Ликантропия (джен)

— Ну наконец-то, — вместо приветствия произнес Малфой. — Пропустишь?

Гермиона еле сдержалась, чтобы не зажать нос: в воздухе витал резкий запах аконита. Ей следовало бы закрыть дверь, но красноречиво поставленная на порог нога в начищенном ботинке не позволила это сделать.

— Не боишься, что горло перегрызу?

— Сомневаюсь, что тебе понравится потрошить тушку, насквозь провонявшую аконитом, — ухмыльнулся Драко. — Тем более, полнолуние было совсем недавно, так что силенок не хватит.

Захотелось приставить палочку к его худой шее. Увидеть, как в серых глазах мелькают искорки страха, как кадык нервно дергается, когда Малфой сглатывает и отступает.

Она ненавидела это слово — «полнолуние». Вот уже на протяжении трех чертовых месяцев. Ненавидела так люто, что всякий раз появлялось желание бросаться заклинаниями в каждого, кто посмеет произнести его.

Разумеется, Малфой знал об этом. Он знал и про ее отношение к акониту. Знал и всячески пользовался этим.

— Может, все-таки дашь пройти?

Гермиона тяжело вздохнула и посторонилась.

Через некоторое время они уже были у нее в гостиной. Драко заинтересованно порылся в оставленном на журнальном столике пакете с конфетами, выудил из него леденец — на обертке говорилось про яблочный вкус — и закинул в рот.

— И что, Грейнджер, вкус этих конфет сильно отличается от вкуса фруктов? — спросил он, усаживаясь на диван.

Раньше Гермиона ответила бы, что разница незначительна. Но сейчас она знала: это совершенно противоположные вещи. Взять то же самое яблоко. Укус — и тугая кожура расходится под зубами, прохладный сок попадает на язык и быстро стекает по губе на подбородок, заставляя вытирать его рукой. Закрываешь глаза, и остается только вкус, кислый или сладкий, но неизменно настоящий.

Неслучайно она бросила этот пакет, попробовав всего пару леденцов. Лакомиться конфетами — значит не иметь никакого представления о вкусовых ощущениях. Искусственное не может заменить настоящее, как ни пытайся.

Она хотела сказать это Малфою, но ей подумалось, что так просто это словами не опишешь. Он не поймет: слишком привык подменять правду ложью. Поэтому она просто сказала:

— Да. Сильно, — и хмуро добавила: — Так зачем ты пришел?

— Я уже не могу проведать свою напарницу-оборотня?

Она стиснула зубы. Вот оно. То, чего никогда себе не позволяли Гарри и Рон. Они избегали этого слова, за что Гермиона была им бесконечно благодарна. Малфою же было все равно — этим он и отличался от ее друзей. Этим и раздражал безмерно.

— Поэтому от тебя и несет аконитом?

— Нет. Пока ты тут отдыхала, объявился Сивый.

На этот раз — ненавистное имя. Гермиона шумно втянула носом воздух, а Малфой невозмутимо продолжил:

— Пробежался по Косому переулку, набросился на кого-то и исчез. Пытались найти, но ничего. И я подумал, что твоя ликантропия может пригодиться.

Слово, возглавлявшее список запретных.

Она так и не смирилась со своей новой сущностью. С новым миром, открывшимся для нее после укуса Фенрира Сивого. Первые дни были адом для ее органов чувств: все обилие звуков, вкусов и запахов лавиной обрушилось на нее, и она никак не могла с ними справиться. Захлебывалась в них, тонула. И до сих пор не могла привыкнуть. Казалось, никогда не сможет.

Будь рядом профессор Люпин, он бы обязательно помог ей. Дал бы совет, поддержал, как никто другой. Но Люпина рядом не было. И не будет.

Была лишь ликантропия. Эту болезнь не вытравишь из организма, она твой вечный спутник, Гермиона Грейнджер. На всю жизнь. Эти три слова не давали ей покоя, делая ночи бессонными, а дни — бессмысленными.

