Простые сложные вещи (джен)

Роджерса хватило ровно на год.

И не то чтобы заварушка стоила того, чтобы о ней рассказывать. Нет. Просто ещё один обиженный жизнью, здравым смыслом и общественным мнением гений с фиксацией на Старке оказался не обделён мозгами и начисто лишён инстинкта самосохранения. Такое иногда случалось, и в решении этих проблем Тони весьма поднаторел.

Не то чтобы драка стоила того, чтобы в неё помимо Мстителей вмешался Капитан со своими беглецами. Или чтобы Барнс неловко подставился и в очередной вывел из строя руку.

Всё вообще вышло быстро, путано и страшно. Быстро, потому что ботам обиженного явно не хватало манёвренности. Путано, потому что никто из них поначалу не понял — вместе они или порознь. А страшно…

Потому как, чего бы ради те не вылезли из вакандской норы, Росс не выпишет им путёвку в мирную жизнь, а на веки вечные запечатает в Подводной тюрьме. И тогда во всём этом будет мало смысла, а Тони и без того слишком много лет потратил на бессмысленные вещи.

Он так думал. Питер считал, что он неправ.

Много кто считал, что он неправ, но это не то слово, которое нравилось Старку.

* * *

— Моё святилище, — гордо представляет Старк, обводя рукой мастерскую. — Уже не слишком святое, и не особенно моё.

Указывает Барнсу на стул возле рабочего стола, сам садится напротив и регулирует высоту кресла.

— Куртку сними.

Джеймс снимает черную кожанку, оставаясь в чёрной же майке, и кладёт бионику на стол. Металл негромко звенит о металл, Зимний Солдат неприязненно косится на собственную руку, но ни звука не произносит.

Старк же без бравады не может: друг Роджерса дружелюбным не выглядит, а работать в постоянном ожидании того, как стальные пальцы сомкнутся на его шее — идея не из лучших. Работать с Барнсом вообще идея не из лучших, и Старк всё ещё плохо представляет, что он обо всём этом думает и как ему дальше с этим быть.

Он знает только, что у Барнса интересная рука. Что он бы с удовольствием покопался в ней, не прилагайся к ней убийца родителей, но отцепить руку от убийцы родителей значит продемонстрировать свой страх. Неопределённых страх, потому что, если честно, Тони не знает, чего конкретно он боится: того, что перед ним Зимний Солдат или того, что перед ним Зимний Солдат, а он собирается ему помочь. Тони включил бы музыку, чтобы заглушить лязг инструментов о протез и собственные мысли, но вряд ли его музыкальный вкус придётся по нраву гостю. А нервировать профессионального киллера, пусть даже находясь в одном здании с несколькими хорошо знающими своё дело Мстителями, идея не из лучших.

— Можешь не стесняться, — вдруг негромко и очевидно нерешительно говорит Барнс.

Старк ловит себя на том, что уже с минуту просто смотрит на металлическую руку, не рискуя дотронуться, давит желание зарычать в ответ и причмокивает. Оценивающе оглядывает Барнса и подпирает подбородок, не выпуская из пальцев отвёртку.

— Прежде, чем мы начнём... Ты щекотки боишься?

Джеймс приподнимает брови, а Старк продолжает:

— По шкале от одного до десяти — насколько сильно? Отбиваться начинаешь сразу или даёшь противнику фору?

Барнс склоняет голову к плечу и скрещивает руки на груди.

— Я просто хочу быть уверенным, что как только я начну чинить твою руку, ты не выдернешь мне мою, — непринужденно поясняет Тони и это почти… Почти нетрудно.

Зимний Солдат качает головой, кладёт бионику обратно на металлический стол и едва заметно, по-прежнему неуверенно усмехается:

— Свернуть тебе шею быстрее, чем выдернуть руку.

— А как со щекоткой?

И на удивление Старка вопрос тот всё же понимает верно.

— От средней трети плеча до самых пальцев ничего не чувствует.

— Обезболить можно?

— Бесполезно: метаболизируется раньше, чем успевает подействовать.

Тони задумчиво стучит отвёрткой по подбородку, поднимается с кресла и откатывает его подальше от стола.

— Пятница, спроектируй объёмную модель.

Над рукой тут же появляется её точная голографическая копия, Пятница препарирует виртуальную модель бионики до мельчайших деталей, словно опытный анатом — препарат. Отделяет толстые как канаты волокна от более тонких, распутывает полупрозрачные лески и, повинуясь движению руки Старка, собирает всё вновь в единое целое.

— Абсолютная анатомическая копия, босс, — оповещает ИскИн. — Повреждение в области плечевого сплетения — необходимо заменить волокно.

Тони крутит модель в руках, увеличивает место повреждения, хмурится, и с сомнением смотрит на Зимнего Солдата.

— Повреждение выше нечувствительного участка. Я не смогу подобраться к нему, не задев живой металл.

Барнс неприязненно дёргает уголком губ:

— У брони своей тоже разрешение спрашиваешь, прежде чем начать её паять?

