Дорогами судьбы (гет)

1927 г

Солнце палило нещадно, но в саду поместья Блэков всегда царила тень. Огромные вековые дубы, помнящие ещё Сириуса Блэка, разрослись настолько, что их корни, огромными змеями выпиравшие прямо из-под земли, служили младшим представителям семейства вместо скамеек и излюбленным местом для игр. Сад был полон диковинных растений, привезённых из разных стран неутомимым путешественником Альтаиром Блэком. Были тут огороженные кусты ядовитой тентакулы, и абиссинская смоковница, и целый ряд мандрагор. Цветущие лианы обвивали высокие скульптуры уже покойных к тому времени хозяев поместья. Их равнодушные холодные мраморные глаза неустанно следили за своим бывшим владением, вероятно сожалея, что никому из них так и не удалось унести Блэкрод, главную драгоценность самого влиятельного и благороднейшего магического семейства во всей Британии, с собой в могилу.

За годы своего существования Блэкрод не раз становился яблоком раздора для бесчисленных родственников. Хотя у Блэков существовало несколько домов по всей Британии и места могло хватить на всех, именно красивый готический дворец в тени старой рощицы из века в век не давал покоя членам семейства. Поместье было построено ещё в 1664 году Сириусом Орионом Блэком, но так как тот был бездетен, в наследство оно досталось любимому племяннику Сириуса Кастору. Тогда же и закрепилась традиция — поместье передавалось не по праву старшинства, а согласно воле, высказанной в завещании его бывшего владельца. Порой это приводило к печальным последствиям. Так, в 1744 году Корвус Блэк убил своего брата Сигнуса Блэка через неделю после того, как тот вошёл в право владения Блэкродом. Так как завещания покойный не оставил, возник вопрос: кому же должно принадлежать поместье — брату покойного или же его единственному семнадцатилетнему сыну Регулусу. Корвус Блэк сумел ловко провернуть это дело, подкупив ближайших родственников и посулив им необычайные блага, и на семейном совете его кандидатура на роль владельца родового поместья была поддержана единогласно, если не считать голоса его сестры Миры, знавшей, что Корвус — братоубийца. Но уже через месяц один из тяжёлых сводов дворца обвалился, похоронив под собой Корвус Блэка со всеми его честолюбивыми и преступными замыслами. Он был бездетен и не позаботился о завещании, и таким образом Блэкрод всё-таки попал к юному Регулусу, потомки которого и сохраняли его за собой в течение двух с половиной столетий, пока он одним взмахом волшебной палочки не был обращён в пыль.

С 1925 года Блэкрод находился в руках Сигнуса Финеаса Блэка, человека решительного и жёсткого, баллотировавшегося в своё время на пост Министра магии, но проигравшего предвыборную схватку Гектору Фоули. После провала на выборах Сигнус Блэк отошёл от политики, но его предвыборная программа, основанная на доктрине чистокровия, ещё долго находила отклик в сердцах многих чистокровных волшебников. Несмотря на то, что после того, как Сигнус заперся в своём поместье, он не совершил ровным счётом ничего выдающегося, это не мешало ему считаться в магической среде одним из уважаемых волшебников своего времени, прекрасным мужем и заботливым отцом. Жена Сигнуса Блэка, Виолетта (в девичестве Булстроуд), отличалась неспокойным нравом, гордыней, а с годами ещё и сварливостью. Несмотря на то, что отношения супругов были далеки от идеала, жизнь подарила чете четверых детей — двоих сыновей и двух дочерей. Старший сын, Поллукс, с каждым годом всё больше и больше походил на отца. Амбициозность сочеталась в нём с самой обыкновенной посредственностью. Именно с его помощью честолюбивое семейство надеялось взять реванш за поражение Сигнуса и всё-таки провести одного из Блэков на пост Министра магии. Его сестра Кассиопея, обладавшая более спокойным и покладистым характером, не подавала стольких надежд, ведь всё её предназначение для волшебного мира, по мнению многочисленной родни, заключалось в возможности с её помощью породниться с другим влиятельным семейством, способном посодействовать блестящей карьере Поллукса. Младший брат, Мариус, и вовсе казался лишённым каких-либо перспектив, ибо мальчик рос, а волшебных способностей, обычных для детей волшебников, в нём не обнаруживалось. Родители сквозь пальцы смотрели на данную особенность своего сына, втайне надеясь, что на их имя не ляжет пятно позора, неизбежного, окажись Мариус сквибом. Сам он прекрасно понимал шаткость своего положения и потому рос нервным, застенчивым и довольно боязливым. Любимицей в семье была младшая дочь Блэков, Дорея. Хотя её предназначение как девочки ничуть не отличалось от предназначения Кассиопеи, любили её больше, ибо весёлый, живой нрав малышки был способен растопить даже каменное сердце. Только Дорее разрешалось громко смеяться в гостиной, озорничать, не боясь строгости родителей, и есть столько сладкого на ночь, сколько ей только пожелается. Девочка быстро усвоила свои привилегии и пользовалась ими без зазрения совести, становясь избалованной, чуть надменной и эгоистичной. Однако эти, несомненно, дурные качества не очернили её сердце, мягкое и доброе по природе. Более своих братьев и сестры она чуяла несправедливость и со свойственной ей энергией неустанно пыталась её исправить. Она часто приносила Мариусу еду, неизменно завёрнутую в душистый платок с фамильным гербом, когда тот, отбывая наказание за какую-то провинность, оставался без ужина, запертый в огромной красной комнате, служившей в доме пристанищем всех детских страхов.

— Эй, — тихонько звала она, пропихивая свёрток с едой через небольшую щель между дверью и полом. — Я принесла тебе поесть.

— Спасибо, Дори, — отзывался Мариус, а после брат и сестра долго болтали друг с другом через дверь, пока на лестнице не слышались шаги, и Дорея не убегала в свою комнату, боясь быть застигнутой на месте преступления. В особенности, тётей Элладорой, ещё одной обитательницей Блэкрода.

Элладора приходилась Сигнусу Блэку родной тёткой по отцу. В отличие от других представительниц слабого пола из семейства Блэк, она так и не смогла выполнить предначертанную ей природой и семейными интересами задачу и, возможно, именно поэтому по известности она превзошла других женщин, носивших фамилию Блэк. Особа эта была более чем неуравновешенна, и с течением времени её агрессивность только росла. В молодости она слыла непревзойдённой красавицей, и многие мужчины с радостью преподносили ей свои сердца, не зная, что их ждёт ужасное разочарование. С соперницами мисс Блэк обходилась ещё более жестоко, чем с неудавшимися женихами. Многие из них погибали при невыясненных обстоятельствах, и хотя доказать что-то не представлялось возможным, все были уверены, что именно Элладора приложила к их смерти руку. К слову, смерть для мисс Блэк имела особое значение. Предсмертные муки её забавляли, и, руководствуясь этим своеобразным вкусом, именно она завела традицию отрубать эльфам-домовикам головы, когда те становились слишком старыми, чтобы носить чайные подносы. Отрубленные головы вывешивались в одном из коридоров Блэкрода, около лестницы, ведущей на второй этаж. Таким образом, спускаясь каждое утро из своих спален в гостиную и поднимаясь вечером обратно, обитатели дома могли видеть выпученные от страха глаза и искажённые агонией лица домовиков, совсем недавно обслуживавших хозяев на званом обеде.

Сигнус и Поллукс Блэки находили прихоть Элладоры забавной, Виолетта — глупой, Кассиопея, Мариус и Дорея — отвратительной. Но перечить никто не решался, и впоследствии и в других домах благородного семейства эта традиция прижилась.

Однако в целом семья Блэков считалась в высших кругах магического общества более чем образцовой, счастливой и благополучной. И даже после таинственного исчезновения одного из отпрысков Виолетты и Сигнуса всё это в высшей степени приличное общество предпочло закрыть на этот факт глаза, сделав вид, что Мариуса Ориона Блэка и вовсе никогда не существовало на свете.

Но он был. И через множество лет Дорея помнила тот жаркий последний июльский день 1927 года, разлучивший её с братом навсегда.

— Это ужасно, — простонала Кассиопея, откладывая маленькое зеркальце. Её маленькое узкое лицо с нежными чертами сейчас покрывал совершенно недопустимый для благородной леди загар. На солнце её каштановые волосы чуть отливали рыжим, и девушка то и дело хмурилась, проявляя недовольство своей внешностью.

— Перестань, Кэсси — отозвался Поллукс, прицеливаясь из лука в одну из мишеней, светящуюся прямо на дереве. Мариус и Дорея завороженно следили за каждым его движением. — Профессор Диппет не станет тебя разглядывать.

— Профессор Диппет? — воскликнул Мариус. — Директор Хогвартса?

— Поллукс! — покраснев, воскликнула Кассиопея. — Нам говорили…

— Да, он поужинает с нами сегодня, — ответил старший брат, не обращая на неё внимания.

От Дореи не укрылось волнение Мариуса, который, закусив губу, заёрзал на своём месте. Кассиопея подняла на Поллукса гневный предупреждающий взгляд, но тот продолжил как ни в чём не бывало:

— Родители очень хотят узнать, куда задевалось твоё письмо из Хогвартса, мямля. И было ли оно вообще?

Поллукс резко повернулся, нацелившись прямо на младшего брата. Секунда — и стрела с серебряным наконечником просвистела в сантиметре от правого уха Мариуса, воткнувшись в отросток жующей капусты.

— Поллукс! — поражённо закричала Кассиопея, подскакивая к белому как полотно Мариусу. — Ты напугал его!

Брат лишь безразлично пожал плечами.

— Не был бы сквибом, направил бы стрелу в другую сторону. Или заставил бы замереть её в воздухе. Или…

— Превратил бы тебя в жабу! — закричала Дорея, и словно в подтверждение её слов из-под куста, громко квакнув, вылезла одна из этих тварей.

Поллукс глухо рассмеялся.

— Этот-то? — он кивнул на Мариуса, сосредоточенно разглядывающего собственные подошвы. — Этот и на элементарное стихийное колдовство не способен, а не то что на сложную трансфигурацию. Скоро мы избавимся от этого недоразумения.

— Поллукс!

— Совсем скоро, мои милые сестрицы, — торжествующе произнёс он, посылая девочкам воздушный поцелуй. — Совсем скоро! — и закинув свой лук за спину, Поллукс скрылся в глубине сада.

Сложно передать, как этот разговор подействовал на Мариуса. И до этого молчаливый и пугливый, мальчик трясся как мотылёк, пойманный в банку. Кассиопея в отчаянии заламывала руки, с сочувствием поглядывая на младшего брата, а Дорея, стиснув зубы, уже придумывала способ отомстить Поллуксу за его клевету.

Сквиб! Подумать только! Дорея искренне не понимала, как Поллуксу в голову могла прийти такая глупость! Всю жизнь ей твердили, что Блэки — самые лучшие волшебники во всей Англии. Самые древние, самые благородные, самые чистокровные… Блэк не может быть сквибом, это совершенно невозможно! Поллукс наверняка это выдумал, чтобы поиздеваться над бедным Мариусом! В глубине души она всё же прекрасно понимала, что это странно, что Мариус не колдует — не поджигает от злости всё вокруг, не летает по комнате и не оживляет цветы как она сама, но наивно полагала, что это лишь потому, что Мариус стесняется, когда они на него смотрят. «Разве может что-то получиться, когда все стоят над душой, — рассуждала она. — Наверняка, Мариус уже научился каким-то фокусам сам, один, но не хочет нам показывать раньше времени».

В чём-то она была права: Мариус действительно усиленно пытался выжать из себя хоть каплю магии, как только оставался один. Но ни причинять обидчикам боль одной лишь силой мысли, как Поллукс, ни передвигать взглядом предметы, как Кассиопея, ни разводить огонь, как Дори, у него не получалось. После нескольких часов безрезультатных усилий он зарывался в одеяло носом, моля Бога, Мерлина или ещё кого-то сделать его настоящим волшебником или же вовсе уничтожить его. Иногда он представлял, как умирает, сражённый какой-нибудь страшной болезнью, и на следующий день после того, как дух вылетает из его тела, в окно Блэкрода стучится сова с письмом для него. Как заплакали бы мама и отец, и все эти многочисленные, смотрящие на него с подозрением родственники, жалея и любя его, и проклиная себя за то, что считали его сквибом. И даже Поллукс, заносчивый злобный Поллукс в слезах бы просил у него прощения за все свои издёвки.

И все бы любили его.

Иногда он добавлял к этой сцене концовку с внезапным и радостным воскрешением, и мечты его от картин семейного счастья и любви уплывали в загадочные дали будущей жизни, в которой он из пугливого мальчика превращается в могущественнейшего волшебника своего времени.

Но об этом он не думал, сидя тем же вечером за ужином прямо напротив седого, чуть суетливого волшебника, расписывавшего красоты Хогвартса и таланты лучших его учеников — Поллукса и Кассиопеи Блэков. Липкий страх сковал его тело и язык, вилка немилосердно дрожала в его руке, а каждый кусок вкуснейшего овощного рагу с мясом приходилось проглатывать буквально через силу. Мысль о том, что он может никогда не увидеть Хогвартс, жгла его хуже каленого железа.

Подали сладкое. Но Мариус так и не притронулся к своей порции.

— Что ж, дети, вам пора спать, — хлопнула в ладоши Виолетта. — Хуки, — обратилась она уже к домовому эльфу, — проследи, чтобы Поллукс, Кассиопея и Дорея легли. Мариус. Задержись ещё немного в детской.

Дорея недоумённо взглянула на брата, на лбу которого появилась испарина. Поллукс торжествующе хмыкнул и первым подошёл к матери чмокнуть её на прощание в щёку. За ним покорно подошла и Кассиопея.

— Всё же будет хорошо, мама? — испуганно прошептала Дорея, когда подошла её очередь.

Виолетта не ответила, лишь задержала губы на щеке дочери чуть дольше положенного. Как же ей самой хотелось в это верить!

Переодевшись и умывшись, Дорея юркнула под одеяло. Но сон не шёл, и, откинувшись на подушки, она гадала, как там Мариус. Не выдержав, впрочем, и десяти минут, она аккуратно спустила босые ножки с кровати и, тихонько крадучись, выскользнула из комнаты. Словно лёгкая лань, неслышно ступая по зелёному ковру, она подобралась к двери в гостиную. У двери кто-то стоял.

— Кэсси! — прошептала Дорея, и фигура резко дёрнулась, застигнутая врасплох.

— Дорея! — старшая сестра приложила ладонь к груди. — Что ты делаешь здесь? Немедленно возвращайся в постель!

— Я тоже хочу послушать, — хныкнула Дорея. — Я буду тихо стоять, обещаю. А прогонишь меня — устрою шум.

Кассиопея обречённо вздохнула, зная, что младшей сестрёнке ничего не стоит выполнить свою угрозу. А также и то, что Дорее, в отличие от неё самой, всё непременно сойдёт с рук.

— Ладно, становись, — проворчала она. — Только тсс!

В это время двери с другой стороны гостиной отворились, и в сопровождении домовика к гостям вышел бледный и напряжённый Мариус, одетый в свой лучший костюмчик. Похоже, его слегка мутило, он затравленно взглянул на мать, словно ища у неё поддержки.

— Не бойтесь, мистер Мариус, — проговорил профессор Диппет, расположившийся в уютном кресле. Мистер Блэк развязно уселся в кресле напротив, закинув ногу на ногу, и закурил. Кольца дыма вылетали из толстой сигары, и Мариус невольно поморщился, когда неприятный запах задел его обоняние. Миссис Блэк стояла напротив камина, следя за сыном внимательным взглядом. В карих глазах её то и дело отражались блики огня.

— Скажите мне, мистер Мариус, — профессор Диппет поправил очки. — Случалось ли вам совершать что-то необычное?

— Нет, сэр, — откликнулся мальчик, опустив голову.

— То есть, с вами никогда не случались выбросы стихийной магии. Подумайте хорошенько, может, когда вы были злы или расстроены…

— Не было ничего такого, — ответил за Мариуса Сигнус, туша сигару. — Ничего за все одиннадцать лет.

— Что ж, тогда я полагаю, дело решённое, — пробормотал профессор, видимо, ничего другого не ожидавший. Мы внимательно следим за всеми выбросами стихийной магии, и не было ни одного случая, зафиксированного у вашего…

— И всё же мы хотим знать наверняка, — перебил его Блэк. — Ведь иногда магические способности проявляются позже, бывали и такие случаи. И мы знаем профессор, что у вас есть то, что может разрешить все наши сомнения.

Профессор Диппет неуютно поёрзал в кресле. Замявшись, он вытащил из-за пазухи какой-то свёрток, похожий на кусок старой грубой выцветшей ткани.

— Вы же понимаете, мистер и миссис Блэк, всё это конфиденциально, по правилам, шляпа не должна покидать территорию…

— Мы в курсе, профессор, — властно оборвал его Сигнус Блэк. — Но, думаю, школа останется только в выигрыше от тех редких и ценных предметов, что я передал в ваше распоряжение.

— Разумеется, мистер Блэк, для нас такая честь… Для такого человека как вы… — Диппет поднялся, бормоча любезности. — Мистер Мариус, вы позволите?

Мальчик, про которого уже все успели забыть, заметно вздрогнул от этого обращения, испуганно выпучив на профессора карие глазищи.

— Это распределяющая шляпа, сэр, — пояснил Диппет. — Если она сочтёт вас пригодным для какого-либо факультета и пригодным для учёбы в Хогвартсе вообще, то первого сентября вам уже не придётся повторно проходить эту процедуру. Если же нет…

Глубоко вздохнув, мальчик наклонил вихрастую голову. Шляпа была ему чрезвычайно большой, поэтому она мигом упала ему прямо на глаза, словно защищая от пронзительного взгляда его матери.

Мгновения тянулись нестерпимо медленно. Повисшее в комнате напряжённое молчание сгущалось, становясь почти осязаемым. Тук-тук — сердце Дореи, такое громкое в звенящей тишине, было готово выпрыгнуть из груди. Тик-так — отсчитывали время часы. Ничего не происходило. Шляпа молчала.

Сигнус не выдержал первый.

— Что она говорит тебе, негодный мальчишка, — яростно проревел он, вскакивая и хватая сына за плечи. — Что она говорит тебе?

Мариус дёрнулся, отшатываясь от взбешённого отца, а потом стремительно стащил шляпу со своей головы, ловко вывернулся и спугнутым зверем выбежал прямо в ту дверь, за которой прятались Дорея и Кассиопея. Никого не видя и не разбирая дороги, он взлетел вверх по лестнице, надеясь спрятаться в своей комнате.