Конечно, она пила зелье и сохраняла разум в обличье зверя. Но зелье не могло избавить ее от безнадежных мыслей. Люди всегда воспринимают больных по-другому, тем более таких, как она. Хорошо еще, что на работе оставили. Как оказалось, слова «героиня войны» еще что-то значат для Министерства.

— И чем же она может помочь? — Голос прозвучал ровно, ей стоило собой гордиться.

— Я слышал, что оборотень может почуять своего, даже когда тот в человеческой форме. Сивый объявляется только во время полнолуния, и ты вполне могла бы один раз забыть про свой ежемесячный отгул.

— То есть Сивый для меня уже «свой»? — На этот раз вышло громче и напряженнее. Она не должна цепляться к словам, но в последнее время это было выше ее сил.

— Ты поняла, что я имел в виду. Безусловно, Поттеру тоже пришла на ум эта мысль. Но он никогда не озвучит ее, уж очень он… — Малфой на секунду замолчал, подбирая нужное слово, — дорожит тобой. В отличие от меня. Хотя признаю, напарник из тебя куда лучше. По крайней мере, ты не боишься поворачиваться ко мне спиной.

На время полнолуния Малфою в напарники ставили Гарри, отчего оба были не в восторге. Гермиона ни разу не видела их за работой, но могла представить грызню, которую — она была уверена — они разводили на ровном месте.

— Малфой, все знают, как ты попал в Аврорат. И после этого ты еще ждешь доверия? Прости, но его не купишь.

Драко закатил глаза.

— Сдалось мне доверие Поттера. Пусть лучше перестанет вести себя, как чертов параноик. Все время ждет от меня какого-то подвоха и думает, что я в сговоре со всей мировой преступностью. Это немного раздражает, знаешь ли. Я же пытаюсь прикрыть спину, а не всадить в нее нож.

— Да, ты замечательно прикрыл мне спину, когда меня цапнул Сивый, — резко бросила Гермиона.

Повисло молчание.

Новички, сказали тогда в Аврорате. Новички, которые пытались поймать одного преступника, а натолкнулись на сбежавшего из Азкабана оборотня. Неопытные, зеленые. Вот только одному из них теперь всю жизнь ненавидеть и Фенрира Сивого, и себя.

Драко медленно встал.

— Если что-то решишь, сообщи Поттеру.

— Но он ведь не знает, что ты здесь.

— Значит, узнает, — пожал плечами Малфой.

* * *

— Плохая идея.

— Я же говорил, что он параноик.

— Да? А что еще ты про меня говорил, интересно?

Гермиона предупреждающе рыкнула, и они разом замолчали.

Ночной ветер приятно трепал короткую шерсть на загривке. До сегодняшнего дня Гермиона ни разу не показывалась на улице под полной луной, когда чувства обострялись до предела, поэтому множество звуков и запахов сбивало с ног, мешая сосредоточиться.

Из окна «Дырявого котла» дразняще тянуло выпечкой и жареным мясом. Жаль, что не сырым — сочный кусочек так и просился на язык. Она тряхнула мохнатой мордой. Сознание оставалось незамутненным, но инстинкты порой брали свое. Особенно на голодный желудок.

Выследить Фенрира Сивого она могла бы и одна, но Гарри и Малфоя обязали за ней присматривать на случай, если она что-нибудь учудит. Чтоб это Министерство провалилось. Хотя куда уж дальше, оно и так под землей.

Белобрысая голова высунулась из-под мантии-невидимки.

— Грейнджер, ты чуешь хоть что-нибудь? Или все блох вычесываешь? Да хватит уже толкаться, Поттер!

Гермиона всерьез рассматривала вариант выдрать у него клок светлых волос, но затем передумала и просто оскалилась в ответ. В конце концов, она тоже устала ждать. Да и то, что Сивый появился здесь в прошлое полнолуние, еще совсем не значило, что он появится здесь и в этот раз. Но больше зацепок не было, поэтому им только и оставалось, что следить за пустой улицей из тени домов.

Она услышала его слишком поздно. Частое дыхание, клочьями вырывающееся из пасти, тяжелая поступь звериных лап. Существо, напоминавшее крупного волка, вылетело из соседнего проулка и кинулось к «Дырявому котлу». Гермиона, позабыв о том, что ей велели только выследить, а не поймать, бросилась наперерез.

