Невидимка (джен)

— Здесь просто ужасный сквозняк. Закройте эти окна, милейший, и задерните занавески, — приказала графиня Форпински мужчине в черном костюме, стоящему у стены.

— Да, миледи, — ответил тот неожиданно знакомым голосом, вежливым и бесстрастным, и леди Элис изумленно распахнула глаза при виде того, как капитан Иллиан поспешил выполнить приказ. Что он делает здесь, без мундира, притворившись слугой? Даже графиня не отважилась бы распоряжаться человеком в офицерском мундире, однако в этом черном костюме без какой-либо отделки Иллиан легко сошел бы за кого-нибудь из старших слуг: уже недостаточно молодого, чтобы носить ливрею, но не слишком в возрасте, чтобы следить непосредственно за удобством гостей на приеме. Иллиан закрыл окна и задернул занавески плавными, скромными движениями и снова встал у стены — настолько неподвижно, что Элис составило труд специально его замечать.

После этого она наблюдала за ним весь вечер: он подливал напитки группке смеющихся девиц, не замечающих его, словно он был машиной, открывал двери старшим графам, которые явно не знали в лицо состав нынешнего Генштаба, приглашал и провожал вдов. Каждый раз Элис страдала от ноющего ощущения неправильности. Мужчина, с которым она держит себя, как с равным, не должен прислуживать на приеме. Однако припереть его в угол ей удалось лишь тогда, когда вечер подходил к концу.

— Я вижу, вы весьма заняты, — заметила она сухо.

— Миледи, — он поклонился ей чуть глубже, чем обычно, и Элис приподняла брови.

— Что происходит? Почему вы выдаете себя за слугу? — потребовала она ответа и тут же поняла, что тон, каким она это произнесла, ничем не отличался от тона графини Форпински, когда та отдавала ему приказы. Глаза Иллиана чуть дрогнули — он тоже отметил это сходство.

— Я не выдавал, — ответил он с некоторой резкостью. — Я купил себе новый костюм…

Элис поморщилась.

— … Но, — продолжил он объяснения, — раз уж возникла такая оказия, я позволил себе понаблюдать за форами. Похоже, около восьмидесяти процентов народу никогда не давало себе труда разглядеть мое лицо. Будь я в полном мундире, они бы узнали меня по моему положению и знакам различия, но без формы я для этой публики невидимка — пока им не потребуется еще один бокал. Разумеется, — добавил он, сверкнув глазами, — этому роду невидимости меня научил сам Негри. Было интересно, как далеко я смогу ее применить.

— Вы играете с нами, — обвиняюще воскликнула она.

— Учусь тому, где мое место, миледи. — В его голосе не было иронии. Ее и не требовалось.

— Что-то случилось, — она нахмурилась. — В чем дело, Саймон?

— А вы знаете, кто меня замечал? — продолжил он, проигнорировав ее вопрос. — Среди тех двадцати процентов, которые узнали меня и без мундира, почти не было форов. Только вы и Эйрел, плюс несколько моих знакомцев-военных. А вот простолюдины — наоборот. Лишь один из них по ошибке принял меня за слугу.

— Возможно, для них не так привычно отдавать приказы слугам, — заметила Элис. Это было постоянным источником трений: некоторые выскочки-парвеню или инопланетники бывали со слугами чересчур грубы либо фамильярны, и усложняли этим работу для всех. Только на прошлой неделе ей пришлось натравить Корделию на бетанского культурного атташе, чтобы та объяснила: когда дама-дипломат требует от горничных присесть с ней, выпить чаю и поболтать, бедные девушки потом весь следующий час сбиваются с ног, наверстывая свою работу.

— Один или два, возможно. Но остальные узнали меня. Несколько человек пытались даже завязать беседу, — он мрачно улыбнулся. — Меня заметил еще один человек, лорд Форстайлз. Я шесть раз пытался спровоцировать его отдать мне приказ, отсылал слуг прочь, а сам маячил поблизости, чтобы он подозвал меня и что-нибудь потребовал. А он всякий раз он обходил меня по широкой дуге и находил слугу для своих целей. Он знал, кто я.

Леди Элис огляделась и увидела, как двое мускулистых слуг из того контингента, который поставляет на приемы СБ, тихо выводят лорда Форстайлза из залы.

— Что он натворил? Я могу спросить?

— О, мы уже несколько недель копали вокруг него в связи с некоторыми финансовыми моментами — а именно, деньгами, уходившими в финансирование экстремистских групп — однако я не был уверен, замешан ли он в это дело лично. Но, принимая во внимание его поведение сегодня вечером, я в этом убежден. Человек невиновный повел бы себя со мной, как остальные форы — принялся бы отдавать распоряжения. Он не военный, мы с ним не знакомы по службе. Только тот, у кого совесть нечиста, запомнил бы точно, кто я такой.

— Вы арестовали его на основании одного только нежелания вам приказывать?

