Кости моря (гет)

Они не виделись месяца два или три. Гермиона потеряла счет времени, закрутилась, замоталась, пошла ко дну. Дела навалились, и, признаться, на время она обо всем забыла. Не совсем, конечно. Она не смогла бы забыть его даже после заклинания «Обливиэйт» и самых страшных пыток, слишком уж дорог и мил ее сердцу он был, слишком многое они вместе пережили. Наверное, не смогла бы. Хотелось, отчаянно, сильно, всем сердцем в это верить. И все же Гермиона не видела его долгие недели, не писала даже, не хотела писать. Несколько раз начинала письмо, честно садилась за стол, доставала перо и пергамент, думала, ломала голову, с чего бы начать, о чем рассказать, и никак не находила слов. Все казалось слишком скучным, пресным, совершенно неподходящим.

Она скучала по временам, когда говорить с ним было так же просто, как, например, с Роном. Проще, чем с Роном. Почти так же просто, как с самой собой.

— Я безумно, просто безумно рада тебя видеть, — вместо приветствия сказала Гермиона, открывая ему дверь.

Это была правда — не вся, но главная и единственно важная. Он желанный гость в ее доме, сегодня и всегда, ее друг и просто близкий человек. Близкий до дрожи.

— Давно не виделись, — улыбнулся Гарри.

От его улыбки у Гермионы защемило где-то в груди, но она сдержалась, не выдав себя, и кротко улыбнулась в ответ. Видеть его вновь, ощущать совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки — волнительно и немного, самую капельку, страшно.

Хотелось спросить, как он ее нашел, узнал адрес, но ответ был слишком уж очевиден. Она просила Рона не говорить, но он, разумеется, проболтался. Гарри всегда мог выспросить у него все, что ему было нужно, как бы Рон ни сопротивлялся. Правда, обычно Рон как раз не особенно сопротивлялся. И зря. Вот она ему устроит.

— Я чай поставлю.

Она оставила Гарри в прихожей, надеясь, что тот сам сообразит пройти в гостиную и подождать ее там.

Только не нервничать. Рано или поздно им все равно пришлось бы встретиться лицом к лицу. Пришлось бы поговорить. И лучше уж рано, чем поздно.

Гермиона взмахнула палочкой, прошептала заклинание, и вспыхнул проворный магический огонек, не оранжево-красный, привычный маггловскому глазу, а нежно-сапфировый, яркий, теплый, но не обжигающий. Вода в чайнике нагрелась быстро, но Гермиона не торопилась заваривать чай, застыв с парой кружек в руках. Ей нужно было собраться, подумать и все рассчитать минутку-другую. Успокоиться.

— Пойдем лучше погуляем?

Гермиона вздрогнула и выронила чашку, разбив ее на осколки. Неуклюжая неряха. Глупая, глупая, непроходимо глупая. Просто дура. И о чем она только думала? Не сейчас, но тогда, за месяцы до, обрывая все. Саму себя обрывая?

— Ох, Мерлин… — только и сказала она, кляня себя на чем свет стоит.

Понадеявшись, что он не заметит румянец на щеках и дрожь в руках, она бросилась поднимать осколки, но Гарри ее опередил и выхватил парочку прямо из рук.

— Какая же я неуклюжая.

— Да ладно тебе.

На мгновение они оба замерли, застыли во времени, нырнули в бездонную, темную вечность. Гермиона смотрела на Гарри, а тот на нее. Близко, остро, в упор. Затем он вдруг дернулся, потянулся к ней, но не поцеловал, как она подумала и, по-честному, даже понадеялась, а только уткнулся носом в плечо. Мило, тепло, по-домашнему.

Льдинка, томящаяся в ее сердце и царапающая изнутри, хрустнула и стала таять. Гермиона с шумом выдохнула, чувствуя, что ее наваждение, горькое и неправильное, отпустило, оставило, бросило.

— Пойдем и правда погуляем.

Улыбаясь, они поднялись на ноги, отряхнулись и вышли в сад, уже как друзья.

