Цветик-семицветик (джен)

Когда преступников доставили в участок, то Кейт тут же развела их по допросным: мужчину — к Эспозито, а женщину — к Райану. Пока злодеи шокированы столь резким поворотом событий, гораздо проще у них вызнать, чем же таким жутким не угодил им Касл. И ведь что за изуверский способ умерщвления был выбран! Наверняка без тщательной подготовки тут точно не обошлось, и пока Рик боролся за свою жизнь, Кейт уже сотый раз обругала себя за то, что немного не успела. А что если бы не успела совсем? Беккетт прикрыла глаза рукой, глубоко вздохнула, отчасти преодолевая сковавшую грудь досаду. И если бы она, Кейт, со всёй серьезностью отнеслась к звонку Алексис, то Касл, живой и здоровый, стоял бы сейчас с ней рядом, своими неописуемыми фантазиями «вынося» ей мозг, а она, неприступная внешне, лишь весело подкатывала бы глаза, да насмешливо б фыркала. И ей однозначно было бы легче, а не так, как вышло. Ведь даже девушка-подросток оказалась не в пример прозорливее.

— Беккетт, как он? — Рой незаметно подошел сзади и опустил руку на её плечо. Кейт вздрогнула и виновато склонила голову.

— Выживет, но интоксикация очень сильная, — Беккетт и узнавала и не узнавала свой голос, — если ты не против, то я…

— Езжай, отзвонишься потом.

— Хорошо, — сипло сказала она и шагнула к своему столу, чтобы взять куртку.

* * *

Всю дорогу до больницы Беккетт прочь гнала от себя худые мысли, но когда у палаты Касла заприметила две фигурки, застывшие в скорбном объятии, неизгладимое чувство вины нахлынуло на неё с огромной силой. И пока тщательно подбирала нужные слова, старалась двигаться как можно тише. Когда приблизилась, затаив дыхание, то Алексис повернулась к ней с опухшим от слёз лицом. Смотреть на девушку было больно, и потупив взгляд, Беккетт тихо, виноватым голосом спросила:

— Ну, как он?

— Будет жить! Спасибо тебе, Кейт, — всхлипнула Алексис, крепко придерживая бабушку под локоть, — ты себе даже не представляешь, как мы тебе благодарны!

Беккетт лишь пожала плечами: «Да какой из меня герой!», и сквозь стекло встревожено глянула на Касла, лежавшего без сознания. Всё тело писателя опутывали разнокалиберные провода и трубочки, кислородная маска скрывала половину лица. Над больным склонился врач. Он поправил одеяло, затем, глядя на монитор, что-то занёс в блокнотик.

— Это ещё неизвестно, кого и кому благодарить, — чужим голосом произнесла Беккетт. — Ведь если бы не ты, то мне и на ум бы не пришло, что Касл окажется при смерти. И где же отправная точка твоего беспокойства?

— Понимаешь, Кейт, — надрывно всхлипнула девушка, — когда папа рассказал про таинственное письмо и сопутствующую ему встречу, я почему-то вспомнила про один сентябрьский вечер. Вроде бы ничего особенного: холодный ветер, дождь за окном, космосериал до полуночи и громадная пицца, что мы успешно прикончили. Последняя серия уже была на исходе, и мы на пару протяжно и громко зевали, как вдруг вернулась бабушка: у неё было рандеву со старыми друзьями. К встрече готовилась она увлечённо и загодя, уходила в приподнятом настроении, а вернулась, как нахлёстанная крапивой: горящие от сухих слёз глаза, искривлённые стойким разочарованием губы и безрадостно опущенные плечи. Папа, тут же встрепенувшись, окружил её заботой, и потащил на кухню. Пока жарился омлет, плеснул ей вина и выдал в утешение потрясающую теорию о старинных друзьях и об их чёрной неблагодарности. И эти слова я помню, как будто сказанные вчера.

«Понимаешь, милая, — убедительно вещал папа, в так словам помахивая руками, — иногда такие встречи почему-то совсем не радуют, а наоборот, горько-прегорько разочаровывают, хоть всё и классно начиналось. Вы с подругами не виделись много лет. У каждой из вас своя неповторимая жизнь, но внезапный поздний звонок — и ты рьяно готовишься к встрече: наряды там, красивая причёска, условное место и множество предвкушений и догадок, но старый друг — это вовсе не человек, что рад видеть тебя, а просто старый шкаф с «иссохшими скелетами». И вы начинаете их разбирать, вдвоём, ухахатываетесь и прикалываясь, и вдруг натыкаетесь на вполне пристойную мумию, из которой до их пор не сгинул особый кровожадный дух. Тебе, прямо в уши, названивают колокольчики предупреждений, но самоуверенный ты же не обращаешь на это никакого внимания. «Тени прошлого — какая фигня!» — с лёгким сердцем говоришь ты и двигаешься дальше, как вдруг «распахиваются створки», и «мумия» впивается в твое горло пожелтевшей, жёсткой клешней. И это хватка отнюдь не немощного старика, а безумного, безжалостного терминатора, от которого нет и не будет спасения!»

К концу монолога папа стал так неимоверно серьёзен, что мы вдоволь посмеялись и забыли. Вспомнился тот разговор, лишь вчера. И мне как будто иглу вонзили в сердце. Меня упорно одолевали худые мысли, хоть я и гнала их от себя прочь. Даже пыталась найти себе занятие, но подсознательно ощущение тревоги, сомнения, подозрения подтолкнули меня, хоть и не сразу, позвонить тебе.

