Серебряная цепь (гет)

Первая седая прядь появилась у Рукии на пятый день первого месяца молодой и задиристой осени двадцать седьмого года жизни.

Деревья, шелестя почти не тронутой колдовским золотом листвой, беззвучно наблюдали, как жизненный путь хрупкой девчушки, прямой, как стрела, ломается резко и без предупреждения. Чувствовали прикосновение шальных ветров к тёмным прожилкам-венам на ладонях зелёных и скорбно качали кронами. Ещё одна потерянная, смятая под давлением жестокости жизни судьба.

Только вот сама Рукия так не думала. Она была растеряна. Напряжена до предела.

И, определённо — зла.

Уж кого-кого, а его она в своей жизни встретить снова никак не ожидала.

— Дёрнешься — я тебе ноги переломаю.

До боли знакомый голос с едкими нотками ехидства и сарказма. Как же хотелось сейчас оказаться как можно дальше! А вместо этого, прижатая спиной к грязной стене в вонючем переулке, Рукия могла лишь яростно сверкать глазами и шипеть что-то, напоминавшее проклятье сквозь стискивавшую её рот ладонь.

— Я кому сказал — тихо, — процедил Гриммджо, усиливая хватку. — Если они меня сейчас найдут, я буду прикрываться тобой.

Снова нечленораздельное мычание и взгляд, способный прожечь дыру в его переносице, но уже не придал этому особого значения. Сделать она всё равно пока ничего не может. Продолжая сдерживать Рукию, он осторожно выглянул из-за большого ржавого мусорного бака, сейчас служившего им отличным укрытием — и весь обратился в слух.

Широкий проспект, с которого свернул пару минут назад с неожиданно подвернувшейся под руку девчонкой, дышал жизнью. Проносившиеся по магистрали автомобили скрипели шинами и оглушающе гудели на недалёком светофоре, попав в пробку; толпы прохожих бежали по своим делам, шаркая подошвами и стуча каблуками; пыль танцевала в раскалённом горячим солнцем воздухе и мягко ложилась на сверкающие витрины магазинов и офисов. Мир будто существовал сам по себе, отрезав, как аппендикс, неприятный сгусток и совершенно про него позабыв.

Гриммджо знал, что это иллюзия. И он слишком много прошёл, чтобы именно в это мгновение попасть в хитроумно расставленные сети.

Среди сотен шагов — слишком разных, слишком шумных — всего за пять с половиной секунд до подтверждения догадки успел расслышать знакомый топот трёх человек и резко пригнулся, почти спрятав под собой Рукию. Вжался в тёмный угол и постарался задержать дыхание. Тьма должна стать его спутником и скрыть хотя бы в этот раз.

Ему нужно уйти.

Буквально кожей ощутил присутствие врагов в нескольких метрах от себя. Слышал отчётливо их частые вдохи и чуял, как водят из стороны в сторону стволами пистолетов с глушителями — никому ведь не нужно чужое внимание.

— Он точно свернул сюда, — грубый голос, привыкший к насмешкам и издёвкам, словно извинялся. — Я видел.

— А я давно говорил — купи очки, слепой идиот, — отозвался другой, не менее неприятный. Послышался мерзкий смешок. — Надо...

— Прекратили трепаться, уроды, — прорычал третий властно и требовательно. — Обыщите каждый угол этой помойки. И помните: брать живым. Босс жаждет горячей крови.

Гриммджо чертыхнулся про себя и и втянул пропитанный гнилью воздух сквозь стиснутые зубы. Деваться было некуда: с трёх сторон стены, а с четвёртой — неминуемая, открыто смеющаяся в лицо гибель. Глупо получилось с его стороны, очень глупо. И ведь предупреждали не раз, отчаянно пытаясь донести до упрямого и несносного идиота — не дразни Цербера, пока он спит. Нет, не послушал. Захотелось испытать удачу.

Видимо, ей это надоело.

Да ещё и девчонка... В голове мелькнула мысль: а может, и правда использовать её как отвлекающий манёвр, а самому сбежать? Неплохой вариант. Он опустил голову и столкнулся с настолько выразительным взглядом, что показалось, будто она видит его насквозь и читает самые потаённые мысли. На секунду смешавшись, отвернулся... и с каким-то ужасающе сковывающим спокойствием осознал, что смотрит точно в дуло пистолета с дурацким, каким-то огромным и неправильным глушителем.

Влип. Окончательно и бесповоротно. Идиот.

— Я нашёл его! — радостно воскликнул обладатель грубого голоса: приземистый коротышка с непропорционально широкими плечами, упакованными в тесный чёрный костюм. — Вставай, ублюдок. Добегался.

Обращаясь к Гриммджо, он выразительно повёл стволом оружия, принуждая к действию. Однако тот медлил, мучительно соображая, что сделать, чтобы не втянуть девчонку. В конце концов, это совсем не её проблема, и подставляться под пули совсем не обязательно.

А что, если всё-таки...

— Живо вставай, — прошипел бандит, приставив пистолет ко лбу. — Иначе умрёшь прямо здесь и крысы сожрут твои мозги.

Решившись, Гриммджо резко поднялся, крепко держа за руку Рукию. Развернувшись к ожидавшим людям, поднял свободную ладонь, показывая, что не собирается нападать. Не стоило провоцировать — нервы у этих гончих ни к чёрту. Одно неверное движение, и отправят к праотцам, даже не поведя бровью.

Работа у них такая.

— Придурок, — заржал второй: худой высокий парень в кожаной куртке и бандане с черепами. Типичный бандюган. Показав в улыбке гнилые пеньки зубов, прищурился и смачно сплюнул. — Решил подставить нас под бесполезное убийство? Или думал прикрыться ей?

— Заткнись, Тоши, — процедил третий. Гриммджо окинул его внимательным взглядом. Вроде бы, на задворках памяти смутно болтался этот образ: добротный тёмно-синий костюм известной марки, неизменные чёрные очки на невозмутимом, грубоватом лице со шрамом над бровью и обязательный атрибут — серебристый браслет из трёх тонких нитей металла на запястье. Довольно близок к Церберу, хотя и не настолько, чтобы тот не поручал ему грязную работёнку. Как же его звали...

Тем временем мужчина обратил своё внимание на Рукию, будто главной цели здесь и не было.

— Надеюсь, ты понимаешь, во что влипла, мадам, — растягивая слова, произнес неторопливо.

— Я не замужем, придурок, — тут же огрызнулась та, безуспешно пытаясь выдернуть руку из ладони Гриммджо. Что бы здесь ни происходило, она в этом не участвует. И так слишком много нервов убила в своё время из-за этого недоноска.