Только сейчас Гермиона почувствовала, насколько нуждалась в нем все это время, как сильно скучала.

Ей вдруг захотелось показать Гарри розарий, который она пополнила накануне. Сирень, пионы и астры. Да и кусты эдельвейса с нежно-кремовыми и бархатистыми цветами точно пришлись бы ему по душе. Хотя, это может и подождать. Все может подождать. Главное, что он рядом, и они разговаривают, смотрят друг на друга, смеются, как раньше.

— Знаешь, Гермиона, тебе это не понравится, но мне нужно тебе кое-что сказать, — начал Гарри, едва они свернули на узкую аллейку, с обеих сторон обсаженную пышноцветными камелиями.

Гермиона кивнула. Вот оно, началось. «Большой разговор», или как там такие вещи обычно называются?

— Твой сад, конечно, великолепен, но со стороны улицы кажется меньше.

Гермиона рассеянно моргнула, а затем рассмеялась. Он не спросил того, что должен был спросить, и она была благодарна за это. Напряжение спало.

— Главное, что он великолепен, правда? Рон, знаешь ли, его таким не находит. Ве-ли-ко-ле-пен, — повторила она едва не по буквам, смакуя каждый слог. — Да и магии для этого понадобилось совсем немного, самая капелька.

Гарри шутливо и чуточку укоризненно покачал головой: они словно поменялись местами. Теперь Гермиона шалила и в открытую нарушала правила, а Гарри ее за это журил.

— Тебе, как будущему аврору, люди, наверное, подобного не говорят? — Гермиона подхватила Гарри под руку и повела на пригорок, утопающий в полевых цветах всех мастей и оттенков, что ей только удалось достать. — Только я?

— Только ты, — он согласно кивнул. — И что со всей этой красотой будет, когда ты уедешь в Хогвартс?

Не «мы», а «ты». Как ни старалась, Гермиона не смогла убедить ни Гарри, ни Рона составить ей компанию и закончить-таки обучение.

— Тетя Ангелина, сестра отца, обещала присмотреть за всем, пока меня не будет. Без магии, конечно, не будет цвести все и сразу, но это не так уж важно.

Они поднялись на самый верх и остановились, рассматривая сад с высоты. Гарри восхищенно ахнул.

— А ты времени зря не теряла.

— Его было много.

К горлу невольно подступил комок. Вспомнилось все разом: разоренный дом, тела родителей, изуродованные и остывшие, как последний подарок от Волдеморта, и пелена горя, сплошная и непроницаемая, ядовитая, злая, липкая, окутавшая с головы до ног. И еще — поцелуй, как тень чего-то легкого, сильного, непонятного, того, чего, быть может, и не было никогда, а ей только почудилось.

Гарри почувствовал перемену в ее настроении, мягко развернул и привлек к себе, шепча на ухо:

— Если не хочешь об этом говорить — не будем, хорошо? Можем говорить о саде, о еде, о Хогвартсе и всякой ерунде, о чем угодно, — он влажно поцеловал ее лоб, глаза, щеки. — Только говори со мной, пожалуйста.

— Хорошо.

Мгновение раздумья, тяжелого, полного сомнений, сменилось поцелуем — быстрым, страстным и единственным. Гермиона приникла к его губам и тут же отстранилась, сделала шаг назад, попыталась вырвать ладони из его ладоней, но он не позволил. В этот раз не отпустил.

Взмах ресниц — и она была уже в его объятиях, крепких, цепких, самых что ни на есть настоящих.

Зачем это все? Хотела спросить, но не смогла, он занял ее поцелуем. Отвлек, обманул, обвел вокруг пальца. Руки скользнули под рубашку и рывком — под бюстгальтер, касаясь, поглаживая в нетерпении. Нежно, трепетно, требовательно — по-разному.

Только не это. Яростно, шумно, в последней попытке уйти и удержаться Гермиона дернулась, но все оказалось тщетно, Гарри ее не отпустил.

Она сдалась. Обняла его, прижалась близко, близко и еще чуть-чуть ближе, жарко выдохнула в шею, зашептала глупости, о которых и подумать не могла. Ему понравилось. Она сама — понравилась, может, даже больше, чем понравилась.

