Жизнь, что есть у меня (гет)

Жизнь, что есть у ме­ня —

Все, что есть у ме­ня,

И жизнь эта вся —

Твоя

Есть лю­бовь у ме­ня,

И она на всю жизнь,

Вся твоя, твоя, твоя

Лео Маркс «Жизнь, что есть у ме­ня»

(пе­ревод Ми­ха­ила Аб­ра­мова)

 

Жизнь в Замке Крестоманси обычно была довольно веселой и без Милли, однако становилась гораздо лучше, когда она приезжала. Прежде всего, Кристофер делался не таким задумчивым. Иногда, если она не писала ему в одно из воскресений, он ни с кем не разговаривал до тех пор, пока не получал письма. В случае Кристофера это было равносильно тому, как если бы целый орден монахов, давших обет молчания, стал участвовать в танцующей и поющей феерии.

— Грант, — ответил он, когда я изложил ему это, — тебе не кажется, что у тебя заскок в мозгу?

— Нет, — возразил я, но про себя был уверен, что у него-то как раз заскок есть.

Однако приближался конец семестра, и Кристофер кидался на стены. Габриэлю де Витту пришлось пригрозить ему чисткой серебра («Серебра, которое я специально привез из Седьмых миров, Кристофер, когда был там в последний раз», — с мрачным взглядом в мою сторону), чтобы заставить его успокоиться и прекратить изводить Флавиана. Кристофер любезно извинился перед Флавианом, что тот воспринял с гораздо меньшей благосклонностью, и мы мирно продолжили уроки до одиннадцати часов, когда он снова оживился.

— Милли сейчас сядет в поезд.

— Мы все в курсе, Кристофер, — Габриэль обслюнявил палец и перевернул страницу толстого заплесневелого тома, который он читал.

Кристофер потребовал все расписания поездов, что были в замке, и проводил часы в библиотеке, сравнивая американское телерадиовещание с Брэдшоу и проверяя их железнодорожной станцией. Уверен, он звонил им несколько раз, потому что они подали жалобу, обвиняя Замок Крестоманси в беспокойстве, и нам пришлось выпустить публичное заявление.

Планы Кристофера расстроились, когда Милли написала Габриэлю, спрашивая, не может ли кто-нибудь встретить ее в Лондоне двадцать девятого и о, кстати, она уже заказала билеты домой из своей школы в Лозанне.

«Не хочу никого беспокоить, но Сент-Албанские поезда ужасны. Скажите Кристоферу спасибо, однако в Восточном экспрессе нет необходимости, когда есть несколько отличных поездов, идущих тем же маршрутом».

— Я встречу ее, — предложил Кристофер. — Я безупречно вожу машину, Джейсон подтвердит. Я привезу ее до послеобеденного чая.

— Не подтвержу, — возмутился Джейсон, потому что Кристофер ужасно водил машину, и мы все знали это.

Он водил так же, как колдовал — весь небрежность и раздражение. Правда, на самом деле колдовал он очень осторожно — только делал вид, что все так просто, — но никто никогда не оставался с ним в машине достаточно долго, чтобы решить было ли то же справедливо и для вождения.

— Не может быть и речи, — отрезал Габриэль своим самым угрожающим тоном. — Это будет твое наказание, Кристофер. Конрад встретит Милли в Лондоне.

Кристофер свирепо посмотрел — не на меня, к счастью, а на Габриэля. О нем можно говорить, что угодно — я всегда так делаю, — но он никогда не обращает свою злость в неверном направлении.

Я поехал в Лондон утром двадцать девятого. Мне пришлось встать на час раньше обычного, так что я был не слишком доволен миром до тех пор, пока не прибыл поезд Кале и Милли не вышла из него.

— Привет, Конрад! Не мог бы ты дать на чай носильщику, я потратила на ланч последний шиллинг, и о, я так рада снова тебя видеть!

