Чернокрылый (джен)

Ангел с черными крыльями… Тот, кого почему-то все так боятся.

Он сидел на крыше десятиэтажки, поджав к груди колени, и держал в руках зажженную от полыхающего через несколько домов пожара сигарету. Несмотря на некоторую мрачность его профессии, в нем всегда оставалась искорка какого-то непостижимого авантюризма. Зажечь сигарету от огня пожара, полетать наперегонки с вороном, залететь высоко-высоко к облакам, так что крылья начинает сводить — все это было как раз в его духе.

Он смотрел на этот огонь и постепенно погружался собственные мысли. Сейчас можно было себе это позволить: сегодняшняя его работа была сделана. Вот, казалось бы, что сложного в том, чтобы вручить пропуск тем, чье время уйти из жизни пришло, и объяснить им принцип его действия. Но нет. Наверное, поэтому такими темными ангелами и становились именно те, кто при жизни пережил многое. Они просто не могли хладнокровно соблюсти инструкцию и оставить только что почивших наедине с собой, со своими вопросами и метаниями. Труднее и одновременно легче всего было с детьми. Они почти никогда не задавали вопросов и, видя своего проводника, всегда почти сразу понимали, что произошло. Наверное, не малую роль в этом играла свойственная всем детям вера в чудеса, во все, что большинству взрослых показалось бы невозможным. Однако связь с родными у детей всегда слишком сильна. Особенно у тех, у кого были не только родители, но и братья или сестры. Они всегда так трогательно о них заботятся, а помочь бедняжкам никак нельзя. Но он уже привык. Да и ребятня обычно легко соглашалась с мрачноватым крылатиком, улыбающимся каждому из них так искренне и светло. Они гораздо лучше взрослых понимали, что, если они останутся в одном мире с живыми, никому от этого лучше не будет.

Тем временем чернокрылый постепенно откинул мысли о делах и погрузился в воспоминания о собственной прожитой когда-то давно недолгой земной жизни. Их сейчас осталось не так уж и много. Но он прекрасно помнил, как к ним в дом впервые пришли «воины мира». Тогда он еще не знал и не понимал, кто все эти страшные люди с оружием в руках, но зато понимал, что после их набега папа уже не вернется, что бы ни говорили ему в попытках утешить мама и старший брат. Тогда ему было всего четыре годика. «Прям как тому малышу, которого сегодня нужно было забрать», — подумал ангел. Несколько лет после этого случая их не трогали. Когда в семилетнем возрасте он пошел, как и все ребята, в школу, он уже знал, что на родном языке нельзя произносить ни слова, только ставший всеобщим английский можно было использовать вне дома. Да и дома следовало быть осторожными. Так, в постоянном опасении прошло еще несколько лет. Рано повзрослевший тогда еще ребенок уже прекрасно понимал причины и суть всего происходящего. И вот, когда ему было уже четырнадцать, к ним домой снова пришли эти люди. Мама и брат даже не сопротивлялись. Фредерик, а именно так его звали, тоже понимал, что рыпаться нельзя, иначе плохо будет всем. А тем, кого забирали в так называемые лагеря (что и было обыкновенно целью визита «воинов мира»), помочь было невозможно. Никто кроме них не знал, за что именно их забирают, а официальное обвинение для всех звучало одинаково — сепаратизм. Когда Лиз, его младшая сестренка, чуть не вырвалась из его рук, чтобы кинуться к матери, внутри него как будто что-то оборвалось. К счастью, удержать плачущую сестру с помощью младшего брата все же удалось. На следующий день Фредерик проснулся рано утром, услышав, как брат, успокаивая напуганную кошмаром Лиз, напевает песню, знакомую каждому из них с детства, ставшую благодаря маме для них лучшей колыбельной, хотя слова ее и не подходили под это определение:

Here we are,

Don't turn away now,

We are the warriors

That built this town

From dust.

В его голове возник нежный мамин голос, напевающий тихонько несложный мотив. Эмоции захлестнули его тогда, да и сейчас от воспоминаний обо всех этих событиях по телу побежали мурашки. Ледяной душ тогда показался парню лучшим средством от переживаний, и действительно, стало легче, но легче ровно до того момента, когда он увидел в зеркале появившуюся в слегка отросшей шевелюре седую прядь. Вот тут его настигла истерика, Фредерик еле сдерживался, чтобы не захохотать и одновременно не зарыдать в голос хотя бы до тех пор пока не включит снова воду, а то еще напугал бы мелких, которые уже наверняка снова спали. На этот раз вода помогла не сразу. Он не очень понимал, что с ним происходит и просто сидел на холодном кафеле и мерз под обрушивающимся на него потоком воды вперемешку с путавшимися мыслями и чувствами.

Чернокрылый вынырнул из воспоминаний. Начал падать с ночного неба мокрый снег, потушивший сигарету, все еще зажатую между пальцами ангела. Так и оставшаяся с ним единственная белая прядь упала на лицо. Он закрыл глаза и продолжил вспоминать.

