Открытая клетка (джен)

Глава клана Хьюга, Хикару, сплёл пальцы, задумчиво разглядывая содержимое банки. Ценный трофей, добытый неожиданно легко, без потерь: Учиха Изуна, по слухам, второй по силе в своём клане. Был вторым — можно гордиться. Сатоши и Аки показали себя действительно хорошими наставниками. Уничтожили сильного и умелого врага, замели следы — и пусть Сенджу и Учиха сражаются дальше, пока Хьюга делают своё дело.

Хикару протянул руку, качнул банку. Мангекью шаринган, величайшее сокровище клана Учиха. Два глаза с четким чёрным узором на радужке, с длинными нитями сосудов. Такие хрупкие, мало чем отличающиеся от обычных глаз на первый невнимательный взгляд. Совершенно не похожие на куда большее сокровище, которым владеет лишь клан Хьюга.

Он проверил крышку, убедился, что мутноватой жидкости достаточно, чтобы надолго сохранить мангекью, и спрятал банку в тайник. Её время придёт позже, теперь стоит подумать, какую награду заслуживают те, кто принес это клану.

Тревожило то, что тройка Аки до сих пор не вернулась. Допрос и заметание следов не должны были занять столь много времени, при её-то опыте. Всё равно — беспокойно. И никакие уговоры, никакие здравые рассуждения не могли унять это чувство.

* * *

Как же он от всего этого устал… Мысль, что никогда не прозвучит вслух, довольно того, что он часто об этом думает. Наверное, даже слишком — но сейчас-то можно? Устал от бессмысленных разговоров, от мнений старейшин клана, к которым он обязан прислушиваться, от того, что всегда не прав, от бесконечных «обязан», «должен», «неподобающе»… Иногда даже казалось, что Кохаку, несмотря на печать, куда более свободен, чем даже сам глава клана. Это была совсем неправильная мысль.

Обычно это глупое ощущение усталости удавалось прогнать после тренировки. Сосредоточиться на бое, ни о чём не думать, чтобы тело двигалось само. Сейчас, когда не отпускало беспокойство за Аки и тех, кто были с ней, слишком остро чувствовалась фальшь. Кохаку медлил, опасался бить по-настоящему. Такая тренировка не казалась действительно полезной, Хикару и сам поневоле сдерживался.

— Хватит, — он огладил ствол дерева, и снова вышел на центр дворика. — Бей в полную силу.

Просьба прозвучала, но Хикару и не сомневался, что она в очередной раз не будет услышана. Это разочаровывало. Хотелось настоящего боя, как раньше. То, что было сейчас, медленно выматывало — и всё равно не было ничего лучше. Даже такая разминка хороша — кто ещё может позволить себе ударить главу клана?

Хикару провел ладонью по лбу, приглаживая волосы. Застыл, видя, как сразу напрягся Кохаку, как он оцепенел от страха — и сразу же попытался притвориться расслабленным и спокойным. Слишком медленно. Понял, что выдал себя? Решил, что обязательно будет наказан? Вот и глаза закрыл, и затаил дыхание — и не объяснить никак.

— Достаточно на сегодня, — обронил глава клана Хьюга, проходя мимо.

Могло бы всё быть иначе? Тот день, с которого всё пошло не так, с годами оставался всё столь же ярким в памяти.

Кохаку тогда выглядел странно. Бледный, рассеянный, будто он был не здесь, и не сейчас. Это его состояние удивляло и заставляло тревожиться. Да еще и лоб повязкой прикрыт — не ранен ли? Но тогда, наверное, не было бы этого поединка, отец не позволил бы. Да и вчера не виделись ни разу, не до этого было — слишком много всего скучного и важного должен знать глава клана.

Разошлись. Поклон. Четкий, глубокий — Кохаку, небрежный, выглядящий почти издевательским — Хикару. Время для размышлений и раздумий кончилось, надо показать всё, на что способен, выложиться полностью — только так удастся стать сильнее.

— Начали, — скомандовал отец и шагнул к стене.