Однако тот продолжал игнорировать все её безуспешные старания, а после весьма ядовитой фразы скривился и тихо выговорил:

— Держи язык за зубами, дура.

— Её это всё равно не спасёт, — отозвался мужчина, неспешно доставая из кармана сигарету и закуривая. — Она теперь либо труп либо подстилка для босса. А ты знаешь, Джагерджак, — тёмные очки повернулись в сторону Гриммджо, — как он любит усмирять строптивых.

Почувствовав, как напряглась Рукия, тот ещё сильнее сжал её ладонь, заставляя целиком сосредоточиться на этой боли. Мозг лихорадочно искал выход, но теперь задача усложнялась вдвое. Спасения требовала не только своя шкура, но и по глупости оказавшаяся в его руках жизнь девчонки.

Как был идиотом рядом с ней, так и остался.

— Я бы на вашем месте не стал втягивать её в это, — проговорил уверенно и чётко, цепко следя за противником. — Отпусти её, и мы поговорим.

— А разве кто-то заикнулся о том, что мы будем разговаривать? — в голосе мужчины послышалась явственная насмешка.

Выпустив изо рта небольшое облачко дыма, он как-то недобро усмехнулся, и Гриммджо понял: разговоров не будет. Будет жёсткое избиение и принуждение к тому, чего от них хотят, а при сопротивлении — пуля в лоб. И осталось им до этого не больше сорока секунд.

Действовать пришлось быстро и не особо задумываясь. А с импровизацией у него всегда было не очень: ещё с тех пор, как они с Ичиго сцепились в первый раз из-за какой-то ерунды.

Сделав большой шаг за спину Рукии, он резко толкнул её на первого бандита. От неожиданности тот потеряла равновесие и оступился. А в следующее мгновение уже падал на землю: обогнув девчонку, Гриммджо коротким ударом выбил у него пистолет и выпустил две пули в лысый череп. Почувствовав знакомый адреналин в крови, хищно ухмыльнулся — завладеть оружием оказалось куда проще, чем можно было предположить. Однако практически сразу его вернули с бледных призрачных небес на грешную землю.

Тот, кого назвали Тоши, оказался самую малость быстрее. Сделав два выстрела по Гриммджо, он бросился в его сторону. Только цель у него была совсем другая.

Гримм, уловив, что девчонка сейчас в большей опасности, решился на отчаянные меры, повторив удавшийся трюк. Подобрав валявшуюся рядом бутылку, швырнул в голову нападавшему и нажал на курок, целясь в грудь. Тот упал, но Гриммджо выстрелил ещё раз — в голову.

Для верности.

— Блестяще, — восторженно произнёс оставшийся противник. Гриммджо поднял голову, намереваясь сделать последний выстрел, но осёкся. Рукия, которую он спасал минуту назад, ошеломлённо застыла в руках гончей Цербера, ощущая ледяное прикосновение дула пистолета к своему виску. В глазах, обращённых к нему, не было слёз или паники. Читалась лишь одна немая просьба, что была громче любого крика.

«Помоги».

Не сдержавшись, Гриммджо грязно выругался. Критическое положение не сдвинулось с мёртвой точки — пришли к тому, с чего начали. К тому же, начало ныть левое плечо, а рука медленно, но верно наливалась свинцовой болью. Скосив глаза, заметил расплывшееся по белой рубашке красное пятно и скрипнул зубами. Даже не заметил, как этот подонок зацепил его.

Но пока можно было терпеть. Да и потом — не о себе сейчас надо думать. Девчонку спасать, будь она неладна.

«Какой же ты, сукин сын, идиот».

— Неплохой из Тоши вышел отвлекающий манёвр: всего несколько секунд, а ты уже потерял из виду свою драгоценную подружку, — усмехнулся мужчина, глядя на него. — Я знал, что сработает.

Гриммджо оскалился.

— А я и не знал, что вы настолько не цените своих людей, что готовы бросать их под пули пачками.

Тот рассмеялся, обнажая ровные ряды белоснежных зубов.

— Мы ценим. Ценим тех, у кого есть мозги. Эти же, — кивнул в сторону убитых, — всего лишь пушечное мясо.

Услышанное Гриммджо не удивило и никоим образом не тронуло, но он уловил, как передёрнуло Рукию. Лениво приподнял левый уголок губ. Нисколько не изменилась за то время, что её не видел.

Только хорошо это или плохо — пока не знал.

На секунду зажмурившись, перенёс весь тела с одной ноги на другую, сдержав желание потрясти головой. Надо было действовать — и действовать незамедлительно. Времени оставалось всё меньше, а боль от раны только увеличивалась.

Пора приступать.

— Отпусти её, — с напором, одновременно поднимая оружие. — Отпусти, и я не стану тебя убивать.

Мужчина изогнул в ухмылке тонкие губы.

— Не смеши меня, Джагерджак. Ты ведь прекрасно знаешь, что не сделаешь этого. Из-за неё.

Он слегка встряхнул Рукию, и та сдавленно зашипела. Страха не было, однако неприятное чувство близкой опасности — почти смерти — заставляло конечности цепенеть. Бросила на Гриммджо внимательный взгляд из-под отросшей чёлки. Ей нужен сигнал к действию, то, что поможет понять, что стоить попытаться собрать все силы. Сделать чёртов рывок к свободе и убраться отсюда к этой же матери.

Разобраться бы заодно с этим придурком.

Гриммджо несколько раз медленно вдохнул и выдохнул. Держа на мушке противника, краем глаза поймал выражение лица Рукии. Нестерпимо захотелось отпустить привычную едкую шуточку по поводу морщинки между бровей, но сдержался. Она бы точно не оценила уместности.

— А знаешь, придурок, — сказал он неожиданно, едва-едва шагая вперёд. — Я даже не помню, как тебя зовут.

Отметив, как вопросительно приподнялась бровь мужчины, внутренне ухмыльнулся и продолжил:

— А на неё... — выразительно глянул на девчонку. — А знаешь, — ещё шаг вперёд, — мне на неё плевать.

Выстрел. Точно по центру, аккурат над тоненькой дужкой очков.

— Красиво, — хмыкнул удовлетворённо.

Механическим движением вытер рукоять пистолета и отбросил его в сторону. Это почему-то отдалось болью в руке, и на мгновение крепко зажмурился, пережидая. А ведь так хотелось обойтись без этого. За последнее время порядком устал вытаскивать пули и зашивать раны.

«О спокойствии размечтался?» — шевельнулось где-то глубоко внутри.

Да хоть бы и так. На пару месяцев. Или побольше. Поэтому и не раздумывал, когда втащил Рукию в этот проклятый переулок, едва увидев хрупкую фигурку впереди. Знал, что рядом с ней его какое-то время не найдут. Можно было бы залечь на дно. Только вот о том, как отреагирует сама Рукия на эту затею, как-то не подумал.

