Мой (гет)

Мы стояли друг против друга. Огонь и лёд… Нет, не так. Два огня. Дикое, непокорное, неистовое — пламя ведьминской страсти. И прирученное, цивилизованное, расчётливое — пламя имперского мага. Он, как и я, был воплощением огня. Никогда раньше я не думала, что среди имперцев такие бывают. Он был моим отражением в кривом зеркале. Он был моей противоположностью. Он был тем, чего мне не хватало. Едва увидев его, я поняла, что он должен стать моим.

— Ты? — выдохнул он. В голосе недоумение и какая-то совсем детская обида. На лбу уже отчётливо проступила испарина, зелёные глаза блестят лихорадочным огнём.

Ты уже проиграл, маг. Найди в себе силы это признать.

— Я, — растянула губы в довольной улыбке, кокетливо накручивая чёрный локон на палец.

Ведьмы не живут среди людей, не держат хозяйства, но ради него… Ради него я готова была и не на такие жертвы. Знал бы он, как тяжело мне было всё это время в оковах быта, приличий, всех тех условностей, которые так ценят он и ему подобные! Но ничего. Теперь всё позади, а мои муки окупились сполна. Теперь он — мой. Навсегда.

— Ведьма… — даже моё сердце на мгновение сжалось от тоски, что вместило одно это короткое слово. Всего на мгновение. А потом ощущение торжества вновь заслонило собой всё.

— Пойдём со мной, — я протянула раскрытую ладонь.

Он дёрнулся. Я видела, как его рука взлетела навстречу, как он сделал неуверенный шаг ко мне.

— Нет!

Так и не коснувшаяся моих пальцев рука взметнулась в привычном, заученном жесте, и я едва успела отскочить от волны яростного пламени. Зашипела рассерженной кошкой, выгнулась, всем телом вбирая силу стихии и выплёскивая её первозданным потоком. Он попытался закрыться, но куда там… Отвар стрелоцвета делал своё дело. Маг упал, растянувшись на робкой весенней траве. Бледное лицо в ореоле огненно-рыжих волос. Такой трогательно беззащитный, такой беспомощный… Мой.

— Ты всё ещё сопротивляешься, — капризно протянула я. — Зачем? Пойдём. Нам будет хорошо.

— Лучше умереть, — прохрипел он, не сводя с меня враждебного взгляда.

Я улыбалась, обходя свою добычу по кругу.

— Нет, — покачала я головой, — ты был мёртв. Раньше. А теперь я подарю тебе жизнь. Пойдём.

Он стиснул зубы, со стоном оттолкнулся от земли, сел.

— Чего ты хочешь? — сказал, будто выплюнул.

Глупый, всё ещё не понял?

— Тебя, — я облизнулась от предвкушения.

Он вздрогнул и закусил губу. Я присела на корточки напротив него.

— Нет! — выдохнул он. Моя ворожба сминала его волю, ослабленную отваром, но он продолжал упрямо сопротивляться. — Нет…

— Почему? — я склонила голову набок.

— Ты — дикая тварь, ведьма…

Он хотел меня разозлить? Как наивно! От переполнявших меня чувств я вскочила, расправила руки навстречу едва заметному ветерку, который, почувствовав мой зов, отозвался мощным порывом, растрепавшим полы моего платья.

— Я — дикая тварь! — нараспев повторила я. — Я ведьма! И я свободна! — я счастливо рассмеялась.

Подбежав к нему сзади, я зарылась ладонью в его огненные пряди. Как давно я хотела сделать это! Прикосновение отозвалось приятной будоражащей волной по всему телу. Я ласково потрепала его волосы, а потом сжала пальцы и запрокинула его голову назад.

— А что знаешь о свободе ты, цепной пёс? — прошептала я. — Ты с рождения живёшь на поводке и кормишься объедками с хозяйского стола. Что ты можешь знать? Пойдём со мной, и я покажу тебе мир.

