Ведь это я во всём виноват! (джен)

Обычный дождливый день снова вступил в свои права. Шпили Змиулана подпирали серое небо, которое будто прохудилось. Обычная погода для обычного дня в самом обычном для меня замке.

Правда, сегодня слово "обычный" совсем не подходило. Этот день отнюдь не обычный, я бы даже сказал, что роковой.

Старший ученик и нелюбимый сын великого Духа Осталы, я всю свою недолгую жизнь провёл в этом Змиулане, занимаясь "важными делами". А если начистоту, ничего я не делал. Много учился, только ничему хорошему научиться не смог. Разве что запретным эферам и тёмному часодейству. Да только для чего мне всё это нужно?

Пока Огнева в сотый раз проводит тиккеровку старья, я вглядываюсь в окно и думаю. Разговариваю сам с собой в голове. Это самое большое развлечение, которое мне предоставится в ближайшие несколько часов.

— Что это за письмо? — доносится до меня откуда-то издалека. Оказывается, Огнева уже дошла до письма, которое писал когда-то Фэш. Конечно, как оно может не заинтересовать нашу ЧерноКлючницу? Но я, вместо того, чтобы хоть что-нибудь рассказать ей, грубо вырываю листок из её рук, как обычно, храня молчание, и делаю пометку в блокноте — надо будет перед отцом об уроке отчитаться.

Конечно, я мог бы рассказать об этом послании, но зачем? "Меньше знаешь, крепче спишь" — гласит остальская поговорка, и я с ней полностью согласен. Едва Огнева услышит историю этого письма, в ней проснётся ещё большее желание спасти Фэша, но какой в этом смысл? Он уже подписал Договор и станет следующим перевоплощением отца, и никому не под силу что-то изменить. И уж тем более не выскочке Василисе Огневой.

Как бы мне ни было тяжело, я смирился с этой мыслью. Смирился, что скоро у меня не будет почти родного брата. А она, видимо, нет. Не мои проблемы, так что не буду ей мешать. Пусть делает, что хочет.

Велев ей тренировать часовое превращение, пока оно не начнёт получаться моментально, я снова подхожу к окну.

Отсюда видна Главная башня, где живут большинство старших. Вот окно моей комнаты, а под ней комната Фэша, где он сейчас сидит у раскрытого окна, подставив голову под дождь. Решил обрадовать своего любимого дядю новым телом с воспалением легких? — я усмехаюсь и продолжаю гипнотизировать взглядом серые стены башни напротив.

До праздника остаётся всего полчаса, и я отпускаю Огневу готовиться к торжеству, а сам бреду к себе в комнату, чтобы нормально оформить отчёт об уроке и явиться на банкет, на который и не горю желанием идти. Да и вообще я редко горю желанием что-либо здесь делать. Всё это повторяется день изо дня, я старший из всех учеников и должен следить за порядком, многие меня ненавидят, ведь я никому не даю спуску — иначе отец накажет. Накажет всех, а особенно меня. Накажет не парой дней в подземелье... И мне в этом замке места нет. У меня нет друзей, да и это и неудивительно — кому нужен я такой весь из себя правильный, порядочный и подражающий отцу? Тем не менее, я продолжаю быть таким — старая привычка, почти как курение. Вроде и понимаю, что так нельзя, но остановиться уже не могу.

И всё это существование, именуемое здесь жизнью, тянет меня ко дну. Для чего мне всё это нужно?

Мне нужен лишь выход отсюда, который только один. И Фэшу он скоро представится. А что мне? А ничего мне, лишь долгое существование в роли личной собачки отца. Ничего!

Пока остаётся несколько минут, я подхожу к зеркалу и придирчиво оглядываю свой наряд — белая рубашка и чёрный костюм, кроваво-красный галстук-бабочка и лакированные чёрные туфли. Даже волосы не торчат во все стороны, а вполне прилично расчёсаны. Одет я как на праздник, но праздник ли это?

Когда мне надоедает своё отражение, подхожу к окну и открываю его. В лицо начинает бить холодный ветер и придаёт решимости. Почему я, вместо того, чтобы действовать, стою здесь и философствую? Почему? Неужели мне не хочется прекратить весь этот балаган сейчас и здесь? Неужели я настолько слаб, что могу смотреть, как великий изверг, по совместительству мой отец, в очередной раз отберёт жизнь у ни в чём ни повинного мальчишки? Я обязательно должен ему помешать и прекратить это ужасное иго. Любой ценой.

Часы бьют ровно пять ударов, и я направляюсь в Часовую залу на мероприятие. Не дойдя несколько шагов до дверей, встречаю Фэша и вижу, что несмотря на свой дерзкий вид и решительный настрой, он боится. Все мы боимся, и я прекрасно его понимаю. Помню, как у самого тряслись коленки, когда отец огласил, что я буду следующим его перевоплощением. И удивляюсь, как мой брат всё ещё держится.

— С Днём Рождения, — пытаюсь я его поздравить и подхожу ближе. Только вот с чем поздравляю, мне не понятно.

— Спасибо, — следует сдавленный ответ. Хочется сказать ему, что всё будет хорошо, но зачем обманывать человека? Тем более того, который прекрасно знает, что хорошо уже не будет.

