Здесь нельзя дышать (гет)

«Мне нужен воздух»

С этой мыслью она рванулась вверх, содрогаясь всем телом.

Ей казалось, что она в пузыре, из которого вдруг выкачали кислород. Тонкая пленка облепила её руки и ноги, не давая даже подняться. Но особенно омерзительно было чувствовать прикосновения этой жути к лицу. Хорошо, что жить оставалось считанные мгновения.

«Прощай, Лэндо. Так мы и не успели с тобой встретиться».

Глупая, бессмысленная смерть. Отправляясь в свой первый межзвёздный полёт, можно было бояться чего угодно. Собираясь на малоосвоенную планету, населенную недоцивилизованными существами, стоило ожидать любых поворотов судьбы.

Она думала, что готова ко всему. Она прошла полный курс подготовки. Ее тело и разум находились сейчас в лучшей форме. Чего ещё от неё требовалось проклятой судьбе?

Неужели она преодолела столько препятствий, а затем и почти невероятное расстояние, только для того, чтобы задохнуться в пластиковом мешке?

Ещё вчера она наблюдала на экране звёзды.

— Меда!

Позвоночник пронзила острая боль.

— Меда, придите в себя.

Голос был знакомый и на редкость раздражающий.

Не было никакого мешка.

На самом деле, её душили змеи. Огромные извивающиеся тела сжимали ее в своих объятиях — ещё немного и хрустнут позвонки.

Хуже всего, что выползали они из её собственной головы. Это означало, что избавиться от их присутствия не удастся даже со смертью.

Она и сама была чудовищной змеёй. Вместо крови по её жилам струился чёрный яд, а раздвоенный язык, трепетавший во рту, не мог произнести ни единого связного слова. Шипение вырывалось из её горла, такое же отравленное, как горечь памяти в сердце.

— Меда.

Ещё один укол заставил её всё-таки открыть глаза.

Никаких змей. Никаких мешков. Всё оказалось гораздо проще и скучнее.

Она лежала на стационарной койке в собственной каюте. То, что сначала померещилось ей пузырём, в который она попала непостижимым образом, оказалось обычной медицинской капсулой. Тонкая прозрачная оболочка, внутри которой незадачливую волонтёрку лечили сочетанием звуковых и световых волн.

Отчего, кстати, лечили? И насколько успешно?

Медеа поднялась на ноги и легко прошла сквозь кажущуюся плотной мембрану. За её пределами было темно. Никаких радужных переливов северного сияния над головой. Тёплый ворс коврового покрытия под босыми ногами. Сладкий запах цветущих садов. Тишина и покой. Почему её просто не оставили отлежаться в этом блаженном месте, а стали пытать традиционным изуверским набором. Помочь, наверное, хотели.

Она села на пол и заставила себя проделать простейшую дыхательную гимнастику. Ей понадобится море спокойствия поначалу.

Потому что уже спустя десять минут периметр комнаты вспыхнул слабым жемчужным свечением. В комнату вошла врач экспедиции Улла Мерц.

— Приветствую тебя, Меда, — с улыбкой сказала она.

Тем самым голосом, который девушка слышала в своём полусне.

— Я рада, что ты уже пришла в себя. Если честно. Я впервые сталкиваюсь с такой бурной реакцией на местную среду. Как же ты прошла отборочные тесты?

Лицо врача было — само участие.

Медеа пожала плечами. Тесты… Есть масса способов их обмануть. Впрочем, в её ситуации ей даже не пришлось ни одним из них воспользоваться. Всё решилось гораздо проще.

— Я уже прекрасно себя чувствую, — сказала она вслух. — Всё прошло.

— Разумеется, — кивнула врач. — Мы ведь уже здесь. Так что придётся адаптироваться. Тоже — не сахар, скажу откровенно. Здесь очень агрессивное излучение, к тому же до конца не изученное. Я тебя сейчас осмотрю, и можешь спешить к новой жизни. Если, конечно ты всё ещё этого хочешь.

* * *

Медеа — хотела. Она рвалась сюда отчаянно, она отказалась от прошлого, настоящего и будущего, лишь бы добраться до этой всеми богами забытой планетки.

А теперь она стояла на пороге жилого модуля, не в силах заставить себя снова выйти в этот ад. В первый раз ей хватило получаса.