Их понесло — вместе и в одном направлении. Снесло течением, утопило под водой.

Дрожащими руками Гермиона расстегнула ему рубашку, стянула через голову свою. Гарри уложил ее прямо на траву, с трудом, легкой заминкой, но стянул джинсы и лег рядом. Навис над ней — большой, крепкий, пышущий жаром. Поцеловал сначала медленно и чувственно, а затем быстро и легко. Еще и еще, растягивая мгновение за мгновением, словно хотел, но никак не мог решиться, переступить через себя. Наконец с силой прижал Гермиону к земле, прижался всем телом и вошел в нее. Она невольно ойкнула, но не попросила остановиться. Движение, рваное и резкое, захватило их обоих и увлекло далеко-далеко. Они не просто двигались в одном направлении, не просто были похожи и понимали друг друга, как никто, они стали чем-то единым. Пусть не целым, в выщерблинах, но все же одним.

Гермиона, запыхавшаяся и взмыленная, вынырнула назад, в реальность, только когда все закончилось.

Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели в небо.

— Теперь совсем разговаривать со мной перестанешь? — спросил Гарри, целуя ее в макушку.

Что они наделали? Зачем? Боги.

— Я ведь обещала, что не перестану.

Мама Гермионы любила говорить, что подобное происходит, когда девочка встречает мальчика или мальчик девочку. Это нормально и даже здорово. Здорово-то, конечно, здорово, но все же… Все же. Все же. Черт.

Гермиона резко села и стала одеваться.

Какую же глупость она сделала. Ужасную, дерзкую, невозможную.

Она украдкой взглянула на Гарри. Он улыбнулся. Гермиона едва удержалась, чтобы не улыбнуться в ответ.

Глупость-то, конечно, глупость, но не такая уж и невозможная.

Гермиона откладывала поход в «Косой переулок» так долго, как только могла.

Ей всей душой хотелось поскорее оказаться в Хогвартсе, но вот приготовления не вызывали былой радости. Она точно знала, что в этом году все будет совсем по-другому, не так, по-новому. Не так, как она любила, и не так, как она ждала, проводя долгие вечера с крестражем на шее.

Тогда Гермиона верила, что возвращение в школу вновь вернет ее в детство, беззаботное и радостное, которое так резко и бессовестно оборвалось с возвращением Того-Кого-Было-Нельзя-Называть. Она верила или, во всяком случае, очень хотела верить, что сможет еще хотя бы раз поймать то особое, ни с чем не сравнимое ощущение прикосновения к волшебству и самому настоящему чуду. Детское, наивное, живое.

Только Гарри, выросший в обычной семье, вдали от магии, волшебства и всех тех разностей, что малыши магов впитывают едва ли не с молоком матери, мог ее понять. И Гермионе особенно его не хватало. Как никогда прежде.

Конечно, они время от времени общались, виделись даже, но неизменно втроем, в компании Рона и его робких объятий и поцелуев в щеку, макушку или шею. Странных и детских.

Все вдруг стало слишком сложно.

Гермиона знала, что их с Гарри прогулка по саду сделает все только хуже еще до того, как тот стал ее целовать (или она его?), знала и все равно ушла в омут с головой, не задумываясь. Просто потому, что не могла иначе. Просто потому, что хотела, всего хотела.

Наверное, за месяцы без Гарри и вне Гарри она убедила себя, что стоит попробовать — и станет легче. Щемящее чувство, снедающее ее изнутри, отпустит, пропадет, словно дым. Как же.

Гермиона хотела, очень хотела, чтобы все прошло… Но ей не повезло.

И теперь она даже не могла позвать Гарри или Рона в поход за учебниками и тетрадями. Боялась, что просто не выдержит. Дрогнет, сломается, словно спичка.

Гермионе до боли не хватало родителей. Те бы точно ее поддержали, сопроводили, словно маленькую. С ними она была бы в безопасности, смогла бы что угодно, даже защитить, если надо. Будь они рядом, она была бы сильнее. Она бы справилась.