— Маленький гадёныш, жалкий сквиб, — прошипел Сигнус, задыхаясь от ярости. Виолетта бросила на мужа полный омерзения взгляд и вышла в коридор вслед за Мариусом.

— Мне очень жаль, — неловко переминаясь с ноги на ногу, пробормотал профессор Диппет.

— Дори, идём, — потянула сестру за рукав рубашки Кассиопея. Притаившись в темноте коридора, они так и остались незамеченными, либо же Виолетта, решив, что главная проблема сейчас — сын, предпочла сделать вид, что не увидела подслушивающих дочерей.

Уже после, оказавшись в своей кровати, Дорея дала волю чувствам. Вдоволь нарыдавшись, она провалилась в чуткий беспокойный сон, в котором Мариус, запертый в красной комнате, яростно стучал кулаками о стену, моля о помощи. Но она ещё не знала, что утром, когда она проснётся гораздо позже обычного, успокоится, подумав, что всё произошедшее накануне — лишь часть её ночного кошмара, торопливо умоется, оденется и спустится к завтраку, Мариуса Блэка в поместье уже не будет.

Несколько дней Дорея, привыкшая к своим маленьким привилегиям, рыдала, впадала в истерику и даже отказывалась от еды, требуя вернуть Мариуса, где бы он ни был. Но на этот раз Сигнус и Виолетта проявили небывалую твёрдость в отношении капризов младшей дочери. Девочку оставили в покое в её комнате, игнорируя все её требования, пока, в конце концов, измученная голодом и одиночеством Дорея сама не пошла на мировую. С этого дня на имя Мариуса в доме Блэков было наложено негласное табу. Его имя и портрет были стёрты с родового гобелена во всех домах, принадлежавших достопочтенному семейству. О нём предпочло забыть и всё волшебное общество и даже, казалось, самые ближайшие родственники. Дорея, как и все, никогда не говорила о Мариусе, и вскоре его образ, ставший таким далёким и расплывчатым, перестал беспокоить её. И всё же каждое лето, в июле, на неё нападала лёгкая хандра, вызванная пробудившимися воспоминаниями, пока летом 1931 года к чувству грусти не примешалось новое, гораздо более приятное чувство, связанное с предвкушением чего-то нового и прекрасного. В этом году она должна была поступить в Хогвартс.

Утром 9 июля 1931 года Чарльз Поттер проснулся необычайно рано. Отказавшись от привычки поваляться в постели, мальчик быстро встал и в одной пижаме юркнул в коридор. Тихонько постучавшись в соседнюю дверь и не получив ответа, Чарльз быстро пробрался в комнату и сел на кровать рядом с мирно посапывавшей молодой девушкой.

— Лиза, — Чарльз нетерпеливо потряс её за плечо. — Просыпайся, Лизи!

— Чего тебе? — недовольно пробурчала она, накидывая одеяло с головой. — Чего тебе не спится в такую рань?

— Сегодня ведь должно быть письмо из Хогвартса! Я чувствую, оно будет сегодня!

Лиза открыла сонные глаза и чуть нахмурилась.

— Ты говорил это и вчера, Чарльз, и позавчера, — спокойно проговорила она. — В любом случае, ещё слишком рано для почты.

— Но ты же можешь сбегать в совятню? — заискивающе пропищал Чарльз. — Сестричка, ну пожалуйста. Я бы сам, но ты же знаешь, отец наложил заклятие, чтобы я не пробрался туда. Как будто бы я действительно пугаю бедных птиц!

— Они до сих пор отходят после встречи с тобой, — тихонько засмеялась Лиза. — Ладно, гроза пернатых, так уж и быть.

Зевая, она выскользнула из-под одеяла и, постукивая голыми пятками, вышла в коридор. Чарльз нетерпеливо потрусил за ней.

Особняк Поттеров располагался на самой окраине полумагического селения Годрикова впадина. Старшие Поттеры занимались разведением сов, которые шли на продажу в лавки всей Британии. К аристократам Поттеры никогда не относились и в число совсем недавно опубликованных «Священных двадцати восьми» они не попали. Состояние их было заработано преимущественно в делах коммерческих, а не за счёт выгодных браков или на службе в Министерстве. Однако в округе упорно ходили легенды о том, что Поттеры — наследники одного из братьев Певереллов, одних из самых известных и выдающихся волшебников Средневековья. Это давало их роду, несомненно, достаточно древнему, ареол таинственности и уважение среди соседей. Впрочем, сами Поттеры о своей родословной распространялись мало, охотно дружили с маглами и всячески пренебрегали мнением так называемого «высшего света». Когда выяснилось, что их старшая дочь Лиза — сквиб, родители не стали прятать девочку от всего мира и уж тем более не стали отказываться от неё. В то время в Министерстве только начали лоббироваться идеи об обязательном лишении сквибов наследства, и Поттеры (в частности, родной дядя Чарльза и Лизы — Генри Поттер, служивший в Визенгамоте) горячо выступили против этих идей, объявив, что Лиза будет обеспечена в независимости от принятого решения.

Несмотря на то, что Лиза была лишена возможности учиться в Хогвартсе, она была искренне рада за младшего брата Чарльза, в котором с самого детства обнаружилась прорва волшебства. Белая зависть иногда сжимала её доброе сердце, но она гнала от себя эти мысли, предаваясь своим тихим радостям и увлечениям. Когда с мечтой о Хогвартсе было покончено, выяснилось, что у Лизы был прямо-таки замечательный талант к рисованию. Родители всячески поощряли увлечение дочери, и вскоре на стенах дома Поттеров распустились дивные бутоны цветов, запели мелодичными трелями птицы, засияли нежным светом августовские звёзды. Нет, в её рисунках не было ничего волшебного, и даже родители, которые вполне могли бы оживить картины дочери, отказались это делать. В них была своя особая неуловимая магия, не доступная для волшебной палочки. Звери и птицы не двигались на картинах, и всё же они казались абсолютно живыми каждому, кто попадал в дом молодой художницы.

Чарльз сестру обожал, порой забывая, что она, в отличие от него самого, магией не обладала. Гордясь ею, он честолюбиво надеялся, что вскоре своими талантами сможет сравниться с Лизой. В одиннадцать лет все его мечты и чаяния были неразрывно связаны с Хогвартсом, и потому, начиная с июня, он каждое утро залезал в совятню проверить, не пришло ли заветное письмо. Это продолжалось, пока в один прекрасный день Чарльз случайно не наступил на хвост большой рыжей сипухе, поднявшей такой визг, что на пару минут совятня стала походить на огромный ухающий клубок с перьями. Вызволив изрядно помятого и искусанного сына, на чьих волосах и одежде красовались пух и перья, отец запретил Чарльзу приближаться к совятне и, прекрасно зная, что все запреты для младшего Поттера — пустой звук, наложил заклятия, не позволяющие Чарльзу туда проникнуть. Но для Лизы, любившей понаблюдать за совами и не раз запечатлевавшей их на своих картинах, такого запрета не было. Этим Чарльз бесстыдно пользовался каждое утро, поднимая сестру ни свет ни заря. Каждый день, поворчав немного, Лиза вылезала из-под одеяла, чтобы через пару минут объявить Чарльзу, что письмо не пришло. Но в тот день всё оказалось иначе.

— Пришло, Чарльз! — воскликнула она, прогоняя остатки сна. Письмо, присланное вовсе не ей, привело Лизу в необычайное волнение. Глядя, как искренне ликует брат, с нетерпением выхвативший у неё конверт, она мгновенно заразилась его радостью. Тёмный червячок зависти заворочался где-то внутри, но она поспешно обругала себя за него.

На шум выглянули из своей спальни мистер и миссис Поттер. Словно именинник, Чарльз принимал объятия и поздравления, весело болтал о будущей жизни и уверял всех, что ему просто необходима волшебная палочка. Предвкушение нового, интересного, волнующего разрывало его изнутри, не давая прямо-таки усидеть на месте.

— Я хочу быть гриффиндорцем, — серьёзно объявил он. — По-моему, это самый лучший факультет!

— Вы забываетесь, молодой человек, — беззлобно погрозила сыну пальцем миссис Поттер. — Я училась на Равенкло и ничуть не жалею об этом!

— Равенкло тоже неплохо, — серьёзно заметил Чарльз. — Но я буду гриффиндорцем.

Эта мысль упорно завладела им, и за остаток лета он прочёл все книжки о подвигах Годрика, что нашлись в домашней библиотеке. Дружба, а затем предательство Слизерина глубоко поразили мальчика, зародив в его душе стойкое предубеждение против представителей змеиного факультета. Листая списки с его выпускниками, он не нашёл там ни одного Поттера, зато чаще других попадалась ему фамилия Блэк. Открыв знаменитый «Свод всех магических родов Британии» он без труда отыскал длиннющую статью о Блэках.

«Благороднейшее и древнейшее семейство Блэков является одним из самых известных и почитаемых во всей Британии», — говорилось в ней. «Девиз дома — «чистота крови навек». Представители дома прославились преимущественно на службе в Министерстве».

«Напыщенные бездельники», — подумал Чарльз словами отца, который был в основном невысокого мнения о разросшемся и поглощённом бюрократией аппарате министерских чиновников, и захлопнул книгу. Фамилия Блэк быстро выскользнула из его головы, как и многие другие, встреченные им в вышеупомянутом списке, и он с новой жадностью принялся поглощать многочисленные романы о подвигах, совершённых волшебниками, в разные времена учившимися под знаменем гриффиндорского льва.

* * *

Дорею разбудил стук в окно, настойчивый и резкий. Решив поначалу, что это старый эльф слишком громко топает, проходя мимо её комнаты, она лишь повыше натянула на себя одеяло, укутавшись в нём с головой. Но стук продолжался. С трудом разлепив глаза, Дорея огляделась вокруг, и вдруг сердце её подпрыгнуло, прогоняя остатки сна. В окно стучалась сова, и девочка моментально выпорхнула из постели, сверкнув голыми пятками.

Мисс Дорея Блэк!

ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

Директор: Армандо Диппет

(Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов)

Дорогая мисс Блэк!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.

Занятия начинаются 1 сентября. Ждём вашу сову не позднее 31 июля.

Искренне Ваш,

Альбус Дамблдор,

Заместитель директора

Дорея перечитывала письмо снова и снова, а после резко сорвалась и бегом бросилась вон из своей комнаты.

— Мама! Папа! — громко заголосила она, маленьким вихрем ворвавшись в столовую. — Мне при…

Дорея резко осеклась, встретившись взглядом со своей тётей.

Белвина Блэк, в замужестве Бёрк, была нечастой гостьей в Блэкроде. Единственная дочь Финеаса Найджелуса Блэка не пользовалась любовью у своих братьев. Это была высокая некрасивая женщина сорока четырёх лет от роду, с орлиным носом и безумными большими глазами. Брак её с Гербертом Бёрком освободил братьев Блэков от общества сварливой и недалёкой сестры, но иногда она всё же заглядывала в гости вместе со своими детьми — Тайлером, Араминтой и Гаспером, всегда заранее уведомляя о предстоящем визите. Но сейчас её появление в столовой Блэкрода было более чем внезапным. Дорея опустила голову, готовясь к неминуемой выволочке, которая не заставила себя долго ждать.

— Сигнус! Почему твоя дочь ведёт себя неподобающе в такой день? Почему она так одета? Если это вообще можно назвать одеждой…

— Дорея ещё не знает о последних событиях, — вступилась за дочь Виолетта.

— Твоя тётя Элладора умерла этой ночью, негодная девчонка! — не слушала её Белвина. — Как ты смеешь осквернять её память?

Тётя Элладора умерла?

Всего-то.

Тут только Дорея заметила, что в столовой гораздо больше народу, чем обычно, и все одеты в чёрное. Муж Белвины и её старший сын сидели далеко в углу, словно боясь тоже попасть под её гнев. Темноволосые, оба были похожи на огромных чёрных воронов. Младший сын Белвины, Гаспер, что-то нашёптывал Кассиопее и Каллидоре Блэк — старшей дочери дяди Дореи, Арктуруса Блэка — да так, что обе непозволительно для данной ситуации краснели. Араминта Бёрк держалась около Регулуса и Ликориса Блэков, сыновей Сириуса Блэка — старшего сына Финеаса Найджелуса. Вся компания сохраняла бесстрастные постные лица. Старший сын Сириуса — Арктурус — с женой Меланьей и двумя совсем ещё маленькими детьми, тяжело вздыхал, сидя рядом со своим красивым даже в немолодом возрасте отцом. Дядя Арктурус и его жена Лисандра сидели рядом с Цигнусом и Поллюксом, а их младшие дочери, Цедрелла и Харис, по бокам престарелого Сириуса Блэка — самого старшего Блэка из ныне живущих, брата Финеаса Найджелуса и Элладоры.

— Брось, Белвина, — дядя Арктурус поморщился. — Не стоит требовать слишком много от ребёнка. Дорея, душа моя, сбегай оденься и поднимайся в комнату покойной. Пришло время проститься с нашей дорогой тётушкой.

Комната покойницы находилась на самом верхнем этаже Блэкрода, в одной из самых высоких его башен. Она была невелика размером, и вряд ли бы все родственники смогли уместиться в ней, не будь применено заклятие расширения. Все стояли, склонив головы, такие непохожие и далёкие друг от друга, одинаково равнодушные к высокой мёртвой кукле, лежащей на кровати. Ещё недавно эта женщина нагоняла страх на домашних эльфов, развлекала себя убийствами мышек и что-то жутко бормотала по ночам. Теперь она лежала, холодная, неподвижная, ещё более отвратительная, чем раньше, но уже совершенно безопасная.

Дорея покосилась на многочисленных кузин и кузенов, столпившихся около мёртвой куклы и неумело разыгрывающих жалость и сожаление. В лицах девочек отражался страх, порождённый трепетом близости смерти — такой страшной и отвратительной в глазах юной и цветущей жизни. В глазах юношей читалось безразличие. А один раз, когда Дорея чуть дольше положенного задержала взгляд на Гаспере Бёрке, тот, неожиданно повернувшись, подмигнул ей самым нахальным образом.

— Тётя, моя бедная тётя! — заголосила Белвина, падая на колени перед кроватью. — Как же нам будет не хватать тебя!

— Лично я отдал бы своего любимого гиппогрифа в обмен на то, чтобы эта старая карга никогда не возвращалась из преисподней, где ей самое место, — послышался за спиной тихий вкрадчивый голос. Обернувшись, Дорея встретилась глазами с дядей Арктурусом Блэком. Это был невысокий худощавый мужчина чуть младше пятидесяти с чрезвычайно умными живыми карими глазками. Приложив палец к губам, он кротко улыбнулся Дорее. Неожиданно для самой себя она улыбнулась в ответ.

Тело похоронили в тот же день, и многочисленная родня, успокоившая себя тем, что проводила тётушку в последний путь «как подобает», набросилась на приготовленный эльфами обед. Дорее кусок не лез в горло. Письмо в кармане, казалось, опаляло ей ладонь.

После обеда родственники расположились в пышной гостиной, коротая время за неспешными беседами.

— Вы чем-то обеспокоены, маленькая леди, — подошёл к Дорее дядя Арктурус.

— Я… да, то есть нет, — замялась Дорея, борясь с желанием выдать свой маленький секрет. Но, к счастью, дядя понял всё и так.

— Ты получила письмо из Хогвартса сегодня, верно? — улыбнулся он.

— Как вы узнали? — девочка широко распахнула глаза.

— Ох, оно было у вас в руках, маленькая леди, когда вы вихрем ворвались сегодня в гостиную. Неужели вы думали, что я не замечу? И на какой же факультет вы бы хотели поступить?

— На Слизерин, — не поколебавшись, выпалила Дорея. Незыблемую истину о том, что Блэков достоин только змеиный факультет, была известна ей с детства.

— Хорошее решение, хоть оно и принято тобою неосознанно, — одобрил Арктурус. — Слизерин — лучший факультет для целеустремлённых и амбициозных людей. Знаешь ли ты, какие качества отличают слизеринцев?

— Хитрость, — уверенно ответила Дорея.

— Верно, но что отличает человека хитрого?

Дорея пожала плечами. Беседы с дядей ей всегда нравились, хотя его слова нередко ставили её в тупик.

— Хитрый человек всегда знает, что именно ему нужно, и ищет способы, как этого достичь. Его цель, известная только ему, оправдывает его средства. Он осторожен, ведь один неверный ход способен разрушить всё, что строилось им с огромным трудом. Он терпелив, потому что знает, что только глупцы хотят получить всё и сразу. Он эгоистичен, потому что…

— Арктурус! — через всё гостиную позвала тётя Белвина.

— Всегда помните, кто вы и чего хотите, маленькая леди, — дядя ласково потрепал племянницу по щеке. — Поздравляю вас с зачислением в одну из лучших школ магии и волшебства в мире.

Дорея улыбнулась, проводив взглядом худую фигуру дяди. День уже не казался таким унылым, как пять минут назад.

* * *

Чарльз бодро шагал по вокзалу Кингс-Кросс, улыбаясь сентябрьскому солнцу. Хотя лето упорно не желало отдавать свои права, в воздухе неотвратимо веяло осенью. Вопреки обыкновению, Чарльза это не огорчало. Весь в предвкушении чего-то нового, он с любопытством глазел по сторонам, выискивая вход на нужную платформу.

— Сюда, дорогой! — махнула рукой мама, и Чарльз поспешно затрусил за ней. Остановившись перед барьером между платформами 9 и 10, он оглянулся на отца.

— Хочешь, сделаем это вместе? — спокойно ответил тот.

Чарльз нервно кивнул и, ухватившись за руку отца и мысль о Хогвартс-экспрессе, который был неимоверно близко, шагнул к барьеру.

И, как и много лет назад и много лет после, столкновения не произошло. Семья успешно преодолела барьер, оказавшись на платформе 9 и 3/4.

— Смотри, Чарли, вот и поезд! — восторженно произнесла Лиза. Ей, как и брату, всё это было в новинку с одной только разницей, что если для неё путешествие заканчивалось здесь же, то для Чарльза оно только начиналось.

Попрощавшись с семьёй, Чарльз прыгнул в поезд. Что-то грустное шевельнулось глубоко внутри, когда он увидел маму, отца и Лизу на платформе. Пообещав себе написать им завтра же, он махнул на прощание рукой и поспешил в поисках свободного купе. В одном из них он наткнулся на невысокого плотно сложенного мальчишку, который самозабвенно строил рожи собственной жабе.

— Привет, я Чарльз Поттер, — поздоровался он.

— Тристан Маклагген, — важно протянул мальчик, горделиво выпятив вперёд нижнюю губу. Но тут же карие озорные глаза весело сверкнули, и Маклагген рассмеялся звонким заливистым смехом: — Дурацкое имечко, правда? Зови меня просто Трис.