Именно после той истерики Фредерик начал курить. Конечно, ни Лиз, ни Энди об этом не знали. Нельзя сказать, что это стало для него привычкой или, тем более, зависимостью, но когда ему было совсем плохо, дым помогал немного приглушить все переживания.

Так они и жили втроем. Жили, надо сказать неплохо. Наученные горьким опытом, они не давали никаких поводов обвинить себя в чем-либо.

Фредерику было семнадцать, когда наступил тот злосчастный день. Однажды в конце сентября он возвращался домой после вечерних занятий и, подходя к главной площади города, услышал звуки стрельбы. Перестрелки в последнее время не были редкостью и уже мало кого удивляли. Однако это не уменьшало опасность быть задетым для простых прохожих, поэтому парень решил пройти по соседней улице. Он уже развернулся, чтобы направиться туда, когда услышал особенно близко еще один выстрел и увидел перед собой мужчину в глубоком капюшоне, пригнувшегося и закрывшего руками голову. Фредерик не успел среагировать, да и поздно реагировать, когда уже слышишь у себя за спиной звук стреляющего пистолета. Пуля раздробила ребро и пробила сердце и левое легкое. Шансов не было и быть не могло. А тринадцатилетнему Энди и восьмилетней Лиз теперь придется справляться вдвоем.

Появление ангела с черными крыльями бывшего минуту назад живым парня почему-то не удивило. А вот проводника удивило то, что Фредерик даже не думал о том, чтобы остаться на земле. Наверное, большую роль в этом сыграл именно его уже упомянутый авантюризм, который заставлял его всегда, в любой ситуации двигаться вперед, не оборачиваясь. Мало того, он понимал, что помочь ребятам не сможет, и верил, что они справятся без него. Ангел выдал ему пропуск, объяснил, как им пользоваться, и улетел. Этот пропуск был похож на самую обычную пластиковую карточку. Чтобы она сработала, нужно было заломить левый верхний угол, что Фредерик и сделал как можно скорее, чтобы не дать шанса сомнениям завладеть его мыслями.

Что происходило «там» он помнил очень смутно. Отчетливо запомнился только один заданный ему вопрос: «Хотел бы ты стать одним из чернокрылых, одним из проводников?» Фредерик не помнил, почему согласился, но, по правде говоря, не жалел об этом.

И вот он здесь, сидит на крыше десятиэтажки с потухшей сигаретой в левой руке. Его волосы с единственной седой прядью и перья сильных черных крыльев промокли от снега, и впервые за долгое время почему-то так не хочется заламывать уголок карточки, висящей на самодельном шнурке у него на шее…

Фредерик летел над бывшей когда-то столицей Польши Варшавой. Почему бывшей? Потому что ни государств, ни, соответственно, их столиц давно уже не существовало. Их заменило Единое Мировое Сообщество — отлаженная система, существование которой позволило уравнять все районы и материки Земли в правах и обязанностях, снабдить всех самым необходимым и разумно распределить между ними все ресурсы. В общем, ЕМС было в какой-то мере воплощением «Американской мечты». Единственным, по мнению некоторых, его минусом было то, что национальные различия практически полностью сгладились: теперь они проявлялись исключительно в именах и расовой принадлежности. Религии теперь тоже фигурировали только в истории, хотя храмы, мечети и синагоги по-прежнему можно было увидеть на улицах городов, но они представляли собой лишь памятники. Конечно же, были и несогласные с этой системой, впрочем, создавалась она именно с целью уничтожить все возможные причины для конфликтов. Ведь большая часть войн в истории человечества возникала на почве религиозной или национальной розни, исключая войны завоевательные. Тем не менее, недовольство росло, и в результате попыток некоторых бунтовщиков убежать от «воинов мира» завязывались перестрелки, в одной из которых, похоже, и погиб наш теперь уже ангел.

Прошло несколько дней, с тех пор как все это случилось. У Фредерика было еще несколько дней, чтобы освоиться в новом качестве, и он решился слетать на кладбище, все-таки любопытство не позволяло не взглянуть на собственную могилу, как бы печально это ни было. На сами похороны ангел не полетел, честно признавшись самому себе, что не сможет смотреть на Лиз и Энди, убитых горем. Он знал, как они любили его, знал по себе, помня свое состояние после того, как забрали маму и брата, да и младших он, безусловно, любил не меньше.

Где-то внизу проезжали трамваи, гуляли по вечернему городу люди. На небе не было ни облачка, золотисто-желтый цвет постепенно переходил в светло-розовый, и только далеко-далеко над горизонтом виднелась довольно темная и мрачная туча, которая, впрочем, еще нескоро окажется над городом. Весь этот пейзаж внушал какое-то чувство безмятежности, однако ангела все равно что-то тревожило. Он не мог понять, что именно его беспокоит и решил пока отбросить эти мысли, тем более, что волнение было вполне закономерной реакцией, если учесть, куда Фредерик направлялся.

