Мотылек (джен)

Дверь открылась бесшумно, но выдала себя скользнувшим в комнату порывом воздуха, пропахшего солью и йодом.

— Повелитель Ауреан, — склонила голову сидевшая у кровати девушка, поднимаясь навстречу вошедшему. Тот ответил легким, но уважительным кивком.

Лекарь — почетная профессия. Куда более почетная, чем убийца, за какими бы титулами тот ни скрывался.

— Как он? — слова сорвались с языка легко, будто под присмотром девушки был кто-то из его команды.

— Будет жить.

Это вселяло надежду. Лекарь никогда не скажет того, в чем не уверен.

— Ваше присутствие сейчас необходимо? — девушка покачала головой, и мужчина мягко попросил: — Тогда оставьте нас ненадолго.

— Я буду в саду, — на всякий случай предупредила девушка и вышла, унося с собой запах трав и терпких зелий.

Ауреан подошел к окну, распахнул створки, впуская в комнату ветер.

Казалось, через подоконник хлынуло море. Тонкими струями огладило кожу, взметнуло короткие волосы, перепутав пряди, наполнило легкие чем-то совершенно не похожим на воздух, но таким желанным и привычным. Лежавший на кровати заворочался, слабо застонав, и мужчина обернулся, задумчиво вглядываясь в незнакомые резкие черты.

Совсем не таким он представлял своего противника. Честно говоря, он вообще никогда не размышлял, каким же будет его лицо. Лишь глаза, полные льда и северной стали, хотелось увидеть наяву, а не со слов тех, кто встречался с адмиралом лично. Но веки раненого были опущены, лишь губы шевелились, с натугой выталкивая слово за словом.

Мужчина склонился над кроватью, вслушиваясь в знакомые названия.

Люди строили хорошие корабли, горделивые, крепкие, пусть и слегка грубоватые — как и они сами. Знать имена таких кораблей обязывало хотя бы уважение, а не только его высокий пост. Вот имена людей — увы. Невозможно упомнить всех. Лишь таких, как адмирал.

Повелитель Моря Ауреан горько усмехнулся. Люди... Разве запомнишь их всех? Как песчинки на морском берегу, ни отличить, ни удержать в руках — рассыпаются, убегают с набежавшей водой, уносятся в какие-то свои, неведомые стоящему у кромки прибоя дали.

Раненый затих, и Ауреан провел пальцами по влажному лбу, а потом потянулся за мягкой губкой, плававшей в чаше с чистой водой. Неторопливо отжал её, стер испарину. Зачем-то проверил, хорошо ли перевязана рана на плече, хотя и не сомневался в умении лекаря.

Он не хотел потерять этого человека, как ни сложно было признаться в этом даже себе самому.

Смешно. То, к чему он шел долгими веками, оттачивая мастерство, этот человек постиг меньше чем за полсотни лет. Талант? Везение? Интуиция? Все вместе? Так или иначе, сражаться с ним было истинным наслаждением.

Да что там — если бы проиграл именно его флот, кануть в пучину по воле этого человека было бы честью. Достойное завершение бесконечно долгой жизни. Но — не сложилось. Победа сегодня была за Повелителем, а адмирал ныне был его пленником. Или гостем?

Он не мог дать ответ на этот вопрос. Порой казалось, что на его пальцы опустился серебристый ночной мотылек, один из тех, кто кружили ночами над озерами его родины. Беда была в том, что, хоть они казались неизменными, каждую ночь в танце летели все новые серебряные всполохи, вчерашние уже давно растворились в темной толще воды.

— Приходите в себя, адмирал. Нам будет о чем поговорить, — заметил на прощание Ауреан, нарушив тишину, и вышел.