De dos caras: Mazmorra* (джен)

* * *

Если бы не ненавистный Малфой, она увязла бы в грязи по самое горло. Казавшийся грязным и неуютным, но аккуратно вырытый туннель, пройденный несколькими часами ранее, вспоминается с нежной тоской. Теперь их маленький отряд идет по вязкой грязи. Она не горячая, но от нее исходят испарения, и нет, они тоже не слишком омерзительны, и даже, если закрыть глаза, можно представить грязевую ванну. А еще вздымаются и лопаются пузыри. Иногда склизкая грязь попадает на лицо, и почти все уже измазаны.

— Может, нам стоит воспользоваться чем-то? Ведь с помощью браслетов мы бы могли…

— Нужно минимум вторжения, — возражает Малфой, вспоминая нравоучения Грейс, ведущей их, по всей видимости, по самой жуткой тропе. Тихое "Ох…" — звучит рядом, и Малфой снова подхватывает Гермиону за локоть, который уже болит от подобной поддержки.

— Ступай по следам Поттера, Грейнджер, — раздраженно велит он.

— Я стараюсь. Но, если ты не заметил, я на каблуках, а это очень… Ох! — нога вновь подворачивается, и локоть снова пронзает боль. — Малфой! Не мог бы ты…

— Нет, не мог бы, Грейнджер, — шипит в ответ Малфой, изрядно раздраженный обязанностью вечно подхватывать ее. — Не пора ли тебе снять свои туфли?

Мысль о соприкосновении склизкой земли и голых ступней вызывает омерзение.

— Забудь об этом, — она высвобождает локоть и трет его.

— Грейс говорит, мы слишком медлительны, и нужно торопиться! — это Поттер. Он кричит через плечо. Его размашистые шаги раза в два больше мелких шажков Грейнджер. В результате она, вместе с принужденным ловить ее Малфоем, довольно сильно отстают.

— Если они прибавят шагу, то вовсе скроются из виду! — Малфой поднимает взор наверх — палящее солнце пробивается сквозь почти прозрачную воду, но греет от этого не меньше. Драко вытирает вспотевший лоб тыльной стороной ладони. Они на огромном стадионе, и в душу закрадывается неприятное предчувствие.

— Эй, Поттер! — зовет он. — А что это за место?

Гарри оборачивается, мотает головой — ему не слышно — а затем и вовсе отмахивается, делая рукой жест, призывающий двигаться быстрее.

— Чертов болван, — изрекает Малфой. Они уже прилично отстали. Он весь вспотел, Грейнджер тоже выдохлась. Неужели немного волшебства сильно навредит?

— Что-то слишком жарко стало, — замечает Гермиона. Испарения, подымающиеся из лопнувших пузырей, становятся горячее и будто бы лижут открытые участки кожи. — Тебе не кажется?

— Кажется, — Малфой еще раз осматривается. На много миль вокруг распространяется вязкая жижа, испускающая пар. На момент Драко представляется жуткий пир с их участием в качестве главного блюда. Он встряхивает головой — капля пота щекочет нос. Вспоминается нападение в Малфой-мэноре. Вдруг их вновь учуют?

— Постой, — он хватает ее руку, не давая дальше идти.

— В чем дело? Мы и так уже сильно отстали.

— Знаю. Но постой, — ощущая, как начинает колотиться сердце, Малфой нагибается и шепчет Грейнджер на ухо:

— Осмотрись и вспомни, что это за место. Умелый мне рассказывал, ты здесь бывала. Говорил про какой-то стадион. Про торговлю…

Грейнджер впервые хорошо осматривается — вдалеке виднеется смутное очертание башни, и она ее узнает:

— Мерлин… это же тот самый стадион! — жарко выдыхает она, ощущая нарастающее сердцебиение. — Но зачем мы идем этим путем?! Мы же у всех на виду, у него на виду! — Все это чертовы туфли и расплывчатые шаги Поттера, от которого она не отрывала глаз в надежде идти быстрее.

— Тише, успокойся. Я полагаю, сейчас тут никого нет. Но как он используется, когда нет торговли?

Гермиона не хочет знать. Это абсурд! Она снова здесь! В любой момент может начаться торговля, и их всех схватят и продадут по частям.

Слышится отдаленный крик Поттера. Он их зовет и рассержен, что они встали. Они с Грейс почти пересекли вязкий участок и теперь стоят на более твердой земле. Дышать становится легче, и Гарри делает пару глубоких вздохов — поход только начался, а он уже изрядно вымотался. Будет сложнее, чем предполагалось. Теперь, когда он здесь, и пот струится по спине, хочется быстрее все закончить. Как говорил Умелый, пройти по безопасному пути и выполнить миссию. Безопасностью сейчас и не пахнет. Взгляд вновь падает на вязкую землю — та будто манит, пузырясь все сильнее, словно готовясь изрыгнуть из своего чрева нечто…

— Мерлин всемогущий! — выдыхает он, — Грейс! Помоги их быстрее оттуда вытащить! — Гарри вспоминает рокочущий звук и черные овальные головы.

Но Камерон не разворачивается на его зов.

— Они справятся, — спокойно отвечает она и идет дальше. Поттер резко останавливает ее за руку:

— Я сказал, помоги им! Что ты о себе возомнила?!

— Отпусти мою руку, — все так же невозмутимо отвечает Грейс.

Поттер настаивает:

— Я могу сейчас же, к чертям собачьим, покинуть это адское место, и никто тебе не поможет, Грейс, никто не придет на помощь, и ты сгниешь тут вместе со своими корнями! — яростно шипит он.

На какой-то момент их взгляды встречаются. Его — колючий и злой, и ее — отстраненно-вымученный. Она изменилась, словно ею движет какая-то внешняя сила. Гарри всматривается в эти глубокие синие глаза. И видит там другие — темно-зеленые, почти черные, а вокруг толстая кора — какого-то растения, и оно бормочет на своем языке, испуская черные клубы дыма.

— Недолго. Осталось совсем недолго, — шепчет Грейс, и Гарри отпускает ее. Ненадолго Поттеру передается чужое отчаяние. Невыносимая боль о скорой неминуемой кончине. И он чувствует дорогу — путь, который он должен пройти ради их спасения. И все будто пульсирует, из последних сил зазывая к себе, моля о помощи. И Гарри не останавливается. Став Посвященным и приняв долг на себя, в нужные моменты его воля будет подавлена силами свыше. И они оставляют Гермиону и Драко позади. Их шаги ускоряются, и они несутся по земле, будто плывя по быстротечной речке.

— Куда, черт подери, они уходят?! — Малфой ощущает жар сильнее. Слишком много пузырей надуваются и лопаются, вываливая наружу клубы пара.

— Уходим! Скорее! — Малфой поднимает Гермиону на руки и бежит что есть мочи к более прочной земле. Ноги скользят по проклятой склизкой поверхности, а еще появляется ощущение, будто что-то толкает его изнутри. Толкает и удаляется обратно. Малфой спотыкается от такого толчка и падает, роняя Гермиону в жаркое месиво. Он вытаскивает волшебную палочку, прилагая максимум усилий, чтобы та не выскочила из скользких рук — звучит заклинание, на обоих обрушивается шквал холодной воды. Это не только придает бодрости, но и смывает грязь вокруг — и они видят морщинистые, склизкие тела. Это что-то большое и очень подвижное. И оно пробирается наружу. Поле кишит этими телами, они пролезают сквозь землю, будто купаясь в ней. В какой-то момент Малфой видит округлую голову, затем узкие плечи, словно недоразвитые для большой головы. И та качается из стороны в сторону, открывая овальный черный рот и издавая рокочущий звук. Глаза существа большие и выпуклые, словно у рыбы. Малфой едва сдерживает подкатывающую тошноту. Грейнджер вцепилась в его спину и зажмурилась. Малфою трудно дышать, а соображать еще сложнее. Он оглядывается в сторону Поттера, в надежде на спасение, но там никого. Появляются новые головы, все они вылезают неуклюжими движениями наружу. Их торсы отдаленно похожи на человеческие, но кожа будто содрана — темная и лоснящаяся. Драко рассматривает их пальцы с перепонками и когтями, отталкивающиеся от земли, не без усилия — но на подмогу им приходит упругий хвост, будто большого червя — оно ритмично движется и сокращается. И так они ползут, словно по команде, все в одну сторону, наваливаясь друг на друга, как слепые тараканы. Драко стоит неподвижно. Возможно, им удастся так простоять, пока эти монстры не уползут? И он не ошибается. Они отталкиваются от ног Малфоя, будто от земли или камня, от туфель Грейнджер, и та вскрикивает со страху. Но они уходят. Земля постепенно остывает. И в это время темнеет. Малфой все так же стоит, не в силах осмыслить увиденное. Их бросили. Поттер бросил их. Как он мог?! Малфой делает прерывистый вздох и старается прийти в себя. Но его грудь будто в тисках:

— Гермиона, отпусти меня. Ты не даешь мне нормально дышать.

Гермиона опускает руки.

— Уведи меня отсюда.

— Хорошо… сейчас, — Драко не придумывает ничего лучше, чем взвалить Грейнджер на плечо. Спустя некоторое время он, наконец, добирается до твердого холма и буквально сваливается на него со своей ношей, дыша, как загнанная лошадь. Уже совсем смеркается. Вокруг темнота, и лишь наверху, сквозь толщу воды виднеются отблески луны. А еще слышно, как дуют ветра. Но где-то далеко, будто в другом мире. Малфой осторожно вытаскивает волшебную палочку, снимает свою грязную мантию и трансфигурирует из нее не менее грязный матрас. Еще несколько взмахов — и он относительно чист, но громко скрипит. Он переносит на него Гермиону и обходит вокруг, тихо произнося защищающие заклятия. Теперь можно лечь спать — если он сможет уснуть с осознанием предательства Поттера... И его не волнуют всевозможные причины. Обсуждать произошедшее не хочется, да и нет сил. И ничего не остается, кроме как лежать, вглядываясь в появляющиеся надписи над водой.

* * *

Существо, отдаленно напоминающее старый пень, имеет на удивление острые зубы. И пьет оно жадно. Грейс утверждает, что они не кровососы. Это лишь противоядие зараженной крови. Рука Гарри трясется. Корень, наконец, его отпускает. Каррехен тяжело дышит, и сразу же отплывает подальше.

— Он неразговорчив последнее время, — отмечает Дуррей, — дайте ему время.

— Это вряд ли необходимо, мы не задержимся надолго.

Ботинки все промокли. Вонь невыносимая. Гниет все, к чему только можно прикоснуться. Разваливается на части. Будто Гарри попал в бочку с гнилыми растениями.

— Боюсь, нам придется ненадолго задержаться, — опровергает его слова Грейс.

— А как же Малфой и Гермиона? — Поттер не хочет быть грубым, попав в чужое место обитания, но, помимо воли, его голос звучит резко. Он бросил друзей в варящейся грязи с червями-монстрами!

Камерон отводит его подальше от Дуррея.

— Будут такие моменты… — она запинается, не зная как продолжить, — здесь я не вправе решать, как надо поступить. И ты тоже, — в ее взгляде читается упрек, и это раздражает. — Мы все были выбраны для этой миссии. Некоторые моменты будут совсем не такими, как хотелось бы. Мы приходим туда, где больше всего нужны. И мы почти опоздали. Теперь придется задержаться, чтобы восполнить утрату и восстановить Равновесие. Хотя бы малую его часть.

В ответ Поттер молчит. Все поворачивается не так, как он думал... Пожалуй, это худшее, что могло произойти.

— Я не переживу, если с Гермионой что-то случится, — пытается сдерживать нарастающее раздражение Гарри. Разве он многого просит? — И мне наплевать на магию Посвященных и на любые другие причины — винить я буду себя. И тебя, Грейс. Мне не нравится, как все происходит. Ты ведешь себя странно, будто мы твои орудия в этой миссии, и ты будешь нами вертеть, как тебе вздумается, пока…

— Война началась из-за тебя, Гарри Поттер! — ее внезапный крик вызывает мурашки. — Ты каким-то неведомым образом впустил в эти миры черную душу! Настолько отравленную ядом, что она поглотила Повелителя Первого Подземелья, а теперь стоишь тут, на прогнившей, по твоей вине, земле! — ее палец больно тычет ему в грудь, — и заявляешь, как тебе не нравится тут находиться! И как все идет не по плану! Да ты…

Он быстро сокращает между ними расстояние и закрывает ей рот ладонью, другой рукой рывком прижимает к себе:

— Прекрати кричать, мне не нужны новые враги,— он оглядывается — никто их не слышит. — А теперь слушай меня. Эта война никогда не будет моей. Мой дом — Магическая Британия. За нее я готов умереть. Но не за растения, и не за червей со свиньями, или кто здесь еще обитает. Это все мне чуждо и… — Гарри хочет сказать «отвратно», но сдерживается. — И если в этом походе пострадают дорогие мне люди, я… — он не успевает договорить, Камерон вырывается и громко произносит незнакомые Поттеру слова — это заклятие, он больше чем уверен, но поразмыслить дальше не получается — голову пронзает жуткая боль. Он теряет контроль над временем, от внезапной боли слезятся глаза, но это настолько злит его, что, несмотря на боль, рука тянется к волшебной палочке и секунду спустя Грейс отбрасывает далеко в сторону. Головная боль мигом проходит.

Что это было? Грейс на него напала? Поттер встряхивает головой и направляется к ней. Она обездвижена и лежит на гнилой траве. Рядом с ней что-то движется. Гарри держит волшебную палочку наготове. Но это один из выживших корней. Дуррей, кажется. Он наклоняется к Грейс — его корни удлиняются, бережно поднимая обездвиженное тело. Он проносит Грейс мимо Поттера.

— Не те люди, не те времена... Каррехен оказался прав. Уходите, мистер Поттер. Мы не выдержим большего зла, — и он удаляется в округлое помещение рядом с Кристальной Нишей, оставляя Гарри позади со все еще нацеленной волшебной палочкой.

* * *

Утро выдалось на удивление светлым. Тем уродливее выглядели враги. У них в гостиной — вот так просто. Им оказалась нипочем никакая защита, они пробрались из-под земли, продирая и прокусывая деревянные двери, ломая окна.

— Мы не можем сдерживать его больше! — это Джордж. И его палочка дрожит. Но сам он стоит твердо. Многие испугались и убежали кто куда. Кто в комнаты, кто спрятался под диван или в шкаф. Существо, пробравшееся в гостиную — высокое, его голова касается потолка. Оно перемещается, медленно шевеля конечностями, а его узкий нос не прекращает принюхиваться. Подбадривает лишь один факт — Джордж успел передать весточку отцу и уверен, что тот уже вызвал авроров, правда, они все еще не прибыли. Но что это за существа?! Они похожи на дементоров, но действуют совсем иначе! Краем глаза Джордж замечает сестру. Джинни спустилась с верхнего этажа и атакует решительно. Николеску подбегает, прикрикивает на жену, пряча ее за спиной, и тоже вступает в атаку. Монстр останавливается. Кажется, ему совсем не больно, он лишь несколько дезориентирован из-за обилия вспышек света. Свет? И это все, что он ощутил? Джордж начинает обдумывать иной план, но палочки не опускает. Детский крик в спальне наверху. Там же мама. Джорджу приходит неожиданная мысль. И он оставляет остальных, но лишь ненадолго. Когда он возвращается, вместо палочки у него в руках кухонный нож. На войне все средства хороши.

— Держи подарочек, тварь! — и он запускает нож прямо в тощее брюхо. Монстр воет. Рушит все вокруг, цепляясь длинными руками, и падает с жутким грохотом. И становится тихо. Лишь плач Фреды все никак не унять. Но Молли в итоге справляется. Вот в дом вбегают Рон и отец. С ними один из авроров. Всего один?! А где остальные?!

— Я вспорол ему брюхо, — объясняет Джордж.

— Это весьма действенное решение, — соглашается Артур, стараясь сохранять спокойствие, и спешит обнять сына.

В Министерстве творится хаос. Министр пропал. Рон нашел человека в Лютном Переулке, кто обмолвился несколькими словами об увиденных символах. Он сказал, что грядет война со страшными тварями из-под земли. Рон еще несколько раз туда ходил в поисках подробностей, но больше этого волшебника никто не видел. Однако его слова оказались правдой.

Буквально через несколько дней весь город загудел. В дома из-под земли проникают монстры-убийцы. Волшебники покидают Магическую Британию. Но никто так и не улетает. Порталы закрыты — выхода нет. Никто не знает, что делать, многие от страха потеряли голову.

Уизли же оказались относительно готовы. Артур с Роном предупредили об увиденных знаках в кабинете министра, и о словах незнакомца. И не зря — теперь нужно обдумывать план действий. Однако проблем оказывается еще больше, чем казалось — пропали Гермиона и Гарри.

Они не прекращали попытки аппарировать. Создавали порт ключи — и на счет «три» оставались на том же месте. Ничего не работало. Словно магия исчезла, но это было не так. Они были заперты в Магической Британии. Никто не мог понять, что происходит. От вопроса: «Что же делать?!» начиналась паника. Единственными, кто что-то понимал, были Уизли. Они покинули свой дом и заперлись в одном из кабинетов Министерства. В самом же Министерстве царил хаос. Многие покинули рабочие места, остались лишь самые верные (или глупые?) сотрудники, перевернутые в панике столы и заколдованные письма, летающие в непонятном направлении.

— Нужно действовать быстро. Происходящее набирает очень угрожающие обороты, — Артур замыкает двери и подходит к одному из многочисленных ящиков — они на складе, в одном из нижних отделений. Он находит один из списанных аппаратов для слежки за аппарацией. Вбивает имя Гермионы Грейнджер. Аппарат работает крайне медленно. Некоторое время все напряженно слушают его щелчки, а затем, как и в прошлый раз, он разваливается на части, и к потолку поднимается густой дым. Но никто не помнит, что случилось в прошлый раз — и все в ужасе отшатываются.

— Что это значит, Артур? Гермиона в опасности?! — в глазах Молли страх. Она боится вновь потерять кого-то и не отпускает руку Джорджа.

— Боюсь, что да. Это следы темной магии, — признается Артур.

На минуту становится тихо. Слышны лишь отдаленные вопли снаружи и жуткий треск, словно мир выворачивает наизнанку. Министерство, возможно, не самое укромное место, но Артур может раздобыть ключи к самым отдаленным помещениям, куда так просто не попасть даже врагу.

— Нам всем стоит укрыться. А дальше решим, кто из нас отправится на поиски Гермионы, — все соглашаются, и Артур ведет семью за собой в подземные отсеки.

* * *

Гарри не видит собственных пальцев. Вокруг тьма. Лишь наверху, словно волны, раскатываются… тучи? Но нет, откуда здесь они — на глубине стольких миль под землей? "Lumos!" — он позволяет себе немного света. Становится холодно, настолько, что видно собственное дыхание. «Все катится к чертям. Этот мир не спасти», — мысли, одна мрачнее другой, закрадываются в голову. Апатия и безысходность наваливаются с новой силой. Хочется найти паб и напиться так, чтобы забыть обо всем на свете. Особенно — не чувствовать, как растения оживают, как корни шевелятся в земле под его ногами, пиная его ступни с разных сторон, словно выталкивают и прогоняют. И Гарри уходит. Дуррей с Камерон наблюдают за его отдаляющейся фигурой, еле видной в темноте.

— Люди слабы, — изрекает корень. Но Камерон с ним не согласна. Она выходит из укрытия и догоняет Поттера.

— Гарри, постой.

«Надо же. Пришла извиняться?».

— Что? — он оборачивается и вглядывается во тьму, где едва различимы ее черты.

— Нельзя уходить.

— И это причина, по которой я должен остаться? Или, может, мне не отвечать, а то ты снова заставишь сделать по-своему?

— Maiorlucis! — теперь она видит его лицо. Он растерян. Ему не хочется здесь быть, не хочется воевать. Это не его война. У нее не получится выполнить ничего из предписанного. Магия Посвященных жестока, но она не может заставить...

— Хорошо, Гарри Поттер. Уходи. Забери своих друзей и уходите. Я не стану никого заставлять. Теперь, когда я спасла эту часть подземного мира и почувствовала на себе действие магии… все изменилось, — она вздыхает. — Это все, что я хотела сказать.

— И ты вот так просто отпустишь меня? — Гарри удивлен и разочарован одновременно. Все кончено, не успев начаться? Совсем не так, как было раньше…

— Мне не нужны такие помощники.

Она уходит. Гарри медлит. Разговор с Грейс всегда протекает не так, как ему хочется. Ждал ли он, что она станет умолять? Возможно. Но она не стала, а у него не хватило слов, чтобы заставить ее почувствовать себя виноватой. И он идет за ней. Он почти теряет ее из виду, но освещать себе путь ему почему-то не хочется. Хочется вернуться внезапно, заставить ее глаза расшириться от удивления, чтобы она не смотрела на него, как на побитую крысу. Он прибавляет шагу и протискивается вслед за ней в узкий проем среди ветвистых растений. Внутри оказывается светло. Это необычный свет, словно солнечный, но он замкнут в стеклянном шаре, стоящем на деревянной подставке посредине небольшой комнаты. Сама комната — округлая и довольно высокая, она напоминает сосуд, тянущийся вверх — и потолка не видно.

— Садитесь, мистер Поттер, коли зашли, — не оборачиваясь, обращается к нему корень.

И Гарри садится, чувствуя себя студентом, опоздавшим на лекцию.

Дуррей что-то изучает под светом солнечного шара. Надо же, это их карта Подземелий. И он сейчас ее дорисовывает, старательно выводя ветвью символы.

— Кхм, я пришел сказать…

— Помолчи, — обрывает его Грейс, появившись словно из ниоткуда. В ее руках цветы — нет, это скорее молодые ветви с зелеными почками.

— Мне больше не нужны оправдания и причины, — она подходит и кладет на его колени ветви. — Но я не умею колдовать, как ты. Мне подвластна лишь стихийная магия Посвященных, которая проявляется во мне при необходимости. Но сделать из побегов сеть у меня не получается.

— Сеть? — переспрашивает Гарри. Ей захотелось порыбачить?

— Да. Прочную и объемную. Я пойду одна, поэтому мне нужна оборона, физическая в том числе. А сеть из этих побегов послужит отличным оружием.

Гарри озадаченно кивает и колдует. Она наблюдает за ним, и в ее глазах загорается неподдельный интерес. Ветви закругляются и тянутся друг к другу, превращаясь в одно целое, а почки, раскрываясь, обворачивают сеть вокруг, словно укрепляя ее.

— Готово.

Гарри сам от себя в восторге. Она лишь кивает и аккуратно сворачивает сеть, словно бечёвку.

— Тебе не стоит оставаться здесь до рассвета. Утром оживут павшие, здесь не все растения рады чужакам. Особенно остерегайся Diaboli herba — их нужно удобрять кровью. А твоя подойдет как нельзя лучше.

Свет в лампе мигает.

— Рассветает, — замечает Дуррей. — Я закончил, мисс Камерон. Скоро нужно будет выпускать солнце. Но хочу вас вновь предупредить — опасное это дело, и слишком опрометчиво вы хотите поступить, — он протягивает ей карту.

— У меня нет выбора, Дуррей. Нет выбора и нет времени, — она хватает свернутую карту и уходит.

Гарри смотрит ей вслед, ощущая зоркий взгляд на своей спине.

— Кхм… выпускать солнце? Это как? — он разворачивается к корню лицом и смотрит ему в глаза. Взгляд у того неодобрительный.

— Вот так, — он подходит к шару и поднимает его. Кажется, он что-то шепчет, но Поттеру не слышно. Огненный шар просачивается сквозь стекло вверх, озаряя бесконечный потолок. Гарри понимает — это дерево, но оно пустое и очень высокое. Солнце стремится ввысь, и спустя минуту из округлой двери сзади просачивается солнечный свет.

— Что это было? — удивляется Гарри.

— Утро, мистер Поттер. А значит, вам пора уходить. Вы многое здесь изменили, — он подходит и протягивает Поттеру маленький сверток.

— Что это?

Черты лица корня еле заметно вздрагивают, и грустная улыбка появляется на его деревянном лице.

— Ваш путь домой. Счастливо! — и Гарри буквально выталкивают за дверь.

И как только он оказывается снаружи, дыхание спирает — воздух настолько чистый, а вокруг все такое зеленое, словно в сказке. Гарри осматривается: новых побегов — тысячи, нет, миллионы! И все они тянутся к появившемуся из стеклянного шара солнцу. Оно стоит высоко над ними, ослепительное и сияющее. Гарри делает шаг вперед, не веря своим глазам. Где он? Неужели это тот же гниющий мир? Присмотревшись, он замечает здешнего короля — Каррехена. Тот выше Дуррея, и кора на нем еще более старая. Он что-то делает неподалеку от Гарри, и там, где он находится, каким-то образом сгущается тень.

— Мне помочь? — подходит Гарри.

Каррехен не оборачивается:

— Вы еще здесь? — перед ним стянутые в тугие кольца мертвые растения. Некоторые настолько сгнили, что разваливаются на части. Каррехен формирует из них шары и складывает рядом друг с другом.

— Да, и я спросил, не помочь ли вам? — Гарри старается быть вежливым.

Каррехен разворачивается:

— Идите домой, — его взгляд колкий и холодный. А его тон вызывает у Гарри прилив злости.

— Я предлагаю свою помощь, а вы в ответ мне…

— Ты достаточно уже натворил дел. Наше царство погибнет. Или ты решил, что вернешься домой, заваришь себе чаю или вовсе напьешься и будешь все так же бездарно существовать? О нет, ты ошибаешься. Мир перевернулся с ног на голову. Магическая Британия уже не будет прежней никогда. Тайное стало явным. И всему виной — невежество молодых. Твое невежество... Непонимание важных вещей, обесценивание старинных законов. Убирайся из моего царства, Гарри Поттер! — его глаза вспыхивают, а солнце вверху палит, как в пустыне.

Гарри ослепляет на мгновение, а как только зрение возвращается — он видит Дуррея, который успокаивает Каррехена и выливает на него котел с водой. Пар исходит из его ветвей. Поттер на мгновение вспоминает себя и Малфоя. Деревню Фуджи и безумную силу ярости внутри себя. И остро ощущает ее нехватку. Он вздыхает и разворачивает сверток. Это портключ — деревяшка в форме слона. Почему слон?

— Мистер Поттер, я вас прошу, уходите! Нам нужно готовиться к войне, а мистер Каррехен слишком резко на вас реагирует.

— Потому что он необузданный болван! — пускает черные клубы дыма Каррехен.

Дуррей вновь берет котел и торопится его наполнить.

— Я вот что скажу тебе, несносный волшебник. Если мир падет — а он падет по твоей вине, — никто не спасет твоих близких, они все пойдут на дрова в Мутные Болота. А я лично вернусь из Третьего Подземелья, чтобы покарать тебя, — на Каррехена выливается еще один котел холодной воды, и он, словно дымящаяся бочка, катится в дом, подгоняемый Дурреем.

* * *

— Что с нами будет?

Света нет, и Молли призывает все свое мужество и старается, чтобы голос не дрожал. Детей оставили раскладывать захваченные наспех с собой вещи в зале заседаний. Более укромного места Артур придумать не смог.

— Это что-то не из мира сего. И это не магглы. Я не знаю, что это, Молли. Но мы должны сделать все, чтобы пережить нашествие.

Нашествие. Именно так это и было. Цель? Тотальное истребление? Им не давали возможности укрыться, подготовиться. Эти твари вылезали из-под земли, словно жили там веками, а сейчас настало их время. Сколько им потребуется для полного захвата? Возможно ли каким-то образом просигналить о беде? Вопросы грузом ложатся на грудь, и Артур прогибается под ними, как ржавый гвоздь, пока на его плечо не ложится рука Джорджа.

— Мы вычислим их, пап, не переживай. Я захватил с собой бочонок пороха и кое-что из магазина. Мы с Роном разложим их так, чтобы эти твари поджарились при попытке пролезть. Мирч встал на охрану этой ночью. А я хочу пойти осмотреться.

Артур кивает.

— Я пойду с тобой, — поддержка сейчас необходима как воздух. И он хватается за нее, крепко сжимая руку сына.

Тем временем, снаружи темнеет все больше, и Мир Мутных Болот вступает в свои права. Вслед за червями на землю Магической Британии ступает нога Повелителя. Сложно сказать, кто это. Черты лица искажены, он почти не похож на себя прежнего. Теперь его движения резки, а сам он нетерпелив и крайне жесток. О да, попавшиеся ему по пути волшебники до сих пор стонут от боли.

— И вот долгожданный час настал! Узрите же своего Повелителя! — он нарядился. Его руки украшены тяжелыми золотыми браслетами, пальцы — в перстнях, на груди и в носу сверкают цепочки. Возможно, если бы волшебники не были столь напуганы, они бы прыснули со смеху. Но смешно им было в последнюю очередь — их разрывало на куски, черви обматывали их своими телами, вызывая удушье, их рокот наполнил Тисовую улицу. Если бы кто-то посмотрел маггловское телевидение, то узнал бы о невероятном воздействии радиации. Именно так магглы объясняли смазанные снимки огромных червей. Но магглов пока не трогали. Хмурый считал их пешками. Жалким недоразумением. Легко разрешимым, но позже. А сейчас он шел, словно Моисей, прокладывая себе путь среди пролитой крови и искалеченных тел.

Многие спрятались в Министерстве. Джорджу удалось убедить их прийти на собрание. В большинстве своем это были насмерть перепуганные волшебники и волшебницы. Ни авроров, ни Министра Магии. Было ясно — их оставили умирать. Но кому это было нужно?

— В этот сложный час я прошу вас собраться. Мы в безопасности здесь, мои сыновья опечатывают входы и выходы. Если враг и проберется, то только на верхние этажи.

Люди озирались по сторонам в надежде увидеть кого-то презентабельнее Артура Уизли. Но, не задержав взгляд ни на ком, возвращались к нему и слушали. Было важно слышать напутственные слова, знать, что кто-то понимает, что происходит, и что есть надежда выжить. Артур уверял, что многие спрятались в Гринготтсе. Что там места еще больше и, скорее всего, скоро заработает каминная сеть — тогда они смогут связаться с остальными. Отчасти он был прав — многие спрятались в банке, некоторые даже закрылись в собственных ячейках. Гоблины что-то знали. Они не были удивлены всеобщей паникой и наплывом десятков обезумевших от страха волшебников. Они их регулировали, как стаю птиц, и те забегали в укромные глубокие каменные ходы. Волшебники были, безусловно, самым слабым звеном. Их стоило защитить, и гоблины предоставили им возможность прятаться у них.

Хмурый был недоволен. Его твари следовали за ним. Демоны — побольше тех, что наведывались в Малфой мэнор — шли по бокам от него, как охранники. Свиней было немного, и они все пересчитывали, словно секретари, вели учет павшим, а также забирали все ценное и снова вели учет прибыли. Карлики несли тяжелый сосуд — они подносили его к мертвецам, и кровь, словно река, втекала внутрь. Но волшебников — доступных и валяющихся на земле — оказалось крайне мало.

— Где остальные?! — рявкает Хмурый, запутываясь в своих браслетах и цепях.

— Позвольте, сэр? — небольшой, но довольно старый свин щелкает на счетах и озвучивает довольно внушительную цифру. — Я полагаю, они сбежали, сэр.

— Быть такого не может! — встревает другой, копаясь в своих записях, и наконец извлекает нужный пергамент. — Вот! Наш посыльный обязуется предотвратить любую аппарацию и закрыть все магические портключи на необходимое количество времени.

— Да, но он тоже нынче простой волшебник, и мог дать слабину! — Хмурый обещает себе с ним поквитаться в случае предательства. А сейчас главное — найти пропавших, спрятавшихся и дрожащих от страха волшебников. Как же это здорово — истреблять, стирать с лица земли этих жалких, ненужных, пресмыкающихся созданий. Их время вышло. Их и так слишком много. А Магическая Британия нынче будет куда более могущественной, и с Хмурым все будут считаться — хотят они того или нет.

* * *

Спина ноет. Земля просохла за ночь, а матрас совсем сдулся. Гермиона просыпается и не понимает, где она. В кошмарном сне?

— Ты даже здесь спишь до полудня, — Малфой же не спал почти всю ночь, вглядываясь в бесконечную тьму. Но Поттер не явился, даже не прислал никого, чтобы забрать их отсюда.

— Он нас бросил. Твой друг. Так что вставай, и сваливаем отсюда.

Даже если война и началась — он уверен, в Имении с должной защитой ему опасаться нечего, стоит лишь постараться найти в записях отца нужные охранные чары и наложить их. В прошлый раз это ему стоило ожога на ладони. Но Грейнджер сможет ему помочь на этот раз.

Гермионе тут же вспоминается все плохое — сжатые стальным кольцом руки Гарри на собственной шее. Она оглядывается вокруг — очень тихо. Словно все ушли, а они остались, будто в середине смерча.

— Он не вернется? — еле слышно шепчет она.

Малфой не отвечает, ему и так все ясно.

— Подымайся и пошли, лучше укрыться где-то, пока не поймем, как отсюда выбраться.

Гермиона слушается и следует за Малфоем. Где-то далеко виднеются возвышения, но что это? Холмы, чьи-то норы или, возможно, захоронения?

— Ты уверен, что нам в этом направлении? — неуверенно звучит ее голос.

— Здесь в чем-то можно быть уверенным? — земля под ногами из твердой постепенно переходит в более рыхлую, и над ней стелется туман.

— Мне не нравится этот путь, может, стоит просто попробовать аппарировать обратно?

— Я не уверен, что это безопасно — особенно сейчас, когда мы выполняем миссию.

Это прозвучало глупо. Миссия? Все пошло наперекосяк! Какую помощь они смогут кому-либо оказать, если даже сгруппироваться не в состоянии? Гермиона уверена, у Гарри была причина их оставить позади. Но им так нужна его поддержка сейчас... Или даже не его, а той юной девушки.

— Расскажи мне про нее. Про Грейс, — тем временем Малфой ведет ее подальше от тумана, но они продолжают приближаться к холмам.

— Я мало что знаю. Поттер сам ее нашел. И сам во все ввязался, — Драко только сейчас осознает, что уже начинает ностальгировать по прошлым временам. Ведь туда уже не вернуться. Даже ко вчерашнему дню. Вспышка гнева на Поттера ударяет в голову, но ее сменяет бессилие что-либо изменить.

— Он ведь всегда был таким, да? — со злостью произносит Драко. — Лез куда не надо, брал на себя чьи-то обязанности, а то и вовсе спасал всем жизни. Великий Поттер!

— Остановись, Малфой, — предостерегающе звучит голос Гермионы, — злость ничем не поможет, и…

— Злость?! — Малфой останавливается. — А тебе здесь нравится, да? Какое просторное место, и воздух чистый!

— Малфой... Хватит!

— Нет уж, дослушай, Грейнджер: я не собираюсь мириться с этой ситуацией, если мир катится к чертям, то…

— Пусть и катится, а тебе место в первом ряду? Если бы твой отец был жив, я уверена, вы бы хорошо провели время, трусливо наблюдая со стороны и смакуя каждый момент!

Малфой отворачивается от Гермионы и делает пару глубоких вздохов. Нужно успокоиться. Им просто надо отсюда выбраться, и все будет хорошо. Не глядя на нее, он продолжает идти вперед. Они идут в гору, затем снова вниз. Это холмы, и их несколько. Драко уверен, что Грейнджер следует за ним, и он не оборачивается. Но Гермиона осталась позади. Она стоит и смотрит ему вслед:

— Ты выбрал свой путь, Малфой, — и с этими словами она направляется в другую сторону.

Холмы остаются позади, а вокруг все такой же скучный пейзаж. Рубашка липнет к телу, все еще слишком влажно, и кажется, любая тварь учует его за несколько миль. Под ногами струится горячий пар, словно под землей остывает вулкан.

— Грейнджер? — Драко впервые за долгое время оборачивается, но вокруг до самого горизонта никого не видно. Он оглядывается в надежде увидеть ее фигуру, пускай далеко, и пускай направляющуюся в другую сторону — но вокруг простирается голая земля, местами бугристая, местами испускающая пар. Цвет испарений кое-где ярко-голубой, и это даже завораживает. Но Гермионы нигде не видно. Драко продолжает ее звать, пока голос не срывается, и гримаса бессильного гнева не искажает его лицо. В голове проносятся нелестные слова в ее адрес, но вслух он издает лишь глухой стон. Она бросила его? Как и Поттер? Возможно даже, таков был их план? Иначе как можно было спокойно спать всю ночь после увиденного?! Малфой кусает костяшки пальцев до боли, стараясь отогнать эти мысли.

— Грейнджер?! — вырывается у него крик, отчаянный и одинокий. Не в силах противиться порыву, он поворачивает обратно. В глубине души Драко не верит в предательство Гермионы — вдруг ей, наоборот, нужна помощь? И то, о чем он подумал — самое нелепое из возможных предположений? Он использует волшебную палочку для усиления голоса, и его, наконец, слышат — на поверхность из рыхлой земли пробирается когтистая рука, и неизвестное существо хватает его за ногу. Малфой вскрикивает и падает куда-то вниз. От удара дыхание перехватывает, но он тут же поднимается и осматривается — вокруг никого. Он в тоннеле, наподобие того, что ведет в покои Хмурого. Возможно, это он и есть? Тоннель освещают тлеющие факелы, словно кто-то недавно прошел по этому пути. Он позволяет себе ненадолго перевести дух, колдует над ушибами, затем снова двигается вперед, держа наготове волшебную палочку. Тоннель постепенно сужается и поднимается в гору. У Драко появляется надежда выйти на поверхность, но вместо этого туннель меняет наклон и круто уходит вверх, отчего приходится карабкаться по земле, по вырытым бугоркам, похожим на жалкое подобие лестницы. В какой-то момент становится так узко, что Малфоя охватывает паника, но спустя мгновение он выбирается в огромное помещение. Тут дышится свободно, и Драко делает пару глубоких вздохов и отряхивается от пыли. Помещение высокое и округлое, но неровное, словно его строили наспех. Возможно, так оно и было — все вокруг выглядит нелепо: свет исходит от керосиновых ламп и свечей, расставленных в хаотичном порядке, по углам свалено много разных вещей, и все это напоминает Малфою сундук с сокровищами. Чего здесь только нет! Шелк, меха, бижутерия, старые фолианты... Вдалеке различаются очертания рояля, каких-то памятников, а на полу валяется кубок. Малфой спускается с возвышения, и земля, как оползень, следует за ним, с шумом и грохотом таща за собой всякий хлам. Малфой шикает, словно это может приостановить поток, и поднимает кубок. "Самому лучшему садовнику поместья Морель". Он удивляется: “Кто здесь может обитать? Или это склад местных разбойников, крадущих все подряд?” Когда он оглядывается вокруг, ему приходит в голову мысль, что, возможно, это один из тех самых холмов? И, если так, то чем заполнены внутри остальные? На ум приходят не самые радужные мысли.

Внезапно слышатся чьи-то приближающиеся шаги. Малфой прячется за деревянным крестом, расположенным неподалеку. Очевидно, его смастерили не здесь, и мастер далеко отсюда — ему невдомек, где его изделие, и кому оно служит. Или же он мертв. Возможно, даже захоронен где-то рядом. По спине пробегают мурашки.

Судя по звукам шагов, сюда идет не животное — во всяком случае, это явно прямоходящее существо. Когда оно появляется, то оказывается — к полнейшему изумлению Драко — что с виду это вполне человек, мужчина. Вид у него, хоть и немного помятый, но в целом приличный. Он проходит мимо, раскидывает шелковые платки и садится в кресло, которое Драко за множеством барахла не заметил.

— Ты мне не подходишь, — звучит его несколько шипящий голос.

Драко молчит.

— От тебя несет внешним миром, — кривится пришедший, — и, если ты не начнешь говорить, я позову того, кто с радостью тобой пообедает. Денек выдался с малым уловом.

Малфой решает показаться. Кем бы ни был этот человек, он тут один, и вероятность одолеть его не так уж мала. Но, увидев его воочию, Драко тут же сожалеет о своей опрометчивости: у мужчины, сидящего напротив — клыки. Они видны даже с закрытым ртом. Острые и сверкающие. Драко представляет, как он их полирует, словно ботинки — и встряхивает головой, чтобы отогнать ужасающее видение.

— Давай же, задай свой вопрос, — велит существо и, кажется, усмехается.

— Ты вампир, — утвердительно произносит Малфой. И отчего он ему не подходит? Какая хитрая уловка, и он на нее поддался...

— Верное утверждение, — улыбается тот, поднимаясь с кресла. Драко чувствует страх и оступается, переворачивая на себя гору с разноцветными шарами, которые, весело звеня, прыгают во все стороны, создавая подобие музыки.

Кровосос смеется.

— А ты забавный. Жаль, места для чучел больше нет.

Малфою не жаль. Он спохватывается и встает. Вампир оказывается гораздо выше и, возможно — даже наверняка — сильнее.

Малфой решает пойти на хитрость и делает шаг ближе:

— Если ты собрался меня убивать, то давай покончим с этим скорее, — он разводит руки в стороны, открывая шею для укуса, но между тем прячет волшебную палочку в рукаве.

— Будь я помоложе, я бы на тебя набросился, — вампир отходит назад и разворачивается, — а затем гнил бы здесь мучительно и долго, — он нагибается и что-то поднимает с земли, после чего возвращается в кресло. — Так что же привело тебя сюда? Неужели Хмурый не оказал тебе должного приема?

— Ты знаешь Хмурого? — удивляется Малфой.

— Было бы странно, если бы оказалось иначе, — он прищуривается. — Ты ведь тот, о ком я подумал? — его голос звучит настороженно, а руки он прячет за спиной, сжимая в ладонях эластичный пояс.

— Обычно меня ни с кем не путают, — хмурится Малфой. — И я сомневаюсь, что тебе часто доводилось видеть здесь волшебников.

Кровосос смеется, но это больше похоже на свист:

— И все же иногда я их вижу, — он обводит взглядом помещение. — Они не имели твоей привилегии. Но на твоей руке очень редкий браслет, и никто другой, кроме Малфоя, не смог бы его надеть.

Драко старается казаться бесстрастным. Вопросы вампира озадачивают. Как много ему известно? Только об одном браслете, или обо всех сразу? И знает ли он, когда приходит время их надевать?

— Ты знал моего отца? — Малфой пытается свернуть с опасной тропы, заодно узнать побольше о делах отца. Неужели он общался с настолько темными тварями?

— Тебя это удивляет? — вопросом на вопрос отвечает вампир, не переставая пристально разглядывать лицо Малфоя.

— Назови свое имя, я не привык вести переговоры с безымянными, — повелительным тоном говорит Малфой, судорожно размышляя, какое поведение окажется более выигрышным.

— Меня зовут Гекхал. Твое имя мне известно, можешь не представляться. А вот то, зачем ты здесь, весьма занимательно, — губы вампира растягиваются в улыбке, оголяя длинный ряд клыков.

И вот он, вопрос, к которому Малфой, несмотря на все старания, оказывается не готов. Все еще кипит обида на Поттера и на его верную подружку Грейнджер. Даже сейчас он пытается найти им оправдание, но их отсутствие остро ощущается, а причина уже не столь важна. Как говорил его отец, самое главное — это приоритеты. Видимо, Малфоя в их списке нет. Или же он болтается на последнем месте. Это все глупо и, возможно, есть невероятное объяснение их отсутствию (как это обычно бывало в школьные годы у Золотого Трио), но никого нет рядом сейчас — и лишь это имеет значение для Драко. Что еще ему терять?

— У меня здесь дела. И я ищу того, кто сможет мне помочь, — он решает взять ситуацию в свои руки. Так, как он привык, и так, как ему знакомо — в одиночку.

— О… какой интересный поворот! — в голосе вампира радость вперемешку с облегчением. — Ты хочешь продолжить дела отца? Весьма похвально!

