Так хоть не мучился бы.

Товарищ согласно кивнул. Они даже не подозревали, что через десять минут оба погибнут в жестокой перестрелке с группой бандитов, сражаясь за несколько пустых бетонных коробок. А глубокой ночью их командир снова будет заглядывать в пистолетный ствол, и воронёная сталь запотеет от его горячего дыхания с крепким, сивушным запахом.

Тагил лежал лицом вниз и ждал, когда всё закончится. Обойма опустела, а новую он не удержал в трясущихся руках. Тогда парень просто лёг на землю и приготовился к смерти. Мысленно он был уже на той стороне, хоть его тело продолжало жить и отчаянно жаждало продолжить борьбу. Совсем как тогда, четыре месяца назад, в лесу под трупом сталкера с обглоданными ногами.

Ничего не произошло. Тагил ждал, лицо неприятно колола жёсткая трава, от земли несло ржавым железом и ещё чем-то кислым. На территории НИИ надрывались автоматы, кто-то кричал. Тагил медленно поднял голову и осмотрелся. Страшного человека в чёрном не было, и ничего не говорило о его присутствии. Даже следов не осталось.

Дневной свет поблёк, тени стали длиннее — солнце клонилось к закату. Медленно, словно после тяжёлой болезни Тагил поднялся на ноги. Отыскал оброненную обойму и вставил в пистолет, с удовольствием услышав мягкий щелчок. Потом приложил холодный ствол ко лбу. Это было настоящее. Как колючая трава под щекой, как вон та сраная аномалия, как воняющая ржавчиной земля. Но не тень. Тень была мороком, непонятно кем и для какой цели затуманившим его разум. Убрав оружие в карман, Тагил решительно зашагал к смотровой вышке, одиноко торчащей у железнодорожных путей.

Спустя полтора часа Тагил сидел на самой вершине железной конструкции и дрожал от холодного ветра, даже не пытаясь уснуть. Он пялился в темноту, а мысли его несли с собой груз сомнений. Контейнер с «гирляндой» продолжал оттягивать пояс, но радости по этому поводу Тагил больше не испытывал, сколько не старался. Большой мир за Кордоном больше казался таким уж тухлым и унылым, а Зона перестала манить романтикой приключений. Тагил смертельно устал. С этой мыслью голова его тихо склонилась на грудь, а дрожавшее от холода тело немного расслабилось.

Бежали минуты, складываясь в часы. Темнота кутала спящего сталкера в шелковистый кокон. Ветер давно унёсся на север и утащил с собой облака. Луна беспрепятственно изливала на землю тусклый, серебристый свет. Тагил поёжился, приподнял веки и вдруг вскочил, прижавшись спиной к бортику, опоясывавшему смотровую площадку вышки. Глаза парня безумно выпучились, челюсть прыгала. В воздухе чёрте на какой высоте перед ним висела тень. На этот раз в поднятой руке она держала лезвие, с которого медленно капали сгустки тьмы. Они едва заметно парили чёрным, а лезвие тускло отсвечивало в слабом, лунном свете.

— Этого не может быть, — прошептал кто-то за спиной.

Тагил резко обернулся, но никого не увидел.

— Этого просто не может быть, — настаивал невидимка, и голос его казался сталкеру смутно знакомым. — Не может быть. Не может…

Решив, что с него хватит, Тагил бросился к металлической лестнице. Каким-то чудом ничего не сломал, скатившись по ней кубарем, только в кровь ободрал руки и рассёк бровь. Спрыгнув на землю, он задрал голову, чтобы рассмотреть тень, разгадать её намерения, но вдруг… ослеп. Короткая вспышка полоснула по глазам, а после неё окутала плотная темнота. Тагил кружился на месте, хватая вытянутыми руками воздух, всей шкурой ощущая смертельную опасность. Она неминуемо приближалась, и об этом панически вопила каждая клетка его тела.

