Натурщик (джен)

В ху­дожес­твен­ной сту­дии на вто­ром эта­же ста­рого кир­пично­го зда­ния го­рел свет. В ней ки­пела жизнь, бы­ло тес­но от на­рода — по ве­черам ту­да съ­ез­жа­лись ху­дож­ни­ки — пи­сали кар­ти­ны и спо­рили об ис­кусс­тве.

В тот ве­чер Алек­сандр Ев­гень­евич Шиш­кин, ху­доща­вый ста­рик с ос­трой бо­род­кой, вы­курив две си­гаре­ты под­ряд, за­шёл в ма­лень­кую ком­на­ту. Под­нялся не­во­об­ра­зимый шум, лю­ди за­су­ети­лись, пов­ста­вали с мест.

— Ждём-с, гос­по­да? — спро­сил Шиш­кин, ве­шая пот­рё­пан­ное паль­то на сво­бод­ный крю­чок.

— Шу­тить из­во­лите, Алек­сандр Ев­гень­евич? — вос­клик­ну­ла не­моло­дая да­ма с моль­бер­том в ру­ках.

— Ни­как нет, су­дары­ня.

Шиш­кин на­дел ра­бочий фар­тук, нас­чи­тав в сту­дии во­семь че­ловек, по­мимо се­бя, про­шёл в се­реди­ну ком­на­ты, вклю­чил лам­пу, сто­яв­шую на по­лу, и, наб­рав в грудь воз­ду­ха, гром­ко про­из­нёс:

— Поп­ро­шу ми­нуточ­ку вни­мания! Се­год­ня, как я обе­щал, к нам при­дёт на­тур­щик.

— Вы го­вори­ли о на­тур­щи­це!

— Ей-бо­гу, гос­по­дин Со­колов, вам не уго­дишь.

Кто-то улыб­нулся, но один ху­дож­ник был уг­рюм и не­весел: Вик­тор Сер­ге­евич Хо­роших, по­мощ­ник но­тари­уса, че­ловек серь­ёз­ный и зам­кну­тый. Лю­дей он не лю­бил, а ху­дожес­тва­ми за­нимал­ся ра­ди собс­твен­но­го удо­воль­ствия. Как он сам приз­на­вал­ся: «Нра­вит­ся изоб­ра­жать мир вок­руг».

— Наш гость бу­дет по­зиро­вать впер­вые, — про­дол­жал Шиш­кин, — по­это­му не будь­те к не­му стро­ги.

В дверь пос­ту­чали.

— Вот и он. Про­шу, за­нимай­те ва­ши мес­та, — Алек­сандр Ев­гень­евич ки­нул­ся навс­тре­чу во­шед­ше­му. На­тур­щи­ком ока­зал­ся вы­сокий мо­лодой че­ловек лет двад­ца­ти, куд­ря­вый, с каш­та­новы­ми во­лоса­ми и боль­ши­ми зе­лёны­ми гла­зами, оде­тый в лёг­кое паль­то не по по­годе. Юно­ша пе­реми­нал­ся с но­ги на но­гу, то и де­ло поп­равлял во­рот­ник, смот­ря ку­да-то се­бе под но­ги. В каж­дом его дви­жении чувс­тво­валась ка­кая-то не­лов­кость, точ­но он при­шёл нез­ва­ным гос­тем.

— Про­ходи­те, про­ходи­те, — не умол­кал Шиш­кин. — Про­шу лю­бить и жа­ловать: Дмит­рий Сер­ге­евич Лан­ской.

На­тур­щик нем­но­го не­ук­лю­же пок­ло­нил­ся, вып­ря­мил­ся, чуть не за­дев ви­сев­шую на по­тол­ке люс­тру, и под лю­бопыт­ные взгля­ды про­шёл за Шиш­ки­ным на чер­дак. Тем вре­менем ху­дож­ни­ки уже на­чали шеп­тать­ся.

— Кра­савец. На­вер­ное, ар­тист, та­кие толь­ко в те­ат­ре иг­ра­ют…

— А я го­ворю: врач, не ина­че. Вы что, не ви­дели его ру­ки…

— Вздор, су­дары­ни. Обыч­ный ни­щий сту­дент — пос­мотри­те на паль­то, — вста­вил муж­ской го­лос.