Темы того, что будет, лучше избегать вообще. Лазарев уже постарался. Я поклясться могу, что он знал, какая участь уготована его лучшему другу, но тем не менее надавил на больное проектами замка, их с Фэшем мечты. Мечты, которая для него никогда не сбудется. Может, Лазарев напомнил обо всём не со зла, но понять его я не могу. Впрочем, и не пытаюсь.

Весь наряженный, отец спускается к нам по лестнице, и мы с Фэшем синхронно кланяемся ему. Скорее рефлекторно, чем из уважения.

Минуты с три мы стояли в полном молчании. Фэш буравил ненавистного учителя взглядом, тот ухмылялся ему в ответ, а я стоял в сторонке, не вмешиваясь в их молчаливый диалог.

— Нам пора, — говорит отец, и мы втроём идем в Часовую залу, где все уже заняли свои места за столом. Едва дверь открывается, все голоса в зале замолкают, а взгляды примерзают к нам троим. Одни смотрят на отца, другие на Фэша, а некоторые взгляды чувствую на себе и я.

Пока мы занимаем оставшиеся три места за столом, я не слышу ни единого человеческого голоса. Такое чувство, будто все приглашённые говорить разучились. Да и не особо-то нужны их разговоры сейчас. Пусть молчат.

— Приветствую вас, уважаемые господа и дамы, на праздновании именин своего любимого племянника, — голос отца набатом звучит в ушах. — Я рад, что никто не отказался от приглашения и те, кого хотел бы видеть я, тоже вскоре подойдут... Вот почему я решил сразу сделать важное объявление.

Объявление? Любопытно. Хотя чего любопытного, ведь я уже давно знаю, о чём сейчас будет сказано. И от этой мысли становится как-то не по себе. Если раньше был хоть какой-то призрачный шанс на спасение, то сейчас его уже нет.

Очередные мои рассуждения обрывают резко заявившиеся и спешащие к столу моя мать вместе с Зарри и Александром. Даже не ожидал видеть их здесь. С другой стороны, почему бы и нет? Они же временные союзники с отцом — помогут ему сотворить золотой мост для перехода на Эфлару. Правда, цели у них немного разные — отец хочет стать Временем, а матери просто не даёт покоя существование второй планеты. Странно, но мне всегда было наплевать на Эфлару. Ну есть она и есть, чего такого? Но, видимо, родители не разделяют моей точки зрения.

Дождавшись, пока гости займут свои места, отец снова обращается ко всем присутствующим:

— С сегодняшнего дня Фэш Драгоций является моим преемником, — оглашает он, сияя, как новый эфлар. — Я принял окончательное решение.

Хоть я ничуть не удивлён, но всё равно мне паршиво. Вот Фэшу есть, что терять — хотя бы друзья и эта выскочка Огнева, в которую он успел втрескаться. А что терять мне? Друзей у меня нет, нет того человека, о котором я бы подумал за секунду до смерти... Есть лишь эта ужасная реальность, этот ужасный Дух, который ломает чужие судьбы, как карточные домики, которому я должен повиноваться. Пора уже разрушить эти порядки. Сейчас и здесь.

— ... готов стать... следующим, — договаривает побледневший Фэш. Из его речи я услышал лишь последние слова, а остальные пролетели мимо ушей. Он уже смирился, да и я тоже. Но что-то в моей душе говорит, что нельзя с таким мириться. И я тоже так считаю. С каждой секундой уверенность в правильности этих слов всё больше и больше возрастает. Нельзя мириться с той диктатурой, которую устроил здесь отец. Нельзя!

— А сейчас позвольте рассказать о сюрпризе, — отец встаёт с кресла и как бы спрашивает позволения заговорить, повысив голос. Только скажет всё он в любом случае, даже если все хором скажут "Не позволяем!". Никто в этой зале ему не указ.

Правая рука чуть не задевает меня, когда отец обводит ей круг и говорит:

— Я перенёс Часовую залу в Расколотый Замок. Так что сейчас, дорогие гости, мы все находимся во Временном Разрыве.

Меня как будто шарахнуло эфером шока. Хоть я и знал, что мы попадём сюда, да и большинство взрослых приглашённых знали об этом. И ещё я знал, что сейчас будут открывать Рубиновую Комнату. Поскорее бы, а то мне уже надоел этот цирк с Расколотым Замком. Надоело водить ключников в бестолковые экспедиции. Почти целый год мы никак не раскроем эти несчастные семь секретов, без которых неплохо жили уже больше тысячи лет.

— Позволишь ли ты, Нортон Огнев, — обращается отец к Огневу-старшему. — Пригласить твоего сына сюда, в центр залы, дабы свершилось наконец предназначение Рубинового Ключа, последнего из легендарных Ключей, ещё не раскрывшего своей тайны?

Внезапно мне бросается в глаза Огнев-младший. Никогда не думал, что можно так краснеть. Даже кроваво-красная скатерть скоро уступит ему по насыщенности оттенка.

— Конечно позволю, Астрагор, — отец сеньора-помидора ведёт себя слишком нагло. Ему что, жить надоело? — Пора заканчивать с этим спектаклем, — я абсолютно с ним согласен. — Норт! Будь добр, выйди, порадуй нас всех.

Он вмиг бледнеет и медленными шагами плетется к центру залы, как будто хочет оттянуть решающий момент. Все мы хотим оттянуть роковые моменты, но это не значит, что они не наступят. Оттягивая что-то, мы получаем лишь отсрочку.

