Душа колдуна (джен)

Глухой двор, огороженный высокими каменными стенами, видел разное. И сейчас просто устало взирал на уже почти унявшуюся суету.

Нынче в замок прибыли гости. Гости не абы какие — семеро великих. Портал в воротах вспыхивал семь раз, пропуская то небольшой караван, то двух всадников, то просто пеших путников, степенно перешагнувших с густой травы на влажные каменные плиты.

Маги собирались, чтобы обменяться новостями и знаниями, а заодно поглядеть друг на друга и себя показать. Старый замок видал такое уже не раз. Он видел ещё те времена, когда некоторые из этих семерых сами были учениками и тихо стояли за спинами учителей.

Замок вообще помнил многое. Дрязги и ссоры, союзы и противостояния… даже магические дуэли случались в его стенах. И сейчас он безучастно взирал на одного из учеников, кутающегося в промокшие длиннополые одеяния и шипящего сквозь зубы на слуг, сгружающих поклажу с тонконогого коня. Конь упрямился, нервничал, слугам приходилось удерживать его, и на слова мальчишки они практически не обращали внимания.

Ученик был юн, большеглаз и белокож, что было странно: он прибыл с жаркого Востока. Говорят, днём солнце палило там так, что земля рассыпалась песком, а капли дождя высыхали на лету. Но то там, а здесь дождь беспрестанно моросил с низкого пасмурного неба, и прядь чёрных волос давно прилипла к виску мальчишки.

— Ты, — бросил он, когда последние свёртки унесли под крышу, а коня наконец повели к конюшням. — Проводи меня в мои покои!

— Извольте, — чуть склонил голову слуга и направился к широким дверям замка.

В каменном нутре царили сырость и сквозняки. Пожалуй, там было даже хуже, чем во дворе — на улице хотя бы не дуло. Слуга относился к этому как к неизбежному злу, а спешащий за ним мальчишка уже начинал дрожать, мечтая только о том, чтобы оказаться в тепле.

Тем неприятней был сюрприз, когда его покоями оказалась крохотная комнатушка два на два шага, где были только заправленная кровать да широкая лавка у противоположной стены, куда уже успели сложить его седельные сумки. Ещё там было окно, закрытое сейчас ставнями. Но это не мешало ветру со свистом проноситься сквозь слегка потрескавшееся дерево, исчезая где-то в коридоре.

— Вы бы просушили себя заклятьем или переоделись, — спокойно посоветовал слуга. На него бросили такой жгучий взгляд, сказавший без слов всё, что думал будущий маг, что слуга пожал плечами.

— Ну или на кухню спуститесь, к очагу. Там как раз все остальные ученики собрались.

Мальчишка горделиво вздёрнул нос, отворачиваясь, но совету последовал. То, что нужно спуститься вниз, он понял, а потом просто увидел спешащую по очередному безликому коридору служанку с полным подносом грязной посуды. Она его и привела на кухню.

Кухня здесь была, на взгляд чужеземца, странной. Сама кухня — то помещение, где готовили — располагалась чуть дальше, а перед ним был приличных размеров зал, где стоял большой стол, окружённый лавками. За ним, поближе к пылающему громадному очагу, и устроились остальные ученики.

Такие же мальчишки, если смотреть правде в глаза. Дети разных народов, они и выглядели по-разному. К очагу жался тонкий до хрупкости мальчик лет одиннадцати, не больше. Балахон, подвязанный простой верёвкой, висел на нём мешком, но был хотя бы сухим, что с завистью отметил вошедший.

Не глядя по сторонам, он прошествовал к очагу и, подтянув лавку, сел поближе к огню. Блаженно зажмурился, окунувшись в раскалённый воздух. Это напомнило ему родные края, вот только зной пах не песком и раскалённым камнем, а странным, чуть смолистым запахом дров.

Только после этого ученик соизволил оглядеть других.

Во главе стола сидели двое постарше. У них уже даже жиденькие усики прорезались и что-то, напоминающее бородки. Они были большими, мускулистыми, и если один скорее напоминал поджарую гончую, то второй, казалось, мог сбить с ног, просто похлопав по плечу.

С одной стороны стола не сидел никто. В принципе, оно было понятно, там дул жуткий сквозняк. С другой стороны сгрудились сразу трое. Коротко стриженный парнишка в добротной кожаной куртке, на плече которого дрыхла обычная с виду серая крыса. Склонившийся над аккуратно прижатым камушком свитком смуглый темноволосый мальчишка, одетый в какое-то странное подобие не то широкой свободной рубахи, не то длинного балахона. Странный желтокожий и круглолицый мальчик непонятного возраста, неторопливо поедающий какие-то длинные белые нити с помощью двух палочек.

Давешняя служанка выглянула из кухни, окинула мальчишек взглядом и нырнула обратно, чтобы принести кружки с горячим настоем. Самая большая досталась младшему вместе с тёплым материнским взглядом. Тот по привычке принюхался и забормотал названия трав, на что служанка потрепала его меж хитро закреплённых на голове оленьих рожек. Совсем коротеньких, на одну развилку.