Чарльз моментально проникся симпатией к новому знакомому. Хулиганскую живую натуру мальчика было невозможно скрыть, и в этом Поттер если и не понимал, то интуитивно чувствовал некое сходство с самим собой. Они быстро нашли общий язык, увлечённо болтая о Хогвартсе и о том, на какой факультет было бы неплохо попасть.

— Я буду гриффиндорцем! — воскликнул Чарльз таким не терпящим возражений тоном, что Трис вновь заливисто рассмеялся.

— Прости, — пробормотал он сквозь выступившие сквозь смех слёзы. — Но у тебя такое лицо было!

Поттер беззлобно ткнул нового знакомого в плечо. Тот откликнулся ответным тычком, и уже через минуту между ними завязалась нешуточная потасовка.

— Ой, простите, — кто-то появился в дверях, оттягивая их внимание на себя. Чарльз и Тристан синхронно повернулись в сторону светловолосого мальчишки, застывшего в дверях. — Я хотел спросить, можно ли мне присоединиться?

— Конечно, — дружелюбно откликнулся Маклагген, моментально забывая, что ещё пару секунд назад был увлечён тем, чтобы как можно сильнее стукнуть Поттера.

Новоприбывший виновато улыбнулся, опасливо усаживаясь напротив них. Вероятно, он уже был не рад, что заглянул именно в их купе, а также перспективе тоже ввязаться в драку. Но Чарльз и Трис, уже полностью отвлекшись от происшедшей стычки, с любопытством взирали на мальчика. Тот чуточку заалел от такого повышенного внимания, но, кажется, понял, чего от него ждут.

— Я Гектор, Гектор Бут. Первокурсник, — Бут твёрдо протянул мальчикам руку.

— Чарльз Поттер.

— Тристан Маклагген. Можно просто Трис.

Гектор искренне улыбнулся, пожимая руки обоим.

За дверями послышался непонятный шорох. Гектор опасливо покосился на дверь, уже приоткрыв рот, чтобы что-то сказать, но Чарльз жестом остановил его. Прокравшись на цыпочках к выходу, он рывком распахнул дверь.

* * *

Хогвартс-экспресс весёлой красной лентой нёсся по пыльным железным дорогам Шотландии. За окном мелькали живописные пейзажи, и Дорея, никогда ранее не видевшая ничего кроме своего родового поместья и таких же роскошных поместий друзей своих родителей, сейчас с любопытством смотрела в окно, на маленькие деревушки и огромные, простирающиеся на много миль лесные массивы.

— …и не води дружбу со всяким отребьем, — голос Кассиопеи звучал откуда-то издалека. — Дорея, ты вообще слушаешь меня? Дорея!

Девочка с сожалением оторвалась от окна, опустив голову, с интересом вглядываясь в свои идеально выстриженные ногти.

— Да, сестра, — ответила она.

Кассиопея оглядела с ног до головы Дорею, безумно хорошенькую в новой школьной мантии, и выражение её лица немного смягчилось.

— Мы все надеемся, что ты попадёшь на Слизерин. По-другому ведь и быть не может, — с этими словами Кассиопея нежно потрепала сестрёнку по щеке.

Дорея робко улыбнулась ей и стоявшей у дверей Ирме Крэбб. Ирма была довольно миловидной, но густые черные волосы и немного резкие черты лица придавали ей несколько устрашающий вид. Кроме того, мисс Крэбб была очень высокой и довольно плотного телосложения. Рядом с такой подругой Кассиопея выгодно выделялась своей стройностью.

— Мы с Ирмой пойдём. Не скучай, — и старшие девушки вышли из купе.

Дорея осталась одна. От мысли, что она едет в Хогвартс, сердце бешено заколотилось.

Поглазев минут пятнадцать в окно, от природы непоседливая девочка нашла это занятие скучным. Оглядев совершенно пустое купе, она снова прислушалась к голосам за стенкой. Как назло, кто-то вновь засмеялся так звонко и весело, что, казалось, у смеющегося вот-вот выпрыгнет сердце. Откинув сомнения, Дорея решительно распахнула дверь. Смех оборвался, сменившись вознёй и пыхтением. Девочка осторожно заглянула внутрь. Двое лохматых мальчишек не на шутку сцепились прямо на полу, колотя друг друга по всему, до чего могли дотянуться. Поглощённые дракой, они не обратили на Дорею, подсматривающую прямо в дверную щель, никакого внимания.

— Всё в порядке? — девочка прямо-таки подпрыгнула от испуга, оглянувшись на светловолосого паренька, стоявшего позади неё. Он застенчиво улыбнулся ей в ответ.

— Да… то есть… там драка, — выпалила она, справившись с собой. Расправив плечи и высоко задрав нос, она деловито оглядела его с ног до головы. — Нужно сказать старостам, — повелительным тоном сказала она. — Сбегаешь за ними?

Мальчик неприятно поморщился.

— Может так как-нибудь? — предложил он.

— Как-нибудь так? — Дорея вспыхнула. — А если они поубивают друг друга? Кто их будет разнимать? Я что ли? Вот сам иди и заставь их успокоиться, раз такой умный! — и, не дав мальчишке опомниться, она резко распахнула дверь, втолкнув его прямо в эпицентр событий. Сделав шаг назад, Дорея притаилась в тени, оставаясь незамеченной и слыша каждое слово.

— Ой, простите! Я хотел спросить, можно ли мне присоединиться?

— Конечно.

— Я Гектор, Гектор Бут. Первокурсник.

— Чарльз Поттер.

— Тристан Маклагген. Можно просто Трис.

«Мальчишки, — подумала Дорея с лёгким презрением. Они только что из-за всех сил колотили друг друга, а теперь болтают как ни в чём не бывало. Про Поттера и Маклаггена я уже где-то слышала, а вот Бут, наверное, грязнокровка. А я ещё и разговаривала с ним!»

И решив, что компания подобралась для неё не подходящая, она хотела было отправиться в своё купе, но внезапно кто-то перехватил её руку.

— Ага, попалась! — заорал прямо под ухом звонкий мальчишечий голос. Щуплый мальчик с довольной улыбкой больно сжал её запястье. — Ты подслушивала!

— Я не подслушивала, я следила за порядком, — ощетинилась Дорея, пробуя вырвать из цепких лап ручку. — Пусти меня!

— Не оправдывайся, я знаю, что ты подслушивала! А будешь врать, у тебя вырастет длинный нос как у Пиноккио!

Дорея знать не знала, кто такой этот Пиноккио, но фраза о том, что её хорошенькое личико может испортить длинный нос, была более чем оскорбительна. От возмущения она даже не нашлась что ответить и с досадой про себя отметила, что абсолютно теряется в компании этих незнакомых мальчишек.

До этого Дорея редко общалась со сверстниками. В основном, это были дети дальних родственников и знакомых, которых привозили в Блэкрод в день её рождения или другие праздники. Эти вялые, напыщенные, капризные девочки и мальчики мало походили на незнакомцев из поезда. Дорея находила довольно забавным высмеивать и даже обижать их, высокомерно наблюдая за их реакцией. Сейчас же она чувствовала, что сама попала в ту же ловушку, что часто ставила другим. Сердечко её трепетало от мысли, что она выглядит ужасно глупо и, возможно, это был первый раз в жизни, когда её действительно заботило, как она выглядит.

И всё же, не желая проигрывать, она дерзко взглянула прямо в глаза мальчишке, державшему её за руку, ожидая увидеть полный собственного превосходства взгляд победителя, но… Он улыбался неожиданно тепло, так, что Дорея сама еле подавила желание улыбнуться в ответ.

— Ладно, не обижайся, — миролюбиво сказал Чарльз, но руку её не отпустил. — Меня Чарльз зовут…

— Мне плевать на твоё имя, — надменно заявила девочка, резко наступив каблучком обидчику прямо на ногу. От неожиданности Чарльз разжал пальцы, выпуская пленницу на волю. — Не смей подходить ко мне больше!

И выкрикнув это, она быстренько нырнула под защиту своего купе, плотно закрыв за собой дверь.

— Нос у тебя всё равно вырастет! — донеслось ей вслед. — Уж об этом я позабочусь!

Но ломиться в купе Чарльз не стал. Облегчённо вздохнув, девочка опустилась на кожаное сиденье. Мелкий осенний дождь противными каплями заморосил в окно, искажая весь вид. Дорея с тоской провела пальцем по стеклу и горько заплакала.

Ночь уже полностью вступила в свои владения, когда Хогвартс-экспресс подкатил к станции, расположенной неподалёку от массивных ворот, за которыми простиралась территория школы.

— Первокурсники, сюда! — раздался зычный голос, а вслед за тем появился и его обладатель. Это был невысокий для своего чересчур громкого голоса человека, чуть полноватый, с виднеющимися залысинами и редкой бородкой. — Я Аргенн Питерс, хранитель ключей школы чародейства и волшебства Хогвартс. Следуйте за мной, нам предстоит переправиться к школе через озеро.

— Говорят, в озере живёт гигантский кальмар, — шепнул Гектор. У Чарльза аж пальцы зачесались, так ему хотелось познакомиться с кальмаром.

— Эй ты, отойди от воды, — крикнул на него хранитель ключей. Чарльз притих, но непременно решил включить прогулку к озеру в список ближайших дел.

Замок сверкал огнями, огромный, красивый, таинственный. Питерс лишь усмехнулся, глядя на открытые рты первокурсников. Сколько их таких, онемевших от восхищения, повидал он на своём веку.

— Сейчас будем высаживаться на берег. Не отставайте!

Пока они шли по замку, Чарльз еле успевал крутить головой, с интересом отмечая различные мелочи. Вот этот волшебник на картине, что так отчаянно машет, приветствуя их, совсем не замечает муху, которая уже уселась на его завтрак. За той колонной притаилась укромная ниша — пожалуй, там можно даже спрятаться, в случае чего. На рыцарские доспехи кто-то прикрепил вкладыш из шоколадной лягушки с портретом Фулберта Пугливого — и теперь тот мечется в ужасе, думая, что его похитил страшный великан. Чарльз улыбнулся своим маленьким открытиям, зная, что их будет гораздо больше.

Первокурсников провели в небольшую комнатку, где их уже ждала белокурая волшебница в зелёной, расшитой богатым узором мантии. В руках её была старая потрёпанная шляпа. Легенду о шляпе Гриффиндора Чарльз перечитывал раз сто, а потому не удивился, когда волшебница объяснила им, как будет происходить распределение. Песню шляпы он тоже слушал вполуха — легенда о четырёх основателях была известна ему с тех самых пор, как он выучился читать.

— Блэк, Дорея, — строго объявила статная, белокурая волшебница в зелёной мантии. У девочки всё внутри сжалось. На ватных ногах она подошла к высокому табурету, испуганно оглянувшись на шляпу. «Мама бы точно не стала такую носить», — промелькнуло у неё в голове. Где-то из глубин памяти всплыло горькое воспоминание о Мариусе, но Дорея поспешно запрятала его обратно внутрь. Тысячи глаз сейчас следили за каждым её движением, и больше всего на свете ей хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, только не здесь.

«Это же Хогвартс, — успокаивала себя она, — ты же так долго мечтала об этом!» Дорея невольно улыбнулась, вспомнив, как впервые величественный, светящийся волшебными огнями замок предстал перед её глазами. Скользя в лодке по чёрной глади озера, она думала, что ей не хватит жизни, чтобы насмотреться на его красоту, разгадать все его тайны. Кто-то рядом восхищённо ахал, звонко смеялся Чарльз Поттер, а она лишь, не отрываясь, смотрела перед собой, пытаясь запомнить, навеки сохранить в памяти этот маленький кусочек счастья.

Но сейчас, перед распределением, её охватил ледяной страх. «Только попробуй попасть не на Слизерин», — прошептал отец, целуя её в лоб на прощанье. «Слизерин славен тем, что учатся там хитрецы», — пела старая шляпа. Была ли Дорея хитра? Хотела ли она в Слизерин? Теперь эти вопросы уже не казались такими простыми.

— Хм, — раздался громкий голос прямо у неё в голове. Девочка испуганно подскочила на табурете. — Ещё одна Блэк… И так мечтаешь оправдать надежды всех твоих родственников. Что ж, я дам тебе для этого шанс. Слизерин!

Под оглушающие аплодисменты слизеринского стола Дорея, всё ещё немного напуганная и ошарашенная новыми впечатлениями, поднялась с табурета. Она была счастлива, ведь получила, что хотела. И всё же почувствовав на себе чей-то взгляд, она невольно обернулась. Взгляд Чарльза Поттера выражал искреннее презрение.

«Ну и пусть!» — сказала сама себе Дорея, высоко вскинув голову. Разговор в поезде убедил её, что Чарльз Поттер никогда не станет её другом, но когда Распределяющая шляпа, только коснувшись его головы, выкрикнула «Гриффиндор!», неприязнь Дореи, подогреваемая рассказами о львином факультете, усилилась стократ.

— Это ты здесь Блэк? — длинноволосый белесый мальчишка в новой, с иголочки, мантии, тоже первокурсник, присоединившийся к их столу всего пару минут назад, оглядывал её с нескрываемым любопытством. Дорея мгновенно вспыхнула. Ещё никогда к ней не обращались с такой фамильярностью.

— Я бы предпочла, чтобы Вы называли меня мисс Блэк, — подчеркнув голосом последние два слова, вымолвила она.

— Я Абраксас Малфой, — мальчик вежливо поклонился. — Ни в коем случае не хотел Вас обидеть, мисс, но раз нам ещё семь лет учиться вместе, может, мы всё-таки перейдём на "ты"?

— Пожалуй, это будет гораздо удобнее, — согласилась Дорея достаточно холодно. Малфой ей не нравился, хотя он был человеком из её круга. Девочка часто слышала эту фамилию в разговорах родителей. А значит, ей стоит быть вежливой с ним. Поэтому она мгновенно выдала одну из самых обворожительных улыбок, на которые такой мастерицей была её мать, и протянула Абраксасу маленькую ладошку. — Дорея.

Абраксас медленно улыбнулся в ответ, не разжимая губ, а после галантно наклонился, целуя её руку. Когда с процедурой знакомства было покончено, они попытались завязать беседу, но разговор не клеился. Новый знакомый не нравился Дорее, хотя она и не могла толком объяснить почему.

В это же самое время Чарльз был, наконец, удовлетворён. Распределение показалось ему долгим и утомительным, и он просто не мог стоять не ворочаясь всё это время. Ему не терпелось обследовать каждый закоулок, каждый секретный проход загадочной школы, предварительно хорошенько подкрепившись. В отличие от других первокурсников, он почти не волновался, твёрдо уверенный в том, что попадёт именно на Гриффиндор. Дорея Блэк, как и следовало того ожидать, отправилась в Слизерин. Румяный и улыбчивый Гектор Бут — на Гриффиндор, а следом за ним и Трис Маклагген. Чарльз показал парням большой палец. Стоять спокойно становилось всё труднее, а число ожидающих распределения казалось просто бесконечным. Не сдержавшись, Чарльз улюлюкнул вслед белобрысому тощему мальчишке со странным именем, которого шляпа, недолго думая, отправила прямиком в Слизерин. Худенькая девочка, стоявшая неподалёку от него, раздражённо шикнула, приложив тонкий длинный пальчик к узеньким, по-утиному выпуклым губкам.

— Кларисса Маклеллан, — и девочка, трясясь от пяток до кончика темно-каштановой косички, втянув длинную лебединую шейку в плечи, опустилась на стул.

— Гриффиндор! — прокричала Шляпа, и Кларисса, расслабившись, весело соскочила со стула, спеша присоединиться к алому столу.

— Глэддис Маклеллан, — к разочарованию Клариссы, её, судя по одной фамилии и таким похожим личикам, близкая родственница отправилась за стол Равенкло.

Прошло ещё несколько человек, фамилии которых Чарльз не запомнил. Когда подошла его очередь, он, не мешкая ни секунды, подлетел к табурету. Всё прошло так быстро, что он и опомниться не успел.

— А, мечтаешь быть похожим на старину Годрика… — раздался голос прямо у него в голове. — Что ж, ГРИФФИНДОР!

Чарльз соскочил с табурета и с улыбкой до ушей направился к друзьям. Колокольчик сожаления слабо звякнул где-то внутри, когда взгляд его случайно упал на Дорею Блэк, но тут же затих. Впереди была новая жизнь, о которой он так давно и так отчаянно мечтал. А его мечты обычно сбывались.

* * *

Абраксасу Малфою в жизни неимоверно повезло. Он был наследником богатого и влиятельного чистокровного волшебного рода, жил в богатом доме, где имел собственную роскошно обставленную спальню, более дюжины шёлковых рубашек и даже своего пони. Каждый день он поднимался рано, домашний эльф помогал ему одеться в аккуратный камзольчик с белым, тщательно отглаженным воротничком. На завтрак ему подносили неизменно свежие и вкусные блюда, затем следовали занятия с гувернанткой миссис Грей. Абраксас никогда не забывал, что эта женщина стоит гораздо ниже его по положению. Разве может быть с ним на равных та, у которой на каждый день есть всегда одна серая старая мантия? У миссис Малфой было огромное количество мантий разных цветов и материалов, для которых в их огромном доме была отведена отдельная комната, раза в три больше маленькой коморки миссис Грей. Именно поэтому гувернантка не вызывала в Абраксасе ничего кроме отвращения, их занятия казались ему бесполезными и скучными, и единственным развлечением для него в часы пребывания в классной комнате стали попытки как можно больше досадить своей учительнице. В скором времени он мог праздновать победу. Миссис Грей исчезла, а на её место была принята молоденькая пугливая мисс Эйн. Она нравилась Абраксасу больше, благодаря своим нежным как персик щёчкам с крошечными родинками, стыдливому румянцу, что частенько разливался на них, и огромным красивым голубым глазам, но всё же не настолько, чтобы он изменил своим привычкам и предпочтениям. Вскоре мисс Эйн постигла та же участь, что и миссис Грей. Далее были миссис Бронсон, мисс Олдридж, мадам Жанлис и ещё около десятка подобных бедняжек, но ни одна из них не оставалась надолго. И всё же к своим одиннадцати годам Абраксас имел неплохое образование, был для своего возраста довольно начитан, сносно играл на рояле и говорил по-французски. После того, как долгие часы в классной комнате заканчивались, он мог свободно играть с кучей хранившихся в детской дорогих игрушек либо со своим псом — Баргестом — пожалуй, единственным живым существом, к которому мальчик был по-настоящему привязан. Летом он выезжал кататься на своём пони, а долгими зимними вечерами предпочитал наблюдать, спрятавшись в тени лестницы, за матерью, собиравшейся на очередной светский приём либо просто вечер к подруге. На шее миссис Малфой всегда блестели бриллианты, а волосы были сложены в идеальную высокую причёску. Абраксас благоговел перед матерью, её красотой и величием, но вряд ли любил. Каждый вечер перед уходом она звала сына к себе, расспрашивала, как прошёл день, иногда экзаменовала, заставляя поиграть на рояле, прочитать пару строк в книге или отвечать ту или иную тему по истории. После небрежно целовала в лоб и отправлялась «по делам». С отцом Абраксас виделся реже, но неизменно каждую неделю и в строго установленное время. Эти формальные сухие беседы нравились ему гораздо меньше, чем каждодневные разговоры с матерью, всегда грациозной и восхитительной в своих нарядах. Стоя на полу отцовского кабинета, Абраксас неизменно думал, что придёт время, и отец умрёт, и тогда всё, что принадлежит Малфоям, станет его. И этот кабинет со странными волшебными приборами, и эти книги, драгоценности и даже домовой эльф, отказывающийся приносить ему сладкое после отхода ко сну. Вот бы он проучил его тогда! Частенько отец прерывал свои вопросы скучными монологами, и в такие моменты мальчик развлекал себя тем, что представлял, как пойдёт жизнь в поместье Малфоев, как только он станет здесь полноправным хозяином. Довольный своим красноречием, отец отпускал его, но Абраксас ещё долго ходил по одному из коридоров, где были развешены на стенах портреты его горделивых предков. Он чувствовал свою связь с ними и гордился этим, знал, что он Малфой, и потому достоин самого лучшего. Да, ему несомненно повезло, он свято верил в это и терпеливо ждал того момента, когда сможет подчинить своей власти и поместье Малфоев и, если ему захочется, весь мир.