На первый взгляд, на кладбище никого не было. Почему-то люди практически никогда не приходили туда вечером. Возможно, дело было в том, что суеверность многих людей неискоренима никакими разумными доводами. Впрочем, ангела это мало волновало, так даже было лучше, потому что он не успел привыкнуть к тому, что его не видят, и иногда казалось, что это все же не так. Фредерик приземлился у самого входа и решил дальше пройтись пешком. Он направился к дальнему участку, где обычно располагались свежие могилы, который находился прямо рядом с небольшим сосновым леском. Этот участок было плохо видно от входа, и идти нужно было около семи или десяти минут, но ангел решил, что это поможет ему немного успокоиться.

Пройдя половину своего пути, Фредерик заметил, что около одного из надгробий, самого ближнего к лесу, кто-то стоит. Ничего необычного и примечательного в этом не было, однако по мере приближения к нужному участку, он начал замечать, что силуэт стоящего кажется ему знакомым. Свободная легкая темно-синяя куртка, глубокий капюшон, накинутый на голову — ангел не сразу понял, где уже видел что-то похожее, а когда, окончательно приблизившись, все же осознал, кто этот человек, то сразу захотел оказаться как можно дальше от этого места. Это был тот самый человек, в которого целился стрелок, убивший Фредерика, тот самый человек, чья смерть по нелепой случайности досталась ему, лишив его брата и сестру последнего родного человека… Его накрыла волна отчаяния и гнева. Ноги подкосились, и, если бы не крылья, которыми он успел взмахнуть в последний момент, ангел бы обязательно упал.Навязчивое желание сбежать никак его не покидало, хотелось вернуться домой и колотить-колотить стены, мебель, пол — все подряд, разбивая в кровь руки, а потом включить холодный душ и промерзнуть до костей в попытках успокоиться.

Однако вся эта буря эмоций не смогла перекрыть собой мысль, что чрезвычайно важно все-таки подойти поближе и посмотреть, кто этот человек, к кому он пришел на могилу, а потом и свою найти. Своему чутью Фредерик верил. Он взлетел повыше, чтобы немного успокоиться и взять себя в руки и, придя в себя через несколько минут, решительно спустился вниз и отправился к все еще стоявшему у надгробия человеку. Сердце билось так часто, что казалось, что оно вот-вот остановится от перегрузки, но ангел старался контролировать свои эмоции. Но увидев, у чьей могилы стоит незнакомец, Фредерик чуть снова не сорвался. Он мог ожидать чего угодно, но только не этого… Надпись на камне гласила:

«Фредерик Мартин Вятрич

01.03.2210 — 14.09.2227»

Трудно представить себе, что чувствует человек, смотрящий на свою собственную могилу, который точно знает, что он действительно окончательно и бесповоротно мертв. В конце концов, среди людей такое невозможно, а с ангелами никто из них никогда не общался, тем более на такие темы. Еще труднее представить, что чувствует человек, когда видит около своей могилы того, кому на самом деле предназначалась пуля, прервавшая его жизнь.

Фредерик не понимал, что этот человек здесь делает, откуда он знает его имя, зачем пришел сюда. Зато он понимал, что вряд ли когда-нибудь узнает ответы на эти вопросы. Теперь ему хотелось хотя бы узнать, кто этот незнакомец в глубоком капюшоне, полностью скрывающем лицо. А вдруг он его когда-нибудь видел или даже знает лично? Ангел обошел надгробие в надежде все-таки разглядеть лицо стоящего, но даже так ему это не удалось. Во всем образе этого человека наибольшее внимание на себя обращали руки. Такие руки теперь редко встречались, Фредерик и вовсе видел подобное впервые: полностью покрытые мозолями и шрамами, с несколькими синяками и, видимо, уже несмывающейся грязью, они создавали впечатление, что их владелец долгое время работал так тяжело, как когда-то давно, до наступления эпохи великих научных и технических достижений, работали, например, шахтеры. Ангел был полностью уверен, что этого человека никогда не видел, как и не видел никогда таких рук. Размышляя об этом, он не сразу заметил, что стоящий перед ним человек начал тихонько всхлипывать. Недоумение все нарастало. Следующие действия и вовсе повергли Фредерика в шок: незнакомец упал на колени, одновременно с этим откинув капюшон, и бросился к надгробию, как будто пытаясь обнять холодный кусок камня. Однако в шок ангела повергли даже не действия человека, а то, что он успел мельком увидеть под капюшоном. Это лицо ему было до боли знакомо, хоть за три года оно и успело сильно измениться.

В этот момент уже Фредерик упал на колени, склонив голову и оба молодых человека одновременно прошептали:

— Брат…

Это был Александр. Александр, которого вместе с мамой три года назад забрали в лагерь, Александр, который все эти три года провел там и который, возможно первый за долгое время смог оттуда бежать. Александр который сейчас безутешно рыдал, обнимая надгробие своего младшего брата и беспрерывно шептал: «Прости, прости, прости меня, брат». Фредерик впервые видел брата в таком состоянии, хотя его собственное было ничуть не лучше. Так и рыдали эти двое молодых людей: ангел, скорее всего, в последний раз видящий своего старшего брата, и Александр, который, совершая побег, подарил свою смерть Фредерику.