Ког­да в ком­на­ту вер­ну­лись Алек­сандр Ев­гень­евич с на­тур­щи­ком, юно­ша был об­на­жён. Он на мгно­вение нах­му­рил­ся, сжав тон­кие гу­бы, а за­тем, слов­но ре­шив­шись, сла­бо кив­нул Шиш­ки­ну.

— Про­шу-с, — тот ука­зал на боль­шой де­ревян­ный ящик, нак­ры­тый бе­лой дра­пиров­кой, сто­яв­ший в цен­тре ком­на­ты.

Ког­да Лан­ской про­шёл ми­мо си­дящих ху­дож­ни­ков, нес­коль­ко дам вос­хи­щен­но пе­рег­ля­нулись. По­ка Шиш­кин ус­та­нав­ли­вал лам­пу, ме­няя нап­равле­ние све­та, на­тур­щик мол­чал, вы­раже­ние его ли­ца ос­та­валось за­дум­чи­вым.

— При­мите по­зу, Дмит­рий Сер­ге­евич.

Тот опус­тился на дра­пиров­ку, под­тя­нул к се­бе но­ги, ру­ки сце­пил, а го­лову по­вер­нул впра­во, в сто­рону вы­хода.

— Гос­по­да, ри­су­ем со­рок пять ми­нут.

В ком­на­те во­цари­лась ти­шина. На­тур­щик си­дел, не ше­велясь, сос­ре­дото­чен­но гля­дя в од­ну точ­ку.

Спус­тя пол­ча­са Шиш­кин объ­явил о пе­реры­ве и по сво­ей при­выч­ке вы­шел по­курить. Мно­гие вста­ли, кто-то об­суждал кар­ти­ны, кто-то до­рисо­вывал. На­тур­щик тем вре­менем под­нялся, не­лов­ко по­кач­нувшись, за­тем вып­ря­мил­ся и нап­ра­вил­ся к чер­да­ку, но тут его ок­ру­жили ху­дож­ни­цы.

— Су­дарь, уто­лите на­ше лю­бопытс­тво — вы ар­тист?

— Ви­дите ли, чем боль­ше мы о вас зна­ем, Дмит­рий Сер­ге­евич, тем лег­че вас изоб­ра­зить!

— Да, да, это чис­тая прав­да!

— Ну, не то­мите, рас­ска­жите!

Юно­ша пок­раснел, весь съ­ежил­ся и не­воль­но от­сту­пил на­зад.

— Что же вы мол­чи­те!

— Что вам сто­ит, пра­во сло­во?!

— Это ра­ди ис­кусс­тва!

Мо­лодой че­ловек за­кивал го­ловой, но ни­чего не про­из­нёс.

— Мы вам неп­ри­ят­ны?!

— Ну же, вас спро­сили — так от­ве­чай­те, — вме­шал­ся Со­колов.

Тут вер­нулся Шиш­кин.

— Что про­ис­хо­дит, гос­по­да? По­чему та­кой шум?

— Ваш на­тур­щик мол­чит, слов­но язык прог­ло­тил.

— Ох, тут всё прос­то. Дмит­рий Сер­ге­евич не мо­жет го­ворить, он не­мой, — Алек­сандр Ев­гень­евич тут же умолк, слов­но ис­пу­гав­шись сво­ей от­кро­вен­ности.

Все раз­го­воры в од­но мгно­вение стих­ли. Не­кото­рые уди­вились, на ли­цах дру­гих прос­ту­пило яв­ное от­вра­щение. Под прис­таль­ны­ми взгля­дами ху­дож­ни­ков на­тур­щик слов­но умень­шил­ся, сог­нулся, весь сжав­шись. Гос­по­дину Хо­роших по­каза­лось, что тот пе­рес­тал ды­шать.

— Пе­рерыв за­кон­чен. Прис­ту­пай­те к ра­боте, — ска­зал ру­ково­дитель спус­тя мгно­вение, — Со­колов и Ар­ти­пов, вы ме­ня слы­шали?