Взамен внезапной слепоте обострились все остальные ощущения. Уши стали чуткими, как у зверя, и без труда уловили новый звук: короткое, сочное чавканье и тонкий, длинный, едва слышный звон. Чавк… дззынь… И снова чавк… дззынь… И ещё ближе чавк… дззынь…

Чёрная пелена схлынула так же внезапно, как и накатила. Лунный свет показался ярче солнечного, темнота стала совершенно прозрачной. Тагил бросился прочь от вышки, от невидимого голоса, от страшных звуков, от тени. Он не думал об опасностях Зоны. Чёрт, да умереть в аномалии, от клыков мутанта, от пули — спасение. Но только не так.

Ноги ослабели от пережитого ужаса, но Тагил всё равно бежал, потому что знал — оно идёт. Лёгкие горели так, словно он вдыхал не воздух, а пламя. В глотке высохло и нещадно кололо. Железнодорожные пути закачались перед глазами, блеснул на металле лунный блик. Тагил споткнулся о рельсу и упал. Попытался вскочить и снова свалился на землю. Тогда он пополз, хватаясь руками за шпалы, ранясь о заусеницы, набирая полные ладони заноз.

Широкий зев тоннеля распахнулся перед парнем, предлагая укрыть от опасности, и Тагил поспешил воспользоваться приглашением. Вскочив, наконец, на ноги, он быстро миновал освещённый луной участок и схоронился там, где темнота была гуще всего. Прислонившись спиной к стене, Тагил подтянул колени и затравленно посмотрел назад. Там в мертвенном лунном свете одиноко торчала смотровая вышка. Над ней и поблизости было абсолютно пусто и тихо.

Парень чувствовал, что больше не выдержит. Сходить с ума страшно. Терять рассудок, всё, что составляет твою личность — невыносимо. Это даже хуже чем смерть. При одной мысли о таком исходе дыхание сбивалось, а разум затягивала густая кисельная пелена. Во всём мире не осталось ничего, кроме темноты, страха и одиночества.

«Тагил!»

Парень вздрогнул и огляделся, не понимая, кто так настойчиво зовёт его. Темнота в тоннеле колыхалась, словно живая. Это она звала его по имени.

«Сдохни, Тагил!»

Парень прикрыл глаза, ничего более не ощущая, кроме нарастающего безумия. Его разум вибрировал, как туго натянутая струна, и Тагил не знал, что будет, если струна эта вдруг лопнет.

«Сдохни, Тагил!»

Друзья остались одним только приятным воспоминанием. Кругом была враждебная темнота. Проклятая Зона и её злобные твари, охочие до его крови.

«Сдохни! Хватит, нахлебался!»

Жгучая ярость вдруг хлестанула Тагила, заставив взвиться на ноги. Такого бешенства спокойный и покладистый парень ещё никогда не испытывал. Он упивался новым ощущением, как пьяница вином, позволил захлестнуть себя с головы до ног и дал бешенству разрешение управлять всеми своими действиями. Парень выдернул из кармана пистолет, направил в темноту тоннеля и нажал на спусковой крючок.

— А хер тебе! Сука! Не получишь! — на каждый выкрик Тагил посылал темноте пулю в подарок.

Патроны давно закончились, а Тагил всё нажимал и нажимал на спусковой крючок и орал в клубящуюся тьму. Он больше не боялся. Пусть присылает хоть армию теней, просто так они его всё равно не получат. Пусть слепят его, издеваются, грозят сверкающими клинками — больше убегать и прятаться он не намерен. Тагил кричал, пока не охрип. Когда пересохшее горло отказалось воспроизвести ещё хоть один звук, он умолк. Молчала и темнота. Только усмехалась понимающе и снисходительно, как старому знакомцу.

Тагил медленно повернулся к ней спиной и зашагал к выходу из тоннеля. Небо подёрнулось розовыми отблесками зари, звёзды умирали одна за другой. Корпуса НИИ оглашались визгом и рычанием — мутанты пировали там до сих пор. У входа в тоннель лежал маленький бледно-жёлтый «выверт», народившийся за эту беспокойную ночь. А чуть дальше стояли Бокушок и Дыня, бледные, с отвисшими челюстями и смотрели на Тагила как на приведение.

— Мужики, — дрогнувшим голосом сказал им Тагил, — я так задолбался.

И разом из него будто вынули все до единой кости. Тагил свалился на рельсы, скрючился в позу эмбриона и замер. Сколько не тормошили его Бокушок и Дыня, он спал, словно заколдованный.