Легкая заминка — Кохаку ударил первым, Хикару отвел удар в сторону, вниз, удачно ткнул под ребра и отскочил. Глянул на отца — тот нахмурился, помрачнел — и сосредоточился. Вовремя: чем-то раздосадованный, Кохаку бил неожиданно сильно и зло, злость делала его движения быстрыми и точными — и Хикару запаздывал, не успевал и мог только защищаться, постепенно отступая. Удар — и левая рука повисла, удар — и он едва успел подставить плечо, чтобы закрыть горло. Еще одного удара не последовало: друг отлетел к стене. Отец стоял между ними. Когда он успел?..

— Ты вызвал мое неудовольствие, — он снова скрестил руки на груди. — Кохаку, сними повязку.

Хикару уставился на друга. Он двигался до странности плавно и медленно, его пальцы дрожали, когда он развязывал узел, путаясь в волосах. Ткань скользнула по ладони, падая, Кохаку поймал её, уронил, ухватил за край. Замер, опустив плечи и закрыв глаза. На светлой коже чернела печать, её словно выжгли, и от нее сложно было отвести взгляд. Уродливо и притягательно, сложно не разглядывать с жадным любопытством.

— Что это? — Хикару оглянулся на отца.

— То, что защищает сокровище клана, — он усмехнулся. — Так должны считать все. Ты должен знать — это то, что отличает младшую ветвь от старшей. Знак того, что они обязаны подчиняться нам.

Он поднял руку, показывая печать. Простая: два пальца вместе, остальные в кулак. Повторить не составит труда.

— Сложи ее. Пожелай причинить боль.

— Зачем?

— Меня разочаровывают глупые вопросы, — взгляд обжигал. — Такие, как он, должны знать своё место.

Хикару колебался. В том, что сделал Кохаку, он не видел ничего дурного. Это всего лишь тренировка, без поражений он не станет сильнее. Но разочаровать отца ещё сильнее, чем сейчас, не хотелось, и он поднял руку, и смотрел-всматривался в лицо рухнувшего друга, видя, как полыхает печать, слыша его крики. Это походило на сон.

Только тогда, когда отец тронул за плечо, он перестал. Кохаку дрожал, сжимая руками виски, дышал тяжело, всхлипывая. Выглядел жалким и слабым. Хикару долго смотрел на него, отмечая, как быстро снова чернеет печать, затем развернулся и вышел вслед за отцом. Тихо прикрыл за собой дверь.

* * *

Всё-таки успел, всё-таки смог задержать. Происходившее дробилось на фрагменты, слабо связанные друг с другом. Вот очередную тренировку прерывает один из младшей ветви, он в панике — но чётко и ясно докладывает: рядом сильнейший биджу, его ведет один из клана Учиха — сам Мадара! Яснее ясного, что привело его сюда, и глава торопится за мангекью в надежде откупиться. Вот хвостатый зверь прямо перед ним, рядом, его чакра чудовищна, давит — но отступить нельзя. Уговаривать, путать в словах, пока слушает, умолять и упрашивать. Унижаться ради призрачного шанса одержать верх, ради возможности выиграть время для спасения клана. Один-единственный точный удар — и ответный вминает в землю.

Хикару приподнялся на дрожащих руках, тяжело лег, опираясь на локти. Хвостатого зверя уже не было рядом. Медленно-медленно уселся, неловко подтянув к себе искалеченную ногу и всмотрелся. Биджу шествовал к поселению, деревья под его лапами ломались и гнулись, как трава. Соклановцы казались рядом с ним муравьями, они разбегались суетливо, они кидались в бесполезный бой — и умирали. Перед первыми домами Кьюби остановился. Хикару с облегчением понял, что Учиха решил сдержать слово и дал время уйти детям. Может быть, их удастся увести достаточно далеко, может быть, он не станет их преследовать, может, у клана Хьюга останется надежда на возрождение…

Выждав немного, биджу приподнял извивающиеся хвосты и прыгнул вперед, проминая крыши. Дерево во внутреннем дворике вспыхнуло первым. Пламя нехотя лизнуло его верхушку, спустилось ниже — и перекинулось на дом, и закружилось смерчем, рассыпая искры. Хикару казалось, что он слышит даже здесь, как всё рушится. Всё, что он любил, чем любовался, на что тратил время и силы весь его клан — всё, что было дорого.