Последние слова сопровождались горячим объятием, во время которого она умудрилась выронить из рук сумку и опрокинуть один из маленьких чемоданчиков. Я заметил, что носильщик — я всегда замечаю такие вещи, после того как побыл лакеем — был таким же невыразительным, каким бывал Эндрю, когда ему страшно хотелось рассмеяться. Я дал ему на чай пять шиллингов и сам помог Милли занести чемоданы в машину.

— Как ты? Выглядишь гораздо лучше, чем я ожидала после того, как Кристофер написал, что ты был сильно болен. Нет, конечно, я рада!

После того, как мы загрузились в машину и я завел проклятую штуку, мы поговорили о Лозанне, которая была вторым самым чудесным местом в мире, и о Замке, который обычно занимал первое место, будучи полон даже большим количеством друзей, чем у нее в школе. Мы ехали около часа, когда она повернулась ко мне и спросила:

— Знаешь, я думала, за мной приедет Кристофер. Он в порядке?

Чувствуя себя слегка уязвленным, я ответил:

— О, в полном.

— Честно говоря, — Милли будто почувствовала мое недовольство. — Я рада, что это ты. Кристофер устроил бы сражение на дороге, и мне пришлось бы в итоге ехать на поезде.

От этого мне стало немного получше, и я признался:

— Он хотел, но Габриэль не пустил его. Он сейчас в немилости.

— Уверена, заслуженно, — безмятежно ответила Милли, и мы продолжили говорить о Кристофере еще где-то час, пока не остановились, чтобы выпить чаю в деревне, через которую проезжали.

Мы добрались до Замка Крестоманси, когда начало смеркаться. Кристофер ждал нас у ворот, размахивая книгой, в которой закладка торчала практически на первой странице.

— Вы добирались целую вечность. Не мог быть посмелее, Грант?

— Я бы не позволила ему, — сказала Милли. — И я рада, что он не водит так, будто пытается взлететь в небо. Не то что некоторые, Кристофер.

Кристофер насупился. Выражение его лица было таким забавным, что я рассмеялся, разозлив его еще больше. Но Милли обняла его, и гримаса исчезла. Он показал мне язык и пошевелил им.

— Не делай так, Кристофер, — произнесла Милли нежно-сердитым тоном, даже не глядя.

 

Этот тон я снова услышал от нее неделю спустя. Войдя в гостиную, я обнаружил ее стоящей над Кристофером, который растянулся на софе и выглядел угрюмым.

— Не будь дураком, — сказала она. — Миссис Лидделл всегда добра. Очень добра.

— Она думает, будто все хотят выйти замуж за ее сына, — Кристофер сел, сунув ей письмо. — Она приглашает тебя, потому что ты единственная, кого она считает достаточно хорошей для него.

— Ну, я не хочу замуж за Эдварда Лидделла. Так что не вижу в чем проблема.

— Конечно, не видишь, — Кристофер, похоже, успокоился. — Я имею в виду, кто бы захотел? Я — точно нет. Ты ведь тоже, правда, Грант?

— Я? — я удивился, поскольку не думал, что Кристофер видел, как я вошел.

Милли обернулась посмотреть на меня с таким выражением, точно восприняла вопрос Кристофера абсолютно серьезно.

— Да, ты, Грант. Ты бы вышел за Эдварда Лидделла?

— Если бы я хотел выйти замуж за мужчину, — ответил я, пытаясь копировать тон Кристофера, — то только за тебя.

— Видишь! — Кристофер торжествовал. — Даже Грант не вышел бы за Лидделла, а всем известно, что у него нет вкуса вообще.

 

— Если хочешь замуж за Кристофера и мужчину, — позже заметила в пространство Милли, — придется долго ждать.

— Я не хочу на самом деле, — с некоторой тревогой ответил я. — Я шутил.

— Везет тебе, — ответила она.

Но это было после того, как Кристофер вышел, заявив, что собирается доказать полное ничтожество Эдварда Лидделла.