— Ваши слуги совершенно не умеют себя вести, — буркнул греющийся у огня ученик, когда служанка ушла обратно.

— Зато ты должен уметь вести себя с ними, — ухмыльнулся мальчишка с крысой и поднял свою кружку, явно издеваясь. — А то в каком другом месте такому в неё и плюнуть могут.

Двое старших загоготали, без слов говоря, что он прав. Младший слабо улыбнулся.

— Хорошо, что я друид, — ломающимся, почти детским голосом заметил он. — Я всегда могу узнать, что в моей кружке.

Ученик с Востока от такого застыл и уставился в свою посудину, радуясь, что ещё не успел отпить, а только грел об неё руки.

— А у нас есть интуиция! — приоткрыв один глаз, пискнул внезапно крысюк.

— Это точно! — охотно подтвердил его хозяин.

— А у нас — нюх! — гордо заметил один из старших парней.

Черноволосый мальчишка поднял голову от свитка. Огляделся по сторонам, будто только проснулся, и вернулся к чтению, спокойно сказав:

— Пей и не слушай их. Твой напиток чист.

— Меня зовут Вард, — как ни в чем не бывало представился хозяин крысюка. — В будущем — обязательно сэр Вард!

— Вовсе ты на сыр не похож, — проворчал тот из старших, кто потоньше в кости. Вард не успел открыть рот для достойного ответа, когда отогревшийся и оживевший младший зачастил:

— Это просто случайное совпадение звуков! Он имел в виду...

— Молчи, олень, — рыкнул второй старший, помассивней, и мальчик резко закрыл рот. Ученик тем временем повернулся к остальным.

— Меня зовут Харольд, если кто не знает.

— А меня кличут Ратибором, — представился его сосед, отхлёбывая настоя.

Они были схожи, эти двое. Вовсе не возрастом и даже не комплекцией. Дело было в том, что в их повадках читалось что-то общее. Звериное, первобытное, страшное. И как настоящий маг, пусть и недоученный, гость с Востока видел, что это не просто совпадение. Они были оборотнями, перевёртышами. Викинг и русс, медведь и волк.

Что-то похожее проскальзывало и в том, кого назвали оленем. Действительно оленье, травоядное. И глаза у мальчика были именно оленьи, большие и немного испуганные.

— Меня зовут все же Аллен, а не олень, — набравшись смелости, заметил он и тут же отгородился от всех кружкой.

— Позвольте тогда представиться и мне, — желтокожий отложил свои палочки, аккуратно опустив их в пустую миску. — По вашим обычаям, буду краток. Пенг Гао. Рад находиться в вашем обществе.

У этого ученика был странный, чуть чирикающий акцент, из-за чего вежливая речь звучала немного забавно. Но улыбаться почему-то никому не захотелось. Взгляд узких глаз был уж больно строг.

Читающий продолжал молчать, словно и не заметил, что все вокруг называют свои имена. Вард потянулся пихнуть его в бок, но прежде чем успел коснуться края белоснежных одежд, тот уронил единственное слово:

— Анпу.

От этого звука почему-то лязгнула посуда, и ученики как-то передумали лезть с вопросами.

Остался только один неназвавшийся, и все повернулись к нему. Мальчишка неторопливо отпил своего настоя и чуть лениво уронил:

— Мозенрат.

И недовольно скривил губы, увидев, что усмехнулся даже робкий олень. Никого его показная леность не обманула.

— Просто прекрати дрожать, — шепнул на ухо голос крысюка.

— Крысёныш, — едва слышно процедил сквозь зубы Мозенрат, придвигаясь ещё ближе к огню.

В первый день, как было заведено, маги общались.

Вернее, спорили, ворчали друг на друга, временами почти кричали, решая накопившиеся с прошлой встречи проблемы.

Да, они жили в разных частях света. Да, они колдовали по-разному. Сам подход к магии у каждого был свой. В этом и крылся корень всех бед: то, что один считал правильным и единственно возможным, другой воспринимал едва ли не оскорблением.

Привычка друида зарывать своих врагов в землю, к примеру, не находила отклика в сердце египетского жреца. Хотя бы потому, что, на взгляд жреца, у врага сначала надо было забрать его записи. А по мнению друида, те знания, которые могли привести к смерти его леса, должны были кануть в небытие.

Знакомый шепоток раздался над ухом напряжённо замершего Мозенрата, стоявшего за креслом своего учителя:

— Не бойся, драки не будет. Я тут не первый раз.

Это обнадёживало. Хотя бы потому, что Дастан орал и ярился не меньше своих коллег. Но магию в ход никто не пускал, и это подтверждало слова ученика англа. Мозенрат потихоньку понимал, что смысл всего этого собрания как раз в том, чтобы решить все проблемы мирно. Крики и обещания отбить кому-то рога — это ведь не то же самое, что молча брошенное заклятье, после которого одни рога и останутся.

Немного успокоившись, Мозенрат даже украдкой огляделся. Кто-то из учеников скучал, кто-то глядел так, что и не поймёшь, о чем думает, кто-то откровенно болел за своих учителей и переживал, что не может сам броситься в бой. Харольд стоял насупленный, понимая, что лучше ему промолчать, а Ратибор временами, забываясь, по-волчьи щерился, поднимая губу и показывая клыки.