— Мне не нужна твоя похвала, — обрывает его Малфой, — я ищу советника, а если точнее, того, кто сможет меня проконсультировать в нынешней ситуации.

Гекхал улыбается:

— Я так понимаю, плата будет щедрой? — он жадно облизывается. — Знаешь, с твоим отцом дела вел мой отец. Он не так давно покинул нас, и теперь у нас с тобой есть шанс начать все по-своему… понимаешь, о чем я?

— Не стоит так спешить, Гекхал. Мне нужны прежние договоры. Я знаю, мой отец не ведет дела только на словах. Так что принеси их. А перед этим мне бы хотелось где-то передохнуть. Устроишь своего… гостя?

— Напарника! А это куда более теплый прием! — и вампир вскакивает с места и приглашает следовать за собой. В его глазах небывалый азарт и жажда перемен. Он ведет Драко прочь из горы по нескончаемым тоннелям. Малфой идет следом, все еще не будучи уверен, что контролирует ситуацию, и старается не дышать глубоко и не вдыхать запах сырой земли, странным образом напоминающей ему о Грейнджер. Но в одном он уверен — будь отец на его месте, он бы поступил так же.

* * *

Поттер следует за Грейс, сжимая в руке портключ в виде слона. Это придает уверенности в выборе. Вот он, в его руке. Стоит им воспользоваться, и он очутится дома. О том, в каком состоянии его дом, Гарри предпочитает пока не задумываться. Возможно, нападение еще не произошло. Но сердце подсказывает иное, и поэтому он все еще идет за этой девчонкой. Знает ли она об этом? Наверняка. Но Грейс предпочитает не оборачиваться.

Местность вокруг слишком красива, чтобы быть настоящей. Это бесконечный солнечный лес. Буйную растительность сменили более крупные деревья, они воспрянули духом и вновь обратили свои ветви к солнцу. И, касаясь друг друга ветвями, создают впечатление живой арки. И Гарри не может не признаться — он рад, что в этом есть его заслуга. Этот лес жив благодаря ему в том числе. Возможно, будет не так тяжело, как показалось изначально. Гарри сжимает волю в кулак и зовет Грейс:

— Постой!

Она не останавливается, но спустя минуту слышится ответ:

— Не ходи за мной.

— Я не знаю, что ты задумала, но у тебя ничего не выйдет без меня. Так сказал твой дед!

Это заставляет ее остановиться и обернуться:

— Не думай, что ты знаешь, что он имел в виду! — ее тон довольно резок, но Гарри не пугается.

— Я помню, что он написал в письме. Это было предсмертное письмо, и я сомневаюсь, что там могла быть какая-либо двусмысленность, — он, наконец, догоняет ее и запыхавшись, смотрит ей в глаза. Что у нее на уме? Или, скорее, его интересует — что на душе? Каково ей отправляться в путь в одиночку? От одного осознания предстоящей борьбы можно возненавидеть всех, и в частности, своего деда.

— Что еще он тебе рассказал? В своих сказках? Да, я это помню. Я помню это письмо наизусть, Грейс.

Ее взгляд, поначалу воинственный, смягчается, а потом она и вовсе опускает глаза.

— Это было давно, — она отворачивается.

В их недавнем взаимопонимании что-то сломалось. Буквально вчера она прониклась его историей и была готова довериться ему. Доверить свою миссию. Разделить с кем-то непосильную ношу. Но сейчас все изменилось. Пришлось заставлять его помогать, использовать силу, данную ей ненадолго. Будто она — сосуд для хранения чего-то или портал для использования в нужный момент. А если бы ей пришлось убить его? Смогла бы она противостоять этой мощи?

— У тебя в руке слон. Брось его в небо. И прощай! — ее голос дрожит, и она спешит удалиться.

— Да стой же ты, я хочу помочь! — он хватает ее за руку. — Не стоит отказываться от помощи, я помню, как в свое время было тяжело мне, и…

— Не надо, — она высвобождает руку. — Это совсем не то. Не то, что пережил ты.

Гарри чувствует, что он должен заставить ее выслушать то, что он ей скажет. Она юна и неопытна, и ее нужно как можно скорее переубедить, уберечь от ошибок. И он вновь берет ее за предплечье. Он несколько груб, но решимость и уверенность в его глазах заставляет ее поколебаться, и он, воспользовавшись моментом, притягивает ее ближе и прикасается к ее губам своими. Спустя долю секунды она отворачивается. Между ними повисает молчание, но не слишком тягостное: вокруг слышны песни птиц и стрекотание насекомых.

— Здесь красиво, — Гарри подходит ближе и касается ее плеча. — Иногда стоит себе позволить расслабиться и забыть обо всем.

— Сейчас не самое подходящее время, — она оборачивается к нему лицом. — Быть может, если бы ты расслабился хоть на минуту в свое время, все бы обернулось иначе.

Гарри не может с ней поспорить, поскольку такая версия не приходила ему в голову. Он отводит взгляд в сторону и задумывается. Потом снова обращается к ней:

— Как бы все ни обернулось, расторгать наше единство будет глупостью. И я сожалею, что так вышло. Но я уверен, есть еще время все исправить.

Она смотрит ему в глаза, и ему сложно понять ее настроение.

— Я сейчас скажу тебе то, что не должна говорить. Но это многое прояснит для тебя, Гарри Поттер. Во всей этой войне есть одно правило, и его никак нельзя изменить. Так случалось и ранее, так случится и на этот раз. Цена существования этих миров высока, но такова реальность. И на этот раз жертва — это я. Когда мы доберемся до клеток, чтобы разбудить зверей — нужна моя кровь и плоть, ибо они бестелесны. Это старинные чудища, которые давно вымерли, но их держат в заключении... то есть, держат в клетках их души. А когда приходит время, их будят, и они обретают физическую оболочку — тогда нет предела их свирепости, они уничтожат все, что им прикажут. А после они вновь вернутся на невидимую цепь.

Гарри ожидает увидеть ее слезы — но глаза у нее сухие. Лишь отчаянная решимость отражается в ее взгляде. Он ничего не отвечает, и она оставляет его одного, скрывшись в чаще. Но Гарри ее догоняет и следует чуть позади. Ему хочется ее подбодрить, но он не находит слов. Спустя некоторое время он решительно берет ее ладонь в свою. Лес сгущается, и им приходится освобождать себе путь с помощью магии, Гарри аккуратно раздвигает ветки в стороны, используя свою волшебную палочку и тихо шепча заклинания, стараясь не причинять растениям вред. Грейс чувствует, как по щекам текут слезы — и она рада, что Гарри их не видит. Но это лишь минутная слабость, и она позволит ему побыть рядом сейчас.

* * *

Она идет тихо — тише ветра — по каменистой местности. И за каждым поворотом ждет испуг — напрасный, потому что никого за углом не оказывается — но от этого не менее остро ощутимый. И каждый раз сердце Гермионы сжимается, хотя она готова сражаться. За себя и своего ребенка.

Но пока ей этого делать не приходится. Вокруг тихо и тепло, словно в чьей-то утробе. Гермиона все дальше углубляется в скалистую местность, и, как только она немного расслабляется, откуда-то слышится громоподобное рычание.

— Кто это к нам пожаловал? — на нее надвигается тень. Это оборотень, но не такой, каких ей приходилось видеть. Раскосые глаза, двигаясь асинхронно, пытаются ее рассмотреть. — Волшебница? В наших краях? Вот диво-то! — он отходит назад, встает на задние лапы и издает громкий вой, который тут же раскатывается и разносится далеко за пределы ущелья, подобно грому.

— Silencio! — ее грозный шепот тут же прерывает вой. Косоглазый оборотень опускается на четыре лапы, скалится, и шерсть на его спине встает дыбом.

Гермиона не раздумывая, нападает:

— Stupefy! — оборотень оглушен, и Гермиона пускается бежать что есть сил. Почему она не убила его?! Эта мысль гложет ее, и она окончательно жалеет об этом, когда слышит за спиной ответный вой собратьев оборотня. Она лихорадочно соображает — ведь далеко она не убежит, и нужно срочно что-то предпринять. Наконец, тропинка приводит ее в глубокую пещеру, но что-то ей подсказывает — это тупиковый путь. И когда за спиной слышится рычание, Гермиона прижимается к стенке и устраивает обвал, который может стоить жизни ей самой. Камни с грохотом падают, раздавливая и калеча преследователей. Эта магия им неизвестна, и они обращаются в бегство, прижимая хвосты и скуля, как щенки. Гермиона остается в заваленной пещере. Становится тихо, слышно лишь ее собственное прерывистое дыхание... Тяжело и неотвратимо накатывает осознание — она замуровала саму себя.

— Lumos! — камни близко, но ей повезло — она спряталась в углубление стены, и ее не раздавило. Но следующая мысль оказывается менее оптимистичной: “Я словно в каменной могиле”.

— Мерлин, помоги мне!

Никто не знает, где она. Ее беспомощные крики будут разбиваться о камни, и никто не услышит. Накатывает истерика, которую она не в силах остановить. Но всхлипам и мольбам никто не отвечает. Свет из палочки гаснет, и Гермиону окутывает кромешная тьма, погружая в отчаяние.

“Драко, найди меня…”

* * *

Это тонкая грань, и ее преступили. Чужак, из ниоткуда. Тот, кто не должен был появиться, кому путь был прегражден. Но его провели сюда, словно червя в своей утробе — там он более не мог развиваться. А здесь совсем другое дело — все такое податливое, словно масло. И он чертит свой кровожадный план, которому надлежало сбыться несколькими годами ранее, но лишь сейчас ему, наконец, ничто не мешает. Путь открыт, он действует, и его слушаются практически беспрекословно.

— О чем вы задумались, мой господин? — писк свиньи под ухом. Как всегда, не вовремя.

— Не задавай мне лишних вопросов. Лучше ответь, когда прибудут гонцы? — он ждет хороших вестей от водяных демонов — иначе все будет слишком плохо. Так оно и оказывается спустя полчаса. Ни Малфоя, ни Гарри Поттера не оказывается в домах, за которыми велась слежка, и от вида кающихся и дрожащих в страхе демонов Хмурый приходит в бешенство. О нем знали, и его ждали — не иначе! Прослушка? Но кто мог этим заниматься? Никто, кроме меченых Обрядом Молчания, не мог рассказать. А они бы тут же отправились в Подземелья для наказания. Купцы с черного рынка? Да, одного пьянчугу недавно поймали, но что он успел сказать — неизвестно. Глупые карлики тут же отрезали ему язык — им лишь бы глумиться, тупым тварям! Одно было ясно — его нападение оказалось не столь неожиданным, и теперь вся его затея под большим вопросом.

Внутренний голос Хмурого — его душа — вновь твердит, что надо прекратить это и понести Наказание, но все чаще его заглушает другой — с ним Хмурый беседует, и его лицо дергается в резких мимических движениях, словно он готов перевоплотиться в кого-то... Его слуги все чаще перешептываются друг с другом и пристальней наблюдают за Повелителем.

Он расположился в одном из пивных заведений, приказав не убивать персонал. И сейчас те накрывают на стол, сотрясаясь от ужаса при взгляде на Хмурого, чье лицо выражает явное раздражение.

— Каковы будут наши ответные действия, сэр? — за стол к Хмурому подсаживается один из предателей совета Посвященных, мистер Саммерс. Ему пока не разрешили оставить службу Первого Подземелья. Дуглас же был свободен, но покидать товарища отказался — поэтому спустя минуту он тоже присоединяется к застолью.

— Мне кажется, стоит разработать план для безопасного нахождения в Магической Британии, ведь…

— Мне осточертело вечно от чего-то предохраняться и жить вполсилы! — плюется в ответ Хмурый. — Я не для этого устроил весь этот разгром, чтобы снова…

— И все же он прав, — поддерживает товарища мистер Саммерс. — Какова бы ни была ваша воля к власти, сэр. Не поймите меня неправильно, но волшебники не так беззащитны, как может показаться. И сейчас, пока они сидят в своих укрытиях — они точно составляют план защиты, а может, даже и нападения!

Хмурому не нравятся эти беседы, но толика смысла в них все же есть. Тем более, лишившись советника Умелого, он назначил на это место мистера Саммерса, прожившего в Магической Британии — пусть и в уединении — достаточно долгое время, и отмахнуться от него, как от надоедливой свиньи, не получится.

— Ладно, продолжайте, — велит Хмурый, и два товарища начинают долгую дискуссию, которую Хмурый не слушает. Его сердце наливается кровью, жажда растерзать Поттера приливает с новой силой, и вены на висках пульсируют. Этот самозванец каким-то образом обвел его вокруг пальца. Ведь накануне отряд свиней все проверил — жизнь этого недоноска была такой же, как всегда, он все так же сидел в чьем-то доме и вел обычные разговоры за столом, распивая то чаи, то горячительные напитки... Черт подери, Хмурый даже знал, что этот говнюк ел и пил! Но, как только его свежеиспеченная армия вступила в бой — Поттер и все его друзья исчезли!

— Куда они могли подеваться?! — кулаки ударяют по столу, прерывая спор Дугласа и мистера Саммерса.

— Мы же уже это обсудили в самой первой части нашей дискуссии. Мы считаем, что большинство волшебников находятся в Гринготсе, сэр. А это место…

— Мне плевать на них, Саммерс! Я должен найти Гарри Поттера и того, кто помог ему спрятаться. Иначе я слишком многим рискую!

— Но почему вы так его боитесь, сэр? — недоумевающе спрашивает Дуглас, — Он же всего лишь бывший герой, и, по-моему, он вовсе спился после войны...

— Если ты так считаешь, Дуглас, тогда ты глупее болотной жабы, — гневно выплевывает Хмурый. — Этот волшебник не так прост, как кажется, и его жажде вернуть себе былую славу нет предела! И я больше чем уверен, он и его компания что-то затеяли и даже успели приступить к действиям. Кто была та белобрысая девчонка, к которой он наведывался по ночам?! Этого мы не узнали, и…

— Да ну, бросьте, сэр! — восклицает мистер Саммерс. — Вы слишком много времени уделяете Гарри Поттеру. Поверьте мне, мы с ними достаточно пообщались, чтобы понять — их совершенно не интересовало вступление в ряды Посвященных. Более того, этот Малфой-младший ни манерами, ни умом не отличается. Он собирает всякие побрякушки, и ему дела нет до происходящего вокруг. Ну, а что касается Гарри Поттера, так тот несколько смекалистее, но прыткостью не отличается. Времена его геройства давно прошли. Так что не беспокойтесь, сэр. Скорей всего, они, поджав хвосты, так же, как и все, спрятались в какой-нибудь подсобке.

— Да, я слышал, он все свое детство провел в кладовой, — замечает Дуглас.

— От испуга возвращаешься к детским привычкам, — подхватывает мистер Саммерс, и оба весело хохочут.

Хмурый позволяет себе кривую усмешку, но желание поскорее увидеть бездыханное тело Гарри Поттера не оставляет его ни на секунду.

* * *

Эти холмы оказываются убежищем вампиров. Но, приглядевшись, Малфой понимает — вампиры здесь несколько другие, отличающиеся от обитающих в Магической Британии. У здешних особей есть отвратительные на вид, грязно-коричневые, длинные и издающие громкие хлопки крылья. И все они разные. Есть те, кто ходят практически голыми, и цвет их тела сероватый, а носы крючкообразные — они похожи на летучих мышей, шумные и агрессивные, и источают омерзительный запах. Но есть и другие, такие, как Гекхал. Они прячут свои крылья и пользуются ими крайне редко — как успевает заметить Малфой, к своему немалому удивлению, это здесь не в почете.

Гекхал ведет его через холм, внутри которого стоит неистовый гул от трепетания огромных крыльев и вечное щелкание — словно они слепые, и постоянно издают щелкающий звук, дабы как-то ориентироваться по нему и понимать, что происходит. А то, что происходит — для них, действительно, великое событие. Их прежний предводитель скончался, и теперь все, возможно, будет по-новому.

Эта раса была жестоко обделена, долгие годы они томились в изгнании, их массово истреблял “народ с болот”, как они привыкли величать Угрюмого и его воинов. Угрюмый не счел их хоть сколько-то полезными, и они были изгнаны — а тех, кто отказывался покидать Мутные Воды, истребляли на мясо.

Но появился тот, кто нашел способ выжить. Это был потомок Гекхала — Ваукхал Великий. Он был одним из тех, кому довелось узнать лучшую жизнь. Когда-то, очень давно, один из вампиров (в Подземельях их называют вампирским мугродьем), смог покинуть Мутные Воды и пробрался на Поверхность. Согласно легенде, он прожил там достаточно долго, чтобы очистить разум — благодаря наивкуснейшей волшебной крови, взятой у тех, кто ходит под солнцем. И тогда его разум и сознание перешли на новый уровень, и он вернулся, чтобы спасти других.

Это оказалось не так просто — сородичи одичали и были практически дикими. Ваукхал же выглядел иначе — на рынке он приобрел себе новые части тела, и теперь его лицо было похоже на лицо волшебника из Внешнего Мира. А крыльями он больше не пользовался — это считалось издержками прошлого. Теперь его приемы пищи походили на светские обеды, кровь стекала в его глотку из красивого хрустального сосуда, и он более не пачкал свое дорогое лицо.

Такими, как он, становились немногие. Это был долгий и тернистый путь — от низшего класса до аристократии.

В этом холме жил самый низший класс. Они были охотниками, ибо ничего другого делать не умели и не обучались. Но охотились они по-особому — передвигаясь в вырытых туннелях, они выслеживали местных обитателей и хватали их цепкими руками, утягивая вниз. Самым выдающимся давали дозу волшебной крови — и спустя некоторое время они делали успехи в развитии, постепенно переходя в класс повыше. Аристократов на сегодняшний день было немного, и они жили в самом последнем холме.

Все это Гекхал рассказывает Драко, пока они идут через холмы, и, когда он, наконец, проводит Малфоя внутрь последнего холма, тот впадает в ступор — на мгновение ему кажется, что он попал домой.

— Это изумительно! — восклицает Драко, оглядывая огромный и величественный зал. Его убранство, так же, как и в первом холме, кажется несколько хаотичным — велюровые диваны и кресла расставлены в беспорядке. Но, по всей видимости, вампирам это присуще. Правда, под ногами здесь не земля, а мрамор — и это главное. Вверху, под потолком Драко замечает балкон, тянущийся вдоль всей окружности.

— Наверху наши покои, — поясняет Гекхал. — А здесь — место для бесед и кровепитий. Разумеется, для тебя будет другая еда. Мы достанем все, что нужно, с Поверхности.

— Будет кто-то еще? — Драко с омерзением вспоминает вампиров из предыдущего холма.

— Разумеется. Я созову всех, кто сотрудничает.

— И сколько всего нас будет?

Гекхал усмехается:

— Теперь это решать нам, — и глаза его опасно сверкают.

* * *

— Ты обещал мне, Тод! Обещал этим же утром завтрак в Париже! А мы где? Все еще в Британии!

И тут Макдей раздражается. Поторопился ли он с выводами? Стоило ли так скоропалительно привязывать себя к одному из здешних обитателей? Его секретарша, несколькими днями ранее столь нежная и ласковая, сейчас походила на фурию. Она его раздражала, и останавливаться, по всей видимости, не собиралась. Возможно, они все такие? Поначалу они привлекательны и кажутся спокойными и покладистыми, а затем нападают? Макдей решает, что так и есть. Раздается щелчок пальцами, и молодая ведьма слышит непонятный ей грубый язык, после чего ее вращательными движениями засасывает под землю — и, наконец, становится тихо.

“Вот так хорошо”, — выдыхает Тод и снова обретает прекрасное чувство внутреннего баланса. Хотя, про баланс — это он погорячился. До баланса сейчас далеко — наступила война. Та самая, на которую он подписался. И теперь лишь нужно отсидеться.

Но что-то подсказывает Макдею, что мир, за который он продал свою душу, вскоре изменится настолько, что цена этого обмена будет в ущерб себе. И он решает выйти из скромного домика, где он надеялся переждать время начала войны и время запрета на аппарацию, и провести разведку.

То, что он видит, ужасает его. Хмурый преступил все границы, и его жестокости нет предела. Улочки города, который он успел полюбить, залиты кровью. Их вид напоминает Макдею о боли, той самой, которая когда-то была его ориентиром. И противиться этому воспоминанию он не в силах. Видя переломанные тела и уродов-червей, скручивающих их пополам, Макдей испытывает боль. Магическая Британия гибнет у него на глазах — рушатся дома, твари с Мутных Болот оскверняют своим присутствием Диагон-аллею, устраивая на ней кровожадный разврат...

В какой-то момент чаша терпения переполняется, и Тод решает вмешаться — ведь ему нужен был этот мир, а не вторые Мутные Болота. И он не позволит Хмурому нарушить их уговор. Тод скрывается от рыскающих рядом водяных демонов и направляется обратно в Министерство.

* * *

То, о чем поведала Грейс, не выходит у Гарри из головы. Но заговорить об этом он не смеет. Чем он может ее подбодрить? Он ведь остался жив, и Дамблдор, хоть и был с ним не до конца честен, но Гарри хоть что-то знал. На Грейс же все обрушилось в мгновение ока, и, возможно, он ей действительно не советчик.

— Куда мы идем? — решает нарушить молчание Гарри.

— В место перехода. Это огромное дерево, и внутри ствола есть портал вверх. Но имей в виду — оно восстанавливается последним. И нам еще предстоит его очистить, оно будет все еще в крови.

— Почему здесь все связано с кровью? — ему кажется, или на ней нет нижнего белья?

— Не просто с кровью, Гарри. С волшебной кровью. И ты себе даже не представляешь, насколько она ценна...

— Так расскажи мне, — ее манера часто моргать кажется ему милой.

— Здесь ценится практически все, что связано с волшебством, которое исходит с Поверхности. На самом деле, использовать чью-либо кровь запрещено, и нарушивший подвергается Наказанию, и… — когда Грейс разговаривает, она начинает чаще дышать, и пульс на ее шее учащается. Гарри ловит себя на мысли, что хочет коснуться этой вены. Грейс долго о чем-то рассказывает, но затем внезапно останавливается. — То, что я сказала тебе сегодня утром... забудь об этом, ладно? Это не входило в мои планы.

— А что входит в твои планы? — Гарри вновь касается ее плеча.

— Я должна быть предельно сосредоточена, чтобы никого не подвести, — она отбрасывает его руку, — и прошу, не мешай мне...

— Я не мешаю тебе, Грейс, но если ты не будешь отвлекаться хоть на что-то, ты сойдешь с ума... — и он хватает ее, вновь прижимаясь к ее губам своими. Нет, он не влюблен в нее. Но в ней есть то самое, что когда-то давало ему жизнь. Она ценна настолько, что осознание этого сводит с ума. Он — лишь пешка, которой повезло находиться рядом, и от этой мысли и от ощущения ее тела в его руках он приходит в возбуждение, словно вот-вот дорвется до того невероятного чувства наполненности жизнью, которую так ненавидел в свое время, и которой ему так отчаянно не хватает сейчас. Трава щекочет голую кожу, и слишком светло, но это придает еще больше реальности происходящему. Она сопротивляется, слабо, лишь для вида, но ее руки сжимают его плечи, и он слышит собственный стон. В ушах стучит, и он отстраняется, всматриваясь в поблекшее солнце, стремительно уходящее обратно за деревья — в стеклянный шар. Становится темно, и Гарри этому даже рад — будет проще сказать ей то, что он собирается сказать.

— Я не хотел, прости. Не придавай этому значения, это лишь… всплеск эмоций.

— Да, ты прав, это неважно, — она поднимается, быстро набрасывает одежду и толкает его в плечо. — Нам стоит поторопиться, так что давай, скорее поднимайся. Я ждать тебя не буду.

Но Гарри ждал какого-то недовольства, упреков или, быть может, даже обвинений. Его лицо сейчас выражает полнейшее недоумение, но она снова толкает его.

— Поднимайся же! Время не ждет, и я тоже.

Гарри хочется спросить: “Почему ты поступаешь так со мной?”, но вовремя осознав, как глупо это будет звучать, он молча поднимается и идет вперед.

— Гарри, постой! — зовет его Грейс, и Поттер поворачивается в ожидании каких-то объяснений, или, быть может, признаний.

— Нам в другую сторону.

На лице Гарри вновь появляется недоумение, но никто этого не видит, и это его радует. “Малолетняя стерва”, — проносится у него в голове, но он тут же себя ругает за такие мысли. “Но что она о себе возомнила?! Меня практически всю жизнь хотели женщины! Стоило мне только намекнуть, как они таяли от изнеможения в моих руках!”.

— Не нужно так ломать ветви, Гарри. Мы пришли спасать этот мир, а не…

— Заткнись, — вырывается у Гарри, и он тут же сожалеет о сказанном, но не может заставить себя извиниться.

— Что-то было не так? Ты стал слишком нервным после…

— Да замолчи ты! — Гарри шумно выдыхает и приказывает себе успокоиться. Мерлин, как же долго у него не было женщины! И здесь он вынужден находиться с ней, без возможности аппарировать, когда захочется... Да что с ним вообще происходит?!

— Я дам тебе время побыть одному, если тебе это нужно, и…

Он снова ее целует. Это нервный и полный непонятной ему самому обиды поцелуй. Но она позволяет ему целовать себя до тех пор, пока он не выдыхается. Он тяжело дышит и смотрит в сторону, опершись о ствол дерева.

— Ты прокусил мне губу. С тобой точно все в порядке?

“Нет, со мной, определенно, не все в порядке, но тебе, малолетней стерве, этого не понять”. Мерлин, как же хочется сказать ей это в лицо! И увидеть в ответ хоть какую-то эмоцию.

— В порядке. Пошли дальше. — Гарри в очередной раз приказывает себе успокоиться и выбросить из головы всякие глупости. Это все нервы. Всего лишь нервы.

Давно не было так тихо. Все эта спешка, суета, не дающая погрустить, подумать... Теперь же времени хватает. Она усмехается — сколько прошло? Час? Два? Вечность? Рука вновь касается шершавой поверхности камня. Патрик — так она его назвала. Бугорок на нем очень напоминает подбородок, словно камень — это чье-то лицо, вернее, часть лица, а остальное мастер просто не успел высечь.

— Я всегда хотела, чтобы все было правильным… Только все контролировать невозможно… — Разговоры с Патриком успокаивают. Это единственное, чем получилось себя занять. И Гермиона пришла к таким откровениям, мысль о которых ранее только пугала:

— Как оказалось, я даже не в силах контролировать свою жизнь... не то что чужую… Я бы все отдала, чтобы повернуть время вспять. Слишком много ошибок, и… Рон, он хороший, но жизнь с ним — это… Рон, прости меня, ты никогда меня не сможешь понять, но мне так нужно знать, что простишь…

Ее находит Рон. Гермионе не верится, но это его голос. Ей даже сложно представить яркий цвет волос и веснушки на его лице в этом сером, пропахшем тиной, месте. Но она определенно слышит его голос. И отвечает, усиливая свой ослабевший голос с помощью магии. Затем становится тихо. Гермиона тяжко вздыхает, приписывая себе пару неутешительных диагнозов. Она сбилась со счету уже очень давно. На самом деле, это второй день самозаточения, и сейчас глубокая ночь, но она отличается от остальных — голос Рона вновь преследует ее. Теперь не только голос: слышится слабое эхо заклинаний, и камни иногда, судя по грохоту, обваливаются. Мерлин, она только что услышала голос Джорджа? Гермиона плачет — надежда, что это правда, оказывается горькой на вкус. И вот камни рядом с ней начинают подрагивать. Один за другим заваливаются, перекатываются. Просвета пока не видно, но это ненадолго. Теперь она точно знает.

— Гермиона! Гермиона!

— Да тише ты! Местечко явно не пустовало, пока его не завалило, — Джордж искренне удивляется, что Гермиона оказалась здесь. Да, он слышал ее голос, но не верил, пока не увидел худенькую фигурку, сжавшуюся под камнями.

— Гермиона! — вновь кричит Рон и бросается к жене. Оба они в слезах. Но Джордж уже все выплакал, в свое время. Он лишь улыбается уголком рта, удивляясь Дамблдору. Да, да, именно ему — создавшему такую странную вещь, которая все еще работает. Собирает огни и зовет Рона — и сейчас она вновь срабатывает.

Они находились в укрытии, когда еле слышно прозвучало “Рон”. Затем еще и еще — и тогда Рональд всех поднял на уши. Он был уверен на все сто процентов — он знает, где Гермиона. Артур долго сомневался, но в итоге, под умоляющим взглядом Молли, согласился отпустить его и Джорджа. Когда Малфой-мэнор оказался позади, Джордж усомнился в здравии Рона. Когда тот утащил его в болото, сомнения Джорджа усилились. А после он только удивлялся. И сейчас, обнимая их обоих, он почувствовал, что глаза предательски защипало.

Они долго стоят в объятии, пока Гермиона не слышит шаги мягких лап. Их много, и они ступают почти беззвучно.

— Рон, Джордж! Это они!

Это стая. Та же самая, и они их окружают, горбясь и скалясь, оголяя зловонные пасти. Джордж с Роном не слишком пугаются. Джордж даже чего-то подобного ожидал. И карие глаза Гермионы освещают вспышки, одна за другой: раз-два, короткие смертоносные заклятия. Она никогда не сможет так легко произнести любое из Непростительных. Но Рон и Джордж их произносят. Нет, они кричат, словно злость засела в них давно. И Грейнджер оседает на землю, прикрывая уши руками. “Больше не ищи меня, Драко. Все кончено”.

* * *

Собрание длится долго. Драко приходится быстро изучать записи предыдущих сделок, а их много. Странно, его подпись так похожа на подпись отца. И, наверное, он так же сидел за этим столом, в окружении волшебников, вампиров и нескольких гоблинов. Драко приходилось иметь дело с гоблинами, и он был готов на дюжину сделок с волшебниками вместо одной с гоблином. Сейчас их тут было шестеро, и Драко прилагал неимоверные усилия, чтобы сохранять контроль над собой и самообладание. Все это казалось столь нелепым — он сидит тут и делает бесконечные вычисления, стараясь не упасть лицом в грязь и не оказаться хуже отца. А где-то там, наверху идет война, а еще где-то Гермиона с его ребенком, которых он оставил совсем одних во враждебном мире.

— Мистер Малфой, хотелось бы напомнить, что обычно наше пребывание в Подземельях не длится больше суток. И мы бы хотели оставить это правило неизменным, — снова один из гоблинов обращается к Драко. Почти все взгляды участников заседания — а их более двадцати — устремлены на Малфоя.

— Я обдумаю это, если вы не будете мне мешать, — Малфой улыбается. С гоблинами стоит быть вежливым. — Прошу, чаю? — те переглядываются и соглашаются. Малфой выдыхает и продолжает делать подсчеты. Кто кому сколько чего должен, какие у сторон ожидания, и самый главный вопрос — как при всем этом сохранять Равновесие. На ухо Малфою, обдавая запахом железа, постоянно что-то шепчет Гекхал.

— Вот этот отморозок. Редко держит слово, а его товар все хуже и хуже. Твой отец отчего-то все еще держит его в нашем круге. Но я бы очень хотел перемен.

«Держит, потому что он влиятельный в Магическом Мире». Это один из главарей Лютного переулка, и Малфой его прекрасно знает. С ним шутки плохи, и, раз у отца были причины его опасаться, значит, и Драко их поймет. А пока он лишь коротко кивает, передавая подписанный и заверенный договор на сделку. И тот уходит, не дожидаясь конца собрания. На самом деле, так делают все. Никто не жаждет оставаться в Подземельях надолго.

— Это все Сизые, — шепчет ему Гекхал, — они не разрешают вторгаться в Воды больше нужного.

— Не разрешают? — с удивлением переспрашивает Драко. — Ты с ними говорил?

— Да, у нас есть дни Переговоров. И они все знают, и даже больше.

— То есть, они разговаривают, и можно с ними обсудить…

— Нечего с ними обсуждать, — резко обрывает его Гекхал. — Если тебе дорога жизнь, спорить с ними ты не станешь.

— Но кто они такие?

Гекхал раздраженно толкает под столом его лодыжку.

— Сиди и делай деловое и строгое лицо. Пока у тебя неплохо получалось. Про остальное поговорим потом, сейчас не время и не место.

Драко коротко кивает и продолжает. Но теплое чувство разливается у него внутри. Оказывается, он сможет поговорить с теми, о ком так мало известно даже самому Поттеру. Мысль о Поттере больно колет. Где он сейчас? Что в действительности произошло? И очень хочется видеть его лицо, и чтобы Поттер видел сейчас Драко...

* * *

— Мы идем уже больше нескольких миль. Неужели перемещаться по-другому здесь действительно невозможно? — он бы не жаловался, нет. Но боль в ногах от долгой ходьбы дает о себе знать. “И где это чертово дерево?”.

— Нас не должны заметить, — он не видит ее лица, Грейс обогнала его, намеренно или нет, и идет впереди.

Лес вокруг сгущается все больше. И становится все опаснее. Растения здесь менее зеленые, скорее, коричневые, с шипами, ярких, ядовитых цветов. Некоторые с хлопком закрываются, стоит их легонько коснуться, и будто что-то жуют, и Гарри готов поклясться — они были бы рады, окажись внутри его рука.

— Я помню дорогу лишь по подсказкам, оставленнымх дедом в детских сказках. Как видишь, у меня даже детство не было обычным.

— Тебе грустно из-за этого? — Гарри пытается вспомнить, как с ним в сложных ситуациях разговаривал Дамблдор. Его совет определенно нужен Грейс. Возможно, он бы упомянул о миссии, и что на каждого возложена своя, и справиться с ней сможет только она? Быть может, так, но Гарри совсем не хочется обрекать ее на одиночество. Дед готовил ее с детства стать оружием в этом странном мире, совсем как Дамблдор — Гарри. Она останавливается и оборачивается:

— Знаешь, я уже не спрашиваю себя, каково мне… Гораздо более важно, что мне делать, и все ли я делаю правильно.

— Ты боишься подвести деда? — Гарри рад, что она заговорила.

Она хмурится, словно ей сделали больно:

— Я в любом случае это сделаю.

— Но почему? Ты ведь точно знаешь, что тебе делать, и… — Гарри старается придать голосу подбадривающий тон.

— Да ни черта я не знаю! — резко обрывает она. Впервые за долгое время в ее глазах виден страх. — Это все жуткая сказка, ради которой мне надо вырвать собственное сердце, потому что его ждут здесь давно, это словно плата, такая вот обменная живая монета, и что бы я ни сделала, все будет не так, потому что изначально все паршиво! — она отворачивается и закрывает рукой глаза, стыдясь своей тирады, но многочасовой поход с Поттером за спиной успел вымотать. Хотя, где-то в глубине души она знает — дело вовсе не в этом.

Гарри с усилием вновь старается представить совет Дамблдора, но в итоге осознает — тот бы не нашел для нее нужных слов. Ведь почти все его слова в итоге обрекали на одиночество.

— Забудь об этом. Со мной все в порядке, и не будем больше о моем деде, — она разворачивается к Гарри лицом, давая ему возможность увидеть решительность в ее глазах. — Пошли дальше, — легкая улыбка касается ее губ, но, как только она отворачивается, уголки рта ползут вниз, и она больно щиплет себя за предплечье. Определенно, близость с ним была ошибкой, и теперь словно рухнула стена защиты, он проник в сердце и смотрит, как оно лихорадочно бьется, несмотря на ее воинственный и беззаботный вид. Такой, по крайней мере, ей хочется казаться. Возможно, когда она услышала историю его битвы с Тем, Кого Нельзя Называть, стало даже хуже. Теперь не ударить в грязь лицом надо и перед ним. Грейс никогда не умела быть женственной, и мысль о том, чтобы плакаться Поттеру в плечо, кажется унизительной. Но вместе с тем, этого ей хочется больше всего. Он ведь смог в прошлый раз со всем покончить и выиграть войну…

Гарри, нахмурившись, идет позади, озадаченный ее поведением. Возможно, не стоит лезть со своими советами? В свое время советы только раздражали его. В таком случае, необходимо знать план действий.

— Грейс, постой, — зовет он, и она напрягается, но останавливается.

— Что?

— Обернись. Я хочу знать, что будет, когда мы дойдем до места. Каков план?

Она оборачивается. Долго молчит, глядя ему в глаза, гадая, с какой целью задан вопрос — он ведь прекрасно знает, что ее ждет самопожертвование. Неужели о подобном можно забыть? Она решительно произносит:

— Будет гораздо проще, если дальше я пойду одна.

— Что? — искренне удивляется Гарри. Он ведь бросил друзей ради нее!

Она мотает головой:

— Ты слышал. Просто уйди.

Гарри теряется с ответом. Разговор с Грейс всегда выбивает из колеи. О чем эта девчонка?!

— Что…

— Не надо, — ее ладонь, выставленная вперед, кажется невероятно хрупкой. — Не говори ничего. Я пересмотрела свои планы, и будет действительно лучше мне дальше идти одной, а ты можешь вернуться к своим друзьям.

— Ты очень ошибаешься, нельзя оставаться одной и все нести на своих плечах, я прекрасно знаю, каково...

— Замолчи. Прошу тебя, закрой свой рот и убирайся! — она кричит. Гарри она напоминает раненое животное. И волна нежности и заботы вновь накрывает его. Он старше и сильнее, и сейчас, пока она изо всех сил пытается отстраниться, это его радует — он крепко ее обнимает. Истерика, у нее просто истерика.

— Ненавижу тебя, тупой болван! — возможно, пару синяков она ему все-таки оставит. — Ты просто…

— Силенцио, — Гарри улыбается. Ее глаза широко распахнуты — крайняя степень возмущения. Гарри читает по ее губам — она говорит много некрасивых для девушки слов. Но он смеется и корчит ей рожи в ответ. Наконец, она выбивается из сил и беззвучно плачет.

— Все будет хорошо, — тихо шепчет он ей, гладя по волосам. Иногда эти слова лучше всяких советов.

Краем глаза Гарри замечает движение. Это что-то большое, но сложно различимое в гуще растительности. Гарри напрягается и вытаскивает волшебную палочку:

— Кажется, у нас гости, — шепчет он на ухо Грейс.

Раздается треск крыльев — словно их много, и трепыхаются они быстро-быстро — и существо взлетает. Это огромное насекомое, похожее на богомола, и оно с большой скоростью движется в их сторону, издавая неприятный щелкающий звук. Гарри пугается и атакует. Оно тут же обездвиженно падает навзничь, и Гарри доволен собой. Но Грейс отталкивает Гарри в сторону, кидается к насекомому, падает рядом с ним на колени и режет себе руку, в которую оно тут же впивается своим ртом, жадно втягивая живительную кровь.

— Что ты, черт возьми, делаешь? — в недоумении спрашивает Поттер.

Грейс что-то шепчет на своем языке, и вокруг нее и богомола образуется магическая защита. Гарри не может подойти ближе. И это его оскорбляет — словно он настолько бесполезен! Или даже не так — он крайне ущербен, и только барьер спасет от его бестолковости.

— Зачем это? Что я сделал не так?! Это чучело нас чуть не атаковало!

Грейс удваивает защиту еще одним заклятием.

Гарри борется с желанием бросить ее тут с этим насекомым. Наверняка оно составит ей лучшую компанию.

— Может, хотя бы объяснишь, что не так? — складывает он руки на груди. Ждать приходится долго. Вокруг темнеет, но появляется множество сверчков, и Поттер ложится на траву, всматриваясь в сияющий вокруг мир. А в небе далеко-далеко виднеется луна. Та самая, на которую он всю жизнь смотрел по ночам, и которая здесь кажется такой размытой и едва различимой в неспокойном небе.

— Это был посланник от Каррехена в Первое Подземелье, и он торопился. А ты чуть не убил его. — Грейс покидает насекомое и садится рядом, прижимая раненую руку к груди.

— Я когда-нибудь научусь понимать этот мир? Хотя бы немного? — почти с отчаянием спрашивает Поттер.

— Ты тут надолго не задержишься. Это ни к чему.

— Но все же не помешало бы хотя бы различать местных от врагов.

Она ведет плечом:

— Этому не повезло.

Внезапно Грейс смеется. Ее смех заразителен, и Гарри не может сдержать улыбки.

* * *

Столько вопросов, они задают столько вопросов! Но у Гермионы в голове лишь мысли о неправильно прожитых годах и сделанных ошибках. Ошибка… неужели она так же думает о своем ребенке? Подобные мысли бросают в холодный пот, и одно она знает точно — рыжий цвет заставляет ее чувствовать себя виноватой. Это так глупо... Рыжий цвет волос… от него никак не может получиться белый. Это необъяснимо, но ей придется именно это объяснять при рождении ребенка.

— Нет, Рон, все не так, я просто попала сюда по ошибке, и…

— Они держали тебя в плену? Что это на твоей руке? — это Джордж, он указывает на ее кожаный браслет.

— Это… ох, я так устала, отведите меня домой, — ей безоговорочно верят, тем более, выглядит она ужасно.

Рон берет ее на руки, и они отправляются обратно. Вернуться не так просто, как попасть сюда, и Гермионе это прекрасно известно. Но она пока молчит, уткнувшись в грудь Рона и забывая обо всем хотя бы на несколько мгновений.

* * *

Ему хочется кричать. Как странно — здесь все воспринимается острее, и чем больше он видит — тем сильнее скручивается клубок сопротивления где-то под сердцем. “Какого дьявола он творит?!” — кажется, Хмурый потерял всякий рассудок! Нарушив все святое, нерушимое и незабвенное. Изуродовав оба мира, подаваясь своей похоти и алчному желанию властвовать. Тод даже не может предположить, что могло ожидать Хмурого, будь он в Подземельях. Но он здесь. И Макдей не станет его искать. Нет, все делается совсем иначе — по-другому. Тихо и без криков, совсем неожиданно и без шансов на исправление. Он поможет Третьему Подземелью выполнить Наказание в лучшем виде, а пока он найдет перепуганных волшебников и даст им несколько инструкций.

Начинается дождь. Макдей наблюдает, как новый порожденный вид Хмурого — червеобразные монстры, извиваясь, выползают из своих укрытий и открывают бездонные черные рты — не привыкшая к солнцу черная кожа трескается, их мучает жажда. Видимо, Хмурый этого не предусмотрел. Макдей прячется от червей и старается уловить эмоции. Раньше у него получалось очень хорошо. Сейчас гораздо сложнее, но боль и ужас он все равно чует. И след приводит к одной из красных телефонных будок, ведущих в Министерство. Он открывает кабинку и проникает внутрь.

* * *

Собрание заканчивается, и Малфой остается один в покоях, куда его провожает Гекхал. Это небольшая комната, большинство мебели здесь из камня, а на кровать наброшены звериные шкуры. Вот это место, где когда-то был его отец, настолько тайное, знать о котором не мог даже единственный сын. И теперь он здесь. Но мысли утекают в другое русло: он вспоминает взгляд ее карих глаз, в которые он не смеет смотреть прямо. Но если бы, хоть на мгновение, Гермиона стала его добровольно... Живот мерзко скручивает, будто сейчас стошнит бабочками. Драко закрывает глаза и ложится на кровать. Это место для него. Иной путь сложен, непонятен и опасен. Кажется, его вообще не существует. С чего он взял, что может взять и все изменить? Это нелепо. Разве что он будет в другом теле. В другом мире. В другой жизни.

— Можешь не переживать, мама. Я всегда буду делать так, как хотела бы ты. Даже если тебя нет рядом.

Это решение дается с трудом, но глубоко в душе он знает — это его долг. Хм... наверняка Поттер бы его высмеял, и сказал бы, что каждый сам решает, кем стать. Но это далеко не так. И Малфой поднимается с кровати, полный решимости выполнить лишь необходимое для Гермионы. Она все равно никогда не станет его, и даже в мыслях подобное сложно представить.