 

Милли отправилась на чай в дом миссис Лидделл с полного одобрения Кристофера, представившего ей список людей в Замке и окрестностях, которые нашли Эдварда Лидделла непривлекательным. Я подозревал, что большинство подписей исходило от людей, которые даже не знали, кто такой Лидделл или Кристофер. Но он не смог убедить ее, что все, кого она встречала на приемах, скучны, уродливы или неприятны в иных отношениях, поскольку зачастую это были люди, чья единственная работа состояла в том, чтобы быть очаровательными и любезными, и в целом харизматичными. От этого у него на несколько дней испортилось настроение.

Хотя рассеянный вид Кристофера отпугнул Эдварда Лидделла (он сказал мне, что пережил тысячу смертей, представляя себе, что Кристофер планирует), два месяца спустя Милли получила первое предложение. Это был некий Фрэнсис Полетт, и должен признаться, я считал его милейшим человеком из всех, что когда-либо встречал. Он был учтив, в то время как Кристофер — язвителен; и любезен, в то время как Кристофер — высокомерен. Я подумал, что стоило бы сказать что-нибудь в этом роде, когда Кристофер мог слышать, поскольку Фрэнсис Полетт неизменно вызывал у него нервный тик.

— Никогда ничего хорошего не приходило от человека с именем Фрэнсис, — сообщил он нам однажды за ужином.

— Насколько я знаю, у тебя есть кузен по имени Фрэнсис, — самым сухим своим тоном произнес Габриэль.

— Да, именно это я и имел в виду.

Беда в том, что, когда настал решающий момент, мы с Кристофером сидели в гостиной. Милли и Полетт болтали, а Кристофер был поглощен трактатом «Злоупотребления магии: законы и уставы», хотя я не понимал, как ему это удается. Я делал вид, будто не слушаю Милли и Полетта, но это становилось все сложнее.

— Мисс де Витт, должен сказать, вы выглядите сегодня очаровательно.

Я посмотрел на Милли. Она казалось такой же, как всегда: ужасно милой и все такое, но не ангел, сошедший с небес, или что-то в этом роде. Моя сестра Антея красивее. Но, полагаю, Милли обладает одним из тех лиц, в которых нет ничего отдельного, что бы нравилось, однако все вместе составляет нечто особенное.

— Спасибо, — ответила Милли — она казалась слегка не в своей тарелке, хотя должна бы привыкнуть к таким вещам благодаря школе.

— Мисс де Витт…

Кристофер кашлянул.

— Безумно сожалею, — пробормотал он, хотя явно нисколько не жалел.

Милли прищурилась на него, но не выглядела слишком недовольной.

— Мисс де Витт, — Полетт бросил страшный взгляд на Кристофера, который закрыл лицо «Злоупотреблениями магии». — Не могли бы мы поговорить наедине…

В этот момент нам полагалось благоразумно извиниться и выйти, но Кристофер погрузился в свою книгу, а я не посмел уйти без него. Видите ли, я достаточно хорошо знал его к тому времени, чтобы понимать: он наверняка сделает что-нибудь ужасное.

Но было слишком поздно. Он опустил книгу и сказал своим самым учтивым и оскорбительным тоном:

— Боюсь, нет. Мисс де Витт находится под моей опекой, и, если с ней что-нибудь случится, я могу винить только себя.

Полетт воскликнул в ужасе:

— Что-нибудь случится с ней!..

Милли подавилась смехом, а я широко ухмылялся, как часто случалось в компании Кристофера.

— Кристофер, — произнесла Милли, когда немного успокоилась. — Иди. Все в порядке.

Он встал, держась как благородный лорд, и величественно обронил:

— Пойдем, Грант. Оставим этого мерзкого соблазнителя плести свои злые козни над нашей невинной подругой.