Долгожданным перерывом стал обед, за которым маги общались уже почти мирно. Первые эмоции схлынули, и разговор перетекал в деловое русло. Только сейчас до тех учеников, что были здесь впервые, начало доходить, что поначалу ссорились из-за вообще почти ничего не значащих проблем. Просто давали выход скопившемуся напряжению, чтобы после перейти к действительно важным делам.

Это было... странно. Учителей все привыкли видеть сдержанными, а тут... Но, возможно, в этом и был смысл? Всласть поорать на того, война с кем дорого обойдется миру? Причём мир ведь не простит этой войны, и враждующие маги будут вынуждены договориться, а потом сообща исправлять всё то, что натворили, под ехидный смех соседей, наперебой предлагающих помощь.

Наверное, крик был самым лучшим выходом.

Вечером учеников отпустили. Кого-то отправили по поручениям, кого-то — на кухню, чистить картошку. Точнее, одного Варда, в наказание за то, что не проследил за выгрузкой поклажи лично, а свалил всё на двух прибывших с ними слуг.

Наказание, по мнению Мозенрата, было весьма страшным. Чужого ученика в его глазах приравняли к обычному слуге! Но Вард как будто и не заметил такого вопиющего унижения и, весело насвистывая, отправился вниз. Более того, остальные ученики тоже не сочли это чем-то из ряда вон выходящим.

Самого Мозенрата Дастан посадил переписывать черновые заметки, сделанные ещё дома, чтобы написанный впопыхах список вопросов не было стыдно достать при других. У ученика, благо, с каллиграфией проблем не было, и он прилежно выводил строчку за строчкой, сплетая их в причудливую вязь.

Ни единой помарки. Ему очень не хотелось переписывать весь свиток, который учитель почему-то предпочёл обычным листам бумаги. Закончив, Мозенрат отложил стило, с удовлетворением оглядев проделанную работу. Присыпав пергамент песком, он взглянул на свечу, прикидывая, сколько прошло времени. По всему выходило, что у него ещё есть немного в запасе. И нести свиток учителю сейчас значило бездарно потратить эти драгоценные минуты.

Мозенрат оставил всё как было, на случай если учитель вдруг решит проверить, как там работа. В таком случае у него была бы отговорка: ждал, пока чернила высохнут, ушёл на кухню перекусить.

Путь его действительно лежал на кухню, но по совсем другой причине. Юного чародея заинтересовал тот странный крысюк, которого таскал на плече Вард.

— Зачем тебе этот зверь? — поинтересовался Мозенрат, остановившись около мальчишки, который, насвистывая, срезал с очередной картофелины шкурку слишком большим для его рук ножом.

— Совсем дикий? — спросил крысюк раньше хозяина. Вард провёл тыльной стороной ладони по лбу, убирая попавшие в глаза волосы, и усмехнулся.

— Это — фамилиар. Зовут Вестером, — охотно объяснил он. — «Из леса», то есть.

И уставился на замершего Мозенрата наивными-наивными глазами.

— Неужели в вашей глуши о таких не слышали?

— Нет, — честно ответил Мозенрат, от души наступив сапогом на горло собственной гордости. Он уже понял, что общаться с этим англом так, как привык дома, не стоит. Сдержанное презрение, с которым на него косились кухарки, многое объяснило ученику Дастана. Хотя бы то, что с этим самым презрением косились вовсе не на ученика мага, выполняющего работу слуги, а на него, ведущего себя именно так, как на Востоке полагалось магу.

— А тебе интересно? — лукаво уточнил Вард.

— Да, — ответы были вынужденно односложными: Мозенрат боялся сболтнуть лишнего.

Вард оглянулся и толкнул ногой низенький табурет, предлагая сесть рядом. Мозенрат вскинул брови. Он не ожидал от варвара такой вежливости и предложения быть гостем. Но его иллюзии моментально были разрушены.

— А теперь бери нож со стола, — будто само собой разумеющееся, сказал Вард. — Пока будем чистить, как раз расскажу. Тут еще мно-о-ого!

И он пнул стоящий рядом мешок, опустевший пока едва ли на одну восьмую.

— Ведь если учителя спросят — так мы тут так, по-дружески болтаем, а тебе, чтобы не скучать, тоже работу дали, верно? — нагло заявил он, объясняя условия их маленькой сделки.

— Верно, — сквозь зубы сообщил Мозенрат, повыше подбирая рукава. Работа была знакомая, пусть даже картошку и собирались пустить в еду, а не на зелья. Дома Дастан никогда не доверял слугам возиться с тем, чем он собирался колдовать. Всю чёрную работу всегда выполнял ученик. Так что нож привычно лёг в ладонь, очистки полетели в уже приличную горку, а первая картошка отправилась в стоящее тут же ведро с водой.

Вард начал свой рассказ.

