Дар (джен)

Это неправда, что Дар приходит как шепот великой Матери-богини.

И не всегда он похож на вспышку, озарение, нестерпимо яркое в своей полноте.

У него это было знанием. Просто знанием, пришедшим откуда-то изнутри, пробившимся сквозь наслоения памяти, проросшим живым стеблем.

Ненадолго отступило настоящее, где был привкус крови на губах, запах чего-то каменно-затхлого в воздухе и уже замершее, прекратившееся биться в последних конвульсиях тело рядом.

От корней, от самых сокровенных глубин, начинал Дар свой рост.

От памяти об исполинских стволах Вечных деревьев, что расплескивались пышными кронами в немыслимой дали, храня землю от испепеляющих лучей солнца, даруя ей тень и ласковый зеленый свет. Говорят, на обратной стороне мира царит вечная тьма, и солнце там — лишь забытая легенда. Возможно, так и есть. Возможно, когда-то день и ночь сменяли друг друга... Ребенку это было не понять. Он рос в мире, полном зеленого сияния.

Он помнил изящные ажурные дома меж громадных холмов корней, помнил прячущиеся в складках коры зеленые лужайки и стекающие на землю ручьи. Помнил материнский смех и гладкость камушков, зажатых в руке. Помнил все, что было его домом.

Многие его сородичи так никогда и не познали Дар. Он же был таким же счастливцем, как и его брат — тот открыл свой Дар еще в юные годы. Именно брат рассказывал об этой невероятной минуте, когда ты вдруг делаешь невозможное.

Его брат был великим лекарем. Ни один из тех, кто попадал в его руки еще живым, не умер. И лишь смерть была неподвластна рукам целителя.

Зато была подвластна ему.

Еще рывок — и вот росток уже пробивается навстречу свету. Воспоминания лились рекой, лишь изредка закручивая его в ленивых водоворотах.

День и час присяги. Удар ладонью в грудь над сердцем и слова клятвы. И клинок, который он поднял, уже будучи воином. Бесконечно усталое и столь же счастливое лицо брата, держащего на руках первенца, его племянника. Невероятный, головокружительный восторг, когда ездовой змей однажды взлетел к самым ветвям Вечных деревьев, и он взирал оттуда, с высоты, на раскинувшийся перед ним мир. Его мир. Тот, который он поклялся беречь и охранять так же, как его господин.

Господин, что лежал сейчас рядом, чьи глаза под дымчатой полоской защитной повязки слепо глядели в странно сумрачное небо, зажатое между могильной чернотой и вечным пламенем солнца.

Здесь, на терминаторе, шла война.

Орды изломанных, искалеченных, болезненно уродливых созданий всегда рвались под сень деревьев, даривших защиту своим детям. Но эти твари не были их детьми. Они подтачивали корни, уходящие в недра, они не умели ценить то, что давалось легко, всего лишь по праву жизни, и уничтожали некогда цветущие земли. До сих пор на границе кое-где лежали низвергнутые стволы великанов, служа укреплениями защищающемуся народу.

Возможно, точно так же твари рвались и в другую сторону, в теплые пещеры жителей теней, уходящие в неведомые глубины... Он не знал. Его война была здесь и сейчас. Его командир лежал рядом мертвый. Его генерал. Его принц.

Тот, без чьих приказов эта битва будет проиграна. И твари хлынут в их земли, сметая все на своем пути, разрушая все, что подвернется им под лапы.

Дар раскрылся невероятно прекрасным цветком, достигнув своей полной мощи. И он осознал, что все еще можно изменить. Смерть — это еще не конец, не приговор. Он все исправит.

А цена — такая мелочь... Жизнь за жизнь.

Его Дар позволял победить смерть, пусть и ценой собственной жизни. Дать кому-то второй шанс.

Размышлял ли он?

Нет, ни мгновения.

И мир дрогнул, исчез, чтобы сложиться заново, таким, каким он был совсем недавно. Когда только рвались из-под земли прямо посреди ставки командования твари. Когда и как они совершили подкоп, никого в тот момент не интересовало. Телохранители сомкнули строй вокруг отступающего принца, яростно отбиваясь от наседающих врагов.

Один из них помнил, что будет дальше. И вместо того, чтобы принять на клинок удар, который сломает и вывернет из руки оружие, удар, за которым последует новый, лишающий жизни его господина, он бросился вперед, принимая этот удар сам.

Захрипел, когда невыносимо острые когти попали в стык доспеха, врезаясь в живую плоть. Когда мечи воинов пронзили тварь, он был еще жив, хоть и упал вместе с ней. Боль разливалась по телу, туманя сознание, но она была уже неважна. Отряд успешно отбился.

Генерал ничего не знал о чужом Даре. Никто на свете не знал о нем, кроме умершего телохранителя.

Все остальные видели лишь, что он сделал то, что был должен. Спас своего господина, спас командира, повинуясь чьим приказам армия вновь занимала отвоеванные было врагами позиции.

Потом его похоронят, отдав положенные герою почести.

А пока он просто выполнил свой долг.