Гермиона с ужасом отрывала листочки календаря. Времени на сборы оставалось все меньше и меньше, совсем, катастрофически мало — и вот наконец она решилась.

За окном лило как из ведра, но Гермиона только поплотнее закуталась в мантию-дождевик и вышла в дождь. Ей даже нравилась расквашенная улица, капли, забивающиеся за воротник и ощущение прохлады и свежести. Она чувствовала себя сокрытой от всего, этакой девочкой-невидимкой.

Она аппарировала к «Дырявому котлу» и шагнула внутрь, смело и с улыбкой, которая, впрочем, тут же угасла, словно кто-то незримый щелкнул выключателем. Все разговоры, многоголосные щебетания разом стихли. Десятки глаз уставились на нее. Стало не по себе.

И как только Гарри справлялся с таким вниманием годами? Тихо, без лишних возмущений, достойно и по-взрослому, хоть это и свалилось на него в одиннадцать, когда любой другой мальчик либо сошел бы с катушек, либо возомнил себя кто его знает чем.

Гермиона быстро, насколько только могла, проскользнула через зал, кивнула старику Тому и скрылась в заднем помещении. Дрожа, не то от холода, не то от страха перед толпой, постучала волшебной палочкой по кирпичу, открывая дверь в «Косой переулок».

Было приятно видеть это место таким, каким оно запомнилось ей по первым посещениям, — ярким, пестрым, полным магии и чудес. Никаких заколоченных витрин, как в прошлом году, никакой атмосферы запущенности и саднящего страха.

Гермиона начала с «Гринготтса». Не без некоторого опасения. Их «небольшое недоразумение» со взломом банковского хранилища и угоном местного симпатяги-дракона прошлось не только по книжонкам любителей покопаться в чужом белье, вроде госпожи Риты Скитер, но наверняка достигло и чутких ушей местных гоблинов. Гермиона, конечно, не думала, что те бросятся на нее стайкой, прилюдно и сходу, но хорошего точно не ждала. Кингсли потратил немало сил и времени, чтобы решить все их проблемы с банком, но Гермиона знала, как никто другой, что с гоблинами никогда нельзя быть уверенным на все сто. Впрочем, она сама настояла на компенсации им ущерба, сама заварила кашу. И теперь, словно пугливая школьница, надеялась, что ей это не зачтется или, наоборот, зачтется сполна. Зависит от обстоятельств.

Простучав каблучками по каменному полу, слишком, слишком громко, привлекая много ненужного внимания, Гермиона оказалась перед лицом главного гоблина. Тот со всем присущим ему королевским достоинством досмотрел счет, с которым работал, и лишь потом опустил на нее глаза.

— Слушаю Вас, — он весь выпрямился и словно надулся, что вдруг показалось Гермионе смешным, — мисс Грейнджер.

Узнал ее, ишь ты.

— Я хотела бы обменять маггловские деньги на галлеоны.

Гоблин важно кивнул, принял из рук Гермионы фунты, тщательно их пересчитал, пересчитал еще раз, куда тщательнее, затем открыл небольшой сейф и отсчитал галлеоны.

Гермиона вышла из банка, улыбаясь. Обошлось малой кровью, можно сказать.

Вдохнув пряный после дождя воздух полной грудью, она отправилась в «Аптеку Малпеппера» закупать все ингредиенты по списку, любезно разосланному профессором Слизнортом. Купила все и даже прихватила лишнего. Последний год в школе ее успехи по зельям оставляли желать лучшего, и она решила перестраховаться. Пусть лучше что-то останется, чем не хватит.

Следующей остановкой стал магазин «Мантии на все случаи жизни». Мадам Малкин ее узнала и, оставив остальных покупателей на младших продавщиц, обслужила ее лично и даже сделала щедрую скидку. Гермиона чувствовала себя неловко, но от помощи не отказалась. Знала, что лучше хозяйки мантии ей никто не подберет. Чувствуя легкое воодушевление от покупок, Гермиона расщедрилась еще и на новую парадную мантию.