Как выяснилось, крысюк действительно был не просто крысюком. Зрение и чутьё не подвели Мозенрата: фамилиар не обычный зверь. Вернее, он был им когда-то, до того момента, как они с хозяином обменялись крохотными частичками души. Это ничем не повредило обоим, но оказалось достаточным, чтобы установить нерушимую связь, наделив зверя собственным разумом, а мага — дополнительными возможностями.

Например, Вард вовсе не оставил слуг с поклажей без присмотра. Он-то ушёл, а вот крысюк сидел и наблюдал до самого конца. Потому учитель и выбрал такое мягкое наказание. Правда, внезапно выяснилось, что более жёстких Вард и не знал. Учитель его, на взгляд Мозенрата, вообще был просто добрейшей души человеком. Дастан никогда не отказывал себе в удовольствии отходить провинившегося ученика плёткой. Маг же англов считал, что забитый ученик в доброго мага не вырастет. А если и натворил дел — значит, виноват учитель, который вовремя не уследил и не смог воспитать ученика правильно. Или просто не стал брать такого в ученики с самого начала.

Всё это звучало для Мозенрата слегка... дико? Представить себе во многом жестокого и жёсткого Дастана таким он не мог. И уж тем более диким казалось столь тёплое отношение к ученику. И ещё брала странная зависть. И из-за услышанного, и из-за того, как крысюк блаженно развалился на плечах хозяина, грея тому шею.

Следующие два дня Мозенрат ходил, обдумывая услышанное. Идея завести фамилиара самому не давала ему покоя, но одновременно страшил гнев учителя. А тот не преминет разгневаться, ведь это была чужая магия, а вовсе не то, чему он учил Мозенрата.

Более того, сама идея отдать кому-то часть души была бы для учителя дикой. Это он должен был забирать чужое, а не отдавать даже крохотную часть своего. Но Мозенрат был ещё молод и не настолько закостенел в уверенности о своей правоте.

Он понял ещё одно: зачем маги брали своих учеников на эту встречу. Они показывали, что другие методы тоже имеют право на жизнь. Что другие правды — тоже правды, и не важно, насколько они отличаются от твоей собственной. Мозенрат всегда был умён, за что Дастан и взял его в ученики. Идиота на таком месте быть не могло.

И в конце концов решение было принято. Осталось лишь найти недостающий ингредиент.

В этих землях были странные устои, но Мозенрат быстро привык, что на кухню можно зайти почти в любое время суток, попросить горячего питья, к примеру, или что-нибудь перекусить. После того случая со слугами он начал общаться куда вежливей, и его, может быть, не уважали, но по крайней мере уже не косились так зло.

Как-то раз, идя обратно к своей комнате, он заметил движение в стоявших у стены вёдрах. И по какому-то наитию подошел ближе, ещё даже не сообразив, в чём дело.

В вёдрах лениво плескала рыба. Странная, лупоглазая и большеротая, с вислыми усами, как у учителя Пенга, она была живой. Последняя мысль оказалась главной, и Мозенрат, оглянувшись, быстро подхватил одно из вёдер, где пыталась плавать рыба поменьше. Донести ведро до своих покоев незамеченным оказалось легко, он уже достаточно выучил замок. А вот потом на мгновение вернулась мысль, правильно ли он поступает?

Отметя её, Мозенрат сел на кровать, внимательно глядя в успокоившуюся воду. Как там Вард говорил? Попытаться нащупать чужую душу и взять согласие? Даже это было странно. Мозенрат всегда, как и учитель, брал всё, что хотел. Где просто, где силой, но никогда ни у кого он не просил разрешения.

А теперь впервые пытался это сделать.

Сколько времени прошло, мальчик не понял. Понял только, что у него получилось, когда сом — теперь он знал название этой рыбы — плеснул хвостом, вода хлынула через край, а сам он внезапно почувствовал, что задыхается. Воздух в комнате будто загустел, стал раскалённым настолько, что им уже нельзя было дышать.

Ещё не понимая, в чём дело, Мозенрат дёрнулся к окну и упал, запутавшись в собственных ногах. В ведре бился сом, и только сейчас пришло понимание, что выловленная рыба долго не живёт. И осознание собственной глупости.

Присутствие Дастана он осознал скорее на слух, потому что сначала грохнула о стену дверь, а потом прозвучали торопливые шаги учителя. И ещё много чужих шагов. Дальше восприятие странно двоилось. Дышать стало легче, но зрение странно отказывало. Он то видел склонившихся над ним людей, то просто смутные тени. Иногда слышал их голоса, иногда ощущал какую-то странную вибрацию всего окружающего, как будто мир дрожал.

Ещё была магия. Много магии, как знакомой, так и не очень. И эта магия была направлена на него. На часть него, тут же поправил себя Мозенрат. На ту часть, которая теперь была его фамилиаром. А потом эта часть внезапно смогла двигаться. И тут же метнулась к нему, стремясь стать единым целым. Не вышло, только на грудь шлёпнулось что-то мокрое и странно тёплое.

И потребовало, чтобы к нему обращались по имени, а не просто как к части себя. Всё-таки оно было отдельным существом.