Муж­чи­ны об­ме­нялись взгля­дами, вста­ли и нап­ра­вились к две­ри.

— Вы ку­да, гос­по­да?

— Ис­кать на­тур­щиц, — бро­сил Со­колов и вы­шел.

— По­курить, — отоз­вался дру­гой.

— Но пе­рерыв…

Они мол­ча по­кину­ли сту­дию. Ос­тавши­еся ху­дож­ни­ки взя­ли моль­бер­ты и про­дол­жи­ли ри­совать. В сту­дии слы­шались скре­жет ка­ран­да­шей по бу­маге и ти­хое пе­решеп­ты­вание, ко­торое ста­нови­лось всё от­чётли­вее. Гос­по­дин Хо­роших по­пытал­ся сос­ре­дото­чить­ся на ри­сун­ке, но не­воль­но ус­лы­шал бро­шен­ную кем-то фра­зу.

— Не­мой ар­тист, как вам это нра­вит­ся, Лю­бовь Алек­се­ев­на?

— При­вёл ка­кого-то не­пол­но­цен­но­го, — фыр­кну­ла од­на из ху­дож­ниц.

Шиш­кин мно­гоз­на­читель­но каш­ля­нул, при­зывая к ти­шине, но лю­ди про­дол­жи­ли пе­рег­ля­дывать­ся и шеп­тать­ся. Вик­тор Сер­ге­евич по­мор­щился и бес­по­кой­но за­вер­телся на сту­ле, слов­но си­дел не на сво­ём мес­те. Ему от­че­го-то ста­ло тош­но и стыд­но. Де­ло бы­ло бе­зоб­разное.

На­тур­щик, ко­торый слы­шал всё, выг­ля­дел так, слов­но сей­час упа­дет в об­мо­рок. Он весь дро­жал, слов­но от ис­пу­га, поб­леднел, слё­зы выс­ту­пили на его гла­зах.

Всё это бы­ло так стран­но, ка­залось, не­воз­можным, что гос­по­дин Хо­роших про­тёр гла­за в на­деж­де, что ему снит­ся пло­хой сон, но тут до не­го сно­ва до­нес­лось:

— А как его имя, не Ге­расим слу­чай­но?

Од­на из жен­щин ти­хо зас­ме­ялась.

— Прек­ра­тить-с раз­го­воры, — вме­шал­ся Шиш­кин.

— Со­бач­ку ри­су­ем сле­ду­ющей?

Нес­коль­ко че­ловек по­дави­лись сме­хом.

На­тур­щик не вы­тер­пел и вско­чил, его кра­сивое ли­цо ис­ка­зилось от­ча­яни­ем. Под хо­хот ху­дож­ни­ков юно­ша скрыл­ся на чер­да­ке, что­бы че­рез мгно­вение сно­ва по­явить­ся в нас­пех на­детой одеж­де и по­кинуть ма­лень­кую сту­дию.

Гос­по­дин Хо­роших, под­давшись не­воль­но­му по­рыву, бро­сил­ся сле­дом. Он ду­мал, что не до­гонит на­тур­щи­ка, но тот, про­бежав нем­но­го, в из­не­може­нии при­валил­ся к сте­не кир­пично­го до­ма, слов­но был бо­лен. Вик­тор Сер­ге­евич ос­та­новил­ся пе­ред ним и с по­мер­твев­ши­ми гу­бами приб­ли­зил­ся к на­тур­щи­ку. Он хо­тел бы­ло что-то ска­зать, но не смог, сер­дце дрог­ну­ло. Не най­дя слов, ху­дож­ник мол­ча про­тянул свой наб­ро­сок.

Юно­ша удив­лённо взгля­нул на не­го, но ри­сунок при­нял.

На бе­лой дра­пиров­ке вок­руг си­дяще­го че­лове­ка бы­ли на­рисо­ваны урод­ли­вые лю­ди с бе­зоб­разны­ми ли­цами, сквозь ко­торые прог­ля­дыва­ли их кри­вые, ис­ка­лечен­ные ду­ши.