— Черноключница! — громко обращаюсь к Огневой и вызываю на центр залы. — Помоги брату. Покажи всем здесь присутствующим, чему ты научилась у великого Духа Осталы.

Неправда. Всему она научилась у Миракла и лишь развивала навыки на индивидуальных занятиях со мной. А новому ничему, кроме часового перевоплощения, она не научилась. Да и не для учёбы Огнева сюда заявилась, уж я-то знаю. Она пришла сюда для того, чтобы спасти Фэша, но, конечно, у неё не получилось... Стоп. Кто решил сегодня покончить с этими жестокими порядками в роду Драгоциев? А если я решил, то я должен. Иначе потеряю последнее, что у меня осталось — уважение к себе.

Василиса уже стоит с тиккером наготове, а её брат только тянется за Ключом. Видно, что он страшно боится и даже не пытается себя контролировать. Трус несчастный.

Вот уже вторую или третью минуту Огнева крутит тиккер, но мантиссы Ключа появляться не желают. По лицу видно, что девчонка сильно волнуется. Ничего удивительного, все мы волнуемся.

— Стойте! — резкий возглас Черной Королевы направляет мой взгляд почти в самый конец стола, где и сидит повелительница лютов. — Рубиновый Ключ не слушается мальчишку, разве непонятно? Пусть этот Ключ перейдёт к законной хозяйке.

Униженный мальчишка прижимает его к сердцу, но под свирепым взглядом моего отца Огнев-младший, весь в злых слезах, отдаёт Ключ своей сестре, а вот тиккеровку вызывается провести сам Дух. Такого даже я не ожидал.

Да и Огнев-старший, видимо, тоже. И он, побелевший и шокированный, смотрит вперед в центр залы, где отец уже начал крутить тиккер над Ключом в дрожащей руке девчонки.

Купол над Ключом сначала был алый, сейчас становится кроваво-красным, а вокруг него и Ключа в завораживающем танце кружатся разные часовые стрелы, и на какой-то миг мне даже кажется, что я вижу среди их множества свою. Вряд ли это она, но всё же я вызываю свою стрелу, и она, слегка помятая, плавно ложится в руку.

Внезапно вся зала окрашивается в красный цвет и становится круглой, а бело-красная плитка на полу чередуется в шахматном порядке. Я, хоть и знал, что сейчас должно произойти, всё же удивлён. Никак не представлял Рубиновую Комнату такой величественной.

Огнева стоит посреди залы, и складывается ощущение, будто не видит никого из нас, а видит лишь красный туман, на который направляет стрелу. Быстрее бы она открыла эту чёртову Комнату, а то уже сил нет лицезреть этот цирк!

Внезапно для всех нас из тумана выходит девочка в школьной форме — эррантия, нерождённая дочь Огнева-старшего и Ниры.

— Здравствуй, Василиса, — тихо произносит только что вышедшая из тумана, и все с волнением и интересом начинают слушать их диалог.

— Привет, Николь.

— Ты уже догадалась, кто я? — сразу задаёт Николь вопрос, а я ухмыляюсь — мозгов у Огневой не хватит, чтобы догадаться.

— Я точно не знаю, — а ты что-нибудь точно знаешь? — Хотя иногда мне кажется, что ты — моя сестра, — продолжает она, и я даже удивлён, что Василиса до такого сама додумалась. Или отец подсказал. А может и не отец, кто эту чокнутую семейку знает? — Вернее, сестра Норта и Дейлы. Ты просто очень похожа на... Ниру.

— Ура, ты догадалась! — обрадованно кричит девчонка, а я лишь ухмыляюсь, глядя на эту картину, — Я — Николь Огнева, дочь Нортона и Ниры. Нерождённая.

М-да, и долго же они будут всё это выяснять? Пусть быстрее разгадывает секрет, а то уже тошно смотреть. Приличия ради время бы остановили, чтобы другие не утомлялись их разговорами!

— Нерождённая — потому что мой отец ушёл в эту параллель, да? — уточняет Василиса, и я чувствую, что сидеть ровно уже нет сил, а облокотиться на стол как-то не культурно, ведь ставить локти на стол — моветон. — Ушёл, чтобы спасти меня? — ох уж эти семейные драмы. Мне их и в своём роду хватает, а тут ещё и сиди, выслушивай об этих Огневых.

— Да, — чуть помедлив, отвечает Николь.

— Он знал, что Лисса умрёт, — с горечью произносит Огнева, и я чувствую, что их разговоры затянутся надолго. — Поэтому сознательно выбрал другую жизнь, где нашёл вас. Но вернулся, чтобы спасти меня. Вот почему ты меня ненавидела.

Так и хочется крикнуть им, чтобы они остановили время и обсудили всё, а потом уже приступили непосредственно к выполнению предназначения Ключа, не утомляя остальных.

— Я знаю, что была неправа, — тихо произносит Николь, заметно нервничая. — Я потеряла отца. А ты — потеряла маму. Наши судьбы с тобой очень похожи, вот почему я решила помогать тебе. Но сейчас ты сама должна принять решение. Ты можешь вернуть свою семью — просто войдя в нужную дверь.

