Действовать осторожно (гет)

Милли сидела в библиотеке, погрузившись в заключительные испытания своей героини, когда туда ворвался Кристофер, размахивая мокрым бумажным пакетом.

— О, вот ты где! — сказал он таким тоном, будто она лично бросила ему вызов тем, что находилась не там, где он ожидал. — Иди посмотри на это. Я принес их из Пятых миров.

Он вытряхнул пакет на стол, и кошмарная смесь мокрого песка и ракушек застучала по лакированной поверхности. Милли подобрала одну из ракушек — они обладали любопытной формой и необычно сверкали в утреннем солнце.

— Красивые, — осторожно произнесла она.

— О, полагаю, они довольно милые, — Кристофер отвернулся — какую бы цель он ни преследовал, либо он достиг ее, либо потерпел сокрушительное поражение. — Делай с ними, что хочешь — мне все равно.

Он вылетел из библиотеки, точно оскорбленный кот, которого кто-то дразнил. Милли отложила книгу и снова склонилась над ракушками, перебирая их пальцами. Она задумалась: зачем Кристофер дал их ей? Что, во имя всего святого, она должна с ними делать?

Тем не менее. Они были очень милые.

* * *

В своей прикроватной тумбочке в школе Милли собрала небольшую коллекцию причудливых вещей. Среди них были, конечно, ракушки, и несколько ниток красных бисерин, которые светились, если их коснуться. Среди них были цветы, засушенные между страниц дневника с нефритовой застежкой, и маленький горшок с мазью с базара в Десятых мирах, как заявил Кристофер. Каждый раз, когда Милли скучала по родине, она доставала его и вдыхала фимиам из храма.

Здесь была горная порода из Вторых миров, которая пульсировала незнакомой магией. Кристофер уверял, что она для защиты, на что Милли закатила глаза. Камень покрывали жуткие символы, и если бы они не являлись магическими, Милли побила бы его за то, что покупает каждую попавшуюся на глаза ерунду.

Эти вещи утешали ее, напоминая о Замке, когда она находилась слишком далеко. Милли так и написала Кристоферу вечером второго воскресенья семестра. Ответа не было неделю, а когда он пришел, то был необычайно напыщенным для Кристофера и сообщал только, что он рад поддержать ее.

* * *

— Думаю, в Пятых мирах лучшие стеклодувы, — размышлял Кристофер, изучая изумрудную бутылочку с духами.

Милли убедила его не использовать микроскоп. В последний раз, когда Кристофер попытался это сделать, он оставил отпечаток пальца на линзе и попал в ужасные неприятности.

— Почему? — спросила она, поскольку Кристофер явно умирал от желания порисоваться.

— Дело в артистичности, — немедленно начал он, поставив бутылку. — Стеклодувное дело для тамошних людей — часть одной из их больших религий…

Милли позволила ему говорить, взяв бутылку со стола и рассматривая ее. Она поднесла ее к свету — бутылка мерцала, освещенная изнутри виридийским огнем. Милли посмотрела сквозь нее на Кристофера: цвета стали ярче, но жесты исказились и замедлились, точно он двигался в темной воде. Она пожала плечами и поставила бутылку обратно. Работа Пятых миров, определенно.

— …и они знамениты этим в их Швейцарии. Или как она у них называется, никогда не мог запомнить.

Милли кивнула.

Кристофер принял это за знак продолжать и набрал в грудь воздуха.

* * *

Где-то к Рождеству она поняла, что Кристофер, пусть косвенными путями, но действительно пытался ухаживать за ней.

Во время каникул даже Габриэль пребывал в достаточно хорошем настроении, чтобы позволить себе улыбаться. Они сидели за обеденным столом, смеясь и шутя часами, и, по крайней мере — Кристофер, выпили немного больше вина, чем следовало бы. Милли поцеловала под омелой Конрада в щеку и повернулась вовремя, чтобы заметить внезапно трезвый, надменный и хмурый взгляд Кристофера. Это был жутко свирепый взгляд, и когда Милли увидела его, нечто в ее голове сказало: «О!»

Ну что ж.

* * *

Теперь, когда она знала о мотивах, скрытых за подарками, все стало гораздо более неловким. Неважно, насколько бесцеремонным было отношение Кристофера («Там в зале была эта ерунда, которую ты любишь, Милли») или незначительными подарки («Это зуб химеры из Четвертых миров»), у нее неконтролируемо краснели лицо и шея. Кристофер стал более агрессивным — не по отношению к ней, но по отношению ко всем остальным. И узнав, что он на взводе из-за того или другого, они благоразумно держались от него подальше. Он чаще ругался и с Габриэлем, так что к январю Милли испытала почти облегчение, вернувшись в школу.

