Исповедь (гет)

Лидия Мартин всегда сидела передо мной. По крайней мере, насколько я себя помню. Когда она едва шевелила головой, её рыжие кудри слегка развевались, отражая солнечные блики, проходящие сквозь школьные занавески. И тогда из простого клубничного блонда её волосы превращались в огненно-рыжие.

А ещё мне нравилось, как она плавным движением руки заправляла выбившуюся прядь. Или как она ела — аккуратно и… безумно сексуально. Или как ходила — легко и грациозно. Или как в её зелёных глазах появлялись смешинки, когда кому-то удавалось её рассмешить. Или…

Впрочем, можно ещё долго перечислять эти «или», но смысл не в этом… Смысл в том, что каждое её действие было естественным. До девятого класса уж точно.

После девятого класса на её лице появилась маска хладнокровия, а на голове — корона королевы школы. Заразительный смех превратился в ухмылку, слёзы — в равнодушие, а обида — в надменность. И всему причиной парень, которого она искренне любила и который её бросил.

Тогда-то я и понял, что хочу защищать её не только от таких парней, но и от всех невзгод, которые свалятся ей на голову. Однако это было проблематично — Лидия никого к себе не подпускала, держа, таких как я на расстоянии.

Я был рад, что она хотя бы Эллисон подпустила к себе. Эта новенькая девчонка вернула ей уверенность в дружбе и веру в людей.

Отдельно хотелось сказать Эллисон спасибо, когда ей удалось уговорить Лидию сходить со мной на школьный вечер. Да, признаюсь, я вёл себя как придурок! Но разве возможно вести себя по-иному в присутствии такой девушки как Лидия? Думаю, нет.

И то, что случилось потом… Боже! Не помню, когда так пугался. Безжизненное тело Лидии в луже крови, склонившийся над ней Питер Хейл…

Думаю, тогда наша беззаботная жизнь и кончилась. Нет, безусловно были счастливые денёчки, но то, что происходило до и после них — просто сумасшествие: канема, стая альф, берсерки, кицунэ, О’ни и… смерть Эллисон.

За всё это время менялись и мы сами: Скотт стал альфой, героем, спешащим всем на помощь; я из весёлого и гиперактивного юноши превратился в мрачного парня, безнадёжно пытавшегося спасти своих друзей; а Лидия из куклы превратилась в красивую сильную девушку-банши.

Но иногда в голову закрадывались мысли, что мне не нужно было сближаться с Лидией. Возможно, тогда она бы помирилась с Джексоном, пошла бы с ним на школьный вечер. Её бы никогда не покусал Питер и она не получила бы сверхспособности, не увидела бы множество смертей. А я не увидел бы, как она несколько раз оказывалась на грани между жизнью и смертью.

Мы многое с ней пережили и много раз спасали друг другу задницы. Но всё, что было между нами — это дружба. А мой семилетний план по завоеванию сердца Лидии растянулся до десятилетнего.

Что-то начало меняться после дома Эйкена, когда мы спасли Лидию. И то, как она смотрела на меня, когда говорила всем, что это я спас её… Я… не ожидал этого. На тот момент мне было важно только то, чтобы она вновь задышала, чтобы её самые красивые зелёные глаза вновь посмотрели на меня.

После, спустя несколько лет, Лидия призналась, что когда говорила, что это я спас её, она имела в виду не только дом Эйкена. Сказала, что моя вера в неё, в её способности, в её ум, та поддержка и любовь, которыми я её окружал… Именно они спасли её. Собственно, тогда она и сказала, что любит меня.

* * *

И вот сейчас, лёжа в кровати в окружении детей и внуков, я вспоминаю, как Лидия Мартин (ныне Стилински) — моя покойная жена, призналась мне в любви.

Мне уже недолго осталось. Чувствую, как жизнь покидает моё тело, но я не боюсь. Я прожил долгую и счастливую жизнь с любимой женщиной. У нас трое детей и восемь внуков. А ещё у нас есть лучшие друзья, чьи дети и внуки для нас как родные.

Закрываю глаза и делаю последний выдох. Вот белый свет и любимая жена, которая приветливо приглашает в свои объятия. Даже после смерти чувствую, что счастлив.