Теперь Огнева ошарашенно смотрит на двери, а я понимаю — скорее с ума сойду, чем Комната откроется. Такое чувство, будто в подземелье веселее, чем здесь.

— Ты хочешь сказать, что одна из этих дверей ведёт... — снова говорит Василиса, и я прикидываюсь, будто ужасно заинтересован её действиями.

— В новую параллель, — кивает Николь. Где ты со своими родителями сможешь начать всё заново. Начать новую жизнь, — видимо, эррантии самой наскучило говорить догадками, поэтому она сообщает всё сразу и ясно.

Глядя на Огневу, складывается чувство, будто у неё голова кружится. Хоть бы она в обморок не грохнулась!

— В этом состоит главный секрет Рубиновой Комнаты, — продолжает Николь, игнорируя шаткое положение сестры на ногах. Наверное, ей самой этот цирк надоел, и она хочет всё побыстрее закончить. — Родная кровь. Семья. Жизнь. Новая судьба. Ты, как главная хозяйка Рубинового Ключа, сможешь начать всё заново.

Василису как шоковым эфером шибануло, и она воскликнула:

— Так вот почему Белая Королева передала мне этот Ключ!

Осенило милочку. Очевидно же, что неспроста ей он достался. Да и думать можно не вслух. Но то ли она не умеет в уме размышлять, то ли пытается привлечь к себе внимание. Хотя по второму поводу может и не беспокоиться — все взгляды и так обращены на неё.

— Да. Не пойми меня неправильно, и всё же я очень хотела, чтобы с самого начала Рубиновый Ключ достался Норту. Если бы мой брат владел этим ключом, то смог бы выбрать нашу параллель, где все мы были бы очень счастливы. Норт вырос бы и стал советником РадоСвета, а Дейла возглавила бы Школу светлочасов. Ну а я руководила бы небольшой ювелирной мастерской.

Ох, началось. Теперь эррантия давит на жалость. И Огнева её наверняка ещё долго-долго будет утешать.

— Я знала, что самым решающим станет Рубиновый Ключ, — продолжает Николь. — Видела всё, как на картинке. Но я не смогла закрыть глаза на то, как у тебя его отобрали. И решила, что помогу тебе, ведь это твой Ключ, а значит, Ключ к твоей судьбе. На чужом несчастье своего счастья не построишь. В общем, всё это уже в прошлом. А сейчас ты должна выбрать правильную дверь.

Василиса хочет что-то спросить у своей сестры, но та исчезает, едва договорив.

Огнева растерянно оглядывается по сторонам, но не знает, что бы ей предпринять.

Ну естественно, когда за них всю жизнь решают всё влиятельные родители, самим принять правильное решение куда сложнее.

— Василиса! — обращается к дочери Огнев-старший, вскочив с места. Видимо тоже понял, что его доченька сама не справится.

Но ничего сказать ему не удаётся — мой отец пускает в него несколько эферов, и Огнев, взвыв от боли, падает на пол, но этот крик тотчас приглушает наэференный кляп. А затем и руки его связываются при помощи стрелы Духа.

В глубине души я возмущён — ведь Огнев, каким бы глупцом ни был, просто хотел помочь своей беспомощной дочери. Как настоящий родитель. Если отец сам никогда не стремился помогать своим детям, это не значит, что и другие не должны.

Я не знаю как, но в моей руке сама собой оказывается стрела. Я должен помешать отцу! Но внезапно замечаю Примаро, необычно твёрдый взгляд которого обращен на меня, будто говоря "Не сейчас". И это заставляет меня убрать стрелу — время пока не пришло, а его дару провидения я доверяю, и с беспристрастным продолжаю видом смотреть на связанного отца рыжей, которого она всё же видит, о чём говорит испуганное выражение её лица.

— Развяжите его немедленно, — требует побледневшая Огнева. Неужто Василиса не поняла, что требовать — не в её компетенции. Уж даже и не вспомню, сколько раз я её запирал в подземелье, когда она начинала требовать рассказать ей что-то. Но её, видимо, жизнь ничему не учит.

Пока Нортон-старший безуспешно пытается избавиться от верёвки с кляпом и сказать что-то дочери, отец уговаривает её открыть дверь в ту параллель, где она будет вместе со своими родителями жить счастливой семьёй. Ловлю себя на мысли, что даже сам не знаю, какую дверь стоит открыть. Хотя зачем мне это? Я что, Василиса Огнева? — усмешка на миг появляется на моём лице, но вскоре её место занимает привычная маска безразличия.

Василиса не двигается с места — не может выбрать. Видимо, её настораживает тот факт, что параллель, так расхваливаемая моим отцом, по мнению Огнева не является верной. Сообразила, видимо, что за этим что-то стоит. Крупица мозгов у неё всё-таки есть.

По виду девчонки ясно, что наши с ней отцы исчезли с её глаз, и она отодвигает стрелой следующую занавесь, из-за которой высовывается Родион Хардиус — самый адекватный Огнев. Но на то он и адекватен — взял да время остановил, чтобы людей болтовнёй не мучить. Мне не ясно, о чём он беседовал с правнучкой во временной петле. Да и не особо интересно — разговор с Николь меня очень сильно утомил.

С несколько минут Огнева стоит и пытается обдумать решение, а её отец, лёжа на полу со связанными руками, не отрывает от неё глаз. Да и мне становится интересно, что же она выберет, хотя меня это в любом случае не коснётся.