Теперь она должна будет продержаться дольше. В идеале — хотя бы до вечера. Чтобы, когда Лэндо приедет со своей одинокой станции, он мог увидеть, как хорошо она справляется. Невеста учёного не имеет права изображать из себя умирающего лебедя больше ни единого дня. Она должна работать вместе со всеми, выполнять свои обязанности. Тогда он увидит. Он всё поймёт. Он больше её не оставит, отговариваясь заботой о её хрупком здоровье и ранимой душе.

Меда решительно вышла из-под защитного купола. Шлем она надевать не стала, обошлась маской. В следующий раз можно будет попробовать без неё. То есть это необязательно, конечно, но если другие могут, значит, справится и она. И докажет, что они созданы быть вместе: Лэндо и она. Она — не только красивая и нежная, она — умная, выносливая и полезная.

Кислород, поступающий сквозь маску, существенно облегчал задачу, но всё равно это не было легко. Этот чудовищный мир дышал на неё тоже — даже, когда не распирал её лёгкие изнутри. Горячий влажный ветер обжигал оставшуюся открытой кожу и трепал остриженные перед полётом волосы.

Всё, что было на этой земле, Меде не нравилось заранее, но она убеждала себя, что должна полюбить каждый её квадратный метр. Она прочитала все доступные для волонтёров сведения. Она знала географию, биологию, историю этой планеты наизусть — разбудите её ночью, и она не собьётся в ответе ни на один из ваших вопросов. Теорию она усвоила на отлично, теперь дело было только за практикой.

Освоиться в колонии ей помогала Ди, коллега Орландо, такая же фанатично увлечённая биологией чужих миров особа. Она была чуть ли не единственным человеком, который отнёсся к Мединому появлению без лишнего скептицизма. Остальные искренне полагали, что человек не от науки должен держаться подальше от малоизученных планет, а уж бесполезным девочкам-лингвисткам и вовсе место только в мегаполисах, где каждый чих снимают на видеокамеры, чтобы обеспечить должную безопасность.

Вот и сейчас Ди незаметно оказалась рядом.

— Ну? — весело спросила она. — Разве здесь не ошеломительно красиво?

Меда пожала плечами.

Ей было сложно привыкнуть к местным пейзажам. Они ей казались неоправданно мрачными. В мире, в котором она намеревалась обрести любовь, всё могло бы быть и иначе.

Фиолетово-чёрные горы вздымались на далёком западе. Ди рассказывала, что там немало действующих вулканов и даже есть Долина Огненных Гейзеров. Когда-нибудь они с Лэндо обязательно съездят туда вместе. Тогда она уже научится ходить без маски и будет целовать его на фоне взмывающих в небо столпов пламени.

На востоке у самого горизонта можно было разглядеть узкую полосу тёмной зелени — там начиналось море. Где-то на его берегах располагалась та самая маленькая одиночная станция, на которой они скоро будут жить. Вдвоём. Он будет заниматься наукой, она — самоотверженно помогать ему днем, и согревать ему постель по ночам. Он обязательно совершит удивительное открытие, а она родит ему сына. Или двух. Они будут очень счастливы.

От гор до побережья тянулись пески. Ди говорила, что они почти полностью состоят из соли и пепла, а потом смеялась, что это образное выражение, которое кроме Медеи в этом обществе сухарей никто не способен оценить. Над пустыней проносился горячий ветер, с шелестом и свистом заставляя барханы двигаться, будто настоящие волны.

— Маску долой! — скомандовала Ди. — Ты скоро станешь женой самого отъявленного психа этой чокнутой общины, тебе не к лицу осторожность.

Медеа в последний раз вдохнула и решительно отстегнула прозрачный щиток с лица.

Ох, ты ж…

Какое-то время она могла только беззвучно хватать воздух ртом, как выброшенная на сушу рыба.

Как тут вообще можно жить? Как этот яд может окутывать всю немалую планету, и при этом на ней ещё не издохло всё живое? Раскалённый ветер, запах гари и пепла, запах гниющих растений, насыщенный йодом аромат водорослей — всё здесь мешалось воедино. И ведь даже разум в таких условиях как-то зародился.

— Эй, — подмигнула ей Ди. — Не так уж и плохо мы живём!

Да уж.

Новая подруга взяла Меду под руку, принудив подстраиваться под свой размашистый шаг. Песок шуршал под ногами, но был достаточно плотным, чтобы не проваливаться в него сильно.

— Лэндо — оригинал и оптимист, — весело говорила Ди. — Он уверен, что, если жизнь может существовать под водой, а местные океаны ею полны, то можно попытаться перенести её и на сушу тоже. Он совсем одичал там, в своей лаборатории, скрещивая местную флору с земной, веницеррской и бог весть какой ещё. Но твое появление пойдет ему на пользу. А то он скоро разучится разговаривать по-человечески.