Он не двигался, не пытался вырваться, но за зеленью глаз пряталось упрямство.

— Нет, — в очередной раз сорвалось с его губ. — Убей меня, ведьма.

Продолжая удерживать его за волосы, я коснулась пальцем его губ, провела по щеке. Такой горячий…

Мой, мой, мой! Всё внутри меня пело и кричало от неукротимого счастья. Впиться губами, прижаться всем телом, стать с ним одним целым. Здесь! Сейчас!

Я толкнула его, заставляя снова упасть навзничь, села сверху. Опершись руками о его плечи, я склонилась над ним так, что наши волосы смешались чёрно-рыжей кучей.

Мой!

Я хотела кричать об этом всему миру, и я закричала.

От обжигающей боли в животе.

Он улыбался и медленно опускал руку, на которой ещё плясали отблески колдовского огня.

Я ударила наотмашь, мешая удар с магией, ничего не соображая от боли. Потом ещё раз. Ещё. Мои ногти оставляли глубокие кровавые борозды с обгорелыми краями, но уже после второго раза он перестал даже вздрагивать, потеряв сознание, а я продолжала наносить удары, пока не выбилась из сил, а в глазах не потемнело. Я так и упала на него.

Мой…

* * *

Мир возвращался неохотно: толчками ощущений, вспышками красок, всполохами звуков. Я застонала, попыталась встать. Сестра склонилась надо мной, поддержала, поднесла к губам чашу с чем-то терпким и немного мятным. Сребролист с плодами змееглазки. Я тепло улыбнулась ей и потёрлась щекой о её ладонь. Люди любят слова, люди находят особое удовольствие в том, чтобы переставлять их и так и этак, считая, что так они точнее выразят свои чувства. Но разве слова могут сказать больше, чем губы сестры, заботливо коснувшиеся моего лба? Разве смогут они что-то добавить к тому, что проскочило между нами, когда я накрыла её ладонь своей? Какие эти люди странные!

Я нашла его в яме под корнями древнего дуба. Похоже, пока я была без сознания, сёстры вдоволь наигрались с ним и выбросили сюда, как надоевшую игрушку. Я не обижалась. Они ведь не знали, что он мой.

Когда я склонилась над ним, в нос ударил резкий запах испражнений. Я покачала головой и легко спрыгнула в яму, перевернула его на спину. Сухие, потрескавшиеся губы. Пергаментная кожа обтянула заострившиеся черты. Через лохмотья, в которые превратилась его некогда роскошная одежда проступали страшные, кое-где сильно загноившиеся раны. Но жизнь ещё билась в нём пойманной птичкой, так и не сумевшей вырваться из оков истерзанного тела.

Я возликовала.

Мой! Теперь точно мой!

* * *

Я уложила его на берегу беззаботно журчащего ручейка. Сорвала и без колебаний сожгла грязные, вонючие остатки одежды, села рядом, опустив ладонь в поток. По телу пробежало живительное тепло, и вода перчаткой обхватила мою руку. Я гладила его, вполголоса напевая мелодии жизни, и мои прикосновения смывали грязь и кровь, затягивали раны. С восторгом я отмечала, как всё увереннее бьётся его сердце, как вздымается грудь, втягивая в лёгкие новую порцию воздуха, уходит нездоровая желтизна.

Наконец он открыл глаза. Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем он смог сосредоточить взгляд на мне.

— Лаэри? — прошептал он имя, которое я назвала ему, притворяясь человеком. В глазах ужас и мольба.

— Да, — я нежно положила ладонь на его щёку, вспомнила, что людям нужны слова, и добавила: — Не бойся. Всё будет хорошо. Я рядом.

Он дрожал, и я, скинув мешающее платье, легла рядом, обняла, прижалась. Когда он потянулся ко мне в ответ, мне показалось, что счастье вот-вот разорвёт меня на части.

— Ты мой, — шептала я и тёрлась об него, как кошка. — Мой. Мой. Мой.