Милли, конечно, снова засмеялась, а мне едва удалось выйти из гостиной, прежде чем тоже начать хихикать. Кристофер холодно посмотрел на меня, будто я был странным существом, какого он прежде ни разу не встречал.

— Меня не волнует твоя реакция на этот кризис, Грант, — осуждающе произнес он. — Немного легкомыслия можно простить в некоторых ситуациях, но это явно не одна из них.

 

— Я отказала ему, — сообщила мне Милли позже. — Я сказала, что это большой секрет, но вообще-то Кристофер безумен как шляпник, и я просто не могу бросить Габриэля в одиночку присматривать за ним. Не говори ему!

Под «ним», конечно, подразумевался Кристофер.

— Он правда вел себя ужасно с бедным Фрэнсисом. И он может беситься по этому поводу неделями, мне без разницы.

Кристофер бесился. В тот день, когда я зашел в его комнату, он играл с золотым кольцом, которое носил на шее. Он катал его в пальцах, подбрасывал в воздух и ловил. Я подумал, что опасно так поступать со своей запасной жизнью, и сказал ему об этом.

— О, не занудствуй, Грант. Ты еще хуже, чем старик Филдс.

Филдс был викарием.

— Еще хуже, чем Габриэль.

Я решил, что это немного слишком, даже для Кристофера. Однако спустил ему это, поскольку он и без того выглядел столь жалким, что едва ли стоило ругаться на него.

— Что не так? — спросил я, пытаясь быть хорошим другом.

Кристофер покачал головой. Его кудри не подпрыгнули как обычно, поскольку были прилизаны новым гелем.

— Всё, Грант. До меня только что дошло, что Милли может не остаться здесь, и это очень беспокоит меня — гораздо больше, чем я ожидал.

— Может, потому что теперь это происходит на самом деле? — предположил я.

Кристофер встал и подошел к окну. Садящееся солнце чуднó освещало его; тени делали его лицо больным и ужасающе несчастным. Это было так непохоже на нормального Кристофера, что я вдруг почувствовал страшную тревогу.

— Полагаю, да. Просто я не хочу, чтобы она уезжала, когда только вернулась домой…

Он отошел от окна и запрыгнул на кровать, снова начав играть с кольцом.

— Ну, — произнес я, ощущая себя ужасно неловко, — у нее своя жизнь.

— О, от тебя никакой помощи!

Кристофер швырнул в меня подушку — не слишком метко, — и я ушел, понимая, что потерпел неудачу. Кристофер не спустился на ужин.

Несколько дней спустя Габриэль отправил его урегулировать что-то в Восьмом-Б, и без него жизнь проходила довольно серо. Даже когда Кристофер пребывал в дурном настроении, он мог быть развлечением, потому что было ужасно забавно дразнить его. Время шло так однообразно, что я был удивлен обнаружить Милли в библиотеке в секции Восьмого-Б, занимающейся исследованиями.

— Не понимаю, чего ты так волнуешься, — сказал я.

Милли сильно покраснела и закрыла книгу, которую держала в руках.

— Я вовсе не волнуюсь, — она явно лгала, и я немного обиделся.

Должно быть, она заметила это, потому что вздохнула и добавила:

— Ладно, я волнуюсь. Но, знаешь, если Кристофер может сделать все это тяжелее для себя, он сделает.

Она повеселела, когда он вернулся, шлейфом неся за собой облака славы, точно автомобиль — выхлопные газы. Даже Габриэль остался доволен и одарил его одной из своих редких похвал. Тем вечером у нас на ужине были гости, и Кристофер предоставил впечатляющий отчет о своих подвигах, среди которых самым правдоподобным была верховая езда на неоседланном драконе.