— Ксерксес, — пробормотал Мозенрат, прикрыв фамилиара рукой, будто тени, что были вокруг, могли его отобрать. Но тени нынче были добры, даже тёмная, угрожающая тень Дастана или то страшное, что, наверное, было учителем Анпу. Его не тронули, а переложили куда-то и оставили в покое. Надолго ли, Мозенрат не знал. А потому предпочёл сжаться в комок, пряча новообретённого фамилиара, и уснуть, пока была такая возможность.

Он слишком хорошо знал Дастана и понимал, что после такого парой ударов не отделаешься.

Но учитель не трогал его целых два дня, пока Мозенрат окончательно не пришел в себя. За это время он успел рассмотреть, что же есть его фамилиар. От сома осталось, в общем-то, почти всё, кроме тех вислых усов, но в то же время он изменился почти до неузнаваемости. Тело деформировалось, вытянувшись и став больше похожим на змеиное. Исчезли почти все плавники, кроме спинного и пары передних, которые увеличились и стали более подвижными. Один глаз остался рыбьим, чуть бессмысленным, но второй уже больше походил на глаз животного, и Мозенрат чувствовал, что фамилиар лучше видит именно им. Ещё фамилиар теперь не нуждался в воде, а передвигался, то ли паря, то ли плывя прямо в воздухе.

Всё это было результатом совместной работы магов, и даже если и были какие-то изъяны — например, глаз, или то, что говорил фамилиар слегка странно, да и мыслил заторможенно — всё это было просто следствием поспешности. Заставить семерых магов вот так работать сообща, не дав им времени подготовиться, и требовать идеальной работы было бы странно. Хорошо ещё, что они оба остались живы.

Правда, Мозенрат сомневался, что останется жив после гнева учителя. Дастан два дня выслушивал насмешки коллег. Дело было даже не в том, что его ученик взялся за магию чужой школы. И так было ясно, кто ему это подсказал. Так что за это Мозенрата скорее хвалили: сумел же, разобрался, сделал почти как надо.

Беда была в том, какого зверя он для этого взял.

Рыба в пустыне? Что может быть смешнее!

И перед самым отъездом Мозенрат держался на ногах исключительно усилием воли. Болела исполосованная плетью спина, заботливо перевязанная служанкой, охавшей, что вот ведь маги, своих учеников вообще не берегут. Сквозь дурное полузабытье Мозенрат тогда разобрал, что Варду досталось немногим меньше. Но никакого сочувствия не было. В конце концов, крысёныш мог и промолчать.

Тут-то ему и пришла в голову простая разгадка случившегося. Но он никому о ней не сказал. Только зло покосился на такого же перекособоченного, но довольного Варда, и процедил сквозь зубы, прежде чем направить своего коня в портал следом за Дастаном:

— Крысёныш.

Когда в стране Чёрных Песков всё тихо — это страшно. Когда в стране Чёрных Песков всё тихо почти полгода... это наводит на размышления.

Поэтому песчаная буря, однажды вечером пришедшая на Аграбу с той стороны, принесла не только тревогу, но и облегчение. Мозенрат снова взялся за старое, и можно было лететь выяснять, что же он подготовил на этот раз.

Но когда ковёр-самолет приблизился, Аладдина и его товарищей ждал сюрприз.

Дворца не было. Не было и города. Была лишь громадная гряда чёрного песка, странная, будто изъеденная, похожая на подточенную ветром скалу.

— Ничего не понимаю, — честно сказал Аладдин, когда они приземлились у подножия этого безобразия.

Пески не ответили. Они вообще никак не отреагировали даже на то, что джинн сунул в них руку. Только Жасмин перепугалась. В какой-то момент по ним пошла рябь, будто там, в толще, что-то двигалось, но и это исчезло. Ни мамелюков, ни Мозенрата. Пришлось лететь назад, потому что понять произошедшее они были не в силах.

Мозенрат обнаружился случайно. Его вообще углядел летящий рядом с ковром Яго, сначала заоравший, что там какая-то ерунда. Слишком уж неподвижна была чёрная точка, замершая на краю каньона. Сердце Аладдина сжалось: он помнил это место. Кинжальная скала. Громадный кристалл Икс.

Коврик спикировал вниз, а Аладдин, не раздумывая, спрыгнул прямо на спину замершего Мозенрата. Если тот колдовал, это нужно было прекратить! Но в последний момент тот сделал шаг в сторону, и перед Аладдином разверзлась пропасть.

Потом рука, затянутая в тонкую шёлковую перчатку, поймала его за плечо и швырнула обратно на землю.

— Я это предвидел, — спокойно сообщил Мозенрат, разворачиваясь. На привычно бледном лице двумя голубыми огнями горели глаза.

— Кто ты?! — невольно выдохнул Аладдин. — Куда ты дел Мозенрата?!

— Ты точно хочешь это знать? — Мозенрат или то, что было им, наклонило голову. Падавший сзади свет солнца померк, и лицо скрылось в густой тени. Только глаза горели, да угадывалось движение губ.

— Лучше не спрашивай, — шепнул странный голос на ухо Аладдину.

— Спроси, и это даст власть, — прозвучало с другой стороны.