— Он так долго один? — с трудом разлепила губы Медеа. Что ж, не так уж и страшно. Она научится.

— Ну как сказать один… — Ди нахмурилась.

— Как есть, так и говори.

— Он завёл знакомство с местными. Они неохотно идут на контакт, но ему как-то удалось с ними договориться.

Про здешнюю гуманоидную расу она прочитала и отсмотрела видеоматериалов неисчислимо. Странные существа. Как всё живое на этой планете, они обитали в подводных глубинах, но сколько-нибудь высокого уровня цивилизации не достигли, а потому сенсации так и не вызвали. Дикари никому не интересны кроме увлечённых наукой энтузиастов. А эти ещё и откровенно выразили своё нежелание общаться.

Что ж, в таланте Орландо Меда не сомневалась никогда: если кто и сумеет добиться успеха с нелюдимыми инопланетянами, то это он. О нём ещё заговорят во всех Обитаемых Мирах!

— Ты уже сообщила ему о своём прибытии?

Медеа кивнула. Сообщила. Сразу же, не успев сама поверить в реальность происходящего. Но он до сих пор не отозвался. С одной стороны, это было неплохо: давало ей дополнительное время, чтобы привыкнуть. С другой…

— Он — просто очень увлекающийся, — улыбнулась Ди. — Нашёл там какой-то новый вид на морском дне и ковыряется в своё удовольствие, даже не заглянув в почту. Но он очнётся от творческого экстаза и примчится сюда, быстрее пустынного ветра. Вот увидишь.

* * *

Увидела. Не примчался.

Прислал длинное письмо с извинениями и объяснениями. У него много работы. Он так занят, что не может встретить любимую женщину, прилетевшую к нему с другого конца света.

Медеа взяла вездеход и поехала к нему сама. От помощи Ди она решительно отказалась. Управлять подобной техникой она умела, а программа-навигатор была загружена в бортовой комп. Ничего сложного.

Умная машина резво неслась по барханам этого безжизненного мира. Мира, который станет для Медеи настоящим домом.

Соль и горечь, пепел и йод — она привыкнет к этой смеси, впитает её всей кожей, чтобы даже в кровь вошёл этот яд и струился по жилам. Она станет настолько местной, что даже научится плавать в здешнем море без скафандра, на что, как рассказывала Ди, никто не решался. Они с Лэндо будут плавать в зелёной воде среди неведомых растений чужого моря.

Медеа подъехала к полосе прибоя настолько близко, насколько позволяла программа безопасности. Она откинула купол, подставляя лицо немилосердному ветру — она привыкнет к нему, привыкнет. Очень скоро.

Мерное жужжание мотора, мерный плеск волн, завывание ветра — разве это не рай? И какое значение имеют все жалобы изнеженного тела? Её сердце бьётся ради Лэндо, и вот-вот настанет долгожданная встреча.

Береговая станция была расположена на искусственном взгорке у самой воды. Машину пришлось оставить возле лестницы и подниматься по ней пешком.

— Эй, есть живые! — не придумав ничего оригинальнее, закричала она в динамик и для верности постучала в металлический люк ногой.

Лэндо открыл не сразу. Она с визгом повисла на его шее, припала губами к губам — таким родным, таким любимым, запустила руку в мокрые волосы.

— Ты купался? — спросила, когда он прервал поцелуй. — Я тоже вся в песке, мы можем продолжить вместе.

Он внёс её внутрь и поставил на пол.

Она оглянулась и рассмеялась: здесь почти всё было, как в его квартире на Земле. Тот же творческий беспорядок, те же следы неутомимой научной деятельности. Лэндо и сам мало изменился за эти полтора года: всё те же сияющие неискоренимым азартом глаза, мягкая, слегка отрешённая улыбка, кое-как причёсанные очень длинные волосы — Меда раньше любила заплетать их в косу, а сам Лэндо скручивал в узел и скалывал первым подвернувшимся под руку карабином.

— Где душ? — спросила девушка. — Сейчас сама начну искать!

— Ты всё-таки прилетела, — покачал он головой. — Поверить в это не могу.

— Выходит, ты всё же мало меня знаешь, — хмыкнула она.

— Выходит, — не стал спорить он. — Ты голодная?

Она привстала на цыпочки и снова его поцеловала.

