Посмертие (джен)

Хотя всё уже давно было решено, показательный процесс над изменником тянулся почти два года, и наконец приговор был вынесен. Кау-Рук не удивился, когда за ним пришли, он и так ждал этого момента целую неделю, как до этого ждал два года.

Одурманенная Усыпительной водой менвитская часть экипажа была оправдана, генерал Баан-Ну отделался почётной ссылкой в дальний гарнизон, арзаки были загипнотизированы лучше, чем прежде, и ни один из них не узнал бы и не вспомнил, что звёздный штурман Кау-Рук отдал жизнь в попытке их спасти.

Переживая многочасовые допросы и пытки — служба безопасности Рамерии искала других участников заговора, которого не существовало, — Кау-Рук порой завидовал Ильсору, который растворился в серебристом свете пустыни, едва стало известно о его роли среди арзаков. Вождя было опасно оставлять в живых, другое дело — отыграться на его соратниках, заодно показав сомневающимся, что их ждёт в случае измены.

По правде говоря, Кау-Рук уже и сам мечтал о том, чтобы это всё поскорее закончилось. Не боль заставляла его думать о смерти, но горечь поражения. На что они надеялись, идеалисты? На что надеялся Ильсор? Но он уже давно сгинул у камня, и ему можно было позавидовать.

В его камере не было даже маленького окошка, и только по тому, когда ему приносили еду, он мог определить, сколько прошло времени. Но вскоре его вывели наружу.

Это была тюрьма для обречённых на смерть, она стояла у самой границы безжизненной пустыни, и у бывшего звёздного штурмана тут же заскрипел на зубах песок. Но в последние часы жизни жаркий воздух в лицо был лучше сырости каземата.

Камень располагался далеко, целый час на вертолёте. Неизвестно, почему, но песчаные бури обходили это место стороной, и он возвышался посередине песчаных барханов уже несколько веков. Говорили, что дело в магнитной аномалии.

Кау-Рук с интересом поглядывал вниз на темнеющую пустыню. Светило закатывалось медленно, но верно. Странно, что ему дали в распоряжение целую ночь, не иначе, чтобы дольше мучился.

Вертолёт опустился на некотором отдалении от камня, двое конвоиров выволокли Кау-Рука наружу и швырнули в песок. Не было ни речей, ни напутствий, он знал, что его дело — выжить, но как тут выживешь? Дойти до края пустыни не получится, остаться здесь тоже не выход... Да и кто даст ему жить, если он спасётся?

Вертолёт поднялся, и Кау-Рук проводил его взглядом. Потом хладнокровно осмотрел свою одежду, но на тюремной робе не было ни пуговиц с острыми краями, ни завязок. Придётся умирать от жажды.

Он обошёл вокруг камня, потрогал шершавую поверхность. Когда-то здесь было место ритуалов, здесь танцевали их предки, здесь оставляли юношей и девушек на ночь для инициации, а теперь сущность камня была извращена, и вместо жизни он нёс смерть.

В песке что-то лопалось с тонким хрустом, когда Кау-Рук ступал, и вскоре он догадался, что это: кости тех несчастных, что были здесь казнены. Возможно, и кости Ильсора. Может быть, сейчас он стоял на черепе своего друга.

Кау-Рук отошёл в тень и стал ждать полного захода, чтобы не выбиться из сил уже к темноте. Он знал, что здесь не останется, если есть хотя бы мизерный шанс, его нужно использовать. К югу отсюда должны быть оазисы, он может наткнуться на один из них и протянуть какое-то время. Что дальше, он не загадывал. Его дело выжить — он и выживает. Сейчас, когда он остался предоставлен самому себе, он не вспоминал, что мечтал о смерти. Им овладела жажда деятельности. Возможно, всё уже закончилось, как он и хотел, ведь официально он уже числится мёртвым.

Не дожидаясь, пока погаснут последние лучи, Кау-Рук зашагал по песку, удаляясь от камня. Над ним расцветала ночь, звёзды были привычными, родными, и после двух лет заключения он радовался им, как давним знакомым. Даже если ничего не получится, он умрёт наедине с самим собой, и никто ему не станет мешать.

Он шёл и шёл, круговорот звёзд над ним совершал своё извечное движение, и скоро опаляющая жара должна была вернуться. Хотелось пить.

Кау-Рук всё продвигался на юг, пока не взошёл Сириус. Он ориентировался по звёздам, чтобы не начать ходить кругами, а когда настал день, выбрал подходящее место за дюной, стащил с себя тюремную робу и принялся закапываться в песок. Робой он прикрыл голову от жары и принялся ждать ночи.