Тем не менее мисс Холл казалась очарованной, и когда мы перешли в гостиную пить кофе, Кристофер посвятил себя ей: наполнял ее чашку, очаровательно улыбался и рассказывал истории, которые — я точно знал — тут же и выдумал. Милли и Элизабет взяли на себя ее сестру мисс Китти и болтали с ней весь вечер, лишь изредка бросая взгляд на смеющуюся мисс Холл. Я торчал в одиночестве, поскольку Джейсон и Генриетта лежали у себя больные, а единственной оставшейся Холл — матерью — завладел Флавиан. Мне страшно хотелось, чтобы Бернард не выбрал этот день для поездки на один из своих Магических и Счетоводческих курсов, или даже чтобы Габриэль побыстрее разобрался со Вторым-А и вернулся домой. Голос Кристофера повысился, и он бурно жестикулировал. Я извинился и ушел в библиотеку, где мисс Розали и Мордехай Робертс ели сэндвичи и пили чай.

— Привет, — сказали они и вроде бы не возражали против моего присутствия.

Однако вскоре Мордехай потянулся и объявил, что идет спать. Мисс Розали встала через несколько минут после него, и я снова остался один. Но, по крайней мере, на этот раз я не чувствовал себя виноватым из-за того, что не поддерживаю беседы. Я прекрасно устроился в углу с книгой о пиратах.

Не знаю, как долго я там был, однако мне пришлось зажигать лампы дважды (правда, они были почти выгоревшими, когда я зажег их в первый раз, так что, возможно, это было не так уж и долго), и в конце концов появилась Милли — вся красная.

— Кристофер был раздражающим! Но вообще-то не думаю, что он этого хотел.

— Держу пари, что хотел. Ты же знаешь Кристофера.

— Знаю и — о, он может быть ужасен. Хоть бы он уже повзрослел!

— Что он сказал?

— Ничего, в том-то и дело! Ни мне, ни Элизабет. Он попрощался с мисс Холл и ушел наверх.

— Возможно, у него заболело горло, — предположил я, и Милли хихикнула.

— О да! Я буду уверена в этом, если он спустится на завтрак вот так.

— Как так?

— Как что угодно.

Она состроила мне дружескую рожицу и зевнула. Я предложил отправляться спать, и она с готовностью согласилась. Пока она была в ванной, я постучался к Кристоферу.

— Уходи.

Я вошел. Кристофер одарил меня яростным взглядом.

— Милли говорит, что если ты не спустишься на завтрак, выглядя так, словно Владыки Кармы били тебя всю ночь, она сделает это сама.

— Правда?

Кто-то другой мог бы устрашиться обещания побоев от кудесницы, но Кристофер сделался положительно восхищенным.

— Не в именно таких словах, — признал я, — но думаю, она это имела в виду.

Кристофер провел расческой по своим жестким кудрям.

— Великолепно, мой добрый Грант.

Он выглядел невероятно довольным реакцией Милли, и я не мог этого понять, но решил позволить им глупить в отношении друг друга. У меня возникло странное чувство: будто меня отодвинули в сторону, будто они обменивались шутками над моей головой.

 

— У меня был легкий грипп, — объявил Кристофер на следующее утро за завтраком, выглядя настолько здоровым, насколько возможно. — Обещаю не подходить близко к Джейсону или Генриетте.

— И ко мне не подходи, — сказал Бернард с содроганием — он только прошлой ночью вернулся со своей конференции, поскольку мини-кризис на фондовой бирже предоставил студентам возможность поучиться. — У тебя могут еще оставаться микробы.

— Не думаю, — в замешательстве возразил Кристофер. — Посмотри на меня — я в порядке.

Один из лакеев принес на серебряном подносе утреннюю почту. Кристофер взял шесть писем и с немалым удовольствием открыл одно из них, выглядевшее официально.

— Кристофер, — начала мисс Розали смирившимся тоном.

Но он прервал ее:

— Оно адресовано Крестоманси, коим в данный конкретный момент являюсь я. А мы ведь не можем проигнорировать послание от нашего уважаемого правительства, правда?

— Я собиралась сказать, — ответила мисс Розали с усталым сарказмом, — пожалуйста, используй нож для бумаги, вместо того, чтобы выдирать это «послание» из конверта.