— Эй.

Он открыл глаза и увидел перед собой девчонку. Растрёпанная, в помятом и грязном светло-голубом платье, с расцарапанной невесть где скулой и неестественной бледностью она всё равно почему-то выглядела странно привлекательной. Даже красивой, наверное, если бы не одно «но» — большое и жирное.

Взгляд Рукии метал молнии не хуже самого Зевса. Гриммджо оскалился. И правда ни капельки не изменилась.

— Жив, значит, — протянула она, прищурившись.

Тот кивнул, собираясь ответить, но не успел — звонкая пощёчина с правой стороны моментально выбила все приготовленные слова из головы.

— Это за то, что по твоей милости я здесь чуть не сдохла, — процедила Рукия.

Ещё не до конца понимая суть происходящего, Гриммджо шагнул вперёд, но сделать ничего не смог: ещё одна прилетела с левой стороны. Ему показалось, что внутри черепной коробки разом рванула пара десятков гранат. Пошатнувшись, прижал руку к ране и коротко сдавленно рыкнул.

— А это... за что? — не скрывая злости.

— А это за то, что бросил меня два года назад, не сказав ни слова. Давно мечтала сделать.

Однако, вопреки ожиданиям, в её голосе не слышалось удовлетворённости. Скорее, усталость и малая толика облегчения от того, что всё-таки нашла его спустя всё это чёртово время.

— Я думала, ты умер, — отрешённо, глядя прямо в глаза, но как будто бы мимо. Словно обращалась в собственное прошлое и утягивала его за собой.

Гриммджо, чувствуя, что ярость улеглась так же неожиданно, как и появилась, шумно выдохнул. Сколько уже раз за последний час пожалел, что втянул её в это?..

— Как видишь, я пока жив, — сказал, а сам тут же сцепил зубы, пытаясь сдержать ругательство: прикосновение Рукии вызвало импульс острой боли.

А дело-то плохо. Кровотечение не останавливалось, и с каждой каплей уходили его силы. Это было хуже всего — вполне может статься, эти уроды шли по его следу не одни. И продолжать находиться здесь всё равно что самолично преподнести себя Церберу, перевязавшись праздничной голубой лентой.

Нужно было двигаться дальше. Только куда?

Рукия, пристально изучавшая его лицо, будто прочла мысли.

— Ты ранен...

— Как будто я не в курсе, — огрызнулся тот.

Девчонка помешала придумать, в какую сторону податься, и дельная мысль ускользнула, вильнув хвостом.

Рукия нахмурилась и громко вытолкнула воздух из лёгких, избавляясь от пережитого.

— Хоть раз в этой жизни дослушай меня до конца, — произнесла она. — В нескольких кварталах отсюда мой дом. Там я обработаю твою рану. Тебе же не нужны лишние расспросы в больнице, так?

Гриммджо прищурился, затем кивнул. Идея не показалась ему странной, наоборот — это то, чего он хотел изначально. И раз уж Рукия предложила сама, грех отказываться.

— Идём.

Он сделал несколько шагов в сторону выхода.

— Стой.

Нетерпеливо обернувшись, с удивлением обнаружил, что Рукия, пыхтя, стаскивала пиджак с последнего убитого. Изогнув бровь, хотел спросить, какого чёрта она делает, но не успел. Справившись с задачей, та подошла к нему и аккуратно набросила на плечи предмет одежды, прикрыв рану и пропитавшуюся кровью ткань. Слабо улыбнулась, оценив результаты работы, а потом неожиданно опустила в карман тот самый тонкий серебряный браслет. Подняла голову.

— На память.

Гриммджо хотел возразить, но она уже двинулась к широкой полосе солнечного света. Фыркнув, направился следом, задумчиво глядя в её спину. В тот момент, когда она крутилась возле него, успел заметить проблеск серебристо-серой пряди среди иссиня-чёрных волос Рукии. Это, по сути, ничего не значило, но показалось странным.

В двадцать семь рано становиться седой.

«Может, ошибся?»

* * *

Вторая седая прядь появилась у Рукии на седьмой день второго месяца неожиданно суровой древней зимы.

Подчиняя шепоту ветра, гонимые его порывами, крупные снежинки сыпались с тяжёлого угрюмого неба, немо и слепо следуя своему единственному пути. Прячась среди десятков тысяч своих собратьев, они становились укрытием для уставшей земли и свидетелями случайных переплетений судеб. Наблюдателями, что с наступлением весны исчезнут без следа.

Потянувшись в широкой для одного человека и нагретой теплом тела кровати, Рукия зевнула и, не открывая глаз, похлопала рукой по другой половине. Жест, вновь ставший привычным за какие-то три с небольшим месяца. Иногда она называла себя дурой, но чаще думала, что так, наверное, должно быть. Судьба или ещё что-то в этом роде, чему бесполезно сопротивляться.

Пусто. Снова.

Она распахнула веки и медленно вытолкнула из лёгких прокисший до последней капли воздух. В общем-то, не ждала от жизни чудес. Всё случалось именно так и не иначе. Только почему-то никак не получалось до конца избавиться от противной горечи: засела где-то в лёгких и в такие минуты мешала дышать. Не выходило отмыться от липкой серой грязи, застывшей на оболочке сердца.

Рано или поздно это должно кончиться.

Иначе она умрёт.

Зажмурившись, потрясла головой, разбивая неприятные мысли на осколки, и резво поднялась на ноги. Тоненькая бретелька бледно-зелёной ночной сорочки сползла с плеча, но поправлять не стала. Сегодня выходной, и раз она одна, можно смело предаться лени и ни черта не делать. Лежать на диване и смотреть какие-то дешевые фильмы с тусклой игрой про ненастоящую любовь.

Но вот кофе сейчас пришелся бы очень кстати.

Рассеянно потрепав волосы на затылке, она посмотрела в зеркало и в который раз за последнее время тяжело вздохнула. Седая прядь отчётливо просматривалась на левом виске и постоянно привлекала внимание. Гриммджо много раз иронизировал по этому поводу, даже ядовито шутил, что со старухой он спать больше не желает, но краситься она категорически отказывалась. Не стоило оно того.

Да и потом, одна прядь — не так уж страшно.

Улыбнувшись своему отражению, отвернулась и направилась на кухню.

Небольшое помещение встретило полумраком, и она щёлкнула выключателем, на минуту замерев на месте. Когда глаза привыкли к свету, обогнула небольшой обеденный стол из светлой породы дерева, взялась за ручку навесного шкафчика... и замерла, ощутив на себе знакомый взгляд. Нахмурилась — не любила, когда подкрадываются подобным образом. Будто тени из прошлого.

