Тише, любовь моя (гет)

Чем дальше расходились дороги двух братьев, тем меньше они походили друг на друга.

Тиренд лежала, прижимаясь к боку Малфуриона, глядела на лицо мирно дремлющего любимого и никак не могла уснуть сама. Да, момент отдыха был краток, но слишком назойливо лезли в голову мысли. Например, вспоминания о том, как все начиналось.

Даже тогда, в самом начале их знакомства, она никогда не путала братьев. В Иллидане была неумная жажда и стремление. Это почти испугало тогда, когда пришлось делать выбор — и она предпочла бурному горному потоку спокойствие и тишь лесного ручья.

Правилен ли был этот выбор?

Знать такую правду не дано даже жрице Элуны. Тиренд просто пыталась слушать свое сердце и не жалела о выборе. Ну, разве что самую капельку. Крохотную малость, память о которой почти стерлась за десять тысяч лет, но сейчас, когда плечи обнимала тяжелая рука, вернувшуюся вновь.

Почему-то Малфурион всегда был прохладным. Её собственная щека горела, когда Тиренд провела ладонью по животу супруга, внутренне обмирая — и внутренне же злясь на саму себя: она в праве! Пусть даже и не пришлось ни разу еще воспользоваться этим правом. Сражения, следующие одно за другим; беды, наваливающиеся, стоило только подумать, что все хорошо; Изумрудный сон...

Незнакомая решительность поднималась в душе, и пальцы сами скользнули ниже, ища застежку широкого пояса, запутались в мехе медвежьей шкуры, расправляя складки единственной одежды друида. Та почти поддалась, соскальзывая вниз, когда Малфурион завозился, просыпаясь.

— М-м?.. Тиренд, любовь моя?..

— Твоя, — искренне согласилась Тиренд, уже просто запуская руку под шкуру и показавшуюся сейчас совсем тонкой ткань. Радовало одно: тело друида соображало быстрее сонной головы. Гораздо быстрее. Настолько, что Тиренд почувствовала, как горят уже и уши.

— Что ты?..

— Малфурион, — подняв голову, отчеканила Тиренд. — Сколько тысячелетий мы супруги?

И, не дав ему заняться подсчетами, продолжила:

— Ты слишком затянул с супружеским долгом!

Простейшие выводы наконец улеглись в голове у проснувшегося друида. Проснувшегося настолько, чтобы заинтересоваться уже и этой самой головой. И Тиренда не уставала благодарить богиню за одно: Малфурион не стал ничего уточнять и спрашивать! А это слишком уж легко было представить, как... Но уберегла Элуна. Наверное, сжалилась над своей верной жрицей.

Неуверенное бормотание «Любимая, ты уверена?..» Тиренд предпочла в расчет не брать, заглушив его поцелуем. И внезапно обнаружила, что именно она ведет и направляет сейчас их обоих. Это было странно: Малфурион всегда был сильным, уверенным, а сейчас робел и смущался, будто не разменявший и тысячелетия юнец.

Касался бережно-бережно, огрубевшими от посоха кончиками пальцев гладил по открытому телу, не решаясь потянуться к ремням брони. Тиренд зло дернула их сама, только запутала и замерла, когда её все так же бережно обняли.

— Тише, любовь моя. Тише.

Это был тот Малфурион, которого она выбрала. Яростный и неистовый, когда имел дело с врагами — и спокойный, терпеливый, когда оно касалось друзей или любимой. И теперь наконец все было правильно. Можно было расслабиться, покориться, позволяя ему решать — будто входя в прохладную воду. Чем дальше — тем выше она поднимается, тем сильнее ощущаются прохладные прикосновения и тем спокойней на душе.

Малфурион что-то говорил, тихим успокаиваивающим тоном, и это тоже походило на шепот ручья в лесной тишине. Он был всем: ветром в листве; деревьями, обступившими поляну, скрывая от посторонних глаз; травой, пощекотавшей обнаженную спину. Всем — и одновременно собой, смущенным, но отчаянно пытающимся оправдать доверие.

— Да... Да, да! — Тиренд выдохнула это, боясь, что он опять начнет думать не о том. Обхватила за шею, протянула к себе, притискиваясь всем телом, странно естественно обхватила ногами, так, как только и казалось правильным. Жрица Элуны, она знала многое, но никогда не верила, что все получится само собой, что нужно только слушаться сердца.

А теперь поверила — сразу и до конца, коротко вскрикнув, когда Малфурион наконец подтвердил древнее обещание, сделав её окончательно своей.