Абраксас был уверен, в школе волшебства и чародейства Хогвартс все наслышаны о нём и его семье, а потому ожидал к себе особого обращения. Он был уверен и в том, что ни Нотты, ни Блэки, ни другие представители знатных магических семей и в подмётки ему не годятся, а потому был чрезвычайно удивлён, когда девчонка Блэк, показавшаяся ему достаточно симпатичной, осмелилась ответить ему резко:

— Я бы предпочла, чтобы Вы называли меня мисс Блэк, — подчеркнув голосом последние два слова, вымолвила она, чуть сузив красивые карие глаза, обрамлённые длинными пушистыми ресницами.

Однако вскоре Дорея (так звали новую знакомую), узнав, кто перед ней, сменила гнев на милость, что ещё более укрепило Абраксаса в мысли о своём превосходстве.

Ко всему прочему, Абраксасу Малфою крупно повезло и по ещё одной причине. У него была одна замечательная на его взгляд способность, можно сказать талант — он умел очень точно определять болевые точки окружавших его людей, а, обнаружив их, бил по ним что есть силы. Этот навык он год за годом отрабатывал на всех своих гувернантках, делая их службу в доме Малфоев невыносимой. И теперь, выйдя, наконец, в реальный мир, он был готов пустить все свои способности в дело.

Всего лишь пара дней понадобилась Абраксасу, чтобы прощупать маленькую компанию слизеринцев, с которыми ему предстояло учиться следующие семь лет. Он знал, что полный и злопамятный Стефан Яксли может быть злым как чёрт в припадках почти безумного отчаянного бешенства, но в то же время он был труслив и, пожалуй, немного туп. Вилфорд Кэрроу, скользкий и боязливый, стеснялся собственной тени, но именно эти страхи и подпитывали в нём озлобленность на окружающий его мир. Сейди Трэверс, сохранявшая одну и ту же мину высокомерного безразличия на все случаи жизни, была до ужаса брезглива. Абраксас отлично видел, как её чуть было не вырвало от вида флоббер-червей на первом же уроке зельеварения. Эшли Паркинсон и вовсе была идеальной жертвой. Глупая и истеричная, она легко поддавалась на любые, даже самые безобидные провокации, чем с радостью пользовались все вокруг. Бланш Розье, красивая как фарфоровая кукла, каждое утро маскировала прыщи, а Дорея Блэк каждый вечер клала фотографию братца-сквиба под подушку. Джейн Самьюэлз и вовсе была им всем не ровня. Отсутствие всяческих манер, проскальзывающие тут и там жаргонные словечки и неумелые попытки себя преподнести — всё это говорило лишь о том, что ей уготована роль изгоя в их тёплой компании. К тому же, она явно что-то скрывала, но что, Абраксасу лишь предстояло выяснить.

Единственным человеком, чьё слабое место оставалось для Малфоя загадкой, был Эндрю Нотт, высокий, с правильными красивыми чертами мальчик, с первой встречи державшийся с ним на равных. Как и Абраксас, Эндрю родился в богатой и чистокровной семье, но, к мрачному удовлетворению Малфоя, имел старшего брата, а значит, не мог претендовать на основную часть наследства. Брат Нотта, Джейден, учился тоже на Слизерине, на год старше. Братья Нотты были необычайно похожи и, пожалуй, их даже можно было принять за близнецов, если бы не светлые длинные волосы старшего и тёмные короткие младшего. Нотт, казалось, не предпринимал никаких усилий, чтобы влиться в компанию. Более того, общество друзей старшего брата, с которыми он уже был знаком, интересовало его больше общества сверстников. Нечего и говорить о том, что общение со старшими придавало Эндрю вес. Яксли уважал его, Кэрроу — побаивался, а Бланш Розье охотно стреляла в его сторону зелёными кошачьими глазками.

Абраксас быстро заметил, что девочки практически сразу разделились на две маленькие группы. Первую возглавляла белокурая Бланш, за которой постоянно таскались Эшли Паркинсон и Сэйди Трэверс. Особняком стояли Дорея Блэк и Джейн Самьюэлз. Абраксас ума не мог приложить, что тянуло надменную и величественную Блэк к явно незнатной и не отягощённой манерами и воспитанием Самьюэлз. Он полагал, что ей, как и ему самому в случае с Ноттом, не хотелось быть на вторых ролях рядом с неизменно привлекавшей к себе всё внимание Бланш. Очень быстро на Слизерине заговорили о появлении двух королев, белой и чёрной, предвкушая их соперничество, стоит девочкам немного подрасти. Пока Абраксас не знал, какую сторону он примет в этом противостоянии, а потому решил быть неизменно вежлив с обеими принцессами.

Изучив слизеринцев, Абраксас принялся за однокурсников с других факультетов. Ненароком оброненное слово, обрывок услышанной сплетни, случайный красноречивый взгляд — всё это служило материалом для узелков информации, вокруг которых паук вил свои сети. Ещё толком не зная, что в итоге стоит на кону им же самим задуманной игры, Малфой на уровне инстинкта чуял, что движется в верном направлении. Впрочем, представители других факультетов казались ему, в отличие от его одноклассников, всего лишь мелкими мошками. Хаффлпафцы были тупы, равенкловцы — странные до невозможности, от гриффиндорцев, воплощавших в себе всё то, что было за гранью его понимания, Абраксаса и вовсе тошнило. И всё же один человек непроизвольно то и дело привлекал его внимание, начиная с того ужина в первую неделю учёбы, когда с видом властителя мира Абраксас направлялся в Большой зал.

Все, казалось ему, уже знают, кто он такой, знают о его матери — известной своей красотой и изысканностью в высшем обществе, о внушительном запасе золота на банковском счёте его отца. Знают о том, что пару дней назад профессор Слизнорт, намеревающийся создать в школе нечто вроде клуба для детей богатых и знаменитых, выслал ему приглашение на первый из своих ужинов. Мысленно он был уже там, в богатой мантии, беседующий с профессором и очаровывающий всех, несмотря на свой юный возраст, как вдруг…

— ЭЙ, ПОСТОРОНИСЬ!!! Тристан, какой-то малой прямо по курсу!

Что-то огромное, четвероногое, врезалось прямо в него, отбросив к стене, о которую Абраксас больно стукнулся локтем.

— Эй, ты как, жив? — Чарльз спрыгнул с плеч Тристана и тронул Малфоя за плечо. Искры смеха всё ещё плясали в его глазах. Поспорив с Маклаггеном, что ему удастся получить заветные баллы для факультета на первом же уроке трансфигурации, Поттер потребовал в качестве выигрыша целую неделю носить его на ужин прямо на плечах. Тристан согласился и теперь, вероятно, жутко об этом жалел. И всё же, им обоим было весело. Вот только сбитые с ног ученики, встававшие на их пути, почему-то забавы не одобряли.

— Брось, ты же не будешь плакать как девчонка.

Ответил Абраксас взглядом, которому, по его мнению, мог бы позавидовать сам василиск. Неприязнь к Поттеру росла в нём с каждой секундой, выискивая поводы, которых он и сам не мог толком объяснить. Впоследствии оба позабыли о своей первой встрече, но взаимные чувства по отношению друг к другу они сохранили на всю оставшуюся жизнь.

— Пошёл к чёрту! — кинул Абраксас, с удовольствием заметив замешательство, перерастающее в гнев на лице Поттера. Оттолкнув его руку, Абраксас встал, намереваясь с видом победителя гордо удалиться, но подножка, наверняка подставленная кем-то из дружков его обидчика, вывела его из равновесия. На этот раз ему повезло меньше — он бухнулся прямо в пол лицом и, кажется, разбил нос. Послышался смех. Не оглядываясь и чувствуя, как паника готовится брызнуть фонтаном где-то внутри, Малфой поднялся и почти бегом устремился в Большой зал. На полу остались блестеть несколько капель крови.

— Похоже, это был перебор, ребят, — миролюбиво заметил Поттер, провожая фигуру слизеринца холодным взглядом.

С этого дня они стали врагами по какому-то негласному и неписанному, но, тем не менее, действующему и понятному всем и каждому кодексу. И если Чарльз отчаянно искал случая хорошенько «наподдать неженке Малфою», то Абраксас наблюдал. И очень скоро он нашёл слабое местечко своего врага. В маленькой книжице, где он делал небольшие заметки, напротив фамилии Поттер появилось всего одно слово — Элис.

С тех самых пор, как Чарльз Поттер научился ходить и говорить, его неимоверно тянуло на приключения.

Миссис Поттер оставалось лишь руками разводить, вспоминая тихую и аккуратную Лиззи, которая всегда следила за своим внешним видом и очень редко возвращалась домой с разбитыми коленками. Чарльз же был ходячим несчастьем, вечно попадающим в различные передряги. Вот и в первую неделю учёбы в Хогвартсе он умудрился трижды подраться, дважды потерять кучу баллов за хулиганство и один раз остаться на отработку. Впрочем, его это мало волновало. Его двоюродный брат Флимонт, недавно окончивший Хогвартс, тоже часто устраивал драки, по большей части с теми, у кого хватало смелости высмеивать его имя, и это не помешало ему стать одним из лучших учеников школы.

Впрочем, Чарльзу везло. Уже несколько раз, выбираясь ночью обследовать замок, он чуть было не попадался на крючок старому завхозу, пугавшему наказаниями пострашнее, чем снятие баллов и переписывание строчек. За особо тяжёлые преступления в Хогвартсе полагались розги, подвешивания в холле за лодыжки на пару часов или стул позора. Учителя редко шли на такие меры, но вот старик-завхоз, которого в шутку называли Циклопом за исполинский рост и устрашающую внешность, как говорили, был не прочь выместить на учеников свою злобу.

Чарльз Поттер не боялся наказаний, во всяком случае, так говорил он сам себе, видя высокую фигуру завхоза в коридоре. Порой он фантазировал о том, что какая-нибудь прекрасная леди за невинную провинность попадёт в руки завхозу, и именно он, Чарльз, сумеет её спасти. Услышав об этом, Гектор лишь хмыкнул, назвав его Дон Кихотом, но Чарльз ничего не знал об этом доне, поэтому пропустил слова зануды Бута мимо ушей.

С Маклаггеном Чарльзу было удобнее и веселее. Но Тристан предпочитал общаться и с Гектором, не выделяя кого-то из друзей. Однажды Чарльз всерьёз обиделся, когда Трис предпочёл работать в паре с Бутом на травологии, обрезая кусты Колючки обыкновенной. Уняв уязвлённое самолюбие, Поттер обернулся в поисках пары. Взгляд его упал на девочку с его факультета. Она уже выбрала себе куст и потихоньку начала подрезать длинные шипы. Видимо, она не надеялась, что кто-то станет ей помогать, и решила работать сама. Её сложно было назвать красивой: широко поставленные глаза, полные губы, яркие веснушки на щеках. Но она показалась Чарльзу такой простой и чем-то похожей на его сестру, что он, не раздумывая, подошёл к ней.

— Привет, я Чарльз. Чарльз Поттер, — он плюхнулся прямо напротив. Девочка чуть испуганно подняла на него голубые глаза, продолжая аккуратно обстригать куст. — Прости, я забыл, как тебя зовут…

— Элис. Элис Смит, — она покраснела, словно её собственное имя звучало как-то неприлично.

— Смит, — Чарльз поморщил лоб, пытаясь вспомнить, где он слышал эту фамилию. — Постой, ты случайно не родственница старого Эйка, хозяина волшебной кондитерской в Косом переулке?

— Нет, — румянец Элис разгорелся пуще прежнего. — Я из семьи маглов.

В Годриковой впадине волшебники издревле жили бок обок с маглами, поэтому это обстоятельство ничуть не смутило Чарльза. Он слышал также, что иногда и среди маглов рождаются самые настоящие волшебники, и это казалось ему поистине чудом: он был ещё очень мал и считал магию бесценным даром, которым мечтал одарить всех людей на планете.

— Это же просто здорово! У нас в деревне тоже живут маглы — очень хорошие ребята. Правда... — Поттер немножко замялся, — они немного недолюбливают нас после того, как мой прадед завёл себе на старости лет домашнего дракона…

— Дракона? — в голосе Элис звучал благоговейный ужас. — Настоящего?

— Конечно настоящего, — фыркнул Чарльз. — Он был покорителем драконов, мой прадед. Ему даже удалось приручить саму Венгерскую Хвосторогу… Слышала про неё?

Элис покачала головой. «Правильно, откуда же ей об этом знать», — подумал Чарльз. И тут же перед ним раскрылся целый букет возможностей, он уже представлял, как рассказывает девочке всё, что знает сам, взамен получая её восхищение.

— Мистер Поттер и мисс Смит, поменьше разговоров и побольше дела, — напомнил о себе профессор Бири.

Элис, вздрогнув, стала обрезать колючки ещё интенсивнее.

— Венгерская хвосторога, — понизил голос Чарльз, наклоняясь к ней поближе и начиная свой рассказ. — Один из самых опасных драконов в мире...

С этого времени он неизменно радостно махал в коридорах своей светловолосой подружке, а часто и вовсе останавливался поболтать с ней в коридорах либо в гостиной. Та поначалу очень смущалась, чувствуя себя немножко неловко, в особенности, если рядом были Гектор и Трис. Более того, рядом с Элис постоянно крутилась Кларисса Маклеллан, явно не одобрявшая троицу за шумные выходки и умение терять баллы сотнями за один присест. Она вечно неодобрительно косилась в их сторону, раздражённо цокая язычком, но Чарльза это мало волновало. Гораздо больше его волновали голубые, полные изумления и восхищения глаза Элис Смит. Очень быстро он убедил себя в том, что влюбился и что теперь, как истинный рыцарь, он обязан оберегать свою даму сердца, а может, даже сочинять в её честь стихи. Стихов у него не выходило, а вот длинные смешные полуфантастические байки он сочинял так быстро и складно, что Гектор всерьёз предложил ему стать писателем.

Одна лишь вещь мешала Чарльзу жить, словно заноза въевшись в память. Казалось, он уже должен был позабыть о том случае в поезде, но горделивая надменная девочка слишком часто мелькала перед его глазами, всем своим видом демонстрируя презрение к нему и его компании. Чарльзу очень хотелось, чтобы она заметила его, его успехи на защите от тёмных искусств и заклинаниях, но она не обращала на него ни капли внимания. И тогда ему не пришло в голову ничего лучше, кроме как воплотить в жизнь ту угрозу, которую он кинул в лицо Дорее Блэк в первый день их знакомства.

Спрашивать о нужном заклятии у преподавателей было рискованно — они бы сразу заподозрили неладное. Пришлось обложиться книгами в библиотеке, но и они упорно отказывались давать мальчику нужный ответ.

— Эй, ты целыми днями торчишь в библиотеке! Даже Гектор читает меньше… — Тристан разочарованно взмахнул руками.

— Я корплю над книгами не для того, чтобы сдать на отлично какую-нибудь дурацкую контрольную по трансфигурации или другой чуши, — отмахнулся от него Чарльз. — Я готовлю сюрприз для одной выскочки!

— Не проще ли кинуть ему в сумку навозную бомбу, и дело с концом? — раздражённо произнёс Тристан, осматривая гору книг на столе с большим недоверием и брезгливостью.

— Нет уж, я пообещал Дорее Блэк длинный нос, и я своё слово сдержу. Пора приукрасить её милую мордашку, — решительно изрёк Поттер, принимаясь за очередной талмуд.

— Блэк? Вот оно что! — Маклагген глупо хихикнул. — Ну, раз речь идёт о девчонке, — он лукаво подмигнул, — то я в деле.

— Ничего вы оба делать не будете! — послышался серьёзный и по обыкновению сердитый голос Клариссы, стоявшей прямо за их спинами в позе воинствующей сахарницы. Рядом смущённо топталась Элис Смит. — Из-за вас факультет вновь потеряет баллы! Хотя если вас двоих исключат, я не сильно расстроюсь.

— Может ей тоже нос увеличить? — предложил Трис, ткнув в сторону Клариссы большим пальцем.

— Ах вы… — от возмущения Маклеллан потеряла дар речи. В наступившей паузе смешок Элис прозвучал более чем громко и неуместно. Кларисса обернулась к подруге, вытаращив глаза. Та смущённо покраснела, прикрыв рот ладошкой.

— Брось, Клэр, — добродушно произнёс Чарльз, ободряюще улыбнувшись Элис. — Мы не хотим с тобой ссориться и увеличивать тебе нос тоже. А Блэк проучить стоит. И не снимут нам за это баллы, а если снимут, то мы их же и наберём на уроках. Идёт?

— Вы не сможете набрать столько, сколько потеряете, — недоверчиво ответила Кларисса. — Вы же даже не делаете домашних заданий!

— Зато мы очень талантливые! — самодовольно улыбнулся Чарльз, и Трис согласно закачал головой.

— Тогда посмотрим, как вы справитесь с контрольной по трансфигурации, — Кларисса мстительно сузила глаза. — Если оба получите «отлично», то так и быть, я отстану от вас. А если нет…

— Наябедничаешь преподавателям, — протянул Тристан, обиженно хмурясь. — Нечестно.