— Ты всё правильно сделала, Алексис, — Кейт ободряюще потрепала девушку по плечу, — ты замечательная дочь своего отца! Марта?

— Мы в порядке, мы в полном порядке! — вяло махнула рукой миссис Роджерс. — Мы, с твоего позволения, отлучимся ненадолго, хорошо?

— Хорошо, — тускло ответила Беккетт. Упрямо покусывая губу, она долго смотрела вслед женщинам: взявшись за руки, они медленно брели по коридору, пока не скрылись за створками лифта. И только тогда Кейт повернулась к Каслу. И совсем неважно, что её, копа, никто не попрекает за нерасторопность, потому что, в самом деле, этому нет и не может быть оправдания. Правда, Кейт всё-таки надеялась подобрать нужные слова. Когда придёт время, а пока… Добела сцепив перед собой руки, Кейт неподвижно смотрела в одну точку — лицо Касла — и слегка покачивалась от нервного напряжения.

— Всё будет, хорошо, Касл! — совсем неубедительно успокаивала она себя, потому как чувствовала себя так, словно на её теле вздулся оголённый нерв. Наверное, никому-никому на свете она так не желала выздороветь, как Рику, потому что там, в палате, вместе с Каслом, болела её душа. И Рик теперь был для неё уже не просто напарником, а другом с большой буквы. Таким, за которым в огонь и в воду. Таким, который всегда готов поступиться собой ради тебя. Таким, которого хочется крепко-накрепко взять за руку и никогда, и ни за что от себя не опускать.

— Прости, меня, Касл, — прошептала Кейт, борясь с комком, перехватившим горло, — теперь моя очередь признать вину... И если бы я сразу же всё бросила и помчалась к тебе, а не трепалась бы с Лэйни лишние двадцать минут, то всё было бы совсем по-другому… Прости меня, Рик…

— Мисс? — рослый врач, которого она ещё совсем недавно видела со спины, участливо склонился над ней. — Вы как-то неважно выглядите! Может быть, вам принести воды?

— Спасибо не надо, я в порядке. Я в полном порядке! — через силу улыбнулась Кейт. — Это всё от хронического недосыпания, но дело сейчас не во мне... а в нём. Могу ли я его увидеть? Мне очень надо!

— А кто вы ему, дозвольте полюбопытствовать?

Кейт с готовностью достала из кармана значок.

— Детектив Беккетт, я здесь по прямому указанию Департамента полиции. Мы с мистером Каслом уже давно сотрудничаем, — нечто некомфортное стойко подпирало её изнутри, и Беккетт нервно передёрнула плечами. Не часто собственная ложь выглядит в своих же глазах столь омерзительно, отвратно. Правда, внутренние противоречия никак не отразились на внешнем виде детектива, и врач понимающе склонил голову.

— Ясно, но он без сознания, поэтому говорить с ним абсолютно бесполезно.

— Мне не нужны слова, чтобы донести до него то, что я чувствую. Никогда не требовалось. И это самая понятная для нас обоих вещь.

— Тогда вы может пройти.

— Хорошо, — прошептала Беккетт, гордо вскинув голову. Она даже не сомневалась, что если бы они поменялись местами, то Рик от неё ни за чтобы не отошёл. Его чистая, бескорыстная и беззаветная дружба — это самое лучшее, что сейчас есть у неё. И каждое его слово, сказанное от души, и неподдельное сочувствие, и крепость рукопожатия, и желание продвигаться к лучшему обязательно создадут такие условия, что Касл быстро пойдёт на поправку.

Присела на табуретку справа от изголовья, Кейт сразу же нашла его прохладные пальцы. Лицо Касла было белее простыни, на которой он лежал, черты лица заострились, и Беккет почувствовала на ресницах предательскую влагу. Даже сейчас она не могла сказать ему в открытую то, чем истомилось сердце, и поэтому размеренно проговаривала про себя:

— Я здесь, я рядом с тобой, Касл, и мне очень дорого и твоё сообщество, и твоя жизнь. Увы, я никогда не скажу тебе об этом в лицо, но вот как сейчас — сколько угодно. Ты научил меня радоваться, тому, что я есть; тому, что я всё таки женщина, а не только коп; тому, что есть человек, готовый заботиться обо мне. И пусть между нами ещё долго будет очень непросто, я хочу, чтобы ты выжил, и вернулся обратно. Я так привыкла к твоему кофе и к твоим дружеским улыбкам, что твоя боль воспринимается мной, как личная, и поэтому этим сволочам, что оскорбили меня, сами не зная того, обязательно и по заслугам воздастся. Неосторожно покусившись на дорогое мне, они получат от судьи на полную катушку, ну, а я... — тут Беккетт запнулась, тяжко сглатывая, — а мы будем ждать тебя. Всегда…

«Всегда!» — невольно повторила она про себя, а потом ещё и ещё. Такое простое, такое обыденное слово, и какой глубокий заключён в нём смысл! «Всегда» — это согревающая чашка латте в самый ненастный день. «Всегда» — это моральная поддержка в самые трудные моменты жизни. «Всегда» — это тепло его руки в её руке и такое крепкое, и одновременно нежное рукопожатие. И теперь, на излёте двух лет дружбы, будучи рядом, всегда и везде, Рик так сильно приучил её к своему постоянному присутствию, что Кейт даже не могла объяснить, как трудно и невыносимо сложно она жила без него. И теперь, если по обыкновению не кривить душой, то это не какие там абстрактные «мы» его ждут, а она, честно говорящая сама за себя. Всегда!