Непонятная, ничем не обоснованная тревога продолжала мучить Тагила даже во сне. Несколько раз его будили голоса друзей. Балансируя на грани сна и реальности, Тагил слушал обрывки разговоров и снова проваливался в бездонную сонную муть. Первый раз он проснулся, ощущая, что его переворачивают, укладывают поудобнее. Под собой парень осознавал не холод стылой земли, а приятную мягкость, от которой распространялся терпкий, острый аромат. Это была охапка елового лапника.

Кроме того пахло костром, а изредка в лицо несло затхлой сыростью — значит, они всё ещё находились в железнодорожном тоннеле. Рядом негромко переговаривались Дыня и Бокушок. Шкрябали по донышкам консервных банок ложки. Смачное чавканье периодически перемежалось сытыми отрыжками.

— Старый, а ты чего контейнер-то у него не отцепил? — спросил Дыня. — Я думал, ты первым делом нос в него сунешь.

— А смысл? — кашлянув, ответил Бокушок. Голос у него был усталый и грустный. — Ты Тагила вообще видел? Невменяемый, бля! До хабара ли ему было.

Тагил хотел опровергнуть замечание, но не смог. Он лежал, словно труп, не в силах пошевелить даже пальцем. Мысли, спутанные паутиной усталости, текли вяло и неспешно. Парню, как тому Вию, было сложно даже просто приподнять веки. Тогда он просто позволил себе скользнуть в липкое забытьё с маячившим в нём лёгким оттенком тревоги.

Бокушок и Дыня продолжали тихонько переговариваться, заново переживая события минувшей ночи. Если бы Тагил мог их сейчас слышать, он бы узнал, что военные сталкеры преследовали его друзей до самой Свалки. Гнали, словно двух подранков, периодически ведя прицельный огонь, но потом потеряли в густом тумане, наползавшем с запада. Парень наверняка испугался бы, услышав, что в тумане его друзья нарвались на матерущую пси-собаку и еле-еле спаслись на деревьях. Бокушок извёл почти всю картечь, но исполосовал мутанту морду основательно, причём тот успел грызануть старого за ногу. И наверняка Тагил не на шутку бы встревожился, узнав, что пёс был здоровенный, как телок, а бока его неприятно бугрились многочисленными рубцами и шрамами. Выпущенная старым картечь собаку не убила, но ослабила и заставила отступить, и друзья поспешили убраться из пёсьей вотчины. А потом они вернулись на Агропром к железнодорожному тоннелю в надежде встретить там Тагила. И встретили. В абсолютном неадеквате, взъерошенного, с безумно перекошенным лицом и диким взглядом.

Ничего этого Тагил не знал и продолжал крепко спать, свернувшись на охапке еловых веток. Второй раз его разбудил отчаянный спор. Парень вроде бы отчётливо слышал произнесённые слова, но они рассыпались в труху, не успев достигнуть утомлённого сознания.

— Ну, теперь заживём! — весело воскликнул Дыня. — Справим снарягу хорошую наконец-то, а, Старый? Чего притих?

— Какая снаряга, идиот? Нахер ты в контейнер полез?

— Ты чего, Бокушок?

— Уйду я отсюда. Надоело, нах.

— У-у… нам с Тагилом семьдесят пять процентов, без обид.

— С хрена ли?

— Ты из Зоны валишь, а на пенсию тебе и двадцати процентов хватит. За глаза, старый! И быковать не советую.

— Тагил проснётся, тебе башку твою тупую открутит.

— О да, наш бесстрашный Тагил, подхалимская его морда. Будет возникать, я и его тонким слоем размажу.

— Урод ты, Дыня.

Чтобы не слышать их препирательств, Тагил перевернулся на другой бок и снова свернулся клубком, словно продрогший бродячий пёс. Дыня и Бокушок примолкли. Сквозь прикрытые веки просачивался серенький дневной свет, чуть подсвеченный розовым. Уши теперь не улавливали ничего, кроме уютного шёпота дождевых капель, да изредка трещала дровина в костре, распадаясь шуршащими угольками. Ночь сгинула и унесла с собой ожившие кошмары, а измотанный до предела Тагил наслаждался минутами покоя. Удовлетворённо вздохнув, он снова провалился в тягучий сон без сновидений.