И снова заявляется Николь. Ну когда уже эти семейные драмы закончатся? Я уже завою сейчас, а они никак не договорятся. Даже до меня дошло, какую дверь надо открыть.

— Что ты делаешь?! — кричит эррантия.— Ты же меняешь свою судьбу! Твоя параллель погаснет, если ты отпустишь отца... Ты можешь уйти в безвременье уже сегодня, как только с последним ударом полночи закончится день!

А я только обрадовался, что Василиса наконец-то приняла решение. Но, вероятно, не судьба. Теперь ещё сто пятьдесят раз его обдумают, и не факт, что окончательно решат.

— Я просто хочу, чтобы ты родилась, — Огнева начинает плакать. Только этого не хватает. — И у тебя была нормальная семья.

Слёзы хлынули рекой, и вскоре затопят весь Расколотый Замок, а может, и Временной Разрыв. Если это сейчас же не остановить, придётся отсюда плыть.

Раньше моя комната казалась мне противнейшим местом, но сейчас я мечтаю оказаться одному там и в тишине-покое отдохнуть, а не смотреть на рыдающих Василис и Николей, играющих в благородство.

Наконец-то рыжая делает выбор, и счастливая нерождённая пропадает. Неужели всё это закончилось, и все Комнаты открыты? Казалось бы, сегодняшний вечер закончился, но я чувствую, что это только лишь начало. Начало чего-то ужасного.

Такое чувство, будто время сейчас идёт не правильно, а как-то по-своему. И меня начинает окутывать дикий страх, контролировать который с каждой секундой всё сложнее. Но я должен его преодолеть, должен пойти сегодня против отца. Именно сегодня, ведь если он станет Властелином Времени — будет слишком поздно.

Как будто издалека звучит голос Огневой, но чётких слов я разобрать не могу, а перед глазами начинает мелькать непонятная темнота, которая вскоре забирает меня в свои объятия, игнорируя все сопротивления...

Голова раскалывается, а руки и ноги будто онемели. Перед глазами пляшут какие-то чёрные круги, иногда их сменяют красные. Первые несколько секунд я не понимаю, где вообще нахожусь и как сюда попал, но постепенно начинаю вспоминать всё. Вот отец перенёс нас в Расколотый Замок, Огнева открыла Рубиновую Комнату, беседовала с эррантией, потом я потерял сознание…

А сейчас пытаюсь в него прийти. И немного это мне удаётся, хотя мысли в голове путаются. Такое чувство, будто бы я напился, хотя точно помню, что не брал в рот ни капли спиртного этим вечером. Да и вообще никогда не любил крепкие напитки.

— Ты с нами? — между кругов виднеется напуганное, но решительное лицо Примаро.

— Ты о чём? — отвечаю я вопросом на вопрос, но ничего умнее в голову не приходит — я даже не понимаю, о чём он говорит. Не самая приятная это вещь — в сознание приходить.

— Есть шансы победить Астрагора, — он явно удивлён. Ведь непривычно что-либо объяснять Року, который обычно всегда в курсе всех дел. Но сегодня не так. Сегодня для меня надо всё разжёвывать, потому что я ничего не понимаю. По крайней мере сейчас.

— Что? — я снова ничего не понимаю, но не хочу это показывать. Правда, это не особо получается, и мой проницательный брат соображает, что у меня с головой не всё в порядке.

— Сейчас он в Часовне Эфларуса собирается провести обряд переселения Духа, но мы можем ему помешать и прекратить эту эру. Ты с нами или против нас? — в голосе моего всегда спокойного брата внезапно звучит металл.

С ними или против них? Только сейчас я осознаю, какой это трудный выбор. Казалось бы, я никогда не был фанатом отца, но и не был ярым противником... Рок, что ты обещал несколько часов назад?

Если я сдержу обещание, то какой же из меня сын? Хотя, какой же из Астрагора отец? Настоящие родители дают своим детям любовь, пытаются сделать их счастливыми, дарят семейное тепло. А что дал отец мне? Я никогда не чувствовал себя любимым ребёнком, не чувствовал семьи. Он никогда не спрашивал у меня о таких вещах, как настроение, или, например, что мне снилось этой ночью. Да и отцом-то я его и не считаю. Одно название, в которое даже не вкладываю смысла. Тот же старший Огнев и старший Лазарев — их можно назвать отцами, а Астрагора нет. Тем более этот изверг меня когда-то хотел убить, чтобы получить новое тело. Ну и почему после этого я не могу…

— Время не ждёт, Рок. Ты с нами или нет? — Примаро настроен серьёзно, но я молчу, ведь не знаю даже, что и ответить. Такое чувство, будто стою на каком-то распутье.

Предо мной два пути — пойти против Астрагора или за него. Казалось бы, выбор очевиден, но я не могу принять решение. Я что, настолько трус?

Если я останусь на стороне отца, то он станет Властелином Времени, убьёт Фэша, а моё существование в Змиулане в роли его безотказного помощника продолжится. Не самый лучший вариант.

А если пойду против? Неизвестно, выживу ли или нет. С другой стороны, чего я так пугаюсь смерти? Мне разве есть что терять? Уж лучше погибнуть героем, чем остаться трусом. А герой ли я? Сын, который хочет выступить против своего же отца — разве это не аморально? Хотя, кто здесь вообще об этом думает.