— Душ, Лэндо. Больше меня не интересует ничего, пока не будет душа.

Он отвёл глаза.

— Его здесь нет.

Медеа нахмурилась и дёрнула обманщика за мокрую прядь волос.

— Ты права, — пожал он плечами. — Душ есть, мощных фильтров нет. Я уже привык к местной воде. Для питья ещё можно запустить очистку, для купания же не получится.

Она поёжилась: об этом в колонии её не предупреждали, там с фильтрацией всё было налажено неплохо.

— Не страшно, я тоже хочу начать привыкать, — как можно шире улыбнулась она.

Он посмотрел на неё недоверчиво.

* * *

Это было отвратительно.

Меду знобило уже два часа после знакомства с океанской водичкой. Она приняла необходимые таблетки, Лэндо растёр её специальным кремом, но воздействие оказалось слишком сильным. Завернувшись в два одеяла, она лежала на узкой койке и смотрела в потолок. Сначала Орландо сидел с ней, держал за руку, придумывал утешительные слова.

— Вот поэтому я не хотел, чтобы ты летела со мной, — говорил он. — Ты не создана для такого, Меда. Ты — дитя Земли, ясного солнышка и свежего ветерка. Милая нежная Меда. Здесь даже исконным обитателям приходится трудновато. Дело в особом излучении звезды, вокруг которой вращается эта бедная планета. Срок жизни у аборигенов — не больше двадцати лет, хотя в нормальных условиях они бы жили не меньше нашего. Земляне тоже долго не выдерживают. Знаешь, как эту колонию называли в моём научном институте? Ссылка для краткоживущих. Для тех, кто готов отдать несколько лет жизни за возможность заниматься интересной работой. Это не для тебя.

Когда она начала засыпать, он поцеловал её в лоб и сказал, что ему нужно поработать немного.

Забылась она совсем ненадолго, потом помаялась безуспешными попытками заснуть обратно и, натянув комбинезон, побрела искать человеческого общества. В конце концов, она соскучилась!

Отсек, служивший лабораторией, был пуст, хоть и освещён. Медеа с улыбкой осмотрела владения своего волшебника: всё, как она и представляла, как он когда-то мечтал на Земле.

В жилой части Лэндо тоже не оказалось. Зато помимо входного люка, Меда обнаружила ещё один — распахнутый настежь — в самой дальней от спальни внешней стене. Девушка содрогнулась: правила безопасного поведения на этой планете такого не допускали. Нет, здесь не было обнаружено опасных форм жизни — на суше, но ведь эта станция была на берегу, так близко к воде… Похолодев, Медеа ухватила парализатор, единственное оружие, которым сносно владела, и осторожно двинулась в открытый проём.

На какой-то миг ей показалось, что она ещё не проснулась. Потому что происходящее было слишком невозможным для реальности.

За люком начинались металлические мостки, под наклоном уводящие в мрачно-зелёную воду океана. Босые ноги не скользили по проржавевшему металлу, и даже не мёрзли уже. Медленно-медленно девушка спускалась всё ниже, подбиралась всё ближе, вцепившись онемевшими руками в перила.

Две тени кружили в зелёном полумраке, то сплетаясь воедино, то разъединяясь на миг. Иногда их обладатели выныривали на поверхность, чтобы тотчас же погрузиться обратно. Даже в неверном свете местных лун Меда могла видеть знакомое до мельчайших подробностей тело мужчины, чужое до отвращения тело женщины. Любовники были неутомимы, они ласкали друг друга с жадностью, с грубоватой поспешностью, и даже когда Меде казалось, что вот-вот всё должно окончиться, не размыкали объятий, чтобы начать снова, и снова…

Медеа долго не могла оторвать глаз от этого зрелища.

Женщина Лэндо была аборигенкой. Инопланетянкой из тех, что не идут на контакт. Чужачкой с зелёным чешуйчатым телом, с плавниками и жабрами, с длинным раздвоенным хвостом вместо ног. Её похожее на змеиный язык тело льнуло к Лэндо, опутывало его, норовя утянуть на дно.

Меда на четвереньках добралась до порога.

Она никогда не сомневалась в Лэндо. Его таланты были столь велики, что близкий контакт состоялся.

Её стошнило.

* * *

Мир закончился.

Вселенная умерла и погасли звёзды.

Она попробовала вернуться на базу, в колонию. Её там не спрашивали ни о чём, даже Ди только сказала что-то о том, что с такими, как Лэндо, никто не сумел бы ничего добиться. «Место проклятое» — сказала она. А потом нашла Медее подходящую работу.

