И миль немало впереди до сна (джен)

Три часа ночи. Кот горел в огне, и некому было помочь потушить его. Только он и пламя — и отвратительный запах паленого, когда его кожа оплавлялась и трескалась.

Он закричал и продолжал кричать, когда огонь исчез, потому что после него пришла вода. Вода наполняла его, заливаясь сквозь открытый рот, заставляя плеваться и захлебываться. Он знал: повсюду вокруг него в воде плавали люди — некоторые из тех, кого он нежно любил, но никто из тех, кого он мог снова увидеть. Он поискал Гвендолен, зная, что если только обнаружит ее, сможет обхватить ее руками за шею и будет спасен, но ее нигде не было. Со щемящей тоской он вспомнил, что она покинула его и вряд ли собирается возвращаться.

Было одно имя, он знал — было. Если бы Кот только смог крикнуть его, то получил бы спасение и безопасность, но каждый раз, как он открывал рот, тот снова наполнялся водой.

— Крес… — он захлебнулся и замолчал. — Кресто…

А потом мир залил свет, который обычно означал конец ночного кошмара, однако Кот по-прежнему тонул, так что он продолжил кричать и барахтаться.

— Страшный сон, — произнес смутно знакомый женский голос. — Бедняжка.

— Бедняжка, проклятие! — ответил более глубокий голос. — Если он так продолжит, то потеряет еще одну жизнь. Просыпайся, Кот.

Сильные руки вытащили его из кровати, будто он совсем ничего не весил. Его положили лицом вниз на чьи-то колени, а по спине крепко постучали, словно он был младенцем, которому нужно отрыгнуть.

Кот закашлял, заплевался и отхаркивал воду до тех пор, пока ощущение жжения в легких не погасло. После чего продолжил безвольно лежать там, где его положили, пытаясь дышать и думая, почему ковер такой мокрый. И, коли на то пошло, почему он сам такой мокрый.

— Извините, — удалось ему вдохнуть достаточно воздуха, чтобы спросить, — почему идет дождь?

— Проснулся, наконец.

Похлопывание по спине прекратилось, и его снова подняли — на этот раз, чтобы устроить вертикально, на колене Крестоманси. Это могло быть неловким — в конце концов, Кота некому было сажать на колени с тех пор, как умер отец, к тому же он уже слишком вырос для подобного, — если бы Крестоманси не выглядел таким серьезным. И тоже, вдруг понял Кот, очень мокрым.

Казалось, будто внутри комнаты идет дождь — и не просто дождь, а ливень, когда вода течет пеленой и может в несколько минут промочить до нитки. Слегка испугавшись, Кот посмотрел на потолок, но не смог разглядеть причину. Вода просто появлялась.

— Подозреваю, это твоя работа.

Кот вздрогнул, решив, что мрачный тон означает: он снова в беде.

— Полагаю, мы все были бы весьма признательны, если бы ты прекратил это, прежде чем оно начнет просачиваться сквозь следующую дверь.

Кот виновато поднял лицо к пятну, из которого, похоже, появлялась вода.

— Можешь перестать… э… поливать, пожалуйста? — произнес он, чувствуя себя по-идиотски, и испытал бесконечное облегчение, когда водопад внезапно исчез.

Разобравшись с этим, он посмотрел на Крестоманси и обнаружил, что тот выглядит скорее уставшим, чем сердитым. То, что было чудесным бордовым халатом, настолько промокло, что прилипло к его телу. Они сидели в кресле, будто на острове посреди настоящего озера. Кот перевел удивленный взгляд на Милли, поскольку именно она была вторым человеком, прибежавшим сюда. Она тоже была в пижаме и халате. Кажется, он произвел достаточно суматохи, чтобы разбудить их.

— Эм… Простите, — произнес Кот, краснея и все еще не будучи полностью уверенным, что именно натворил.

— Не беспокойся, дорогой, — ласково ответила Милли, хотя и смотрела на него с легкой тревогой. — Ты далеко не первый, у кого возникает подобная проблема.