— Главное — Мозенрат, — утверждал третий голос, неуловимо похожий на первые два и в то же время совсем другой.

— Беги, — посоветовал ещё один.

Голоса всё шептали, сливаясь в неразборчивый гул, который постепенно сошёл на нет, будто отдалённое эхо. Поднявшийся на ноги Аладдин потряс головой и невольно сделал шаг назад.

Что бы ни стояло перед ним, это ужасало. Краем глаза он заметил испуганно замершую Жасмин, тоже слышавшую этот хор. Джинни молчал, его челюсть покоилась на земле. Что бы это ни было, оно напугало и озадачило даже джинна.

— Где Мозенрат? — попробовал в последний раз Аладдин.

— Вы скоро встретитесь, — небрежно отмахнулось нечто, отворачиваясь и возвращаясь к созерцанию поблескивающего на солнце кристалла. Кажется, ему наскучило это общение. А голоса шептали:

— Лови в Аграбе.

— Ищи мага.

— Спрашивай у них.

— Думай, чего желаешь, — выдохнул последний, когда эхо уже затихало.

Желал Аладдин одного — оказаться подальше от этого создания. Он только сейчас заметил, что обе его руки были одинаковы: чёрный шёлк обтягивал пальцы, и не было ни следа голых костей. Попятившись ещё, он торопливо запрыгнул на ковёр-самолёт.

— Коврик, ходу!

И тот послушно сорвался с места — Аладдин еле успел подхватить за руку растерявшегося джинна.

— Джинни, что это было? — спросил он, когда расщелина в песках скрылась вдали.

— Не спрашивай, Ал! — мигом отмер тот. — Давай просто улетим подальше!

И добавил тихо, себе под нос, настороженно оглядываясь назад:

— Это, конечно, ничего не меняет. Но мне так спокойней, Ал.

Аладдин невольно поёжился, почувствовал, как на плечо легла горячая ладонь Жасмин. Если Джинни не хотел говорить о чем-то, а лишь бежал от этого... Во что опять вляпался Мозенрат, ища силы? И что ждало их в Аграбе, если это сказало искать колдуна там?

— Ему можно верить, Джинни?

— Ровно настолько, насколько и нельзя! — нестройным хором сообщили мигом появившиеся две головы джинна, пародируя тот жутковатый хор. Больше Аладдин ничего не спрашивал. Голубые глаза, стоявшие перед его внутренним взором, начисто отбивали охоту хоть что-то выяснять об этом существе.

Коврик летел в Аграбу.

Но на улицах, вопреки ожиданиям, кипела обычная жизнь. Свесившись с края ковра, они до боли в глазах вглядывались в толчею, вслушивались, ожидая чьего-нибудь крика. Но ничего не происходило. Город будто не ощущал, что над ним нависла беда.

Хоть какие-то новости ждали их во дворце. Едва коврик приземлился, к нему широкими шагами, выпятив челюсть, направился Расул.

— Принцесса! — рыкнул он и зло уставился на Аладдина. — Этот воришка опять взялся за старое!

— О чем ты? — удивилась та. — Он весь день был со мной, Расул!

— Другой оборванец, — почти выплюнул начальник стражи, — искал встречи с ним, досаждая страже у ворот!

— Он что-нибудь сказал? — опередив Аладдина, спросила Жасмин, сжимая его ладонь. Не стоило сейчас ругаться с Расулом, когда он вот-вот должен был сказать что-то важное.

— Он ждёт Аладдина в караван-сарае у Западных ворот.

Тяжёлый взгляд Расула провожал коврик до тех пор, пока он не скрылся из виду.

— Как думаешь, кто это может быть? — спросил Аладдин, обняв испуганную Жасмин. — Я ни с кем не общался с тех пор.

Девушка не ответила. Она сама не знала, что это. Возможно, очередная ловушка?

В караван-сарае их никто не ждал. Хозяин долго кланялся принцессе и утверждал, что никаких оборванцев и воришек не видел, кроме того, что слоняется за дальней стеной уже полдня. Даже стражу собирался позвать, да вот, они раньше прилетели.

Аладдин невольно поспешил туда, поблагодарив за помощь.

В тени стены и впрямь стоял кто-то, и что-то в нём было неуловимо знакомое. В горделивой осанке, в том, как он скрестил на груди руки. В тени сложно было разобрать, всё ли с ними в порядке.

— Эй? — окликнул его Аладдин.

— Ты всегда опаздываешь, крысёныш, — со знакомыми ленивыми нотками сказал чужой голос.

— Да-да, хозяин! — прошипел взвившийся над его плечом Ксерксес.

Мозенрат развернулся, опуская руки. На правой привычно была перчатка, но теперь она не казалась сморщенной — нет, под ней чувствовалась живая плоть. И это был не Мозенрат. Смуглое, весьма красивое лицо обрамляли похожие чёрные волосы, но само оно было совершенно другим. Хотя выражение лёгкой скуки и брезгливости было всё то же.

— Что ты сделал, Мозенрат?! — выдохнул Аладдин.

— Я так и знал, что ты ничего не поймёшь и мне придется тебе рассказывать, — усмехнулся тот. — Но здесь не место для подобного разговора.