— Да все равно это, наверное, просто напоминание, — поддразнил Мордехай Робертс, взъерошив Кристоферу волосы, проходя мимо к своему месту.

Кристофер сморщил нос.

— Они сообщают, что во время этого кризиса — какого кризиса? — о, знаю, беспорядки в Йоркшире. Но это не кризис. Это совет, играющий в глупых мудаков с фабричными рабочими.

— Чего они хотят? — спросила Милли, положив свой тост.

— Моего полного сотрудничества. Я должен его им предоставить?

— Ты государственный служащий, — ответила мисс Розали с непривычной мягкостью.

— Знаю, но я все еще считаю, что в данном случае фабричные рабочие в своем праве, — Кристофер поковырялся в своей яичнице, лопнув вилкой желток. — Как им сказать, чтобы они отвязались?

— Ты скажешь им, что лично ты, конечно же, желаешь помочь посредничеством в этом инциденте, но не можешь одобрить использование магии против бунтовщиков, — улыбнулся Мордехай Робертс. — Не так ли, Розали?

— Полагаю, так, — согласилась она, но ее взгляд стал встревоженным, когда обратился к Кристоферу.

— Так и сделаю, — решительно произнес Кристофер. — Пойду и напишу прямо сейчас — о, это я возьму с собой, — он махнул на остальные письма на столе. — Я буду в кабинете Габриэля около часа, если кому-нибудь понадоблюсь.

Примерно два часа спустя мы с Милли пошли туда за ним. Он свернулся в большом кресле Габриэля, уставившись в письмо на дорогой надушенной бумаге. Почерк, насколько я мог разглядеть, был округлый, с завитушками и очень отточенный.

— Как твоя мать? — мягко спросила Милли.

— Процветает, — отрывисто ответил Кристофер. — Никогда в жизни не была более холеной.

Странное слово «холеная» — вызывало у меня ассоциации с толстой кошкой.

— Тогда что не так? Она снова выходит замуж?

— Все хорошо, — это был самый пренебрежительный тон Кристофера — тот, который давал понять, что он не собирается ничего рассказывать, так что почему бы вам не убраться.

— Ох, фу ты, ну ты! — Милли вырвала письмо из его руки.

Кристофер позволил ей это, вскинув глаза, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Не вижу ничего особенно ужасного. О, она хочет знать, не собираешься ли ты жениться. Что ж, ты почти достиг подходящего возраста. Не думаю, что это так уж необычно. Матери в книгах всегда так говорят.

— Да, — резко произнес Кристофер, — но она едва писала мне все время, что я провел здесь. Почему сейчас?

— Она пишет каждые шесть месяцев, — успокаивающе ответила Милли. — Сейчас август — разве это не обычное время?

— Ну, это неважно. Что ее может вообще интересовать в моей жизни? Я ее даже ни разу не видел с тех пор, как мне исполнилось тринадцать.

Стало абсолютно ясно, что дурное настроение Кристофера вызвано тем, что он ужасно зол, а под злостью прячется раненое сердце. Я вспомнил, как чувствовал себя, когда мама подписала форму о моем уходе из школы.

Милли обняла его.

— Откуда она пишет? — спросил я.

— Из Парижа, — дернулся Кристофер. — Не так уж дорого обошлось бы приехать сюда на корабле или на поезде, правда? Всего лишь около недели. Может, даже дешевле, чем остановиться в «Отель шарман».

Милли крепче стиснула объятия. Кристофер фыркнул, положив голову ей на плечо и слегка поглаживая большим пальцем по спине.

— Она никогда не отвечает на то, что я пишу ей. Она пишет мне так, будто я какой-то знакомый, которого она встретила несколько лет назад и включила в список Людей, Которых Надо Держать в Курсе. С тем же успехом она могла просто послать Рождественскую открытку.