* * *

Этот лес очень переменчив. Нынешним ранним утром он совершенно иной. Тихий и спокойный, но в тоже время опасный и неизведанный. И Гарри накрывает щемящее чувство — здешний лес так похож на Запретный лес Хогвартса... Туман стелется по траве, слышится стрекотание — лес пробуждается, и солнце вот-вот выпустят из стеклянного шара. А может, и нет — Гарри не знает здешних правил. Но сейчас ему хорошо наедине с лесом. Посланника вокруг не оказывается, наверняка тот успел восстановиться и улетел передавать сообщение. Каким-то странным образом этот богомол напомнил Гарри о Волдеморте и крови единорогов. Позади слышится хруст веток, и Гарри рад, что его отвлекли от странных мыслей.

— Скоро начнет холодать. Лес всегда впадает в спячку, когда начинается война, — Грейс тоже задумчиво всматривается в лес.

Война. И вот он снова на войне. Но не в качестве воина, нет. Он скорее наблюдатель. Гарри не может не признаться самому себе — его чувства притупились, словно давно не точеный нож. В этом мире ему важны лишь два человека — только Малфой и Гермиона. Все остальное осталось в прошлом и причиняет боль, но не острую — отголоски прошлого. Тень утраты ложится на лицо. Он потерял часть себя. Возможно, вся сила жизни крылась именно в той части, которую он отдал? Гарри предпочитает называть ее именно так, а не иначе. Лишь так. Часть души. И теперь живет кто-то другой. А Гарри остались одни воспоминания.

— Расскажи мне про раньше. Как оно случалось тогда?

— Ммм... просто обычная зима, особо ничем не отличается…

— Я про войну, — перебивает Поттер. Ветер дует с той же силой, но гораздо холоднее, и Гарри запахивает мантию поплотнее, вглядываясь в потемневшую листву.

— Мне кажется, она везде одинаковая... Мы будем сейчас практически так же слоняться, как и ты когда-то в поисках...

Гарри вспоминает Гермиону и крестраж на его шее.

— Никогда не будет одинаково. Тогда... я знал, что есть те, кто сможет мне помочь. Сейчас все иначе, — Гарри бросает пристальный взгляд на Грейс. — Ты мне чего-то не рассказываешь, и я не могу понять, что делать дальше.

Грейс ловит себя на мысли, что хочет прижаться к нему всем телом и вновь забыться.

— Я расскажу тебе, если ты хочешь. Но это будет сродни легилименции.

— Этим меня не напугать. Давай, — и он разводит руки в стороны, отчего у Грейс спирает дыхание, и она отворачивается, подавляя свои желания.

— Мне нужно минуту, чтобы подготовится.

Гарри кивает и вновь устремляет взгляд в лес, задумчиво наблюдая за еле заметными изменениями. Зима здесь определенно другая — лес словно готовится в ускоренном режиме, мягко оседая и кренясь, будто под невидимым снегопадом.

Грейс отходит чуть подальше и прислоняется к дереву. Ее сердце колотится. Он ворвался в ее жизнь, как и было предписано. И так же она умрет — по предписанию. И до недавнего времени ей было, по большому счету, все равно. Когда ее касается магия Посвященных — она даже рада подобной чести. А когда ее касается он...

— Грейс, уже холодает. Давай скорее.

— Да, сейчас...

Но Гарри не дает ей побыть с собой наедине. Он уже у дерева, обходит его — и берет ее лицо в свои ладони.

— Давай, так будет проще. Смотри мне в глаза и начинай. Я не буду сопротивляться.

Он так близко, а ее сердце стучит где-то у горла. Грейс невольно засматривается в его глаза. Он так красив, что волна нежности накрывает ее. "Наверное, в этих глазах можно утонуть", — дурацкое, сентиментальное выражение, как и все остальные о любви, но сейчас она его поняла.

— Не нужно меня касаться, мне будет проще иначе.

— Да? — ведет бровью он. — Ну ладно. Делай, как хочешь, только поскорее, я не хочу тут замерзнуть до смерти, — и он улыбается.

"Боже, прекрати разговаривать со мной", — внезапно до нее доходит осознание, и это настолько ошеломляет, что ком подкатывает к горлу. Он был столь знаменит, столь желанен многим, и сделал столько невероятных вещей — и вот он перед ней…

— Тебе плохо?

— Нет, — она не дает ему вновь коснуться своего лица. — Это из-за погоды, я... ее чувствую.

— Да, я тоже, и скоро не буду чувствовать своих пальцев.

Она натянуто улыбается и приказывает себе собраться. Но мысль о легилименции приводит в ужас. Что он сможет там увидеть? И что невольно покажет она сама?

— Знаешь, давай о войне в другой раз, хорошо? Уже действительно холодно, и пора двигаться дальше...

— Все так плохо? — он подходит ближе.

Сердце ухает, словно сова. "Он спрашивает о войне. На твои чувства ему наплевать".

— Приятного мало, — коротко отзывается Камерон, мечтая вновь почувствовать магию Посвященных — она делает ее совсем другой. Но кем? Грейс трясет головой — мысли снова утекают не в то русло. Все будет так, как надо, черт побери! И хватит об этом размышлять.

— Все, пошли отсюда, нам нужно в другую часть леса к древу, там сейчас лето.

— Лето? — удивляется Гарри и радуется.

— Да, но ненадолго, — и она уходит вперед, ощущая, как мороз щиплет щеки — столько ощущений, которым она ранее не придавала значения, теперь так остро пронзают ее.

— И ты снова ушла от всех ответов, — его рука ложится на ее предплечье. Пальцы Гарри холодные, но ей все равно тепло от его прикосновений.

Она разворачивается и нервно улыбается.

— Потом. Я все расскажу тебе, — весело произносит она, но его серьезный взгляд озадачивает.

— Если бы мне пришлось умереть, я бы так не радовался.

Такой ответ неожиданно злит Грейс:

— Да что ты можешь знать?! — ее голос звучит напряженно.

— Да много чего, на самом деле. Я был практически на твоем месте.

— Вот именно, что был, — цедит сквозь зубы Грейс и выдергивает руку.

Но он снова берет ее за предплечье, тянет на себя и обнимает. Ее глаза расширяются, и тело становится словно оловянным, она не решается ни двинуться с места, ни обнять его в ответ.

Он гладит ее по спине и что-то тихо шепчет ей в волосы.

— Что?..

— Помолчи. Я тебя подержу, пока не станет легче.

— Легче? — переспрашивает она, но голос дрожит, как и ее нижняя губа. Горло перехватило, словно судорогой, и слезы катятся по щекам, теплые, как молоко.

"Какое дурацкое сравнение. Господи, он сводит меня с ума!".

Она дрожит в его руках, и это вызывает у него непередаваемое чувство нужности, участия. Словно сама жизнь барахтается в его руках, и лишь ему доверено гладить ее по волосам, и слышать судорожные всхлипы, и ощущать, как воздух заполняется жизнью. Тот самый воздух, которым дышит и он, но при этом живет лишь она. В какой-то момент Поттеру становится непонятно, когда он перестал ценить все вокруг, включая себя. Но сейчас он ей необходим, как воздух, который она со стоном вдыхает.

— Тише, я никуда не денусь.

Она бы стояла так вечность, цепляясь за его плечи — но пора остановиться. И она резко отстраняется, шумно выдыхая, изо рта вырывается клубящийся пар.

— Мне полегче, — она ему улыбается и кивает.

— Не нужно натянутых улыбок, Грейс. Можешь вести себя со мной так, как действительно этого хочешь.

Она серьезно смотрит в ответ, и черты ее лица разглаживаются.

— Ты...

Он улыбается:

— Я?

"Но то, чего я действительно хочу, это...", — она невольно подается ему навстречу, и он нежно касается ее губ своими. После она отводит глаза.

— Раз ты был на моем месте и знаешь, каково это, ты уверен, что это мне поможет? — она поднимает руку и касается пальцами его губ.

Сначала он улыбается, потом захватывает ее палец губами и больно кусает.

— По крайней мере, это тебя отвлечет! — и смеется в ответ на ее громкое "Ох!", видя обескураженное выражение ее лица. — Да брось, до волка мне далеко.

Он действительно ее отвлекает, и она задумывается о ликанах, обитающих в Первом Подземелье. Как же она могла забыть!

— Господи, Гарри! Нам надо спешить! — выкрикивает Грейс, хватаясь за голову.

— Что произошло? — мигом становится серьезным Поттер.

— Гермиона...Малфой... Я совсем забыла об этих тварях, они не служат Хмурому и наверняка...

— Каких тварях, о чем ты?!

— Ликаны. Они тоже обитают в Первом Подземелье, и они не подчиняются Хмурому. И Гермиона с Малфоем... они...

— Ты заставила меня оставить их там и пойти с тобой, Грейс. И я тебе доверился. И теперь ты мне говоришь о каких-то тварях, которые могли их уже давно растерзать?!

— Я... Гарри, прости меня, я не могла всего предусмотреть! — молит Грейс.

Гарри еле сдерживается, чтобы не ударить ее.

— Я никогда, — он хватает ее за плечо, подавляя желание схватить за горло, — никогда не забывал о своих друзьях, и всеми силами пытался их защитить, они — единственные, ради кого я действительно сражался, а ты... тупая сучка! — не сдерживается в выражениях Поттер и с силой отталкивает ее от себя. Грейс падает. Поттер разворачивается и быстрым шагом уходит, уверенно сжимая в руке фигурку в форме слона.

* * *

Столько лет — практически вечность — хранили тайны и секреты. И всего за день, даже за несколько часов он все рушит. Макдею требуется время, чтобы это осознать. Хм. Время. Будучи в Третьем Подземелье, он не понимал, что это такое. А теперь ему не хватает времени все исправить.

Он находит волшебников в одном из помещений Министерства. Как ни странно — довольно сложно пользоваться теми функциями, которыми он руководствовался в Третьем Подземелье. Тело — физическая оболочка, будто сдерживает его чутье. Но об этом он подумает потом. А сейчас его рука ложится на недавно отполированную ручку — и ощущает жало, а затем боль пронзает его тело. Но Макдей пресекает эту магию — на удивление много сил уходит, но в итоге он практически невредим, а дверь открыта.

Рыжий. Несколько рыжих волшебников. Он мог бы догадаться — не так давно в его кабинете один из рыжих проявлял невиданное упорство. Интересно, здесь все, что рыжего цвета, обладает подобным свойством?

— Министр! — восклицает он, и тут же поднимается шум. Их тут много — очень много. И все они чего-то от него ждут. Тод ограничивается парой дежурных фраз: "Нелегкая обстановка" и "Будем действовать сообща". Это успокоило некоторых, но не рыжих. Определенно особенный цвет!

Артур Уизли хватает руку Министра и цедит сквозь зубы:

— Мне можете не вешать лапшу на уши, Министр. Я прекрасно знаю, во всем этом замешана темная магия. Настолько темная, что я очень сомневаюсь в наличии какого-либо плана на такой случай.

Тод весьма удивлен. Надо же, этому волшебнику не нужны дежурные фразы. Что ж, пора запомнить его имя:

— Мистер Уизли, верно?

Артур нетерпеливо кивает.

— Вы совершенно правы, — продолжает Тод. — Темная магия в Магической Британии. И это не входило в мои планы. Я бы даже сказал — это нарушение моих прав. Поэтому я пришел, чтобы вам помочь. А вы, в свою очередь, поможете мне.

Артур хмурится:

— Это каким же образом, позвольте узнать?

— Все довольно просто, если не вдаваться в подробности. А это будет главным условием. Вы позволите мне переместить всех вас в безопасное место. А мне дадите действовать одному так, как я сочту нужным.

Артур удивляется:

— Но что вы сможете сделать против этих тварей, мистер Макдей?

Тод кривит рот в подобии улыбки и очень надеется, что у него получается:

— Не беспокойтесь об этом. Возможно, мне понадобится ваша магия, но пока в ней нужды нет.

Артур с облегчением выдыхает:

— Что ж, тогда нам потребуется несколько портключей, и мы прямо сейчас этим займемся.

— Здесь же только недавно было возвышение — или мне показалось? — Рон в негодовании.

— По ходу, тут не так все просто, как кажется на первый взгляд, — Джордж хлопает брата по спине.

— Но нам срочно надо вернуться, папа в одиночку не справится, — Рон опускает Гермиону на ноги. — Как ты? Тебе полегче?

— Да, — благодарит она, и оба на нее смотрят в ожидании. — Я... я не помню, как оказалась здесь. Все произошло так быстро, и я оказалась под этим обвалом и...

— Не переживай, все кончено. Осталось только выбраться отсюда, — Рон снова прижимает ее к себе, и это неприятно. Снова кольцо тесных рук, обязательство быть верной и правильной женой. Подкатывает тошнота. "Почему ты не нашел меня первым?" — и далее приходит другая мысль: "Искал ли ты меня вообще?".

— Мы будто под водой, — рука Джорджа указывает в небо. Начинает темнеть, и волны, которые могли сойти за облака, видны более отчетливо.

— Мерлинова борода! Это что, какое-то подводное царство Малфоев? — восклицает Рон. — Так и знал, что они что-то скрывают!

Гермионе хочется его одернуть. Что он несет? Здесь же целый мир! Как вообще можно вообразить себе причастность к этому Малфоев?

— Ха, словно Тайная Комната, только в разы больше! Наверняка Малфой здесь прятал армию тех уродливых тварей. Видела бы ты их, Гермиона! Они огромны, почти с человека, и двигаются как черви! — Рон кривится, изображая телом волнообразные движения. И если раньше Гермионе было бы смешно, то сейчас она чувствует отвращение и... стыд? Да, ей стыдно за его неопрятные манеры.

— Прекрати, Рон, меня сейчас стошнит.

— Прости, просто хотел наглядно показать тебе. Ты явно про таких нигде не читала.

"Я видела их", — хочется сказать в ответ. Гермиона закусывает губы и натыкается на изучающий взгляд Джорджа. Ему странно, что Гермиона ничего не спрашивает. Все ли живы, все ли в порядке? Ей только что рассказали о нападении, а она нисколько не интересуется и даже не взволнована. Но потом он решает, что виной этому обвал и длительное заточение под землей.

— Пойдем, найдем хотя бы воды. Гермиона должна восполнить силы. Даже если аппарация заработает, ей пока рано аппарировать.

— Точно, Джордж. Это хорошая идея. Пошли вон к тем холмам, может, между ними течет река?

"Отсюда невозможно аппарировать. И живыми остаться после ночи тоже", — эти слова также остаются несказанными. Как и многие другие. Вместо них звучат совершенно непринужденные и пустые ответы. "Я превращаюсь для них в пустышку", — но это не сильно печалит Гермиону. Она оглядывается по сторонам в поисках Гарри — и в тоже время боится увидеть его силуэт. Как она сможет скрыть все? Ей кажется, за ней пристально следит Джордж. Конечно, лишь кажется, просто он беспокоится о ее здоровье, психическом в том числе. Однако Гермиона воспринимает это угрожающе и прячет глаза, стоит ей наткнуться на его прыткий взгляд. Рон разговаривает постоянно. Все описывает в деталях, и неустанно приписывает происходящее Малфою, вызывая приступы раздражения. Рон уверен — он едва ли не первая пешка Волдеморта. И не зря его выпустили досрочно, все затевалось еще с тех самых времен!

* * *

Умелый в очередной раз протирает стол. “Вот и настал тот день”, — свин кожей чувствует тот ужас, и уже слышны первые вопли о Нестерпимой Боли. О да, он прекрасно помнит, как она разъедала изнутри, убивая все живое, превращая в мертвые тела и пепел.

— Похоже я слишком много возложил на мистера Поттера, Льстивый. Пора взять дело в свои руки.

— Но в свои руки нельзя, сэр, в свои руки — это опасно…

— Не опаснее того, что происходит. Пойдем со мной. Стол уже достаточно чистый.

Свин нехотя перестает полировать и без того сверкающую поверхность и опасливо изучает Умелого.

— А вдруг мы разбудим… Сизых, сэр?

— Для этого мы туда и идем, — Умелый хватает за шкирку Льстивого. Звучит еле слышный хлопок и громкий визг.

* * *

“Инструмент” общения с Сизыми оказывается очень похожим на Омут Памяти в кабинете Дамблдора, и если бы Малфой это знал, он бы рассмеялся. Но он не знает, и завороженно наблюдает, как Гекхал опускает вниз лицо. Но он не остается в этой позе надолго, буквально через несколько секунд он резко поднимается и вытирает лицо висящим рядом полотенцем.

— И это все? — разочарованно звучит голос Драко.

— Разумеется, нет. Я их позвал, теперь остается ждать.

— И сколько примерно?

Гекхал пожимает плечами:

— Каждый раз по-разному. Однажды пришлось ждать несколько часов. Но отходить от Переговорной нельзя. Если они явятся, а тебя не будет, они просто уйдут и не вернутся, даже на повторный зов. Только спустя семь или десять дней.

— Почему именно такое количество дней?

— Этого хватит смертному, чтобы восстановиться.

— Смертному? — Малфой внезапно ощущает, как руки покрываются гусиной кожей, а внутри распространяется неописуемое ощущение ужаса. Словно сама смерть вот-вот придет за ним.

— Я вижу твое оцепенение. Но это не опасно, это они идут.

Малфою хочется еще раз переспросить, что Гекхал имеет в виду, но страх сковывает горло Драко, а из Омута Памяти выходит пар — его так много, он вываливается клубами, заполняя все пространство вокруг. Малфою очень хочется схватиться за руку Гекхала, но он этого не делает. Внезапно в его голове звучит голос:

“Нет, она не ненавидит тебя. Сейчас, когда ты на своем месте”. Малфой осознает — это был ответ на его немой вопрос, ненавидит ли теперь Драко его мать.

Он не уверен, хочет ли продолжать эти переговоры, но появляется еще один ответ:

“Потеряешь обоих. Сейчас, когда ты на своем месте”.

Малфой зажмуривается, стараясь закрыть разум. Ведь это менталистика, не так ли? Как еще это можно объяснить? Только что он нехотя подумал о Гермионе и о своем ребенке, и тут же голос дал ему ответ.

— Можешь прекратить жмурится, — это Гекхал. Его голос звучит насмешливо.

Малфой тут же открывает глаза — туман рассеялся, а Омут Памяти исчез.

— Все закончилось? — с удивлением и облегчением спрашивает Малфой. Неужели он прогнал их?

— А ты думал, они будут вечно отвечать на твои вопросы? — Гекхал противно усмехается. — Тогда я стал бы непобедимым в этом мире.

Малфоя передергивает. Почему все так жаждут славы?

— Что, тоже хочешь поставить этот мир на колени? — резко звучит его голос, но Гекхал реагирует спокойно:

— Да. Этого хотят все, друг мой, даже те, кто не смеет себе в этом признаться, — он улыбается вполне добродушно, если не считать клыков. — Нам пора. Я надеюсь, ты нашел ответы на свои вопросы, так же, как я на свои.

Малфой воздерживается от ответа, и они возвращаются обратно, где им докладывают о нескольких волшебниках, бредущих по “Тропе когтей”.

— Что ж, давайте посмотрим, кто там у нас? — Гекхал несколько зловеще улыбается, и Малфой уверен: те же слова он произнес, когда доложили о нем.

— Это может быть моя подруга и Поттер, — спешит уточнить Драко.

— В таком случае, ты сам будешь распоряжаться, что с ними делать, а мне пора на ночной обход. И не забудь дать распоряжение насчет еды — нам поставляют только свежую кровь и чай.

Малфой нервно улыбается в ответ и кивает. Вокруг на хаотично расположенной мебели сидят новоприбывшие на следующее собрание участники. Некоторые из них просто беседуют, другие уже спорят, а третьи прикорнули. К Малфою обращается один из гоблинов. “Почему гоблин, Мерлин?! Кто угодно, только не он!”

— Я вижу вас здесь впервые, мистер Малфой, — кряхтит гоблин, впившись в Малфоя своими черными глазами.

— Да, так и есть, — разводит руками Малфой.

— И каковы ваши первые впечатления? — смерив собеседника все тем же изрядно раздражающим взглядом, уточняет гоблин.

— Я не привык впечатляться на работе, — Малфой коротко кланяется и спешит отойти в свои покои до начала собрания, хотя... почему он решил, что это будет именно собрание? Малфой не успевает спросить, для чего прибыли эти участники, как его окликает другой вампир, помоложе Гекхала.

— Мистер Малфой, в ловушке оказались несколько волшебников. Один из них буйный. Вы будете играть с жертвами, или нам сразу скормить их Голодным?

— Нет, нет! Я сам. Отведите меня к ним, — стараясь скрыть ужас, отвечает Драко.

— Хорошо, сэр. Но Голодные ждут, имейте в виду, они привыкли к щедрости предыдущего участника клана, мистера Люциуса Малфоя, — молодой вампир улыбается и приглашает следовать за ним.

Малфой идет, ощущая, как колотится сердце. “Там сейчас точно будет Поттер. Это точно будет он!”

Малфоя заводят в то же помещение, заваленное кучей хлама, в котором недавно оказался он сам. Только на сей раз в роли Гекхала — Малфой. Но это все неважно. Малфой застывает в удивлении, как только видит перед собой не только взъерошенного Поттера, но и испуганную Грейнджер и двоих агрессивно настроенных Уизли. Один из них держит табурет над головой и, как только видит Малфоя, швыряет в его сторону с криком:

— Пошел прочь, Малфой!

О да, это определенно рыжий Уизел. Рональд. Как странно, почему табуретка? Волшебной палочкой он разучился пользоваться? Малфой старается унять свою неприязнь и вести себя более подобающе.

— Кхм. Поттер.

Брови Гарри ползут вверх:

— Малфой?

Пожалуй, столько эмоций на его лице не читалось никогда.

— Да, так вышло, что…

Уизел снова кидается в Малфоя каким-то предметом, но на этот раз Малфой отправляет его обратно. Жаль, в Рональда не попадает — стеклянный шар ловит Джордж.

— Верни нам нашу магию, Малфой, — его голос звучит довольно уверенно и настойчиво.

— Вернуть? — усмехается Драко. — Я ничего не…

— Я предупреждаю тебя!— взревел Рон. — Если ты хоть пальцем нас тронешь, я придушу тебя голыми руками!

На какой-то момент Малфою кажется соблазнительной идея скормить Уизли Голодным. Наверняка так называют тот омерзительный вид низших вампиров.

— Так что ты здесь делаешь, Малфой? — это Гарри, и его тон очень спокоен, по сравнению с Уизли.

— Не разговаривай с ним, Гарри, он затуманит нам мозги!

— Не успеет, — вторит ему Джордж, — они скорее окажутся на стенке, — в его руке неизвестно откуда появляется нож.

Малфой переводит взгляд на Гермиону, но та на него не смотрит, вперившись взглядом в пол и почти спрятавшись за Поттером. Малфою становится противно.

— Здесь я распоряжаюсь, и я принял решение…

— Что все это значит, Малфой? — снова Поттер и снова этот спокойный, доводящий до бешенства, тон.

— Это значит, оба рыжих идут со мной, — выплевывает Малфой, отдаваясь чувству власти над ними.

Как только звучат эти слова, сверху, словно стрелы, слетают два вампира и с громким стуком крыльев хватают Джорджа и Рональда, уносят с громким стрекотанием. Драко не ожидал, что их так быстро заберут, ведь он лишь хотел немного припугнуть Уизли и показать им, кто тут хозяин. Но не успевают они пролететь и пары секунд, как раздается крик Поттера, и обе твари падают вниз — их черные глаза мертвы. Горло Малфоя пересыхает, и не успевает он прийти в себя, как Поттер оказывается рядом, хватает его за шею и прижимает к горлу волшебную палочку:

— Что здесь происходит, я тебя спрашиваю?

Малфой часто дышит, чувствуя себя загнанной в угол ланью. Не зря Грейнджер пряталась за его спиной. Малфой шипит от боли и вырывается — впрочем, скорее, Поттер просто сам его отпускает. Но они не успевают выяснить отношения, как на Малфоя со спины кидается Рон, однако Поттер отшвыривает его прочь с помощью магии, чем вызывает недоумение у подбежавшего Джорджа.

— Не подходи, — велит ему Поттер, и Джордж отходит назад, к стонущему от удара головой Рону.

— Так что же здесь происходит? Учти, больше задавать этот вопрос я не буду, — палочка снова оказывается у горла Малфоя.

— Это сложно объяснить, — нервно сглатывает Малфой, поднимая руки в сдающемся жесте.

Поттер молчит, надавливая палочкой на горло. Малфой кашляет и отступает на шаг, держась за горло.

— А что мне было делать, Поттер?! — внезапно кричит он. — Ты бросил нас в этом аду! А я нашел себе здесь место! — зло выплевывает он, разворачивается и бежит обратно к дверям.

Поттер не следует за ним, лишь провожает холодным взглядом. Он подходит к Гермионе:

— Ты в порядке?

Гермиона кивает.

— Что с ним произошло? — в ужасе шепчет она.

— Ты слышала. Он нашел себе место, — Поттер с ненавистью глядит на угол, за который, убегая, завернул Малфой.

— Берите их. Возьмите только немного, чтоб поубавить пыл. Только рыжих, — Малфой поправляет мантию, плотно сжимает челюсти. Драко сделал свой выбор, и он окончательный. Сейчас самое время поднять голову — с какой стати он должен терпеть унижения ненавистных Уизелов? Он преподаст им урок. А Поттер... Малфой трет шею. "Поттер привел их сюда. За каким чертом?", — мысли одна за другой проносятся в его голове, и Малфой хмурится все больше, кожей ощущая злость Поттера. Дверь заперта, и Драко поспешно удаляется по туннелям, в надежде избавиться от этого ощущения, направляясь обратно в зал собраний. Внезапно он ловит себя на том, что не хочет ничего пропустить. Словно перед ним конь, которого стоит поскорее оседлать, пока он не ускакал далеко — как и его шанс на хорошее будущее. Хорошее? Драко на мгновение задумывается, что хорошего в общении с вампирами, гоблинами и прочими темными созданиями, и, будто ниоткуда, перед его глазами встает ее образ — хрупкой и прячущейся за ним. Драко никогда не признается — острое чувство ревности и соперничества вновь овладело им, стоило только увидеть Гермиону и Поттера вместе. Странно, что они не сошлись. Малфой сплевывает и вновь плотно, до боли сжимает челюсти. К черту эмоции. Он будет управлять ими сам. Всегда получалось, получится и сейчас.

В зале, оказывается, началась вечеринка. Ее подобие, так сказать. Шары, которые не так давно Малфой опрокинул, прыгают в углу поочередно, создавая довольно приятный ненавязчивый ритм. В небольших емкостях алая кровь, которую вампиры тянут, словно вино. Слава Мерлину, есть виски и чай. Малфой набрасывается на виски и выпивает сразу двойной.

— Что, тяжелый выдался денек? — скрюченный нос вампира выглядит омерзительно. По всей видимости, это уже достигший заметных успехов в развитии кровосос, но не успевший прикупить себе красивое личико.

Внезапно Малфоя разбирает хохот, и он не может остановится, слезы выступают из глаз. Он наливает еще виски и уходит в свои покои, прихватив с собой целую бутылку и не услышав вопроса: "Вы что, не останетесь на розыгрыш?".

* * *

Гермиона не успевает поговорить с Гарри. Рон набрасывается на него:

— Ты ударил меня, — и резко разворачивает его за плечо.

— Так было нужно, — Гарри смахивает со своего плеча руку Рона.

— Нет, погоди, — тон Рона крайне неприятен, обвинительно-подозрительный, — когда мы тебя встретили там, наверху, ты сказал, что просто провалился под землю и понятия не имеешь, что происходит.

— Да, я так сказал, — Гарри все еще смотрит за угол, куда скрылся Малфой. Что же за место он себе нашел? В рядах Хмурого?

— И какие же дела у тебя с этим белобрысым ублюдком, ради которых ты нападаешь на меня?! — Рон стоит почти впритык, но Поттера это не смущает. Его тон все такой же спокойный, но Гермионе не по себе, и она отходит к Джорджу и спрашивает, все ли с ним в порядке. Тот кивает, не отводя взгляда от брата.

— Мои дела — это мои дела, Рон. И тебя они уже давным-давно не касаются, — Гарри отталкивает Рона одной рукой, тот делает шаг назад — и в этот момент снова слышатся хлопки крыльев.

Гарри тут же вытаскивает волшебную палочку, но на этот раз свет гаснет, и он не успевает произнести "Lumos", как его — и остальных — хватают и стремительно уносят. Рона и Джорджа доставляют Голодным. Их связывают и подвешивают вниз головой, делая небольшой надрез на шее, и кровь тут же струится в железные емкости. Гермиону и Поттера доставляют в главный зал, но сначала приводят к Гекхалу.

— Опустите Вашу палочку, мистер Поттер, — с ходу начинает тот, — убивать меня нет никакой необходимости.

— Где двое остальных? Куда их утащили?!

— Их скоро отпустят. А подробности вы сможете узнать у вашего товарища. Мистер Поттер, я не люблю такого обращения, — Гекхал развязывает свой галстук, снимает сюртук, затем рубашку. Гарри не опускает своей палочки, пытаясь отделаться от ощущения, как будто он на просмотре стриптиза.

— Что ты, черт возьми, делаешь? — в негодовании спрашивает он.

Гекхал пожимает плечами:

— Я в своих покоях и делаю что хочу. У нас выдался свободный вечер, мне нужно приодеться. Я вам встречу не назначал, — он улыбается, и Гарри только сейчас замечает его клыки.

— Отведи нас к Малфою, — велит Гарри, внезапно ощутив дурноту.

— Вы не поверите, мистер Поттер, но именно это я как раз и собираюсь сделать. Но сначала хочу предупредить — мы не очень любим гостей. Лишние уши нам не нужны, так что Немой Обряд будет очень кстати.

— Нет! — выкрикивает Гермиона. Гарри берет ее за руку.

— Малфой умеет его проводить. Так что я бы предпочел его исполнение.

На секунду Гекхал колеблется, но что-то в Поттере его настораживает, и он решает не спорить:

— Как пожелаете.

Гекхал выводит их из своих покоев и, миновав всего несколько дверей, останавливается и коротко стучится в дверь Малфоя.

— Что ж, вам придется подождать, пока мистер Малфой вам откроет. Можете присоединиться к нам, — он указывает вниз.

Помещение небольшое, но участников много. Гарри различает несколько гоблинов, волшебников и много уродливых крылатых тварей. И все наблюдают за кем-то в центре зала. Это определенно человек, но он связан и абсолютно голый. Гарри присматривается. Это Рон. Гарри бросает в холодный пот. По всей видимости, Рон без сознания, его голова задрана назад и зафиксирована в этом положении. В некоторых местах голова выбрита. На шее рана, из которой в бокал стекает кровь.

— Второй бокал, господа! Ваши ставки! Чистейшая вол-шеб-ная кровь! Один глоток — и вы ближе на ступень к новому уровню, а целый бокал практически сразу приблизит вас к самосовершенствованию! Клок волшебных волос для бодрящих отваров в подарок! — вампир трясет рыжей прядкой перед восторженной публикой.

Поттер разворачивается и бросает проклятие в "ведущего". Тот падает навзничь, роняя бокал, на который тут же кидаются крылатые. Затем Поттер хватает Гекхала и придавливает его к стенке:

— Я убью тебя, если ты сейчас же все это не прекратишь.

— Но это приказ мистера Малфоя, — свистящим голосом, хватаясь за руку Поттера, сжимающую его горло, отвечает Гекхал.

Гермиона кидается вниз к Рону, расчищая себе путь несмертельными заклятиями. Поттер же оставляет Гекхала и выбивает дверь в комнату Малфоя, который спит, мертвецки пьяный. Гарри требуется все его самообладание, чтобы не наброситься и не проклясть его тут же.

— А ну поднялся сейчас же! — он с силой толкает Малфоя ногой в спину. К удивлению Гарри, Драко оказывается не столь пьяным и поднимается. На его губах улыбка, он тычет в Поттера пальцем и произносит:

— Я знал, что ты придешь. Что будет так, я знал, — он усмехается и снова тянется к бутылке, но Поттер ее разбивает, и Малфой озадаченно глядит на пустые осколки.

Гарри его оглушает. Затем подходит и кладет обездвиженное тело обратно на кровать. Острое желание растерзать Малфоя постепенно покидает его, сменяется сомнением. Разве он мог? Разве он такой? Зачем ему это? Но тут же появляется Гермиона и просит ей помочь привести Рона в чувство. Гарри покидает комнату и спускается вниз, грубо толкая попадающихся на пути участников "шоу". Гермиона остается наверху и садится на кровать. Глаза Драко широко раскрыты, он смотрит вдаль. Она не в силах оторвать взгляда от его лица — сейчас, когда он не сможет на нее взглянуть.

— Я не знаю, чем ты тут занимаешься, но я надеюсь, не тем, что мне кажется, — она проводит рукой по его волосам и с силой сжимает. — А если тем, то я сама тебя прикончу, — ее злой шепот в ухо заставляет слезу скатиться из его серых глаз.

Гермиона уходит, торопясь к Рону. Но там ее помощь не так уж и нужна. Пришедших в себя желающих оказывается много — почти все, кроме водяных демонов.

— Если послать гонца к Тернистым Корням, мы уже к вечеру следующего дня сможем восстановить его силы, — гоблин еще раз осматривает рану на шее Рона. — Это не самая обычная рана, мистер Поттер — видите ли, здесь кровь берегут, и стекает она очень медленно, а рана заживает еще медленней. Она может вовсе не зажить, пока последняя капля...

— Заткнись, — резко обрывает его Поттер, ощутив болезненный укол, представив себе такую кончину Рона. — Я сам сделаю и достану все, что необходимо...

— Боюсь, этому не бывать, — Гекхал не слишком аккуратно осматривает шею Рона, все еще лежащего без сознания. — Этот состав делал я сам, и достать антидот можно лишь гонцу. Мы никогда раньше такого не делали — не было надобности. Мясо — это мясо.

— Я не желаю слышать подобные выражения в адрес своих друзей, — угрожающе звучит голос Поттера.

Гекхал еле заметно улыбается:

— Здесь друзья — только нужные люди или те, у кого есть вот эти штучки, — он берет браслет Гарри и трясет его вместе с рукой.

Гарри отдергивает руку, подавляя желание ударить Гекхала по лицу, хоть он и выглядит гораздо лучше остальных.

— Я все же надеюсь, ты меня услышал. Иначе я стану тебе врагом, как и Хмурому.

— Ооо... а не много ли вы на себя берете, мистер Поттер? — в интонациях Гекхала прослеживается что-то не очень понятное. Гарри кажется, что с ним заигрывают. Или вампир просто голоден?

— Ты меня услышал, — повторяет Гарри и отходит к Гермионе.

— Что будем делать? Тебе сказали, что с Джорджем?

Она кивает:

— Ему повезло больше. На эту вечеринку его не готовили.

Он берет ее за руку, и она утыкается ему в плечо.

— Мне страшно, — шепчет Гермиона сама себе, но Гарри ее слышит и вздыхает.

— Через это мы тоже пройдем. Только мне нужна твоя помощь кое в чем, — Гарри хочет поговорить о Грейс и о том, что лучше делать дальше, но его прерывают:

— Вашего друга разместили в третьей комнате слева. И вам повезло, к нам только недавно прибыл гонец. Богомолы быстро летают, — Гекхал подмигивает Поттеру и отходит обратно к гостям. Они играют в карты на оставшиеся волосы Рона и на кровавую тряпку, которой, по всей видимости, вытерли остатки крови из разбитого бокала.

— Они отвратительны, — выплевывает Гермиона, скривившись от отвращения. Гарри же усмехается.

— Это просто другой мир, — он гладит ее по волосам, и они уходят в комнату под номером три.

* * *

— Я просил без вопросов, — Тод чувствует, как пот щекотно стекает по спине. Артур не прекращает донимать его расспросами. Насколько Немой Обряд распространяется на него? Ведь теперь у него есть оболочка, о которой нужно заботиться.

— Я все скажу, но позже, мистер Уизли, — Тод учтиво пытается отделаться от столь пристального внимания к себе. Оказывается, это может изрядно раздражать и выматывать.

Артур прекращает расспросы и коротко кивает.

— Я сделаю все, что вы скажете, Министр. Я рад, что вы вернулись, и появилась хоть какая-то надежда, пусть мы и идем за вами практически вслепую, — он снова кивает, вызывая у Макдея еще одно неведомое доселе чувство — доверия.

— Рад помочь, — его голос звучит до нелепости застенчиво, и, кажется, к щекам приливает румянец. Люди — неоднозначные создания. Способны вызвать столь разный спектр эмоций, который порой ощущается острее Третьего Подземелья. Там тебя словно пронзает и уносит с собой вихрь, от которого не уйти, пока он не раскалится добела и не уничтожит тебя — или пока ты его не уничтожишь. И этот вихрь несет в себе всегда только одно чувство — чувство боли. Которое требуется уравновесить — кому-то причинить боль, а кого-то избавить от нее. И этим Макдей займется и сейчас, но попутно испытает и новые ощущения — чему он оказывается несказанно рад.

— Что ж, нам потребуются несколько объектов. Небольших. Вы сделаете из них портключи, а я, в свою очередь, их активирую, — внезапно для самого себя, Тод касается руки Артура и сжимает ее. — Выберите местечко поприятнее, — Тод не перестает удивляться. Отчего он вдруг стал столь красноречив и общителен? Но Артур сжимает руку в ответ, и Макдей ощущает прилив сил и мотивации.

Несколько сломанных приборов, один разбитый цветочный горшок и три печатные машинки, разумеется, вышедшие из строя. Но это неважно, ведь сейчас они сослужат, возможно, свою самую лучшую службу.

Макдей разбивает волшебников на группы. Артур оказывается в последней, а вся остальная семья аппарирует первой. Артур будет ждать сыновей, он так решил, и никто не переубедит его. Макдей сосредотачивается на тех, кто касается цветочного горшка. Из их пальцев буквально исходит тепло и жажда, нет — мольба — высвободиться и очутиться на свободе, взлететь и тут же испариться. Макдей тяжело дышит — первая партия аппарировала. Осталось еще около десяти, но он сможет — даже если сомнения тревожат, они исчезают, как только его пальцы касаются печатной машинки.

* * *

Голова раскалывается. Малфой пытается двинуться, и, наконец, это у него получается. "Долго же действуют проклятия Поттера", — как ни странно, это радует. Малфой хрипло смеется. Если бы он когда-либо мог вообразить, чему он будет радоваться... Он подымается и осматривается. По крайней мере, он все еще в своих покоях, что тоже не может не радовать. Но как Драко ни пытается вспомнить, чем именно так разозлил Поттера — ничего не получается, и он решается выйти из комнаты.

Зал оказывается пустым. Лишь остатки напитков стоят на столе. Малфой мечтает о нормальном завтраке, но из еды ничего не находится. "Точно. Гекхал же просил сделать заказ", — с огорчением запоздало вспоминает Малфой. Внезапно он слышит, как открывается одна из спален наверху. Малфой затаивает дыхание. Но это гоблин. Проклятый, черт его дери, гоблин! Драко чертыхается и быстрым шагом направляется обратно в покои, но еще одна дверь резко открывается, ударив Малфоя по лицу. Это Поттер. Он перешагивает через упавшего Драко, явно с трудом удерживаясь, чтобы не пнуть его ногой.

— Потерять шанс дать мне под дых — чего же ты, вчера было мало! — зло кричит Малфой, держась за нос. И мгновение спустя ощущает удар. Дыхание спирает, и Драко уже жалеет о своей дерзости. Одним ударом Поттер бы не ограничился, но Грейнджер оттаскивает его.

Внезапно Малфою приходит жгучая мысль о том, чем Гарри и Гермиона занимались вдвоем в спальне ночью — и он поднимается с пола и кидается на Поттера. Они проламывают ограждение и валятся вниз, лишь чудом упав на деревянный стол, а не на каменный пол. Гермиона кричит, пытается их остановить, но это приходится по силам лишь Гекхалу, который хватает Малфоя и быстро прячет его за одной из дверей.

Поттер сплевывает кровь на пол. И на нее тут же слетаются все, кто успел проснуться — кроме гоблинов, которые медленно расходятся по своим комнатам, словно посмотрев короткое утреннее представление.

— Гарри! — голос у Гермионы обвиняющий — и в то же время страдальческий.

— Все нормально. Прости, я не хотел, — Гарри еще раз сплевывает — и чертыхается, когда вампиры остервенело бросаются в его сторону.

— Странные у тебя друзья, — Гекхал с любопытством разглядывает избитого Малфоя. Тот кривит рот и спрашивает:

— Дверь заперта?

— Он не откроет, — со смешком отвечает Гекхал и тянет Малфоя за руку. — Пойдем, тебе не помешает полечиться.

Малфой отдергивает руку, но не слишком резко, и кидает короткий взгляд на Гекхала.

— У вас нет женщин?

Гекхал улыбается, но не отвечает.

— Нам сюда, — Малфой не запоминает дорогу, о чем тут же жалеет. "С таким другом, действительно, большая оплошность — забыть дорогу в лечебницу". Лечебницей оказывается бассейн с желеобразной зеленой жижей.

— В жизни не видел ничего омерзительней, — Малфой нехотя съеживается, Гекхал легонько толкает его в ноющие ребра:

— Раздевайся.

Малфой несколько теряется, но затем трясет головой и сдергивает с себя липнущую от крови одежду. Гекхал жадно его разглядывает.

— Твоя кровь, — он проводит пальцем по скуле Драко и облизывает палец.

— Отойди от меня, — велит Малфой и, зажмурившись, перешагивает через барьер и погружается с головой в неожиданно холодящее и приятное желе. Когда он выныривает, вампира в комнате уже нет, и это приносит облегчение. Драко закрывает глаза, ощущая, как проваливается в бездонную пропасть, и он уверен, Поттер больше не протянет ему руку помощи, чтобы вытащить обратно. А Грейнджер будет стоять позади. полу-спрятавшись за героем Поттером. Бесстрашным и Великим. Малфой хочет его ненавидеть, но у него не получается. И за это он ненавидит себя, чувствуя, как щиплет глаза.

* * *

— Я никогда не научусь в них играть, — Гарри пинает королеву, и та катится, сбивая другие фигурки.

— Наверное, это одно из самых невинных здешних занятий, — Гермиона сделала для Рона все, что нужно, и теперь он лежит, укутанный, в теплой кровати. Сама она спала на полу, Гарри не спал вовсе. Позже доставили Джорджа. Его волосы на месте, но на шее такая же рана, как и у Рона. Он тоже слаб и спит в другой комнате, которую уступил гоблин — тот, что сейчас играл в шахматы с Гарри, не оставляя попыток научить его достойной игре. А она помнит его глаза. Они будто потемнели и неподвижно смотрят вдаль, будто он умер. Она трет лоб и заставляет себя прекратить думать о Малфое — но ей так хочется с ним поговорить. Под предлогом поиска кухни она поднимается. Поттер коротко кивает, и Гермиона уходит искать — но не кухню, а Драко. По пути, в одном из темных тоннелей ей встречается молодой вампир. Он провожает ее в лечебницу, открыв дверь специальным ключом из увесистой связки.

— Рекомендованное время — не более получаса.

— Хорошо, — кивает Гермиона, не совсем понимая, о чем речь. Вампир уходит и замыкает двери.

— Я голый. Не удивляйся. Если хочешь — кричи, но тебя вряд ли кто услышит.

Гермиона разворачивается и ощущает некое разочарование — Малфой полностью погружен в какую-то жидкость.

— Мог бы не предупреждать, — она подходит ближе и останавливается у края. — Я пришла поговорить. Гарри не знает.

Драко мигом меняется в лице. До этого он, кажется, улыбался.

— Что, отпросилась у папочки? И надолго?

Ее передергивает:

— Прекрати так разговаривать. Я пришла услышать объяснения, — ее голос звучит резко.