И он спокойно прошёл мимо, направляясь в караван-сарай.

— Эй, ты! — завопил хозяин, едва завидев его. — Пошел отсюда, жалкий вор!

— Со мной сама принцесса, — чуть наклонил голову на бок Мозенрат. — Аладдин, герой Аграбы, и его Джинн. Ты всё ещё загораживаешь мне путь?

На такое хозяин не нашёлся, что сказать — ведь за спиной Мозенрата и впрямь маячили все названные, да и Аладдин кивнул, подтверждая сказанное.

— А нас с Абу забыл! — возмущенно вякнул Яго, и мартышка подтвердила, угукнув и подпрыгнув на плече Аладдина.

— Пропустите его, — приказала Жасмин, и хозяин отступил с дороги. Мозенрат рассмеялся, легко, как-то совершенно не похоже на себя прежнего, и шагнул в приятную прохладу помещения. Фамилиар, скользнув за ним, захихикал, вторя хозяину.

— Пропус-стил, да-а-а, пропус-стил.

Мозенрат сам выбрал, где им сесть, удобно устроился на цветастой подушке. Когда остальные расселись вокруг низенького столика, он снова улыбнулся, и Аладдин не выдержал.

— Что с твоим городом и что за тварь ты призвал?!

— Иногда ты умеешь задавать правильные вопросы, крысёныш. Вот только всегда делаешь неправильные выводы. Но я отвечу тебе. Мне всё равно нужно немного подождать.

Мозенрат замолчал, потому что подошёл хозяин с запотевшим кувшином на подносе. Опустив его на стол, он бросил ещё один злой взгляд на расслабленного мага и удалился под мерзкий смешок Ксерксеса. Потянувшись за кувшином, Мозенрат налил себе немного холодного шербета. Больше никто не двинулся.

— Это долгая история, но ты знаешь её часть. Помнишь Кинжальную скалу, Аладдин?

— Такое забудешь! — дёрнулся тот. И впрямь, сложно было забыть и гигантский кристалл, который он видел не далее, чем с утра, и то, как Мозенрат пытался заточить там Джинни, сейчас молча сидевшего рядом.

— Ты никогда не задумывался, для кого такой громадный кристалл? — Мозенрат откровенно смеялся, потом указал на джинна. — Ему хватило жалкого осколка.

— Попрошу заметить, я полуфеноменальный и почти космический! — возмутился Джинни.

— Ах, — небрежно махнул рукой Мозенрат, — ты ведь не скажешь эти глупости при нём, верно?

Джинн сдулся, будто из него выпустили весь воздух.

— При мне он может говорить что угодно! — жёстко возразил Аладдин.

— При тебе что угодно может говорить кто угодно. Но нельзя говорить необдуманно в присутствии лорда Тзинча. Он не только бог магии. Джинн не сказал тебе? Ты встретил Властителя Судеб, Аладдин.

— Кого? — хором спросили все, вызвав ещё один взрыв веселья. Только Джинни молчал. Он вообще как-то уменьшился, став совсем незаметным.

— Ал! Ал! — донёсся его шёпот. — Я по сравнению с ним колдую не лучше Яго!

— Верно, джинн, — согласился Мозенрат. — И я заключил договор с лордом Тзинчем. А сегодня мы оба выполнили свои обязательства, и я свободен.

Аладдин помолчал. Потом хмуро заметил:

— Я мало понял из твоих объяснений, Мозенрат. Но меня волнует вопрос: тело какого бедолаги ты забрал?

— Так ли это важно? — поднял бровь Мозенрат. — Но если это тебя так тревожит... Вы бы с ним не стали друзьями. Возможно, ты встретишься с ним и поймёшь это. Я ведь забрал тело, но не жизнь.

Эти объяснения в подробностях не нуждались. Аладдин прекрасно помнил, как в него самого вселилось сразу два духа. И это было не самое лучшее воспоминание.

— Я заставлю тебя вернуть то, что ты взял!

— В самом деле? — вежливо изумился Мозенрат. — Я честно купил это тело. Поверь, он не продешевил: я сказал обо всех сокровищах, что таят пески Семи Пустынь.

Аладдин замолчал. Возразить было нечего, да и что тут возражать? Мозенрат опять был прав, и вернуть всё назад не получалось. Он бы различил, если бы два духа боролись за одно тело. Но Мозенрат вёл себя слишком спокойно, чтобы предположить это.

Вместо него заговорила Жасмин:

— Ты обещал рассказать нам, Мозенрат.

— Да, принцесса, — кивнул тот. — И я расскажу.

Голос Мозенрата, тихий, спокойный, звучал в полумраке зала.

Поколениями чародеи пытались разбудить спящего в кристалле бога. Каждый из них мечтал заставить подобную силу служить себе, но ничто не помогало. Даже джинн, принадлежавший особо изобретательному магу, не достиг желаемого, бежав от одного лишь взгляда единственного открывшегося глаза.