В магазине письменных принадлежностей Гермиона купила только чернила, черные и синие. Пергамента и перьев у нее было впрок.

Она знала, что придется зайти в магазин Фреда и Джорджа (то есть уже Джорджа, одного только Джорджа), но оттягивала этот момент, как могла. Вместо магазина шуток она завернула в кондитерскую, прикупив вкуснейших пирожных с заварным кремом, которые высоко оценила даже миссис Уизли.

Нагруженная пакетами, замечтавшаяся в предвкушении похода в книжный магазин, самого приятного из всех, Гермиона не сразу почувствовала, что что-то не так, что на нее смотрят, внимательно, в упор и будто не мигая.

В негодовании она резко остановилась, развернулась и, к своему удивлению, столкнулась взглядом с Гарри. Он неспешно поедал лимонное эскимо в кафе Флориана Фортескью. Конечно же.

Гермиона ахнула и чуть было не выронила пакеты. Встреча с Гарри здесь и сейчас вдруг показалась ей ужасно, чудовищно несправедливой. Такое воодушевление, свобода и радость, и вдруг — обрыв. Все мысли, от которых она бежала, бежала, но так и не смогла убежать — разом. Камнем по голове.

— Привет, — она тяжело приземлилась на стул напротив Гарри.

— Привет.

Ей хотелось спросить, какого Мерлина он тут делает, почему ее преследует и много чего еще, но она не спросила.

— Один? — только и смогла выжать она.

Гарри покачал головой, жестом указывая на стойку, у которой склонились две рыжие физиономии. Рон и Джинни.

— Вот оно как.

Гермиону кольнула обида. Они втроем здесь, а ее даже не позвали. Конечно, она наверняка бы отказалась и выбрала для покупок другой день, но все же… Нечестно.

— Привет, Гермиона!

— Как здорово, что ты тоже здесь!

Рон чмокнул ее в макушку, робко и быстро, а Джинни приложилась щекой к щеке, чуть более холодно, чем следовало бы.

Гермиона знала, что Гарри ничего не рассказал Джинни… о них, но все же разволновалась. А вдруг она сама, неведомым и невообразимым образом, стала о чем-то догадываться? Женщины такое носом чуют. Знала бы она только, как далеко все зашло.

— Составляете компанию Джинни, надо думать? — Гермиона улыбнулась, но улыбка вышла горькой.

Она никак не могла отделаться от гаденького ощущения, что ее бросили, променяли.

Гарри с Роном переглянулись, а Джинни вдруг опустила глаза. Очень, очень странно.

— Есть что-то, о чем мне нужно знать? — Гермиона уже догадалась обо всем, прочла по плутоватому выражению их лиц, но не смогла, не смела в это поверить.

Неужели? Мерлин, пожалуйста, нет. Ну, пожалуйста. Она ведь только убедила себя, что так даже лучше, только успокоилась. Почему сейчас?

— Это должно было стать сюрпризом, — начал Рон и осекся.

— Мы с Роном решили ехать в Хогвартс, — Гарри закончил за него, решительно, безапелляционно, до жути спокойно. — С тобой.

В последних словах скользнуло что-то такое, отчего внутри у Гермионы растеклось жидкое, разогретое на солнце, тепло. Он сказал это не просто так, не случайно и не из вежливости. Это было что-то особенное, понятное только Гарри и ей.

— Ого, — она всплеснула руками. — Это же здорово!

Вышло натянуто, но ей все равно поверили.

Гермиона надеялась, что, оказавшись в Хогвартсе, на расстоянии писем от Гарри Поттера, сумеет взять себя в руки и сделать то, что должна — выбьет дурь из головы, если не его, то хотя бы своей собственной. И вот теперь они с Роном тоже едут в школу. Сюрприз, девочка, улыбайся!

— Ты правда рада? — сияя, спросил Рон.

Да, она была рада. Напугана и счастлива одновременно, хоть этого и не объяснишь. Странное чувство, сложное.

— Конечно!