— Ты вызвал воду — полагаю, чтобы погасить огонь, который тебе снился, — устало произнес Крестоманси, отвечая на невысказанный вопрос. — К несчастью, в то время как огонь не был реален и соответственно не представлял опасности, вода определенно представляла.

— Я думала, мы установили охранные заклинания, — обеспокоенно сказала Милли.

— Так и есть. Установили. Но, видимо, когда мозг Кота действительно хочет что-то сделать, ему ничто не помешает, — ответил Крестоманси, поежившись.

В замке было тепло, однако вода была ледяной, и Кот обнаружил, что тоже дрожит, внезапно замерзнув, когда шок начал проходить.

— Горячая ванна, — живо произнесла Милли, явно довольная, что эту проблему она может легко решить. — Горячая ванна, горячее питье и сухая одежда для вас обоих. И, Кот, я попытаюсь найти помещение, не напоминающее бассейн, чтобы ты мог поспать сегодня.

Это должна бы быть приятная мысль, но Кот обнаружил, что от нее лишь сильнее дрожит. Он все еще был слишком близок к состоянию сна, к воспоминанию о стараниях держать голову над водой и о слишком ярком провале, чтобы приветствовать идею о новой воде.

— Не надо ванной, — быстро сказал он, борясь с паникой при одной мысли об этом. — Пожалуйста? Со мной все будет хорошо.

Чихание показало ложность этого утверждения.

Взрослые обменялись взглядами, без слов советуясь друг с другом, после чего Крестоманси вздохнул.

— Неважно, — уступил он, и на мгновение между его бровей появилась тонкая складка сосредоточенности.

От них двоих начал подниматься легкий пар — как и от кровати, — и Кот обнаружил, что больше не дрожит, а озноб стал проходить.

Крестоманси вздохнул и откинулся на спинку кресла, словно усилие утомило его, хотя одной рукой по-прежнему осторожно придерживал Кота, чтобы тот не упал.

— Горячее питье, — объявил он, будто делая отметку в списке.

Мгновением позже в его свободной руке появилась кружка, а еще одна зависла перед Котом. Кот взял ее и осторожно понюхал — приятно пахло лимоном.

— Вообще-то, в таких случаях принято пить горячее какао, — мягко произнесла Милли.

Кот поспешно сделал глоток, прежде чем питье успели заменить.

— И это сойдет, — быстро сказал он, не желая быть поставленным в ситуацию, когда придется быть грубым, отказываясь от какао, после того как она была столь добра к нему.

— И так прекрасно, — согласился Крестоманси.

И Кот, посмотрев на него, внезапно понял, что он тоже не любит какао. На мгновение они обменялись молчаливыми понимающими взглядами по поводу гадости переслащенных молочных напитков.

Милли внимательно посмотрела на них, слегка пожала плечами и присела на краю кровати — в той части, которая уже не выпаривалась и казалась сухой.

— Просто сон? — спросила она.

По какой-то причине вопрос был адресован скорее Крестоманси, чем Коту, и подразумевал нечто, чего Кот не совсем понимал.

Крестоманси внимательно посмотрел на него, и Кот встревоженно моргнул, неуверенный в том, что он ищет. Это напомнило ему о времени, когда он был маленьким и к нему вызывали доктора — проверить происходили ли ужасные судороги в желудке от разрыва аппендикса. Но сейчас он не чувствовал себя больным, хотя почти ждал, что Крестоманси велит ему высунуть язык — посмотреть, нет ли необычных пятен.

— По-прежнему три жизни, — некоторое время спустя произнес Крестоманси с таким искренним облегчением, что Кот начал думать, а не был ли он в самом деле болен. — Никаких путешествий, обычный дурной сон. Ну, настолько обычный, насколько могут быть у нас, — он сделал большой глоток чая. — Ты испугал нас, Кот.

И это был не тот холодный осуждающий тон, который он использовал, когда считал, что Кот сделал нечто глупое и опасное, а гораздо более ласковый.