Вообще это было даже забавно.

С хладнокровием он размышлял, что все живые существа цепляются за жизнь до последнего и бегут наперегонки со смертью, но это бесполезно, так зачем? Им начало было овладевать отчаяние, но он силой воли заставил себя не думать и попробовать задремать.

Когда он проснулся, Сириус уже преодолел половину пути по небу, даже чуть больше. Хотелось есть, а пить — ещё больше. С большим трудом Кау-Рук дождался ночи. Под веками плыли багровые пятна, едва он закрывал глаза, а мысли были только о воде, об оазисах, о сочных фруктах, и прогнать их больше не удавалось. Жара наваливалась на него, мешала дышать. Наконец Сириус зашёл.

Выкопавшись из песка, который облепил всё тело, Кау-Рук, пошатываясь, размял мышцы, оделся и отправился дальше. Кожа была суха, влагу впитал песок и ветер, но над головой по-прежнему плыли звёзды, и он подумал, что в мире слишком много мест, где он ещё не побывал и куда он больше никогда не поведёт свой корабль... Эта мысль заставила сжать зубы и идти, преодолевая слабость, голод и жажду. Он точно знал, что оазисы должны быть, просто они располагались далеко. Но дойти можно, если не топтаться на месте.

Однако силы кончались быстрее, чем он рассчитывал. Несколько раз Кау-Рук упал и какое-то время лежал в забытьи. Потом приходилось ползти на четвереньках, но он ещё не сдавался. Рамерийцы, которые жили по триста лет из-за замедленного метаболизма, были живучи, но не сейчас, когда восток уже окрашивался серебристым светом, который сулил смерть.

"Я и так уже мёртв, мне нечего терять", — напомнил себе Кау-Рук и стал ползком забираться на бархан. Он надеялся рассмотреть с него окрестности, но вокруг были только такие же барханы лёгкого серебристого песка, который забивался в нос, рот и уши.

Настало утро, и оно несло гибель. Ещё некоторое время Кау-Рук по инерции пытался идти, но вскоре упал и уже не мог подняться. Он чувствовал, как жаркие лучи выпаривают из его тела всю жидкость, но не мог шевельнуться, чтобы скрыться в тени бархана или зарыться в песок. Вскоре он потерял сознание.

В забытьи его постигло видение, и он даже вспомнил, что обряд инициации в древности означал общение с мёртвыми. Так и было. Кау-Рук увидел Ильсора, который склонялся над ним с выражением и радости, и жалости на лице, и подумал, что уже умер, а друг встречает его.

Из памяти уже изгладились черты лица, но это, несомненно, оказался Ильсор. Что-то не то было с его глазами, но затуманенный разум пока не смог объяснить, что.

И наконец в горло пролилась вода. Только теперь Кау-Рук определил, что ещё жив, ведь мёртвые не чувствуют жажды. И мёртвые не выглядят так, как выглядел Ильсор. Зрение немного прояснилось, и Кау-Рук попытался приподняться.

Как он раньше не понял! Сопротивление! Вот почему некоторых тел не находили у камня. Все думали, что осуждённые пытались найти спасение в пустыне, но это было не так.

— Ты живой, — прохрипел Кау-Рук и откинулся назад. Всё было другим, и воздух, и песок. Теперь он начал различать тонкий пряный запах, разлитый вокруг.

— Живой, — подтвердил Ильсор. — И я тебя ждал. Каждый день. Понимаешь, это что-то вроде портала. Или нет. В любом случае, можешь даже посмертием это считать, тут никто не обидится.

Его голос немного изменился, наверное, от постоянной жизни в пустыне, но это был Ильсор, и голос всё равно звучал музыкой.

— Я хотел к тебе, и желание сбылось, — проговорил Кау-Рук, рассеянным взглядом блуждая по звёздам.

Звёздам!

Мало того, что он просто не мог дожить до ночи, так он не знал, что это за звёзды. Не рамерийские и не белиорские!

Кау-Рук приподнялся. Ильсор сидел перед ним на песке, облачённый в дикого вида костюм, и смотрел неестественно синими глазами. За его спиной расстилалась пустыня, кое-где прорезанная гребнями скал. Над скалами висела луна, у горизонта поднималась ещё одна.

— Этого не может быть, — сказал Кау-Рук, хотя всё было, и было реально. Синеглазый Ильсор улыбался, а потом помог ему подняться.

— Пойдём, ты слаб, и у тебя нет воды, — сказал он. — Поговорим в орнитоптере.

— В чём? — глупо спросил Кау-Рук. Ильсор указал за его спину, и Кау-Рук увидел неподалёку неведомый аппарат, который чутьём профессионального лётчика мгновенно распознал как летательный.