— Вернулся, — бесстрастно, не оборачиваясь.

— Вернулся, — подтверждение тем же тоном.

— И зачем?

Не хотелось смотреть ему в глаза. Не хотелось слышать его тихое дыхание. Не хотелось ощущать горький запах сигарет вперемешку с так любимым им виски и чувствовать тяжёлые горячие ладони на своих плечах.

— А сама ты как думаешь?

Прижав к себе резко, лишив возможности двигаться, уткнулся носом куда-то в шею. Грудь за спиной Рукии вздымалась размеренно и ровно, словно в этом жесте не было ничего необычного. Её же сердце зашлось в безумной агонии, а потом рухнуло вниз, потянув за собой цепи, сковавшие горло. И вместо слов протеста — только сиплый хрип, ломавший губы в отвратительной гримасе.

Гриммджо всё прекрасно осознавал. Чуял, как она внутренне проклинает его, призывая всех мыслимых и немыслимых богов помочь. Но поделать ничего не мог. Его тянуло к ней. Тянуло непреодолимо и жадно, связывая этим самым желанием по рукам и ногам. Животное, дикое влечение. Не любовь даже. И ведь знал, как с ним бороться — раньше всегда получалось перебить его алкоголем и сладкоголосыми податливыми сучками, готовыми лечь под того, кто заплатит хотя бы на пару сотен больше. А теперь с каждым днём оно становилось только сильней.

Толкало к пропасти. Однако не позволяло забыть — он не может позволить себе упасть в неё и остаться там навсегда.

Слишком велика опасность, а он не желает рисковать чужой жизнью ещё раз.

— Не злись, — проговорил тихо и усмехнулся. — Тебе не идёт.

Скользнул руками ниже, намереваясь обнять за талию, и практически тут же согнулся пополам, хватая ртом воздух — Рукия от души двинула локтем в живот. Выскользнула из ослабевших объятий и быстро отбежала, отгородившись столом. Не Бог весть какая защита, но всё же.

— Всегда догадывался, что ты терпеть не можешь нежности, — пробормотал Гриммджо, отдышавшись.

Не намереваясь больше испытывать судьбу, отодвинул стул и тяжело опустился на него. Ночь выдалась не слишком простой, и сейчас хотелось только смыть всю грязь и поспать, а не выяснять отношения.

Рукия вскинулась, собираясь ответить колкой фразой, но едва взглянув на его лицо, подавилась самым её началом. Вцепившись до побелевших костяшек в столешницу, чтобы не сорваться, смотрела внимательно и прямо, не смея отвернуться. Не желая верить, что всё повторяется.

Это снова произошло. В её доме вновь кровь.

— Что произошло? — едва слышно.

Гриммджо криво усмехнулся.

— Ничего особенного.

Однако его вид буквально кричал об обратном. Избитое до опухолей лицо, разорванная в клочья чёрная футболка и джинсы в пятнах крови красноречивее любого оратора рассказывали, что этот сумасшедший вновь влип в сказочное дерьмо. И, скорее всего, это далеко не конец порядком затянувшегося кошмара.

Кошмара, о котором Рукия ничего не знает.

Чёрт возьми, до сих пор не знает.

С пятого сентября, дня, когда он вновь непрошеным гостем ворвался в её жизнь и перевернул всё вверх дном, она не задавала вопросов. Ухаживала за ним, пока заживала его рана; обеспечивала едой и чистой одеждой; ждала бессонными ночами, когда он, едва вставший на ноги, вернётся в постель, в которой она теперь иногда засыпала не одна и успела к этому привыкнуть.

И если бы всё было так и дальше, может, она была бы даже немного счастлива. Но обманывать себя всю жизнь невозможно. Да и глупо это.

Глубоко вдохнув, подошла вплотную.

— Сейчас я обработаю твои раны. А потом ты мне расскажешь, — сделала паузу. — Всё расскажешь.

И исчезла в ванной так стремительно, что тот не успел даже возразить. Скривился, подумав, что раскрыть ей правду — затея ещё более идиотская, чем прятаться у неё четыре месяца и делать вид, что так и должно быть. Но, с другой стороны, кроме правды, больше ничем не мог отплатить за помощь.

«Может, снова сбежишь как тогда?» — противный внутренний ублюдок всегда просыпался не вовремя.

Покачал головой. Пожалуй, сейчас не стоит. Подождёт и даст ей то, что она хочет, а уже потом уйдёт. Всё равно собирался.

Рукия вернулась спустя пару минут. Сосредоточенная и серьёзная, действовала чётко и быстро, стремясь как можно скорее с этим разобраться. Лишь единожды мельком глянув в окно, спросила между делом:

— Где это случилось?

Гриммджо, зашипев, отшатнулся, когда она приложила к ранке на лбу ватку с остро пахнущей жидкостью.

— Я не успел замёрзнуть, если ты об этом, — буркнул под нос.

— Придурок.

Отодвинувшись, осмотрела свои труды, кивнула, собрала все препараты в аптечку и обронила:

— Раздевайся и в душ, — и снова пропала в глубине квартиры.

Гриммджо, решив не выделываться, последовал совету и возвратился через полчаса, чувствуя себя намного лучше. Остановившись на пороге и подавив зевок, хмыкнул — так и думал. На столе его ждал заботливо приготовленный завтрак: яичница с беконом, несколько тостов, баночка с джемом и чашка ароматного кофе. Сама Рукия, переодевшаяся в белую футболку и чёрные широкие штаны, сидела напротив и, отвернувшись от входа, задумчиво смотрела в окно на крупные хлопья снега. Услышав шаги, покосилась на него, но ничего не сказала. Пожав плечами, Гриммджо сел, но к еде не притронулся, только отпил немного кофе, чтобы окончательно взбодриться.

Предстоял нелёгкий разговор. Хотя и не любил трепаться о своих делах, ох, как не любил.

— Так и с чего мне начать, мисс-хочу-всё-знать? — иронично протянул, разглядывая заметную серебристую прядку.

— С начала, — глухо отозвалась она, не меняя позы.

— С какого именно? — уточнил, хотя догадывался, о чём идёт речь.

— Двухлетней давности.

— Хочешь знать, почему я ушёл?

Рукия резко обернулась, сверкнув глазами.

— Хочу.

Он замолчал, вертя в руках тонкую фарфоровую чашку. Напиток был горьким — как он любил — и обжигал горло, растворяя в кипящем огне все нужные в это мгновение слова. Вроде, всё было просто.

И одновременно до одурения сложно.

«Нахрена я опять в это ввязался?»

— Я ушёл потому, что ты мне надоела, — проговорил ровно, не меняя интонации. Словно они обсуждали погоду или решали, кто в этот раз пойдёт в магазин за продуктами. Обыденная вещь...