Но Драко не спешит объясняться. Эта жижа действительно расслабляет, и хочется чего-то совершенно иного. Драко облизывает губы:

— Я скажу тебе. Все, что ты захочешь, — он внимательно рассматривает ее, затем произносит: — Ты можешь не раздеваться.

— Что? — ее глаза широко распахнуты. Он знает, что она его хочет.

— Ты слышала.

Кажется, проходит вечность, пока под его пристальным взглядом она дрожащими руками наконец стягивает с себя белье и делает робкий шаг ближе. Его лицо остается практически беспристрастным, если не считать легкого румянца на щеках и лихорадочного взгляда.

Она погружается до пояса рядом с ним. Он не двигается, и уверенность в ее глазах начинает увядать.

— Ты... — он хватает ее за талию и рывком притягивает к себе, впиваясь в ее губы своими. Она запускает руки в его волосы, чувствуя, как его пальцы спускаются к ее бедрам, и она позволяет ему делать с собой все, что захочется, кусая губы и стараясь дышать размеренно, но его движения — резкие, вырывающие из легких звуки, которых она стыдится, как и своих ответных движений ему навстречу.

После она утыкается ему в плечо и часто сглатывает, судорожно пытаясь найти себе оправдание. Но Малфой нисколько не нервничает:

— Ты можешь просто посидеть рядом, я не кусаюсь, — слышит Гермиона его хриплый голос.

Она кивает, все еще не решаясь поднять голову.

— И я не хотел, чтобы так вышло с... — Драко запинается, проклиная себя за то, что начал об этом говорить именно сейчас. — Забудь, — резко заканчивает он и поднимает ее лицо за подбородок.

— Я никому не расскажу. Как и в прошлый раз, — эти слова неожиданно приносят боль, словно он говорит со своей очередной шлюшкой, которая не очень-то хотела ею стать.

— Прошлый раз я не помню, — зачем-то уточняет она. В голове словно дыра — мысли куда-то исчезли, не хочется ни о чем думать, а по телу разливается приятное ощущение расслабленности.

— Я могу тебе напомнить, — улыбается он, — в любое время.

— Помолчи, — она отворачивается, но он замечает ее улыбку.

Они сидят тихо, Гермиона откидывается назад и, кажется, засыпает. А он целует ее шею, беззвучно шепча губами то, что не смеет озвучить.

— Когда он родится, я скажу Рону, что... — внезапно начинает она. — Я скажу...

— Что он умер, — заканчивает Малфой. — И мы будем жить втроем.

Она резко поднимает голову и смотрит на него, будто только что увидела.

— Я не уверена, что...

Малфой отворачивается. "Начинается", — проносится в его голове.

— Мне придется всю жизнь жить в заточении. Я так не смогу.

— А, ты об этом... — он проводит рукой по ее волосам. — Мы что-нибудь придумаем, я уверен...

— Ты не совсем понимаешь, Малфой...

— Называй меня Драко.

Она запинается. Но затем сосредотачивается, и это напоминает ему уроки Зельеваренья, когда она готовилась к длинному ответу.

— Хорошо, Драко, — выдыхает она и умолкает.

Он смеется, вновь притягивая ее к себе.

— Стой, — пытается высвободиться она. — Рекомендованное время не больше получаса.

Малфой смеется все громче, и она слышит собственный смех, который кажется ей чужим.

* * *

— Здесь нет никакой кухни.

Рука Поттера с шашкой замирает в воздухе.

— И ты молчал? Все это время? — Поттеру известно о гоблинах немного, но одно он знает совершенно точно — они ничего не делают просто так.

— Вы бы не дали ей уйти, — гоблин выглядит совершенно расслабленным и ничуть не пугается наливающегося кровью взгляда Гарри.

— И ты хочешь сказать, что знаешь, где она?

— Лишь предположения, мистер Поттер. Но я очень давно не бывал на Поверхности, чтобы научиться здешнему чутью. И я скажу вам больше. На Поверхности так же не бывал очень давно и кое-кто еще, очень хорошо знакомый вам.

— И что, она с ним? С этим знакомым? Или что, черт тебя дери, ты пытаешься мне сказать?! — Поттер ударяет ладонями о стол, переворачивая шахматную доску.

— Я хочу сказать, что игра закончена, — сухо отрезает гоблин и встает с места, но затем кидает через плечо: — И подобие кухни здесь все-таки есть. Подвешенные за ноги жертвы с перерезанными глотками.

— Постой, — грубо и властно звучит голос Поттера, — я не спал всю ночь, практически не ел нормально, и ты даже себе не представляешь, насколько мне тяжело держать себя в руках. Поэтому или я просто убиваю тебя, и мне становится легче, или же ты поворачиваешься и все мне рассказываешь, — он поднимается, берет гоблина за шкирку, и у того округляются глаза. Пожалуй, он не учел, что успел отвыкнуть от той жестокости, которая привычна в общении на Поверхности, и которой нет здесь.

— Отпустите меня, мистер Поттер, и я все вам расскажу.

Гарри опускает гоблина на пол и возвращается к столу, указывая гоблину на стул напротив:

— Садись. Я хочу знать все.

* * *

После достаточно краткого, но вполне информативного рассказа об устройстве мира вампиров гоблин проводит Гарри по подземным лабиринтам к тому самому «давнему знакомому» и останавливается у очень знакомой горгульи. У Гарри екает под сердцем, и в животе возникает очень странное ощущение.

— Он не любит гостей в последнее время, а если точнее, к нему никто не ходит уже очень давно.

— Лакричные конфеты, — внезапно произносит Гарри последний пароль к кабинету Дамблдора — только для того, чтобы избавиться от дурацкого ощущения его присутствия — но горгулья дергается и начинает поворачиваться.

— Это шутка такая? — спрашивает Поттер, сердясь на гоблина все больше.

— Не будьте с ним слишком строги, мистер Поттер. Он запомнил вас другим, — гоблин разворачивается и уходит.

Гарри не решается зайти, чувствуя себя совершенно по-дурацки. Нет, он не поверит, пока не увидит. А если и увидит — все равно не поверит. Но это оказывается он. Его борода такая длинная, что собрана в корзинку рядом с ним, вместе с клубками шерсти, а в еле заметно трясущихся руках он держит схему для вязания и спицы.

— Это... вы? — аккуратно спрашивает Поттер.

Волшебник откладывает в сторону журнал со спицами — и больше у Поттера нет сомнений. По крайней мере, внешне он очень похож на Дамблдора.

— Не мог бы ты закрыть двери, тут жуткие сквозняки, — его голос звучит так привычно, словно Гарри просто зашел к нему после уроков.

Гарри медлит, но затем закрывает двери.

— Я не понимаю, — обращается он к старому волшебнику, все еще не веря своим глазам.

Уголки губ старика чуть дергаются:

— Избавь меня от своего недоверия, Гарри. Это я — Альбус Дамблдор, и ты уже прекрасно это понял. А теперь садись, не нужно стоять в дверях.

Кадык Поттера нервно дергается, но он подходит и садится в кресло рядом — и только сейчас осматривает помещение. Оно, несомненно, похоже на кабинет в Хогвартсе, но это какое-то безумие.

— Я не понимаю, — еще раз хрипло произносит он.

Дамблдор резко разворачивается в его сторону и опускает свои очки на кончик носа. Гарри не перестает преследовать ощущение, что он выжил из ума, или что-то в этом роде.

— Про такие места, как это, узнают только после смерти, Гарри. Я тоже не понимал и тоже задавал бесконечные вопросы, но, как только я прекратил, все стало ясно как день, — он берет стоящую рядом трость и с усилием поднимается. — Прости мне мою память, боюсь, я стал не столь хорошим собеседником...

"Я это переживу", — хочется ответить Поттеру, но он сдерживается. Глубоко внутри все еще сидит старая и рваная обида.

Дамблдор подходит к одному из шкафов и достает фолиант. Затем возвращается обратно и протягивает его Поттеру.

— И вы здесь живете? — встретившись с ним взглядом, спрашивает Гарри.

Дамблдор не отвечает и садится обратно. Гарри разворачивает фолиант, ощущая прилив необъяснимой грусти. Это договор с Третьим Подземельем, царством Сизых, заключенный самим Дамблдором еще очень давно. Он завещал им свою душу взамен на Равновесие.

— То есть, вы...

— Я не мог допустить войны, Гарри. Такие договоры, как этот, заключаются не впервые. Чаще всего Сизые выбирают одного из самых выдающихся волшебников. Я не хвалю себя, нет! — его рука внезапно впивается в руку Гарри и так же резко отпускает. — Но ты должен знать и помнить — очень много отдано для сохранения Равновесия.

У Поттера вновь екает под сердцем. Похоже, он, наконец, начинает понимать.

— Я плохо справляюсь, верно?

Дамблдор пожимает плечами и отворачивается:

— Я рекомендовал тебя, я... Мы все когда-то делаем не до конца обдуманный выбор. Я не учел таких вещей, как те, что с тобой случились... я виноват перед тобой, Гарри, — Дамблдор вновь поворачивается и опускает очки. — Возложенные на тебя надежды... Я не имел права, нет. Но как только мне был дан выбор определиться с Посвященным, я выбрал тебя, мой мальчик.

Гарри сжимает челюсти. На какой-то момент ему становится тяжело дышать, и он делает судорожный вздох. Дамблдор вновь кладет свою руку на его плечо, но уже не столь нервным жестом:

— Прошу тебя, не злись на меня. И я вынужден просить тебя молчать об услышанном в этих стенах.

Гарри кивает, но не смотрит на Дамблдора — это слишком тяжело, сейчас, после всего сказанного.

— Я смогу приходить сюда еще?

— Ты помнишь пароль, — Дамблдор улыбается, и Гарри решает, что на этот раз с него достаточно. Он уходит, не оглянувшись, горгулья вновь разворачивается, выпуская его в темный лабиринт. Кажется, Гарри сейчас стошнит, но он опускается на пол рядом с горгульей и сидит, ощущая, как мысли в голове, одна нагоняя другую, вызывают головокружение.

* * *

Они находят длинные лоскуты ткани и бросают их на пол. Видимо, это материал для повязок при сильных ранениях.

— И это было... ты уверен, что это было чтение мыслей?

— Ложись вот здесь, — Драко делает из материала подобие подушки. Гермионе непривычно смотреть на такого Малфоя. Оказывается, он может быть заботлив и внимателен, по крайней мере, сейчас.

— Спасибо, — неловко произносит она и ложится на что-то вроде кровати. Он устраивается рядом, подпирая рукой голову и открыто ее разглядывая. Потом он отводит взгляд, и Гермиона выдыхает.

— Да, я уверен. Это словно та дурацкая игрушка "угадайка мыслей", в которую я играл в детстве. Знаешь, такая штука, которая крутится и выдает тебе ответ "да", "нет" и "возможно"?

Гермиона качает головой. На самом деле, ей неважно, о чем он говорит. Она словно переселилась в другую вселенную, где Малфой просит звать его по имени и может спокойно разговаривать с ней о чем-то, лежа рядом в расслабленном состоянии. И для нее становится совершенно очевидным — стоит им покинуть это помещение, как все рухнет и закончится.

Драко продолжает ей рассказывать обо всем, что с ним произошло с момента их расставания.

— ... так они их называют — "охотники". Их тут сотни, если не тысячи, и всем нужна кровь. Они буквально помешаны на ней, особенно на волшебной. Готовы душу продать за глоток. И я еще не до конца разобрался в их причастности к войне. Их предводитель — Гекхал, уверяет меня, что они не подчиняются Хмурому и...

— Я хочу, чтобы их забрали отсюда, — прерывает его Гермиона.

— Кого? — хмурится Малфой — ему не слишком нравится, когда его перебивают.

— Джорджа и Рона. Сейчас, пока они спят. Ты можешь... — она удивляется своим же словам, — можешь стереть им память и отправить обратно?

Какое-то время он молча на нее смотрит.

— Ты, кажется, такое уже делала однажды, — неодобрительно замечает он.

Она кивает, стараясь уловить его отношение к ее просьбе.

— Я не буду этого делать. Ты понятия не имеешь, насколько это может быть опасно, — он приподнимается и садится, чувствуя раздражение.

— Им здесь не место, и...

— А кому здесь место, Грейнджер? — выплевывает он, полуобернувшись. — Тебе? Поттеру? Или мне?

— Всем, кроме них. И это написано в письме...

— К черту письмо, Гермиона! Просто скажи это, давай! — вспыхивает он. — Скажи, что не сможешь глядеть в глаза своему муженьку, и всем остальным из семейства Уизли, и говорить о том, чем ты занималась, пока твоего мужа готовились сожрать заживо!

Она резко отворачивается и ложится на спину.

— Нет, я не смогу этого сказать, — твердо отвечает она.

Он выглядит так, словно его ударили.

— Не сможешь? — выдыхает он, чувствуя, как кровь приливает к голове.

— Он не заслужил подобного...

— Он не заслужил?! — с каждым ее ответом Драко заводится все больше. Он уже не помнит, когда в последний раз срывался на крик.

Она приподнимается и садится.

— Не веди себя, как истерик, прошу тебя... Это все не так просто, как тебе кажется...

— Мне ничего не кажется, Грейнджер. Ты носишь моего ребенка.

Она поджимает губы — кажется, теперь заводится и она.

— Мне бы хотелось обсуждать наши дальнейшие действия в более спокойном тоне...

— Какие такие действия, Гермиона?! Очередную затирку памяти? — он все еще остается почти голым, и кажется ранимым. Словно ее ответы царапают его бледную кожу, оставляя кровавые следы когтей.

— Нет, успокойся, пожалуйста! Давай все нормально обсудим и...

— Давай. Я тебя слушаю, — Драко вдруг чувствует себя словно на работе, на очередных деловых переговорах.

Гермиона выдыхает, стараясь не перенимать его истеричное состояние.

— Я ему расскажу. Хорошо? Давай мы это уясним....

— Не надо со мной разговаривать, как с маленьким. Я слушаю твои конкретные действия, Грейнджер, как только ты выйдешь из этой гребаной двери.

Теперь она нервничает. Ее дыхание чуть сбивается, она трет свою шею, надолго прикрывая веки, после чего произносит:

— Я сотру им память.

— Ты чертова трусиха! — выплевывает он, поднимаясь на ноги.

— Нет, Драко, подожди!

— Не зови меня так, — он отходит от нее, находит свои вещи и быстро одевается, затем возвращается назад и наклоняется к ней: — Наверное, твой муж плохо трахается, раз ты просто пришла сюда и легла со мной, а теперь сделай мне одолжение — сотри и мне память, — он вкладывает волшебную палочку Гермионы ей в руку и поднимает к своему виску. — Давай же, не стесняйся, реши свою проблему самым верным способом...

В его глазах плещется ненависть, а рука немного дрожит.

— Прекрати, прошу тебя, — ее голос будто надломлен.

Он резко отбрасывает ее руку и направляется к дверям. Но они оказываются запертыми. Он использует "Alohomora", толкает их несколько раз, с ужасом ощутив себя снова в камере Азкабана — а сзади не кто иной, как дементор в ее обличье. И он так и остается стоять, упершись лбом в дверь и проклиная все на свете.

— Там... там есть звонок. Колокольчик рядом с тобой.

— Заткнись, — еле слышно шипит в ответ Драко и поворачивается к Гермионе: — Это все, что ты напоследок хочешь мне сказать? — его глаза словно буравят ее насквозь.

Она опускает взгляд.

— Нет... Драко, — она вновь поднимает голову и умоляюще смотрит на него, — прошу, пойми меня. Мне нужно... нужно найти способ, подходящий для...

— Подходящий для всех? Не это ли ты хотела сказать? Тогда ты еще более пустоголовая дура, чем мне когда-то казалось. Прощай, Грейнджер.

Его рука с силой дергает висящий рядом колокольчик, который тут же начинает трезвонить. И этот звон внезапно отрезвляет Гермиону, она срывается с места и подходит к его спине почти вплотную. Ее рука останавливает его руку, и звон колокольчика стихает. Шепот касается его уха:

— Я скажу то, что будет нужно. Обещаю.

— Я тебе не верю, — дверь отворяется, и Малфой, не оборачиваясь, уходит вместе с молодым вампиром.

* * *

Это похоже на заброшенный лес. Деревьям недостаточно света, и оттого они агрессивны — их корни хватают за ноги, оставляя синяки и царапины. Дерево, к которому стремится попасть Грейс, скрыто от посторонних глаз, и провести к нему сможет только крот. "Если он еще не сдох", — ведь все это лишь слова из сказки. Но он, оказывается, жив, и появляется внезапно из-под земли — такой же агрессивный, как и все вокруг.

— Ты покажешь мне путь? — она снимает свой кожаный браслет, отличающийся от тех, что у Поттера и его друзей, подаренный дедом давным-давно, и отдает ему — он съедает кожу и выплевывает застежку, словно огрызок от яблока. Он что-то отвечает, но Грейс его не понимает. "Видимо, какой-то местный диалект". Крот зарывается обратно в землю, и Грейс приходится схватить его за короткую ногу.

— Ты взял плату, и проведешь меня нормальным путем, а не своим, — она выдергивает его из земли, и тот на мгновение замирает, после чего медленно кивает и указывает на колючий кустарник рядом. За ним оказывается дверь — она маленькая, словно для карлика или гнома, и вся прогнила, но Грейс протискивается в нее и оказывается внутри дерева. И больше ничего не происходит. Ведь она точно помнит! Дед рассказывал о потоке, который, словно тысячи блестящих нитей, утягивает тебя с собой и проносит в безопасности сквозь Мир Сизых. "Душа будет в безопасности, пока нити обволакивают тебя". Да, это были его слова, и она их отчетливо помнит. Но дерево пусто, и внутри, словно в сырой яме, пахнет затхлостью и плесенью.

— Где же проход? — обескураженно спрашивает она.

Появляется крот и что-то говорит. Грейс опять не понимает его, и он повторяет. "Пять", — больше ничего уловить ей не удается. И она вспоминает — пять чудовищ и пять ключей... однако, даже если они соберутся всем составом — кто пятый? Она бессильно бьет кулаками по земле. Как она могла раньше об этом не задуматься? Но ведь послание деда читали все — и никто не задался таким вопросом? Потом она осознает — это была ее задача. Ведь она — та, кто должен знать все и видеть запретное. И лишь позднее вспоминается рассказ деда о старце, которого должен привести один из Посвященных. Тот, кто "отдаст последнюю плоть и откроет Поток". Она тяжело вздыхает. Почему нельзя было все сделать проще? Только она, и все. Зачем все остальные? И вот она здесь, готовая отдать все, что нужно. Даже не так — она будет только счастлива, когда придет конец. И теперь она вынуждена возвращаться обратно и снова заставлять всех собраться. А у нее нет ни сил, ни желания.

— Больше никак нельзя открыть Поток? — крот все еще здесь, будто ждет какого-то увлекательного зрелища.

Крот отвечает: "Нет". И Грейс решает попробовать обратиться к Сизым напрямую. Ведь это место перехода, значит, они могут как-то ее услышать. Она сосредотачивается, пытаясь как можно яснее представить себе эти бескрайние миры, где нет ничего живого, кроме бесконечного воя запертых душ, стремящихся на зов Боли. Миры, забирающие жизни обидчиков для восстановления Равновесия. Так почему же до сих пор ничего не происходит? Война уже давно началась — она уверена, раненых и жестоко убитых множество — и когда же они услышат?! Внезапно на нее находит такой приступ злости, бессилия и ярости, что она кричит. Это не просто крик — она произносит какие-то слова, но какие — уже не вспомнит. Ее слышат. Голос в голове отвечает: "Жертва должна быть искренней". И это злит еще больше. Она и так отдала все, что было. Всю себя и всю свою жизнь. Но этого мало?!

"Этого мало", — слышит она краткий ответ у себя в голове и вспыхивает еще сильней. "Вы издеваетесь. Вы никчемные уроды, которым никогда не постичь настоящую боль! Иначе вы бы давно уже все остановили!"

"Грейси..."

Она замирает: "Дедушка?" Накатывает боль утраты и стыд из-за невыполненного задания, и еще много чего, и она знает — слов не нужно, он и так все чувствует.

"Грейс, я вижу, что опоздал. Прости меня. Этому миру не нужна твоя насильно принесенная жертва, которая сразу же испарится. Ты сама знаешь — этот мир нуждается в заботе, словно дитя. Да, я знаю, ты снова скажешь мне, что это бредни, но пойми — здесь нет места обману и неискренности. Ты слишком мало пробыла в этом мире, и в этом есть и моя вина. Я долго надеялся на других, а время неумолимо шло, но я не замечал. И теперь я взвалил все на твои хрупкие плечи... Забудь обо всем этом, боюсь, уже поздно что-либо менять. Ты не успела сродниться с этими мирами, и я не виню тебя. Поэтому иди своей дорогой, спасайся, дорогая моя! Я покажу тебе место, где когда-то прятался сам. И ты найдешь его. А этот мир предоставь его собственной неизвестной судьбе. И, я прошу, не вспоминай о нем плохо. Прощай, дорогая моя. Я всегда буду рядом. Теперь ты знаешь, где меня найти..."

Возможно, он говорил что-то еще. Он ведь всегда много разговаривал... Но связь медленно сходит на нет, и Грейс ощущает опустошенность. И маленькую толику радости, что все кончено. Пожалуй, слишком много мыслей в голове, а ей сейчас не хочется ни о чем думать. Нужно попасть в то место, в безопасность и уют. Там и можно будет наконец поразмыслить. А к каким выводам и решениям она придет, пока неизвестно.

Грейс покидает дерево, а затем и темную часть леса. Зима вступила в свои права. Холод пронизывает, изо рта идет пар. А еще везде налет чего-то красного. Словно снег не чисто белый. Она пробует снег на вкус. Кровь. Привкус крови. Это сочится пролитая кровь с Поверхности. Война, несомненно, уничтожит все миры. Но должно ли это ее заботить? Она не знает, но скорее нет, чем да. И она уходит, подавляя в себе чувство, что видит этот мир в последний раз.

* * *

Ему ничего не остается, кроме как прокручивать увиденное в голове снова и снова. Каждое слово и каждый жест, взгляд — тот самый взгляд, он ведь ничуть не изменился. С тех самых времен — Гарри все помнит как вчера. И невыносимую боль от потери и внезапной утраты. А потом злость и обиду. Но он никогда не признавался себе, нет. Зачем было вспоминать? А сейчас он помнит эти интонации, и семя надежды, вновь вложенное в его душу. Да, Дамблдор всегда так делал, так он делает и сейчас. И как же поступит Гарри? Спустя годы, что он сделает с этим новым вмешательством в его жизнь? Гарри закусывает губы, и ему не нравится ответ, который звучит в его голове: “То же самое”. Он подымается и, уверенный в том, что нужно найти Грейс, направляется на поиски обратного пути.

Поттер находит дорогу в вампирский зал и, зайдя внутрь, бессильно опускается на первый попавшийся стул.

— Этого не может быть, — очень много версий крутится в голове. От помутнения его собственного рассудка до невероятной магии или простого обмана.

— Вы видели его, не так ли? — все тот же гоблин подходит и присаживается рядом. — Знаете, а сколько я ни просил, он со мной не разговаривал.

— Да, я его видел. Если это не была какая-то неведомая мне магия или еще...

— Здешняя магия способна на многое, но имеет крайне кратковременный эффект. Лишь используя и комбинации сырья с Поверхности, и растения Второго Подземелья, можно создать что-то долговечное.

— Но как это возможно, как...

— Предполагаю, что его забрали. Его тело — потому что оно еще для чего-то нужно. Для чего именно, разумеется, не моего ума дело, и никто мне этого не расскажет. Но его душа точно принадлежит им. Это я вам с полной уверенностью могу заявить, мистер Поттер. Это расплата за Равновесие, и я более чем уверен, не внезапная. Такого великого волшебника нельзя затащить в Подземелья просто так.

Гарри вспоминает фолиант с договором. И просьбу Дамблдора не раскрывать суть их разговора.

— Да... наверное, — уклончиво отвечает он и встает. — Как Рон и Джордж? Они уже проснулись?

— Я за ними не слежу, мистер Поттер.

Гарри кивает и уходит в комнату. Рон и Джордж не спят, но продолжают лежать. При виде Гарри болезненно вздрагивают и хрипят его имя.

— Все хорошо, не переживайте...

— Они перерезали нам глотки, Гарри! Как это — не переживать? — это Рон, и его хриплый голос дрожит от ярости.

— Здесь все иначе, Рон. Это подземное царство, и враждовать с ними не стоит. Будем считать, что вас ранили по вашей же неосторожности, — старается унять его пыл Гарри.

— По нашей? Ты о чем, Гарри? Как это по нашей?!

— Ты... знаешь, что это за место? — Джордж настроен менее враждебно, и Гарри этому рад. После разговора с Дамблдором в его голове каша и путаница.

— Да, отчасти я успел узнать, что это за место.

— Да погоди, Джордж! Я так и не понял, Гарри! Что ты имел в виду? Мы пришли сюда за Гермионой и за тобой, и поделом, что получили тесаком по глотке? Так это понимать? Нет, ты мне скажи?! — пожалуй, такого встревоженного лица у Рона Гарри не видел давно.

— Поспи, Рон. Аd somnum! — Рон откидывается на подушки, и разбухшие вены на его горле и на лбу медленно исчезают.

Джордж, кажется, благодарен. Гарри с трудом может улавливать его настроение, он кажется очень отрешенным, но сейчас он спокойно смотрит на брата, а затем переводит взгляд на Гарри.

— Ты здесь не в первый раз, я это уже понял. Не хочешь рассказать подробности?

Гарри вздыхает. Он хочет, очень хотел бы, но боится нарушить Равновесие и поэтому качает головой.

— Вам лучше... лучше пока остаться здесь.

Какого бы ответа Джордж ни ожидал, он крайне удивлен:

— Здесь? Нас чуть не убили, если ты не забыл. Что бы ни происходило, такого ответа мне недостаточно, Гарри. Поэтому придумай что-нибудь правдоподобней — или, на крайний случай, расскажи мне правду.

Гарри сжимает челюсти, изо всех сил стараясь не поддаться соблазну. Но если Джордж узнает, он расскажет Артуру, и тогда это будет не остановить — и явно кто-то да пострадает.

— Вас не должно здесь быть, Джордж. Здесь могут находится только те, кому открыт доступ. И Гермиона — одна из таких людей. Я и Малфой — тоже. Это все, что я пока могу тебе сказать. Скорее всего, вас отправят на Поверхность, как только вам станет лучше. Естественно, ничего помнить вы не будете. Вам сотрут память и...

— Я хочу правду, Гарри. Или просто заткнись и уходи. Мне осточертело случать эту бредятину. Моего брата чуть не сожрали заживо, что еще ты мне расскажешь про здешние законы?

Гарри несколько шокирован таким ответом. Он с трудом узнает Джорджа, словно тот обнажил свое истинное лицо. Ненависть и жестокость — вот чем полно его сердце после трагедии. И сейчас его тяжелый взгляд изучает Поттера, словно под лупой.

— Гхм. Ладно, твоя взяла, я расскажу тебе. Ты готов слушать? Обратного пути не будет.

— Валяй.

— Хорошо... Это место существует с очень давних времен. Это как параллельно существующие с Волшебным миром подземелья. Их несколько. Это первое. Я был только здесь и во втором. Это случилось... давно, и теперь я связан с этим местом. И мне нужно помочь остановить начавшееся наступление. И вам здесь нет места. Никому, кроме тех, кто может оказать помощь.

— Это хрень, — Джордж сплевывает. — Ты льешь мне в уши сладкий сироп. А я о подобных вещах знаю многое. Не нужно долгих рассказов, Гарри. Или говори о главном, или катись к чертям, — он откидывается на подушки и прикрывает глаза, морщась от боли.

— Я не могу рассказать о главном. Это может навредить тебе и...

— Плевать.

— Ладно, Джордж, я расскажу. Но ты сам потом...

— Гарри. Гарри, Гарри, Гарри... — он внезапно горько смеется, — какой же ты утырок. Меня долгие годы ни на секунду не покидало ощущение, что что-то скрыли, какое-то происшествие. Очень важное. Знаешь, такое, от которого волосы встают дыбом. И знаешь, что? — он приподнимается на локтях. — Это о тебе. Ты что-то скрыл ото всех. А теперь не знаешь, как выкрутиться, прикрыть свой зад. Знаменитый зад. И сейчас я убеждаюсь в этом все больше и больше. Великий обманщик не замел все следы, а? Что-то пошло не по плану, Гарри?

— Ты зря обо мне такого мнения, Джордж, я...

— А знаешь, что, Гарри? Давай, иди, воюй. Как в прошлый раз — спасай всех. Только надеюсь, меня в их числе не будет.

— Что? О чем ты?

— Мы сами выберемся из этой дыры. Уходи.

Поттер хмурится. Джордж, он что... винит его в смерти Фреда?

— Ты прекрасно знаешь, что я не хотел ничьей смерти, Джордж, и уж тем более, Фре...

— Не произноси его имя! — Джордж снова вздрагивает, и Гарри видит в его остекленевших глазах невыносимую боль.

— Прости меня, Джордж... если бы я хоть как-то мог что-то исправить, я бы...

— Ты бы ничего не сделал, Гарри, — уже привычным отрешенным тоном отвечает Джордж. — Я не виню тебя. Я... — слова "виню себя" застревают в глотке, и Джордж отворачивается. — Забудь о том, что я тебе сказал. Просто верни нас обратно к отцу, он, должно быть, уже переживает.

— Хорошо, — кивает Гарри и рвано выдыхает. Он уходит, но слова Джорджа из головы никуда не деваются.

* * *

Хмурому докладывают о массовых аппарациях, и он находит способ пробраться в Министерство. Его верные черви, оказывается, только рады убраться с поверхности в прохладную землю. И Артур ощущает ужас и оцепенение, прислушиваясь к приближающемуся шороху и чужим голосам. Он нехотя поворачивается к Тоду и вцепляется в его плечо:

— Я не могу умереть, пока не найду своих сыновей, — его голос немного дрожит, но при этом звучит решительно. Однако Тод чувствует страх, охвативший Артура, чувствует его сердце, сжавшееся в ожидании конца.

— Он пришел за мной. Вам нечего переживать. Отправляйтесь к своей семье, ваших сыновей я найду сам, — успокаивает Макдей. Наверное, в какой-то момент желание встретиться лицом к лицу с Хмурым пересиливает страх перед последствиями этой встречи. Ведь Макдей уверен: Хмурый хочет только одного — растерзать и наказать его.

Артур слишком напуган, чтобы отказаться, и поспешно соглашается. Тод легко создает последний портключ и провожает Артура в его "Последующее путешествие".

"Интересно, а осталось ли еще какое-то путешествие для меня?"

Дверь проламывают. Хмурый врывается внутрь со своей свитой свиней и водяных демонов.

— Схватить его! Он предатель! — вопит он, указывая на Тода трясущейся от ярости рукой.

— Не стоит. Я никуда не собираюсь, Хмурый.

Свиньи озадаченно переглядываются, перечеркивая в своих блокнотах последние действия Хмурого. Да, они ведут "дневник великой войны" — по указанию Хмурого, разумеется.

— Никуда не собираешься? Жить надоело?

— Я бы мог вам рассказать, если бы вы соизволили выслушать.

Хмурый ведет бровью, делает резкий кивок в сторону, и ему приносят раскладной стул, до нелепости похожий на трон, на который он усаживается с неимоверно величественным видом.

— Я слушаю тебя.

— А кто именно слушает? Возможно ли поточнее? — Макдей решает проверить, насколько все плохо.

— Что тебе непонятно?! — тут же вспыхивает Хмурый, ощущая, как внутри разгорается ярое соперничество — его душа уже практически пожрана Волдемортом, и даже слабые попытки вернуть себе контроль вызывают неконтролируемые вспышки гнева.

— Я бы хотел поговорить с Повелителем Первого Подземелья. Высокопочтенным — полагаю необходимым отметить — а также очень чтущим правила.

Хмурый молчит, его руки с силой сжимают подлокотники. Кажется, внутри него идет беседа или даже словесная перепалка.

— Хвост! — выкрикивает внезапно он. — Поди сюда скорее, Хвост! — слуги нервно переглядываются, свиньи сверяются со списками. — Сколько раз мне повторять?! Сейчас же подойди ко мне!

После недолгого замешательства Тод подходит ближе к Хмурому, наклоняется к его лицу и шепчет на ухо:

— Здесь нет того, кого вы зовете. И, возможно, вы сами находитесь не на своем месте. А теперь дайте мне поговорить с Хмурым, — и Тод мысленно приказывает ему, призывая на помощь силы из Третьего Подземелья. Ему нужны те, кто сможет подавить злого духа, хотя бы ненадолго. Вокруг слышатся приглушенные возгласы удивления, и все с неописуемым восторгом наблюдают за серебряными нитями, пробравшимися из земли и обвивающими руки Тода. Затем наступает звенящая тишина, и уши свиней-слушателей вытягиваются.

— Забери его, Макдей. Забери скорее, иначе он убьет меня и уничтожит все живое. Убей его.

— Это невозможно, Хмурый. Он очень силен, его жажду и ярость не обуздать мне одному. А я тебя предупреждал. Я могу лишь найти ему темницу, клетку, откуда он не сможет влиять в такой степени на...

— Клетка! Я знаю, кто нам нужен! Найди Гарри Поттера!

Хмурый издает громоподобный рык, связь обрывается, и Тода отшвыривает назад, но нити мягко опускают его на пол, а потом будто забирают с собой — и он исчезает, словно просачиваясь сквозь землю.

— Где он?! Куда вы его дели?! — красные глаза обшаривают помещение в поисках виновника.

— Вы обговорили с ним несколько вопросов, а затем убили, сэр, — это мистер Саммерс. — Вы буквально испепелили его, и вот это, — Саммерс показывает рукой на пол, потом присаживается и сгребает валяющуюся пыль, — все, что осталось.

— Хорошо, — одобрительно произносит Хмурый. — Пора возвращаться обратно. Обыщите здесь все! А затем возвращайтесь ко мне — нам нужно найти, где прячутся остальные.

— Да, разумеется, Господин, — Саммерс кланяется и делает еле заметный знак Дугласу. — Мы начнем с верхних этажей.

Повинуясь жесту Хмурого, Саммерс с Дугласом уходят.

— Надо уносить отсюда ноги, боюсь, неверную партию мы выбрали, — Дуглас кивает, и они быстрым шагом, практически бегом удаляются. Им нужно попасть в Малфой-мэнор, а оттуда — в болота, что лежат в нескольких милях от него.

— Он точно сказал — не выходить? — в очередной раз спрашивает Рон. Горло у него саднит, и он часто трогает рану на шее.

— Сказал, лучше оставаться здесь, — снова напоминает Джордж, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри уже все колотится, словно его бросили в зал ожидания перед судом. Гарри не запрещал им выходить, но Джордж предпочитает оставаться на месте.

— И когда нам его ждать? Может, сходим, проверим, что вокруг, осмотримся?

Джордж кидает на брата усталый и несколько раздраженный взгляд.

— Я не хочу повторения, Рон, — он проводит пальцем по горлу.

Рон тяжко вздыхает:

— Где Гермиона? Она заходила, пока я спал?

— Заходил только Гарри, — Джордж не упоминает о вынужденном сне брата.

— Он что-то еще сказал? Про это место?

— Паршивое, как и все, что здесь происходит.

— Ну, так чего же мы ждем? Самое время отсюда убираться.

Что-то внутри подсказывает, что лучше не выходить из комнаты. Но снова полагаться на Гарри Поттера Джордж не собирается.

— Пожалуй, ты прав, — решительно произносит он, отбрасывая страх и предубеждение. — Пошли.

И они покидают комнату, а затем и общий зал, в неведении стремясь навстречу собственной казни.

* * *

Молодой вампир проводит Малфоя по темному тоннелю с зелеными фонарями к узкому проходу со скошенными ступеньками, ведущему наверх, к Гекхалу. Тот стоит на небольшом подобии балкончика, больше похожего на обрыв. А внизу кишат низкосортные вампиры, и они явно чем-то обеспокоены.

— У нас проблемы, — стоя спиной к нему, начинает Гекхал. — Кто-то нарушил уговор. Равновесие с ликанами нарушено, и они уже вырыли из-под земли нескольких моих охотников и убили, — Гекхал разворачивается к Малфою и кивает молодому вампиру. Тот уходит.

— Началась суета, никто не захотел сегодня выходить на охоту, а мне нечем их успокоить, — Гекхал кидает раздосадованный взгляд на Малфоя, но при этом уголки его губ ползут вверх. — Но ты как раз смог бы мне помочь.

— Я? Каким же образом? — удивляется Малфой.

— Все дело в прибывших сюда волшебниках. Со слов главаря ликанов — Собаки, именно они убили почти всю стаю, а после благополучно попали ко мне. И теперь они требуют отдать им двух рыжих — иначе на меня и на всех вампиров ляжет клеймо убийц, и начнется война.

Видит судьба, Малфой старался спасти их жизни.

— Но это твои гости, и я бы хотел услышать твое решение. И по выпавшей возможности, оценить твою мудрость, как напарника, — Гекхал подходит ближе и приглашает Драко следовать за собой.

— Это точно? — Драко идет за ним, стараясь вникнуть в ситуацию и прекратить прокручивать в голове разговор с Гермионой.

— Что именно, Малфой-младший?

Отчего-то Малфою не нравится это обращение. Возможно, от него ждут, что он будет действовать, как отец, и постоянно сравнивают его с Люциусом.

— То, что это Уизли убили?

— Уи... кто? — удивляется Гекхал.

— Так их зовут. Рыжих. Я люблю называть вещи и людей своими именами, — уточняет Драко, стараясь уклониться от неприятно удивленного взгляда Гекхала.

— Это очень странно — знать имена тех, кого забьют на еду.

Драко вновь передергивает, и он раздражается:

— Я еще не свыкся со здешними правилами и, более того, не решил, как я к ним отношусь.

Гекхал улыбается.

— Поверь мне, нравятся они тебе или нет — никто не спрашивает. Они существуют давно, и, уж прости, ты не тот, кто будет их оспаривать или менять. Нам сюда, — они спускаются, и Драко замечает, как Гекхал считает шаги.

— Да? А не ты ли не так давно говорил о жажде перемен?

— Другого рода перемен... и ты не против, если я буду звать тебя по имени?

Драко кивает.

— Так вот, Драко, здесь нужны перемены в общепринятых правилах и законах. Расширение места, понимаешь? — он указывает назад на кишащую вампирами пропасть. — Их слишком много, эволюционируют они медленно. А все почему? Очень строг запрет на использование волшебной крови, и, следовательно, лишь у немногих получается быстро меняться. Остальным же потребуется вечность. И теснота. Она порой меня удручает, — он вымученно улыбается.

— Ты не ответил про Уизли, — Малфой не игнорирует слова Гекхала, но, похоже, Грейнджер плохо влияет на его мозг, и решать столько задач сразу он не в силах, по крайней мере, сейчас.

— Действия определяют судьбу. Одна из фраз Ваукхала. Их уже убили. Я в этом больше чем уверен. И я не могу подвергать опасности своих вампиров и гостей. Нельзя просто прийти, уничтожить с десяток ликанов и...

— Убили? Уже? — Драко чувствует, как волосы на голове встают дыбом, а к щекам приливает кровь.

— Да, — пожимает плечами Гекхал, — как только ликаны выдвинули требования, я сразу же согласился. Мне не нужны такие враги, Драко. И, уж тем более, я не думаю, что тебя это сильно расстроит. Если быть честным, я просто хотел тебя проверить, — он улыбается и разводит руки в виноватом жесте, — и меня обрадовало твое желание во всем разобраться, но поверь, в данном случае это лишь пустая трата времени — я уже все проверил. Они действительно убили почти всех сородичей Собаки.

— Почему его так странно зовут? — пожалуй, это последнее, что сейчас интересует Малфоя, но он в ужасе старается скрыть нарастающую панику. Не то чтобы он беспокоился о Уизли. Их судьба его бы вовсе не заботила, если бы не Поттер. Малфой боится его реакции.

— Обычное имя для ликана. Не будут же его звать... Эдвардом или Люциусом, — Гекхал снова смеется, но Драко не разделяет его веселья. — Да, ты, пожалуй, прав. Тебе еще стоит привыкнуть к кое-каким вещам, — он вытирает выступившие слезы и кивает, приглашая идти вперед. — Пошли, времени в обрез. Нам нужно на Сводку.

— Сводку?

— Нет времени. Заходи, — и Гекхал пропихивает Малфоя через узкий, совершенно незаметный на первый взгляд проход в середине спуска с холма.

Внутри оказывается очень тесное округлое помещение с большим бетонным столом, неудобными бетонными камнями-стульями и единственной керосиновой лампой посередине. За столом сидит Министр Магии, Дамблдор, Умелый, еще одна свинья помоложе — Драко эту тварь, кажется, видел, но не помнит имени — и… Поттер. Сказать, что Малфой удивился — ничего не сказать. Он рад, что помещение маленькое и негде падать. Он оседает на каменный стул и не может произнести ни слова.

Гекхал садится рядом и кивает:

— Ну что ж, приступим, господа. Умелый, начинай.

— Благодарю, Гекхал. Я буду краток. Впрочем, как обычно. Но сначала я хочу выразить свою благодарность за сдерживание слова и Равновесия в отношении моего Господина, мистера Малфоя.

Гекхал одобрительно кивает:

— Не стоит благодарностей, мы — одни из тех, кто чтит Правила, несмотря ни на что.

Умелый кивает в ответ и Малфой задумывается, что это, похоже, местный обычай — доброжелательно кивать и обмениваться любезностями. Он украдкой смотрит на Поттера — тот кажется вполне спокойным, и Малфой очень сомневается, что он в курсе участи Уизли.

— Что ж, позвольте приступить. На Поверхности творится распутство и хаос, что было ожидаемо. Приближение к Точке Невозврата, по моим подсчетам, займет около недели, возможно, двух, но не больше — однозначно.

— Так, хорошо... Тод, ваше слово, — Гекхал кивает, указывая ладонью на Макдея.

— Благодарю. У меня хорошие новости и плохие одновременно. Хмурый все еще жив и просит о помощи. А темная сущность очень сильна и набирает обороты. Я сделал, что смог, касательно запертых там волшебников, но он постоянно бдит. И бесстрашию его нет предела.

— Насколько все плохо? — это Поттер, но Драко словно его не узнает. Он сидит с сосредоточенным и несколько обреченным выражением лица, и на какое-то мгновение Малфой задается вопросом — не заставили ли его? И если заставили, то кто — Дамблдор? Этот бессмертный, по всей видимости, старик очень коварен и умен.

— Как это выходит, что вы живы, профессор? — Малфой словно со стороны слышит собственный голос.

И водянистые глаза Дамблдора обращаются к нему:

— Мистер Малфой... Эту увлекательную историю я вам поведаю позже, сейчас решаются важные вопросы...

— Поттер! Посмотри на меня, что ты сидишь, уставившись в пол?! — опять же внезапно для самого себя Малфой кричит. Гарри поднимает на него тяжелый взгляд, очевидно, желая, чтобы Драко замолчал как можно скорее.

— Что, удивлен, что я тоже здесь? Как же, в твоей свите появилось место для жалкого Малфоя, не так ли? Или… дай, я угадаю — ты злишься на меня из-за Уизли? А ты в курсе, что их давно уже убили или сожрали?!

— Не стоит это так называть, — начинает Гекхал, но Малфой бьет руками по столу:

— Помолчи, я не закончил! Ну, так что, Поттер? Я все еще говорю не вовремя, и стоит послушать умные речи не так давно умершего старика?!

— Лечебная комната все еще открыта, и ты бы мог... — старается усмирить его Гекхал.