Они кое-как добрались до этого орнитоптера, и Кау-Рук тяжело упал на сиденье, закрыл глаза. Под веками разливался багрянец.

— Можно ещё воды? — попросил он.

Ильсор протянул ему шланг, который крепился к ёмкостям у него на поясе. Вода была никакой, но это была вода, и Кау-Рук немного пришёл в себя.

— Где это мы? — спросил он.

Ильсор посерьёзнел, но не ответил до тех пор пока не поднял орнитоптер в воздух.

— Мы на чужой планете, Кау, — сказал он. — И не спрашивай меня, как мы сюда попали. Я знаю только одно: скорее всего, мы умерли на Рамерии.

— И это посмертие? — недоверчиво спросил Кау-Рук.

— Мы же не знали, какое оно на самом деле, — сказал Ильсор. — Сколько времени прошло для тебя?

— Два года. Столько меня то допрашивали, то пытали, то судили.

— Для меня прошло столько же. Теперь слушай внимательно. Я должен дать тебе инструкции, прежде чем мы представимся... местному вождю. Его зовут Муад'Диб.

— Вождю? — голова, хоть и прояснялась от воды, всё равно шла кругом.

— Да, мы находимся на планете Арракис, на которой добывают специю, называемую спайс или ещё — Пряность. От неё у всех становятся такие глаза. Местные жители зовут себя фрименами, и они довольно жестоки, как на мой взгляд. Меня спасло чудо, точнее, то, что мной заинтересовался сам Муад'Диб, который был поблизости, когда я появился здесь. С тех пор я разделил с ними воду и стал полезен. Талант пригодился.

Ильсор усмехнулся и поднял машину повыше.

— А где подвох? — поинтересовался Кау-Рук.

— В том, что вся планета — это пустыня, в которой водятся черви.

— Всего лишь черви?

Ильсор строго взглянул на него.

— Самый маленький из которых мог бы перекусить "Диавону" пополам, а самый большой — проглотить её и не заметить. Потому нужно знать, как себя вести в пустыне. Я тебе потом всё расскажу, когда тебя примут в племя.

— Примут в племя?!

— Другого выхода нет, один ты погибнешь. И самое неприятное напоследок: Арракис — не единственная населённая планета, звёздный флот весьма развит, планета находится во владении барона Харконнена, который эксплуатирует фрименов, чтобы они добывали больше спайса, и...

— Илле! — застонал Кау-Рук. — Только не говори, что ты и здесь умудрился вляпаться в революцию!

— А ты схватываешь на лету, — улыбнулся Ильсор. — Узнаю моего друга. Но ты не поверишь, какое счастье — не быть вождём!

— И почему мне кажется, что это плохо закончится? — мрачно вопросил Кау-Рук.

Ильсор не ответил.

* * *

Кау-Рук уже отлежался в жилище Ильсора за оранжевой занавеской, поел завёрнутого в листья мяса, смешанного с варёной крупой, вдоволь напился воды и получил подержанный костюм, препятствующий потере влаги, называемый дистикомб. В подземном городе, казалось, никому до новичка не было дела. Ну, кроме самого Муад'Диба, конечно.

Однако и это было обманчиво.

"Да у них демократия!" — ужаснулся Кау-Рук, глядя на мужчин, женщин и детей, которые собрались в одной из пещер. И было дико смотреть на Ильсора, который стал здесь своим и свободно ориентировался, переговаривался с людьми на неведомом наречии.

Муад'Диб оказался молод, но Кау-Рук понял, что это обманчивое впечатление.

— Буду переводить, — сказал Ильсор, становясь рядом.

Всё стихло, когда Муад'Диб сделал знак и заговорил.

— Мы приняли здесь чужака, который так же, как Кр'Литхе — это я — прибыл к нам из неизвестного мира, называемого Рамерия, — переводил Ильсор. — И мы спрашиваем его, кто он таков и чем может быть нам полезен. Все понимают, что тебя примут, так просто люди с неба не падают, — скороговоркой добавил Ильсор от себя. — И пророчества о нас не было, значит, мы невидимы для пророческого дара, но учти, что кто-то может потребовать поединок таххади, это значит — насмерть.

Кау-Рук сделал шаг вперёд. Множество пар синих глаз было устремлено на него. Он вспомнил, что уже умер, и страх прошёл.

— Меня зовут Кау-Рук, я свободный менвит с планеты Рамерия, — сказал он. — Я штурман и умею водить летательные машины и звездолёты... Впрочем, вряд ли я буду полезен там, где ничего не смыслю в управлении.