...а Рукии показалось, будто в комнате разом стало нечем дышать. Оттянула ворот футболки, надеясь освободиться, но это ничего не изменило. Разомкнула губы — и на вдохе закашлялась, выталкивая из лёгких что-то, смутно похожее на гной. Будто там, внутри, скопился весь гнев, отчаяние, одиночество и боль, что были прожиты и пережиты за два года.

Только Рукия ведь сильная девочка. Рукия не верит в сказки, а потому переборет и это, избавится раз и навсегда, не оставив даже воспоминания.

Гриммджо наблюдал внимательно и прекрасно видел, что ей плохо. Однако попыток помочь не предпринимал. Сама хотела правды. А ей ли не знать — правда всегда бьёт под дых и лишает возможности мыслить здраво. Правда всегда резко распахивает веки и не позволяет их закрыть до тех пор, пока не начнёт течь кровь вместо слёз из-за жалости к себе. И в итоге ты или переживаешь это, дерзко смеясь и оскаливаясь в полубезумной улыбке, или захлёбываешься и идёшь ко дну. В этой борьбе некому кинуть спасательный круг.

— Полегчало? — спросил через несколько минут, всё же принимаясь за еду.

Рукия долго не отвечала, раздумывая, чем удобнее будет размозжить голову ублюдку. Первый шок, заставивший собрать все силы воедино, сошёл на нет, уступив место здоровой злости, даже ярости, и она уцепилась за неё. Всё лучше, чем строить из себя страдалицу и показывать, какое море боли прячет внутри.

Подняв голову, заглянула в непроницаемые голубые глаза.

— Значит, весь прошедший до этого год был ложью?

— Я этого не говорил, — покачал головой тот.

Она — как и всегда, впрочем — сделала неправильные и поспешные выводы.

— Мне просто нужно было больше свободы.

— Как будто ты без этого не шлялся по бабам, — не сдержавшись, огрызнулась Рукия. Её начинало откровенно бесить всё сказанное.

Услышав последнюю фразу, Гриммджо не смог подавить смешок. Всегда забавляло, когда коротышка злилась или выходила из себя, возмущаясь по тому или иному поводу. Напоминала детёныша пантеры: шерсть дыбом, глаза горят, когти наготове — а ухватить не может. Захотелось потрепать по макушке, дабы ещё немного подразнить, однако не стал. Дожевал последний тост и откинулся на спинку стула, удовлетворённо выдохнув.

— Я никогда не обещал, что буду паинькой. Это не про меня.

Рукия упрямо поджала губы, не найдя, что возразить. Он и правда ничего не обещал — просто был рядом. И обоих это устраивало до тех пор, пока он не исчез. Вот тогда-то она и осознала, насколько серьёзно влипла.

Но теперь уже ничего нельзя изменить. Её чувства — еле живые, теплящиеся так глубоко внутри, что не получалось достать — останутся при ней. А он... уйдёт. Рано или поздно это случится.

Пора смириться?..

Иногда она думала, что лучше было бы вовсе его не встречать.

— А что с теми парнями? — наклонилась вперёд, цепко разглядывая невозмутимую маску.

Гриммджо прищурился. Честно говоря, думал, что за разговором об их прошлом она и не вспомнит об этом. Но ошибся. Снова. Он вообще никогда не мог до конца её просчитать и понять. Не это ли больше всего в ней привлекало?

— Эти парни — причина того, почему я не вернулся восемь месяцев назад.

Сегодняшний день начал казаться Рукии какой-то дикой насмешкой. Каждое оброненное слово, каждый обжигающий взгляд и изогнутые в ухмылке губы — не более чем дешёвая постановка. Розыгрыш, призванный лишить её остатков разума и самообладания. Толкнуть за ту грань, где больше нет ничего.

— Ты... издеваешься? — тихо-тихо, на полустёртом выдохе.

Тот покачал головой. И вправду хотел вернуться, потому что чем больше шатался, перебивался случайными заработками, бил морды плохим парням и спал с каждой подвернувшейся шлюхой, тем больше понимал — всё это бред. Не сказать, что ему не нравилась подобная жизнь, но удовлетворения — такого, как раньше — от неё не получал. Хотелось чего-то более... тихого. С большим трудом, дико сомневаясь и мечась от одного варианта к другому, всё же признал: Рукия нужна ему. И хоть он понятия не имел, что такое любовь и нежность, тепло, некоторую толику заботы и охрененный секс предоставить мог.

Правда, не успел.

— За мою голову назначена немалая награда, и Цербер спустил всех своих шавок по моему следу. Они шли за мной постоянно вплоть до того дня.

А рассказывать об этом оказалось куда легче. Выдохнул, собираясь продолжить, но Рукия опередила:

— Что ты сделал? И кто такой Цербер?

Он усмехнулся, но не стал язвить.

— Цербер — мой старый приятель и теперь самый заклятый враг. Ннойтора Джируга. Слышала, наверное?

Замерев, та едва нашла сил, чтобы кивнуть. Интуиция подсказывала, что услышанное будет отнюдь не сказкой про белого бычка, и Рукия пыталась взять себя в руки, но внутренняя дрожь никак не унималась. Джируга был одним из крупнейших бизнесменов и держал в руках солидную долю экономики страны. И трудно было представить...

— Я украл у него немного денег и одну потрёпанную записную книжку. Она может к чертям разнести весь его бизнес, если попадёт в руки полиции.

Рукия непонимающе изогнула бровь. Он помедлил, раздумывая, стоит ли ей это знать, но в итоге решил ничего не утаивать. Его и самого уже тошнило от вранья. Своего в том числе.

— Он торгует людьми. Именно это приносит ему основную часть дохода, а не то, про что пишут в газетах.

Судорожно выдохнув, Рукия непроизвольно сжала кулак. Она не особо испугалась, скорее, разозлилась: на этого бандита, посмевшего так откровенно безобразно распоряжаться чужими жизнями; на Гриммджо, что по собственной инициативе ввязался в это и теперь ходит по лезвию острейшего ножа. На себя — за то, что слишком долго ничего не знала.

Только чем она могла помочь?..

— А деньги? — всё так же негромко.

Гриммджо запрокинул голову и пару минут разглядывал низковатый потолок. Поднявшись со стула, налил себе кофе и долго с наслаждением пил, не смотря на Рукию. Нужно было ответить, однако сейчас он впервые пожалел о том, что начал этот разговор. Потому что знал, что за этим последует.

А он обещал молчать о причине.

— Гриммджо? — Рукия редко звала его по имени, поэтому не удивилась, когда он едва заметно вздрогнул. Не привык.

Втянув воздух сквозь стиснутые зубы и сжав в руке кружку, тот кивнул, но не обернулся.