Мозенрат помнил, как выглядело божество. Тогда громадный кристалл не был пуст. В нём лежало, свернувшись, что-то... невероятное. Оно напоминало человека лишь отдалённо, тело его состояло из множества лиц, человеческих и не очень. И все они спали, пока рядом не появился тогда ещё ученик мага.

Мало кто знал, что сила Дастана, величайшего мага Семи Пустынь — не больше, чем у любого другого. Он умело распускал слухи, раздувая свое величие. Но это, пожалуй, было единственное, что он действительно умел. Потому что в один из дней против него поднялся его собственный ученик.

Дастан не понимал людей. Он не понимал, что сам озлобил его и воспитал себе врага. И Мозенрат ни капли не поверил лживым словам старика, хваставшего, что именно он заточил в кристалл целого бога. Как он узнал потом от самого Тзинча, это случилось по его собственной воле. Чтобы предотвратить войну богов, тот разбил собственный посох, хранивший магию всего сущего, и кристаллы Икс были не более, чем его осколками.

Мозенрат предпочёл не задавать лишних вопросов. К примеру, зачем богу потребовалось забираться сюда и впадать в спячку. Нет, он задал один вопрос. Правильный. Чем они могут помочь друг другу. И среди хора голосов нашёл нужный ответ.

В тот день он вернулся во дворец уже иным. Без руки, но зато с сотворённым из неё артефактом великой силы. Дастан оказался ни на что не годен и пал первым. О, с каким удовольствием бывший ученик мстил всем, кто когда-то видел его позор, кто сам причинял ему боль.

Опомнился он только тогда, когда понял, что вокруг одни мертвецы, а живые бежали в страхе, навсегда оставив город.

Мертвецы пригодились ему, превратившись в неубиваемую армию, и Мозенрат стал полноправным властителем Чёрных Песков. Вот только в дар он получил не только силу, но и часы, отсчитывающие время его существования в этом теле.

Его платой был он сам. Не душа и не жизнь. Не магия. Все это бог милостиво оставил ему. Только тело. И все эти годы перчатка медленно разрушала связь души и тела, а песок в часах пересыпался из одной колбы в другую.

О чём Мозенрат не стал рассказывать, так это о том, как, прекратив бурю, скрывшую его дворец от посторонних глаз, лежал на чёрном песке и смотрел в полное звёзд небо. А рядом стояли часы, и вниз пересыпались последние песчинки.

С восходом солнца на ноги поднялся уже Тзинч.

Бог милостиво сообщил духу колдуна, что задержится в этом мире не больше, чем на день. Ровно столько требовалось ему, чтобы найти путь домой через миры, вероятности и время. Но тело уже было не вернуть. Оно было нужно богу, чтобы иметь точку отсчета.

Часы и перчатка переделали тело Мозенрата в могущественный артефакт, увы, уже не предназначенный для его души. Но перчатка, а с ней и сила, остались с ним, как и верный фамилиар. И всё это не дало ему умереть.

На этом рассказ закончился. Мозенрат замолчал, отпил уже тёплого шербета.

Он сидел, улыбаясь чему-то, и казался совсем другим. Спокойным, умиротворённым, не ищущим ничего. От него уже не веяло опасностью. Просто человек, нашедший себя.

— И что ты будешь делать теперь, Мозенрат? — спросил Аладдин.

— Для начала скажу... — Мозенрат поднял голову. — Подслушивать нехорошо, крысёныш.

— Но я не... — опешил Аладдин.

— Это он мне.

Из-за их спин выступил молодой мужчина в странных, нездешних одеждах. Он опирался на сучковатый посох, сквозь ещё короткую бороду сияла улыбка, а на его плече сидел крысюк, улыбавшийся едва ли не шире хозяина.

— Скажи, — медленно произнёс Мозенрат, глядя ему в лицо. — Тогда... когда мы сидели на кухне... тебе ведь велел рассказать учитель?

— Ну кто ж знал, что ты выберешь сома? — хохотнул чужеземный маг, и Ксерксес обиженно зашипел, обвиваясь вокруг плеч хозяина.

— Не знаю, что вы затеяли... — начал Аладдин, настороженно глядя на незнакомца.

— Мы затеяли уйти отсюда, — не дал ему договорить маг. — Или ты намерен задержать нас в гостях?

Джинни мигом превратился в табличку-стрелку с громадной надписью «Выход!».

— Какие любопытные у вас тут духи, — протянул маг, а крысюк на его плече поднялся на задние лапы, нюхая воздух. Потом сел на хвост и добавил, глядя абсолютно разумно и чем-то в этот момент напоминая Ксерксеса:

— Он же в лампе живёт! Ещё бы в ночном горшке поселился! Нет бы, как положено духу, в лесу жить!

Джинн превратился в раскрытую мышеловку, показал фамилиару язык и тут же взвыл: посох чуть качнулся, и мышеловка захлопнулась, этот язык прищемив.

— Ещё немного, и учитель точно так же прищемит наши хвосты, — серьёзно заметил маг.

Мозенрат поднялся.

— Веди. До свидания, Аладдин.

И они скрылись в густой тени у стены.

Мозенрат больше не угрожал Аграбе.

Пожалуй, это была победа?