— Заткнись, я сказал! — выплевывает Драко в сторону Гекхала и вновь обращается к Поттеру: — Если ты не слишком тут занят, Поттер, я буду снаружи, — и он покидает душную комнату, вытирая пот со лба ладонью.

— Это правда? — выгибает бровь Поттер. — То, что он сказал про Уизли?

— Это было вынужденным решением, Гарри, — начинает Дамблдор, но Гарри перебивает:

— Вынужденным решением? — переспрашивает он. — И чьим именно?

— Моим в первую очередь... — Гекхал слышит яростный крик оглушающего проклятия и, не успев ничего понять, сваливается на стол, разбивая себе лоб.

Гарри тяжело дышит и прячет волшебную палочку обратно в карман.

— Я был вынужден, — сообщает он Дамблдору, бросает на него далеко не добрый взгляд и уходит вслед за Драко.

— По всей видимости, эта война унесет куда больше невинных жизней, чем когда-либо, — Дамблдор снимает свои очки и медленно протирает их. — Он не готов, и, боюсь, обсуждать его участие как Посвященного будет бессмысленным.

— Да, мистер Дамблдор, вы совершенно правы, — соглашается Умелый, — и я, в свою очередь, прошу извинить моего хозяина, он...

— Не нужно извинений, Умелый. Нам нужно найти решение как можно скорее, с участием Гарри Поттера и мистера Малфоя, или без них. Льстивый, прошу вас, заберите пострадавшего в Лечебницу.

Маленький свин кивает и с помощью магии левитирует Гекхала из помещения. При этом он все время поглядывает на Умелого, будто ожидая одобрения своим стараниям.

— Ликаны после случившегося никогда не будут на нашей стороне, а Посвященные, по всей видимости, распались, — подытоживает Тод. — Или остается какая-то надежда на мистера Поттера, мистер Дамблдор?

Дамблдор разводит руками:

— Боюсь, если какая-то надежда и осталась, ее слишком мало. На этот раз надеяться на Посвященных будет крайне опрометчивым. Тод, скажи мне, есть ли еще какой-то способ открыть клетки и высвободить Стражей?

— Если ждать самого конца, Сизые выпустят их сами, но тогда не будет пощады никому. Они заберут всех. Тех, кто начал войну, и тех, кто бездействовал и не остановил ее.

— Что ж, в таком случае нам стоит прибегнуть к любому методу, даже к тому, который мне совершенно не нравится.

* * *

— Пошли, — Поттер подходит сзади, хватает Малфоя за плечо, и они быстрым шагом удаляются от секретного прохода, где все еще идет Сводка.

— Что за спешка, Поттер, куда ты меня тащишь? — вырывается Малфой.

— Подальше от этого гребаного места.

— У тебя есть какой-то план? Или ты хочешь...

— Убраться отсюда — вот что я хочу. Для начала. У меня есть портключ. Где этот чертов выход?!

— Хватит меня держать, никуда я не денусь, — Малфой вырывается и отряхивает одежду. — Мы за Грейнджер — и наверх?

Гарри кивает:

— И побыстрее. У меня плохое предчувствие.

— Тогда нам сюда, — и они сворачивают в тоннель. Драко его хорошо запомнил по зеленым огням.

В зале вампиров оказывается пусто, а Гермиона находится в комнате, где были Рон и Джордж. При виде Малфоя и Поттера она пугается.

— Нам пора. Собирайся, если тебе есть что забрать, и пошли, — нервно обращается к ней Поттер.

— Что-то случилось? Где они, Гарри?

— Мы как раз идем за ними, и поскорее, — Гарри старается, чтобы его голос звучал не слишком напряженно, и кидает предупреждающий взгляд на Малфоя. Тот кивает, хотя вовсе не собирался ничего рассказывать Гермионе.

Вслед за Драко они поспешно выходят из зала. Он выводит их в удаленный от главного зала тоннель, в надежде, что магия здесь меньше действует — на случай неудачной аппарации.

Гарри велит им держаться за него и бросает слона вверх. Их засасывает, они проносятся сквозь миры и наконец оказываются в знакомом Гарри доме. Он хмыкает. Это дом Грейс, и наверняка он пуст — ведь он оставил ее одну во Втором Подземелье.

— Вот и все, — говорит он. — Заколдуйте все окна и двери. Никто не должен войти.

— А где Рон и Джордж?

Малфой кидает на Поттера озадаченный взгляд и качает головой. Но тот снова велит не задавать вопросов и наложить защиту, словно за ними кто-то гонится.

* * *

Гарри запрещает покидать дом. Помимо магической защиты, он вручную заколачивает двери и окна.

— Что-то пошло не так? Умоляю, Драко, расскажи мне! — Гермиона в дверях хватает Драко за руку. Поттер упорно не хочет ничего ей рассказывать, и Малфой злится. Этот сукин сын свалил на него ответственность за объяснение с Гермионой. Он отдергивает руку:

— Почему бы тебе еще раз не попытать удачи с Поттером?

— Потому что он упрям, и это бесполезно. Прошу, расскажи мне, — ее карие глаза прекрасны, и этот умоляющий взгляд... Как бы ему хотелось, чтобы она просила о чем-нибудь другом...

— Мы с Поттером решили покинуть Подземелья, — выдыхает он, стараясь не сказать лишнего, но тщетно. Разумеется, Грейнджер такого ответа недостаточно.

— Драко, прошу тебя…

У нее веснушки. Так нелепо, но Драко не может сдержать улыбки, и Гермиона удивляется:

— Что смешного?

Он пожимает плечами:

— Прости, это все, что я могу тебе сказать.

— Но...

— Нет, — он высвобождается из ее рук и уходит, чувствуя неприятную горечь, но он должен быть таким. Строгим и неумолимым. Ведь, скорее всего, если бы Уизли был жив, и она узнала, где он, то тут же бросилась бы к нему. И, конечно же, не для того, чтобы рассказать о Малфое. Он всегда останется лишь обещанием.

Драко облокачивается о стул в первой попавшейся комнате и не сразу замечает Поттера.

— Малфой, — кивает тот, словно ждал его, — полка слева — твоя.

— Какая еще полка? — нервно отзывается Малфой — ему нужно побыть одному, пострадать...

— Обычная. Висит на стене, и на ней несколько книг со сказками. Это твои, прочитай их. Возможно...

— Чтение по части Грейнджер.

— Не в этот раз, — Гарри окружен книгами и вырванными страницами из них, в которых он что-то помечает карандашом.

— Ты когда собираешься рассказать ей?

— Никогда.

Малфою кажется, что он ослышался:

— Прости, что?

Поттер пожимает плечами:

— Это война. Мало ли что может случиться. Ей необязательно знать.

— Ты... ты собираешься скрыть от нее всю правду?

— Закрой дверь. Мне не нужно ее истерик, если она подслушает.

Малфой захлопывает двери, подходит ближе и садится рядом на пол. По всей видимости, Гарри провел здесь немало времени, вырывая страницы из детских книг.

— Ты бросил Грейс?

Гарри хмурится, затем тяжело выдыхает:

— Был вынужден. Я разберусь и без нее. Наверняка дед оставил какие-то пометки.

— Но что насчет Грейнджер? — Малфой нехотя присоединяется к разглядыванию рисунков из маггловских детских сказок.

— Война не должна ее коснуться. В крайнем случае — в наименьшей степени.

— Ты сам понимаешь, как это бредово звучит? Если тебя она не донимает, то от меня она не отстанет, и я не смогу долго...

— Сможешь столько, сколько потребуется, — тяжелый взгляд Поттера заставляет Драко против воли кивнуть, но все же он решает задать болезненный для Поттера вопрос:

— Ты расскажешь мне?

— Расскажу что? — переспрашивает Поттер, не поднимая головы. Но Малфой прекрасно знает — он понял, о чем говорит Драко.

— Не заставляй меня переспрашивать, — закатывает глаза Малфой.

Гарри прекращает заниматься, по мнению Малфоя, бессмысленным занятием и пересаживается с пола на рядом стоящую кушетку.

— Он просто был там, — Гарри качает головой, словно это самое бредовое, что он когда-либо видел. Или же гениальное, — и разговаривал со мной, будто не пролетели все эти годы. В тот момент мне показалось, что я сошел с ума.

— И что было дальше? — Малфой никогда не любил Дамблдора. Особенно после рассказа Поттера о школьных годах. А сейчас и подавно. Можно даже сказать, что он его пугал в какой-то степени. Особенно сейчас.

Гарри раздраженно выдыхает, словно надеялся, что Малфой не спросит.

— А дальше он просил меня не рассказывать.

— И ты послушаешься, будто ты все еще школьник, — утвердительно заканчивает Малфой.

— Я... да что ты можешь знать! — вспыхивает Поттер и, поднявшись с кушетки, подходит к заколоченному окну, стараясь всмотреться в прорези.

— Что он тобой вертит как марионеткой. Даже сейчас, — Малфой усмехается. — Гениальный старик.

Поттер разворачивается с угрожающим видом.

— Вот только не надо скандалов, Поттер, — выставляет руки вперед Малфой, — я не собираюсь подбирать слова, ты меня знаешь.

— Мерлин, я не знаю, как мне быть, понимаешь?! — Гарри нервным жестом проводит рукой по волосам и возвращается на кушетку.

— Я тебе не советчик, пока ты мне все не расскажешь.

Гарри прикрывает глаза.

— Он хочет, чтобы я сделал предписанное в письме. Ни о чем другом он меня не просил.

Малфой ненадолго задумывается:

— Тогда зачем ты заколотил нас здесь?

— Потому что я ему не верю, — признается Поттер. Похоже, он и сам удивлен.

— Не веришь? — не менее удивленно спрашивает Малфой.

— Это все слишком странно, понимаешь? Это опасно, и я не могу это контролировать. Там, с Грейс... Она глупая малолетняя.... — он красноречиво машет рукой, — забыла о смертельной угрозе и о вас, брошенных на съедение ликанам. И, если бы это случилось, я бы не смог ничего исправить. А спасение этого мира мне бы и к черту не пришлось.

На одном из рисунков изображен старик с длинной бородой, держащий в руке посох, и Малфой задумывается о совпадениях.

— Тогда зачем мы вообще во все это ввязались? — он старается вспомнить, с чего все началось, и на ум приходит тот день, когда Поттер принес ему карту размером с его рабочий стол.

— Мы? — Гарри поднимает на него уставший взгляд. — Немой Обряд. Если ты помнишь. Что тебя дернуло наложить его на...

— Здравый смысл меня дернул, Поттер. Она могла запросто нас сдать и...

— К черту выяснения... — перебивает Гарри и устало роняет голову на руки. — Мне иногда кажется, что мне все по барабану, понимаешь? Все так смешалось в голове. Этот мир, Подземный, еще какой-то... и зачем их так много? И... я не могу...

— Спасать их все? — заканчивает за него Малфой. — Никто тебя не заставляет, Поттер. Мы лишь спасаем наши шкуры. И дом Грейс нам долго в этом не прослужит. Если хочешь послать все к чертям, я только за. Но прятаться надо иначе.

— Да? И где же? Аппарация невозможна, я пробовал. Он ее каким-то образом держит под контролем.

— Но ты же знаешь другие пути, Поттер! Ты и Гермиона. Вы точно должны знать, как иначе выбраться из страны.

— Ты... про самолеты или поезда?

— Не знаю, Поттер, — раздраженно выдыхает он. — Тебе должно быть виднее.

— Я не думал об этом, — задумчиво произносит Гарри, — но я сомневаюсь, что Гермионе это понравится.

— А должно? Мы на войне. Какое, к черту, понравится? Мерлин, возьми себя в руки! Кем бы ни был Хмурый, он скоро превратится в... Сам Знаешь Кого. А он... мягко сказать, ненормален, и тебя уж он отыщет в первую очередь. И ты подумал, что будешь делать тогда? У тебя ведь нет...

— Той силы, да? И он размажет меня о стенку в два счета? А потом и вас обоих. Этого ты боишься? — несмотря на опасную тему, Гарри выглядит относительно спокойным.

— Это последнее, что я хочу, Поттер. Даже в самой безвыходной ситуации я не дам тебе снова пустить это чудовище к себе в душу.

Гарри прикрывает глаза, словно погружаясь в воспоминания:

— Несмотря на весь тот ужас, я был... — он замолкает. Пожалуй, еще на одно признание самому себе этим вечером он не готов.

— Живым, — заканчивает за него Малфой с толикой горечи в голосе.

Гарри распахивает глаза и с удивлением — будто только что увидел — смотрит на Малфоя.

— Я не думал, что ты...

— Не такой тупой? Нет, Поттер, я все прекрасно вижу. Видел тогда и вполне могу сравнить. Я не знаю, что может сейчас... дать тебе те же ощущения, как... тогда. Я стараюсь не думать, не говорить и не вспоминать о Вол... — Малфой с раздражением отмечает, что боится произносить это гребаное имя. Даже сейчас. Особенно сейчас. — Ты понял, — резко заканчивает он. —Возможно, для тебя ваша связь...

— Замолчи. Я понял, о чем ты. И я попробую тебе описать... — Гарри трет шрам ладонью и зажмуривается, и Малфой задумывается, не ощутил ли Поттер какую-то связь.

— Я словно управлял тогда ураганом. Когда получилось его обуздать и не сойти с ума... мне нравилось, понимаешь? — сердце Гарри начинает биться быстрее, он впервые говорит об этих ощущениях. — Словно во мне непрекращающийся поток энергии, и я мог владеть ею. Обладать. Использовать, когда мне необходимо...

— Тут я бы поспорил... — нехотя вставляет Малфой.

— Не перебивай. Это звучит ужасно, я знаю. Сама мысль об этом может свести с ума. Но не меня. Наверное, ты прав, тогда я был живее живых...

Малфой задумывается. Но чем больше он размышляет, тем меньше ему нравится эта тема. И все же он задает еще один вопрос:

— А когда он... когда ты даешь ему выход, ты остаешься собой? Я имею в виду, ты можешь слышать его мысли, или, быть может, он пытается сделать что-то плохое, а ты сопротивляешься и...

— Нет. Я не знаю, как именно он влияет на Хмурого, если ты об этом. Я лишь ощущал силу, и — да, конечно, крушить и обладать хочется в первую очередь, но это можно контролировать. Не давать импульсу подавить разум и забыть родных, и все, что дорого… Но это только спустя время. Поначалу я вовсе не помнил, что творил, и, скорее всего, это делал он, используя мое тело.

— Мерлин, как ты после этого остался в здравии? — Драко чувствует, как мурашки бегут по коже, и нервно трет предплечье с Меткой, стараясь на нее не смотреть. Тема с Волдемортом определенно вызывает ужас...

— Это не самое худшее, что со мной случалось, — возможно, это не совсем верно. Но Гарри захотелось ответить именно так.

Драко нервно улыбается.

— Должен признаться, те дни на острове были довольно скверными.

Поттер понимающе кивает.

— Ты будешь делать Гермионе какое-то официальное признание или… не знаю, как ты там привык?

— Что?.. — резкая смена темы разговора выбивает душу из Малфоя похлеще Волдеморта.

— Не таращь так глаза, ты похож на воблу, — неожиданно Гарри смеется, а Малфой раздражается:

— Нельзя задавать такие вопросы прямо в лоб, Поттер, и это не твоего ума дело.

— Вот уж нет. И я даже спорить не буду. Она мне дорога, и мне надоело смотреть на ваши стычки. Реши уже этот вопрос, Малфой.

Поначалу Драко хочется еще раз сказать Поттеру, чтобы он не совал свой нос в его дела, но потом он сдается, раз уж сегодня "вечер откровений":

— Я не могу решить за нее. Я не могу ее заставить, Поттер. Ты сам мне сказал, дать ей шанс выбрать, и я это сделал...

— Ничего ты не сделал, Малфой. Я бы заметил в ней перемены. А их нет. Значит, ты ничего не сделал.

Малфой сжимает челюсти.

— Чего ты хочешь от меня — дурацких признаний и букетов?

Гарри пожимает плечами:

— Одного признания для начала было бы достаточно. И помни, Малфой — мы на войне. Завтра может случиться что угодно, а для кого-то оно может вовсе не наступить, — Гарри поднимается и начинает собирать вырванные страницы, а взгляд Малфоя падает на картинку со старцем, и возникает дурацкое ощущение, будто это сказал вездесущий Дамблдор.

— Сделаем вид, что все не так ужасно, — Дуглас осторожно ступает по дымящейся земле. Где-то здесь должно быть логово вампиров, но как туда зайти, не подвергаясь опасности — неизвестно.

— Если нам не поверят, какова будет наша участь? — мистер Саммерс задает вопрос, заранее зная ответ.

— Не стоит отвлекаться на негативные мысли, мистер Саммерс, мы сможем договориться с кем бы то ни было. Я уверен, их главный не дурной, и поймет, что ссылать нас на бойню не нужно.

— Твои слова да ему в уши, Дуглас... Ох! — его хватают за ногу, но он не поддается страху, лишь старается поскорее забраться под землю и тащит за собой Дугласа.

— Отпусти! Отпусти меня теперь, тварь тупорылая! — как только ноги касаются земли, Саммерс избавляется от хватки вампира, отбрасывая его в сторону.

— Скажи своему хозяину, мы пришли с ним на пе-ре-го-во-ры, — по слогам произносит Дуглас.

Вампир опасливо принюхивается и вертит ушами, нервно хлопая при этом жуткими крыльями.

— Пе-ре-го-во-ры, — еще раз терпеливо пытается достучаться до него Дуглас.

— Эта тварь не умнее собаки. Твои старания бесполезны...

— Надеюсь, я составлю вам достойную партию, — слышится голос приближающегося волшебника.

— Мистер Дамблдор! — радуются оба, разглядев того издалека. — Как мы рады Вас видеть! Значит, не все еще потеряно.

— Потеряно? — заинтереснованно переспрашивает Дамблдор. — Я думаю, для таких как вы — то есть, предателей — слово "потеряно" было бы весьма уместно в нынешней ситуации, не так ли?

Дуглас и Саммерс переглядываются, невербально соглашаясь перейти к плану "Б".

— В такие дни, как сейчас, мистер Дамблдор, и с такими Посвященными, как ваш Поттер, мы вынуждены прибегать к не самым достойным действиям, — мистер Саммерс довольно гневно высказывается, вспоминая, какими были они сами, и какое бремя несли, не подымая головы, до глубокой старости. Это смягчает обстановку и настраивает Дамблдора более миролюбиво:

— Спорить с этим я не буду… Как видите, я вынужден заместить на сегодня Гекхала. Ему нездоровится. Но, я уверен, это ненадолго, — он молча кивает сам себе, озадаченно разглядывая мантии пришедших. — Это шелк, не так ли? И очень редкий, надо сказать, — он указывает на мантию Дугласа, и тот теряется:

— Да... наверное. Это наши боевые мантии, выданные нам еще очень давно.

— Позвольте взглянуть? Видите ли, я очень интересуюсь тканями.

Они нетерпеливо кивают, и Дамблдор расправляет мантию Дугласа.

— Очень красиво, очень, — он вновь кивает сам себе, а затем приглашает их пройти в общий зал и присоединиться к гостям, пока Гекхал не поправится. Они охотно соглашаются, несколько неловко переглядываясь между собой. Но для опасений нет оснований — их действительно заводят в зал, где постояльцы и прибывшие на собрание неспешно беседуют между собой.

Дамблдор их оставляет и спешит к себе в покои. Там он быстро призывает к себе Омут памяти и вытаскивает из головы серебристую нить. Это воспоминание крайне важно. Знаки на мантиях бывших Посвященных могут привести его к ответам. "Миром правит зло", — гласят иероглифы на мантиях, и такие же татуировки на лице Хмурого. Но как Посвященным могли дать подобные знаки? Ведь они — те, кто хранят и оберегают мир от зла...

* * *

— Хоть глаз выколи, — Драко бросает подвернувшуюся под руку книгу. Она попадает в цель, и Гарри сердится:

— Какого черта, Малфой?

— Мне надоело сидеть в темноте, Поттер. Это уже больше напоминает паранойю.

— За стенами дома паранойя, Малфой. А здесь безопасно. Черт возьми, Малфой! Прекрати кидаться в меня вещами!

— А ты не кричи, а то тебя услышат. Поттер, я наложил на дом столько заклятий, что если даже ты захочешь, никто тебя отсюда не услышит. И не увидит.

Гарри сдается и зажигает свет, на который, как мотылек, приходит Гермиона.

— Свет? Но...

— Мне надоело, — обрывает ее Малфой.

— О... — она удивленно смотрит на Гарри. Он пожимает плечами:

— Мне, на самом деле, тоже. Гермиона... мы хотели тебе кое-что предложить.

Она проходит и садится напротив в кресло. Малфой отмечает ее обиженный — теперь уже на них обоих — вид.

— Мы хотим позаботиться о твоей безопасности и вывезти тебя из страны.

— Меня одну? — ее губы плотно сжаты. — А может, Гарри, будет проще меня просто отпустить, и я не стану мешать вашим планам и сама решу, куда мне идти?

— Я не имел в виду ничего такого, с чего ты это...

— А с того, что ты ничего мне не рассказываешь уже третий день. И выводы напрашиваются сами собой.

Драко тяжело вздыхает, предчувствуя неладное.

— Мы здесь укрываемся от войны. Пока это — самое безопасное место.

— Что с Роном и Джорджем?

— Мы разминулись. Но я уверен, что...

— Мы не знаем, что с ними. Но выходить на связь опасно, — Драко решает взять инициативу на себя, удивляясь бесстрастному лицу Поттера.

— Так что произошло? Гарри, я больше не буду спрашивать, я просто уйду и разузнаю все сама, ты меня знаешь, — предупреждает Гермиона.

— Малфой... продолжай, — кивает Гарри, стараясь не встречаться с укоризненным взглядом Драко.

— На нас напали ликаны. И началась суматоха... Я и Поттер случайно столкнулись и решили, что пора выбираться отсюда, пока они выясняют отношения между собой, — по лицу Гермионы Драко быстро понимает, что она ждет рассказа о том, что происходило дальше. Ведь, если бы дело было только в этом, от нее бы не скрывали правду. И он продолжает:

— Поттер повздорил с Гекхалом и отказался быть Посвященным, и я к нему присоединился, и поэтому мы поспешно ушли. Теперь у нас нет той защиты и... мы хотим уехать из страны на время войны.

Она подымает брови вверх.

— Что ж... я, конечно, рада уйти из Подземелий... Гарри, ты поругался с ним из-за Рона, да? Из-за того, что они с ними сделали?

Драко чувствует, как ему резко становится душно, и пот выступает на лбу. Но Гарри выглядит очень уверенно и ничуть не нервничает.

— Да, Гермиона, — он кивает, — именно так все и было. — Он подходит к ней и берет ее за плечи, — ты беременна и должна беречь себя. Помнишь, ты говорила мне, что не хочешь участвовать в этой войне? Теперь я понимаю, что это было самым трезвым решением для тебя. И я не прощу себе, если с тобой что-либо случится. Поэтому я хочу, чтобы ты помогла нам с отъездом. Что скажешь?

— Конечно... я сделаю, что смогу.

— Вот и отлично. А теперь иди, я приготовил для тебя наверху теплую ванну, — он обнимает ее за плечи и выводит из комнаты. — Ты говорила, что она тебя расслабляет, я помню...

У Драко мурашки по коже от воспоминания о том дне, когда Поттер вот так же уводил Гермиону... душить. Он с ужасом кидается вслед, но Гарри просто провожает Гермиону до ванной комнаты и спускается вниз.

— Что с тобой, Малфой? Ты будто привидение увидел.

— Так... призрак прошлого...

— Соберись, и пошли обдумывать план действий.

— Да, хорошо... — Драко следует за Поттером, думая — а нужна ли Поттеру душа Темного Лорда? Сейчас он вел себя почти так же. Или же какие-то качества остаются?

— Малфой, прошу, убери с лица это дурацкое выражение. Мне нужен твой трезвый мозг. Я тут обдумал кое-что и хочу услышать твое мнение.

* * *

День проходит за днем. Гарри знает каждую трещину в этом доме. Он знает все маггловские сказки Грейс, но старается о ней не вспоминать. Все, что с ней связано, вызывает неприятные чувства. Возможно, отчасти ее положение напоминает Гарри его собственное прошлое — и от этого больно щемит сердце. А еще он помнит вкус ее губ и ощущение гладкой кожи под его ладонями... Но он ведь был прав. Она не выполнила его условий, и он ничего ей не должен. И со временем стало совершенно очевидно: его мир — это лишь два близких ему человека. А остальное — более не его забота.

В дверь неожиданно стучат. Стучали и раньше. Почтальоны с неоплаченными счетами и реклама, но на сей раз это не они. Гарри медленно подходит к дверям и смотрит в глазок. На человеке длинный балахон и большой капюшон, но он узнает, кто это, и тяжко вздыхает почти что с раздражением, однако снимает заколоченные сваи и открывает двери.

— Заходи быстро.

И, не успевает гостья зайти, как Гарри сдергивает капюшон и наклоняется к ее лицу:

— Если ты хоть как-то вновь подвергнешь опасности моих друзей, я за себя на этот раз не ручаюсь. Ты поняла меня?

Она кивает, не глядя ему в глаза, и проходит в дом. Гарри ожидает рассказа о ее нелегкой участи после того, как он ее бросил, думает, что она станет умолять его вернуться и выполнить миссию... Но она уходит наверх — предположительно, в свою спальню, что совсем не удивительно — ведь это ее дом. Поттер испытывает раздражение. Стоит этой девчонке появиться, и он ощущает себя совершенно не так, как хотелось бы. Но он сдерживается от порыва подняться за ней и потребовать объяснений. С другой стороны — почему она должна что-либо ему объяснять? Это ее дом, и это они здесь незаконно поселились.

— Чертова девчонка, — шипит Гарри себе под нос, стараясь понять, отчего она вызывает такое раздражение. Он пытается отбросить все посторонние мысли и садится обратно за стол, продолжая обдумывать план побега из Британии. Но Грейс не идет у него из головы. Хотя нет, не так — конечно же, ему на нее, по большому счету, наплевать, но она только что вернулась снаружи, а Гарри очень нужно знать, что же там происходит. Против этого аргумента он устоять не может. Теперь нашлась причина подняться наверх и потребовать новостей — что Поттер и делает. Но Грейс спит. Укрылась с головой, и будить ее было бы... "Мы на войне. Какой к черту сон?!"

— Грейс, проснись, мне нужны ответы, — он теребит ее за плечо. Она неохотно вылезает из своего кокона. В ее глазах уже привычная печаль.

— Что ты хочешь знать? Говори быстрее.

Поттер недовольно сжимает губы:

— Я хочу знать, какие новости снаружи, какая обстановка.

— Ты можешь выйти и посмотреть, — нет, в ее тоне нет издевки, но что за ересь она несет?

— Что значит — выйти и посмотреть? Идет война, если ты еще...

— Уже не идет. Уже всех убили. Хмурый теперь властвует. Что еще ты хочешь знать?

— Что значит "всех убили", черт тебя дери, ты можешь нормально мне рассказать?! — он берет ее за плечи и встряхивает.

— Ты делаешь мне больно, отпусти! — Грейс отталкивает его руки и встает с кровати. — Я не совсем понимаю, отчего у тебя такой удивленный вид, Гарри. То есть, то, что идет война, ты вполне понимаешь, а то, что всех, кого нашли — перебили, тебя вдруг поражает?

Ее слова режут, колют по больному, и Гарри вспыхивает:

— Я прекрасно понимаю, что происходит, Грейс! А вот на тебя мне больше нельзя положиться, если ты не забыла, то...

— Я не забыла. И я помню. Но там, в том мире, я... не всегда принадлежала себе, — она отворачивается и тяжко вздыхает. — Смысла заколачивать окна и двери больше нет, — ее руки касаются деревянных балок, — там, за окном лишь свернувшаяся кровь и народ Хмурого. Женщины и дети, которых он притащил сюда из подземного города. Они заходят в любые дома, в какие хотят. Воруют и добивают тех, кто, возможно, еще жив. Для них он взламывает практически любую защиту. Но пока по каким-то причинам он не трогает магглов. Возможно, они пока для него лишь обуза, которой он займется позже, когда основательно устроится в Лондоне. И да, аппарация вроде уже работает, но я не знаю, вряд ли кто-то из пострадавших смог аппарировать... Он победил, и, даже если ты придешь к нему сам, то он лишь рассмеется тебе в лицо. Ведь никто ему не помешал, и его опасения были напрасны. А теперь дай мне поспать, я возвращаюсь в маггловскую жизнь, пока Сизые не заберут нас всех.

— Я не понимаю... Как все это могло произойти, ведь мы прячемся здесь всего несколько...

— Недель. Прошло две недели, Гарри. А теперь уходи, я тебе все сказала.

— Нет, постой. Что с Дамблдором? С остальными?

— Я не знаю. Я все это время провела в укрытии в скалах, там, где прятался мой дед. Что происходит в Подземельях, я не знаю.

— Зачем ты пошла туда?

Она пожимает плечами.

— Мне было страшно, и я поняла, что все безнадежно. Это было единственное место, которое внезапно пришло мне на ум. Оно заколдовано. Там очень много воспоминаний, — она внезапно улыбается, — пожалуй, мне не хватит и жизни пересмотреть их все.

— Чьих воспоминаний?

— Моего деда, его отца и всех, кто был когда-либо посвящен. Но ваших там нет. Я боюсь, вас оттуда уже исключили. Как и меня.

— Но, погоди, как это исключили, у нас есть браслеты и ключи, и...

— И все. Без силы духа Посвященных это лишь безделушки. Можешь их выбросить, вряд ли они тебе пригодятся.

— Я не понимаю, как все могло распасться без нашего ведома, ведь...

— Очень просто. Распалось и все. Это духовная связь. Да, чаще всего Посвященные не ошибались с выбором, но, похоже, мой дед ошибся. Гарри, я хочу спать, уйди и закрой двери.

— Я...

— Все, уходи. — она ложится обратно в кровать, выдергивает из-под Гарри одеяло и заворачивается в него с головой.

"Мне жаль", — крутится у него на языке, но он не смеет произнести этих слов. Так же, как не смеет к ней прикоснуться утешающим жестом. И он уходит, ощущая себя опустошенным. Неужели все так вот и произошло? Просто распалось? Он тяжело оседает на диван и трет лоб ладонью.

На кухне раздается шум. Гарри поднимает голову и видит Гермиону. И у него перед глазами встает картина — как она будет жить в этом заколоченном доме до старости, не зная более магии и не видя белого света. Словно она живет в ненавистных Подземельях.

— Гермиона, — хрипит он, затем откашливается и подходит к ней, — Гермиона, мне нужно услышать твой совет.

— По поводу? — она кидает на него быстрый взгляд и тянется к верхним полкам с кружками. — Тебе какой чай заварить?

— Нет, давай сразу к делу, без чая и всего прочего, мне нужен ответ прямо сейчас.

В ее глазах обеспокоенность:

— Что происходит? — она ставит чашки на стол и скрещивает руки, словно в защищающем жесте. Наверняка, ничего хорошего она не ожидает услышать. Но так оно и есть, и поделать здесь ничего нельзя.

— Я... вернулась Грейс, она спит наверху, — Гермиона крайне удивлена, но молчит и слушает дальше, — и она доложила мне обстановку снаружи. Там... это все...

— Говори, как есть, Гарри, не время подбирать слова.

Он тяжко вздыхает:

— Мы проиграли войну. И Хмурый теперь творит, что хочет.

Она кивает:

— Но мы еще не выяснили, как безопасно купить билеты, мы бы могли как раз попросить Грейс нам помочь и...

— Гермиона! Я тебе говорю, что мы проиграли, а ты...

— Я услышала тебя, Гарри. Но мы... — она пожимает плечами, — мы особо и не воевали. Мы сделали, что могли, и я очень надеюсь, что Рон и остальные нашли укромное убежище. А дальше будут разбираться те, у кого остались на это силы, — она вновь разворачивается к шкафу и тянется за кружками.

— Но, Гермиона... волшебный мир... Он гибнет, неужели ты...

— Не перевешивай это на меня, Гарри! — внезапно ее тон становится резким и осуждающим. — Я не могу идти воевать против такого зла в одиночку. Я могла бы, конечно, если бы все не шло наперекосяк. Ты меня знаешь, я готова искать варианты, но сейчас я не знаю и большей части того, что знаешь ты, — она качает головой. — Возможно, ты прав, и мне не стоит вмешиваться, и я доверяю тебе, думая, что ты знаешь, что делаешь. И это убежище — наш шанс на спасение. А сейчас я не понимаю, что именно ты хочешь мне сказать?

Гарри опускает голову.

— Прости. Я буду обычный черный чай.

Она кивает и начинает заваривать чай. Но напряжение между ними чувствуется, как натянутая струна, и это больно ранит.

— Я не сказал тебе всего, потому что ты бы...

— Поттер! Какого черта я не знаю, что в доме еще кто-то, кроме нас? — Малфой врывается на кухню, словно вихрь, и сверлит глазами Гарри. — Там, наверху, лежит Грейс, ты в курсе? А еще она мне сказала, что не очень рада видеть меня полунагим.

— Почему ты был в ее спальне голышом? — удивленно спрашивает Гарри.

— Не голышом, Поттер, что за идиотизм? Я лишь переодевал рубашку, будучи уверенным, что никого там нет.

— Ладно, ладно, я не успел. И у нас был разговор, и ты нас прервал.

— Я знаю, Поттер, — Малфой смотрит на него, как на слабоумного. — Идем, надо кое-что обсудить.

Он утаскивает Гарри в дальнюю от кухни комнату.

— И что же ты собирался ей сказать, Поттер? — нервно осведомляется он, тыча Гарри в грудь. — Прости, Гермиона, Рона съели на ужин ликаны? И ты думаешь, она после этого тебя...

— Ты подслушивал? — Гарри отталкивает его руку и проходит внутрь комнаты.

— К твоему счастью, да, я находился неподалеку. Она не должна ничего узнать, именно так ты мне недавно сам...

— Я знаю, что я говорил.

— Тогда? — Малфой разводит руками, затем оглядывается назад в проем двери и закрывает двери. — Зачем сюда пришла Грейс? Она уверена, что за ней никто не следил?

— Некому следить, — угрюмо отвечает Гарри, уставившись на свои туфли.

— Что значит — некому? Мы еще не переехали в другую страну, Поттер. Что за чушь ты несешь?

— Все кончено, — Гарри горько усмехается, — Хмурый одержал победу.

— Одержал победу? — на лице Малфоя полное недоумение. — Поттер, этой девчонке нет и восемнадцати, что она может понимать в войне? Ты уверен в ее словах? Дамблдор бы точно не допустил... если он заинтересован, конечно...

Поттер некоторое время молчит, затем подходит к Малфою:

— Давай проверим сейчас.

— Это как? — удивляется Драко.

— Выйдем на улицу на разведку.

Малфою идея очень не нравится, но выглядеть трусом ему не хочется.

— Прямо сейчас?

Поттер кивает.

— Да без проблем, — пожимает плечами Малфой, и они тихо, крадучись, чтобы не услышала Гермиона, пробираются к заднему выходу. Снимают защиту и выходят на улицу.

На дворе ночь, и ничего не видно, кроме растительности и кустарников, освещаемых стоящим неподалеку фонарем.

— Как далеко ты хочешь зайти?

— Аппарация работает. Давай аппарируем в мэнор и проверим, как там обстоят дела.

— Ты с ума сошел, Поттер? Твой и мой дом — первые места, где нас будут поджидать. Или ты сегодня решил сдаться?

— Ладно, пожалуй, ты прав. Давай обойдем дом и проверим, все ли безопасно в округе.

— Это звучит получше, хотя все равно идиотская затея, Поттер.

— Идем, — они обходят дом вокруг и на крыльце чуть не сталкиваются с тремя людьми.

Малфой подпрыгивает от неожиданности и сразу атакует, как и Поттер, но незваные гости их проклятья легко отражают.

— Не нужно агрессии, Гарри.

Малфой буквально стонет, услышав этот голос. "Проклятый старик!"

— Мистер Дамблдор? — удивляется Гарри. — Что вы здесь делаете?

— Я пришел с тобой поговорить. И я не один, со мной небольшой совет, и мы хотим обсудить с тобой некоторые вопросы. Не пригласишь ли ты нас войти?

— Поттер, не вздумай! — шипит на ухо Малфой. — Это может быть кто угодно. Вдруг они умеют варить оборотное зелье?

— Докажите мне, что вы — это вы, — требует Поттер, вновь нацеливая на Дамблдора волшебную палочку.

— Это я послал сюда Грейс, Гарри. Мы не знали, где тебя найти, и я уговорил ее попробовать... Но она не обманывала тебя. Все, о чем она поведала, произойдет со дня на день, если мы не предпримем меры. Я, как и предводитель крылатых вампиров Гекхал, и Министр Магии... мы пришли сюда просить тебя о помощи. И, раз ты вышел на улицу, значит, тебе не все равно.

Поттер молчит, не опуская палочку.

— Ты ведь знаешь про Сизых, Гарри. Они приходят в последний момент. Когда уже не осталось надежды. Раз их все еще нет, значит, надежда есть. И я смею предположить, что это все же ты.

— Это не Поттер, не нужно беспочвенных надежд. Мы собираемся покинуть страну и...

— Проходите, — Поттер игнорирует ошеломленный взгляд Драко и снимает защиту с главного входа.

Малфой шагает последним, все еще сверля Гарри взглядом:

— Я ненавижу тебя, Поттер, — зло выплевывает он, заходя в дом.

Гарри пожимает плечами и молча следует за ним.

Дамблдор спрашивает разрешения, прежде чем расположиться на первом этаже в зале. Малфой закатывает глаза, Поттер же кивает, и они рассаживаются.

— Мы все заинтересованы в предотвращении безумных действий Хмурого, не так ли? — это Министр Магии, и говорит он тихо, будто опасаясь быть услышанным.

— Простите, Тод, я вынужден вас прервать, — это Дамблдор, и Малфой сдерживает раздраженный выдох. Он предпочел не садиться с ними и стоит, опираясь о дверной проем. Дамблдор просит Гекхала еще раз взглянуть, нет ли неподалеку слушателей, и все ли шторы закрыты — в окна может заглядывать фальшивая луна. Гекхал кивает и начинает проверять. Гермиона наверху, и Драко решает найти ее раньше. Он покидает "нежданный совет" и уходит наверх. Гермиона, оказывается, в спальне Грейс и обе о чем-то беседуют, но тут же замолкают, увидев Драко.

— Малфой? Что-то случилось?

— Нет, — пожимает плечами он, — пока нет. Но там внизу собрание, я хотел, чтобы ты знала.

— Собрание? — удивляется она. — Но кто знает, что мы здесь?

— Все, — со смешком произносит Малфой, но тут же сожалеет о сказанном, увидев ее испуганные глаза. — В смысле, все, кто был с нами в Подземельях. Не беспокойся, это лишь переговоры.

— Но я бы хотела в них участвовать, — она выгибает бровь.

— Я не думаю, что они придут к какому-либо согласию, — вместо Малфоя отвечает Грейс, — правильного решения не существует. Я не смогла выполнить то, что было предписано, и сейчас сложно найти другой путь.

Гермиона поджимает губы.

— Я бы все же хотела там присутствовать и все слышать, это...

— Мне нужно с тобой поговорить наедине, — перебивает ее Малфой и тянет за руку, выводя из комнаты и направляясь в другую, где пусто.

— Малфой! — вырывается она. — Ты намеренно меня уводишь от...

— Тихо, — прижимает он палец к ее губам. — Там, внизу, решается нерешаемый вопрос. На его обсуждение уйдет очень много времени, и нет гарантий, что будут приняты какие-то меры, и еще маловероятней, что они окажутся успешными. Этот дом будет скрывать нас совсем недолго. Это совсем не та защита, которая... которую я хочу... обязан тебе дать. Ты меня понимаешь? — его дыхание щекочет ей щеку, и она кивает, стараясь не предугадывать его следующих слов, которые ей уже не нравятся, но он их произносит:

— Мы могли бы избежать всего этого... На время скрыться в другом месте, в другой стране, Гермиона. Я хочу уехать отсюда с тобой.

Здесь темно, и почти не видно его глаз. Отчего-то Гермионе вспоминается запах соленой воды и тот день на острове, когда Малфой хотел бросить Гарри, и говорил ей об этом в кафе. Но сейчас несколько другая ситуация, разве не так? Гермионе всегда было сложно думать о себе. Решит ли Гарри без нее сейчас проблему? В последнее время он это и делал. Не стоит ли ей прекратить считать себя незаменимой помощницей для Гарри?

— Я... я не знаю, — честно отвечает она и старается разглядеть его глаза.

— Это ненадолго. Согласись, ситуация совсем небезопасная, и мне за тебя страшно. — он неуверенно касается ее живота. — Я сделаю это, Грейнджер, даже если ты будешь против, — его тон меняется на более резкий, и теперь она видит его настойчивый взгляд. — Не заставляй меня тебя принуждать. Я знаю, ты будешь упряма, и будешь сопротивляться. Но поверь, Поттер прекрасно справится без тебя, и он просил меня увезти тебя.

Последнее — ложь, но Малфой уверен, Поттер был бы не против в свете недавних событий.

— Раз так... хорошо, я согласна, — ее плечи поникают, но во взгляде появляется решительность. — Когда мы уезжаем?

— Прямо сейчас. Ты собери пока свои вещи, а я схожу за своими. Вниз не спускайся, встретимся здесь через десять минут.

Она снова кивает, и они расходятся по своим комнатам. Малфой лихорадочно упаковывает вещи в первый попавшийся мешок, и ему даже не хочется знать, что обсуждают внизу.

Ветер приятно обвевает лицо, и Гермиона вздыхает полною грудью — ей очень не хватало воздуха последние две недели.

— Поторопись, здесь совсем небезопасно.

На Малфое кепка. Это очень непривычно, как и вся его одежда — обычная футболка и джинсы, принадлежавшие покойному деду Грейс. Малфою они несколько велики. Он несколько раз применил очищающие чары, прежде чем надеть это, и все равно не может отделаться от отвращения — видно по его лицу. Но Малфой сам настоял на маггловской одежде. Гермиона идет чуть позади него, он держит ее за руку и постоянно нервно оглядывается по сторонам.

— Магглы так не ходят, Малфой. Только если их преследует полиция. Старайся вести себя естественней.

Он в очередной раз сердито поворачивается к ней:

— Я не могу, Грейнджер, и даже не проси меня убрать волшебную палочку.

— Тогда наша затея ни к чему не приведет! — она вырывается и хватает его за плечо. — Драко, ты должен успокоиться, иначе нас быстро вычислят.

Он сжимает губы и прячет палочку в карман.

— Что дальше? Медленно прогуливаться и насвистывать себе под нос?

Она кидает на него строгий взгляд.

— Нет, ты прекрасно знаешь, что я имела в виду. Грейс мне подсказала, где можно купить билеты, и дала денег, но нам придется проехаться на маггловском транспорте. Хорошо?

— Мне все равно, Грейнджер, хоть на гиппогрифе. Я хочу поскорее отсюда убраться.

— На гиппогрифе не получится, мы магглы.

Драко раздраженно выдыхает:

— Я знаю, черт побери, прекрати быть столь дотошной и говори, куда идти.

Гермиона про себя отмечает, что сама нервничает не меньше него.

— Нам туда, — она указывает рукой на тускло освещенную аллею.

— Там нас увидят. Нельзя ли обойти по темной стороне?

— Нет, Малфой, магглы так не ходят!

— К черту, — Малфой хватает ее за руку и быстрым шагом направляется к аллее, опустив голову и стараясь прикрыть лицо кепкой, насколько возможно.

— Драко, прошу тебя, прекрати натягивать кепку на лицо, это выглядит нелепо, — шипит на него Гермиона. — Мало того, что сейчас ночь, и она вообще не нужна, ее носят, когда солнечно и...