— Они для дочери Ичиго. Она больна.

Судя по резкому звуку отодвинутого стула, Рукия не просто злилась: несчастный предмет мебели не сдержал порыва и отлетел к стене. Рукия вспылила моментально. Как спичка. Вцепилась в его плечо и потянула на себя с такой силой, что ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

— И ты мне не сказал? — выкрикнула ему в лицо. Яростно. Отчаянно. — Полез в логово к бандиту, рискуя головой, вместо того, чтобы прийти ко мне?

— И что бы ты сделала? — жёстко, глядя прямо в глаза.

— Пошла к брату, — не отступая, выпалила, смотря снизу вверх. — Он бы не отказал мне.

Гриммджо оскалился, единственный раз за прошедший час почувствовав гнев. Она либо дура, либо хорошо играет эту роль, раз осмеливалась говорить подобное. Впившись в её руку железной хваткой, заставил замолчать.

— Ты, кажется, забыла, что твой братец отрёкся от тебя и поклялся больше не иметь никаких контактов с тобой с того момента, как ты спуталась со мной. Снова хочешь пресмыкаться перед ним?

Рукия побледнела, но не отвернулась. Слова били больно, хлёстко, по незаживающим ранам. И делать это с его стороны было... да какая разница? Речь сейчас совсем не о ней, а об этом идиоте.

— Я бы нашла способ договориться с ним, — выговорила уже чуть более спокойно.

— Дура, — прошипел тот, оттолкнул её и отошёл к окну.

Она потёрла покрасневшую кожу и бросила недовольный взгляд на спину Гриммджо. Уже выветрилось из головы, каким отвратительно настырным он может быть. В своё время это причиняло немало боли.

И, видимо, ещё принесёт.

— Так что теперь? — решилась нарушить неловкую и какую-то тяжёлую тишину, стеной вставшую между ними.

Тот пожал плечами.

— Для тебя — ничего, — обернулся, поправляя полотенце, обёрнутое вокруг бёдер. — А я ухожу.

Рукия думала, что это шутка.

Рукия думала, что всё это — не по-настоящему.

Рукия думала, что видит дурной сон и всё никак не может проснуться.

Но когда Гриммджо проскользнул мимо неё и скрылся в глубине дома, когда откуда-то послышался стук дверей, какой-то грохот и приглушённое ругательство, когда часы в гостиной гулко отбили десять, поняла — это реально. Реально, как идущий за окном снег, как остатки разлитого на мойке кофе, как... воздух, которого снова стало катастрофически мало. Оперевшись руками о стол, Рукия сделала несколько судорожных вдохов, но помогло мало.

— Чё-ёрт... — хриплым шёпотом, не надеясь, что он услышит. Грудь жгло огнём, и нужно было как-то добраться до окна, чтобы вдохнуть свежести. Своих сил на это не хватало.

Только и помощи ждать не приходилось.

Кое-как сделав три шага, она вцепилась в пластиковую ручку и дёрнула на себя — раз, второй. Не открывалось. Тяжело дыша, Рукия попыталась ещё раз, но спустя секунду её ладонь накрыла ладонь Гримма. Он сделал плавное движение вниз и распахнул створку.

На ошарашенно замершую Рукию пахнуло холодом, а ледяной ветер тут же швырнул в лицо колючие снежинки. Она прикрыла глаза, впуская в себя свежесть, и улыбнулась, ощущая, что пожар в груди успокоился и отступил. Или это оттого, что за спиной снова тёплая и крепкая грудь?

Кто знает.

— Лучше б не говорил ничего, — пробурчал Гриммджо откуда-то справа.

Рукия усмехнулась.

— Снова бы растворился в ночи?

— Как вариант.

Они ещё немного помолчали. Гримм, понимая, что если простоять так ещё немного — девчонка простудится, потянулся к ручке. Но Рукия его остановила.

— Погоди, — снова затихла, собираясь с мыслями. То, что хотела сказать, могло ему не понравиться. — Я хочу...

— Нет.

Резко потянув её на себя, захлопнул окно, а девчонку почти швырнул на стул. Больно ударившись локтем об угол, Рукия зашипела и вскинула голову, наткнувшись на злого и раздражённого Гримма.

— Я не возьму тебя с собой. Уроды выследили меня — я едва от них оторвался и не хочу, чтобы они пришли сюда. И тем более не потащу твою задницу слоняться по помойкам и подвалам, убегая от них.

Выпалив это на одном дыхании, он сердито нахмурился и выругался. Всё, что сказал, прошло словно сквозь неё. Глядя на него и держась за ушибленную руку, Рукия начала смеяться — громко, заливисто, искренне. Отгораживаясь этим звуком от всего и одновременно открывая все двери. Видя его непонимание, веселилась ещё больше, осознавая, что, в принципе, сейчас выглядит полной дурой. Это не волновало.

Наконец успокоившись, она задорно посмотрела на него из-под упавшей на глаза чёлки. Гриммджо умел хорошо скрывать чувства и выглядел опасным. Но не в этот момент.

— Ты снова меня не дослушал. Я просто хотела, чтобы ты пообещал мне вернуться, — произнесла тихо и куда более серьёзно. — Только и всего.

Гриммджо нахмурился, затем устало прикрыл глаза. Иногда девчонка настолько сильно сбивала с толку, что становилось непонятно: а дальше-то что? Соглашаться, отказываться или вообще послать всё к чёрту и забыть как самый жуткий кошмар?

Одну лишь вещь он знал с неописуемой точностью: его проблемы — это его дело. Не следовало впутывать в них кого-то ещё. Нельзя позволить получить Церберу новую жертву.

Распахнув веки, обнаружил, что Рукия ждёт от него ответа. Помедлив, приблизился, заглянул в глаза, отчётливо увидев своё отражение в черноте расширенных зрачков. Слова на язык пришли следом — жёсткие, колючие и необходимые.

Так правильно.

— Я не знаю, доживу ли до завтра или сдохну в сточной канаве, — размеренно и чётко. Чтобы дошло наверняка. — Не жди меня.

Коротким обжигающим поцелуем впился в губы, будто стараясь оставить его на память. Он и правда не знал, что случится завтра и не хотел давать ложных надежд. Да и потом, не в его правилах об этом думать. Гриммджо всегда жил сегодняшним днём.

А то, что будет завтра — пусть там и останется. Успеет ещё до этого добраться.

Молча оторвавшись от Рукии, выпрямился и быстро направился к выходу, но на пороге оглянулся. У девчонки, сидевшей к нему вполоборота, с правой стороны белела тонкая серебристая прядка — ещё одна. Секунда, вторая... поджал губы и отвернулся, сжав в кармане чёрной куртки браслет из трёх серебряных нитей. Не его дело.