Меда выдержала полгода. Даже немного больше.

Потом сорвалась.

Она гнала вездеход, не разбирая дороги, пока не заглох мотор. Может быть, закончилось топливо, может, случилось что-то ещё. Она не выясняла. Она просто пошла пешком по солёному песку — дальше, дальше, до самого горизонта. У неё не было с собой ни воды, ни еды, ни даже маски-щитка с кислородными баллонами. Она будет идти, пока ей хватит сил, а потом просто упадёт и сдохнет на этой порченой земле, и её отравленное тело истлеет здесь, навсегда оставшись частью здешнего мира. Если повезёт, она успеет дойти до Долины Огненных Гейзеров — там будет не так обидно.

Раскалённый воздух наполнил лёгкие.

Яд впитался в кожу и в кровь.

Всё, как она хотела.

Она будет идти, идти и идти, днём, ночью, ещё днём, а потом упадёт…

Пузырь её любви лопнул и сдулся, облепив тело тонкой, но непроницаемой плёнкой. Змеи безумия выбрались из расколовшейся головы и теперь расползаются по свету, готовые щедро дарить свой яд всем желающим.

* * *

— Меда? — услышать этот голос снова было последним, чего она хотела в ожидании смерти.

Она подняла воспаленные глаза на вставшего перед ней Лэндо. Живого. Настоящего. Тёплого. И насквозь чужого.

Он протягивал ей руку без перчатки. Она всхлипнула и накрыла его ладонь своей.

— Чего ты хочешь от меня, Орландо?

Он мог попросить у неё прощения. Ведь мог же? По законам жанра? Мог?

Он мог бы послать её за звездой с небес. Она бы её, наверное, достала. Пусть не сегодня, но когда-нибудь — непременно.

Он просто сказал:

— Идём со мной.

Она тяжело оперлась на его руку и встала. Он мог бы сейчас увести её на край Вселенной к границе Обитаемого, и она не возразила бы ни единым словом. Всё равно не существует ничего кроме вечной этой соли, пропитавшей своей горечью всё вокруг, кроме раскалённого ветра, несущего мертвый песок, кроме ядовитой болотной гнили, которой пахли здешние океаны-обманки.

По их берегу, под несмолкающий шелестящий говор волн, они шли долго, но Медеа не считала сделанных шагов, не считала минувших часов. Она не спрашивала у него, куда он дел свой флаер. По багровым небесам тянулись чёрно-фиолетовые тучи, где-то там, на западе, взвивался в эту тьму, рассыпал золотые искры вулкан. Это был красивый мир, но как же она его ненавидела.

— Это здесь, — сказал Лэндо, когда, неведомо сколько времени спустя, они добрались до проржавевших ступеней, ведущих к вросшей в землю сфере биостанции.

Медеа подняла голову. Конечно, здесь — где же ещё? Где умерла — там пусть её и закопают.

Лэндо нервничал, очень сильно. Медеа только теперь поняла, как он осунулся и даже постарел за дни, что они не виделись.

— Меда, — он прижал её ладонь к груди, — если бы ты только могла понять…

— Я понимаю, — вздохнула она.

— Я ведь люблю тебя, — он улыбнулся, отводя больной взгляд. — Я очень-очень люблю тебя. Ты самое хорошее существо, из всех, кого я встречал.

Она кивнула.

— Когда соберёшься умирать, не забудь включить меня в завещание. Я буду особо старательно чтить твою память, — сказала мрачно.

Он дико расхохотался. Странно было слышать подобный смех в окружающей пустоте.

— Вот об этом мне и нужно с тобой поговорить! — заявил он. — Ты угадала, как, впрочем, всегда.

Он почти втащил её по лестнице, легко вскрыл люк, втолкнул внутрь…

Каким облегчением было не чувствовать хотя бы ветра! Пусть воздух здесь оставался местным, горько-гнилостным, но под защитой стен было намного приятнее находиться.

Медеа хотела было присесть на кресло, стоявшее у стены, но Лэндо не дал ей даже отдышаться.

Всё так же бесцеремонно он заставил её пройти в тот отсек, где прежде проводил свои исследования.

Здесь всё сильно изменилось. Лаборатория сумасшедшего учёного была перевёрнута буквально вверх дном. Ни пробирок, ни сверхточных приборов, ни бесконечных опытных образцов — похоже, идея вырастить что-то на местной мертвой почве окончательно разочаровала даже последнего энтузиаста.