Улица осветилась красным: Гарри выпустил в небо сигнальные искры.

Сивый уже приближался к зданию, когда Гермиона прыгнула на него и повалила на землю. Послышались хлопки трансгрессии.

— Грейнджер, назад! — крикнул Малфой.

Серая лапа ударила ее прямо в нос, царапнув грубую кожу. Голову мотнуло в сторону, и Гермиона не успела опомниться, как ее мощным толчком сбросили с себя. Она вскочила, и в тот же миг в Сивого ударил луч Петрификуса. Вызванные Гарри авроры подоспели вовремя.

Поднялся гул: голоса авроров и выглядывающих из окон зевак смешались в один нестройный хор, эхом отдававшийся в ушах.

Нос неприятно пощипывало, левый бок ныл от боли, но Гермиона не обращала на это внимания. Лишь смотрела на обездвиженного Фенрира. Звериная сущность стала для него родной: даже в человеческом обличье он стремился именно кусать, а не использовать палочку или, на худой конец, кулаки. Профессор Люпин тоже смог свыкнуться с такой жизнью. Так почему она не может?

За спиной раздались шаги. Спокойные, размеренные. Малфой.

— Не хочется это признавать, но если бы ты его не задержала, кто знает, что он успел бы натворить. — Он положил ладонь ей на макушку и легонько потрепал. — Хороший оборотень, хороший.

Зубы клацнули совсем рядом, но Драко с легкостью отскочил в сторону.

— Полегче, Грейнджер. Я, конечно, не против выть на луну вместе с тобой, но все же…

На этот раз ему пришлось уворачиваться от когтей.

* * *

— Поттер уже отчитал тебя? — поинтересовался Малфой.

— Нет, но, похоже, сделает это в скором времени, — угрюмо отозвалась она. — Кстати, где он?

— Болтает с остальными. Тебя выгораживает.

Ясно. Выходит, ее объяснения им недостаточно.

— Выглядишь паршиво, — признал Малфой.

— Знаю, — буркнула она и устало потерла глаза.

Снова стать человеком хоть и приятно, но бледность и общую слабость так просто не скроешь. Будь ее воля, Гермиона проспала бы целые сутки, но работа есть работа.

Драко хмыкнул и вдруг спросил:

— Ты же помнишь, что в Хогвартсе я симулировал всякий раз, когда получал какую-нибудь травму?

Гермиона подняла на него удивленный взгляд. Зачем он это ей рассказывает?

— Так я и получал внимание к своей скромной персоне, и мог законно отлынивать от занятий, — продолжал Малфой. Он встал перед ней и посмотрел прямо в глаза. — Научись уже извлекать выгоду из своей болезни, Грейнджер. Надоело видеть твою кислую мину.

Драко оглянулся, словно выискивая кого-то среди снующих в Аврорате людей. Снова повернулся к изумленной Гермионе.

— Жду тебя в напарники как можно скорее, еще один день в обществе Поттера я не выдержу, — предупредил он и, развернувшись, пошел прочь.

Гермиона смотрела ему вслед до тех пор, пока ее не окликнул Гарри.

— Что он тебе сказал? — с подозрением в голосе спросил он.

— Правду, — обескураженно ответила она.

Малфой действительно был честен. Да, он старательно выводил ее из себя, но вместе с тем и резал правду-матку. А Гермиона лишь яростно открещивалась от нее, будто ликантропия — не более чем выдумка.

Мерлин, Малфой и честность в одном предложении, куда катится этот мир?

И возможно ли, что именно эта грубая, бестактная — малфоевская — честность и нужна была ей все это время?

Гермиона повернулась к Гарри.

— Нам нужно подготовить подробный отчет. И еще… может, заглянем в аптеку? У меня закончились ингредиенты для зелья.

Гарри удивленно кивнул. Раньше она всегда покупала ингредиенты одна и никому не позволяла ходить с ней. Но ведь нужно когда-то начинать.

Вот только перед этим стоит сократить свой запретный список. Гермиона уже знала, какое слово вычеркнет из него в первую очередь.