Не его.

* * *

Третья седая прядь появилась у Рукии на девятый день третьего месяца странно мягкой и нежной весны двадцать восьмого года жизни.

Те же деревья, что осенью, трепеща и склоняя макушки к самой земле, предрекали ей скорую гибель, изумлённо перешёптывались и едва слышно шелестели о том, что пути судьбы порой могут делать неожиданные повороты. Губить. Спасать. Дарить веру.

Или просто держать на плаву.

Не сказать, что Рукия была счастлива. Она лишь жила — день за днём, неделю за неделей. Немного механически вставала по утрам в пустом доме, казавшемся ей огромным, на автомате собиралась и шла на работу, а вечером возвращалась. Улыбалась много и часто смеялась искренне и неподдельно — когда от неё этого ждали. Знала, что так нужно и даже потихоньку начинала верить, что по-другому быть уже не может.

Только по-прежнему, приходя домой, включала новостной канал и внимала каждому слову, не пропуская ни одного репортажа.

Она ждала.

Каждый вечер говорила себе, что это в последний раз.

Каждый вечер, глядя в зеркало на две светлые пряди, уверяла отражение, что такого больше не повторится.

Каждый вечер закидывала пульт в дальний угол и уходила спать с твёрдым намерением выбросить эти мысли из головы с утра.

А завтра всё повторялось. И порой казалось, что так может продолжаться вечность.

Иногда к ней заглядывал Ичиго. В первое время после ухода Гриммджо выглядел побитым щенком, считая себя виноватым. Прокрадывался в квартиру тихо, как тень, изредка притаскивал фрукты и вкусные пироги, переданные Иноуэ. И всё время твердил что-то о том, что обязан им жизнью дочери, которая теперь была абсолютно здорова. Рукии видеть такого друга было не очень приятно.

— Может, перестанешь мямлить? — грубовато оборвала она его на полуслове месяца через полтора. — Тебе не идёт.

Запихнула в рот громко хрустящие чипсы и с ногами забралась на диван в гостиной. Включённый телевизор что-то бормотал об аварии в центре города — она не слушала, разглядывая упаковку из-под лакомства. Ждала блок экономических новостей.

Ичиго, вскинув голову, усмехнулся уголками губ. Знал Рукию далеко не первый год и понимал, что связь с его неуравновешенным другом не прошла для неё даром. Несмотря на обстоятельства, она верила, что однажды всё станет как прежде, хотя и упорно это скрывала. Верила, что тонкая красная нить не про них. Здесь всё гораздо круче.

Серебро.

Подобно тому, что сейчас тускло поблёскивает в заправленных за уши волосах.

Хмыкнул, откусывая от красного яблока большой кусок.

Ему стоило бы вернуться.

— Может, всё-таки кино? — осторожно поинтересовался, опускаясь в мягкое бежевое кресло слева. И тут же был вынужден уклониться в сторону от большого розового зайца, запущенного ему в голову.

— Дома будешь кино смотреть, — пробурчала Рукия, кутаясь в тёмно-зелёную кофту толстой вязки. Зажав между зубами конфету, криво улыбнулась — маленькая компенсация, но выглядело жутковато. Ичиго примиряюще поднял ладони вверх.

— Новости так новости.

С того момента он старался заходить чаще, чтобы не позволять ей оставаться наедине со своими мыслями, утопать в них и чувствовать извращённое удовлетворение от боли, которые они с собой приносили. Правда, получалось редко.

Да и Рукия, в общем-то, не переживала.

Ей было не до того. Собственно, не придала значения даже тому, что стала на год старше — только иногда разглядывала седые пряди и усмехалась.

Привыкла.

Весна подкралась незаметно, сменив ледяные ветра и стужу сначала на оттепель и слякоть марта, а потом на тёплое апрельское солнце. Правда, таким оно стало лишь под конец месяца: кажется, двадцать пятое число стояло на календаре. Оно пришло одновременно с новостью, заставившей её сжать поцарапанный и побитый пульт до побеления костяшек.

В тот день она задержалась на работе. Переступив порог дома, спешно скинула чёрный плащ, бросила сумку и торопливо прошла в гостиную. Нажав на кнопку включения, развернулась, чтобы сходить за чаем — ибо в горле пересохло, и замерла. Хорошо поставленным голосом журналистка на экране произнесла наизусть заученную фамилию.

— Владелец одной из крупнейших корпораций в сфере промышленности Ннойтора Джируга арестован два часа назад. В руки полиции попали доказательства похищений и убийств, совершенных по его заказу, а также ведения незаконной торговли людьми. В настоящий момент он...

Рукия вслушивалась, напрочь забыв, как дышать. Боясь пропустить даже самый маленький намёк, упоминание о том, чего ждала так долго и так отчаянно безнадёжно... ничего. Ни слова. Резко выдохнув, выключила телевизор и поплелась на кухню.

И что теперь?

Дело сделано. Подонок пойман и будет наказан по заслугам. В бизнес он тоже вряд ли сможет вернуться: общественность не позволит после того, как станут известны все подробности жестоких преступлений. Загадкой во всём этом оставалась лишь одна, на первый взгляд, довольно простая вещь — кто этому поспособствовал?

И если это Гриммджо, тогда где он? Почему о нем даже не заикнулись в том выпуске?

Может, всё-таки он...

Рукия потрясла головой и крепко зажмурилась. Мысли мешались, разбегались и снова сбивались в кучу, не позволяя толком развить до конца ни одну. Сердце стучало предательски быстро от осознания того, что сейчас она в том же состоянии неопределённости и пустоты, что и два с лишним года назад.

И ей это совсем не нравилось.

— Да чтоб ты провалился, — пробормотала в никуда негромко, открывая оставленную утром на столе книгу.

Надо было хоть как-то себя отвлечь. Да и ждать, наверное, пора перестать. Пустая трата не слишком дешёвого времени, которое наверняка можно потратить с пользой.

Правда?..

Рукия действительно старалась больше не думать. Телевизор молчал, дом, пребывавший в полутьме задёрнутых штор, наполнился светом, а она до самой темноты всё чаще бродила по улицам — без цели. Просто наблюдая за жизнью, протекающей будто сквозь неё. Позволяла себе расслабиться, не обращая внимания на стрелки часов, но по привычке всё ещё считала дни. Один, два, три, четыре, пять...на четырнадцатый она сбилась. Твёрдо решила — хватит. Ещё не поздно начать всё с нуля, срезать заржавевшие замки с души, ключи от которых отданы давным-давно и утеряны...

...только напрягаться не пришлось.