Теперь кабинет Орландо более всего напоминал медотсек. Обеззараживающие лампы, мелодия световых и звуковых волн, стопки одноразовых пелёнок, баночки с порошками, блистеры с таблетками, неизвестного вида субстанция в большой пластиковой колбе. Стол, помещённый в центр отсека, был заключён в стандартную капсулу из прозрачной мембраны. А на столе…

Медеа резко обернулась к своему спутнику.

Такого растерянного и беспомощного выражения лица она у него не видела никогда прежде.

— Меда, — едва слышно прошептал он. — Нам можешь помочь только ты. У нас есть только ты за пределами этого жестокого мира.

— И ты, — Медеа задыхалась от возмущения, — просишь меня… меня? О таком?

— Конечно, — он слегка улыбнулся. — Ну сама подумай, кого ещё я могу просить?

Медеа подошла ближе к капсуле, приникла к мембране. Она испытывала тысячу самых разнообразных чувств. Отвращение, страх и зависть были основой, но где-то в глубине их пламени трепетала отчаянная надежда. Неугасимая.

— Ты хочешь, что бы я, — осторожно начала она, — взяла это создание…

— С собой на Землю, — кивнул он. — Видишь, ты всё поняла совершенно правильно и сразу, а Фьитти не могла мне поверить довольно долго. Мы чуть не потеряли её — нашу дочь — из-за этой медлительности.

Создание в капсуле завозилось, открыло бессмысленные мутно-синие глазёнки, уставившись на незнакомку, наверное, казавшуюся ему невероятно уродливой. Конечно, ведь у Медеи не было ни бледно-зеленоватой кожи, ни узкого, напоминающего змеиную морду, лица, ни чуть светящихся плавников на тонких руках, даже перепонок между длинными пальцами — и тех не досталось от жадной природы.

— Она не может дышать под водой, у неё человеческие лёгкие, и не только лёгкие, — сказал Лэндо. Он стоял теперь за спиной, положив руку Медее на плечо. — А на поверхности для неё слишком…

— Ядовито, — хмуро перебила девушка. — Здесь вообще не понятно, как и зачем жить. Отравленная земля, отравленный воздух, отравленные души. Либо сгореть заживо на суше, либо догнивать в этом болоте, отчего-то вообразившем себя нормальным морем. Конечно, малышке будет лучше на земле. Даже если возникнут какие-то проблемы с адаптацией, там полно специалистов, способных справиться с любыми проблемами.

Лэндо коснулся горячими губами её затылка.

— Ты лучшая из женщин, Медеа, я всегда это знал…

Она откинулась назад, позволяя ему обнимать себя крепко-крепко.

— А ты — ты полетишь с нами, Лэндо?

* * *

На корабле их обеих окружили повышенным вниманием и опекой. Медее это не нравилось, но она понимала, что теперь придётся привыкать. Малышка Уна будет нуждаться в дополнительной помощи ещё очень долго, если не всю жизнь. Это, значит, что и она — её мать — должна будет привыкнуть принимать чужое участие доброжелательно и непринуждённо. И она улыбалась, благодарила и шла дальше, гордо расправив плечи — с самого своего возвращения под защитный купол колонии. Её появление с хрипло вопящим свертком в руках вызвало избыточно эмоциональную реакцию даже у самых психологически закалённых поселенцев. Что же их ждёт на Земле?

Медеа знала ответ.

Их ждёт море — настоящее, порой ласковое и тёплое, порой суровее и ледяное. Они будут плескаться в его позолоченных рассветным солнцем волнах, никогда не ведавших мерзкой болотной гнили.

Их ждут горы — пронзающие небеса величественные снежные вершины, призрачные силуэты в облачной дымке, сквозь которую протянута канатная дорога.

Их ждут пахнущие хвоей леса, где они будут собирать грибы и кормить орешками любопытных белок.

Их ждут ягоды — самые обычные ягоды! — и фрукты, которые можно сорвать прямо с ветки.

Она покажет Уне, как прекрасен может быть настоящий мир, созданный для того, чтобы в нём жили, а не старались умереть менее мучительно.

И когда-нибудь она обязательно расскажет о тех двоих, что предпочли друг друга всему этому. Их выбор был ей понятен.

Что ж, всё честно — им досталась страсть, обжигающая и отравляющая, которой можно захлебнуться, но нельзя дышать.

Ей остались любовь и воздух. Смеет ли она хотеть большего?