— Да.

Вокруг нас, разбуженные моей силой, пускались в рост и распускались цветы, но я этого даже не замечала. Мне хотелось, чтобы этот миг не заканчивался никогда.

* * *

— Лаэри? — с беспокойством спросил он, когда я отстранилась и приподнялась на локтях, нависая над ним.

Я не отвечала, вглядываясь в его глаза цвета летней листвы.

— Ты счастлив? — наконец спросила я.

— Да, — ответил он без колебаний. — А ты?

Я снова задумалась, разбудив в нём тревогу. Счастлива ли я?

Эти дни ли, недели ли, месяцы ли — я потеряла счёт времени — были поистине волшебными. Мы были вместе. Я щедро делилась с ним тайнами леса, показывала то, чего никогда прежде не видел ни один человек, я учила его чувствовать стихии, пропускать их через себя, сливаться с ними и растворяться в их потоке, а он, рассыпая ворох колючих и непонятных слов, пытался донести до меня смысл формул и уравнений, которые в его мире определяли суть магии. Даже мои сёстры приняли его. Не как пленённого врага или бесправную игрушку, но как равного. И когда имперский патруль устроил облаву на нашу обитель, мы защищали её вместе. Мы сплели наши силы в единый клубок, направив его против тех, кто посмел угрожать Дочерям леса, и это было во много раз лучше, чем в те моменты, когда мы сплетали наши тела.

Это было прекрасно.

Тогда почему я сомневаюсь?

Я села, продолжая смотреть на него сверху вниз, убрала с его лица рыжую прядь. Почему я не могу ответить «да» на его вопрос?

В его глазах плескались обожание и преданность. Я хотела подарить ему свободу, но он так и остался псом. Только теперь это был мой пёс. Мой. Я ведь этого хотела, так?

— Лаэри, что случилось? — он сел рядом так, что наши голые плечи соприкасались.

Я вспомнила ту ночь, когда накинула на него сеть заклятья. Вспомнила упрямство, с которым он противился моей воле, вспомнила, как он дрался до последнего и как ударил меня со счастливой улыбкой на лице, уверенный, что погибает вместе со своим врагом. Со мной.

Я уткнулась носом ему в плечо, зажмурилась и одним усилием сорвала скреплявшие его волю нити заклинания.

— Я хочу, чтобы ты был свободен, — проговорила я, прижимаясь к нему.

— Я свободен, Лаэри, — он успокаивающе погладил меня по спине.

Я отстранилась, заглянула ему в глаза. Ничего не изменилось. Всё та же приторная собачья преданность. Должно быть, я сломала его. Или это сделали сёстры, пока я оправлялась от нанесённых им ран. Высохшая ветвь уже не прирастёт на место.

Теперь он мой. Навсегда. Как я и хотела.

* * *

Мы шли по дороге, держась за руки. На мне в кои-то веки было простое платье, похожее на те, что носили девушки-крестьянки, а на нём сияющая белизной шёлковая рубашка и чёрные, заправленные в сапоги штаны. Впереди лежала деревня, где люди собирались сжечь одну из моих сестёр.

— Стой! — он предупреждающе сжал мою ладонь, но я уже и сама почуяла опасность.

Там, в деревне, был маг, и он окружил селение барьером-ловушкой для таких, как я. Я могла бы без труда пробить брешь, тем самым сообщив о своём появлении тамошнему магу, а он с помощью своих загадочных формул всего-то аккуратно приподнял краешек, пропуская меня внутрь. Я тут же насторожилась, пытаясь услышать отклик сознания сестры, но наткнулась лишь на пустоту. Очередные шутки мага? Я обернулась к своему спутнику, и тот недоумевающе пожал плечами.