Ночь опускалась на город медленно, словно не желая принимать свою власть. Воздух, тёплый и нежный, был пропитан чем-то терпким и мягким, что хотелось вдыхать и вдыхать, растворяясь в этом аромате. Рукия, одетая в светло-голубое платье — то самое — медленно шла к дому, минуя знакомые повороты и кварталы.

Оставалось совсем немного, и она остановилась. Вокруг было тихо, лишь где-то в отдалении шумела автострада, ни на минуту не прекращая жить в едином ритме. Закрыла глаза и замерла, стараясь запомнить момент — ей давно не было так хорошо и спокойно.

— Кажется, кто-то совсем не беспокоится о своей жизни, — раздалось сзади насмешливо, и крепкие руки обняли за плечи и притянули к груди.

В первую секунду Рукия думала, что умрёт — сердце остановилось невероятно резко.

Во вторую секунду Рукия была уверена, что задохнётся — лёгкие в одно мгновение перестали функционировать.

В третью секунду...

В третью секунду она освободилась сильным рывком, развернулась и подняла руку, чтобы ударить, но не успела: её перехватили в запястье.

— Я не допускаю одну и ту же ошибку дважды, — Гриммджо ухмыльнулся, видя, как злится девчонка. Все эти долгие четыре месяца, когда порой откровенно полагал, что не дотянет до следующего утра, этого определённо не хватало. Некая эмоциональная разрядка, позволяющая на время отпустить инстинкты и отдохнуть. Все, кроме одного.

Ведь даже пантерам иногда нужно отвлекаться от охоты.

— Отпусти! — прошипела Рукия, пытаясь вырваться.

Он прищурился.

— Если я тебя отпущу, ты или сбежишь, или попытаешься меня ударить. Так что нет.

— Подонок, — не осталась в долгу та, замахиваясь свободной рукой, но и она оказалась в плену. Саму же Рукию Гриммджо прижал к широкому каменному столбу забора. Наклонился к лицу близко-близко и заглянул в глаза.

— Полагаю, мне не стоило возвращаться, — протянул медленно.

Рукия мотнула головой, силясь отвернуться.

— Верно мыслишь. Проваливай туда, откуда...

Конец фразы утонул в поцелуе. Гриммджо не хотел этого делать, но она буквально вынуждала, позволив своей бунтарской натуре взять верх. Мягкие губы были податливыми и отдавали сладостью карамели и алкоголем, выпитым совсем недавно. Неплохое сочетание.

Отодвинувшись от Рукии, но по-прежнему сдерживая, он хмыкнул:

— Успокоилась?

Это всегда действовало безотказно, не считая лишь первого раза, когда та от охватившего раздражения и неожиданности прокусила его губу. Не подвело и на этот раз. Рукия красноречиво взглянула на него, но промолчала. Присмотревшись повнимательнее, она заметила на левой щеке два щрама крест-накрест и нахмурилась.

— Откуда?

Гриммджо непонимающе свёл брови к переносице, однако уловив, куда та смотрит, отпустил её и выпрямился.

— Подарок от Цербера. На память, — и усмехнулся так нехорошо, так зловеще, что Рукия вздрогнула. Но следующий вопрос задать всё же решилась.

— Значит, его арест твоя работа?

— Нет, — покачал головой тот.

— А чья?

— Ичиго.

Рукия застыла. История, казалось, получившая логическое завершение, обрела ещё одну часть картинки, в свете которой она почувствовала себя неуютно. Получается, что рыжий придурок, вместо того, чтобы уделять больше времени жене и дочери, не только обладал большей информацией, чем она, но и принял самое непосредственное участие. А ей даже не намекнул. Ругательство, первым пришедшее на ум, почти сорвалось с губ, но внезапно одна важная деталь заставила его исчезнуть.

— Чем тогда был занят ты?

Гриммджо покосился на напряжённую девчонку и выдохнул. Когда же она перестанет быть такой любопытной...

— Я играл роль отвлекающего манёвра, — наконец, произнёс он.

— Что они с тобой делали? — незамедлительно, с ноткой какого-то испуга.

— Мы с Цербером танцевали страстное танго сраных четыре месяца, — отозвался саркастично. Заметив её недовольство, продолжил: — Они пытались меня убить. Я убивал в ответ.

Сказано это было с показавшимся нелепым и каким-то ужасным спокойствием. Поначалу Рукия ощутила страх: неосознанный, глубинный, однако он практически тут же пропал. Растворился в понимании того, что так было нужно. В этом мире действует лишь один закон выживает сильнейший. Либо ты, либо тебя. Иного выхода, впрочем, как и выбора, нет.

И всё это теперь позади.

— Всё закончилось? — сорвалось помимо воли.

Гриммджо, задумавшись, резким движением поднял голову. Внимательно и пристально посмотрев на хрупкую фигурку, кивнул, ничего не говоря. Если быть честным до конца, он и сам не знал, конец ли это. Быть может, Цербер выкрутится, и тогда охота начнётся по новой, ещё более жёстко и грубо.

Но пока об этом думать не стоило.

Рукия облегченно вздохнула.

— Тогда давай поужинаем. Я угощаю.

Гриммджо пожал плечами. Грех было не согласиться, потому что кроме чашки кофе, выпитой второпях с утра, в его желудке больше ничего не было. Машинально сделал шаг следом, как вдруг схватил её за руку и развернул к себе.

— Что... — начала та, но он, крепко обхватив подбородок, повернул её голову, открывая взгляду левую сторону. Нахмурился и сцепил зубы: в растрёпанных чёрных волосах недалеко от первой появилась ещё одна светлая прядь. Уже третья по счёту. Он не понимал причин — или не хотел признавать — а потому злился. Почувствовав, как Рукия дёрнула его за край серой футболки, перевёл на её лицо угрюмый взгляд.

— Завтра же сходи в салон. Я не хочу видеть рядом с собой дряхлую старуху, — произнес раздражённо, тем самым дав понять, что настроен серьёзно.

Рукия, поняв, о чём идёт речь, демонстративно фыркнула.

— Не пойду.

— Тебе напомнить, что бывает, когда ты ведёшь себя глупо? — навис над ней угрожающе, хотя прекрасно осознавал, что по-идиотски выглядит сейчас именно он.

Рукия легко выскользнула из его рук и слабо улыбнулась.

— Я оставлю их, — провела рукой по волосам, а затем посмотрела на запястье Гриммджо, где в свете желтоватого фонаря слабо поблёскивал браслет. Хмыкнула: — На память.

Гриммджо несколько минут смотрел на неё, пытаясь понять, почему эти мелочи так для неё важны, но так и не смог. Махнув рукой, направился следом, думая о какой-то ерунде.

Там что-то обычно говорят о тонкой красной нити... фигня. У них круче.

Тонкая серебряная цепь.

Целых три.