— Заткнись, прошу тебя, и шагай! — его сердце бешено колотится, но он успокаивает себя: "Осталось лишь добраться до гребаной остановки, и все закончится".

Неподалеку слышатся крики. Драко столбенеет, Гермиона врезается в него и тоже останавливается. Ей приходит мысль, что надо бежать обратно.

— Это нормально? Для магглов? Кричать по ночам?

Оба знают, что это не магглы, а, скорее всего, умирающий волшебник, на которого напала одна из тварей Хмурого.

— Иногда... да... они так делают, — Гермиона решает игнорировать происходящее — иначе она испугается и помчится назад.

— Ладно, пошли быстрее, — Малфой снова сжимает ее руку, и они идут дальше, делая вид, что не слышат никакого крика, хоть он и усиливается, становясь мучительным.

— Драко я не могу, мне страшно! — Гермиона резко останавливается и умоляюще смотрит на Драко. — Мы должны ему помочь или...

Малфой молчит и тянет ее за собой.

— Он же умирает!

Они почти бегут, Малфой ничего не отвечает Гермионе, лишь прибавляет шагу. Крик обрывается, и Гермиона слышит собственные всхлипы. Он наверняка умер. Вдруг это был кто-то из знакомых? Родных? Ком встает в горле, и она замедляет шаг.

— Быстрее, Грейнджер, не время лить слезы, а то следующей можешь оказаться ты, — Драко дергает ее вперед, но потом замедляет шаг и оборачивается: — Прости, я не это хотел сказать. Но соберись, ладно? Мы должны это сделать как можно быстрее.

— Хорошо. Я поняла, — она вытирает слезы, но слышит не менее пугающий звук — нарастающий гул. Определенно, это крики людей, и их много, целая толпа. Пока они далеко, но движутся, судя по звуку, довольно быстро.

— Что это, Драко? — дрожащим голосом шепчет Гермиона.

— Я не хочу знать, и мы не узнаем. Пойдем, — он нервно поправляет кепку, и они идут дальше. Остановка уже близко, но тут Малфой задумывается, насколько безопасно будет там ждать?

— Как скоро будет транспорт? — глядя на Гермиону, Малфой понимает — у нее начинается паника.

— Они задавят нас или убьют! Пошли обратно, прошу тебя!

— Ты даже не знаешь, кто это, не паникуй, — но гул все ближе, и Малфою представляются схожие варианты событий.

— Нет, мы не успеем, и автобус ночью ходит редко, нам надо что-то придумать!

Малфой глубоко вздыхает, стараясь успокоиться. Он уже видит остановку и решает не останавливаться. И ни о чем не думать.

— Бежим! — он хватает ее под руку и заставляет бежать что есть силы.

Дыхание у обоих сбивается, и вроде бы гул становится тише — а может, это стук собственного сердца в ушах его заглушает. Драко и Гермиона добегают до остановки и пытаются отдышаться. Из-за угла появляются люди, но, определенно, не магглы: они довольно низкорослые, женщины, мужчины и даже дети. Они скандируют непонятные слова, некоторые просто что-то орут, и все они движутся вверх по аллее в сторону Гермионы и Малфоя.

Наверное, было бы разумно использовать магию или быстро придумать какой-либо план, но Гермиона и Драко в шоке наблюдают за приближающимися людьми, не понимая, кто это и что происходит. А те бегут и как будто яростно что-то ищут. Они бьют по фонарям камнями, и свет гаснет, непонятные — какие-то животные — крики вызывают ужас.

Когда дом Грейс остается позади толпы странных людей, один из них останавливается и истошно орет, перекрикивая остальных и призывая к себе. Те, кто почти добрались до остановки, возвращаются обратно. Гермионе удается рассмотреть женщину, оказавшуюся поблизости — это определенно женщина, но у нее борода, и тело тоже частично покрыто волосами, в остальном она похожа на аборигена, с обвисшей грудью и грубыми чертами лица.

Люди бездумно кидаются к дому — и огненная волна отшвыривает их назад. Они вспыхивают и очень быстро заживо сгорают, издавая истошные вопли. Гермионе кажется, что она сошла с ума, и крики кажутся ей похожими на автомобильные гудки. Малфой, указывая на подъехавший автобус, возвращает ее к действительности.

— Ох...

Она забирается внутрь, Драко за ней. Гермиона оплачивает проезд и садится. В автобусе еще несколько человек, и все они спокойно сидят, занимаясь своими делами: кто-то читает газету, кто-то говорит по телефону.

— Они не видят... — ошеломленно произносит Гермиона, оглядываясь на безумное племя аборигенов.

— И не слышат, — замечает Малфой. — Это люди из Подземелий. Народ Хмурого.

— Мерлин всемогущий... — Гермиона с ужасом выдыхает, замечая, как, оставив попытки проникнуть в дом, те несутся прямо по аллее и сворачивают возле остановки. Магглы их явно не интересуют. Только волшебники и все, что с ними связанно.

Автобус трогается, и Гермиона сжимает руку Малфоя. Тот кидает на нее озабоченный взгляд, но молчит. Они просидели в доме две недели и совершенно не представляли, что столько раз подвергались атакам этого народа. Наверняка, скоро кто-то из них доложит о сильной защите, и на дом нападет сам Хмурый. И Малфой искренне надеется, что Поттера в этот момент там не окажется.

* * *

Снова вспышки из окна — и Гарри прикрывает рукой глаза. Гермиона говорила — возможно, это фейерверки. Магглы иногда любят их пускать на дни рождения или праздники. Сам Гарри видел такое нечасто — наверное, потому, что в Литтл Уингинге жили в основном старики.

— Я заколочу окно обратно, — он встает и тут же выполняет свое намерение. Вручную — так надежнее.

— Это мало чем тебе поможет, когда их орда пробьет защиту, — замечает Гекхал. — Они очень отсталые в развитии. У них нет ни школ, ни каких-либо манер, ни правил, кроме "честно" или "нечестно". А эти понятия у них очень относительны.

Поттер хмурится:

— О ком это ты?

Гекхал издает истерический смешок:

— То есть?

Поттер пожимает плечами:

— Я не понимаю, о ком ты, — он зажимает гвоздь меж зубов и забивает другой в деревянную балку.

Гекхал беспомощно смотрит на Дамблдора.

— Засиделся ты тут, Гарри, — отмечает Дамблдор.

— Если вы пришли мне рассказать, что происходит, то говорите прямо, — Гарри оставляет свое занятие и вытягивает ноги на стуле.

— Это не просто вспышки, Гарри. Это атаки. И это не впервые. Мы думали, Джошуа защитил дом перед смертью, но Грейс поведала, что он боялся использовать магию — из соображений секретности. Он также использовал множество самодельных приборов для сокрытия магии. Поэтому я и предположил, что вы остановились здесь.

— Поэтому мы и скрылись и, по всей видимости, очень хорошо, раз не замечали атак, — Гарри становится несколько неловко, но он решает этого не показывать.

— Ваши знакомые и оставшиеся волшебники аппарировали в неизвестном мне направлении. Я, как смог, увел их от прямых атак армии Хмурого, — продолжает рассказывать Тод, — но где они сейчас, установить крайне сложно. Мы стараемся сделать все возможное, чтобы выделить безопасную зону на окраине города, где можно было бы разбить подобие лагеря для спасшихся.

— Это хорошая идея, — кивает Гарри.

"Но по большому счету мне все равно", — он не может отделаться от этой мысли. Как только ушел Малфой, он забеспокоился. Раз все не так ужасно, как описала Грейс, и все было, можно сказать, уловкой, чтобы их найти — его пыл и желание спасать угасли.

— И мы бы хотели услышать твое мнение по этому поводу, — решает, наконец, задать прямой вопрос Гекхал.

Гарри видит, как напрягается Дамблдор в ожидании ответа, и ему становится не по себе.

— Я готов помогать, — без особого энтузиазма отвечает он.

— Нам не нужна твоя жертва, Гарри...

— Я знаю, — одергивает Дамблдора Поттер, — но таков мой ответ.

Дамблдор кивает, и видно, как он расстроен. Гекхал и Тод переглядываются. Дамблдор явно возлагал на Гарри большие надежды, которые успел внушить и им.

— То есть, тебе плевать, иначе говоря? — Гегхал смеется. — Надо же... Как меняет людей война. Я слышал о тебе невероятные истории, Гарри Поттер, и я почти поверил в них. Но теперь я понимаю, ты просто делал то, что тебе приказывали. Я всегда был противником подобных методов воспитания. Своих подопечных я никогда не заставляю расти. Хотят быть на уровне свиней — это их личное...

— Остановись, Гекхал, прошу тебя, это будет лишним... — начинает Дамблдор.

— Да нет, давай, продолжай. Мне интересно послушать дальше, — перебивает его Гарри.

Гекхал отмечает, как наливаются кровью глаза Поттера, но продолжает:

— Да я, в общем-то, все сказал. Что можно добавить? Что ты эгоистичный ублюдок. Так понятнее? Нет, пожалуй, этого будет недостаточно. Ты еще и трус, которого заботит лишь собственная задница. Таких я жру на ужин, — и он скалится, издавая шипение.

Поттер подскакивает, и одновременно слышится треск — рвется одежда на спине Гекхала, и его крылья прорезаются сквозь ткань. Они сцепляются в схватке. Дамблдор опускает голову и предлагает Макдею пройти на кухню, дабы не быть задетыми. Тот соглашается, и они уходят с "поля боя".

Гекхал больно вонзается клыками в плечо Поттера, заставляя вскрикнуть от боли. Поттер ломает ему крыло, и Гекхал издает громкий визг.

Дамблдора это возмущает, и он выскакивает из кухни:

— Успокоились оба!

Их с силой отбрасывает в стороны друг от друга. А Дамблдор добавляет:

— Похоже, нам здесь помощи не дождаться. Пойдемте, Тод, нас ждут более важные дела, чем драки, — и они с Макдеем уходят.

Гарри поднимается и выходит, но скоро возвращается и бросает на колени Гекхала пузырек.

— Выпей, заживет быстрее.

— Иди к черту! Я буду просить Сизых забрать твою душу первой! — выкрикивает Гекхал и с трудом встает, держась за ушибленный затылок.

Поттер ощущает укол совести.

— Я не хотел, так вышло.

— Ублюдок, — напоследок выплевывает Гекхал и уходит, и Гарри вновь испытывает мучительное чувство, наблюдая, как безжизненно колышется переломанное крыло. Он идет за Гекхалом, бесшумно, стараясь, чтобы тот не услышал. Однако, разумеется, Гекхал слышит.

— Если ты нападешь на меня сзади, я... — гневно оборачивается он.

— Не нападу. Я же сказал — так вышло. Я иду с вами.

На это Гекхал ничего не отвечает — скорее всего, он слишком удивлен.

* * *

— Ты считаешь остановки?

— Все в порядке. Нам через одну.

Драко кивает. Прошло уже около двадцати минут, и ему хочется поскорее очутиться на вокзале. Или куда они там едут? Что-то типа платформы 9 и 3/4? Автобус оказывается не таким уж и необычным.

— Мы проехали, Гермиона, вон же остановка!

— Это не та, не кричи так. Это остановка другой линии. Наша следующая.

Он кусает губы и замечает, что в автобусе никого нет. Только они и водитель. Это нормально? Но спросить об этом не решается — оба они и без того перенервничали.

— Все, вставай, мы выходим.

На улице все еще темно и тихо, и это радует.

— Так, я наколдовала нам подобие паспортов. Грейс сказала мне, что здесь их особо не проверяют, так что не переживай. Вот твой. Нет, лучше отдай, я куплю нам обоим билеты. Возможно, их вообще не спросят пока что...

— Эй, — он берет ее за плечи, — не переживай так, все будет хорошо. Ты же все здесь знаешь, — он пытается ее поцеловать, но она слишком напряжена, чтобы это заметить.

— Я должна все проверить. Эти пункты важны. Сейчас, возможно, нас не проверят, но потом — точно. И если...

Он ее целует. Получается несколько грубо, но она не сопротивляется. А после — он впервые за столько времени видит в ее глазах надежду. На общее будущее и на то, что все будет хорошо. Он нервно улыбается, она поправляет ему кепку.

— Тебе ужасно не идет.

— За это могут посадить? — они смеются и не замечают наблюдающей за ними свиньи. Потом заходят в круглосуточную кофейню, куда свинья сунуться не решается.

Остается немного времени до открытия вокзала, откуда им предстоит перебраться на пароходе в Ирландию. Но об этом Гермиона ему пока не говорит.

— Я делал почти такой же кофе, когда мы жили в том доме на окраине, — Драко снимает кепку и несколько расслабляется. Впервые за долгое время. У Гермионы же остались не слишком приятные воспоминания о том доме, и она не знает, что ответить. Но это не смущает Малфоя. Ему становится интересно все, что он видит.

— Какой странный сахар, ты посмотри, — усмехается он и кидает пакетик в кофе.

— Драко! — не успевает предупредить она. — Забирай мой кофе. Пакетик надо было вскрыть.

— Зачем столько сложностей... — он принимает ее стаканчик. — А для чего вон те штуки?

— А это... кондиционер. Когда жарко.

Малфой даже не пытается повторить это слово.

— И что он делает?

— Драко, прошу тебя, — теряет терпение Гермиона, — дай мне сосредоточиться. Я должна обдумать поездку детально.

Малфой понимающе кивает и натягивает кепку обратно.

Тем временем начинает светать. Гермиона покупает ему еще сандвич, о чем горько жалеет — Малфой разбирает его и ест по частям. И ему не нравится горчица, которую он, бранясь, вытирает салфетками, и Гермиона радуется, что посетителей все еще мало.

Наконец, наступает время открытия вокзала. Малфой воодушевлен и готов к путешествию, но что-то его настораживает:

— Нам лучше уйти через другой выход.

— Почему? Это будет выглядеть странно.

— Мне плевать. В целях безопасности.

Гермиона вздыхает.

— Ладно, сейчас вон те люди закажут, и мы сможем уйти, пока продавец отвлечется на них.

Так и происходит. Они убегают, скрываясь от все еще поджидающей их слуги Хмурого.

* * *

Они впервые так долго вместе — и без посторонних. И он впервые так нуждается в ней. Ведь стоит сделать что-то не так — и их могут обнаружить. Насколько они действительно нужны Хмурому мертвыми? Если он такой же, как и Волдеморт, то, определенно, сочтет необходимым их убить. И Малфой периодически кидает быстрый взгляд на Метку. Взгляд, полный былого страха и ужаса перед силой и возможностями врага. Но он тут же ругает себя. Постоянно бояться — тупиковый путь, и он давит в себе этот страх в зародыше. По крайней мере, старается изо всех сил.

— Вот, держи, — Гермиона протягивает ему билет. — Если тебя спросят, ты просто его покажешь, и все. Ничего сложного. Но все равно далеко не отходи.

— Не буду, — усмехается Драко.

Они на небольшом вокзале. Но тут очень много (как кажется Драко) поездов, указателей и магглов. Они все куда-то спешат со своим багажом и детьми, и многие из них выглядят довольно нервными. У Драко и мысли не возникает куда-то отойти.

— Я бы не сказал, что это похоже на наш поезд в Хогвартс...

— Тсс! Драко, какой... — она берет его за ворот и резко нагибает к себе. — Никаких волшебных упоминаний! Можешь лишь намекнуть — и то нежелательно...

— Хорошо, извини. Ты порвала мне рукав.

— О... прости, я не хотела.

Казалось, выглядеть хуже он не мог.

— Наверное, я похож на бомжа. Думаешь, теперь меня пустят в поезд?

— Не говори глупостей, — она хмурится, копаясь в своей бездонной сумке. — Придется покупать новую, запасной у меня нет.

— Это последнее, что меня сейчас на самом деле волнует, Грейнджер. Я просто хочу разрядить обстановку.

— Все нормально, — выдыхает она, — нам осталось только сесть на поезд.

— Ты это повторяешь уже в четвертый раз. Почему мы до сих пор не сели?

— Он еще не подъехал, но нам стоит подойти к нужной платформе.

— А чем эти поезда плохи? — машет рукой в сторону поездов Малфой.

— Это не те поезда. Драко, прошу тебя! — она прикладывает пальцы к вискам и прикрывает глаза. — Я тоже очень нервничаю. Давай молча дождемся посадки, а потом я отвечу на любые твои вопросы. Хорошо?

Малфой не отвечает и нервно оглядывается.

— А если они следят за теми, кто пытается покинуть страну? Ты об этом подумала? Я надеюсь, ты сделала нам фальшивые имена?

— Разумеется! Ты Ричард, а я Анна. А сейчас замолчи, прошу тебя, я на взводе.

— Вот именно, Грейнджер. И молчать в таком состоянии лично мне довольно сложно!

— Называй меня Анна.

— Пф! — Малфой хлопает себя руками по ногам и отходит к лавочке.

— Меня не видно даже вам, мистер Малфой, поэтому не пугайтесь.

У Драко все холодеет внутри, но затем он понимает:

— Умелый! Ты...

— Тише. Не нужно лишних слов, как ваша спутница верно подметила. А теперь садитесь на скамью и послушайте. Готовится переворот, Хмурый приложил все усилия, чтобы захватить волшебную Британию. Но пока захвачен только Лондон. Оставаться здесь действительно небезопасно. Я очень надеюсь, что ваша спутница взяла с собой ваш браслет. Не надевайте его при свидетелях, а если наденете, следите, чтобы никто его не увидел. Он защитит вас от нежеланных гостей. Я перехватил несколько слуг Хмурого, шпионивших за вами. Сейчас вы сможете спокойно уехать. Но помните — вы обязаны вернуться в решающий момент, иначе вас постигнет Наказание. Этого, к сожалению, никак не избежать. Но пока уехать — самое разумное решение. Я буду держать вас в курсе событий. И помните — с каждым днем Хмурый перевоплощается в Сами-Знаете-Кого. Берегите себя.

Умелый уходит — Малфой слышит хлопок аппарации. Тут его зовет Гермиона, и они, наконец, садятся в поезд. Их переживания оказываются напрасными — никому нет особого дела до их документов.

Когда поезд трогается, у них будто падает гора с плеч. Гермиона раскладывает их вещи и устраивается рядом с Драко.

— Ехать примерно час. К нам могут подсесть люди, так что не удивляйся. Будет несколько остановок перед нашей.

Он обнимает ее и кладет ее голову себе на плечо.

— Что-то не так? — удивляется она.

— Нет, теперь все хорошо, — и он прикрывает глаза, вдыхая аромат ее волос.

* * *

Тихо, словно прошел ураган. Уже совсем стемнело, но Гарри все равно замечает следы разгрома практически у каждого дома.

"Началось", — говорит Дамблдор, идущий впереди. Он указывает на развалины Тоду, и тот что-то отвечает, но слишком тихо, чтобы Гарри и Гекхал могли его расслышать.

Гарри идет почти наравне с Гекхалом, но все же чуть отстает от него. Словно для него нет подходящего компаньона в этой компании. Возможно, это и так. Гарри понимает, что никому из них до конца не доверяет.

Дамблдор приглашает Поттера пройти в тот крошечный каменный зал, где и состоялась их первая встреча.

— Там точно нет прослушки, хоть место и не самое приятное.

Поттер соглашается. Снова Подземелья и круглый каменный стол. По всей видимости, сегодня придется довериться кому-то.

— Я долго думал об одном варианте, к которому совершенно не хотелось прибегать. Но, по всей видимости, это наш единственный шанс,— при этих словах Дамблдор кидает короткий взгляд на Гарри, но тот предпочитает промолчать. Дамблдор вздыхает. — Это одно из моих самых жестоких и, возможно, не до конца обдуманных решений, но это однозначно может помочь выиграть войну.

— И что же это за вариант? — уточняет Поттер.

— Тотальное истребление.

Пожалуй, Гарри был готов услышать про очень долгий и тернистый путь с каким-то невероятным магическим ритуалом или неведомой магией. Но не это.

— Истребление? — эхом повторяет он.

Дамблдор кивает.

— Не заставляй меня повторять, Гарри. Я же говорю, что это одно из самых жестоких моих решений. Но ситуация критическая. Я бы даже сказал, она вышла из под контроля гораздо раньше прогнозируемого времени.

Поттер кидает взгляды на всех сидящих за столом. Но ни Тод, ни Гекхал не выглядят пораженными.

— Ты кажешься очень удивленным, — со смешком замечает Гекхал.

— Да, черт возьми, я удивлен, — резко отвечает Гарри. — Это единственное, на что мы мы способны? Тебе лично нечего больше предложить?

Гекхал пожимает плечами:

— Боюсь, когда рядом сидит такой волшебник, как Дамблдор, то мне действительно нечего предложить.

Поттер задумывается.

— На кого они похожи? Народ Хмурого. Ты говорил...

Гекхал кривится и машет рукой:

— Уроды. Но это совсем не тот признак, по которому стоит отбирать жизни...

— Я не это имел в виду! — вспыхивает Гарри.

— Я знаю, — улыбается Гекхал, — но я имел в виду — во всех смыслах. Они некрасивы, но в Подземельях красоты нет, ее только можно купить. Они слабо развиты интеллектуально, хотя кое-какие манеры у вождей есть. Здесь так везде, Гарри Поттер, вождь и его приближенные — совсем на другом уровне развития, чем остальной народ. К сожалению, с вампирами дела обстоят так же. Поэтому народ Хмурого ничем не лучше моего.

Гарри кивает, и в тот же момент приходит осознание, что он ничего не понимает. Он не стратег и не тактик, и уж точно не Бог.

— Я не понимаю, чем могу вам помочь, — он разводит руками. — Я не уверен, что смогу взять на себя ответственность за...

— Пора взрослеть, мой мальчик, — грустно улыбается Дамблдор, и Поттер чувствует колючий укол — одновременно раздражения и отчаяния.

— Почему вы решили, что я вправе решать? — хриплым голосом спрашивает он.

— Кому-то приходится это делать, и далеко не каждый готов к этому. Но я смею предположить, что ты найдешь правильный выход.

Гарри надолго замолкает, и все сидят в тишине, словно ожидая его слов. И наконец он их произносит:

— Я не согласен с вашим решением, — Дамблдор еле заметно кивает, — я найду Грейс... и мы найдем тех чудищ, о которых писал Джошуа.

Тод поднимает на него тяжелый взгляд:

— Это очень опасное место, мистер Поттер. Благодаря мистеру Дамблдору я наслышан о Турнире Трех Волшебников, в котором вы принимали участие. В третьем Подземелье вас могут настигнуть испытания, схожие с лабиринтом. Готовы ли вы подвергнуть свою душу подобным истязаниям?

— Неужели путь к свободе и миру столь тернист? — горько усмехается Поттер. — Мне это знакомо.

"И терять мне нечего", — добавляет он про себя.

— Я рад твоему решению, Гарри. Но стоит поторопиться, враг, как ты уже убедился, не дремлет.

Гекхал пытается возразить, но Дамблдор его останавливает взмахом руки и кидает быстрый взгляд на Поттера. Тот ничего не замечает, и Дамблдор облегченно выдыхает. Они провожают Гарри и возвращаются в каменное помещение.

Как только дверь за ними затворяется, Гекхал обращается к Дамблдору:

— Мистер Дамблдор, вы же говорили про еще один...

— Забудь об этом, Гекхал, — резко прерывает его Альбус. — Боюсь, мне будет проще уничтожить полмира, чем снова позволить Волдеморту завладеть телом и душой Гарри Поттера.

* * *

За окном проносятся зеленые поля, пасмурное небо, и от этих мирных картин возникает ощущение, что "все прошло".

— Почему здесь не осматривают багаж? — Малфою хочется спросить совершенно не об этом. Но о том, что у него на душе, говорить с Грейнджер он не решается, испытывая при этом какую-то жгучую и совершенно нелепую ревность к Поттеру, который всегда так просто общается с ней. Малфой усмехается. Пожалуй, так легко ему было в последнее время только с Умелым. Но и там было гораздо больше официального общения, и он привык почти всегда держаться в этих рамках. И теперь, когда они наедине, это оглушает. Безмолвная тишина в вагоне — и его душа словно затаилась, он боится проявить себя не так, как нужно, и все испортить.

Гермиона неохотно отвечает, словно эти нескончаемые вопросы о магглах ей надоели.

"Прости, Гермиона, — говорит про себя Драко, ощущая себя моральным уродом. — Я не откроюсь никогда".

— Почему нет пара? Словно поезд толкает какая-то сила, — да, это очередной совершенно неинтересный Гермионе вопрос, и он это видит по ее глазам. Она словно очутилась на экзамене и вынуждена давать краткие, но содержательные ответы.

Малфой мало что понимает из ее слов, ведь он ее толком и не слушает. Гораздо интереснее наблюдать, как вздымаются вверх ее брови и меняется взгляд, когда она объясняет что-то особенно важное и ключевое.

"Какая же ты живая".

Она замолкает и удивленно смотрит на него. Малфой не сразу понимает, что сказал это вслух, а после краснеет и отворачивается. Гермиона прячет улыбку.

— Спасибо, — несколько сконфуженно отвечает она.

Он открывает рот, чтобы выдумать небылицу, что эта фраза относилась не к ней, но, увидев ее глаза, передумывает, ощущая крайнюю неловкость.

— Если тебе плохо, то придется ждать высадки.

— С чего ты взяла, что мне плохо? — ощетинивается Малфой.

— Ты выглядишь напряженным, и, кажется, тебе жарко.

Малфой нервными движениями трет шею и лоб.

— Нечего на меня так пялиться, может, мне от этого душно.

Гермиона внезапно смеется открыто и звонко. Так, как когда-то в школьные годы с Уизли и Поттером, когда Драко подсматривал за ними.

— Ничего смешного, Грейнджер, — выплевывает он.

— Прости, — она вытирает выступившие слезы, — но я не знала, что мой взгляд обладает такими пагубными свойствами.

Малфой не находится с ответом, но его хмурый вид заставляет Гермиону улыбнуться.

— Ты знаешь, — она кладет ладонь на его руку, — мне кажется, что, когда мы вернемся, все будет как прежде. Встанет на свои места, понимаешь? Словно это все — лишь страшный сон...

Малфою хочется очень многое сказать в ответ, но он молчит. Ведь если бы не "страшный сон", он бы не ехал с ней в этом поезде в Ирландию. И она бы не носила его ребенка.

— Наверное, — хрипло отвечает он и отворачивается к окну, убирая руку.

Она хмурится. До конца поездки они больше не разговаривают, только ругаются. Гермиона делает пару попыток завести беседу, но Малфой их довольно грубо пресекает.

Когда им остается ехать около получаса, поезд делает еще одну остановку и к ним подсаживается шумная компания молодых магглов. Малфой крайне раздражается и чуть не использует "Silencio", Гермиона на него сердится. Чуть позже один из магглов проливает колу на штаны Малфоя, и тот пытается высушить пятно, автоматически потянувшись за волшебной палочкой. Это снова вызывает гнев Гермионы. Так что в Холихед они оба прибывают в крайнем раздражении. И, как только они выходят из вагона, Малфой набрасывается на нее:

— Я не могу постоянно от тебя зависеть, Грейнджер!

Мерлин, как же он теперь понимал Поттера... Все дни, когда тот сидел в домике на окраине Лондона, а Малфой приходил из "волшебного мира" и поражался его угрюмому настроению... Теперь Драко понял на своей шкуре, каково жить без магии. Когда она копится на кончиках пальцев, и заклинание так и вертится на языке, но ты не можешь этим воспользоваться. Наверное, это приносит физическую боль. Нет, Поттер, конечно, мог колдовать, но какой в этом толк, если он был лишен волшебного мира?

— Я ничего не могу сам, мне постоянно надо тебя спрашивать, и если каждый раз я буду натыкаться на твою раздраженную реакцию...

— Замолчи, Драко, я устала! Мы и нескольких часов не проехали, а ты уже сводишь меня с ума. Просто замолчи и делай то, что тебе говорят, без вопросов, — пожалуй, сейчас Гермиона похожа на Поттера. Ее взгляд действительно заставляет замолчать.

— Я тебя понял, — поджимает губы Малфой, и они идут дальше.

Насколько он уяснил из спора в поезде — ему только дышать можно без разрешения. Все остальное — лишь с согласия Гермионы. "Я не сойду с ума", — шепотом себе под нос повторяет Малфой слова, когда-то сказанные Поттером.

* * *

Они боялись издавать лишние звуки. Иногда Артур уходил на разведку, и тогда остальные удваивали защиту, несмотря на его предостережения — он боялся, что их вычислят из-за интенсивной магической активности. Но даже Молли в его отсутствие не слушалась.

Они переместились на старое квиддичное поле. Так они условились при аппарации, долго размышлять времени не было. А вскоре оказалось, что это место оборудовали под укрытие для всех спасшихся в тот злосчастный день волшебников. Или же оно просто оказалось наиболее подходящим для этой цели — Артур не мог точнее узнать, потому что очень редко пересекался с мистером Макдеем. Тот всегда появлялся внезапно, оповещая о пополнении выживших. Чаще всего это были спрятавшиеся в Гринготтсе. И все они кашляли — им не хватало чистого воздуха и требовалось время адаптироваться к жизни под открытым небом.

Сегодня светила полная луна, и казалось, что кто-то наблюдает за ними, но Молли старалась пресекать панику и занимать делом встревоженный ум. Сегодня они украдкой ходили к небольшой опушке в поисках грибов и, возможно, лечебных корешков. На какое-то мгновение можно было даже представить, что они на затянувшемся пикнике или в укрытии от шторма.

Артур возвращается не один. С ним какой-то неотесанный уродец — это первое, о чем думает Молли, завидев полуголого молодого человека. Он издает рычание, словно раненный зверь.

— Мерлин всемогущий… Кто это, Артур?!

— Тише, Молли, — Артур выдвигает руки вперед в останавливающем жесте. — Я не собирался его забирать с собой. Меня попросили. Мистер Макдей. И ты знаешь, я не смог отказать.

— То, что ты не смог отказать Министру, я прекрасно понимаю, но кто это?!

— Что случилось, мама? — Джинни подбегает и тоже ужасается. На шум сбегаются и остальные.

— Ради Мерлина и нашей безопасности, замолчите! — не выдерживает Артур. Все ненадолго затихают. — Это один из них.

Гул возмущения и волнения снова нарастает. Некоторые, кто испуган больше других, предлагают прикончить “зверя”, как они его успели окрестить — а тот в ответ рычит и скалится сильнее. У него длинные волосы, запутавшиеся от спекшейся крови. Кто-то уже тянется за волшебной палочкой, чтобы “избавиться от нечисти” — но его закрывает собой Джинни. Молли охает, все остальные впадают в ступор.

— Что ты делаешь, деточка? — тихо спрашивает ее Артур.

— Он ранен, папа. И это всего лишь человек, хоть и не похожий на нас, но не он громил наши дома.

Артур кивает и поджимает губы.

— Будем же милосерднее! Это просьба Министра Магии!

Все немного затихают, но не расходятся, наблюдая, как Джинни приносит чужаку горячую воду и чистые тряпки.

— Я помогу тебе, — шепчет она, стараясь игнорировать крайне неодобрительный взгляд Мирча. — Ты только не дергайся и прекрати рычать, все и так напуганы...

Она усмиряет его, словно он — дракон. Он, оказывается, сильно ранен, по всей видимости, обжигающим заклятием, будто пытался прорваться сквозь магическую защиту. У Джинни получается облегчить ему боль, и он, тут же отключившись, падает на землю.

* * *

Поттер находит ее в доме, обвитом плющом — перед ним сразу отворяют двери.

— Я знала, что ты придешь. Это не случайность, — сходу сообщает она, впуская его и запираясь на замок.

— Откуда? — в ней что-то изменилось, но сложно уловить, что именно.

— Мне сказали, — не вдаваясь в подробности, отвечает она и направляется на кухню.

— Кто? — Гарри следует за ней, оглядывая комнату. Вроде все так же, но атмосфера дома словно стала враждебнее. Или враждебность исходит от самой Грейс?

— Это бывшие Посвященные, — она издает сдавленный смешок. — Мы теперь все — бывшие.

— И зачем они приходили сюда? — Гарри обходит ее, пристально всматриваясь, замечая все, вплоть до мелочей: опущенный взгляд, напряженная осанка. Ее руки чуть подрагивают, пока она заваривает чай, к которому, скорее всего, не прикоснется.

— Так надо, — она поднимает на него тяжелый взгляд и отворачивается.

Гарри молчит. Видимо, бывшие Посвященные ушли совсем недавно.

— Они взвалили на тебя еще какую-то непосильную задачу?

Она кидает на него быстрый взгляд, и в ее глазах мелькает страх. И еще много чего, так хорошо известного Поттеру. Словно она готовится выполнить невозможное — и, одновременно, неизбежное.

— Ты думала, все закончилось? И ты свободна и можешь делать, что хочешь, пока...

— Господи, заткнись! — она хватает кружку с чаем и разбивает о пол. — Ненавижу! Тебя и всех вместе взятых!

Гарри понимающе кивает и скрещивает руки, опираясь о столешницу.

— И что за задача?

Она долго молчит и глубоко дышит, держась руками за голову. А затем тихо говорит:

— Они сказали, он перевоплощается. Сказали, что будет момент, когда он будет особо уязвим. И тогда... они придумали план. Заманить его в укромное место, где можно будет провести обряд.

— Какой обряд? — хмурится Поттер.

— Я не помню. Но ты его знаешь, с тобой такое уже делали.

— Они хотят вытащить из него душу?

Она прикрывает глаза:

— Нет. Не совсем. Гарри, прости меня! — выкрикивает она и произносит неизвестные Гарри слова.

Его словно отбрасывает мощной волной назад. Но когда он поднимается на ноги, то видит себя и Грейс со стороны. Видит, как безвольно опускаются его руки и стекленеет взгляд, словно он под Империо, но при этом какая-то его часть может наблюдать за происходящим. Сверху спускаются два старика — он их помнит. Дуглас и мистер Саммерс. Они говорят что-то одобрительное, хлопают Грейс по плечу, а она смотрит на Поттера — на смотрящего со стороны. В ее взгляде обреченность, и Гарри знает — что бы сейчас ни произошло — он простит ей это.

Гарри сложно расслышать все, что говорится — как будто он под водой. Но он явственно различает: "Готовьте яд", — и его кидает в жар. Они собрались отравить его?! Дуглас и мистер Саммерс долго суетятся, затем, собравшись, дают Грейс еще пару наставлений, подходят к безвольно стоящему Поттеру и оголяют его предплечье. Затем надрезают кожу, не слишком церемонясь, собирают кровь в колбу и исчезают.

Грейс подходит к Гарри и перевязывает рану.

— Это заклинание из мира Сизых. Когда ты все видишь, но твое тело тебе неподвластно. Они сказали мне, что нет больше времени ждать. Что я бесполезная и смогу помочь лишь этим.

Гарри хотел бы ей возразить, но он может лишь смотреть на себя со стороны, на свое тело, не подчиняющееся ему, на глаза, которые без всякого выражения таращатся куда-то вдаль.

"Ты могла бы больше", — мысленно отвечает он, всматриваясь в ее виноватые глаза.

— Они скоро вернутся.

"Уходи", — вновь отвечает он без слов. Но она подходит ближе и касается его лица рукой.

— Я и на миг не приблизилась к твоим подвигам. Мне казалось, я смогу, но нет... — она горько улыбается. — Я пустая, Гарри. Пустая, как твои глаза сейчас...

Наверняка в ее поцелуе вкус горечи, но Гарри этого не чувствует — ему остается лишь наблюдать, как ее руки обвивают его шею. Потом она поспешно уходит. И возвращаются старики. У них в руках много приспособлений, даже флаг Англии. Они суетятся, торопя друг друга и споря о последовательности своих действий. По всей видимости, готовились они впопыхах и все как следует не продумали.

Они передвигают мебель, сооружая что-то вроде укрытия или защиты. Поттера помещают внутрь так, что его тело словно закупорено между комодом, книжным шкафом и снятой с петель межкомнатной дверью. Руки привязывают веревками к комоду, а в рот вливают какое-то зелье. Гарри начинает нервничать, но помешать им он не в силах. Если Грейс замечала его — безликого, то старики не видят или притворяются, что не видят. Они очень заняты варевом — устроили на кухонном столе, куда водрузили с десяток коробочек и колб с жидкостями, небольшую лабораторию. Гарри помнит, что они упоминали яд. И сейчас, по всей видимости, они его усердно готовят, а потом заставят его выпить, зальют в глотку. А он ничего не сможет сделать. Или сможет? Зачем тогда они его привязали?

Гарри кричит, но его вопль никто не слышит. И не услышит. Ни Малфой, ни Грейнджер. Возможно, их тоже выманили из дома, и это тоже была часть плана? Безликий Гарри мечется, как загнанный зверь, стараясь не натыкаться при этом на свое, замурованное в шкафах, тело.

Старики кашляют — по кухне распространяется дым от варева, и они суетятся еще больше. Затем один из них подходит к Поттеру и проверяет веревки. Видимо, заклинание слабеет? Гарри пытается вломиться в свое тело, но проходит сквозь, как призрак из Хогвартса. "Выдержит, он крепкий", — внезапно сквозь дым различает Гарри.

— Я не об этом переживаю, и ты знаешь, — возражает другой, переливая свежесваренное зелье в колбу поменьше.

— Главное — мы избавимся от зла, пусть и путем заточения. Но он выдержит. Терпел же как-то всю свою жизнь.

Они оглядываются на безликого Поттера, которого прежде словно не замечали, в их глазах — страх и вина, и даже дым не может этого скрыть.

Это, оказывается, не очень гостеприимный городок. Здесь пахнет морем и стариной — Малфой не замечает ни единой новой постройки. А кофе отвратителен на вкус.

Они сидят в небольшом кафе за столиком на улице.

— Сколько ждать? — вздыхает Драко.

— Около двух часов, — поникшая Гермиона нервно крутит в руках пластмассовый стаканчик.

— Ты жалеешь, что так вышло? — Драко решает возобновить прерванный в поезде разговор, но Гермиона не сразу понимает.

— О чем ты? — недовольно уточняет она. В ее взгляде укор, словно Малфой специально задает ей дурацкие и неуместные вопросы.

— Я про все это, — он обводит указательным пальцем вокруг. Гермиона раздражается:

— Я не понимаю, о чем ты, — нетерпеливо отвечает она и отворачивается, щурясь от внезапно выглянувшего солнца.

"Что ты со мной..." — застревают слова у него в горле.

Мимо проходят местные жители. Гермиону с Малфоем жадно разглядывают, словно цепляясь за любые мелочи, указывающие, откуда они и куда направляются. "Наверняка у меня был бы такой же взгляд", — задумывается Малфой, представляя жизнь в этом месте — островке уныния, где никто не задерживается дольше нескольких часов, томясь в ожидании отправления в места покрасивее.

Гермиона не хочет разговаривать, а Малфою надоедает сидеть за столом, и он встает.

— Куда ты? — устало осведомляется она.

— Пройдусь, — Драко уходит, не дожидаясь ее неодобрительного ответа. Руки он держит в карманах брюк, вместе с волшебной палочкой. Разумеется, он ею не воспользуется — но так надежнее. И да, он переоделся, несмотря на уговоры Гермионы. На нем привычные брюки и рубашка его размера. Свернув за угол, он останавливается, гадая, пойдет она за ним или нет. Она приходит. Ее губы плотно сжаты — явный признак начала очередной ссоры. И еще она нервно наматывает тонкий ремешок своей бездонной сумки на ладонь.

— Не трогай меня! — шипит она, стоит ему схватить ее за локоть и дернуть на себя. Но он сильнее ее. Пожалуй, этим не стоит гордиться. И пользоваться тоже не стоит — но иначе с ней не получается. Кажется, она больно ударяется затылком о стену дома, но Малфой ее не отпускает, насильно целует в губы и шею, прижимая ее к стене.

Потом она бьет его по лицу. Бесспорно, он это заслужил. Она часто дышит, во взгляде — непонимание и обида. Она толкает его в грудь, заставляя отойти на шаг назад, затем еще и еще. Малфою не очень больно от ее ударов, и он позволяет ей себя "избивать", и в конце концов она, обессилев, утыкается ему в плечо и плачет.

"Прости", — вертится у него на языке. Но в горле пересохло, и он ничего не говорит, лишь несмело приобнимает ее за плечи и гладит по спине.

Время словно останавливается, словно город не желает расставаться с мимолетными гостями. Гермиона отходит от Малфоя, глядя в сторону.

— Нам лучше ждать в порту.

Драко согласно кивает, и быстрым шагом они возвращаются обратно.

Он никогда не плавал на больших паромах. И если автобус и поезд не вызвали у него особых впечатлений, то от парома он пребывает в ужасе. Его тошнит от качки — они попадают в небольшой шторм. Гермиона чувствует себя хорошо, что очень удивляет Малфоя — ведь она беременна. Но Грейнджер о себе позаботилась, приняв нужные микстуры, которые спасают ее также от возможного токсикоза. Но с Малфоем она решает не делиться. Не в этот раз. И Драко мечется то к их местам — а сидят они за маленьким столиком, приколоченным к полу, как и стулья, — то к уборной. После третьего его похода уголки губ Гермионы дергаются вверх, и она улыбается.

— Выпей вот это, — сдается она и протягивает ему пузырек. Драко осматривает его покрасневшими глазами:

— Что это? — хрипло спрашивает он, ощущая, как дерет горло.

— Пей, станет легче, — уверяет Гермиона.

Драко выпивает и ловит на себе взгляд одного молодого человека, о чем тут же сообщает Гермионе. Но он не успевает ее предупредить, молодой человек уже подходит к ним.

— Доброго дня, — в его голосе что-то настораживает Драко. Гермиона же реагирует более спокойно и вступает в разговор, приглашает присесть и обсуждает с ним поездку. Драко не очень понимает, какого черта Гермиона его не прогоняет — но решает не вмешиваться.

— Да, мы с друзьями часто путешествуем в это время года, знаете, гораздо больше молодежи и поменьше стариков, — он смеется, и, к ужасу Малфоя, Гермиона смеется тоже. И тут же Драко ощущает жгучую ревность. Этот неведомый тип так легко завязал с Гермионой беседу, а та очень даже не против.

Но Малфою сложно вклиниться в диалог — он боится сказать что-то не то. И ему остается лишь слушать, стараясь не выказать раздражения и ненависти.

— Я, кстати, увлекаюсь фотографией. У меня много снимков, но я не уверен в их качестве. Не оценишь своим взглядом?

— Но я не фотограф, — удивляется Гермиона.

— Зато у тебя красивый взгляд, — улыбается маггл. Гермиона соглашается, маггл подходит к ней и, склонившись, показывает какую-то дурацкую коробку — фотоаппарат, но Драко этого не знает, и ему все равно. Он видит, как соприкасаются их локти, и как незнакомец нагло заглядывает в декольте Гермионы.

— Эта обезьяна украла у меня пиво, — смеется маггл, и Гермиона улыбается, рассматривая фотографию. Маггл кидает быстрый взгляд на Малфоя, и тот понимает, что плохо скрывает свои эмоции.

— С тобой все в порядке, парень? — спрашивает маггл, отметив крайне напряженный вид Малфоя.

— Иди к черту, — цедит Малфой, сверля того взглядом и с силой сжимая волшебную палочку в кармане.

— Не понял? — переспрашивает маггл, выпрямляясь.

Малфой переводит тяжелый взгляд на Гермиону:

— Ты знаешь, что я сделаю, если он сейчас же не уйдет.

— Сделаешь что? — начинает нарываться маггл. Кажется, его зовут Джон.

— Ты меня слышала... Анна? — Драко ничего больше не видит, кроме укоризненного взгляда карих глаз.

— Джон, прости, мне нужно поговорить с моим... спутником, — Гермиона тяжело вздыхает и встает. Малфой следует за ней и, как только они оказываются в безлюдном коридоре, он останавливает ее, схватив за руку, и разворачивает лицом к себе.