— Бедняжка, — сказала Милли скорее сочувственно, чем удивленно.

Словно будить людей наводнением было здесь обычным делом. Хотя, с другой стороны, в Замке Крестоманси все было обычным делом.

— Готова поспорить, он испугал себя больше, чем кого-либо еще.

— Такой срыв должен был случиться рано или поздно после того, как он вернул себе магию, — сказал Крестоманси. — Я должен был подумать об этом — точнее, я считал, что охранных заклинаний будет достаточно, — он поймал вопросительный взгляд Кота и спокойно пожал плечами. — Нельзя потерять семь жизней, чтобы тебе потом не снились порой кошмары. Или даже шесть и одну едва не потерянную.

Мысли о холодном властном Крестоманси, страдающем от ночных кошмаров, было достаточно, чтобы заставить Кота вытаращиться. Плохие сны, они такие… только маленькие мальчики борются с ними. А Крестоманси был человеком, который спокойно ушел от людей, связавших его и угрожавших убить их, так, будто это было сущими пустяками.

— Он снес стену, — доверительно сообщила Милли, пока Кот все еще переваривал это. — Что-то, связанное с нападающим драконом.

— Это было давно, — голос Крестоманси звучал неожиданно смущенно.

— И было несколько проблем с огненными шарами и щитами. «Щиты» — это звучит прекрасно, а потом понимаешь, что из-за них никто не может приблизиться, чтобы разбудить его, — тон Милли был одновременно веселым и прозаичным, и Кот обнаружил, что нерешительно улыбается ей в ответ.

Каким-то образом эта ночь из пугающей и неподдающейся контролю превратилась в еще одну вещь, с которой Замок может справиться.

Крестоманси прочистил горло, словно желая сменить тему.

— К несчастью, я сомневаюсь, что серебряные нити в подушке помогут защитить тебя, Кот. Не знаю, можем ли мы вообще что-нибудь сделать, что существенно изменит дело.

— Сонные чары? — предложила Милли. — По крайней мере, в качестве временного решения?

— Не уверен, помогут ли они или ухудшат ситуацию. Мне не нравится мысль о невозможности разбудить его.

Благодаря высушивающим чарам Коту было тепло и сухо, а голос Крестоманси звучал успокаивающим рокотом — скорее шум, чем слова, — когда Кот перестал пытаться не закрыть глаза.

— Опять же проблема щита, — согласилась Милли и прищелкнула языком, взглянув на Кота. — Спать, Кот. Ничто не повредит тебе сегодня, пока мы здесь — даже твои собственные силы.

Голос Крестоманси снова заурчал что-то о том, чтобы Кот научился ставить защиту сам, но Кот был не в состоянии слушать. Когда он начал оседать, его снова подняли и положили в постель, и добрые руки подоткнули ему одеяло. Тепло, удобно и навевает дремоту сверх всякой меры — оказалось, ему не нужны сонные чары, чтобы снова провалиться в сон. Ему нужно лишь то, что он в итоге и приобрел: люди, которые достаточно заботились о нем, чтобы стать семьей, и обеспечивали условия, чтобы он в безопасности проснулся утром.

_____________

В названии использована строчка из стихотворения Роберта Фроста:

ОСТАНОВКА В ЛЕСУ СНЕЖНЫМ ВЕЧЕРОМ

Чей это лес, я думаю, что знаю.

Вообще-то дом его в деревне с краю;

Он не увидит, что я здесь остановился

Смотреть, как лес его снег наполняет.

Конек мой призадумался глубоко:

Так необычно от жилья далеко

Между замерзшим озером и лесом

Остановиться в самый темный вечер года.

Тряхнул он бубенцами на упряжке,

Чтобы спросить, а нет ли здесь ошибки.

Но ветерка лишь легкий шорох слышен

И падающей с неба вниз снежинки.

Лесная глубь прекрасна и темна.

Но много дел скопилось у меня,

И миль немало впереди до сна,

И миль немало впереди до сна. (перевод Бориса Зверева)