Тони хочется ответить, что он её с себя сначала снимает, но подобное покажется насмешкой. Он даже почти готов предложить ему из исключительно милосердных побуждений дать прикладом по голове, как вдруг…

— Брось, Старк. Тебя же это порадует.

Как вдруг Барнс смотрит на него жёстко и хрупко одновременно. Словно пытается что-то доказать. Или о чём-то попросить. Все вопросы о том, как быть, что думать и чувствовать тут же пропадают. За ненадобностью. Потому что чёртов Барнс прав.

А стоит Тони разъединить первые две пластинки, желание шутить пропадает: на лице Зимнего Солдата не дёргается ни один мускул, профиль острый как края тонкой бумаги и дикий — как у загнанного в угол зверя.

Он… Они этой боли словно не чувствуют. Они этой болью словно убивают кого-то внутри себя.

* * *

— Одного Роджерса этому миру хватает, — бросает Старк, осторожно подхватывая новое волокно пинцетом, когда Джеймс выглядит настолько серым, что Тони достаточно ясно понимает: намеренно, долго и основательно причинять людям боль нравится ему меньше всего. Любым людям. Абсолютно.

— Что? — не понимает Барнс.

— Нет, ну ты представь, — пожимает плечами Тони. — Один Роджерс успевал запретить мне закидывать ноги на мой рабочий стол в моей лаборатории, материться где бы то ни было и есть пиццу руками на моей кухне. Два Роджерса смогут упрекнуть меня за беспорядок в комоде, носки под диваном и алкоголь за рулём. С первым вполне справляется Пятница, за второе пилит Дубина, а о третьем никто не знает, поэтому «тсс»!

— Я внесу соответствующие корректировки в систему безопасности вашего автопарка, босс, — отзывается Пятница.

— Не подслушивай! — отмахивается Старк и убирает инструменты от металлической руки, давая Дубине подсоединить новое волокно к нервам. — Улавливаешь мысль, сержант?

— Благими намерениями…

— Да-да, в Капитаны Америки, — кивает Тони. — И раз уж мы уяснили, что двух Стивов Роджерсов мир не выдержит, то…

— Старк. Речь не о мире.

Тони громко вздыхает и откладывает инструменты совсем. С несколько секунд поиграв с Джеймсом в гляделки, закатывает глаза и чешет макушку.

Он понимает, о чём Барнс говорит и чего хочет. Он даже понимает, чего хочет он сам. Перестать злиться, ненавидеть, изводить себя и других. Перестать заглатывать горечь. Суметь простить. Он много чего хочет, злость словно тлеющий огонёк с ядовитым дымом, а это всё простые и сложные вещи сразу. Это не просто, никогда таковым не было и не будет, но маленький шаг сейчас — уже что-то.

— Да, не о мире, — устало массируя виски, соглашается Старк. — Речь о твоём чувстве вины. О твоём желании либо по заслугам получить, либо всем продемонстрировать, что есть за что получать.

Джим отворачивается от Старка, чувствуя, как одна искусственная тоненькая ниточка нерва за другой подсоединяются к своим собственным, и смотрит на яркую лампу, что освещает протез. Перед глазами тут же начинают прыгать разноцветные зайчики, и он раздражённо выдыхает.

— Доказывать Роджерсу, — отнимая у Дубины паяльник, говорит Старк, — что кто-то хуже, чем ему о нём думается — дело на самом-то деле благодарное. Заведомо обречённое на успех с каждым, кого не зовут Баки Барнс. Я в этом профессионал. С тобой же он будет крыть тем, что ты ничего не помнил и ничего не осознавал…

— Я прекрасно знал, что делал, — огрызается Джеймс.

— И это значит, что твой ум, к счастью, крепче, чем память, а совесть менее избирательна, чем совесть Стива. Что до моего «прощаю», — Тони ненадолго встречается с нечитаемым взглядом Солдата и невесело усмехается, — то не оно тебе поможет.

Джеймс смотрит, как Старк закрывает обнажённый участок протеза новой заплаткой, и на тон тише говорит:

— И всё же мне жаль.

Тони кивает и отводит взгляд.

— Мне тоже. Но… — крутит в руках отвёртку и неловко поводит плечами. — Глупо злиться на пистолет, когда курок нажал человек.

Даёт знак Дубине охладить раскалённый металл, проводит рукой по гладким пластинам и довольно улыбается, постукивая отвёрткой по готовой руке.

— Через неделю попросишь у Роджерса его доисторический сотовый. Удивительно, но он действительно безопасен. Без звонка из Ваканды ни ногой. Я посмотрю, как прижилось волокно. Заодно решу, как перевезти вибраниум и доказать Россу, что вы ему примерещились, а…

— Старк.

— М?

— Стив не…

— А мы с тобой о разных Стивах говорим, Барнс, — с бледной улыбкой на губах перебивает его Тони.

То, что разницу между прощением и смирением сам Тони понимает, Старк решает не озвучивать. Впрочем, и Джеймс не повторяет, что пистолет, на чей курок жала Гидра, прекрасно понимал, что делал.

Тони в короткой улыбке Зимнего Солдата видит человека из хроники.

Джеймс в горящем взгляде механика — Говарда Старка.

И обоим действительно жаль.