Учиха увёл биджу только тогда, когда и дымящиеся развалины сровнялись с землёй. С собой он унёс тот самый трофей, который столь легко достался. Отданный добровольно.

* * *

Хикару очнулся в одном из убежищ клана. Слабо улыбнулся, видя знакомый потолок, скользнул взглядом по напряжённой спине Кохаку. От того, что он остался жив и сейчас был рядом, было тепло.

— Сколько выживших? — слова царапали горло, он даже закашлялся.

— Мало, — Кохаку мгновенно повернулся к нему, склонился, прижался лбом к полу. Чёрные волосы, сейчас ничем не удерживаемые, рассыпались по светлым гладким доскам. — Все дети, три женщины, двое из младшей ветви, двое из старшей.

— Он всё-таки сдержал слово, — Хикару медленно уселся, щадя ногу, но не уберег себя от острой боли — даже показалось, будто ему снова крошили кости. Помолчал, разглядывая аккуратную повязку. — Встань. Я уверен, что ты сделал всё возможное.

Кохаку повиновался. Потянулся убрать волосы с лица, но опустил руку, так и не коснувшись растрёпанных прядей. Отвернулся, пряча лицо от изумлённого взгляда.

— Развалины уже успели обшарить, ценного немного, — отчитался он. — Возможно, частично сохранился архив, но мы не сможем дорыть до входа. Припасы на первое время есть.

— Это сейчас не самое важное, — Хикару с хрустом размял пальцы. — Мы сейчас не сможем защищаться. И если нам удастся уберечь тех, кто остался, — это будет чудо.

— Если, — протянул Кохаку, поджав тонкие губы. Глава клана поймал его взгляд, отметил, что кожа вокруг печати чуть покраснела. Неужели кто-то осмелился использовать её?

— Когда, — ответил он.

* * *

От ядовито-сочувственных писем хотелось непозволительно сорваться. Между строк ясно читались весёлое изумление, что его клан до сих пор жив, и желание добить и забрать себе потерянные территории. Ни о каком влиянии, ни о каких заказах уже не могло быть и речи. Однако рука сама выводила безукоризненно-вежливые ответы, и, наверное, даже обладатель шарингана не смог бы найти хотя бы одну кривую или даже просто недостаточно ровную черту.

Не радовали и соклановцы. Хикару, едва взглянув, отложил очередное послание, потёр виски, жмурясь. Детей можно было успокоить и отвлечь, и это по большей части была даже не его забота, с этим прекрасно справлялись женщины. Куда большей проблемой были те двое из старшей ветви. Если бы не колено, разговор был бы короток и ограничился бы одной тренировкой, но сейчас придётся действовать словами. Удастся ли остудить их горячие головы?

Всё-таки переписка была хорошим способом отвлечься. И польза, и спокойствие, и постепенно вырисовывающееся решение, и возможность отвлечься от воспоминаний. Думать об унижении, на которое он пошёл ради клана, было всё еще слишком болезненно. Умолять о пощаде этого демона-Учиху, чтобы он дал уйти хотя бы детям, вернуть мангекью, пытаясь смирить его гнев — и говорить-говорить-говорить. Выиграть время — и к биджу гордость.

Тихое приглушённое ругательство. Неподобающе даже просто для одного из клана Хьюга — но стало ощутимо легче. Можно продолжить писать письма и размышлять, может, получится с кем-то договориться, на чём-то заработать.

Ещё оставалась надежда, что на самом деле выживших больше. Глава клана помнил поимённо всех, кто ушёл на миссии, рано или поздно они должны были вернуться.

* * *

Комнатка, в которой собрались все взрослые соклановцы, сразу же показалась тесной и душной. Впечатление усиливал единственный коптящий факел, его пламя едва разгоняло полумрак.