Проснулся Тагил резко, словно от толчка, совершенно выспавшимся и полным сил. На грани сознания запомнился какой-то звук, разбудивший его, но какой — Тагил не понял. Приоткрыл глаза, разглядывая прозрачные сумерки за пределами тоннеля. Здесь, внутри царила густая, чернильная темнота, которую лишь у входа чуть рассеивал лунный свет. Парень подумывал окликнуть друзей, но вдруг до него дошло, что за звук его разбудил. Тихий то ли хрип, то ли стон прозвучал снова, и Тагил похолодел, потому что уже слышал такое. Ночь вернулась, и всё началось сызнова.

Осторожно повернув голову, парень всмотрелся в темноту. Костёр почти потух, только изредка какой-нибудь особо стойкий уголёк выбрасывал в темноту оранжевый блик. В одной такой вспышке Тагилу удалось рассмотреть сгорбленную человеческую фигуру, которая показалась чернее самой ночи. Человек этот вроде бы стоял на коленях, склонившись на чем-то на земле… над кем-то…

Страх парализовал конечности, но изрядная порция адреналина, хлынувшего в кровь, быстро избавила парня от ступора. Он ощупал карманы и убедился, что они пусты. Тогда Тагил тихонько подобрал под себя конечности, готовясь вскочить, и в этот момент чёрная тень повернулась. Она приподнялась, напружинившись, и двинулась навстречу. Глаза достаточно привыкли к темноте, и теперь Тагил видел, что тень перебирает ногами, а не плывёт по воздуху, как могло показаться вначале. Но если тогда, днём, глядя на эту самую тень, паля в неё из пистолета, Тагил был уверен в её нереальности, то сейчас мозг отчаянно сигналил: «Всё по-настоящему, хозяин! Опасность! Опасность!»

Тагил сделал пробный выпад в сторону. Тень кинулась за ним. Даже попав в дрожащий луч лунного света, лицо нападающего оставалось в тени и казалось просто нарисованным чёрным овалом. В руке у человека Тагил рассмотрел нож, с лезвия которого тягуче капала кровь, казавшаяся чёрными сгустками всё той же темноты. Кровь срывалась вниз длинными нитями, исходя лёгким паром в холодном воздухе.

«Дыня, Бокушок… Он убил их», — стеганула очевидная мысль, и Тагил решительно потянулся за ножом. С холодным оружием он никогда не был особенно ловок и чаще использовал его в быту, чем в драке. И уж подавно этот нож не забрал ни одной человеческой жизни. Но сейчас Тагил был готов и к драке, и к убийству.

Чёрная тень неотступно следовала за ним. Они кружили на месте, и парень не сводил с противника настороженного взгляда, спешно вспоминая всё о ножевом бое, чему успел его научить старый. Эх, бедняга, так ведь и не дожил до пенсии, до своего триумфа. Дыня хоть и редкостная язва, но его было жаль не меньше.

Тагил крепче сжал пластиковую рукоять и приготовился нанести первый выпад. Издыхающий костёр вдруг выстрелил сноп огненных искр, разметавших пепел и ненадолго осветивших тоннель. Тагил потрясённо замер, опустив нож.

— Этого не может быть, — пробормотал он, не веря увиденному. — Этого просто не может быть.

Короткая, но яркая вспышка успела показать ему всё. Лежащего навзничь Дыню, под головой которого маслянисто поблёскивала густая, багровая лужа. Чуть повернув голову, Дыня строго смотрел на него безжизненными глазами. Горло его оказалось рассечено одним точным ударом ножа практически до шейных позвонков. Рядом с телом валялся его, Тагила, контейнер со свёрнутой в нём «гирляндой», а напротив с окровавленным ножом в руке напрягся готовый убивать Бокушок.

— Ты что же это такое творишь, старый? — тихо спросил Тагил.

Бокушок не ответил, кинулся, делая широкий взмах ножом и вынуждая Тагила отпрянуть обратно в тоннель. Усы старика встопорщились, как у разозлённого кота, рот щерился в почти зверином оскале. Тагил никак не мог собраться и тем более предпринять ответные действия. Он настолько не ожидал ничего подобного, что был совершенно сбит с толку.