— Вывести меня решила?! Вдруг это шпион, а ты только и горазда с ним флиртовать! — он повышает голос.

— Ты просто псих, Малфой! — тут же кричит она в ответ, вырываясь. И они снова ругаются. Поток взаимных претензий и обвинений бесконечен. В какой-то момент Малфой хватает ее за обе руки и прижимает к стенке:

— Тебе пора решить, Грейнджер, со мной ты или нет. Если нет, я тут же уберусь отсюда, и ты будешь дальше общаться с гребанным магглом, а может, и со всеми мужчинами на этом пароме! — жарко шипит он ей в лицо.

Пожалуй, последнее было лишним. Но сказанного не вернешь, и Гермиона грубо отвечает:

— Отпусти меня и убирайся, — в ее взгляде столько ненависти, что Малфою становится больно. Ведь он не имел в виду сказанного, и уходить он тоже не собирался.

— Ты сделала свой выбор, — из ее глаз текут слезы, и он замечает, что слишком сильно сжимает ее запястья. Драко отпускает Гермиону и замечает на ее руках красные отметины от своих пальцев. Какой же он идиот...

Она не сдвигается с места, по-прежнему сверля его ненавидящим взглядом. Наступает вязкое напряженное молчание. Ее нижняя губа трясется. Так плохо ей могло быть только с Малфоем. Дыхание Гермионы становится рваным, но она старается держаться, пока он не аппарирует или не уйдет.

— Я люблю тебя, — глухо произносит он, ненавидя себя и ее, и всех, вместе взятых. Но в ответ она молчит. Драко поджимает губы.

— Прощай, — с этим словом он аппарирует.

— Драко! — кричит она и закрывает руками лицо, слыша собственный сдавленный всхлип.

Это было очень глупо, Малфой знает. Но он аппарирует в мэнор — и его тут же хватают. Возможно, этот выбор был сделан намеренно, назло Гермионе, но Драко все равно.

Его доставляют к Хмурому, и постепенно он начинает осознавать, какую глупость совершил. Его раздевают до пояса и хлещут по спине, заставляя встать на колени перед Повелителем. Только сейчас Драко приходит в себя после ссоры, и его бросает в пот, когда Метка на руке, оживая, начинает гореть. Он сдерживает крик, пытаясь выглядеть сильным, но видит Хмурого — и его душа уходит в пятки: тот почти перевоплотился в Волдеморта. Черты его лица настолько изменились, что сложно узнать в нем Хмурого.

Драко испуганно оглядывается. Вокруг черные создания: водяные демоны с тяжелыми секирами, готовые в любой момент зарубить его насмерть, и низкорослые уродливые карлики. Малфой предполагает, что его собираются пытать, и единственное, чему он рад — он успел ей сказать. Те ненавистные слова, которых он никогда не говорил, потому что боялся признаться даже самому себе. Теперь она знает, и от этого еще более горько — ведь она ничего не ответила.

— У меня мало времени на разговоры, Малфой младший. И если ты не собираешься добровольно раскрывать местонахождение Гарри Поттера, я распоряжусь о начале пыток.

— Распоряжайтесь, — еле слышно отзывается Малфой и закрывает глаза.

Его уводят свиньи. За ними следуют несколько карликов — по всей видимости, они и будут его пытать. Затем Драко ненадолго оставляют одного и приказывают раздеться. Но он лишь оседает на пол и роняет голову на руки. Он ничего не намерен раскрывать, а значит, его ждут бесконечные пытки.

И если Малфой готовился к волшебным пыткам, о которых он многое знал и видел своими глазами, то к тому, что происходит сейчас, он оказывается совершенно не готов.

Хоть Волдеморт и был похож на самого себя, но некоторые черты Хмурого в нем остались. Средневековые пытки — вот что ожидало Драко.

Вопросы доносятся до него смутно, будто сквозь вату. Перед глазами сверкают вспышки, и он то и дело теряет сознание. Голос он срывает практически мгновенно, и его крик становится немым, а все тело дрожит и непроизвольно дергается, словно больше не принадлежит ему. Ему уродуют пальцы, загоняя под ногти раскаленный металл. Затем ломают, возможно, все — это сейчас неважно. Он ничего не говорит и никого не раскрывает. Горло распухает, спину саднит от безжалостного хлыста в руках жадного до крови карлика. Малфой очень старается не смотреть никому в глаза, но даже если кто и проник в его сознание — мыслей там не осталось, только нестерпимая боль.

Потом Малфоя бросают в подвальное помещение. Как изуродованную куклу. Но он знает — это лишь начало. И от того, сколько он продержится, будет зависеть его жизнь.

Слышится хлопок аппарации и мягкие шаги в его сторону.

— Они убьют вас, мой господин. Нет — тсс! Молчите. Не нужно слов. Выпейте вот это, — Малфою вливают в рот какую-то жидкость, но он этого почти не чувствует. — Ваше тело онемеет, но боль уйдет. Вы должны собраться. Хоть он и выглядит как самый могущественный черный волшебник — таковым он пока не является. Поэтому есть шанс его обмануть и выиграть время. Будьте же благоразумнее! — Умелый что-то делает с его руками. — Я смогу прийти только в следующий пасмурный день, иначе меня выследит вездесущая луна, — Умелый что-то защелкивает на его запястье. — Это браслет мистера Поттера. Ваш я достать не смог — слишком опасно сейчас являться к мисс Грейнджер. Надеюсь, он защитит вас от черных тварей. А сейчас послушайте — не пытайтесь бежать самостоятельно, у вас не получится. Я оставлю еще зелья от боли, но сторонитесь карлика Фаго, который повыше остальных — он самый беспощадный. И как только к вам придут, объявите, что готовы на переговоры. Далее вас отведут к Хмурому. Он еще не может владеть легилименцией, поэтому обманывайте его, сколько сможете. Но, как только они поймут это, вас тут же уничтожат...

Малфой не может с точностью сказать, когда уходит Умелый. Его сознание отключается без спроса — едва боль отступает, он блаженно проваливается во тьму.

* * *

Гермионе не сразу удается унять колотящееся в груди сердце. "Куда?! Куда он отправился?!" — некоторое время после аппарации Драко она остается на месте, делая вид при посторонних, что изучает содержимое сумочки и натыкаясь пальцами на его рубашки. Но он не возвращается. Ни сейчас, ни потом.

Она устраивается в одной из комнат в отдаленном от центра домике Дублина. Денег ей хватит на пару недель при условии строгой экономии. Жить одной, в полной неизвестности — она этого не вынесет... Но ничего другого не остается. Она одна — вокруг чужой город и чужие люди.

Такой бесполезной Гермиона давно себя не ощущала. Депрессия гнетет ее, и она начинает посещать местную библиотеку, которая находится далеко — но это и к лучшему, Гермиона хочет как можно больше времени проводить вне дома.

Однажды она сталкивается с Джоном. Первая мысль — он ее выследил. Возможно, это так. Поначалу он ведет непринужденную беседу, но затем его вопросы становятся конкретнее: "Где ты остановилась? Как надолго?" Действительно ли он с ней флиртует, или он и вправду шпион? Он приглашает ее к себе, Гермиона отказывается, и Джон поспешно ретируется, сделав вид, что ему "пора бежать". Она провожает его взглядом и замечает еще одного человека, к которому тот подбегает — и, по всей видимости, о чем-то докладывает. Затем оба садятся в машину.

Теперь Гермиона уверена, что Малфой был прав. И она решает сделать хоть что-то — проследить за этими двумя. Она ловит такси и велит ехать за ними. Машина тормозит у дома на другом конце города, и оба молодых человека выходят. Гермиона перебежками, не упуская их из виду, идет следом . Они заходят в дом и спускаются в нижний этаж — окна, находящиеся почти на уровне земли, выходят на улицу, и Гермионе удается увидеть, чем эти люди занимаются. Пожалуй, это был самый бессмысленный ее поступок. Они включают порно-ролики, кажется, что-то обсуждают. Затем пьют пиво и начинают просматривать снимки. И на одном из них Гермиона видит себя и Драко. Похоже, что Джон тайком снимал их — точнее, Гермиону — Малфой лишь мельком попадает в кадр. Но в его взгляде Гермиона читает последние слова, сказанные им. И прикрывает глаза, ощущая, как жгучее чувство потери наполняет ее. Хочется верить, что с ним все хорошо, но что-то подсказывает, что это не так, и ее глаза наполняются слезами.

Джон — обычный парень, возможно, озабоченный, но не более того. Никакой опасности он не представляет. И Гермиона возвращается к себе.

Однако дома ее поджидает сюрприз, которого она так давно ждет — Умелый с грустными глазами встречает ее. Он сообщает, что Драко в плену и его пытают. Нет, он жив и ничего не рассказал. И не расскажет. Но Умелый просит Гермиону об услуге, и та сразу же соглашается.

— Никогда не возвращайтесь, — Умелый сверлит ее черными глазками-бусинами. — Сегодня ночью он перевоплотится окончательно, и вы прекрасно знаете, что это будет означать, — Гермиона хочет возразить, но Умелый тут же ее перебивает: — Я знал, что вы не захотите меня слушать. Поэтому я не оставлю вас здесь одну.

Из-за дверей выходит Грейс.

— Я буду с тобой, — говорит она, пряча глаза.

— Мне пора. Не наделайте глупостей, — настойчиво повторяет Умелый и исчезает.

Гермиона рада компании — и в то же время растеряна.

— Ты его видела? — спрашивает она у Грейс. Та отрицательно качает головой. — Но что ты знаешь? Расскажи мне, — тихо просит Гермиона, и желая, и боясь услышать подробности.

— Что я предательница, — еще тише отвечает Грейс.

Гермиона хмурится:

— Что? Как это предательница?

Грейс снова качает головой:

— Какова же должна быть цена? Цена всему этому? Какова?! — она внезапно кричит и так же быстро замолкает.

— Не переживай, — Гермиона подсаживается поближе, осторожно касается светлых волос. — Расскажи мне, что случилось.

Грейс поднимает на нее печальный взгляд:

— Он тогда рассказывал, как вы... как все здорово у вас получалось. Я начала верить, что у меня тоже получится, хоть и в одиночку. Но ничего не вышло. Когда он меня бросил...

— Кто? — уточняет Гермиона.

— Гарри... он, — Грейс запинается, ощущая, как жар приливает к щекам, — он бывает таким разным. И в тот день я его разозлила, — она пожимает плечами. — Я его понимаю. На его месте я бы поступила так же. А потом я пошла туда одна. Я должна была попасть в портал, ведущий к Третьему Подземелью, но это все было зря — ведь наш состав изначально не был полным. Не хватало старца.

— Какого старца? — в недоумении спрашивает Гермиона.

— Я не знаю, но в тот момент я точно вспомнила — он всегда являлся в сказках деда Джоша. В ключевой момент. Без его явления ничего не получилось, и все было провалено.

— Но почему он не появился в тот момент?

— Гермиона... ты любишь Малфоя? — неожиданно задает вопрос Грейс, и Гермиона отшатывается, словно ее окатили ледяной водой.

— Зачем ты меня об этом спрашиваешь, и какое отношение...

— Значит, нет, — грустно кивает Грейс и с какой-то злостью в голосе продолжает: — И вы все такие... Вы сами не знаете, чего хотите и что чувствуете, не можете себе признаться, боитесь сделать себе больно. Из-за этого страдают Подземелья. Ваши души уже заблудшие, вы забыли, что значит любить...

Гермиона мало знакома с Грейс, и сейчас она ошарашенно молчит, стараясь подобрать в ответ нужные слова, но ничего толкового в голову не приходит.

— А я смогла, Гермиона Грейнджер. Я сделала себе больно — и, возможно, другим. Но только так восстановится Равновесие.

— Что ты наделала?! — не выдерживает Гермиона.

Но Грейс замолкает и, несмотря на крики и мольбы Гермионы, больше ничего не говорит.

* * *

Они уходят. Надолго. Возможно, на ночь или дольше. Как и предполагал Гарри, бурлящую жидкость заливают ему в рот, и он теряет связь с происходящим и со временем. К моменту, когда он просыпается, его руки ощущают перекрут веревок вокруг запястий. Он в своем теле — Гарри облегченно выдыхает. Но затем замечает, что он движется, вместе с конструкцией из мебели. Его куда-то везут.

— Эй! — кричит он, радуясь своему голосу. Никто ему не отвечает. Кажется, наложено заклятие тишины.

Гарри пытается вырваться, но это уже не просто веревки — вся конструкция обрела какой-то магический смысл и держит его в магических тисках.

Внезапно все вокруг начинает грохотать, словно куда-то падая, и конструкция дает небольшую трещину — Гарри жадно прислоняется к ней. Это чудища. Они чем-то похожи на фестралов, но гораздо больше, их ноги гораздо длиннее и почти достают до облаков. Один из них склоняется, по всей видимости, к одному из стариков. Его морда огромна, а весь он будто он соткан из тумана. Когда дует сильный ветер — он воет, и его очертания размываются. Гарри замечает воронки, уходящие вверх — в облака. Воздушные, медленно крутящиеся вихри, и чем дальше он глядит — тем больше их замечает. Словно дыры в атмосфере. А сами чудища пристегнуты исполинскими цепями за шею, но в клетку заключены лишь ноги. На мгновение Гарри кажется, что они вот-вот сорвутся с цепей — это ведь должно быть так просто для них. Но нет. Они лишь воют и то поднимают, то опускают головы, будто сетуя на количество воздуховоротов.

Старик возвращается. Это Дуглас.

— Нет, — качает он головой, — этой жертвы будет недостаточно.

Другой понимающе кивает.

— Что ж, мы хотя бы попробовали, — они забираются обратно на повозку, которая снова приходит в движение, словно ее уносит водоворотом, и Гарри слышит утробный и протяжный вой чудищ, осознавая, что только что побывал в Чертогах Стражей — Четвертом Подземелье.

Переход обратно дается ему с трудом — у него начинается паническая атака, и он заново переживает множество страшных событий своей жизни, которые, как ему казалось, давно прошли и забыты. Но теперь его память будто беспощадно вскрывают ножом, в ушах — непрерывный нарастающий вой. И Гарри кажется, что это длится бесконечно, но на самом деле проходит лишь несколько секунд.

Они вновь в Первом Подземелье.

— Раскрой его, — слышит Гарри голос мистера Саммерса.

Слабые лучи солнца, достигающие Подземелий, ослепляют Поттера, и он тут же кидается в тень, издавая шипение, словно змея.

— Ты не свободен, даже не думай, — обращается к нему Дуглас.

Гарри осматривается — он в незнакомом ему каменном помещении с решетчатым потолком. Можно предположить, что это преддверие перед стадионом, где собирают всех на торги.

Гарри не может свободно перемещаться — он прикован к цепи. Почти как чудище. Дотянуться он может лишь до кувшина с водой и каких-то мисок. И Гарри снова шипит. Парселтанг. Он пытается заговорить, но издает лишь шипение.

— Пять загонов и заключенных в клетки чудовищ — разбуди их, и они будут тебе повиноваться для злых и добрых деяний, — начинает читать мистер Саммерс. — Пять Посвященных откроют замки в день, когда кровью будут переполнены сосуды, и восстановят Равновесие, если их души будут чистыми, сродни воде Кристальной Ниши Второго Подземелья. Ты взялся за дело, которое тебе оказалось не по зубам, мальчишка!

— Тише, тише, мистер Саммерс, он не стоит того, — успокаивает его Дуглас, — у нас еще хватит сил для последнего рывка.

— Слабак и зазнайка. От таких, как ты, страдает полмира, а тебе невдомек — так не мешался бы под ногами!

— Я вижу, вы уже все подготовили, — еще один знакомый голос. Это Каррехен — вокруг сразу же разливается благоухание трав, и этот запах оказывается приятным.

"Значит, не сгнили", — запоздало отмечает Гарри. Он пока сидит в тени, стараясь успокоить колотящееся сердце

С Каррехеном его советчик — Дуррей. Тот тут же подходит к Гарри и склоняет свои ветви к нему, защищая от солнца.

— Вы только не сердитесь, мистер Поттер. Вокруг и так уже слишком много злобы. Вам лишь помогают выполнить то, за что вы изначально взялись, но довести до конца не смогли.

К Гарри понемногу возвращается способность говорить:

— Воды, — шепчет он.

— Воды ему! А заработал ли ты чистой воды, мальчишка?! — Каррехен пыхтит в его сторону черным дымом. Он все так же ненавидит Гарри.

— Мистер Каррехен, прошу вас, — рассеивает дым Дуррей. — Он — наша последняя надежда, потерпите еще несколько дней, — и он выжимает сок одного из своих листиков Поттеру в рот.

— Нечего его холить, давайте приступать! — требует Каррехен.

— Нет, надо подождать, — возражает мистер Саммерс. — Он только совершил краткий переход из Четвертого и Третьего Подземелий. Мы не особенно с ним церемонились.

"О да", — отмечает про себя Гарри, все еще слыша в голове свои же крики и плач по Сириусу, Дамблдору, Букле... Список оказывается довольно внушительным, но, к удивлению Гарри, он это действительно пережил, и сейчас отголоски той боли лишь отпрыгивают от него, как мягкие мячики. "Хм... Дурацкое сравнение", — он хрипло смеется. Все четверо в помещении переглядываются.

— Признаться, вы правы, — соглашается Каррехен, вглядываясь в зеленые глаза Поттера. Пожалуй, это единственная причина, по которой он решился на это дело. Зеленый — цвет надежды. Даже в Подземельях.

Джинни залечивает его раны, каждый раз при этом ругаясь с мужем и мамой.

— Нас могут вычислить из-за твоей жалости к нему! — умоляет Молли, но Джинни никого не слушает. В глазах чужака благодарность, какой она давно не встречала. Несмотря на неотесанный вид и грубый язык, он всячески пытается выразить свои чувства — приносит ей смоченные тряпочки и кладет на лоб, в то время как Мирч о таких вещах и не задумывается. Она тайком ест принесенные им снадобья из трав. Даже те, что вперемешку с землей. Несмотря на выносливость, Джинни крайне тяжело со второй беременностью, но она не готова это показывать никому, кроме чужака. Когда она спрашивает его имя, он кивает на свои руки — все в мозолях. Джинни не понимает, но называет его Чужестранцем. Остальные не настолько лояльны.

И когда все начинается — а Джинни старается даже в этот момент, когда все тело раздирает боль, не подавать виду — он замечает первым и сразу спешит принести еще своего снадобья. Но Мирч, поняв его намерения, отталкивает чужака, не пускает к рожающей жене. Сбегаются все, но никто не знает, как вести роды, особенно сложные — всегда используется большое количество магии, но никто не знает нужных заклинаний, все слишком растеряны и напуганы.

Джинни не может больше терпеть, и ее отчаянный крик заполняет заброшенный стадион. Молли старается изо всех сил, но ничего не помогает. Молли приходит в панику — она никогда не видела свою дочь такой. Затем они слышат другой крик — грубый и очень громкий. И огонь. В руках у чужестранца самодельный факел из бревна и тряпок. Он машет им, рыча, словно зверь, и отгоняя всех от Джинни. А затем он колдует. Его магия — черная, и все сходят с ума от ужаса. Он нависает над ней, взывая к темной силе, и та слышит — Джинни вздымает вверх черными потоками тумана, тянущегося из-под земли, и ее крики стихают.

Она рожает, и роды принимает чужак, он ведет себя так, словно для него это будничное занятие. Артур едва сдерживает Мирча — тот не в силах вынести зрелища своего новорожденного ребенка в мозолистых руках чужака. Он плачет. То ли от ужаса, то ли от счастья.

— Спасибо! Спасибо тебе! — первой приходит в себя Молли. Она подбегает к чужаку, обнимая и его, и свою дочь с крошечной внучкой. Еще одна девочка.

Остальные не сразу приходят в себя, но спустя несколько дней их отношение к чужаку тоже меняется, и ему дают имя — Берт.

* * *

— Я не могу на это смотреть! Она... Она словно ухаживает за ним! — Мирч старается шептать, но выходит громко. Молли тяжко вздыхает и не знает, что ответить. Сложно не замечать и продолжать списывать на трудные роды поведение Джинни в последние недели. Она холодна практически со всеми, кроме Берта. При общении с остальными в глазах дочери читается постоянный упрек — и пусть только кто-то посмеет что-то плохое сказать в его сторону!

— В эти неспокойные времена все ищут поддержку...

Мирч прекрасно понимает, что имеет в виду Молли, наблюдая, как этот верзила водружает на голову его жены венок из ромашек. И где он их только нашел?! Но сейчас лето, и вполне вероятно, что они растут где-то неподалеку. А теперь он видит ее глаза. Они светятся счастьем и какой-то детской забытой радостью, ведь он так неуклюж и в то же время застенчив, но стоит только кому-то подойти — и он превращается в зверя, готового любому вырвать глотку. Даже самому Мирчу.

Молли подбадривающе гладит его по плечу.

— Я с ней поговорю.

Николеску кивает и уходит, чувствуя себя преданным. И все его жалеют, ополчаясь против Джинни и “этого верзилы”, как величают чужака за глаза. Но все же их с Джинни отношения становятся поводом для пересудов и даже неким развлечением для вынужденных скрываться волшебников.

Молли втайне не может не признавать, насколько счастливой и беспечной выглядит ее дочь. Ее волосы и глаза блестят, когда она бегает с ним по стадиону, в свете полуденного солнца кажется, что мимо проносится рыжее пламя со звонким смехом, заставляя многих против воли улыбнуться. И в такие тяжелые времена это всем необходимо как воздух. Но все же Молли решается поговорить с дочерью, стараясь подбирать слова как можно мягче, но реакция в ответ все равно бурная:

— Как ты можешь, мама?! — выкрикивает та. — Если бы не Берт, я бы... я... — она задыхается от возмущения, и Берт тут же показывается неподалеку, грозно сверля глазами Молли.

— Детка, я лишь хочу до тебя донести, что твой муж не в восторге от...

— А что Мирч тогда сделал?! Что он сделал, мама?!

"Ничего", — крутится на языке у Молли, но она молчит и приобнимает рассерженную дочь. “Никто бы ничего не сделал, но это не означает, что нужно...” — Молли вздыхает и отпускает Джинни.

— Я очень рада, что Берт оказался рядом, — искренне произносит она. Взгляд Джинни сразу смягчается.

— Спасибо, мама, — тихо произносит она, порывисто обнимает Молли — и остальные разногласия более не волнуют мать, остается лишь ощущение счастливого дитя в ее объятьях.

Потом Молли так же пресекает любые недоброжелательные высказывания в их адрес. Мирч же отдаляется от их палаток, ища поддержки у жаждущих перемыть всем кости. Но он возвращается обратно, стоит сгуститься тучам и появиться Министру Магии. Он что-то очень долго обсуждает с Артуром, после чего их лагерь начинают готовить к нападению. И все забывают о Берте и Джинни — все становится таким неважным перед страхом смерти. Волшебные палочки вздымаются вверх, волшебники колдуют до изнеможения, Министр же лишь коротко кивает, видя их усилия, и вновь возвращается к Артуру Уизли:

— Не стоит никуда бежать, — спокойно говорит он. — Когда все начнется, будьте готовы к сильным изменениям погоды — вплоть до урагана. Спрячьтесь в своих палатках и ждите меня. Я вернусь и помогу вам возвратиться в ваши дома. А до тех пор больше никакой магии.

Артур кивает, стараясь не задавать лишних вопросов и не выказать сковывающий его страх. И все же на один вопрос он решается:

— Где же мои сыновья? — вопреки стараниям, горестно звучит его голос.

Макдей надевает шляпу и застегивает мантию, словно не услышав вопроса. Но затем все же отвечает:

— В конечном итоге, каждый ищет в этой жизни покой. К кому-то он приходит слишком рано и неожиданно. А кто-то ждет его долго и обретает мир, — он кивает и аппарирует, оставив озадаченного Артура стоять посреди стадиона.

* * *

Сил остается совсем мало. Подчиненные негласно разделяются на тех, кто "за", и тех, кто "против". Умелый очень осторожен. Не все свиньи такие. Но большинство тянется за ним в надежде на переворот. Снова прибывает народ Хмурого, их некуда девать — все плохо организовано, а про эту низшую касту даже Умелый с трудом говорит без омерзения. Есть, разумеется, несколько приемлемых — только мужчины, преуспевшие в боевом искусстве, охоте и темной магии. Но они крайне вспыльчивы, агрессивны и совершенно неразборчивы, словно на их глазах стерли все запреты и некому удержать их жажду похоти и разврата. Они разворовывают Лондон и его окрестности — а скоро, наверное, разворуют всю Англию — пробираясь по ночам в дома в поисках любых признаков волшебников и магии. И еще вещи. Они надевают на себя украшения — красивые костюмы и платья, выглядят при этом порой совершенно нелепо и неправильно, и в таком виде продолжают ночные нашествия. Но волшебники оказываются не такой уж простой добычей — они надежно спрятались, не без помощи мистера Макдея. А точнее — если бы не он, их бы давно уже нашли и доставили к Хмурому. Но человекоподобные черви каждую ночь погружаются все глубже под землю и рыщут все дольше.

Сегодня в Подземельях сгущается атмосфера. Свин чувствует это кожей. Водяные демоны охраняют его несчастного господина — мистера Малфоя. Умелый удерживается от нелестных комментариев в его адрес — некогда осуждать и обвинять. Только помощь и время — это все, что нужно Умелому, чтобы освободить Драко Малфоя из мучительного плена. Видит Третье Подземелье — осталось ему недолго.

— Вот этот поворот — самое оно. И склонишь голову, словно что-то унюхал, понял меня? — обращается Умелый к своему первому помощнику Льстивому. Тот быстро кивает, и Умелый продолжает: — Не больше пяти секунд. Потом сразу возвращаешься, но перед этим словно невзначай проверяешь, нет ли посланий от Слушателей.

— Мне прочитать их, сэр?

— Прочитай.

Маленький свин еще раз кивает, но медлит:

— А если там будет что-то важное?

— Важное сожрешь сразу! — нетерпеливо хрюкает Умелый. — Ничего! Слышишь меня? — он встряхивает маленькую свинью за плечи. — Ничего важного не должно достигнуть ушей Хмурого.

— Я понял, — пищит Льстивый и уходит выполнять задание, как бы невзначай держа крохотные часики с крышкой-зеркальцем в руке, обеспечивая себе безопасный путь со всех сторон. Нынче темные твари повсюду. Малфой-мэнор оказался отличным местом для создания перехода — подкопа к главному проходу в Мутные Воды. Черви постарались и довольно скоро вырыли тоннель. Теперь все твари пролезают сразу в мэнор. Умелый замечает абсолютно весь нанесенный поместью ущерб. Каждую трещинку и каждую разбитую вазу. Как и переломанные пальцы и ушибы на теле хозяина. Да, их много. Карлики не устают придумывать пытки — это их любимое занятие. Но наносимый урон стал гораздо меньше, благодаря браслету. Хоть что-то еще работает, хотя бы магия Посвященных еще не сдалась и в силе. Значит, Посвященные что-то делают. Умелый не успевает многое разузнать, теперь его главная задача — это мистер Малфой, ждущий передачу от Льстивого. И Льстивый справляется. Приказав склонить голову, Льстивый закрывает обзор от Луны и передает Малфою передачку с лекарствами. И несколько слов:

"Она знает. С ней оставили Грейс Камерон. Мы позаботимся о ее безопасности".

Малфою запрещено отвечать, и ответа не последует. Льстивый спешит в свежевырытый отдел, где очень тихо. Сюда не пускают никого, кроме свиней Слушателей. Те имеют более выраженные уши и очень маленькие глаза — они им не нужны. Днем они спят — а ночью слушают. У них большие трубы, словно от саксофонов, которые ловят волны с Поверхности Мутных болот. И они жадно прижимают к трубам уши, ловя от фальшивой луны любую рябь, которая может быть важной, и только от тех, кто под Надзором. Имена и локации каждый день обновляются. И сегодня Льстивый проверяет сообщения. Они нашли место, где "резко повысилась активность". Разумеется, речь идет только о магической активности. Свин сжирает пергамент и поспешно удаляется, не забывая о крохотном зеркальце. Отражение несколько дрожит — но он справился, и теперь можно гордиться собой. По пути ему встречаются несколько карликов. Те, как обычно, ворча на своем противном крякающем языке, тащат в руках очередной громоздкий аппарат для пыток. Свин против воли испуганно хрюкает и тут же осознает, что ему придется выполнять подобное задание еще как минимум несколько раз.

* * *

Это всегда больно. Она часто ему повторяла: "Терять друзей, свободу, честь... Всегда надо знать — все когда-то закончится, как бы больно ни было". И после недолгого молчания добавляла: "И терпеть". Драко знал — в этот момент она боролась со слезами. Это были темные дни. Отца забрали в Азкабан, и вроде бы теплилась надежда, что это ненадолго. Но оказалось — надолго...

"Сколько терпения надо, мама?" Его снова пытают. Скончается ли он в этой пыточной, весь в поту и крови, без чести и друзей, как и его отец? Пожалуй, одиночества он боится больше всего. И невозможности знать наверняка ответов на постыдные для самого себя вопросы, вызывающие отвратительное чувство жалости к самому себе. “Нужен ли я еще кому-то?”

— Чего глаза закатываешь, белобрысая мразь?

Он быстро теряет сознание, радуясь этому. Нет, он не готов на переговоры с Волдемортом, несмотря на постоянные уговоры и напутствия Умелого. Пожалуй, он слишком не доверяет себе, и его защиту легко сломают, даже если Хмурый еще не до конца перевоплотился. Драко больше чем уверен — Хмурый бы выпытал у него все до мельчайших подробностей. А дальше бы всех убили. По его вине. Поэтому он блаженно проваливается в успевшую стать желанной темноту, переносясь в пространстве в тот самый “городок ожидания”. К ее губам и теплой коже. К горящему ощущению пощечины от ее руки и удивленно-озадаченному взгляду карих глаз от его нелепого признания в любви.

* * *

Находясь почти постоянно в молчании, не считая редких звуков автомобильных гудков и чьих-то громких возгласов из приоткрытого окна, Гермиона снова и снова прокручивает в мыслях беседу с Грейс, отмечая ее явную заинтересованность в Гарри. Возможно, стоит попытаться завести разговор о нем, и тогда Грейс наконец откликнется и заговорит. Она не спит по ночам, бродит по комнате, касаясь пальцами стен, и подолгу стоит у окна. На вопросы Гермионы она не отвечает, словно дала обет молчания. А днем ложится на пол и вслушивается в землю, иногда пугая этим Гермиону. Но страх за происходящее с Гарри и Малфоем гораздо сильнее, и в одну из ночей Гермиона подходит к стоящей у окна Грейс и тихо шепчет, словно беседуя сама с собой:

— В тот день... он особенно запомнился мне. Когда мы искали крестражи, искали выход… — горло тут же предательски сжимает, заставляя запнуться, — Гарри был очень расстроен… Подавлен, как и все мы, но как-то по-особенному, — она вздыхает, — мы постоянно прятались, переходя с места на место, словно блуждая в одних и тех же воспоминаниях. На какой-то момент это так затянуло, что я была готова оставить все и продолжать прятаться... Ведь что-то бы точно поменялось, не смогло бы продолжаться вот так... Но он не такой, — легкая улыбка касается губ Гермионы, — он не переставал искать пути даже в такое время. Ему было не важно, в какую цену обойдется победа, уже столько всего было пройдено, столько потерь и горечи...

— И что же он сделал? — звучит голос Грейс, но ее взгляд не отрывается от окна.

— Пожертвовал собой...

Вот те слова, возвращающие Грейс в эту маленькую комнату в городке на севере Ирландии. И она разворачивается к Гермионе лицом:

— Значит, есть в нас что-то общее… — легкая грусть отражается на ее лице, на мгновение она улыбается, но тут же холодеет. — Хорошо это или плохо, решать не мне, — она прикрывает глаза и замолкает, и Гермиона уже успевает отчаяться, когда Камерон внезапно продолжает:

— Двое бывших Посвященных убедили меня отдать им Гарри. Отдать для Хмурого.

Гермиона беззвучно охает — будто подтверждаются ее самые ужасные предположения — но Грейс спешит ее разубедить:

— Это такой обман, — она выдвигает ладонь вперед. — Они скажут Хмурому, что заманили и задержали Гарри, и Хмурый последует за ними в указанное место. И там действительно будет Гарри, но будут еще существа из Второго Подземелья, которые помогут обманом провести обряд разделения души.

— Разделения души? — перебивает Гермиона, ощущая, как удушливый спазм сжимает горло.

Грейс решительно кивает:

— Только это теперь способно сдержать ту возрождающуюся злость в теле Хмурого. Мы не способны...

— Но это... но мы не можем... — Грейнджер на секунду отворачивается и зажмуривается, дыша глубоко и приказывая себе не терять самоконтроля и не повышать голос. Затем она продолжает, чувствуя, как безумно колотится сердце:

— Грейс, послушай меня, прошу тебя, — ее голос звучит относительно спокойно, но в душе все клокочет, и она молит Мерлина услышать ее немую просьбу — не допустить подобной участи для Гарри! Любой ценой.

— Тебе довелось встретить Гарри... нормальным, — она разворачивает к себе Камерон за плечи, подавляя желание сдавить их до болезненного хруста, — ты никогда не видела, как его разум разрывает на части, не видела, как он... — Гермиона замолкает, на мгновение зажмуриваясь, стараясь не поддаваться врезающимся в разум воспоминаниям, — сдавливал мое горло…

Она сжимает челюсти до боли, но эмоции все равно берут свое:

— Пытался задушить! И ты сочла себя вправе решать за него, подвергать его подобной участи! — она срывается на крик. — И это ты мне будешь рассказывать о любви?! Ты понятия не имеешь, что это такое! — Гермиона с силой встряхивает Грейс, не без удовольствия отмечая, как ее голова резко откидывается назад. — И любовь никогда не бывает простой... — крик переходит в злое шипение: — Это почти всегда больно, почти всегда до слез, и если ты сейчас же мне не скажешь, где Гарри, я клянусь, я убью тебя...

Камерон словно деревенеет в ее руках, в глубоких синих глазах вспыхивает и тут же гаснет страх — словно укол, возвращающий в реальность.

— Он в заброшенном ангаре, — голос Грейс звучит еле слышно и Гермионе приходится прислушиваться, — рядом со стадионом торговли. Его... должны были подготовить. Необходима полная уверенность, что он выдержит снова... сдержит это зло в себе.

— Как ты могла так поступить? — выплевывает Гермиона, не скрывая отвращения. — Он ведь доверился тебе! Я точно знаю, раз пошел за тобой, забирая нас с Малф... — ее голос надламывается и Гермиона отворачивается, отпуская плечи Грейс и облокачиваясь спиной о стену рядом с окном, стараясь унять колотящееся сердце. Малфой. Она старалась не думать о нем в эти дни. Это было слишком — наподобие пытки. Но лишь наподобие, ведь по-настоящему пытали его. Возможно, в это же мгновение, возможно, он зовет ее, просит помочь, как когда-то он вернулся за ней, совершенно неожиданно показав себя с другой стороны... В памяти против воли возникает его низкий голос, произносящий слова любви...

Справившись с собой, Гермиона вновь начинает говорить — тоном, не допускающим возражений:

— Раз ты пошла на это, то будет мало сказать мне, где Гарри, и мало — помочь предотвратить этот обряд. Я хочу... чтобы ты помогла мне спасти Малфоя.

Слова повисают в воздухе, и Грейс осторожно разглядывает ее профиль и поджатые губы, затем, будто извиняясь, тихо произносит:

— Это несколько жизней. Для меня это лишь несколько жизней.

Гермиона кидает на нее строгий взгляд:

— Что ты хочешь этим сказать?! — у нее появляется острое желание хлестнуть эту девчонку по бледной щеке.

Грейс кладет руку себе на сердце:

— Если оно остановится ради спасения всего — я тут же его остановлю. Даже вырву собственными руками. Но этого мало. Это еще одна жизнь, еще одна, которая не поверила вовремя, не прислушалась и не переступила через гордость и свои желания. Я ничто, Гермиона. Я не могу это остановить, не сможешь и ты. Как и твой Малфой. Боюсь, вся мудрость и величие этих миров растрачены. Остается только насилие. И им же мы и пытаемся остановить войну, — она зажмуривается и испускает рваный стон, полный боли и отчаяния, сползая при этом на пол. И замолкает.

Гермиона сглатывает подкативший к горлу ком. Разворачивается к окну — взгляд бегает по подоконнику, по серой улице за окном, стараясь зацепиться хоть за что-то, что подскажет верный путь. Сейчас нельзя допустить ошибки. И становится ясно — больше нельзя оставаться в стороне. Но ей слишком мало известно — а за окном, будто назло, все серое и безликое, и взгляд возвращается в комнату, падая на склонившуюся светлую голову Грейс.

— Поднимайся! Сейчас же, — голос Гермионы строг, но она помогает девушке подняться, поддерживая за локоть. — Пойдем, садись на диван и отвечай на вопросы, которые я тебе задам.

— Хорошо, — почти безжизненно соглашается Камерон.

Гермиона хмурится, мысли в голове несутся, словно вихрь, обгоняя друг друга, и рука ищет пергамент с пером, но находит только какой-то журнал и ручку. Что ж, сгодится и это.

— Так, начинаем, — Гермиона садится напротив у столика и выдыхает, словно глубоко внутри боится, что не сможет ничего понять, что ум давно заплесневел и не решит эту задачу сейчас. "Представь, что это просто руны. Древние руны, они сложные, но их лишь надо запомнить — и все встанет на свои места".

— Сколько времени у нас осталось? — рука с ручкой немного дрожит, но Грейс этого не замечает или же не обращает внимания.

— Пара дней. Возможно, неделя, если его что-то отвлечет.

Гермиона быстро кивает, делая первую пометку:

— Если сделать так, как задумывалось изначально, будет ли от этого прок?

Грейс опускает голову:

— Я не знаю...

— Мне нужны точные ответы! Соберись! — ладонь бьет по столику, заставляя Грейс вздрогнуть, ее взгляд несколько проясняется:

— Я поняла, что должен быть еще один участник. Мне кажется, были неправильно истолкованы некоторые моменты... — она встряхивает головой, выставляя вперед руки в защитном жесте, прося Гермиону не кричать:

— Нужна жертва. Для освобождения стражей. И теперь я поняла, что это не я. Это старец, которого я не знаю! Я не понимаю, кто это должен быть! — отчаянно выкрикивает она, закрывая ладонями лицо.

Гермиона снова быстро кивает и записывает, игнорируя все еще звенящий голос Грейс и возникшую ассоциацию маленькой девочки, не познавшей ни жизни, ни любви, но со взваленной на дрожащие плечи непосильной ношей.

— Так, старец. И мы. Что еще должно произойти? Мы все собираемся у стражей и проводим какой-то магический обряд?

Грейс кивает, все еще не отнимая рук от лица:

— Да. Жертва приносится, и стражи оживают, — она проводит руками по волосам, затем сцепляет пальцы в замок на шее. — Это очень большой выплеск энергии и магии, который переворачивает миры и впускает вслед за Стражами Третье Подземелье.

— А Стражи — это?.. — хмурится Гермиона, стараясь не упустить ни одной важной детали и одновременно пытаясь свести параллели с тем, что было известно ранее.

— Стражи — это исполинские создания, похожие на фестралов, которые обретут плоть и кровь на время Наказания. И уничтожат, снесут всю грязь и разврат. А потом последуют духи Третьего Подземелья, забирая провинившиеся души и унося их с собой, дабы те постигли Вечную Боль, и она стала их ориентиром.

Гермиона ненадолго замирает, затем шумно выдыхает:

— Что будет с нами в этот момент? — ее голос звучит совсем не так бодро, как хотелось.

— Если Стражей выпустим мы, то ничего — это наш долг, и мы его выполнили. Но если нет... бездействие карается с той же силой. Каждый получит свое Наказание.

— Судя по твоим словам, выполнение обязанностей Посвященных кажется совсем несложным. Нужно лишь собраться в одном месте и...

— Не совсем. Добраться до места вполне возможно, хоть у нас не вышло и этого... Но при обряде — нужно объединение. Поток общей энергии, желания и чистого посыла. Если же его нет, то ритуал бесполезен. Боюсь, что этот метод уже невозможен.

Гермиона закусывает губу, стараясь не поддаваться унынию, исходящему от Грейс.

— Теперь, когда разгромлен Лондон, я уверена, Гарри не останется в стороне, он...

— Ему интересны лишь вы с Малфоем! — Гермиона озадачивается, улавливая ревнивые нотки. — Он готов убить или сам умереть ради вашего спасения. Но не ради Лондона... и, тем более, Подземелий...

На некоторое время воцаряется тишина, все мысли куда-то разом разбегаются и остается лишь одна-единственная, словно мигающая красным фонарем:

— Но мы... умрем. Если не остановить все это.

— Я говорила ему об этом, что Наказание...

— Он вряд ли тебя правильно понял, Грейс! — Гермиона заставляет себя успокоиться. — Знал ли он, как все случится? Так, как ты рассказала сейчас мне?

— У нас... у меня с ним не было подобного разговора, — она быстро потупляет взгляд.

Гермиона искренне удивляется:

— Не было? Но что же ты ему рассказала?

— Я этого не знала. Было лишь письмо моего деда, и иногда магия Посвященных касалась разума, словно подгоняя и подсказывая, но эта энергия... она не дает всего осознания... Я смогла увидеть и частично пережить Старые Неспокойные Времена, когда нашла укрытие в горах, где долгое время прятался мой дед Джошуа... оказалось, что там собраны сотни воспоминаний Посвященных и их преемников. И я смогла частично окунуться в историю и увидеть произошедшее... Тогда стало ясно, что нельзя просто ждать, нужно хотя бы что-то предпринять, даже ценой нескольких жизней, — она замолкает и выжидающе смотрит. Ее грустные глаза пронизывают Гермиону толикой возродившейся надежды — ведь Гермиона услышала то, чего добивалась. Но Гермиона молчит, и взгляд Грейс беспомощно бегает от напряженного лица Грейнджер к застывшей ручке в ее руках.

Гермиона отбрасывает ручку в сторону и поднимается. Ходит кругами по комнате, как загнанный зверь, кусая губы и нервными жестами убирая отросшие волосы со лба. Внезапно Грейс поднимается и останавливает ее робким объятием. У Гермионы почти кончились запасы зелий, корректирующих состояние во время беременности, и она чувствует, как грудь начинает трясти от сдерживаемых все это время рыданий. И, испытывая отвращение к себе и неудавшейся попытке во всем разобраться, она дает волю слезам. Грейс же прикрывает глаза, гладя Гермиону по спине. Этот период она уже прошла. И за ним последовал тот самый, что вынудил пойти на что угодно, ради крошечной надежды хоть как-то все исправить. Но внезапно Гермиона затихает и отстраняется — в ее взгляде снова решимость, словно этого истошного срыва вовсе не было. Она отходит от Грейс, поднимает ранее отброшенную ручку и садится обратно.

— Так. Дальше. Что еще тебе известно?

Грейс несколько теряется, но под взглядом Гермионы, снова ставшим колким, обходит диван и садится обратно.

— Думаю, гораздо больше будет известно Малфою. Насколько я успела понять, он занял место своего отца во владениях Гекхала, и мог узнать какие-то подробности на тайных собраниях и...

— Значит, первым делом найдем его. Он тогда аппарировал и....

— Он в пыточных, обычно там держат тех, кто провинился или сказал лишнее.

Холодный пот прошибает Гермиону, заставляя вновь испытать бессилие и нарастающую панику.

— Мы можем туда проникнуть? Ты сможешь? — наверняка это глупый вопрос, но не успевает Гермиона на себя разозлиться, как Грейс внезапно отвечает:

— Да... — как-то отрешенно звучит ее голос, — я смогу это сделать, и меня не схватят. Они не посмеют меня тронуть.