— Я нашёл решение, — произнёс Хикару. Он сидел совсем рядом со стеной, не позволяя себе прислониться к ней. Единственное, что он себе позволил, — чуть более удобная поза, при которой почти не ныло колено. — Мы должны присоединиться к союзу Сенджу и Учиха.

— Это немыслимо, — сразу отозвался кто-то.

Молчание. Давящие взгляды. Горько, что не поняли сразу, но, может, удастся объяснить? Хикару ждал, пока все выскажутся.

— При всём моём уважении, эта идея, — Кохаку замялся, подбирая слова, — далека от действительно разумных и мудрых решений. Глава клана Учиха уже убил многих из нас, станет ли он сдерживаться?

— Это единственное, что мы можем сделать. Если объединились Сенджу и Учиха, рано или поздно они смогут подмять под себя всех. Присоединяться в числе первых, по своему желанию, лучше, чем делать это по принуждению.

— Нас мало, — веско сказал Исао и скрестил руки на груди. Ожидаемо: из тех двоих именно он хотел бы занять место главы клана. — Придётся подчиняться, нас не будут брать в расчёт.

— Мы не можем рассчитывать на равенство в этом союзе, — поддержала его Мидори, — поэтому нам не нужен этот союз. Гордость — единственное, что у нас осталось. Мы обязаны справиться сами.

— Если нас примут, мы сможем выжить, — Хикару демонстрировал полное спокойствие. — Вся тяжесть этого решения, все его последствия — на мне.

* * *

— Мадара-сан, Хаширама-сан, — Хикару склонил голову и замер, — я смиренно прошу позволить клану Хьюга поселиться в деревне Скрытого Листа.

Идеально. Ровный голос, спокойствие и сдержанная расслабленность на лице и в жестах, и в позе — можно ли заподозрить, сколько важно согласие? Можно ли знать, что только оно позволит им всем выжить?

— Нет, — произнес глава клана Учиха. Звучный, сильный голос, даже сейчас, когда они не сражались. Взгляд свысока ощутимо давил, заставляя склониться ниже, в его глазах чернел узор мангекью. — Никогда.

Его друг был растерян, и это вселяло некоторую надежду. Хикару знал, что никто, кроме него, не сможет повлиять на решения этого демона.

— Только из-за брата? — глава клана Сенджу без страха смотрел ему в глаза. — Но ты ведь уже отомстил. Довольно ненависти.

— Знаешь ли ты про проклятую печать клана Хьюга? — тот всё ещё не повышал голос, говорил отстранённо, но не желал и не мог скрыть гнев. — Клеймо, которое достаётся всем, кто в младшей ветви. Клеймо, болью заставляющие их подчиняться.

— Эта печать необходима для защиты бьякугана, — проронил Хикару. Привычное оправдание, затверженное с детства. — И, со всем моим уважением, вынужден напомнить, что это касается только клана Хьюга.

— В самом деле, разве мы…

Глава клана Учиха поднял ладонь.

— Хаширама, представь, что твой младший брат носит это клеймо. Любой из старшей ветви может приказать ему что угодно. Одно твое желание — и он рухнет от боли. Его долг — умереть ради тебя. Хотел бы ты ему такой судьбы?

Повисло молчание. Напряженная, давящая тишина. Хикару поднял голову, заставил себя расслабить и опустить плечи. Презрение во взгляде главы клана Учиха, осуждение, сменившее мягкое понимание главы клана Сенджу. Похоже, этот разговор с самого начала был обречён на такой итог.

— Могу ли я надеяться, что получу позволение? — попытался еще раз Хикару. Пока не договорили, пока не ушли — тень надежды жива. — Мой клан может быть полезен деревне.

— Зачем тебе это нужно? — Мадара поймал взгляд — не солгать. — Отвечай.

— Ради выживания клана.

— Я позволил уйти многим, — твёрдо, давяще.

— Я не в силах защитить их всех, — Хикару не отводил взгляд. Больно говорить то, что звучало лишь в мыслях, больно признаваться в этом перед врагом.

Молчание. Осуждение ранило меньше, чем жалость, но если для того, чтобы спасти клан, придется отказаться от гордости…

— Расскажи нам про эту печать, — наклонился вперёд глава Сенджу. — Тогда мы примем решение.