Костёр потух окончательно, тоннель снова погрузился в темноту. Тагил скорее угадывал, чем видел передвижения противника, и продолжал медленно пятиться. Хруст камешков и мелких обломков под его ногами казался оглушительным и напрочь забивал все остальные звуки. Справа вдруг почудилось движение, но прежде, чем Тагил успел среагировать, его рука взорвалась болью. Пальцы разжались, нож отлетел в сторону и звякнул о бетон далеко слева. Практически сразу за этим последовал сокрушительный удар в лицо. Тагил мешком свалился на пол, но тут же вскочил снова, подстёгнутый чувством самосохранения. Рот наполнился кровью, от носа, казалось, осталась только пульсирующая болью каша. Тагил шарил рукой в пустоте, совершенно ослепший и дезориентированный.

Под ноги попалось что-то мягкое, зыбкое. Тагил споткнулся и снова растянулся на земле, попав рукой в холодную, липкую лужу. «Дыня», — мелькнула и сгинула мысль, потому что Тагил всей шкурой ощутил колебания воздуха совсем близко и почуял смрадное дыхание смерти. Парень перекатился через труп товарища и ввинтился под него, прикрываясь, словно щитом.

Лезвие с силой вонзилось мёртвую уже плоть. Ещё, и ещё, и ещё. Осатаневший старик кромсал наугад, видя в темноте не лучше Тагила. Нож с влажным чавканьем рассекал кожу и с тоненьким, чуть слышным звоном покидал тело мёртвого Дыни, чтобы немедленно пронзить его снова. Чавк… дззынь… Скорчившемуся под ним Тагилу эти звуки казались оглушительными. Улучив момент, он быстро вывернулся из-под мертвеца и вслепую ударил туда, где по его прикидкам должна была находиться голова Бокушка.

Кулак Тагила с хрустом протаранил лицо старого, вызвав у парня чувство глубочайшего удовлетворения. Он почувствовал, как раскрошенные зубы Бокушка ободрали костяшки пальцев, а сам старик вскрикнул и повалился назад. Судя по вторичному, ещё более громкому воплю прямиком в неостывшее ещё костровище.

Разворошённые угли весело зарделись, а потом выбросили маленькие, оранжевые язычки. Бокушок уже поднимался на ноги, сплёвывая кровь и осколки зубов. Левая рука его была вымазана в золе.

— Что, бля, больно? — язвительно поинтересовался Тагил.

Бокушок ощерился, показав красные от крови пеньки, и сказал:

— Сдохни, Тагил. Лучше сам сдохни, мой тебе совет.

Тагил покосился на ножны Дыни и тихонько переступил с ноги на ногу. Бокушок следил за ним, усмехаясь окровавленным ртом.

— Какого хера, дед? — спросил Тагил, придвигаясь ближе к трупу. — Я думал мы команда.

— Команда, бля, — передразнил Бокушок. — Ты нормальный парень, Тагил, только слишком… восторженный. Команда!.. Дружба навеки!.. Сам видишь, не бывает тут так. Я о таком куше, сука, шесть с половиной лет мечтал. По говну тут ползал и мечтал. А ты, бля, только пришёл и сразу прибарахлился.

— А Дыня тебе чем не угодил? — мрачно спросил парень.

— А нехер было нос свой в контейнер совать. Я по-тихому спёр и ушёл бы, пока вы спали. Так нет, бля, полез, жадный сучонок. Планы строил, как будет хабар мой тратить. Хватит с меня, нахлебался досыта и Зоны, и вас, напарничков.

Тагил выхватил из ножен нож Дыни и замер наизготовку. Бокушок усмехнулся и вытянул из кармана пистолет.

— Не хотел шуметь и отсвечивать, — сказал он, — но ты задолбал.

Он поднял пистолет и направил Тагилу прямо в лицо. Парень заглянул в чёрное дуло и вдруг ясно вспомнил всё произошедшее накануне. Предупреждение. Все эти ночные страшилки, так напугавшие его, были всего-навсего предупреждением, а он понял это слишком поздно. Прежний Тагил смирился бы и приготовился к смерти, но парень за минувшие сутки умирал уже столько раз, что воля к жизни била из него фонтаном.