Разговор сам собой перешел в мирное русло: заговорили о школе, уроках, новых встречах, встречах со старыми друзьями и не друзьями тоже. Игра в детство, которую они не могли, но так хотели себе позволить, началась.

— Вы уже все купили? — спросила Гермиона.

— Джинни нужны письменные принадлежности и, пожалуй, пара мантий, — сказал Рон.

— Я могу и сама за себя ответить, спасибо, Рон, — прервала его Джинни. — На самом деле мы хотели прикупить Рону новый котел и заглянуть к Джорджу.

— Давайте тогда там и встретимся, мне нужно во «Флориш и Блоттс».

— Я тебя провожу, — Гарри среагировал так быстро, что Гермиона даже не успела придумать что-нибудь достаточно убедительное, чтобы отказаться. — Мне тоже нужно докупить пару учебников.

Все доели мороженое и разошлись.

— Не думала, что кафе снова откроется, — Гермиона не знала, как завязать разговор, не затрагивая тем, которые затрагивать не стоило, поэтому начала с самого, на ее взгляд, нейтрального.

— Дочь Фортескью открыла его в память об отце. Отличная идея, по-моему.

Гермиона вспомнила прежнего хозяина, большого и улыбчивого Флориана Фортескью. Он ей нравился, хоть им и не довелось толком пообщаться.

— Правда, отличная.

Они подошли к «Флориш и Блоттс», но Гарри замялся, не решаясь зайти.

— Дай мне минутку, хорошо? Просто как подумаю обо всем этом ажиотаже…

Гермиона понимала. Даже на улице кто-то то и дело останавливался и таращился, не веря, что перед ними настоящий Гарри Поттер. В помещениях все было гораздо хуже. Толпа людей обступала Гарри со всех сторон, и каждый хотел если не отщипнуть кусочек от кумира, то коснуться его — точно.

— Давай я сама все куплю, и потом мы немного прогуляемся?

Гарри благодарно кивнул. Десять минут спустя Гермиона вышла из магазина, нагруженная еще большим количеством пакетов и сумок, но Гарри не дал ей нести ни одной, кинувшись помогать.

— К Джорджу? — спросила Гермиона, потягиваясь и разминая спину.

— Ты же обещала прогуляться со мной.

Обещала, да.

— В такой толпе — не знаю даже.

— Я знаю место, где почти никого не бывает.

Гарри привел ее в магазин волшебных палочек, принадлежащий не Оливандеру, а другому волшебнику, имя которого Гермиона, к своему стыду, не потрудилась запомнить.

— Ты не сердишься? — спросил Гарри, наклонившись к открытой витрине с палочками, словно и правда приценивался.

— Я не сержусь. Рада, что мы поедем все вместе.

— Гермиона, только не думай, пожалуйста, что я тебя преследую. Просто, скажем так, я понял, что возвращение в Хогвартс нужно нам с Роном не меньше, чем тебе.

— Понимаю.

Грядущий год вдруг заиграл для нее новыми красками. Друзья. Мир, который почти что ускользнул от нее. Что-то интересное, захватывающее, знакомое. Что-то, от чего она давно уже отказалась, даже в мечтах. Но как раз это ей и было нужно, правда? Новые проделки, нарушения правил, неприятности даже.

Она невольно улыбнулась.

— Чему ты улыбаешься? — Гарри бросил на нее внимательный взгляд.

— Сама не знаю, все вдруг вспомнилось.

Он придвинулся ближе и, поставив пакеты на пол, положил руку ей на спину.

— Совсем все?

Гермиона почувствовала, что его рука дрожит, да и сама Гермиона тоже дрожала. Странно, ново, страшно немного. Как в первый раз.

Что-то щелкнуло и на мгновение ослепило обоих.

Кто-то их сфотографировал.

Гарри понял это быстрее и бросился к выходу, но коротышка, сделавший снимок, уже успел скрыться.

— Что теперь будет? — в ужасе спросила Гермиона, подумав о Роне, Джинни, всех и сразу.

— Не хочу тебя пугать, но, кажется, теперь наши колдографии будут везде.