Ильсор перевёл, племя зашумело, то ли одобрительно, то ли насмешливо.

— Их смутило слово "менвит", — шёпотом сказал Ильсор. — Оно похоже на "ментат", а это не одно и то же. Хотя общее есть.

Кау-Рук хотел спросить, что общее, но не успел, Муад'Диб заговорил, и Ильсору пришлось переводить:

— Кр'Литхе рассказал нам о своей жизни до Арракиса, расскажи и ты. Где ты был, прежде чем попасть сюда?

— В пустыне, — признался Кау-Рук. — Меня оставили там умирать, потому что я пошёл против нашего правителя.

— Значит, в тебе есть сила, — утвердительно сказал Муад'Диб. — Но в тебе есть и страх, а он делает человека животным.

— Я тридцать лет смотрел в бездну, и она не свела меня с ума, — ужасаясь тому, что несёт, ответил Кау-Рук.

— Значит, ты смотрел в самоё себя, а это достойно мужчины, — признал Муад'Диб. — Ты присоединишься к нашему народу?

— Почту за честь, — осторожно сказал Кау-Рук.

— Тогда мы принимаем тебя, и пусть моё слово свидетельствует это, — сказал Муад'Диб. — Пусть Кр'Литхе подробнее расскажет тебе о наших обычаях. И все фримены будут помогать тебе в начале твоего пути. Какое имя ты изберёшь себе?

Кау-Рук задумался, собственно, ему было всё равно, но раз требовалось... Он понял, что не может поверить в реальность происходящего, а новое имя только подвело бы черту под прошлым.

— Как на их языке "звёздный путь"? — спросил он.

— Хално А'Дори, — немедля ответил Ильсор и объявил для всех: — Хално А'Дори.

Полушёпотом Кау-Рук произнёс свое новое имя и немного успокоился.

— Я могу поговорить с Муад'Дибом наедине? — спросил Кау-Рук, и ему это было позволено. Вслед за вождём они с Ильсором вышли в смежную комнату, где, по-видимому, располагался кабинет. Муад'Диб пригласил их сесть за стол; взгляд его синих глаз так и пронзал, и Кау-Рук поддался искушению, надавил гипнозом. Муад'Диб не подал и виду, но его голос зазвучал ниже на пол-тона.

— Смотри на меня, — приказал он, и каким-то чудом Кау-Рук понял это без перевода. Голос приказывал и подавлял волю, и внезапно всё кончилось.

Ильсор сказал короткую фразу, а Муад'Диб посмотрел на Кау-Рука уже иначе, не так равнодушно, как раньше, а изучающе.

— Я рассказывал ему и про гипноз, — пояснил Ильсор. — Вы оба хотели проверить. У тебя взгляд, у него — Голос.

— Я прошу прощения за непочтение, — тяжело дыша, сказал Кау-Рук. Муад'Диб кивнул.

— О чём ты хотел поговорить? — спросил он.

— О революции, — сказал Кау-Рук. — Я кое-что в этом смыслю.

* * *

— Зря ты так, — заметил Ильсор, когда они добрались до его жилища. — Ты на что надеешься?

— У них развитый звёздный флот, — сказал Кау-Рук, присаживаясь на лежанку. — Илле... Или мне лучше звать тебя Кр'Литхе?

— Зови как захочешь, — разрешил Ильсор.

— Так вот, разве ты никогда не думал...

Ильсор поднял руку, прерывая его.

— Космос велик, хотел ты сказать, может быть и так, что Рамерия просто затеряна где-то далеко. И мы можем вернуться и завершить дело. Фримены отменные бойцы, мы бы освободили арзаков. Только этого не будет, Кау, или правильнее теперь Хално А'Дори?

— Почему? — упрямо спросил Кау-Рук.

— Потому что мы умерли там. И наш дом теперь здесь. Возвращения не случится никогда.

— Это незаконченное дело, которым я буду мучиться, — признался Кау-Рук.

— А я? Думаешь, мне легко? Но на моё место придёт другой вождь.

— А если нет?

В темноте, слабо разгоняемой зелёным люминесцентным светом ночника неясного принципа действия, Ильсор потерянно склонил голову.

— Значит, так тому и быть. Я больше не в ответе за мой народ, только за себя. И поверь, это прекрасно.

Спали они рядом. Кау-Рук уже знал, что за два года Ильсор так и не взял себе женщину, и это значило, что он сам не верит в то, что говорит. Он надеялся вернуться, хоть и не признавался.

"Ладно, — решил Кау-Рук, вдыхая воздух с пряным запахом. — Харконнены, значит? А там мы ещё посмотрим, куда ведут наши звёздные пути".