Хикару прикрыл глаза, смиряя гнев. Одна только мысль, что придётся это рассказывать чужакам, которым не должно быть никакого дела до клана Хьюга, внушала отвращение.

— Эту печать стали использовать при моём отце, — начал он, позволив себе только крепко сжать пальцы, пряча ладонь за широким потрёпанным рукавом. — Его брат стремился к власти, были те, кто принял его сторону. Клан был расколот, не было ни мира, ни согласия. Это удалось преодолеть ценой многих жизней. Мой отец возглавил клан. Тогда он поклялся, что подобного больше не повторится, и во исполнение этой клятвы все из младшей ветви получили эту печать. Она — плата за единство клана.

Хикару договорил и замолчал. Бросил внимательный взгляд: довольно ли? Сказано не всё, но не прозвучало ни слова лжи, не в чём упрекнуть.

— Сколько человек осталось в твоём клане? — поинтересовался глава клана Сенджу. Хьюга задержал взгляд на его сплетённых пальцах, прежде чем ответить.

— Восемь взрослых, не считая меня, и двадцать три ребёнка.

— Сколько из них носят печать? — сразу же последовал следующий вопрос. Хикару демонстративно задумался, удерживая паузу.

— Трое взрослых и пять детей.

Снова повисла тишина. Сенджу и Учиха переглядывались, будто молча спорили, Хьюга обречённо ждал. Может, они и в самом деле разговаривали, используя гендзюцу. Не могли же они понимать друг друга, как братья, даже не с полуслова?

— Клану Хьюга будет позволено жить в деревне Скрытого Листа, — торжественно изрёк Сенджу. Хикару вздрогнул, низко склонил голову. — Если никто больше среди Хьюг не будет носить эту печать или печать, подобную ей.

— Моя благодарность безмерна, — начал он и замолк, уловив движение Учихи.

— У меня тоже есть одно условие, — тот сделал паузу, ухмыльнулся. — Бьякуган. Даже один такой глаз имеет большую цену.

Хикару глянул на Кохаку, так и просидевшего всё время разговора в молчании, и сосредоточил всё своё внимание на главе клана Учиха.

— Могу ли я просить, — он прикрыл глаза, оставляя едва заметную паузу, — позволить выполнить эти условия позже?

Снова это раздражающее переглядывание.

— Мои люди покажут, где вы будете жить, — отозвался Сенджу.

* * *

Ночные разговоры всегда самые честные. Этот должен стать последним — так решил Хикару.

— Это единственный выход, Кохаку. Никто из нас не сможет разобраться в этой печати, даже я.

— Это неразумно, — он скрестил руки на груди.

— Посмотри на меня: я уже не боец, — Хикару положил руку на колено, огладил мягкую ткань повязки. — Я едва могу ходить.

— Ты глава клана.

— Именно поэтому платить должен я, — он немного помолчал. — И после меня клан возглавишь ты.

Кохаку прижал ладонь ко лбу, касаясь печати, посмотрел затравленно.

— Тогда это будет уже неважно, — твёрдо и настойчиво. — Ты всегда был рядом со мной, ты знаешь достаточно. И именно тебе придётся договариваться о выполнении обоих условий.

Хикару подошёл к окну. Постоял, наслаждаясь ночной прохладой. Было настолько тихо, будто и листва уснула: ни вздоха, ни шороха, даже присутствие кого-то из клана Учиха рядом не раздражало. Это было неизбежно: глава клана и не думал, что им сразу начнут доверять.

— К тому же, — он усмехнулся, — кому как не мне знать, что ты всегда хотел именно этого?

Кохаку побелел, пошатнулся, привалился к стене, будто едва мог стоять на ногах. Хикару терпеливо ждал, пока он справится с собой, успокоит сумятицу в мыслях. Было немного любопытно, о чем он думает: стыдится ли сейчас своих чувств или боится снова испытать боль от печати? Или почти уверен, что его желание всё равно не исполнится?