Мы прошли мимо нескольких домов к центральной площади с колодцем, и только тогда я поняла, что мы опоздали. Они не стали жечь её. Сестра безжизненно обвисла на цепях у вкопанного в землю столба, и у меня даже мысли не возникло спеть ей песнь жизни. Нет в ней больше жизни. Она вытекала медленно, капля за каплей, с каждым ударом камня, многие из которых всё ещё валялись рядом, пока не осталось ничего, кроме пустой оболочки, что годна лишь на то, чтобы стать пищей для новой жизни.

Но как?! Я растерянно повернулась к нему в поисках ответа. Как я могла не почувствовать её смерть?! Как?!

Он обнял меня, поворачивая спиной к мёртвой сестре, прижал к себе. Я мелко дрожала, вжавшись в него.

— Алгир? — бичом ударил в спину громкий оклик. — Алгир, это ты?

Я развернулась. От противоположного края площади к нам быстро шёл незнакомый мне мужчина в мундире имперского мага. Я вцепилась в руку своего спутника, и тот машинально толкнул меня к себе за спину.

— Алгир, во имя Творца, ты жив! Хитрый жучила, я знал! Знал, что рано или поздно ты вернёшься! Ты ж везучий, зараза! Из любой передряги выпутаешься! — имперец подошёл совсем близко и обратил внимание на меня. — О, а это что за девка? Не, ну ты даёшь! Мало того, что с того света выбрался, так ещё и такую красотку с собой приволок. Ты где откопал такое сокровище?

— Это Лаэри, — осторожно проговорил мой маг. — Она выходила меня.

— Вот вечно тебе самые сливки достаются! — продолжал бушевать имперец. — Спорим, если б я в лесу подыхал, меня бы кроме какой-нибудь древней карги никто бы и не подобрал. Эй, детка, — а это уже мне, — чего жмёшься? Не боись, не укушу.

Он попытался коснуться меня, и тут я, и без того сдерживавшаяся с трудом, не выдержала. Вскрикнула, и мага отбросило на землю.

— Ведьма! — прохрипел он очевидное. — Алгир, твоя девка — ведьма! За сестричкой пришла, да? А сестричка-то тю-тю!

Я не поняла, что он сделал. Это был не привычный удар из арсенала имперцев, что-то другое. Он словно бы поднял заслонку, и на меня лавиной обрушилась смерть сестры. Её ужас, её боль, то, как она тщетно пыталась заслониться от летящих булыжников, её бессилие призвать стихии — всё это, усиленное стократ. Я закричала, сжалась в комок, обхватив голову руками. Ничего вокруг не существовало — только страх и боль. Не мои страх и боль, отчего делалось только хуже.

Всё закончилось резко, как отрезало. Подняв взгляд, я сквозь пелену проступивших слёз увидела окровавленное, но ещё живое, дёргающееся тело мага и всё ещё стоявшего в типичной боевой позиции Алгира. Секунда — и он уже помогал мне встать.

— Лаэри, пойдём отсюда.

Нет! Я резко вырвалась из его хватки и вскинула руки, выпуская на волю бушующее пламя. Пусть горит! Пусть всё здесь сгорит! Пусть тела тех, кто убивал сестру, обратятся прахом! Пусть корчатся в объятьях пламени! Я выжгу этот рассадник мерзости дотла. А потом пойду и выжгу ещё один. И буду выжигать их, пока какой-нибудь маг не сможет меня остановить.

— Лаэри! — он одним рывком развернул меня к себе.

Я почувствовала, как теряю контроль над огнём, как он уверенно перехватывает мою магию. Проклятье, сама ведь учила!

— Прекрати! Они все должны умереть! — крикнула я.

— Нет! — он держал меня теперь уже за обе руки, а в его глазах жило то самое непоколебимое упрямство, которое я считала навсегда утраченным.

— Ты не можешь, ты — мой! — я дёрнулась, но он не отпускал. Вокруг нас бушевала стена огня, отрезая от внешнего мира. Моего огня, но покорного ему.

— Я твой, — согласился он, прижимая меня к себе, несмотря на мои попытки вырваться. Сильно. Уверенно. — А ты — моя.