— Вызов принят, — задорно произнёс Чарльз, взлохматив себе волосы. Тристан посмотрел на него так, будто Чарльз только что заявил, что собирается заняться балетом.

— Отлично, — Кларисса расплылась в улыбке.

— Я буду болеть за вас, — тихонько прошептала Элис, прежде чем они с подругой удалились из библиотеки.

— Ты идиот? — поражённо вскричал Тристан. — Мы же не напишем контрольную на отлично?

— Люблю спорить, — спокойно ответил Чарльз. — А напишем или нет, это ещё большой вопрос. К тому же, кто сказал, что я собираюсь играть честно? — лукаво подмигнул он, и Маклагген понимающе улыбнулся.

* * *

Элис Смит с детства любила сказки, хотя жизнь её заметно отличалась от них. Из всей семьи у неё была только больная мать; отец исчез, когда малышке было четыре года. Маленькая семья ютилась в небольшой съёмной комнате в доме миссис Рид, женщины не злой, но грубой и жёсткой. Каждый месяц миссис Рид грозила выселить незадачливых постояльцев из дома, доводя бедняжку миссис Смит до слёз. Та работала прачкой, денег едва ли хватало, чтобы сводить концы с концами. Ещё пару месяцев назад Элис была уверена, что вся её жизнь так и пройдёт в беднейшем квартале Лондона, в холодной, продуваемой всеми ветрами комнатке с больной матерью. Так бы и произошло, ни окажись в один прекрасный день в почтовом ящике письма на её имя.

Элис училась прилежно, надеясь в будущем обеспечить колдовством свою жизнь и жизнь матери. Хогвартс приводил её в неописуемый восторг. Сказки, прочитанные ею в детстве, вдруг ожили, превратившись в самую настоящую реальность. А ещё здесь у неё была тёплая комната с удобной кроватью и чистыми одеялами, куча еды за завтраком, обедом и ужином и новые друзья, знающие о волшебном мире намного больше её самой. Особенно ей нравился Чарльз Поттер, задорный хулиганистый мальчишка, у которого в запасе всегда была целая куча интересных историй. С ним было легко и весело, словно они уже были знакомы целую вечность до этого. Но кое-что не позволяло ей полностью довериться новым знакомым. Воспоминания, давно растворившиеся в реке времени, вновь ожили, стоило ей первый раз переступить порог Большого зала.

Девятилетняя Элис Смит, кутаясь в трижды перештопанное пальто, выходит на улицу, по своему обыкновению, утонувшую в запахе зловония, принесённого ветром с соседнего канала. Но даже этот запах не в состоянии перебить тот, другой, запах свежего хлеба, что доносится из лавки миссис Риверс. Он щекочет её обоняние, почти сводя с ума, ведь Элис ничего ни ела с утра. Как и вчера на ужин.

— Заплатим за квартиру и устроим себе пир, — сказала нарочно бодрым голосом мама. Но Элис знает, им в жизни не заработать столько денег, чтобы каждый день есть до отвала свежие булочки миссис Риверс.

Зажмурив глаза, дабы не поддаться искушению хотя бы одним глазочком взглянуть на пекарню, Элис быстро продвигается по улице. Её толкают со всех сторон, но она идёт, почти бегом и ни на что не обращая внимания, пока резкий звук не выводит её из равновесия.

— Воровка! Хватай её!

Это никак не могло относиться к ней, однако Элис, как испуганный зверёк, бросилась бежать без оглядки. Кто-то бежал следом.

— Стой, подожди! — окликнул её тонкий девичий голос.

Забежав в один из дворов, обе девочки как по команде остановились.

Только сейчас Элис смогла рассмотреть свою преследовательницу. Это была девочка, чуть выше её ростом и примерно того же возраста, что и она сама. Белокурая, с тонким вздёрнутым носиком и большими выразительными глазами. В одной руке у неё была небольшая, закрытая платком котомка, в другой — огромный крендель, щедро покрытый слоем сахара.

— Зачем ты бросилась бежать?

В самом деле, зачем? Может быть потому, что мысль о краже одолевала её каждый раз, когда она проходила мимо лавки миссис Риверс.

— Я Ханна, а ты ведь Элис, верно? Я слышала, как кто-то окликнул тебя так, — девочка протянула руку, и Элис, кивнув, некрепко, с опаской её пожала. — Я не хотела ничего красть у этой мымры, но я не ела почти целый день, а в кармане у меня ни пенни…

Элис сглотнула. Она вспомнила, как вчера утром они с матерью доедали остатки супа на одной капусте, и в желудке у неё вновь неприятно засосало. А крендель за пазухой новой знакомой пах так сладко и привлекательно…

— Понимаю, — выдавила из себя Элис. — Послушай, мне…

— Ты тоже голодна? — напрямую спросила Ханна, доставая свою добычу. — Я могла бы поделиться с тобой. Я направляюсь к своей тётке, у неё, несомненно, дома много еды…

— Нет, я правда… — пробовала было сопротивляться Элис, пытаясь не захлебнуться собственной слюной. — Не стоит.

Но Ханна уже отломала от кренделя половину и сунула его прямо Элис в руки.

— Ешь, — требовательно произнесла она. Уговаривать не потребовалось. Жизнь впроголодь дала о себе знать — Элис быстро затолкала мягкий сладкий хлеб себе в рот. Ханна набросилась на свой кусок. В две секунды от кренделя не осталось и следа.

— У моей тётки горы таких кренделей. И эклеров, и разных других сладостей, — проговорила Ханна.

— Почему же ты не живёшь с нею? — прошептала Элис.

— Моя мать не очень ладит со своей сестрой. Живём мы бедно, но мать и не думает помириться. Конечно, проще голодать, чем сломить свою гордость, — со злостью кинула девочка, поджав губы. — Я иногда хожу пешком к тётке в Лондон, беру у неё немного денег и еды. Хочешь пойти со мною? — резко спросила она, поднимаясь.

— Но… я… мне нужно в школу, — запричитала Элис, вспомнив, наконец, зачем она этим утром вышла из дома.

— Ты уже опоздала, — категорично заявила Ханна. — Пропустишь один денёк — ничего не случится.

— Мама говорит… — попыталась спорить Элис.

— Мама ничего не узнает. Как и моя, — успокоила её Ханна. — У тебя вид, как будто ты не ела пару дней, а у тётки всего вдоволь. Она живёт всего в нескольких кварталах отсюда. Твоя мать грамотная?

— Нет, — призналась Элис. — Она говорит, что не работала бы прачкой, если бы была грамотной. Поэтому я должна прилежно учиться…

— Мало быть грамотной, Элис, — авторитетно заявила Ханна. — В этой жизни надо уметь ловить момент, свой шанс. Тебе выпал шанс полакомиться, и никто ничего от тебя не потребует взамен. Тётка может помочь и деньгами. Тебе ведь нужны деньги?

Элис хотела было возразить, но тут из котомки, до этого мирно стоявшей рядом, послышался писк. Элис так и подскочила от испуга.

— Не бойся, это мистер Уэсли, мой… пёс, — и Ханна извлекла из котомки маленькое мохнатое существо. У существа был непомерно длинный для собаки нос и плоские, как лопаты, лапы. Чёрные глазки пристально смотрели на Элис, шумно втягивая в нос воздух.

— Странно, я никогда не видела такой породы. Больше похож на крысу, — удивилась Смит.

— А то, таких ты нигде больше и не увидишь, — Ханна запихала питомца обратно в котомку. — Ну что, нам пора в путь.

Внутренняя борьба происходила в душе Элис в этот момент. Довериться вот так незнакомой девочке и её ещё менее знакомой тётке — это казалось абсурдным и абсолютно глупым. И всё же что-то словно толкало её вперёд. Был ли то голод или внезапный выброс адреналина, но она тоже поднялась на ноги, схватив Ханну за руку.

— Я с тобой, — проговорила она. Ханна лишь удовлетворённо ухмыльнулась.

— Придётся немножко пройти пешком, — сказала она.

Пройти им предстояло действительно лишь пару кварталов, пока на горизонте не появились аккуратные, словно кукольные многоэтажные домики. Ханна утверждала, что её тётка живёт в одном из них, но в каком именно, она подзабыла. Побегав между домами, Ханна оставила Элис с мистером Уэсли в беседке, сказав, что минут через пять вернётся за ней. Когда девочка ушла, Элис почувствовала, что червячок недоверия точит её изнутри. Успокоив себя тем, что Ханне совершенно незачем оставлять её и своего пса здесь (не привыкшая к злым шуткам, она и мысли допустить не могла о розыгрыше), Элис принялась ждать. Время тянулось ужасно медленно, и только когда Ханна вынырнула рядом словно из ниоткуда, Смит смогла, наконец, вздохнуть свободно.

— Я нашла её дом, — проговорила Ханна, запыхавшись. — Вот только тётка, кажется, уехала куда-то. Но ничего, — весело успокоила она Элис. — У меня есть ключ, где находятся деньги, я знаю, а еды у неё дома должно быть полно. Зайдём, поедим и оставим тётушке записку. Она, конечно, очень огорчится, не увидев меня, но что ж поделать. Вперёд, она живёт вон в том доме!

Теперь сомнение в душе Элис заснуло крепким сном. Ничего не заставило её усомниться в сказанном Ханной. Покорно побежала она вслед за ней к одному из красивых домиков. Квартира тётки располагалась на самом верхнем этаже. Ключ и в самом деле у Ханны был. Зайдя в просторную прихожую, она первым делом выпустила на волю пса. Пошмыгав носиком, он ринулся вперёд вглубь комнаты.

— Возьми что-нибудь на кухне, а я пока возьму деньги и оставлю тётушке записку, — распорядилась Ханна. Элис покорно подчинилась ей. Вся обстановка в квартире была совсем не похожа на маленькую обшарпанную комнатку, где жили они с матерью. Уютные кресла, мягкие ковры, резные камины и картины в рамках — всё это придавало дому весьма уютный и мирный вид. Пройдя на кухню, Элис и в самом деле нашла там вдоволь еды. Схватив аппетитную куриную грудку, она тотчас же вцепилась в нежное белое мясо зубами.

Вдруг в кухню ворвался мистер Уэсли. Не обращая внимания ни на что вокруг, пёс стрелою пронёсся к запертому шкафу, острыми коготочками вцепившись в одну из полок.

— Ханна! — вскрикнула Элис. — Мистер Уэсли портит мебель.

— Открой шкаф, — прокричала в ответ подбежавшая хозяйка, кинув Элис всё тот же ключ, которым она открывала и входную дверь. Как ни удивительно, он подошёл и к шкафу, хотя Элис готова была поклясться, что замочная скважина в буфетном шкафу была почти вдвое меньше скважины входной двери. Как только она открыла дверцу шкафчика, пёс проворно прыгнул на полку, и уже через пару секунд извлёк из шкафа что блестящее.

— Золотые ложечки, — протянула Ханна, кидая добычу в мешок.

— Постой, ты же не заберёшь их себе? — прошептала Элис, всё ещё не веря безумной мысли, забрёдшей ей в голову.

— Именно это я и собираюсь сделать, — ответила Ханна, выгребая и другую золотую посуду себе в котомку. — А ты, кажется, кушать хотела…

— Это не дом твоей тётки! — воскликнула Элис. — Это чужой дом, и мы… мы… мы грабим его!

— В таком случае, изволь замолчать, — огрызнулась Ханна. — Не хватало ещё вызвать подозрения у соседей.

— Ты… ты… ты… — пропыхтела Элис, задыхаясь от возмущения.

— Не ори, дура! Если мы попадёмся, тебе тоже несдобровать! Сказала бы лучше спасибо! Сидела бы сейчас в школе, слюни бы пускала!

— Да лучше б я…

— Стой! Замолчи! — Ханна приложила палец к губам Элис. Где-то в коридоре послышалась возня, звонкий женский голос и звук поворота ключа в замке.

— Это хозяева, — спокойно прошептала Ханна и, подхватив пса и котомку, ринулась вон из кухни. — Если ты такая честная, то сама им и объясняй, что ты здесь делаешь!

Пару секунд — и Элис, спохватившись, кинулась вслед за ней, в маленькую гостиную. Ханны там уже не было. Дверь на огромную лоджию, а также окно были открыты. Забежав в лоджию, Элис увидела Ханну, мчащуюся прочь по улице. Голос хозяйки, зашедшей в дом, стал громче. Ей вторил мужской бас, но Элис, оцепенев от страха, даже не понимала, о чём они говорили. Посмотрев вниз, она ужаснулась — высота была чудовищная. «Если прыгну — разобьюсь. А если не прыгну?» — пронеслось у неё в голове. Стыд и страх смешались внутри неё, но вот в памяти промелькнула насмешливая ухмылка Ханны. «Боишься? — словно бы говорила она. — Думаешь, что не сможешь? Но я же смогла!»

Решение созрело в долю секунды. Не помня себя от страха, Элис влезла на подоконник и что есть силы оттолкнулась ногами. Зажмурив глаза, она отдала себя на волю судьбы. Сейчас её полёт прекратится, она с силой ударится о камни, и всё будет кончено. Но вместо того, чтобы разбиться насмерть, она мягко опустилась на дорогу. Открыв глаза, она с удивлением заметила, что стоит на твёрдой почве, а ограбленная квартира с криками хозяйки осталась далеко наверху. Всё ещё не веря своему счастью, Элис бегом бросилась прочь от этого чёртового места, чуть не погубившего её. Только пробежав пару кварталов без остановки, она, наконец, заметила, что что-то, зажатое в правой руке, с силой впивается прямо в кожу. Остановившись, она разжала руку. На ладони поблёскивал небольшой ржавый ключ, так удивительно подошедший к чужой двери. Впоследствии она открыла для себя, что ключ подходит ко всем дверям, независимо от размера и формы замочной скважины. Вновь сжав его в кулаке, Элис бросилась к дому, пытаясь справиться с чудовищным стыдом, ещё долго не дававшим ей покоя. Было время обеда. Мать возвращалась домой лишь поздно вечером. Бросившись на постель, Элис дала волю слезам, пока не заснула, утомлённая и заплаканная. Насмешливая ухмылка Ханны ещё долго являлась ей во снах, но ржавый маленький ключ, зажатый в ладони, всегда напоминал о том, как опасно верить незнакомцам.

Элис Смит сидела на своей кровати в гриффиндорской спальне. Старый ключ, давно ставший для неё своеобразной реликвией, весело поблёскивал у неё на ладони. Она думала, что ошиблась. Конечно, она могла ошибиться, первый раз увидев белокурую девочку на распределении. Шляпа отправила её за стол Слизерина, и Элис так и не удалось рассмотреть её хорошенько. Позже она украдкой поглядывала на неё на уроках и переменах, но подойти не решалась. Кларисса, её соседка по комнате, очень быстро объяснила ей, что слизеринцы не заслуживают доверия, и от них стоит держаться подальше. Это отчасти подтвердило подозрения Элис. И лишь на уроке заклинаний Элис поняла, что была права. Лишь у одного человека в их классе получилось поднять перо вверх с первого раза, и когда профессор Говард присудил белокурой девочке за такой отличный результат десять баллов, на лице её появилась такая знакомая Элис ухмылка.

— Прекрасно, мисс Самьюэлз, — пропел профессор. Ханна ловко изобразила смущение. Нет, не Ханна, а Джейн. Джейн Самьюэлз.

— Здравствуй, Ханна, — громко сказала как-то она, столкнувшись со своей старой знакомой в коридоре. Присутствие рядом Чарльза, Клариссы и других однокурсников придавало ей смелости. — Или Джейн, теперь тебя так зовут.

Самьюэлз, поняв, что обращаются к ней, повернулась, вопросительно подняв одну бровь. Её подружка, красивая и горделивая Дорея Блэк с удивлением и неодобрением посмотрела на Элис.

— Это ты мне? — уточнила Джейн.

— Помнишь меня? Я Элис. Это меня ты бросила в чужой квартире, из которой вытащила все деньги и золото.

Теперь к их разговору прислушивался весь класс.

— Ты меня с кем-то путаешь, — проговорила Джейн и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

— Нет, я слишком долго наблюдала за тобой…

— Не пошла ли бы ты к чёрту, паршивая грязнокровка! — крикнул неприятный грузный Яксли.

— Да как ты смеешь называть её так?! — вскричал подоспевший Поттер.

Ещё мгновение, и коридор наполнился вспышками заклинаний. Оттолкнув Элис в сторону, Чарльз ринулся на своих противников с палочкой наперевес.

— Прекратите! — громко крикнула Дорея, встав между Чарльзом и Яксли. Палочка быстро взлетела в её руке, почти уткнувшись в грудь Поттеру. Он недоверчиво покосился на неё, медленно опустив свою.

— Эй, Поттер, с каких это пор ты пасуешь перед девчонкой? — крикнул кто-то из толпы зевак. — Боишься?

— Вовсе нет! — Чарльз гневно воззрился на своего обидчика. — Боюсь только, что после дуэли от Блэк останется лишь мокрое место — вот трагедия будет для её чистокровнейшего семейства!

— Мокрое место!? — настырная ведьма с блестящими от ярости глазами, казалось, была готова броситься и как гарпия разорвать его на куски. — Не боишься ли ты, что мокрое место останется от тебя?!

Чарльз выхватил палочку, краем глаза заметив, что Малфой со своей свитой уже давно достали свои, готовые защищать свою принцессу. Не успела Блэк и глазом моргнуть, как из палочки в руке Поттера вырвался алый луч. Полыхнула вспышка, и Малфой со всей силы ударился об стену. На щеках его краснели рубцы.

— Ой, я, кажется, чуть испортил личико главаря твоей охраны, — издевательски пропел Чарльз. — Теперь, когда он нам не мешает, можно приступать. Хотя бы теперь ты знаешь, чем рискуешь.

— Я не хотела, чтобы они вмешивались, — досадливо поморщилась Дорея. — Я и сама в состоянии с тобой разобраться!

— Да неужели! — в притворном ужасе воскликнул Чарльз. — Так или иначе они бы заступились за тебя. А трое на одного, — он кивнул на хлопочущих около Малфоя Яксли и Кэрроу, — это как-то нечестно. Хотя, что в ваших семейках знают о чести?

— Дерись, трус! — заорала Дорея, выходя из себя. — Теперь ты оскорбляешь и мою семью!

— Я не дерусь с девчонками, — спокойно и веско ответил Поттер. — А с лягушками тем более.

— С лягушками? — брови Блэк поползли вверх.

— С мелкими зелёными чистокровными лягушками, вообразившими себя пупом земли и центром вселенной, — подтвердил Чарльз. — Можешь сколько угодно квакать в своём слизеринском болоте, у меня есть дела поинтереснее, чем слушать твои истеричные вопли. Счастливо оставаться!