Иллиан пожал плечами.

— Он задержан для допроса. Если допрос не даст результатов, мы отпустим его со всеми должными извинениями. Но он трус и признается во всем. — Голос шефа СБ звучал очень уверенно.

Элис посмотрела на него задумчиво.

— А вот его жена, наверное, ни в чем не виновата. Я видела, как она вам отдавала распоряжения.

— О, нет. Она так же виновна, хотя сомневаюсь, что мы сможем ее тронуть, Но она просто или храбрее, или глупее своего мужа. Судя по ее словам, «она рада была видеть, что я знаю свое место». Она сделала вид, что это была шутка, но имела в виду именно то, что сказала.

Ноздри Элис затрепетали. Она обвела бальную залу взглядом и резко распорядилась:

— Потанцуйте со мной.

То, что это был неверный шаг, она осознала еще до того, как Иллиан напрягся, а затем ответил ровно, голосом хладнокровным и сухим:

— Конечно, миледи.

Элис не могла сообразить, что сказать в ответ, чтобы исправить свою ошибку, но там, где не было слов, говорил «язык тела»: она чуть изменила позу, чтобы выглядеть более юной, дружелюбной, безвредной. Иллиан в ответ самую малость прищурился, точно она была книгой, напечатанной крупным и неприятным для глаз шрифтом, и Элис сдалась. Он повел ее в точности как положено. Элис призвала на помощь весь свой двадцатилетний опыт выживания в светских конфликтах, чтобы двигаться естественно, спокойно, так, словно все прекрасно. Они сделали круг по бальной зале так же аккуратно, как проходят свой путь игрушечные фигурки танцоров в заводной музыкальной шкатулке.

Когда они двигались в танце мимо графини Форпински и леди Форстайлз, Элис отметила, что у обеих дам в точности тот ошарашенный вид, какого она хотела добиться. Увы, это больше не было той победой, которая была ей нужна. Выражение лица Иллиана не изменилось. Элис молчала, он заговорил первым:

— Вы полагаете, мне нужна ваша светская поддержка, миледи? — уточнил он, разворачивая ее в сложном пируэте танца.

Элис спутала шаг и запнулась. Он хладнокровно подхватил ее и вернул в рисунок танца. Раздраженная, она выпалила в ответ:

— А вы думаете, мне нужна ваша поддержка безопасности, капитан?

Он крепче сжал ее плечо.

— Да, — продолжила она, — мы оба исполняем свои роли, когда вы ступаете на эту сцену. Но танцевать я вас пригласила не поэтому. А потому, что разозлилась за то, что к вам отнеслись пренебрежительно, а вы — мой друг. — Она повернулась в очередном пируэте, на этот раз безукоризненном, и когда Иллиан подхватил ее, его хватка была мягче, более человеческой. И все же он не расслабился.

Музыка лилась такт за тактом, и Элис позволила привычным па успокоить свою душу. Редко ей случалось видеть Иллиана таким расстроенным — обычно он столь тщательно культивировал свой фирменный бесстрастный вид, что порой она верила: это даже не маска. Она встретилась с ним глазами — на этот раз он не отвернулся.

— Извините. Просто... давно мне не приходилось ощущать столь отчетливо, что я — простолюдин среди форов.

Музыка стихла. Элис присела в официальном реверансе, Иллиан с легкой иронией поклонился ей и помог подняться.

— Пойдемте, посидим, — предложила она тихо. — Вы на ногах весь вечер.

Он последовал за ней к укромно стоящему диванчику и без слов присел рядом.

— Мой дед был бандитом и воровал скот, — начала Элис, продумывая свои слова прямо на ходу. — Моя бабка переспала с половиной гем-лордов в столице. Мой дядя бросил монетку, чтобы решить, кого поддержать в гражданской войне: выпал Эзар. А теперь я веду дом Грегора. — Она расправила свои юбки на диванчике. — Корделия говорит, что каста форов — это иллюзия. Если она права, то я — одна из главных иллюзионистов. Я беру правила от наших предков и придаю им ту форму, которая подходит к сегодняшнему миру.

— И куда же в ваших правилах подхожу я? — устало спросил он.

— Никуда. Вы стоите вовне, и у вас всегда есть свои правила. Вы не фор, но в этой комнате есть только два человека могущественней вас. Вы можете вступить в эту игру везде, где ни пожелаете, слугой или господином. Никто другой на это не способен. Я — определенно нет.

Он слегка вздохнул.

— Да, вы правы. Я вовне.

Он откинулся на спинку диванчика, и одиночество на долю секунды блеснуло в его глазах.

Элис взяла его руку в свои.

— Что касается официальных игр, да. Но даже я знаю, что ими жизнь не ограничивается.

Он взял ее кисть и коротко коснулся губами, сухими и теплыми.

— Я это запомню, — тихо проговорил он, и такой выбор слов заставил его собеседницу изумленно распахнуть глаза. — Спасибо, Элис.