«Я сижу взаперти в Замке уже месяц, — написал Кристофер, когда у нее начались занятия. — Из-за того, что Габриэль как всегда отсталый упрямец. Он ничего не дает мне делать самостоятельно.

Дальше в письме шли жалобы на погоду — нашел на что жаловаться, — и затем оно быстро перешло к неудаче Мордехая с драконьей кровью и кустами роз — словно Кристофер боялся, что его посчитают заурядным.

Его письма были не столь смущающими, как его присутствие. Милли даже могла восхищаться подарками, не краснея. Когда дни стали теплее и длиннее, а зима перешла в весну, она стала читать их на улице. Подруги никогда ее не расспрашивали, но она заметила намек на веселье в их глазах.

Защищаясь, Милли ответила: «Я подумала, ты можешь сделать так», — и послала вместе с письмом книгу «Сто и одна вещь, которые умеют мальчики»: столетнюю и полную занятий, которые Кристофер мог бы прекрасно сообразовать со своими возможностями и испробовать на Габриэле. За небрежно нацарапанным «спасибо» сразу же следовали две толстых пачки, в деталях повествующие о дьявольских замыслах Кристофера. Если Милли, нетерпеливо пролистав страницы, и почувствовала угрызения совести, она не доверила их перу и бумаге.

* * *

Пасхальные каникулы наступили и пролетели как вспышка. Кристофер отсутствовал большую их часть, отправившись на войну в другой мир. Он сказал, что это хорошая практика, и, к его величайшему огорчению, именно на это он так долго уламывал Габриэля, так что не мог жаловаться. Милли провела большую часть времени в библиотеке, читая «Милли в Оксфорде» и исследуя историю воюющих стран Кристофера — на всякий случай.

Так — то одно, то другое — она едва успела повидать его и, если не считать торопливого прощания, не разговаривала с ним до самых майских каникул.

— Габриэль застрял в Третьих мирах, — первое, что сказал Кристофер, приблизившись.

Вокруг них другие девочки с радостными криками и объятиями приветствовали свои семьи. Они с Кристофером застенчиво застыли посреди двора.

— Что-то серьезное? — спросила Милли, хотя Габриэль наверняка взял бы его собой, если бы это было так.

— Ничего слишком ужасного, — заверил ее Кристофер, — только скучное и страшно долгое.

— Это хорошо, — ответила она, чувствуя себя идиоткой, и быстро предложила: — Хочешь посмотреть теннис? Или плавание может быть забавным… — видя, как у Кристофера вытянулось лицо, она безжалостно добавила: — Теннисная команда в этом году великолепна, к тому же нам обязательно надо пойти поддержать их.

У него на лице появилось отталкивающее, бессмысленное выражение крайнего ужаса. Прежде чем он успел нагрубить, Милли продолжила:

— Или мы могли бы пойти выпить чаю, — внутренне смеясь над ним — Кристофер был бы оскорблен до глубины души, если бы заметил это.

Они нашли очаровательное маленькое кафе на Хай-стрит, весьма изысканное местечко, и потягивали на террасе чай со льдом. Кристофер передразнивал обитателей Замка — точно, но жестоко, — с сарказмом рассказывая о последних событиях. Закончив, он сделал глоток чая, осушив его до дна.

— Я не собирался приезжать сегодня, — внезапно заявил он, и Милли заметила, что он выпил чай, как другие выпивают для храбрости алкоголь. Его левая рука, которая до того свободно лежала на столе, теперь вертела чайную ложку. — То есть я собирался, но не собирался, если ты понимаешь, о чем я.

Это был редкий случай, когда Кристофер не мог подобрать слов, и Милли кивнула:

— Да.

— Я хотел… — Кристофер замолчал, со звоном положив ложку в блюдечко; его рука все еще была напряжена. — Я…

Он мотнул своей темноволосой головой с невыразимой гордостью породистого скакуна, и Милли поняла, что это все, что он сможет сказать. Или она поймет, или нет.

Она дотянулась до его пальцев и сжала их в своих.

— Да, Кристофер, — повторила она, потому что часто приходится повторять дважды, чтобы он услышал.

Она стиснула его ладонь, и они сидели там и пили чай до заката.