— Ты с нами или нет? — повторяет вопрос брат, и я просто киваю. На слова сил нет.

— Вставай быстрее, сейчас крыша обвалится, — он дёргает меня за рукав, и вовремя — часть потолка почти сразу падает на то место, где недавно стояло моё кресло, оставив в крыше большую дыру, сквозь которую видно сражающихся наверху старшего Огнева и отца.

— Сейчас надо вывести из зала гостей и младших, — обращаюсь хриплым голосом к Примаро, и он согласно кивает, а я бегу к настенным часам. Вернее, стараюсь бежать — ноги не слушаются совершенно. Пару раз споткнувшись, я пересекаю это расстояние и пытаюсь вызвать стрелу, едва не падая. Голова всё ещё кружится, а в висках стучит. Хочется лечь и лежать, но нельзя. Сейчас надо собрать в кулак все оставшиеся силы, иначе будет поздно. А опоздать нельзя. Надо действовать сейчас и здесь.

Едва кончик стрелы касается циферблата, я начинаю настраивать переход. Раньше это без труда удавалось мне, но не сегодня. Руки дрожат, ноги словно ватные, а в голове как будто туман. Но хоть круги перед глазами пропали, и на том спасибо.

— Давай я лучше настрою, у тебя руки дрожат, — подбегает к часам Дир. Похоже, и он решил пойти против ненавистного дяди. От него это можно было ожидать.

Без слов я подпускаю брата к часам, а сам отхожу в сторону и прижимаюсь к стене.

Дир уже настроил переход, и мы втроем с ним и Примаро пытаемся провести паникующую толпу в Змиулан. Насколько позволяет моя больная голова, я пытаюсь запомнить тех, кто идёт в замок. И я не замечаю среди них ни Миракла, ни Чёрной Королевы, ни кого-либо ещё из Зодчего Круга. Младшие все вроде бы прошли, но вот из старших я никого не заметил. Видимо, все они приняли какую-либо сторону. Наверняка, Войт и Люцифер встали на сторону любимого ими дяди, а вот Рэт точно против. Что насчёт Феликса и Ксеркса, я сказать не могу — от них можно ожидать что угодно. Да и от Фирса тоже.

— Примаро, с нами, это с кем? — внезапно задаю я вопрос. Внезапно и для него, и для себя.

— Рэт, Феликс, Дир, ты и я, — с абсолютным спокойствием отвечает он, и я невольно удивляюсь: как в такой ситуации можно быть настолько спокойным?

— А разве Фирс с нами не идёт? — снова спрашиваю. Ведь этот мальчишка терпеть не мог своего учителя, хоть и не решался сказать ничего против него.

— Он против нас, — следует ответ, но я и не особо удивлен — наверняка он струсил. Ведь больше всех боялся гнева Астрагора именно Фирс.

Сейчас я чувствую, что зала начинает трястись. Или это уже я сам на ногах устоять не могу. Я едва не падаю, но вовремя успеваю ухватиться за что-то. Как оказывается, за косу Примаро, отчего он скривился. И я его прекрасно понимаю: неприятно, когда за волосы дёргают.

— Пей, — Дир суёт мне прямо в лицо фляжку, и я, даже не поинтересовавшись, что в ней, делаю большой глоток. Теперь я просто сижу на полу и смотрю в дыру на потолке, через которую видны звёзды.

Я смотрю на них, а они будто смотрят на меня и вырывают этим из реальности. Такое чувство, будто они хотят мне что-то сказать. Их завораживающий блеск так и манит к себе, далеко наверх, в конец вселенной, где нет никаких Астрагоров и проблем, где есть лишь звёзды и их таинственное мерцанье.

— Пора, — возвращает меня в реальность Примаро, и непонятно откуда взявшийся Феликс даёт мне фиолетовый плащ для путешествий во времени.

Я встаю на ноги, и это даётся мне удивительно легко. Видимо, Дир напоил меня часовой настойкой. Как же это прекрасно — крепко стоять на своих двоих, а не шататься из стороны в сторону, как Старочас.

Как Старочас. Затерянные во времени, Зачасованные, причём множество — Астрагором лично. За тысячу лет он отправил много душ в безвременье. И я ещё сомневался, идти мне против него или нет. Конечно идти!

Нас всего пятеро — я, Примаро, Дир, Феликс и Рэт, но, как сказал среброкосый, нам предстоит встретиться с остальными старшими, которые выступают против свержения этого изверга, — от одной мысли о нём меня кидает в дрожь. Внутри очень больно, что именно он мой отец. Но родителей не выбирают.

— Нам в Часовню Эфларуса, говоришь? — задаю вопрос, и брат лишь кивает.

— А дорога-то известна? — интересуется Феликс, и я указываю рукой на коридор, куда мы сразу же направляемся. Каждая секунда на счету, поэтому мы стараемся бежать как можно быстрее — если опоздаем, будет поздно.

Повороты сменяют лестницы, лестницы сменяют галереи, а они сменяются в свою очередь коридорами. До Часовни остаётся немного, но нас заставляют остановиться Войт и остальные старшие.

— Куда это мы собрались? — чёрные глаза его сужаются, а на ладонь прыгает стрела.