— Хорошо, — медленно кивает Гермиона, не до конца обдумав все возможные риски. — Ты в этом уверена?

— Да, я смогу это сделать. Я... отправлюсь туда прямо сейчас и вернусь с Малфоем.

— Вот так просто? — неодобрительно качает головой Гермиона и хмурится, мысленно уже отказываясь от этой идеи, посчитав ее слишком рискованной.

— Да. Вот так просто, — тихо повторяет Грейс.

Внезапно звучит хлопок аппарации, оставляя после себя лишь невесомое облачко рассеивающегося дыма.

Гермионе долго не верится в ее исчезновение. В голову лезут всякие мысли — в том числе, что Грейс просто решила сбежать от надоедливой Грейнджер с дурацким списком бессмысленных действий. Гермиона с силой сжимает в руке журнал, издавая почти рычащий звук. Ничего больше не остается делать, кроме как ждать, томясь в удушающей неизвестности.

* * *

Грейс аппарирует в темницы. Ее тут же замечают — звучат трубы и послушные карлики доставляют ее к Хмурому. Она не сопротивляется, ведь за этим сюда и пришла. Хмурый, оказывается, не сильно спешит ее видеть, и ей приходится некоторое время ожидать в полутемном длинном зале, наполненном по щиколотку водой, в которой ворочаются его вновь созданные твари, словно впитывая в себя жидкость, превращая в слизкую субстанцию на черной лоснящейся коже. Они громко ползают, рокочут и неуклюже плюхаются в воду, тут же поднимаясь, чтобы опять упасть — но другим боком, оставляя после себя тягучие нити.

— Зачем явилась? — внезапно совсем близко звучит голос Хмурого, бесшумно, в отличие от червей-людей, подошедшего к ней.

— Я прибыла для обмена, — стараясь выглядеть убедительно, отвечает Грейс, помимо воли опуская взгляд, встретившись с животным красным.

— Обмена? — он ждет ответа, но звучат лишь хлюпающие звуки его тварей, и он продолжает: — Что ж, я слушаю тебя, — он придвигается к ней ближе, обдавая на удивление приятным запахом пряностей, но от предстоящей участи все равно накатывает тошнота.

— Я готова обменять себя на Малфоя-младшего, Повелитель, — она вновь мельком поднимает на него взгляд, стараясь подавить в себе страх перед его видом. Но с досадой приходит осознание — внешний вид ничего не означает. Ни под какой оболочкой не скрыть источаемую от него энергетику власти и жажды поглощения, уничтожения или порабощения.

— И зачем это мне? — создается впечатление, что она его несколько забавляет. Маленькая, юная, решившая встретиться с ним лицом к лицу. Возможно, он вовсе не знает, кто она такая.

— Я... я побывала там, где хранятся все воспоминания, и я расскажу вам, каких ошибок лучше не совершать, чтобы не прекратилась... эта новая зарождающаяся эра.

— А это мне нравится, — он обходит ее полукругом, впиваясь красными глазами — отчего мурашки тут же бегут по коже — словно предупреждая. — Но скажи мне, откуда у тебя это желание? И почему ты решила вдруг поделиться со мной своими священными тайнами?

— Я... — Грейс ощущает, как тело сковывает страх. Если сейчас он не поверит, то тут же расквитается с ней, как с надоедливой букашкой. Но затем на ум приходят зеленые глаза и те редкие моменты, когда она ловила на себе их взгляд, и ей казалось, что она для него что-то значит. — Я ненавижу то, на что меня обрек этот старик! — специально громко выкрикивает она, подавляя желание замолкнуть навеки. — Мне незнакомы никакие миры, только мир магглов! А вы их не трогаете, и я за это вам благодарна. Но старый безумец обрек меня на выполнение претящего мне задания — я обязана защитить тех, кому не должен быть причинен вред в Подземельях, тех, кто здесь почетный гость, иначе меня настигнет Наказа...

— Замолчи, — почти ласково звучит его голос, — эти правила меня давно тяготят. И, как видишь, я их уже не исполняю и до сих пор ничего не происходит. Но я могу тебя понять, — он улыбается, — ты мне пригодишься гораздо больше той полудохлой крысы. Обменяйте их! — рявкает он куда-то назад, стоящим у входа карликам.

— Но, видишь, какая у нас получается загвоздка, — он берет ее под руку и куда-то ведет, словно прогуливаясь по жуткой водяной тропе, и Грейс вздрагивает каждый раз, касаясь склизких тел, — я должен тебя проверить, моя дорогая. Ты все же практически с враждебной стороны, и, несмотря на твои, я уверен, искренние слова, мне нужно убедиться самому. Ты не против? — он останавливается, разворачивая ее к себе, держа на мощных вытянутых руках за плечи.

— Я не про... — она не успевает договорить. В ее сознание грубо и насильственно внедряются. И она обмякает в его руках, словно тряпичная кукла с широко распахнутыми от удивления глазами. Он жадно рыщет в ее сознании, разрывая в клочья малейшие намеки на попытки защититься. Он видит многое. Большинство из этого связанно с Поттером. Но то ли от ужаса, то ли Грейс везет — вспоминаются действительно терзания и мучения от свалившейся на нее участи. И он ее отпускает. Но не дает упасть на пол, подхватывая на руки.

— Приготовьте ей комнату! Она будет моей гостьей и ведуньей. Нам еще много предстоит узнать. Пускай пока отдохнет. Сойти с ума ей пока нельзя.

Гермиона ворочается в беспокойном сне. Ужасы. Ей снятся только ужасы. И она вновь просыпается вся в поту, обнимая свой ноющий живот и молясь, чтобы с ребенком было все хорошо. Это ведь его ребенок. “И суждено ему будет родиться на войне… Какие мрачные мысли", — Гермиона вновь занимается самобичеванием. Пожалуй, это становится единственным ее занятием. Обращаться к исписанному журналу, стараясь провести хоть какие-то параллели, и потом злиться на неспособность прийти к чему-то логичному. Хотя бы к чему-то, проливающему толику света в этот мрак и ужас. И не успевает она так подумать, как слышится хлопок аппарации, и на ее колени ложится светловолосая голова Драко Малфоя. Его глаза прикрыты, ресницы чуть заметно подрагивают. За ним показывается Умелый.

— Простите. Чары невидимости, я не сразу их снял, — свин поспешно кланяется в приветствии.

Но Гермиона видит только бледного Малфоя на своих коленях и не смеет к нему прикоснуться, боясь, что он расколется, словно фарфоровая статуя.

— Мисс, он жив. Я не позволил бы...

— Мерлин... Умелый, я совсем не это подумала! — задохнувшись, восклицает она, кидая быстрый взгляд на Умелого и тут же возвращаясь к Драко. — Он без сознания? Что с ним?.. Что они делали с ним?! — это глупый вопрос, она и сама знает, что его пытали.

— Я уверен, вы о нем позаботитесь. Я принес все необходимые зелья и некоторые травы... Мисс Грейнджер, посмотрите на меня, — Умелому удается перехватить ее взгляд. — Я ранее говорил вам, что придется появиться в решающий момент, — она отрешенно кивает, — он скоро настанет. Нельзя остаться в стороне, — она хочет возразить, но свин жестом заставляет ее молчать. — Грядет война. Она никогда не длится долго. Как и в прошлый раз, будет мощнейший ураган. Исход войны всегда неизвестен, но… вот эта веревка позволит вам оставаться неразлучными до конца битвы, — он вытаскивает из маленького кармашка сюртука, явно заколдованного под увеличение пространства, большой канат и откладывает в сторону. — Он загорится красным, когда придет время. Коснитесь его оба, вместе — он сработает как портключ, перенесет прямо на поле боя. У вас не так много времени на восстановление... — он кидает быстрый взгляд на своего господина, — я сделал все, что было в моих силах. Прошу, займитесь им сейчас же. Я уверен, вы обладаете лучшими навыками в колдомедицине.

Гермиона лишь кивает, не в силах отвечать, боясь, что ее голос будет звучать надломленно. Умелый исчезает с громким хлопком, и Драко приоткрывает глаза. Гермиона застывает.

— Я здесь, — шепчет она, торопливо вытирая с его лица упавшие на него слезы и остервенело смахивая их со своих щек. — Теперь все будет хорошо, я... — ее взгляд падает на его руки. Изуродованные, жуткого фиолетово-красного цвета с кровоподтеками, местами все еще переломанные. И она задыхается, давясь собственными всхлипами, но затем хлещет себя по щеке. Несколько раз глубоко вздыхает и словно включается автоматизированный рабочий режим колдомедика. Она делает все необходимое, заставляя себя успокоиться каждый раз, когда видит свежий шрам или инфицированную рану. Спина же оказывается хорошо залеченной, видимо, Хмурый старался, как мог, и за это Гермиона ему бесконечно благодарна. На скорую руку она делает зелье и себе — глоток спокойствия сейчас просто необходим. Затем она работает практически всю ночь. Пальцы приходится ломать заново. Придется Умелого поучить, как правильно сращивать кости...

Гермиона трясет головой: “Этого больше не понадобится! Никто больше так не пострадает!" Она сама слабо верит в эти слова. Но они нужны. Так же, как вера в его излечение. Пот стекает по спине, весь затылок мокрый, но она вновь сосредотачивается, делая привычно умелые взмахи волшебной палочкой, каждый раз боясь, что он проснется, почувствует боль. Но она ведь все правильно рассчитала, и дозы снотворного с обезболивающим отваром хватит. Непременно хватит.

— Нет, ее не слишком много, и он обязательно проснется! — вскрикивает сама на себя Гермиона, задыхаясь в небольшой комнатке с запотевшими стеклами. Шаткой походкой она подходит к окну и открывает его, испуская стон — то ли облегчения, то ли мучения. Очень много ненужных мыслей и терзаний в голове словно водят хоровод. Но, наконец, и на нее влияет успокоительное, и она возвращается к Драко. А может, уже просто утро, и его пальцы наконец ровные. Такие, какими она их любит. Гермиона застывает у кровати с палочкой в руке. Любит. Да, черт возьми, она его любит. Так, как никогда не любила раньше. Так, как никогда ему не признается, потому что это слишком... Она готова лечь ковриком у его ног и будет улыбаться, когда он будет на нее наступать. Мерлин, признаваться в таком даже себе самой противно, не то, что кому-то... Но сейчас она целует его руки, прижимая к своим вновь мокрым щекам.

— Я... тебя... — слово застревает в горле, но становится легче. Ведь он ей тоже признавался, хоть она и не позволяла себе об этом вспоминать. И верить не позволяла. Это же Малфой. Она никогда не поймет, что у него в голове.

Он дергается, его ладонь ускользает из ее рук, и он со стоном переворачивается. Гермиона успевает себя проклясть за неправильно рассчитанное зелье, но затем его дыхание выравнивается, и она сваливается рядом без сил, гладя рукой волосы на его затылке и проваливаясь в небытие.

Наутро его не оказывается рядом, но испуг Гермионы проходит быстро — он стоит у окна. И в его руке стакан. Гермиона помимо воли улыбается, ведь держать стакан — уже достижение после подобных травм! Но ему больно, и она это видит по напряженному выражению лица.

— Постой… я тебе помогу, — она быстро встает с кровати, но, сделав пару шагов, останавливается, ведь он все так же смотрит в окно, будто ее нет. — Драко? — она аккуратно касается его плеча.

— Что? — у него стеклянный взгляд, зафиксированный на чем-то за окном.

— Ты... как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, — и он поднимает трясущийся в руке стакан, сжимая при этом челюсть.

— Давай, я...

— Не трогай меня, — полный злобы взгляд пронзает сердце, и она машинально делает шаг назад.

— Я лишь хочу помочь, — Гермиона облизывает пересохшие губы, расправляет... Мерлин, что на ней? Какая-то нелепая безразмерная ночнушка. И опять это идиотское чувство — надо выглядеть перед ним достойно! И… нервы. Одни нервы и неловкость.

— Знаешь, что? — резко накатывает удушающая обида. — Иди ты к черту, Малфой, — получилось хрипло и почти жалко.

Он лишь смотрит на нее снисходительным взглядом, словно его только что облаяла дворняга, и снова поднимает трясущийся в руке стакан... будто в нем долбаный виски.

Ей нужно выйти. На воздух. И оставить все это здесь — весь этот сгустившийся вихрь боли, отчаяния и слез. Она быстро приводит себя в порядок и уходит, кинув через плечо взгляд напоследок. Он даже не оборачивается. И вихрь всех этих чувств словно следует за ней против ее воли, пока она спускается по лестницам, выбегает на улицу и идет непонятно куда. "Любит", — она горько усмехается. Конечно, она не поверила его словам тогда. Возможно, лишь на мгновение. Но и это было ошибкой. Она ускоряет шаг, запахивая наспех захваченную накидку сильнее, чувствуя, как покрасневшие глаза неприятно сушит утренний ветер.

Драко смотрит на нее из окна. Она стоила того? Он зол на нее. Словно она его вынудила все это пережить. И ради чего? Но она только что была рядом, готовая помочь. Малфой встряхивает головой, чувствуя, как каждое движение отдает болью. Он старается осознать противоречивые чувства, истерично бьющиеся у него в груди. Поначалу казалось, что этот поступок заставит ее понять, увидеть в нем те чувства, что уже давно не дают ему покоя? Но долго терпеть физическую боль он не умел никогда. Душевную — да. Азкабану спасибо. Но не это. Это было... буквально на второй или третий день Малфой был готов сдаться. И, если бы не Умелый... Он бы — что? Драко снова встряхивает головой, чувствуя, как она начинает кружиться. Определенно рано было вставать. Он отшатывается от окна, с трудом доходя до кровати. Она лежала на этой подушке. Он касается ее лицом, прикрывая глаза, вдыхая ее запах — словно яд для его легких, ощущая, как предательски щемит в груди.

— Как же я тебя ненавижу, — еле слышно шепчет он, зажмуриваясь. За окном внезапно раздается грохот, и Драко не сразу понимает, что это гром. Спустя мгновение дождь с силой бьет по окну, и он тут же поворачивается к двери, словно она вот-вот войдет. Но ее нет, и спокойствия нет. Двигаться тяжело, и идти ее искать он не может. Лишь лежать, считая удары собственного сердца, бьющегося быстрее дождя. Так проходит почти весь день — гроза не унимается, а сердце так и норовит разорваться каждый раз, когда в голову приходят мысли о гибели Гермионы. По его вине. И Малфой бьет ногой по кровати, рычит в подушку и изводит себя до бессилия, пока, наконец дверная ручка не поворачивается и не входит она. Драко резко поднимается, сверля ее глазами. Она вся промокла.

— Ты ненормальная! — укоризненно выпаливает он.

— Началась гроза, — смотря в пол, отвечает она.

— Я не слепой, Грейнджер, — он замолкает и отворачивается, шумно выдыхая и заставляя себя прекратить начинающуюся ссору. Затем кое-как встает на ноги и подходит близко. У нее затравленный взгляд и посиневшие губы. Он касается ее ледяных рук и притягивает к себе. Она напряжена и сопит, словно подхватила насморк. Драко прикрывает глаза, утыкаясь в ее волосы.

— Прости меня, — очень тихо. Кажется, он этого даже не сказал. А она не услышала.

— Тебе нужно выпить еще микстуры, — обреченно звучит ее голос, словно, если бы не этот факт, она бы и вовсе не вернулась. Драко отпускает ее и отходит назад, опирается о спинку кровати. Она проходит мимо него к столику, вытаскивает дурацкие колбы и начинает что-то мешать, нарезать и сцеживать. Бесконечно долго.

— Ты любишь меня?

Она роняет колбу на пол, спина мгновенно вытягивается в ровную струну. И Гермиона застывает, словно громом пораженная — под стать звукам снаружи.

— Я спросил, если ты меня любишь, — его тон — будто он спрашивает, забрала ли она его совиную почту.

Она медленно разворачивается к нему лицом, словно ее вертят в аду на пылающем костре. В часто моргающих глазах ясно читается нарастающая паника. Драко складывает руки на груди, хоть ему и жутко больно. Она поднимает взгляд, полный явной решимости переломать обратно все его пальцы и заодно шею, и коротко, с вызовом отвечает:

— Да.

У Малфоя тут же перехватывает дыхание, словно перед походом в пыточную. Он молчит и отводит взгляд, сам не понимая, какого черта это спросил и почему ее ответ приводит его в ужас. Она наклоняет голову набок, явно ожидая объяснений.

— Хорошо, — по-деловому кивает он.

Повисает молчание.

"Хорошо?!" Мерлин! Даже нужного эпитета не находится — описать, насколько глупо это прозвучало. Малфой видит это по ее лицу, и исправляется:

— Я хотел сказать, что... это хорошо.

Кажется, ее глаза сейчас вылезут из орбит, столь удивленно-обескураженной она выглядит. А затем ее губы трогает легкая улыбка, и она начинает смеяться. Поначалу Малфой хмурится, затем, прыснув, отворачивается.

— Ты такой идиот, — улыбаясь, она подходит к нему и нежно обнимает. Нежно — как ей кажется. Но это все равно приятно, хоть ребра тут же ноют, стиснутые в объятиях. Но от осознания боль отступает, и он снова утыкается ей в волосы:

— Прости меня, — теперь громко. Теперь она точно слышит и на мгновение напрягается.

— Молчи, прошу тебя.

И Драко молчит, прислушиваясь лишь к ее дыханию и все еще бушующему за окном шторму, а в груди разливается нежность к ней, столь ему не присущая и непривычная, отчего он застывает, словно раненный зверь, в надежде, что оно прекратится. Но с ее шепотом "Драко" — ему в ухо — лишь накатывает с новой силой.

— Кхм? — пожалуй, это единственный звук, на который он сейчас способен.

— Ничего. Просто молчи, — он хочет ответить, что и так молчит, но мысли улетучиваются и рассеиваются где-то в этом уютном мгновении, где он и она не ругаются, где она так близко, и его разрывает на части от эмоций, но он лишь сопит ей в волосы, стараясь запомнить мгновение навечно.

* * *

— Миром правит зло, — шепчет себе под нос Дамблдор, и эти слова кажутся такими неправильными в залитой солнечным светом комнате. Тут будто всегда весна, а из окна льются золотые лучи. Разумеется, никакого окна нет — солнца тоже. Это все очень искусная магия — на кончиках пальцев.

— Первые заповеди, — отзывается на его шепот стоящий у входа Гекхал, и Дамблдор разворачивается, снимая очки с кончика носа:

— Заповеди? Ты раньше не упоминал.

Гекхал пожимает плечами:

— Это все знают, просто никто не любит об этом говорить. Как и про Старые Неспокойные Времена, — он усмехается. — Будто это кого-то спасет от повторения...

Дамблдор протирает очки и водружает обратно на нос.

— И что это означает? — в руках у него тяжелый том с его же собственными записями, которые еще придется кому-то доверить для создания книги. "Уже после моей жертвы", — мысленно добавляет Альбус и подходит к вампиру, держа книгу прижатой к груди, нехотя отмечая в глазах Гекхала странный блеск, словно в них играют бесенята. И тот зачитывает наизусть незнакомый Дамблдору отрывок:

— Нам нельзя на свет, ибо он обнажит темные души, и алчность погубит миры. Тайное должно оставаться тайным, ибо несет в себе неудержимое зло, непосильное обузданию, ни солнцу, ни его народам. Во тьме хранится сила, способная в руках умельца творить невиданную магию, воскрешать и забирать жизни, но стоит Равновесию нарушится — и зло выплеснется на свет в самом отвратном обличье, в извращенном сознании и бесконечной жажде к волшебной крови и смерти.

— Что ты только что зачитал мне? — быстро спрашивает Дамблдор, стараясь не поддаваться внезапно накатившему волнению.

— Это отрывок из записей Ваукхала. Он писал о своих прозрениях и умозаключениях, к которым пришел в итоге многих лет жизни на Поверхности. Они завещаны лишь его потомкам, — улыбается Гекхал в ответ на немой вопрос Дамблдора.

— То есть, ты хочешь сказать мне, что виной всему некая темная сила?

— Сознание. Оно является неотъемлемой частью каждого, кто рожден в Подземельях. Тут нет места невинным и возвышенным. Любой из видов, даже болотная жаба способна убивать лишь потому, что ей что-то не нравится. Давным-давно эти места пустовали, и существовало лишь это сознание. Злое и неумолимое, губящее любого, кто приближался ближе дозволенного. Но спустя годы все изменилось. Сознание превратилось в один из миров. Это Сизые и их Третье Подземелье. Познав вечную злобу и насилие, они теперь ее сдерживают с помощью душ. Тех самых, что страдают там вовек от своих же злодеяний. Но иногда им требуются и жертвы. Посвященные обязаны приводить им обрядчиков, и те пожирают их души, будто в те самые яростные первоначальные времена. Но из-под контроля таким образом они не выходят никогда.

— Этого нет ни в одной из изученных мною книг, — озадаченно отмечает Дамблдор.

— Считается, что сознание тех, кто с Поверхности, не способно понять. Поэтому об этом не говорится. Но все остальные прекрасно знают, кто такие Сизые, и только дурак станет пренебрегать их законами, — Гекхал отходит подальше — туда, где еще осталась тень.

— О, прости, — Дамблдор быстро рассеивает магию, погружая комнату в серый полумрак.

— Свет — это красиво, — с грустью отмечает Гекхал, проходя в комнату и располагаясь в кресле.

Дамблдор некоторое время молчит, обдумывая сказанное Гекхалом. Тяжелый том оттягивает внезапно ослабевшие руки вниз. Столько лет познания и обучения, воспоминаний и вычислений...

— Как ты считаешь... Что спасет нас на этот раз? — глухо звучит его голос.

Гекхал поднимает озадаченный взгляд:

— В отличие от вас... я не оптимист, — он виновато улыбается и пожимает плечами, — но можете вернуть несколько лучей, я бы посмотрел на них еще. Так близко...

— О... Конечно, — спохватывается Дамблдор после замешательства, и несколько лучей вновь пробиваются сквозь мнимое окно, переливаясь золотом мимо восторженного Гекхала.

Дамблдор оставляет его в комнате, а сам уходит на поиски Дугласа и мистера Саммерса. Пора бы у этих двоих спросить совета. Но их нигде не оказывается. Лишь в гостевой комнате находится не до конца сгоревшее послание, услужливо спасенное одним из местных гоблинов — переписка с Каррехеном — Повелителем Тернистых Корней. Альбусу удается частично ее воссоздать, и его сердце уходит в пятки, осознавая, о каком ритуале идет речь в переписке. "Мой мальчик!" — хватается он за сердце. Нет, он не позволит вновь обречь Гарри на подобные страдания, даже ценой... "Неважно, какой", — Альбус с горечью отмечает, что отрицает любые последствия своих последующих намерений. Он будто обязан исправить изломанную жизнь этого ребенка, хоть это и может привести к абсолютной катастрофе — но это все не имеет значения, стоит Альбусу увидеть стадион, ощутить запах свежесваренного зелья для плавного разделения душ и кожей почувствовать враждебное присутствие. Они в ангаре рядом со стадионом. И оттуда уже клубится светлый дым вперемешку с зеленым и черным. Каррехен явно тоже колдует — разумеется, он не менее заинтересован в спасении миров. Но Дамблдор сейчас заинтересован лишь в спасении Гарри. И он произносит те самые слова, которые так долго держал в голове. И так же долго он ждал и боялся этого момента, занимая пространство в Подземельях, почти что успев превратить помещение в точную копию своего кабинета в Хогвартсе — в безуспешной попытке отсрочить… смерть? Заточение? Нет, это гораздо хуже… Но и прекрасней одновременно.

— Жертва готова, — гремит его голос, подобно грому, разносится по стадиону, повторяясь тысячекратно, и эхо словно сотрясает пространство, сбивая с толку колдующих в ангаре. И они выходят. Мистер Саммерс, Каррехен и сам Хмурый. Сзади них, на подобии повозки, на цепи Дуррей вывозит Гарри. Он прикован к доске, и в его взгляде зияющая пустота.

— Я здесь, Гарри. Ничего не бойся, — обращается к нему Дамблдор — хоть он и слишком далеко, чтобы быть услышанным, Дамблдор уверен — Гарри его слышит.

— Отправляйся туда, где за тобой давно слышен вой. Отправляйся во тьму, которая не станет тебе подобной, отправляйся страдать на веки вечные, туда, где боль в конечном счете станет твоим ориентиром, — из груди Альбуса вырывается ослепительный луч, который с неистовым ревом встречает Хмурый, источая огненно-красный, и они сталкиваются в борьбе. Вокруг поднимается воющий ветер, словно трубящий о начале Наказания. И пробиваются из-под Четвертого Подземелья воронки, поднимая в круговороте пыль с земли, сгущая ее в смерчи, жадно тянущиеся к Поверхности — словно объединяя миры. Неподалеку с неслышным хлопком аппарируют Гермиона и Драко — и тут же сваливаются с ног. Они обвязаны какой-то веревкой — видимо, кто-то их предупредил о возможном урагане. Драко поднимает Гермиону, и они подбегают к Гарри.

— Развяжи его! — кричит сквозь гул Гермиона. Малфой кивает и разрезает веревки — Гарри пока не подает признаков жизни, и Гермиона тут же тянет Малфоя к Каррехену. Тот, будто оторванный от невиданного представления, нехотя отвечает на просьбу Малфоя и склоняется над Поттером, капая ему в рот отрезвляющего зелья со своих листьев.

— Это был решающий момент. А сейчас это красочная битва лишь за жизнь одного мальчишки, — с горечью и злостью в голосе произносит он и тут же удаляется обратно, цепляясь ветвями за Дуррея и врастая в землю вместе с ним, пробираясь обратно в свое королевство. Гарри открывает глаза и закашливается. Гермиона радуется, но недолго — Гарри тут же подскакивает и несется к Дамблдору, чей луч заметно гаснет в сравнении с Хмурым, от которого буквально идет жар — из широко открытого рта и глаз выплескивается яростная и подавляющая магия, и становится понятно — Дамблдору осталось недолго, если что-либо не предпринять.

— Пошли за ним, Драко! — Гермиона тянет Малфоя, и они становятся по сторонам чуть позади Дамблдора и Гарри.

— На счет три, — оборачивается Гарри. Они поспешно кивают и мысленно готовятся к нападению, стараясь делать все так, как обсуждали в кажущейся сейчас столь далекой комнате в Ирландии. Драко научил ее нескольким темным заклинаниям своего отца, она же напоминала ему о защите, ведь он далеко не в лучшей форме. А потом они занимались любовью, слушая, как заходятся в бешеном ритме их сердца, и как отчаянно хочется жить, вот так просто, открываясь друг другу по новой, не скрывая эмоций и ран. И как только звучит “три”, выбор слов и заклинаний становится лишним, как и их волшебные палочки — из груди вырываются такие же светлые лучи, как у Дамблдора, тут же сплетаясь воедино и отгоняя пыл Хмурого назад. Гермиона позволяет себе улыбнуться, держа Драко за руку и веря в их светлое будущее. Тем временем одна из воронок объединяется с другой, образуя огромные воздуховоротные врата, откуда с воем появляются Стражи. Их гигантские конечности, свободные от цепей, отталкиваются от нижней воронки, и они переходят из одного мира в другой через врата, слово скачут вверх по воздуху, сотканные из тумана и ветра, попутно трансформируясь и обретая плоть и кровь — тех неверных, кого засасывает с Поверхности. И Стражи тяжелеют, издавая громкие протяжные звуки, ступая и сотрясая Поверхность с целью уничтожить тех, кто их потревожил.

Гермиона ощущает, как луч, бьющий из ее груди, начинает слабеть, уступая место страху и оцепенению от внезапно возросшего давления Хмурого.

— Стань позади меня, — кричит ей Малфой и загораживает собой, лишь на секунду позволив себе увидеть Хмурого. Тот словно горит — кожа на его лице рвется — рот открывается все шире, выплескивая нескончаемую ярость, из глаз стекает кровь, но он держится стойко — готовый умереть ради победы.

— Поттер! — кричит Малфой, и тот на секунду оборачивается, и этого хватает, чтобы заметить страх в его глазах. — Твою мать, — Малфой начинает тяжело дышать, стараясь успокоиться — ведь наверняка Поттер что-то придумает, ведь... И тут на ум приходит Грейс. Где она, когда так нужна?! Он полуоборачивается к Грейнджер и просит найти ее. Гермиона кивает и отвязывает канат, замечая, как луч из ее груди угасает.

Единственное место, куда можно пойти на поиски — это темницы Хмурого. Гермиона прекрасно их помнит, и они совсем недалеко. Ей удается до них добраться, буквально ползком по земле, отмечая, как из под земли кто-то толкается, заставляя вздрагивать от ужаса. И эти ощущения она тоже прекрасно помнит. Видимо, Хмурый созвал на подмогу свою армию. Надежды, что Грейс окажется там, мало, но Гермиона не позволяет себе об этом думать. Это меньшее из того,что она может сделать, чтобы помочь их усилиям. Вдруг там окажется Умелый — у него всегда есть нужный совет…

Темницы оказываются частично разгромленными от урагана и практически пустыми. Гермиона протискивается из одной камеры в другую, натыкаясь на обглоданные кости и мертвые зловонные тела в изуродованном виде. Ее тошнит, но она продолжает двигаться вперед, стараясь сдерживать рвотные позывы. В одной из дальних камер находится Грейс. Она сидит спиной к двери, подняв голову вверх. Но там нет окна, и Гермиона тихо к ней подходит, испытывая гнетущее ощущение в груди, которое перерастает в шок, когда она видит отсутствующий взгляд, напоминающий Полумну. Гермиона пропускает удар сердца и обращается к ней. Но та не слышит — она далеко. Где-то в другом мире.

— Ей уже нельзя ничем помочь, — звучит голос появившегося Умелого. Он явно был здесь под чарами невидимости. — Она смогла утаить от него правду о святой силе Посвященных ценой собственного разума.

— Правду? — Гермиона кладет ладонь на ее холодную щеку. — Грейси? Ты слышишь меня? — делает отчаянную попытку Гермиона.

— Она не слышит, — Умелый отнимает руки Гермионы от лица Грейс и уводит в сторону, — Прекратите плакать. Сейчас идет битва, и, как я уже говорил, она никогда не длится долго. Сосредоточьтесь, — Умелый встряхивает Гермиону, заставляя посмотреть в свои глаза-бусины.

— Святая сила Посвященных — это то, что сейчас происходит. Если бы Хмурый об этом узнал, он бы тут же убил кого-то из вас, разрушив тем самым последнюю защиту.

— Но Грейс теперь не сможет...

— Не сможет. Но сможете вы, — и он протягивает ей сияющий амулет в виде солнца. — Это ее сила. Грейс попросила меня дать ей обещание, и я его сдержал.

— Какое? — неслышно, одними губами, произносит Гермиона.

— Утаить данную ей силу Посвященных перед последним посещением Хмурого. Она поместила ее в этот амулет, сделав себя полностью беззащитной. Но тем самым спасая всех нас.

Гермиона кидает взгляд назад, закусывая трясущуюся губу и сдерживая слезы, обещая себе сделать все возможное, чтобы ее вылечить. Затем она собирается, коротко кивает и забирает из рук Умелого бесценный амулет.

— И помните, — напутствует напоследок Умелый, — он не так силен, как может показаться, — это очень далеко от правды, но Гермионе не обязательно об этом знать...

Гермиона возвращается на поле боя, где стоит такой гул, что можно лишь от этого лишиться рассудка. Перед глазами всплывает отрешенный взгляд Грейс, и Гермиона уверенно направляется ползком к Гарри, замечая, что рядом с Хмурым выстроилась армия водяных демонов, тянущих продолговатые руки и вытягиваясь во весь рост, выше светлых лучей, открывая свои бездонные рты и оглушая врагов истошными высокими воплями. Гермиона замечает и защиту, которую, по всей видимости, поставил Драко позади себя и остальных — чтобы не быть атакованными со спины. Гермиона снова позволяет себе улыбку, пока не замечает, что из-под земли полу-черви грызут их ноги и колени, впиваясь острыми зубами. Из-за действия светлой силы они, как и водяные демоны, не могут вылезти полностью, и им остается лишь пробираться как можно ближе, ошпариваясь гладкой кожей о свет. При этом им мешают вампиры — затаскивая цепкими руками обратно под землю. Забывая о безопасности, желая поскорее помочь, Гермиона пускается бежать. То ли из-за амулета, то ли Гермионе везет — она добирается до них в безопасности и, не останавливаясь, пробегает мимо Малфоя, пытающегося ее остановить, и мимо кидающего на нее отчаянный взгляд Гарри. Но она улыбается, разворачиваясь к Хмурому и, затаив дыхание, подбрасывает высоко в его сторону амулет. Светлые лучи из груди Дамблдора, Гарри и Драко тут же — словно притягиваются магнитом, мечутся и соединяются с амулетом, будто тысячекратно усиливаясь, отражая столь яркий свет, что приходится закрыть глаза руками. Но Гермиона все равно слышит отчаянный крик Хмурого — и его красный луч врезается в него самого, разрывая на части, превращая в уродливое горящее заживо тело, из которого с высоким, будто детским ревом выползает окровавленный Волдеморт. Его тело недоразвито и дистрофично — и он тут же сваливается на землю, не переставая издавать истошный рев. Никто не замечает, как к нему подходит Гарри — и Гермиона не успевает его остановить. Все вокруг немного стихает, и от этого еще громче слышен треск черепа — нога Гарри буквально проваливается в голову Волдеморта, и он топчет ее, сравнивая с землей. Потом Поттер убивает всех водяных демонов и оставшихся полу-червей. И молча возвращается обратно, обнимает Гермиону и кивает Малфою.

— Куда ушел Дамблдор? — тихо спрашивает Гарри, и Гермиона удивленно оглядывается. Он ведь только что был здесь.

— Смотрите, — указывает Малфой на небо. Из воронок, вновь перевоплощаясь в туман, спускаются гигантские фестралы, кивая головами и направляясь прямо к ним.

— Не бойтесь, — шепчет Гарри, но Гермионе все равно страшно. Их исполинские размеры пугают вне зависимости от их намерений.

Один из них подходит ближе всех, наклоняя голову почти до земли, и Гарри видит неотчетливые очертания Дамблдора — ставшего таким же, как они — сотканного из тумана и воздуха. И ветер, который бьет Гарри в лицо, будто шепчет: "Я всегда буду здесь, Гарри. Ты будешь знать, как меня найти". И Дамблдора уносит фестрал, забирая с собой в последнюю воронку. Потом все стихает, и наступает оглушающая тишина. Такая, от которой становится больно ушам.

— Что это было? — слишком громко звучит голос Гарри.

— Они похожи на фестралов, словно...

— Я о том свете. Где ты его нашла?

Гермиона тут же прячет глаза, заставляя Поттера нахмуриться.

— Гарри... Это была Грейс, — виновато звучит ее ответ.

Гарри не понимает, пока Гермиона не отводит его в ту же самую темницу, и он не видит ее глаза.

— Посмотри на меня, — велит он ей, словно его строгий тон тут же заставит ее очнуться. Малфой обнимает не сдерживающую слезы Гермиону, стараясь сам не поддаться эмоциям и не свалиться с ног от полученных ран.

— Все спасены, слышишь? Все твои растения и существа... — он перетаскивает ее к себе на колени и обнимает. — Я знаю, что ты слышишь. Просто делаешь вид, что нет. Тебе же нравится меня злить, — он качает ее, словно дитя, прижимая к груди и гладя по волосам.

Гермиона порывается что-то сказать, но Малфой ее останавливает:

— Оставь его, — шепчет он ей и затем уводит. Гермиона зажмуривается, стараясь не прислушиваться, но до ее слуха все равно эхом долетают слова Гарри: "Ответь мне". И чуть позже: "Я дождусь".

Умелый встречает их с улыбкой, провожая в Лечебницу и передавая на попечение Гекхала. Им предстоит переждать здесь, пока свиньи вновь не прибегнут к изменению памяти волшебного населения, а также магглов. Мистер Макдей решает остаться на посту Министра Магии, сделав своим первым помощником Артура Уизли. Наблюдая за жизнью волшебников в тяжелых условиях — в укрытии на стадионе, постоянно вынужденных соблюдать тишину и практически не пользоваться магией, — он был весьма впечатлен одной из волшебниц — дочерью Артура, Джинни. Она влюбилась в чужака. Она смотрела на него, как на героя из сказок, даря свои искренние улыбки и неистово защищая перед всеми. Потому, что все остальные были против. Ее борьба длилась достаточно долго, пока она вовсе не соорудила с его помощью отдельный шалаш и не стала там жить вместе с ним, пуская на ночь светлячков и танцуя с ним при их зеленом свете. И ей не было дела до войны и до всех вокруг — ведь она была счастлива. Имеет ли Макдей право отнимать у нее это? И он частично оставляет ей память, снимает с ее головы венок из ромашек и кладет в руки перед тем, как вспышка света из его волшебной палочки озаряет ее лицо, а свет в глазах тут же тускнеет и улыбка сходит с лица.

Она дома. В их с Мирчем комнате. Сейчас раннее утро, дети спят в кроватках рядом. А в ее руках венок, заставляющий сердце болезненно сжаться. Ночью не спится, словно кто-то ее зовет, и она достает этот уже почти полностью осыпавшийся венок, от которого еле ощутимо исходят волны чужой энергетики. Такой до боли знакомой и в тоже время недоступной. Словно из другого мира. На какое-то время у нее получается забывать, а когда на душе становится плохо — бессонные ночи возвращаются, принося с собой запах ромашек, и она вновь сидит на кровати с венком в руках. Хочется плакать — каждый раз. Но это же Джинни — она никогда ни при ком не плачет. Только когда хрупкие засохшие стебельки колют замерзшие ладони. И некому их согреть — как и ее сердце. В такие моменты ей кажется, она живет вовсе не своей жизнью. И так кажется уже долго — примерно с полтора года или дольше. После жуткого урагана, внезапно пришедшего из-за океана и обрушившегося с неистовой силой на Великобританию, словно желая стереть с лица земли.

Все смутно помнят подробности, но после ничего не осталось прежним. Рон и Джордж до сих пор числятся пропавшими. И как бы Джинни ни старалась вспомнить, что именно происходило, на ум приходит лишь ощущение чужих мозолистых рук на коже. Обнимающих и защищающих. Рук — в которых можно быть слабой, которые никогда не отпустят, заставляя вспомнить, что означает быть хрупкой.

Раздается еле слышный хруст, и Джинни вздрагивает — еще один стебелек сломан. Будто треснувший нерв. И она откладывает венок на колени. Он уже мало похож на венок — скорее, куча мусора, которую каждый день Молли выгребает из сада. Но он дорог Джинни до слез, и она снова плачет — все равно никто не услышит, ведь она делает это тихо, бесшумно вздрагивая, не замечая, как светлеют за окном розовые лучи восходящего солнца. Здесь никто не привык видеть ее слезы, это лишь вызывает тягучую неуместную неловкость.

Дверь тихонько отворяется, заставив подпрыгнуть на месте, и в комнату заглядывает Гермиона. Надо же, уже совсем светло! Джинни мысленно ругает себя за потерю ощущения времени и за то, что позволила Гермионе увидеть себя такой. Но та садится рядом и осторожно обнимает:

— Сегодня день рождения Мелиссы, — мягко звучит ее голос.

Уголки губ Джинни слабо дергаются в попытке улыбнуться в ответ:

— Она у тебя замечательная, — безжизненно шевелит губами Джинни. Гермиона тянется к ее рукам и осторожно вынимает венок, сталкиваясь с острым, почти враждебным взглядом.

— Я знаю, где он, — шепчет Гермиона, вспоминая величественный вид Берта на троне Первого Подземелья и замечая, как от удивления расширяются глаза Джинни. — Пойдем со мной, — и Гермиона уводит ошеломленную Джинни из дома, направляясь в белый домик.

Это неправильно, и она знает. Но прошло уже немало времени — и кто имеет право отбирать у них любовь? Так же, как никто не имеет права стирать память о Грейс Гарри. Это слова Малфоя. Он повысил голос на Гермиону в тот день — она была уверена, что Гарри это необходимо, ведь он проводит с Грейс день и ночь, не оставляя попыток привести в чувство раненный разум. Но у Гермионы в свое время это не получилось, и она была твердо убеждена — это бесполезно, и, если их не разлучить, Гарри последует за ней. Но Малфой громко хлопнул по столу рукой и зашипел ей в лицо — кто она такая, чтобы решать, у кого какое счастье? И на следующий день она заметила, как Гарри читает по глазам Грейс ответы, смеясь и заводя прядь ее волос за ухо. Это не было сумасшествием, но очень на него походило со стороны. Поэтому они редко покидали белый домик. И у них было очень много странных вещей, почти таких же, как когда-то давно мастерил ее дед — для отвода глаз. Они мастерили их вдвоем, Гарри постоянно улыбался, смотря ей в глаза, а затем чуть приобнимал за талию и шептал на ухо ответ. Сердце Гермионы всегда болезненно сжималось — не такого счастья она хотела для него, но Малфой оказался прав — Гарри было с ней хорошо. Возможно, он бы не нашел для себя покоя с кем-то другим. И Гермиона судорожно выдыхает, поворачивая дверную ручку и заходя в белый домик.

— Заходи, — зовет она за собой Джинни, встречаясь сразу с одним отрешенным и двумя вопросительными взглядами — Грейс, Гарри и Малфоя, прижимающего к себе притихшую Мелиссу. Их дочь родилась в мире. Осознание этого может вытащить из любой хандры, и Гермиона улыбается, несмотря на хмурый вид Драко.

— Зачем ты... — начинает он, но она тут же его перебивает:

— Никто не вправе отбирать чье-то счастье, верно?

И она уводит Джинни с собой, встречаясь с понимающим взглядом Гарри, который, в свою очередь, одобрительно кивает, вновь разворачиваясь в поисках того единственного взгляда — лишь одного, имеющего смысл. Она — как вечная тайна в его руках. Хрупкая, словно хоркрукс и единственная в своем роде, а он вновь чувствует себя Избранным, ведь только он в силах ее понять. Он знает наизусть особенный цвет ее синих глаз — чуть светлеющих к краям радужки, словно с поволокой. И он готов тонуть в них каждый день, как бы глупо это ни звучало, тонуть и радоваться необычной ментальной связи — ему не нужно больше объясняться — она и так все знает. А он изучает ее, стараясь удержать на краю этого мира — там, где их сознания могут соприкасаться — и не давая улететь за пределы досягаемости, касаясь ее плеч и целуя в чуть приоткрытые губы. Каждый раз мысленно признаваясь в любви, он знает — она слышит, ведь так глупо краснеет и прячет глаза.

Иногда она берет его за руку и они словно улетают. Туда, где хранятся воспоминания бывших Посвященных, далеко в горах. Гарри отдается этому потоку, позволяя занимать свое сознание и видя, как творилась самая чудесная магия, и самая разрушительная. На подобную связь потребовалось много месяцев, но потом Гарри понял — нужно лишь доверие. Полная и невозвратная отдача — такая же, какой пожертвовала в свое время Грейс. И теперь он будет охранять ее, так, как не делал этого раньше — навсегда потеряв покой и испытывая колющую вину, но вместе с тем и невозможное счастье. И Драко наблюдает, как они друг другу улыбаются чему-то, понятному только им двоим. Словно Грейс забрала его далеко в неведомый остальным мир.

— Надеюсь, там не нужно никого спасать... — вздыхает Драко и отводит от них взгляд, прислушиваясь к мирному дыханию Мелиссы на его руках. — Твоя мама ненормальная, ты это знаешь? — с улыбкой произносит он, представляя, как рыжеволосая Джинни кидается в объятия своего короля Подземелий. И что-то ему подсказывает — добром это не окончится.