— Я всегда знал о твоей ненависти. Можешь и дальше ненавидеть меня, — он помолчал: узловатая сухая ветка резко чернела в свете луны, контраст завораживал. Этот образ достаточно красив, чтобы стать последней мыслью. — Заплатишь Узумаки — разницы между старшей и младшей ветвью больше не будет. Но и сейчас уже это всё не имеет значения. Нас слишком мало.

Только тогда он обернулся. Кохаку склонил голову, пряча лицо за чёрными прядями. Он по-прежнему не носил повязку и не искал ей замену.

* * *

Сложней всего было никак не выдать неуверенность и страх, решиться искалечить себя куда легче. Главное — не смотреть, не позволять себе видеть. Хикару плавно приподнял руку и потянулся к левому глазу.

— Сейчас.

Рывок. Чужие пальцы до боли сжали запястье — ладонь онемела, ноготь едва царапнул веко.

— Достаточно, — произнес глава клана Учиха, заставляя прижать руку к столу. Взгляд прилипал к его перчатке, заставляя восхищаться контрастом грубой черной ткани и мягкой белой. — Знаете ли вы, Хикару-сан, что для нас значит Коноха?

Он отметил обращение, куда более уважительное, чем раньше, медленно покачал головой. Ответить вслух, хоть это и было гораздо правильнее, он не рискнул, опасаясь, что голос дрогнет.

— Коноха — это дом и семья, — тихо сказал глава клана Сенджу. Не вставая, он подобрался ближе, протянул руку. — Позволите помочь вам? Как родственнику.

Хикару склонил голову, отмечая, сколь заинтересованно смотрит глава клана Учиха, плавно изменил позу, поморщился едва заметно от пронзившей колено боли. Белая ткань скользнула вверх, смуглые пальцы Сенджу коснулись светлой кожи, окутались лёгким сиянием, надавили, проваливаясь внутрь. Хьюга отвел взгляд. Чувствовать, как они двигаются там, внутри, с тихим хрустом ломая и собирая в целое кости и связки, было уже слишком странно. Неестественно.

Он прислушивался к молчанию, которое сейчас отнюдь не казалось тягостным. Будто бы отгремела гроза, дышалось легко. Сенджу сосредоточился на своём деле, его прикосновения почти не несли боли. Учиха наблюдал, но мыслями, похоже, был далеко отсюда. Хикару смотрел, как он хмурится, размышляя, как чуть подается вперёд.

— Почему вы так были уверены, что я захочу пощадить детей? — он поймал взгляд — без мангекью глаза оказались настолько тёмными, что не был заметен зрачок. Почти как его собственные, только наоборот, и это вызывало неуместную сейчас улыбку.

— Я не думал об этом. Я хотел задержать любой ценой, чтобы дать уйти.

Усмешка в ответ. Кажется, её следует понимать как одобрение?

* * *

Забавная мысль: ночные разговоры у открытого окна стали их личной традицией, куда более ценной, чем ежедневные тренировки. Хотелось верить, что старая дружба всё-таки может вернуться.

— Луна сегодня необычайно хороша, — нарушил тишину Хикару. — Почти круглая.

— Да, — кисть порхала по бумаге, четкими чёрными знаками зарисовывая легенды клана. Многое ещё придётся восстанавливать…

Хикару выждал немного. Ночной воздух был столь свеж и сладок, что его хотелось пить, как чистейшую воду, шорохи листвы в тишине звучали дивной мелодией, завораживая. Хотелось молчать и ни о чём не думать — надо было договорить.

— Нам обещали помочь договориться с Узумаки, — проговорил он, прислушиваясь. — Так, чтобы не пришлось отдавать бьякуган.

Молчание. Кохаку позволил себе тихий вздох.

— Я рад этому, — его голос звучал почти искренне. Мгновенье — и кисть снова едва слышно зашуршала по бумаге, выводя столь же ровные символы.

Хикару улыбнулся. Сейчас, когда можно было уже с надеждой смотреть в будущее, особенно сильно было желание жить. Он обернулся, смерил взглядом, заставляя на время отложить кисть и выпрямиться. Опять Кохаку прикусил губу, занервничал.

— Я не отказывался от своих слов.