«Не дождёшься, старый хрен, — думал Тагил и почему-то совсем не боялся. — Сам сдохни. Прямо сейчас. Вот прямо сию секунду».

Палец Бокушка дёрнулся на спусковом крючке и напрягся. А Тагил вдруг улыбнулся, широко и радостно. Из темноты совершенно бесшумно выметнулось лохматое, мускулистое тело матёрого пса. Страшенные клыки сомкнулись на вооружённой руке Бокушка, мутант мотнул головой, и сочный хруст переломанных костей заглушил истошные вопли старика. Пёс повалил свою жертву на землю, встал лапами на грудь и коротким движением мощных челюстей перекусил Бокушку шею. Отделённая от тела голова качнулась и упала на бок, демонстрируя перекошенное животным ужасом лицо и бахрому разорванных жил.

Тагил перевёл взгляд на собаку. Мутант стоял, не двигаясь, вызывающе подняв оскаленную морду. С клыков его капала кровь, и шерсть вокруг пасти слиплась сосульками.

— Я возьму автомат, — сказал Тагил, — рюкзак и контейнер. А потом уйду. Можешь съесть трупы.

Пёс насмешливо фыркнул и сел, с интересом глядя на человека. Весь его вид будто говорил: «Ты такой самонадеянный, двуногий. Мне не нужно твоё разрешение. Захочу и тобой полакомлюсь».

— Ладно, — гладко сказал Тагил, сам невольно усмехаясь. — Тогда ты мог бы просто подождать, пока этот мудак меня пристрелит, чем тратить силы на двоих. Значит, ты не собирался меня убивать с самого начала. Ты же не убил меня тогда в лесу.

Пёс зевнул, и его выразительная морда приобрела презрительное выражение. На ней без труда читалось следующее: «Что за радость убивать слабаков? От этого сам становишься слабым. Только сильный и опасный враг достоин внимания и приложенных усилий».

— Складно стелешь, — сказал Тагил, внутренне изумляясь факту, что он стоит тут и ведёт одностороннюю беседу с собакой. — Отлично, я слабак, значит, мы не враги?

Пёс кашлянул, а Тагил готов был поклясться, что мутант смеётся. Встав на лапы, пёс потянулся и демонстративно зевнул. Тагил, как заворожённый смотрел в широченную пасть, полную острых клыков, между которыми блестел от скопившейся слюны фиолетово-синий язык. От мутанта нестерпимо несло зверем, кровью и падалью. Он встряхнулся, подошёл к Тагилу поближе и заглянул в глаза.

«Ты враг, двуногий, и всегда им останешься, — говорил взгляд янтарных глаз. — Наша схватка неизбежна, но время ещё не пришло. Уходи, но знай — мы ещё встретимся».

Тагил отвернулся и, не говоря ни слова, направился к телу Дыни. Прикрыл мертвецу глаза, подобрал контейнер, подхватил прислоненный к стенке тоннеля автомат. А повернувшись за курткой, которой было застелено его нехитрое ложе, остолбенел. Там стоял пёс и, ехидно щерясь во всю свою зубастую пасть, тщательно метил его куртку, а заодно и лежащий в изголовье рюкзак.

— Ну, ты и сука, лохматый! — возмущённо воскликнул Тагил.

Пёс встряхнулся и подошёл к трупу Бокушка. Не сводя с Тагила нахального взгляда, принялся пожирать убитого. Смачное чавканье, хруст перемолотых хрящей и треск костей, крошащихся могучими челюстями, огласил своды тоннеля. Тагила слегка затошнило. Пёс исподлобья косился на человека, всем своим видом демонстрируя: «Я кобель. Я Альфа. А чего добился ты, двуногий?»

— Гадёныш, — пробормотал Тагил.

Нести обоссаный рюкзак не хотелось. Надевать обоссанную куртку тем более. Тагил бросил задумчивый взгляд на контейнер и улыбнулся. До Свалки уж как-нибудь доберётся, а там он толкнёт артефакт и докажет всяким лохматым и блохастым кто тут Альфа.

Пёс одобрительно зарычал.