И, повернувшись на каблуках, он быстро зашагал прочь от покрасневшей от гнева Блэк. Вскоре его догнала Элис.

— Ты правильно сделал, что не стал драться с ней, — без предисловий начала она. — Они все только и ждут повода, чтобы исключить тебя из школы.

— Не дождутся! — озлобленно отозвался Чарльз. — Ух, какая же она мерзкая!

— Ты можешь отомстить слизеринцам другим, более цивилизованным методом, — предложила Элис. — Например, если мы выиграем соревнование между факультетами, то это будет и польза, и слизеринцы разозлятся.

— Какое соревнование? — в первый раз наивность и простота Смит не умилила его, а вывела из себя. — Какой толк от всех этих баллов и от того, у кого их больше?

Девушка обиженно закусила губу и опустила голову.

— Вот если превратить Блэк в уродину… — лихорадочно соображая, Чарльз запустил всю пятерню в волосы. — Чтобы она и внешне была такой же мерзкой, как внутри… Прыщи или ещё что-то в этом роде.

— Чарльз, это же глупо! — снова вмешалась Элис.

— А вот весь год быть паинькой, чтобы заработать для факультета баллы, не глупо? — с сарказмом произнёс Поттер. Внезапно в голову ему пришла чудесная мысль. — Элис, а что это было за зелье, ну, то самое, после которого у Мейсон волосы стали по цвету напоминать болотную тину?

— Она его сама варила, — пожала плечами Смит. — Ты же знаешь, что Лолли и зельеварение — вещи несовместимые. По идее, волосы должны были приобрести золотистый оттенок, а получилось то, что получилось…

— А у неё не осталось ещё немного? — Чарльз заметно повеселел. — Неплохо было бы выкрасить нашу красавицу в цвет её любимого факультета.

— Хорошо, я спрошу у неё, — обречённо согласилась Элис. — Это всё же гуманней, чем прыщи, — тяжело вздохнув, добавила она.

Чарльз очаровательно улыбнулся, легонько толкнув девушку плечом.

— Эх, вечно ты подбиваешь меня на какую-то пакость, — улыбаясь в ответ, промолвила она.

— Да, со мной не соскучишься, — Поттер самодовольно вскинул голову. — Как насчёт того, чтобы совершить набег на кухню?

* * *

Всю следующую неделю весь Хогвартс только и говорил, что о стычке Дореи с Поттером. Когда школьная медсестра, мадам Джонс, привела лицо Абраксаса в порядок, тот первым делом был готов отомстить зазнавшемуся мерзавцу, но Дорея его сдержала, прекрасно зная, что это лишь даст Поттеру повод говорить, что это она натравила на него слизеринцев, в то время как сама не может за себя постоять. Она решила действовать хитрее.

— Заклятие вечного стояка! — предложила Джейн. Сидевшая рядом с ними в гостиной Эшли Паркинсон испуганно подскочила, возмущённо уставившись на Самьюэлз. — Мой папаша когда-то пристал в баре к одной колдунье, вот она его и одарила, — как ни в чём не бывало, пожала плечами та. — Пришлось ехать в Мунго, контрзаклинания никто из его дружков не знал. Но посмеялись они над ним неплохо. Папаша боялся ещё месяц из дома показываться.

— Это как-то… — Дорея поморщилась. — Месть должна быть сделана красиво, со вкусом.

Она не знала, что такое «стояк», и всё же это слово явно отдавало чем-то пошлым, похабным.

— Это же не подарок, — возразила Джейн. — Нет, ты, конечно, можешь убить его грязнокровную подружку, приготовить из её внутренностей прекрасный ужин и угостить его им. Кажется, твоя бабка именно так избавилась от соперницы?

— Старушке Элладоре приписывают слишком много кровавых подвигов, — спокойно возразила Блэк. — Да и я не убийца. Достаточно будет опустить его перед всеми его дружками и поклонниками. Пусть увидят, что он просто глупый зазнайка! Кстати, о грязнокровке… Что это за история с чужой квартирой?

Ни один мускул не дрогнул на лице Джейн, лишь руки, до этого спокойно лежавшие на ручке кресла, нетерпеливо зашевелились, нервно сжимая чёрную кожу.

— Понятия не имею, — проговорила она. — Вероятно, эта Элис путает меня с кем-то. Или же просто пытается привлечь к себе внимание, я не знаю…

В душе Дореи зародились сомнения на счёт подруги, но она решила оставить их при себе. Несмотря ни на что, она доверяла Джейн. Захочет — расскажет обо всё сама. А пока стоило придумать достойную месть для Поттера. Он ещё пожалеет о том дне, когда связался с ней, с Дореей Блэк!

В камине весело потрескивал огонь, когда Джейн Самьюэлз спустилась в гостиную. В уголке переговаривались девчонки, исподтишка бросавшие красноречивые взгляды на двоих семикурсников, развалившихся на больших кожаных диванах с книгами. Джейн украдкой проскользнула вниз, стараясь быть как можно незаметней, и уселась на большое чёрное кресло поближе к огню. Языки пламени отдавали зелёным отблеском, и девочка завороженно наблюдала за их причудливым танцем.

— Что сидишь одна? — Бланш Розье, как всегда стуча маленькими каблучками, грациозно уселась в кресло напротив. За ней, как две тени, прошмыгнули Паркинсон и Трэверс, примостившиеся на небольшом диванчике. Джейн чувствовала непреодолимое предубеждение против этой компании. Высокая красивая Бланш, на которую уже начали с интересом посматривать мальчишки со старших курсов, напоминала ей старую знакомую из соседского городка, дочь судьи и первую красавицу в округе. Магла была красива и глупа, капризна и эгоистична, и хотя платье у Бланш было лучше, чем у дочери судьи, в ушах блестели дорогие бриллианты, а в кармане мантии покоилась волшебная палочка, но суть от этого мало менялась. Высокомерная и угрюмая Сэйди Трэверс казалась Джейн скучнейшей личностью, тупой пустышкой, недостойной её внимания. Больше всего раздражала Эшли Паркинсон, чьи маленькие любопытные настырные глазки в сочетании со вздёрнутым, всегда готовым влезть в чужие тайны носиком, делали её похожей на маленького грызуна. Кроме того, она постоянно болтала, и только повелительный взгляд Бланш мог заставить её замолчать.

— Греюсь, — пожала плечами Джейн, не желая вступать в разговоры. Но, по-видимому, её одноклассницы сегодня были настроены на болтовню, и волей-неволей пришлось её поддерживать.

— Расскажи о себе, Джейн, — попросила Розье, и её подружки согласно закивали. — Мы учимся вместе, а знаем о тебе так мало.

— Ничего интересного, — ответила Самьюэлз, внезапно краснея. Расспросы были ей неприятны.

— Кто твои родители? Где ты живёшь? — продолжала Бланш, проигнорировав её последние слова.

— Моя мать была наследницей рода Селвинов, — начала Джейн, и это была чистая правда. — Но она умерла, а нам с отцом и сестрой остался большой дом, куча денег и несколько домашних эльфов. Там мы и живём обычно, а на лето предпочитаем выезжать в отцовский особняк во Франции, — промолвила она и тут же пожалела о сказанном. «Однако, с другой стороны, — подумала Джейн, — я всё равно ни за что не смогу сказать им правду, а так просто они не отцепятся».

— И какой у вас дом? Красивый? — улыбаясь, спросила Эшли.

— Очень красивый, построен в греческом стиле, — ответила Самьюэлз, чувствуя прилив вдохновения. — Мраморные колонны, высокие потолки… А ещё у нас чудесный сад с живыми скульптурами. Не такими страшными, как в Хогвартсе, а очень красивыми.

— Наверняка вы с сестрой очень счастливы в таком чудесном поместье, — вставила Паркинсон, всё так же улыбаясь. Неожиданно цепкий глаз Джейн заметил тоненькую цепочку с циферблатом, выскальзывающую из её кармана. «Серебряные часики, — отметила она про себя. — За такие можно получить неплохую сумму на чёрном рынке».

— Да, — Джейн улыбнулась широко и фальшиво. — Нам очень повезло. А теперь простите, был трудный день, я немного устала. Пойду прилягу.

И чуть поклонившись, как обычно делала Дорея, она удалилась, напоследок ещё раз кинув взгляд на карман Эшли. Хорошая идея возникла в её белокурой головке, и почти весёлая и умиротворённая, Джейн отправилась спать.

* * *

Наверное, именно неприязнь к Бланш и её компании толкнули Джейн к Дорее. Самьюэлз со свойственным ей чутьём предугадала все выгоды дружбы с Блэк. Взбалмошная, но гораздо более умная и менее избалованная, чем Бланш, Дорея была более искренна и честна в своих душевных порывах, а таких людей Джейн любила, отчасти потому, что сама в силу обстоятельств не могла быть такой. Конечно, Джейн порой страшно раздражала привычка подруги влезать не в своё дело, но с этим она могла примириться. Более того, иногда её восхищал и в то же время смешил слегка наивный идеализм Дореи. Иногда она искренне не могла понять, как младшая Блэк могла очутиться на Слизерине, хотя коварные замыслы против Поттера обнажали как раз таки в Дорее всё то, что отличало представителей их факультета. В целом, она находила дружбу с Дореей большой удачей и дорожила ей, дав себе слово в Хогвартсе порвать с преступным делом, которое могло бы принести ей дурную славу. Но фальшивая улыбка Бланш и перешёптывания её свиты возбудили в ней жажду мщения, так легко идущего в её руки.

Украсть серебряные часы Паркинсон было несложно, она проделывала кражи и посерьёзнее десятки раз.

Сложнее оказалось сохранить это в секрете.

Как только эта дура заметила пропажу, то подняла такой визг, что, наверное, её крики услышал сам профессор Диппет в своём кабинете. Эшли вместе с Бланш и Сэйди забегали в каждую спальню, истерически вопя о пропавших часах. Хуже всего то, что Джейн страсть как нравились эти часики. Она бы с радостью оставила их себе, если бы не видела мордашку их законной хозяйки каждый день. Именно поэтому Джейн всюду таскала часы с собой, прямо в рукаве, под мантией, в минуты уединения любуясь ими.

Так было и в тот день, на уроке заклинаний. Джейн всё никак не могла сосредоточиться на чарах воспламенения. Паркинсон, сидевшая позади неё, постоянно всхлипывала, давя на жалость всех и каждого, кто готов был её слушать.

— Подарок на одиннадцатилетие… — приговаривала она, жалостливо закусывая губы.

Урок тянулся неимоверно медленно, и, казалось, конца ему не будет. Паркинсон затихла, видимо, достаточно посвятив всех в своё горе. Джейн устало потянулась. Интересно, сколько ещё времени осталось до звонка колокола? Почти машинально она выпустила циферблат из рукава, любуясь ходом тонких серебряных стрелочек.

— Это они! — истерично завопила Эшли на весь класс. Из глаз её брызнули слёзы.

— В чём дело, мисс Паркинсон? — послышался голос профессора Броклхерст.

— У меня украли часы, — капризно протянула та, продолжая усердно поливать стол слезами. — Это Джейн Самьюэлз, это она их взяла и не отдаёт.

— Да врёт она всё! — подскочила Джейн. Циферблат вновь исчез в рукаве. — Я не брала её часы!

— Серебряные, подарок отца на одиннадцатилетие … — продолжала завывать Эшли.

— Заткнись, я не брала их, — закричала на неё Джейн.

— Акцио часы, — спокойно произнесла профессор, и в ту же секунду небольшой циферблат на тонкой цепочке вырвался прямо из рукава Джейн.

— Я же говорила! — торжествующе закричала Паркинсон, ткнув толстый палец в сторону Джейн.

Класс загудел, кто-то присвистнул, но Броклхерст одним взмахом руки заставила всех замолчать.

— Потрудитесь объяснить, мисс Самьюэлз, — властно произнесла она.

— Я просто… это не я… — промямлила Джейн, лихорадочно краснея.

— Врать нехорошо, мисс Самьюэлз, — голубые глаза Броклхерст за стёклами очков угрожающе блеснули.

— Вот-вот, — поддакнула Эшли.

— Тебе-то они зачем? — злобно кинула Джейн. — Как ты вообще в них разбираешься? Две стрелки для тебя, пожалуй, слишком много…

— Вот видите, профессор, — пропищала Паркинсон, вновь захныкав. — Она ещё и оскорбляет меня!

— Где Вы выросли, мисс Самьюэлз? — спросила профессор.

Джейн, не ожидавшая столь резкой смены разговора, удивлённо подняла на учительницу глаза.

— Она говорит, что у её отца своё поместье, — вступила в разговор Бланш Розье. — Ведь её мать была единственной наследницей рода Селвинов, — она издевательски заглянула однокласснице в глаза, в которых сквозь упрямство отчётливо проступал страх. — Жаль только, — Бланш скорчила грустную мордашку, — что её отец пропил всё состояние жены, и теперь всё их поместье — жалкая лачуга на окраине магловской деревушки.

Вся её свита издевательски захохотала.

— Какая разница? — не выдержала Дорея, тоже подскочив со своего места. — Да, Джейн поступила неправильно, но разве можно было так унижать её перед всем классом? — Ты вон каждый день врёшь, если домашней работы не сделала!

Розье гневно выпучила глаза, вся покрывшись пунцовыми пятнами. Её подружки возмущённо зашептались.

— Тихо! — прошипела Броклхерст, — по 5 баллов с мисс Блэк и мисс Розье за то, что выступили без позволения. 50 баллов с мисс Самьюэлз за враньё и кражу. Может быть, в вашей деревне, мисс, и принято воровать, но здесь, в Хогвартсе, это недопустимо. Ещё один такой случай, и Вы будете отчислены. А пока только две недели отработок после занятий, начиная с сегодняшнего дня.

Джейн опустила голову, но в глазах её плескалась злоба.

— Кажется, у нас завелась крыса, — прошептал Малфой, нагнувшись к уху Дореи. — Держалась бы ты от неё подальше.

— И без тебя разберусь, — огрызнулась Блэк, пододвигаясь ближе к подавленной Джейн. Но до конца урока поговорить им так и не удалось, а сразу же после заклинаний Джейн быстро собрала свои вещи и скрылась из класса.

* * *

Это было унизительно. Ещё более унизительно, чем тогда, когда магловская девчонка при всех напомнила ей давнюю историю из детства, которую она уже давно заставила себя похоронить в глубинах памяти. Всё, что она создавала с таким трепетом, рушилось в один миг. В Слизерине она станет изгоем, а значит, и в магическом обществе в целом. И тогда ей никогда не вытащить себя и сестру из нищеты, в которую их затянуло распутство и пьянство отца. Правда, у неё всё ещё оставалась Дорея. Но продолжит ли она общаться с ней, когда все остальные от неё отвернутся?

К счастью, Дорея была благожелательно настроена к подруге, проявив неожиданное для себя самой сочувствие. Она сама толком не знала, почему не может злиться на Джейн и осуждать её. То ли из-за того, что Бланш и компания вызывали у неё отвращение, то ли назло Поттеру и его подружке, то ли оттого, что Джейн ей просто нравилась, а ведь у неё после исчезновения Мариуса совсем не было друга… Именно поэтому вечером Дорея даже не упомянула инцидент на уроке заклинаний, а начала вместо этого вовсю болтать про Поттера и его неудачную попытку облить её за ужином зельем, окрашивающим волосы в зелёный цвет. Джейн слушала вполуха. Что-то нехорошее чудилось ей в предстоящей отработке.

— Мне пора идти к профессору Броклхерст, — прервала она Дорею как раз посреди гневной тирады в адрес Чарльза Поттера. — Не хочу опаздывать. Позже поговорим.

И, не посмотрев в глаза подруги, быстро удалилась из гостиной.

Шагая по каменному полу, Джейн чувствовала, как колотится её сердце. Предчувствия никогда не обманывали её. И сейчас она была уверена, что её неприятности только начинаются.

— Профессор, — постучалась она, приоткрыв дверь кабинета.

— Проходите, мисс Самьюэлз, — не отрывая головы от каких-то бумаг, произнесла преподаватель. — Садитесь.

Джейн послушно села за одну из последних парт.

— Садитесь ближе, Джейн, — проворковала Броклхерст, всё так же не глядя на ученицу.

— Я думала, Вы отправите меня чистить Зал славы или ещё что-то в этом роде… — промямлила Джейн, неуверенно садясь за первую парту прямо напротив преподавательницы.

— О нет, что Вы, — профессор наконец подняла на неё взгляд, и её тонкие губы расплылись в улыбке. — Ваше наказание будет более изящным, и я ручаюсь, после него желание врать пропадёт у Вас навсегда.

Она взмахнула палочкой, и на столе перед Джейн появился чистый пергамент и огромное красивое перо.

— Вы должны написать фразу «Я не должна лгать». Приступайте, я сама скажу, когда хватит.

Что-то нехорошее, скользкое и неприятное заворочалось прямо у неё внутри.

— Но Вы не выдали мне чернил, — тихо возразила Джейн.

— О, — губы профессора вновь расплылись в хищной улыбке. — Они Вам не понадобятся.

Джейн недоумённо взялась за перо. Броклхерст неотрывно наблюдала за каждым её движением.

— Смелее, мисс Самьюэлз! Сегодня Вы не очень-то стеснялись, обвиняя мисс Паркинсон во лжи.

Джейн послушно вывела первую букву, чуть вскрикнув от неожиданной боли. Крошечная «Я» кровоточащим пятнышком появилась не только на пергаменте, но и на её собственной руке.

— Продолжайте, Джейн! Чего же Вы остановились?

Девочка стиснула зубы. Через минуту на пергаменте блестела кровавая надпись.

— Продолжайте писать, мисс. И не пытайтесь увильнуть, я слежу за Вами, — пригрозила профессор, вновь опуская глаза в свои бумажки.

Время тянулось катастрофически медленно. Пытаясь не вскрикнуть от острой боли, Джейн закусила губу.

Я не должна лгать.

Я не должна лгать.

Я не должна…

— Думаю, довольно на сегодня, — заявила Броклхерст.

Джейн с радостью откинула перо подальше.

— Завтра в то же время, и не опаздывайте.

— Да, профессор, — быстро кивнула Джейн, хватая сумку. — До свидания, профессор!

И пулей вылетела в коридор.

Руку невыносимо пекло, и горькие слёзы, сдерживаемые уже полтора часа, наконец, полились солёным градом. Джейн бережно замотала раненую руку в платок.

— Как наказание? — спросила Дорея, дожидавшаяся её в гостиной.

— Ерунда, строчки писала… — ответила Джейн, пряча от света своё опухшее от слёз лицо.