— Шок! — игнорируя вопрос, я вызываю свою стрелу и отправляю в Войта эфер, стараясь вложить в него как можно больше силы. Удар выходит неслабый, хотя я знаю, что это не предел моих сил, но на большее пока их нет. Настойка ещё не до конца подействовала, поэтому пока придётся биться так, а потом видно будет. Дожить бы еще до этого "потом".

Воспользовавшись состоянием Войта, я направляю в него и других оппонентов ещё несколько эферов, и мои так называемые союзники тоже не отстают. Но и сопротивление нам оказывается немалое, так что через пару минут на меня страшно смотреть — бледное лицо украшают несколько кровоточащих ран, из которых тонкой струйкой течет кровь — этот эфер очень хорошо даётся Брутусу. Он хороший боец, но невнимательный, поэтому через несколько секунд я дрожащей рукой провожу его краткое зачасование без числового имени. Рука предательски дрожит — что-что, а зачасование без нервов я проводить не могу. Тем более зачасовывать своего же брата — какой-никакой, но он мне родственник. Но сейчас как раз тот момент, когда оно необходимо. К тому же я оставил ему шанс вернуться в свой временной коридор.

Внезапно я чувствую, что время остановили. Люцифер. Тот мальчишка, которого я всегда опасался из-за его повышенного интереса к эферу Огненного креста и зачасованию. Причем он интересовался этими всеми мерзостями не в теории, а на практике. Помню, как белобрысый радовался, когда ему самому позволили зачасовать шпиона, проникнувшего в Змиулан несколько лет назад. После этого я старался общаться с ним как можно меньше. Мало ли, вдруг стану его следующей жертвой.

Но я тоже владею всеми подобными эферами, поэтому не дожидаясь, пока он заговорит, провожу косую линию перед ним, и Люцифер тоже в долгу не остаётся.

Передо мной горит линия, и этот огонь завораживает, хочется смотреть на него бесконечно. Пока я смотрю на танец язычков пламени, больших и маленьких, завораживающих, белобрысый напротив с торжествующей ухмылкой смотрит на меня и начинает произносить моё числовое имя наоборот.

— Бюле-емз! — голос теперь уже не брата возвращает меня к реальности, и я выкрикиваю наоборот его числовое имя, завершая крест.

Всё. Теперь у меня нет брата. Я уверен, что Люцифер желал мне смерти, но я никак ему этого не желал и не желаю сейчас. Хочу убить лишь отца, но никак не брата, каким бы он не был. Но белобрысый не оставил мне другого выбора, поэтому несколько секунд назад живое тело уже становится мраморным. Его уже не спасти, в отличие от Брутуса.

С его зачасованием пропадает и временная петля, поэтому прямо на меня обрушивается мощный эфер боли, посланный Ксерксом. Лишь чудо помогает мне его отразить, и я издаю вздох облегчения.

— Вред! — отвечаю ему, но попадаю в Фирса, и он отлетает назад и бьётся головой о мраморную статую Люцифера, которая оказалась в коридоре. Изваяние падает, а на его осколках лежит Фирс. Не знаю, жив он или нет, но мне сейчас не до этого.

— Кровь! — слышу я голос Войта, и на моей левой руке тут же появляется появляется рана, из которой обильно вытекает тёмно-красная жидкость. Недолго думая, отрываю от плаща кусок ткани и наспех пытаюсь остановить кровотечение. Как только это хоть немного получается, я беру стрелу в другую руку и направляю ответный эфер боли, который скручивает его.

— Шок! — Ксеркс попадает эфером прямо в Феликса, и того отбрасывает прямо к стене, по которой он тут же сползает. Хороший боец из Ксеркса вышел. Не то что человек.

— Вред! — вкладываю в эферное слово как можно больше желания навредить, и это срабатывает — он падает на пол, но тут же встает и отвечает эфером боли, который я не успеваю отразить и вскоре оседаю от нестерпимой боли в левой руке. Если до этого адреналин в крови давал мне не чувствовать боли от раны, нанесённой Войтом, то сейчас уже она открылась с ещё большей силой, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать, пытаюсь дождаться, пока действие эфера пройдёт.

— Кровь! — эфер Рэта проходит почти по ключицам Ксеркса, и тот, взвыв от боли, повалился на пол.

— Войт бежал, теперь нам пора идти в Часовню, — хриплый голос Дира звучит надо мной, но я не могу встать и даже сказать слова. Болит только рука, но всё тело отказывает слушаться.

— Нас-той-ки, — еле выговариваю я, и брат даёт мне ту же самую фляжку с противной на вкус, но действенной часовой настойкой, по глотку которой после меня делают все. Это сражение измотало нас, но мы способны передвигаться и пребываем в сознании, чего нельзя сказать про наших соперников.

Я встаю, и мы все бредём по полуразрушенному коридору, переступая через обломки потолочного декора, сбитого эферами, и мраморной статуи Люцифера.

— Кровь! — неожиданный эфер Ксеркса летит мне в колено, и я, не задумываясь, зачасовываю его по числовому имени, не встречая никакого сопротивления. То ли у него уже нет сил, то ли он сам расхотел существовать здесь.