— Она и это тоже делает, — сказал я.

Это было ошибкой, и лицо Кристофера исказилось.

— Что ж, по крайней мере, в одном отношении я могу порадовать ее сердце, — он спрыгнул с кресла, оттолкнув Милли, после чего одним быстрым движением взял ее за руки. — Милли, ты выйдешь за меня?

Воцарилась тишина — плохая тишина: того свойства, когда вы были бы счастливы, если бы армия зомби прорвалась сквозь стену, только бы все перестали так смотреть друг на друга. На лице Кристофера сначала проступил страх, потом ужас, после чего быстро вернулось обычное высокомерное выражение. Но эти несколько секунд стали разоблачением, и благодаря им Милли пришла в себя быстрее нас.

— Нет, если ты спрашиваешь таким образом, — весело ответила она, что позволило всем выйти из положения без унижения и разбитого сердца.

— О, ладно! — с облегчением произнес Кристофер. — Но здесь Грант.

— Я не возражаю!

— Я бы наколдовал цветы, — рассудительно заметил он, — но у тебя аллергия.

— Ничего страшного, — сказала Милли, и я видел, что она нервничает, — если не наколдуешь — ничего страшного.

— Я имел в виду… я… о, проклятье, — Кристофер на мгновение склонил голову и достал золотое кольцо; он выглядел необычайно серьезно, больше похожим на Габриэля, чем на самого себя. — Ты выйдешь за меня?

Милли уставилась на кольцо. Я посмотрел на него как следует и понял, что это было то, которое он носил на шее.

— Кристофер…

— Ну это логично, — Кристофер приподнял плечи и отвернулся, шаркнув ногой. — Я имею в виду, кому еще я мог бы отдать его?

Милли переводила взгляд с кольца на его лицо и обратно.

— Я… Хорошо.

Она протянула руку, и Кристофер взял ее. Они довольно неловко пожали руки, и Милли держала кольцо на ладони.

— Кристофер…

Я выскользнул из комнаты, поскольку это становилось неудобно. Еще хуже, чем моя сестра Антея и граф Роберт. Я пошел в библиотеку, где Элизабет писала письмо одной из своих итальянских подруг.

— Думаю, Милли и Кристофер теперь помолвлены, — сказал я.

Это было странное чувство: как будто они повзрослели без меня. Элизабет приподняла брови.

— Чудесно.

Она сказала это не скучающим тоном или как-нибудь еще. Она казалась довольной, но это не помогло.

— Думаю, они объявят об этом за ужином.

— Почему ты говоришь, что думаешь, что они помолвлены?

— Они вели себя глупо.

— О, Кристофер всегда ведет себя глупо, — сказала Элизабет, и, хотя я знал, что это не совсем правда, все равно кивнул.

— Габриэль уже вернулся?

— Минут десять назад, — Элизабет указала куда-то в направлении потолка. — Правда, он отправился прямо в кровать.

Я слонялся по дому большую часть дня. Джейсон и Генриетта достаточно хорошо себя чувствовали, чтобы выйти на ужин, так что Милли и Кристоферу не пришлось гоняться за людьми по всему дому, чтобы сообщить им. Конечно, все были счастливы за них, что заставило меня чувствовать себя еще хуже — ведь в такой момент я думал о себе.

Милли пришла ко мне после ужина.

— В чем дело? — спросила она. — Элизабет говорит, ты весь день был точно дождливый выходной.

Я начал было о том, что я думаю насчет манеры Элизабет оскорблять людей за их спиной, но Милли прервала меня.

— В чем дело? — повторила она, и на этот раз я рассказал ей.

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — сказала она. — Именно так я себя чувствовала, когда Элизабет встретила Антонио. Словно ты ревнуешь, но в то же время вовсе нет.

От знания, что кто-то еще чувствовал эту странную полузависть, мне стало гораздо легче, потому что по меньшей мере наполовину это чувство состояло из вины от того, что я недостаточно рад. Мы с Милли проговорили большую часть вечера, и я почувствовал себя лучше. И она много улыбалась мне.