— Значит, ничего страшного? — лицо Блэк просветлело.

— Да, слушай, я устала, спать хочу, — скороговоркой произнесла Самьюэлз, прижимая к груди больную руку. — Я пойду… Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — отозвалась Дорея, взглянув на неё с подозрением. — С ней явно что-то не так, — сказала она уже самой себе, когда подруга скрылась по направлению в женские спальни.

— Конечно, с ней всё не так, — Абраксас плюхнулся на кожаное кресло напротив неё. — Теперь все знают, что она крыса…

— Если она крыса, то ты… ты… хорёк! — выпалила Дорея, подскакивая с дивана. Гневно поджав губы, она кинула последний взгляд на потерявшего от возмущения дар речи Малфоя и вслед за Джейн вылетела из гостиной.

Однако прозвище «крыса» с подачи Бланш и её подружек надолго закрепилось за Джейн. И всё же та, стиснув зубы, терпела, не позволяя ярости взять над собой верх. Приходилось ей терпеть и долгие вечера наказаний, после которых правая рука, казалось, вовсе готова была развалиться на части от боли. Телесные наказания не были запрещены в Хогвартсе, но даже если бы это было и так, Джейн не стала бы жаловаться. Жизнь впроголодь, пьяный отец, маленькая сестрёнка — всё это приучило её бороться с трудностями и откровенно плевать им в лицо, когда битва оказывалась проигранной. Поэтому Джейн терпеливо ждала окончания недели наказаний, игнорировала насмешки Бланш и косые взгляды сокурсников. Единственное, что огорчало её по-настоящему, это то, что теперь, находясь в центре всеобщего внимания, ей стало труднее незаметно выносить еду из Большого зала. Этим она занималась с первого дня в Хогвартсе. Годы, когда ей приходилось промышлять мелким воровством и попрошайничеством, оставили не только глубокую рану в её душе, но и ряд полезных умений. Теперь она вовсю ими пользовалась, незаметно таская еду со стола и отсылая её Энн, своей младшей сестре. Она знала, что Энн, в отличие от неё самой, не столь ловка и приспособлена к воровской жизни, а их отца судьба дочерей заботит меньше всего. Мысль о том, что сестра голодает без неё, придавала ей смелости. В конце концов, в следующем году Энн тоже будет в Хогвартсе, и им не придётся заботиться о своём пропитании. А деньги на учебники, мантии и прочую ерунду им обеим она достанет, расшибётся в лепёшку, но достанет.

Ободрённая мыслями о будущем, Джейн бодро шагала из Большого зала, намереваясь перед уроками заскочить в совятню. Вчера был последний день наказаний, а сегодня на завтрак в числе всего прочего подавали вкуснейшие булочки с абрикосовым джемом. Энн они наверняка понравятся. Она так была увлечена этой мыслью, что даже не сразу заметила возникшую прямо на её пути Розье.

— Посмотрите, наша крыса вновь что-то тащит в свою норку, — громко заявила Бланш. — Скажи, Самьюэлз, ты разве не наедаешься, что уносишь с собой каждый день половину Хогвартского стола?

— Не твоё дело, — огрызнулась Джейн, прижимая к себе свёрток с продуктами.

— Ладно, как скажешь, — Розье игриво пожала плечами, приближаясь к однокурснице. Паркинсон и Трэверс покорно следовали за нею. — Просто ты рискуешь стать не просто крысой, а жирной крысой, а это ужасно.

Её подружки гнусно захихикали. «Белобрысая мочалка», — подумала про себя Джейн и, не желая больше продолжать этот разговор, быстрым шагом поспешила в сторону совятни. Хлоп! Словно споткнувшись о невидимый барьер, Самьюэлз растянулась на полу. Собранная полчаса назад еда с грохотом разлетелась во все стороны. За спиной послышался громкий смех.

— О, надо быть осторожнее, — всё ещё хохоча, Бланш поспешно спрятала палочку в карман. — Ты такая неуклюжая!

Гнев ударил Джейн в голову. Только что появившиеся ссадинки на ладони правой руки, ещё не зажившей после наказаний у Броклхерст, болезненно ныли.

— Это всё ты! — она поднялась так резко, что Розье со своей свитой ещё не успели стереть ехидные улыбки. Мгновение, и идеально уложенные волосы Бланш загорелись пламенем.

— О Мерлин! — завопила она. — Тушите же скорей, тушите!

Но её подружки лишь продолжали громко вопить, в ужасе прижимая руки ко рту.

Двадцать минут спустя Джейн стояла в кабинете профессора Слизнорта.

— Это возмутительно! — причитала профессор Броклхерст. Она-то как здесь оказалась? Уж лучше до конца года чистить у Слизнорта котлы, чем ещё неделю писать строчки у этой ведьмы! — Мисс Розье могла серьёзно пострадать! Гораций, я требую отчисления этой девушки!

Что-то с треском оборвалось где-то у Джейн внутри.

— Нет, прошу вас, профессор… — жалобно подала голос она, впервые за время, проведённое в стенах Хогвартса, почувствовав страх. — Я ведь не хотела…

— Полно, Агата, — улыбнулся Слизнорт. К счастью, неплохие успехи Джейн в зельеварении, как и по многим другим предметам, придавали ей вес в глазах декана. — Мне не хотелось бы терять столь способную студентку. Я не ошибусь, если назову вас лучшей на курсе по моему предмету. Но вы, несомненно, понесёте наказание! — он строго погрозил пальцем.

Страх как рукой сняло. Джейн широко улыбнулась, подавляя желание броситься Слизнорту на шею.

— Позвольте мне назначить наказание для этой особы, — на тонких губах Броклхерст растянулась ядовитая усмешка. — Мисс Самьюэлз уже выполняла у меня на отработках кое-какое дело, думаю, она сможет продолжить.

— Ничего не имею против, — откликнулся Слизнорт.

«Я, я против!» — хотелось крикнуть Джейн, но она продолжала молчать, опустив голову и изображая раскаяние. Рука болезненно заныла.

— Сегодня вечером, как обычно, жду вас, — прошипела профессор и вышла, оставляя за собой шлейф сладких духов.

— Наказание — это, конечно, плохо, но ты ещё легко отделалась, — пыталась подбодрить её Дорея.

— Угу, — кивнула Джейн, задумчиво глядя в зелёное пламя камина. До отработки оставалось каких-то полчаса, а она с горечью думала, что так и не смогла отправить Энн еду.

— Ты ведь отправляешь продукты своей сестре, верно? — спросила Дорея, и Джейн с удивлением повернулась к ней.

— Откуда ты… — начала она, но Блэк нетерпеливо отмахнулась.

— Джейн, я не Розье и быстро сложила два плюс два. По тебе видно, что ты… — она запнулась, подыскивая нужное слово, — голодала. И ты так часто говоришь про Энн и пишешь ей письма…

— В любом случае, теперь за мной следят, — зло прошептала Самьюэлз, скрепив зубы. — Эти дурочки не успокоятся, пока не выяснят про Энн, а узнав, будут ещё больше насмехаться надо мной…

— Послушай, у меня есть гениальная идея! — Дорея схватила подругу за руки, заглядывая ей прямо в глаза. — Зачем тебе воровать еду со стола, если можно просто пробраться на кухню и взять там столько еды, сколько потребуется!

Джейн выпучила глаза.

— Но как мы… — начала она.

— Ерунда, — видно, Блэк уже давно замышляла нечто подобное. Карие глаза её задорно блестели. — Я подслушала разговор двух хаффлпавцев ещё несколько дней назад. Кухня должна находиться где-то около их гостиной. Осталось найти натюрморт с большой грушей и чуть-чуть пощекотать её.

— Я согласна, — выпалила Джейн, заражаясь оптимизмом и устремлённостью подруги. — Когда попробуем?

Блэк хитро улыбнулась, сцепив руки в маленькие кулачки.

— Сегодня ночью.

Вообще-то идея забраться на кухню принадлежала неугомонному Поттеру. Тот с самого первого дня в замке был готов отправиться на поиски приключений. Чарльз искренне недоумевал, как вообще можно тянуть с обследованием школы. Сам Тристан охотно бы повалялся ночью на диване в общей гостиной, играя в плюй-камни или волшебные шахматы. Но, будучи по природе своей достаточно уступчивым человеком, он охотно поддержал друга. Сказать по правде, ему было всё равно: сидеть в этот вечер в гостиной или шататься по опустевшим коридорам Хогвартса. Он с лёгкостью примирялся с тем положением вещей, которое подсовывала ему судьба, принимая их если не с радостью, то без всякого неудовольствия. Поэтому сейчас он бодро ступал по каменному полу, стараясь не отставать от нетерпеливого темпа Чарльза.

Хогвартс был неописуемо величественен ночью. Словно бы погрузившись в сон, он продолжал наблюдать за своими обитателями, чувствуя каждый шаг, каждый стук как часть единого сердечного ритма. Тихие скрипы ступенек, перешептывания портретов, неяркое мерцание свечей — всё это явственно напомнило Тристану родной дом. Казалось, за очередным поворотом он увидит небольшую комнатку с мирно посапывающими младшими братьями, двойняшками Реганом и Ронаном, тихо попискивающую во сне морскую свинку, калачиком свернувшуюся в своей клетке, а из соседней комнаты донесётся терпкий запах табачного дыма. Миссис Маклагген всегда много курила с тех пор, как отец Триса трагически погиб вскоре после рождения младших сыновей.

Несмотря на более чем скромную жизнь, Тристан был на редкость смешлив, добродушен и чуточку ленив. Порой безумные идеи увлекали его, заставляя окунуться в новое дело с головой, но вскоре его энергия иссякала, и он нередко бросал начатое на полпути. За свои одиннадцать лет он пробовал рисовать, профессионально учился летать на метле и играть на зачарованной скрипке, но так и не добился во всём этом существенных результатов. Пожалуй, самым большим его талантом было умение ладить с людьми. Будучи ещё совсем ребёнком, он учился в магловской начальной школе и сперва был достаточно холодно встречен другими детьми из-за редкого имени и странных всплесков стихийной магии. Другой на месте Тристана с горечью думал бы о том, что неплохо было бы зваться Джеком или Томом, но только не Маклагген, отпускавший шутки насчёт своего «дурацкого имечка» чаще, чем кто-либо из сверстников. Это расположило к нему одноклассников, а странные фокусы, проделываемые им, вскоре стали всеобщим развлечением. Несмотря на добродушие, Тристан редко интересовался проблемами других, хотя всегда был рад каждому новому знакомому. Возможно, простота и бесхитростность и подтолкнули к нему Чарльза Поттера, более разборчивого насчёт друзей, чем могло показаться на первый взгляд. Именно Тристану Поттер доверил свой план по набегу на кухню после отбоя.

— Это должно быть где-то около гостиной хаффлпафцев, — прошептал Поттер, протискиваясь через довольно узкий проход коридора.

— Тупик, — разочарованно протянул Тристан. — Послушай, может…

— Э, нет… — Поттер выпрямился, встав напротив огромного натюрморта. — Здесь есть какой-то секрет, посмотри, нет ли здесь каких-нибудь тайных кнопок или ещё чего-нибудь…

Минут пятнадцать они искали хоть какой-нибудь намёк на дверь — но всё тщётно. Махнув на всё рукой, Тристан устало опёрся на стену с картиной.

— Что стоишь, ищи! — прокряхтел неугомонный Поттер, стоя на корточках и стуча по половицам.

— Я… — Тристану очень не хотелось тоже садиться на пол, — я решил, может, разгадка в картине, — ляпнул он наугад. К его удивлению, Чарльз тут же подскочил с безумной улыбкой.

— Ты гений! — радостно крикнул он, отпихивая Тристана назад и шаря двумя руками по натюрморту. — Может, вот эта груша… Есть!

Груша, по которой только что прошлись пальцы Чарльза, начала негромко хохотать, превратившись в небольшую зелёную ручку. Победоносно улыбнувшись, Поттер легко нажал на неё, и тут же обоняние мальчиков заполнили тысячи вкуснейших ароматов.

— Ого!

— Что желаете, господа? — перед друзьями выросла целая толпа маленьких смешных ушастых созданий, одетых лишь в скудные тряпицы с гербом Хогвартса.

— Привет вам, добрые труженики кухни! — Чарльз весело помахал эльфами-домовикам, вызвав у тех бурю восторга. — Мы с моим другом так проголодались, пока искали вход в ваш…

Речь эта была прервана самым неожиданным образом. Дверь позади негромко скрипнула, и на кухне оказались ещё две полуночные гостьи. Зелёные галстуки змейками блеснули в пламени свечей.

— Посмотрите, кто пожаловал, — первым опомнился Поттер. — Мисс Дорея Блэк, — склонился он в шутливом поклоне. — Мисс Джейн Самьюэлз.

Лицо Дореи немедленно пошло лиловыми пятнами. Но она, гордо вскинув голову, со всей свойственной ей наглостью выпалила:

— Что вы здесь делаете после отбоя?

— Вероятно, то же, что и вы, — Чарльз скорчил гримасу. — Пришли подкрепиться. Ничего, домовики добрые, — он махнул рукой на маленьких ушастых существ, уже тянувших огромное блюдо с пирогом, — на всех хватит.

— Мы ненадолго, — отмахнулась Дорея и повернулась к домовикам. — Нам нужно собрать еды для посылки, как минимум на пару дней. Соберите всего самого лучшего, не забыв про десерт. И поживее!

— Ты забыла волшебное слово, — тоном учительницы младших классов произнёс Чарльз. Дорея вопросительно выгнула бровь. — Пожалуйста, — напомнил он, невинно хлопнув ресницами. — И да, это не ресторан и не твой дом, где ты можешь отдавать всем приказы.

— Я разговариваю с ними так, как считаю нужным, — отчеканила Блэк, принимая из рук эльфа увесистый свёрток. Тот, похоже, вовсе не расстроился из-за подобного обращения, почтительно склонившись в низком поклоне. — Идём, Джейн, — кинула она подруге, уплетавшей большое пирожное с кремом. Челюстями Самьюэлз работала так, словно её не кормили дней пять. Однако она с готовностью подчинилась, забирая свёрток и прижимая его к груди. Не оглядываясь и ничего не говоря на прощание, слизеринки удалились.

— Явно не в Блэкрод посылочка, — Поттер задумчиво почесал затылок.

— Я слышал, что её подружка из бедняков, — кивнул Тристан.

— Может быть… — задумчиво произнёс Чарльз. — Не знаю, как ты, а я бы ещё съел парочку шоколадных эклеров, — и с этими словами он задорно подмигнул домовикам, тотчас же засуетившимся около их ног.

Возможно, Тристан с лёгкостью забыл бы об этом небольшом происшествии, если бы не Поттер, считавший своим долгом влезть в любое, в особенности чужое, дело. Вскоре Чарльз знал о Джейн Самьюэлз всё — об отце-пьянице, младшей сестре и некрасивой истории с часами Паркинсон.

— Конечно, она ещё большая врушка, чем Блэк, но её мне жаль, — задумчиво подытожил Чарльз, выложив Тристану всю подноготную слизеринки.

Маклагген хотел было сказать Поттеру, что он ужасный сплетник, но передумал. Ссориться с другом не хотелось, а тем более из-за какой-то слизеринки, до которой Тристану не было дела. Однако благодаря случаю и очередной затее Чарльза ему вновь пришлось столкнуться с Джейн.

На этот раз Поттер во что бы то ни стало решил проникнуть в кабинет профессора Броклхерст. На днях профессор довела до слёз бедняжку Элис, которой всё никак не давались левитационные чары, и Чарльз решил отомстить. План состоял в том, чтобы подбросить профессору в комнату нюхлера — маленького волшебного зверька, отличавшегося тягой к драгоценным предметам. Оказавшись в руках у Поттера, нюхлер первым делом искусал тому пальцы, а вот Тристан зверьку понравился. Поэтому и выполнять акт мести пришлось именно ему.

Замок на комнате Броклхерст поддался сразу. Поборов искушение познакомиться с обстановкой поближе, Тристан быстро запустил внутрь нюхлера и захлопнул дверь. Теперь оставалось лишь пересечь пустой класс и спокойно выйти, стараясь не привлекать много внимания. Он был уже почти у цели, как стоявший «на стрёме» Поттер резко забарабанил по двери. Шаги профессора приближались, и Тристан не на шутку запаниковал. Не придумав ничего лучше, он нырнул под самую крайнюю парту у окна. Дверь тут же распахнулась. К счастью, Броклхерст не стала оглядываться по сторонам. Пройдя к столу, профессор уселась, взявшись за какие-то бумаги, и Тристан понял, что он в ловушке. Одному Мерлину известно, сколько она пробудет здесь, прежде чем уйти в свою комнату. Вся надежда была на Поттера, который в этот самый миг отчаянно соображал, как выманить профессора из кабинета.

Дверь вновь распахнулась, но вместо Чарльза на пороге показалась худощавая девочка, неловко переминающаяся с ноги на ногу.

— Перо ждёт вас, мисс Самьюэлз, — прошипела Броклхерст, не подняв глаз. — Работайте интенсивнее, в прошлый раз вы делали слишком долгие паузы между строчками.

Бровь Джейн нервно дёрнулась, но она промолчала, молча уселась за парту прямо перед профессором и взяла перо. Только тогда Трис заметил, что чернил на столе нет. Однако девочку это не смутило. Рот её перекосился от боли, когда она медленно вывела первую букву.

— Продолжайте, мисс Самьюэлз, — пропела Броклхерст, по-прежнему не поднимая глаз от своих бумаг. — Написанное собственной кровью врезается в память гораздо лучше, чем пустые разговоры.

Смысл сказанного не сразу дошёл до Тристана, а после мальчик чуть не вскрикнул от негодования. Писать строчки собственной кровью — такое наказание было чересчур даже для воришки. Казалось, он присутствует при чём-то ужасно постыдном, и собственная трусливая отсидка под столом вызывала в нём жгучий стыд. Наблюдая, как Джейн закусывает губу, пытаясь справиться с болью, Макклагген непроизвольно сжал руки в кулаки. Что произойдёт, если он выйдет сейчас из своего укрытия? Наверняка, Броклхерст накажет и его, и Самьюэлз это ничем не поможет. Если бы он мог уничтожить жуткое средство пытки! Вдруг его осенило.

— Вингардиум Левиоса! — прошептал он одними губами, сжимая в руке палочку. Перо выскользнуло из пальцев Джейн и застыло в воздухе.

— Что за шутки, мисс Самьюэлз? — проворчала Броклхерст, становясь похожей на хищную птицу.

— Я… я ничего не делала, профессор…

В этот момент перо вспыхнуло прямо у неё перед носом, и Джейн отшатнулась, чуть не упав со стула. Горящие искры на пару мгновений осветили комнату, а после с лёгким потрескиванием растаяли в воздухе.