— Спасибо… — слышен его почти неслышный голос. За что он меня благодарит? И тут я вспоминаю, что он — выходец из другой параллели. Выходит, сейчас он умрёт и попадёт к себе в родную параллель, где не будет Астрагора. Эх, позавидовал бы я ему. И, наверное, то же самое случилось с Люцифером и Фирсом. После полуночи они трое окажутся у себя, в своём правильном мире. Мне бы так, но если меня зачасуют, я стану всего лишь затерянным во времени, а не отправлюсь никуда. Моя параллель здесь, с Астрагором и этими страшными испытаниями. Но я должен завершить своё дело сегодня.

Идти нормально я не могу. Колено — не левая рука. Если с ней хоть как-то справиться можно, то здесь дела обстоят куда сложнее, и мне приходится постоянно останавливаться. И, что самое страшное, такие раны не заживляются эферами и настойками. Даже если такие эферы и есть — их в Змиулане не изучали точно. Поэтому я, превозмогая боль, иду в Часовню, где, возможно, предстоит ещё более страшная битва. И неизвестно, выйду ли я оттуда живым или нет…

Захожу туда я как раз в тот момент, когда отец надевает на голову корону, цвет которой постоянно сменяется. То она была золотой, то стремительно побледнела и стала серебряной с узорными стрелками, то вообще бронзовой.

Цвет сменяется на угольно-чёрный, потом на рубиновый, затем корона становится хрустальной. Наверняка она повторяет цвета всех ключей. Интересно, что же будет, когда она станет железной…

Долго ждать не пришлось. Честно говоря, ожидал я чего угодно, но только не этого — корона ощетинилась венцом тонких часовых пик-стрел и стала так сильно сжимать голову Ляхтича-Астрагора, что он издал протяжный вой, полный злобы, ненависти и боли, который охватил всю Часовню. Уж никогда не думал, что этот изверг может так орать. Пусть кричит — сын всё равно не придёт на помощь. Отец, ты её не заслужил.

Внезапно он начинает стремительно стареть — уже через несколько секунд молодое лицо становится старческим — кожа жёлтая и иссушенная, словно пергаментный лист, которому уже много лет. Пепельные волосы покрыты белоснежной сединой, а глаза закрыты потяжелевшими веками. Тело скрючено и в один миг осыпается пеплом.

Всё, теперь его тела нет. Точнее не его, а Ляхтича. Хоть он никогда мне не нравился особо, но видеть его в роли преемника отца совершенно не хотелось. Вообще никого в роли преемников видеть не хотелось. Я не представляю, как зачасовывал бы ни в чем ни повинных людей только ради того, чтоб продлить свою жизнь.

Когда корона покатилась по полу и пропала, в моих ушах набатом зазвучал голос Миракла:

— Внимание! Приготовиться!

Все вмиг выстраиваются в круг, и я занимаю место, а затем вызываю стрелу правой рукой — рабочая левая сейчас не в самом лучшем состоянии. Едва держась на ногах, я пытаюсь собраться с силами и не упасть прямо здесь. Это решающий момент, и я чувствую, как внутри всё бушует — не каждый день помогаешь убить собственного отца.

Когда мы встали, все, как по команде, взмахивают стрелами, вызывая тонкие голубые нити. Нити воспоминаний, которые я вызываю чуть позже, чем остальные. Вот уже они сплетаются в плотную узорную паутину. Яркая вспышка, и «уголёк», оставшийся от некогда великого Духа, попадает в сеть этих нитей.

Александр, держа в руках небольшую янтарную шкатулку, подскакивает ближе к нему.

Зодчий заставляет всю паутину взлететь, а Чёрная Королева одним взмахом стрелы отправляет её в шкатулку.

— Валгеемз! — произносит Александр, захлопывая воспоминание внутри.

Сейчас стоит полнейшая тишина, и чётко слышно биение моего сердца. Боль в колене с новой силой даёт знать о себе, поэтому я оседаю на пол. Как и предполагал, никто этого и не замечает. Ну и слава Великим Часам, мне не нужна сейчас ничья помощь.

Всё. Я сдержал обещание, данное самому себе — покончить с этой ужасной эрой. И сейчас чувствую, что стало как-то легче. В роду Драгоциев больше никогда не будет такой диктатуры, уж об этом я позабочусь…

— Всё кончено, — голос мужа моей сестры вырывает меня из размышлений и заставляет обратить на него свой взор, — Янтарение завершено. Великий Дух Осталы навсегда запечатан в этой милой янтарной шкатулке.

Не замечая никого вокруг, я ищу глазами Фэша. Чувствую, что он где-то здесь.

И во мне что-то обрывается, когда я вижу мраморную статую. Его зачасовали, а я так и не успел помочь.

С трудом встаю с пола и бреду к изваянию. Хоть я и вижу перед собой, что мой почти родной брат зачасован, что-то внутри отказывается в это верить. Кажется, будто это — страшный сон, от которого я скоро проснусь. Но я-то знаю, что мне ничего не кажется, и что я не проснусь. Потому что всё, что здесь происходит — реальность, а не сон. Та самая жуткая реальность, которую уже не изменить.

Присаживаюсь на корточки и касаюсь руки Фэша своей. Кожу обжигает холод мрамора, и по моей щеке скатывается слеза, а за ней и другая. Всё. Больше его нет, и я должен с этим смириться.

Но я не могу. Ведь я во всём этом виноват!

— Прости, что не успел, — шепчу я.

Слишком поздно.