— Кристофер просит тебя быть шафером. Ну, то есть он не просит — ты будешь шафером, хочешь ты или нет.

Это звучало так похоже на Кристофера, что я громко рассмеялся. Но в то же время я был слегка обеспокоен.

— Что ты собираешься делать, когда Кристофер станет Крестоманси? Я имею в виду, все здесь работают на правительство. Ты тоже собираешься этим заниматься?

У меня были причины волноваться, поскольку Крестоманси — это не столько личность, сколько хорошо смазанная машина. То есть, у Габриэля — представительские функции и, когда доходит до кризиса, магия. Но существуют сложные заклинания, которые надо устанавливать часами, и с ними помогает Флавиан. А мисс Розали следит за чистотой и порядком, чтобы люди могли найти нужное в библиотеке и в кабинете Габриэля. Это не просто работа, поскольку почти не предполагает свободного времени и все живут здесь, как одна большая семья.

Я попытался объяснить это Милли, и она сказала:

— Если бы я была против, я бы не стала этого делать. У нас достаточно денег, чтобы оплатить любую подготовку, какую я захочу, но я не хочу ничего другого.

— А Кристофер?

— Кристофер опять меняет тактику, — Милли вдруг широко улыбнулась. — Но я не совсем лгала, когда сказала, что ему нужен кто-то, кто присматривал бы за ним.

— Он уже сейчас звезда шоу, — возразил я. — Что будет, когда Габриэль уйдет на покой?

— Я буду писать правительству за него, — пожала плечами Милли. — Я понимаю, что ты имеешь в виду! Но знаешь, я не затянута в его окружение больше, чем ты. Я не могла бы.

Она задумчиво коснулась своей подошвы.

— Нет, полагаю, так и есть, — сказал я. — Так все в порядке?

Милли сморщилась.

— За все девять часов? Пока что да.

Я показал ей язык — последнее право детства. Она смеялась.

 

Я пишу это вечером накануне отбытия из этого мира обратно в Седьмые. Все, кого я знаю, немного плакали — даже Джейсон, хотя он никогда этого не признает. Мои чемоданы упакованы, и Кристофер сам перенесет меня туда. Он обещал Габриэлю не совершать ничего нелепого — вроде того, чтобы украсть меня и забрать обратно домой. Габриэль говорит, меня ждет работа, а у Кристофера ответственность и бла-бла-бла, как выразился Кристофер.

Конечно, я немного нервничаю — я бывал там лишь раз в год после того, что случилось с дядей Альфредом. Мне предстоит изучить мой собственный мир, чтобы не выставить себя идиотом, не зная, кто управлял Славянско-Тектонскими Штатами, или что-нибудь в этом роде. Но я готов ко всему — в конце концов, у меня гораздо лучший старт во взрослую жизнь, чем у большинства людей. Антея писала мне чудесные письма о том, чем она занимается, так что, если что-нибудь пойдет не так, я могу рассчитывать на ее поддержку.

Милли и Кристофер сидят на софе возле камина, держась за руки под подушкой. Они почти не разговаривают, и Милли все время зевает, так что она, наверное, уйдет наверх через несколько минут. Но они счастливы.

Элизабет в коридоре. Думаю, она звонит в Капрону, из-за чего завтра Габриэль будет хмуриться, когда получит счет. Но на самом деле никто не будет против.

Естественно, я буду скучать по всем. Не знаю, какими будут первые несколько ночей, когда я захочу постучаться в чью-нибудь дверь, но не смогу. Я могу лишь надеяться, что не стану слишком тосковать по дому. Смешно: технически, я возвращаюсь на родину, так что должен бы быть в восторге. Но Замок Крестоманси стал для меня домом, и покидать его больно.

Тем не менее. Это ведь и значит взрослеть, правда?