— Что за… — взвизгнула Броклхерст, но договорить она не успела — в коридоре раздался жуткий грохот. Наверняка Чарльз, решив, что пора выручать друга, так кстати устроил небольшой переполох.

— На сегодня всё, мисс Самьюэлз, — резко проговорила профессор, хватаясь за палочку. — Завтра в это же время. Думаю, я успею раздобыть новое перо.

Как только дверь открылась, Тристан вслед за Броклхерст выскользнул на коридор, надеясь, что ни преподаватель, ни Джейн его не заметили. За поворотом его уже ждал Чарльз.

— Я опрокинул рыцарские доспехи, — сообщил он, когда они вдвоём со всех ног неслись подальше от разъярённой Броклхерст, уже вовсю ищущей виновников. — Они задержат её.

— Валерийская сталь, — буркнул Тристан пароль, когда они, вконец запыхавшиеся, предстали перед портретом Полной дамы.

— Прости, я должен был её задержать, но запаниковал, — виновато развёл руками Чарльз, когда они оказались под покровительством своей гостиной.

— Всё в порядке, — откликнулся Тристан. — Послушай, что я видел…

Рассказ Тристана произвёл на Поттера небывалое впечатление. Тихоня Гектор, сидящий рядом в большом кресле и до этого притворявшийся, что читает (хотя и Трис, и Чарльз прекрасно знали, что он жадно ловит каждое их слово), отбросил книгу и, слушая Маклаггена, тихонько сжимал пальцы.

— Мы должны остановить это, — пропыхтел Чарльз, нахмурившись.

— Телесные наказания не запрещены, — робко возразил Гектор. — Хорошо ещё, что её не повесили за большие пальцы ног прямо в холле.

— А что, кого-то вешали? — заинтересовался Чарльз.

— В «Истории Хогвартса» сказано, что бывали случаи…

— Надеюсь, не за шатание по школе после отбоя, — мрачно заметил Поттер. — И всё же, мы должны это остановить. За девчонку больше некому вступиться. Была бы на её месте какая-нибудь Паркинсон, Розье или Блэк, Броклхерст не решилась бы на такие методы.

— Я слышал, Блэков дома наказывают Круциатусом за провинности, — вставил Трис.

— Посмотри на Дорею. Я больше поверю, что её в серебряной ванне с Феликсом Фелицисом купали на счастье, чем в то, что к ней применяли Круциатус, — фыркнул Поттер. — Как бы то ни было, мы должны вырвать Джейн из лап этой… — он остановился, подыскивая пафосное словечко.

— Мы? — переспросил Гектор. — Не много ли мы берём на себя?

— А если завтра Броклхерст предложит своё пёрышко кому-то из вас?

— Она учитель, Чарльз, — твёрдо сказал Бут. — Не стоит с ней ссориться. Мы не поможем этим Джейн, а только подставим себя.

Поттер пробурчал что-то несогласное, но не найдя поддержки, только рукой махнул. Однако уже вскоре план созрел в его лохматой голове. Услышав о нём, Гектор что-то проворчал про ветряные мельницы, но Тристан на этот раз был целиком и полностью согласен с Чарльзом. Перекошенное лицо Джейн не шло у него из головы, и хотя отголоски разума подсказывали ему, что план абсолютно провальный, потребность сделать хоть что-то толкало его к исполнению.

— Эй, Пивз! — громко крикнул Поттер, после часовых поисков обнаружив полтергейста, уродующего статую Гленмора Пикса.

— Мелкий Поттер,

Глупый плут.

Сунет нос свой

Там и тут.

— Эй, у меня есть для тебя занятие поинтересней, — снова прокричал Чарльз, игнорируя насмешливую песенку.

— Сунет нос свой

Там и тут.

Скоро нос-то

Оторвут.

— Ну хватит, Пивз, как насчёт того, чтобы устроить небольшой хаос?

— Я и есть хаос, — отозвался полтергейст, описывая в воздухе немыслимые кренделя.

— Профессор Броклхерст сказала, что хаосу не место в замке, и профессор Диппет уже всерьёз подумывает о твоём изгнании, — не моргнув глазом соврал Чарльз. — Боюсь, этот враг посерьёзней завхоза…

— Затеяла войны

Злая карга,

Недооценила

Пивза врага!

И издав неприличный звук, полтергейст растаял в воздухе.

— Ну вот, теперь этот придурок сделает всё за нас, — весело усмехнулся Поттер, обернувшись к Гектору и Тристану.

Пивз ворвался в кабинет Броклхерст как раз во время очередной отработки Джейн. Громя всё вокруг и неприлично ругаясь, полтергейст вылил отобранные у парочки учеников чернила прямо ей на голову. Похожая на чёрную хищную птицу, профессор бешено заорала, выпаливая в сторону Пивза одно заклятие за другим. Джейн засмеялась, глядя, как её мучительница слепо кружит, пытаясь поймать расшалившегося полтергейста. Завхоз, преподаватели и несколько учеников со старших курсов, услышав шум, ворвались в кабинет и общими усилиями усмирили Пивза… А Джейн получила ещё неделю отработок, обвинённая в неподобающем поведении по отношению к преподавателю.

— Ничего не вышло, — устало признал Поттер.

— Ну, Джейн неплохо посмеялась. Думаю, неделя отработок не худшая плата за возможность посмотреть, как Броклхерст вопит, пытаясь поймать Пивза, — заметил Гектор, мягко склонив голову. — Но… думаю, больше не стоит строить безумных планов. Мы сделаем только хуже.

— Как же быть? — тупо проговорил Тристан. Проснувшаяся в нём совесть вроде как делала его соучастником творившегося в замке террора.

— Оставить всё как есть, — мудро рассудил Гектор. — Что-то мне подсказывает, что Джейн сама не промах и обязательно найдёт выход.

Выход действительно вскоре нашёлся. И помощь пришла оттуда, откуда Джейн меньше всего рассчитывала её получить.

Абраксас Малфой обожал чужие секреты. Если у людей были свои скелеты в шкафу, то Абраксас всерьёз мечтал собрать из них коллекцию. В своих грёзах он уже видел себя на вершине мира, знающим всё обо всех и каждом, вертящим в своих руках чужие судьбы словно игрушки, которые можно сломать одним неверным движением руки. О, это чувство власти! Он упивался им, когда впервые стал свидетелем маленькой тайны, так старательно оберегаемой от чужих глаз. Его распирало от гордости, ведь только лишь эти двое и он знают. Более того, прошло не так много времени, прежде чем он понял, как это знание использовать.

Натолкнули его на здравую мысль, как ни странно, Поттер и его дружки. Пытаясь помочь бедной Самьюэлз, они ещё больше усугубили её положение. Малфой знал, что это они надоумили Пивза напасть на кабинет Броклхерст, но решил промолчать, несмотря на то, что соблазн добиться наказания для гриффиндорцев был очень велик. Но его так распирало от желания пустить в ход своё оружие, что он устоял. В конце концов, Поттер недолго проживёт без очередной авантюры — его характер говорил о том, что сидеть на отработках за семь лет учёбы в Хогвартсе ему точно придётся, и не раз. А случая использовать своё знание может и не предвидеться.

Он и сам толком не знал, зачем ему нужно вредить Броклхерст. Но факт того, что он чужими руками подсыпет соли в десерт одного из самых грозных преподавателей школы, доставлял ему немалое удовольствие.

— Как дела, Джейн? Рука не болит? — поинтересовался он как-то раз после занятий. Лицо девочки пошло пятнами. Она злобно покосилась на Абраксаса, явно намереваясь ответить какую-нибудь колкость. — Остынь, — он примирительно поднял руку. — Я хочу помочь тебе.

Выражение удивления на лице Самьюэлз быстро сменилось подозрением.

— Ты никому не помогаешь, — уже без тени сомнения бросила она, вложив в свой тон столько презрения, на сколько была способна. Она считает его мерзавцем. Что ж, правильно делает.

— Не помогаю, но если ты обещаешь оказать мне услугу, когда я попрошу, я дам тебе то, что поможет справиться с Броклхерст, — как можно спокойнее сказал он, несмотря на то, что всё буквально кипело у него внутри.

Джейн насторожилась.

— Какую такую услугу?

— Ещё не знаю, — Абраксас развёл руками. — Может быть, я попрошу у тебя списать контрольную, а, может, придумаю что-нибудь поинтереснее.

— Ты ещё тот плут, Малфой, — вздохнула Джейн. — Ладно, давай выкладывай…

— Я не плут. Называй меня… злодей-консультант, — Абраксас довольно засмеялся, выдумав, как казалось ему, такое удачное название. — И сделка должна быть оформлена как положено. Что насчёт Непреложного обета?

Обет вызвался провести Кэрроу. У него жутко дрожала рука, и Джейн от всей души надеялась, что сила заклятия окажется слабее, чем требуется. Но тоненькая серебристая змейка уже оплелась вокруг их рукопожатия, с лёгким шелестением растаяв в воздухе. Что ж, теперь она должна Малфою услугу. Только бы он помог ей выпутаться из лап Броклхерст....

— Твоя очередь выполнять обещание, — прошептала она, вырывая ладонь из скользких пальцев Абраксаса.

Он усмехнулся и зачем-то полез в свой портфель из драконьей кожи. Извлёкши оттуда конверт из плотного пергамента, он протянул его ей.

— Всё здесь. Думаю, на остальное у тебя мозгов хватит.

И не оглядываясь, чтобы скрыть довольную ухмылку, зашагал прочь. Джейн лишь хмыкнула. Ужасная мысль, что всё это лишь очередное издевательство над ней, точила её изнутри, но отступать было поздно. Набрав в лёгкие побольше воздуха, она рывком разорвала конверт...

* * *

Гектор Бут никогда не стремился быть частью большой и шумной компании. По правде говоря, он бы с большим наслаждением изучал принесённые из библиотеки книги в компании дисциплинированной и такой правильной Клариссы или играл бы в волшебные шахматы с Элис. Но что-то неизменно тянуло его к обществу Поттера и Маклаггена. Кларисса сердилась на него и приговаривала, что дружба с «этими двумя» не доведёт его до добра, а он лишь улыбался, глядя, как смешно вытягиваются утиным клювом её губы, когда она чем-то недовольна. Она не понимала, что втайне от всех ему бы хотелось быть таким, как «эти двое» — дурачиться у всех на глазах, плевать на правила и уметь травить весёлые байки. И в то же время ему нравилась его роль «голоса разума» в их компании, ведь зачастую великолепным планам Чарльза Поттера не хватало именно продуманности.

Так было и тогда, когда они втроём влезли в кабинет профессора Броклхерст прямо во время ужина. Они и сами не знали, что собирались там найти, не знали также, поможет ли это Джейн. В любом случае, каждый из них старался быть морально готов к тому, что в случае поимки им придётся писать оправдательную речь кровью.

В кабинете у Броклхерст не было ровно ничего примечательного. Большой стеллаж с книгами, шкаф с мантиями, картины с умиротворённо мурлыкающими котятами. Рядом с двумя большими чёрными креслами стоял туалетный столик с какими-то свитками пергамента. Чарльз разочарованно плюхнулся прямо в кресло. Нетерпеливо поёрзав на нём, он глубокомысленно изрёк:

— Может, раз мы ничего не нашли, хотя бы взорвём здесь навозную бомбу?

Гектор пожал плечами. Эта затея была заранее обречена на провал. Вряд ли профессор стала бы хранить что-то важное прямо в кабинете, не защитив это особыми заклинаниями. Навозная бомба была слабым удовлетворением за труды, и всё же оставить после себя хоть какой-то след хотелось. Гектор улыбнулся:

— Есть идея получше.

* * *

Впервые Джейн отправлялась в кабинет профессора Броклхерст в приподнятом настроении. Конверт, отданный ей Малфоем, мирно покоился в кармане. Старый добрый шантаж — что может быть отвратительнее? Но Броклхерст и не заслуживала ничего лучше.

— Самьюэлз? — вопросительно подняла брови профессор. — Отработка завтра в шесть. А теперь будь добра…

— Я знаю, — тихо, торжествующе протянула Джейн, — о вас с Катбертом Гринграссом.

Несколько долгих секунд Броклхерст смотрела ей прямо в глаза, прежде чем резко распахнуть дверь.

— Входи, — кинула она, усаживаясь в большое тёмное кресло.

Джейн прошла к другому креслу, прямо напротив, и небрежно кинула на туалетный столик пару колдографий.

— Откуда это у тебя? — бесцветным голосом спросила Броклхерст, указав на снимки.

— Это не имеет значения, — блаженно улыбаясь, ответила Джейн. — Ведь то, что запечатлено на них, гораздо интереснее, не так ли?

Снимки действительно возбуждали в ней море любопытства. Она многое видела в те тяжёлые дни, когда пьяный отец приводил к ним в дом вульгарных, жутко размалёванных девиц, совершенно не стесняясь двух маленьких дочек. Джейн привыкла к подобному зрелищу и для своего возраста знала достаточно много об этой стороне взрослой жизни. Но то, что на колдографиях вытворяла Броклхерст над семикурсником Катбертом Гринграссом, повергло её в шок. Кожаные наручники, хлыст — всё это выглядело достаточно устрашающе. И точно так же, как и в случае с отцом, Джейн тихо радовалась, что в этой истории она лишь наблюдатель.

Достаточно быстро она разузнала, что Гринграсс — наследник достаточно богатой и влиятельной семьи, а также то, что у него имеется невеста где-то во Франции. Джейн сама слышала, как старшекурсницы судачили об этом в туалете, страшно завидуя француженке. Теперь Джейн понимала, что завидовать особо было нечему. Один этот снимок мог вызвать целый скандал, а на карьере профессора Броклхерст можно было смело ставить крест.

— Это ведь не все колдографии, так? — протянула профессор. — Ты спрятала часть, чтобы шантажировать меня.

— Да, — улыбнулась Джейн. — И я…

— Почему бы мне просто не столкнуть тебя с башни прямо сейчас, — усмехнулась Броклхерст. — Вот будет жалость…

Джейн нервно сглотнула. О таком варианте развития событий она не подумала. Рука с выцарапанными на ней словами болезненно заныла.

— Я не единственная, кто знает ваш секрет, — ответила она, постаравшись, чтобы её голос не прозвучал испуганно. — Если вы убьёте меня, вы лишь дадите этому человеку в руки новое оружие против вас. И если эта тайна грозит вам увольнением из Хогвартса, то убийство ученицы вполне тянет на срок в Азкабане!

Возможно, она и переоценила Малфоя, но всё-таки попала в точку. Броклхерст, видно, решила, что пока проще будет не связываться с ней. Наверняка, в Хогвартсе и так полно учеников, на которых можно испытать свои садистские наклонности. Взять хотя бы её старую знакомую Элис…

В гостиную Слизерина Джейн возвращалась спокойная и умиротворённая. То, что она была должна Малфою одно желание, мало волновало её. Больше её интересовало, как к Малфою попали такие пикантные колдографии (откуда ей было знать, что тот просто-напросто выкрал их из комнаты самого Гринграсса). Впрочем, какая разница. Теперь она была свободна. Найти бы ещё управу на Бланш и её подружек…

Весь следующий день она была в хорошем расположении духа, громко и развязно смеялась, без умолку болтала с Дореей. О грозной преподавательнице она думала исключительно с презрением: ещё бы, та всегда выдавала себя чуть ли не за святошу, во всём демонстрируя правильное до омерзительности поведение. Но совращённый мальчик никак не вписывался в созданный ею образ. Джейн поневоле задумалась, сколько взрослых хранят за семью печатями свои грязные тайны? Она уже давно перестала верить в лучшее в людях, а потому полагала, что многие. Что ж, Абраксасу Малфою явно будет, чем заняться на досуге.

В тот самый час, когда Джейн, перекидываясь шуточками с Дореей, дописывала эссе по зельям, Агата Броклхерст, сжав кулаки так, что побелели костяшки, разглядывала одну из стен своего кабинета, на которой красовалась кроваво-красная надпись.

«Возмездие близко. Написанное кровью не смыть».

Броклхерст распирало от злобы. Почему-то она была уверена, что эта проделка не рук Джейн. Все те, кого она засаживала за строчки, вели себя тише воды, ниже травы — неужели кто-то из этих никчёмных забитых подростков решился поднять бунт? Полтергейст, нюхлер, а теперь и это…. Кто-то явно пытается разрушить её карьеру. Не то чтобы ей так уж нравилась работа преподавателя, но уходить не по своему желанию, а из-за выходок невзлюбивших её детей очень не хотелось.

— Наши ученики горазды на выдумки, — вздрогнув, Агата обернулась. За её спиной стоял профессор трансфигурации Альбус Дамблдор.

— Я обращусь к профессору Диппету, — решительно заявила она, вздёрнув подбородок. Дамблдор ей никогда не нравился. И, сказать по правде, она была уверена, что это взаимно.

— О, конечно, Агата, — ледяным тоном согласился Дамблдор. — Но прежде, я думаю, нам стоит серьёзно поговорить.

О чём был этот разговор, никому в Хогвартсе так и не стало известно. Но пару часов спустя на столе у директора Диппета уже лежало заявление профессора Броклхерст об увольнении, а сама она в спешке покидала Хогвартс.

Малфой удовлетворённо потирал руки, освоив новый урок. Мало владеть информацией — всегда нужно правильно рассчитать, кому именно её предоставить.

* * *

— "Возмездие близко"! Представляю, какое сейчас у неё лицо! — Чарльз Поттер довольно засмеялся, отправляя в рот уже третью шоколадную лягушку.

Тристан улыбался, стараясь не выдать своего волнения. Мало ли, а вдруг Броклхерст узнает, кто изуродовал стену в её кабинете? Гектор похихикивал, опасливо озираясь по сторонам. В Хогвартсе даже у стен были уши, иногда и в прямом смысле.

— Мы должны бороться со злом и вершить правосудие! — с пафосом заявил Поттер, ничуть не таясь. — Нам нужен орден, как у рыцарей. С каким-нибудь звучным названием…

— Орден нюхлера, — засмеялся Гектор. Поттер лишь скривился в ответ.

— Нюхлеры милые, но… Называть в честь них орден? Не-е-ет… Если уж выбирать существо, то точно не нюхлера. Нужно что-то красивое, грациозное, символичное…

Тристан и Гектор лишь покачали головами, глядя на Чарльза, которого охватило воодушевление. Глаза его заблестели, а губы расплылись в счастливой улыбке.

— Эврика! Я знаю, как мы назовём наш орден, — Поттер выдержал театральную паузу, прежде чем громогласно объявить: — Орден Феникса!