Почта любви (гет)

Я почти бежала по заснеженным улочкам Хогсмида, торопясь поскорее скрыться от снегопада под крышей кафе «Чайный пакетик Розы Ли». Хотелось верить, что там, в заранее зарезервированной комнате, меня уже ожидал Малфой, а также горячий чай и уютный растопленный камин. Холодно было настолько, что мне с трудом удавалось удерживать пакеты в потерявших чувствительность руках.

Я опаздывала уже на целых десять минут — а всё из-за какого-то первокурсника, который никак не мог определиться со своими покупками в «Зонко». День Святого Валентина был на носу, и на меня навалилось столько дел, что я ценила каждую минуту на вес золота. Именно поэтому я очень надеялась, что Малфой успел выполнить свою часть работы по подготовке к празднику и уже приступил к распределению праздничной почты, — хотя едва ли он стал бы что-то делать без моего чуткого руководства. Оказавшись в кафе, я в этом убедилась, так как вместо того, чтобы разбирать кипы любовных посланий, Драко задумчиво потягивал чай, греясь у камина. Кто бы сомневался!

— Ты мог начать и без меня, — с порога заявила я, складывая свои пакеты рядом с покупками Малфоя. Одна из коробок опасно закачалась и опрокинулась, явив на свет целую груду жёлтых и розовых резиновых уточек.

Последовала немая сцена, в ходе которой я судорожно пыталась осмыслить происходящее.

— Это что? — выдавила я, наконец.

— Ты же просила меня купить призы для конкурсов, — напомнил Драко со злорадной ухмылкой на губах.

О да, он явно наслаждался моментом. Ведь изначально это задание дали мне, но пришлось переложить ответственность на плечи Малфоя, чтобы успеть закупить шутихи, фейерверки и другие товары из магазина Фреда и Джорджа.

— Утки? Ты купил резиновых уток в качестве призов?

У меня даже не было сил сердиться — настолько абсурдной казалась вся эта ситуация.

— Ты не уточняла, какими должны быть призы, — пожал плечами Драко и вальяжно развалился на стуле, — так что бери что дают.

— Малфой, это же просто нелепо! — начала было я, но тут же смолкла, вовремя вспомнив, что спорить с Малфоем бесполезно. Я даже не стала собирать этих уток с пола — пусть сам с ними разбирается, а пока что меня куда больше тревожило обилие писем, сложенных в многочисленные коробки у стола.

Мы опрометчиво решили, что в этом году «Почта любви» будет принимать письма, открытки и музыкальные послания в течение всей предшествующей недели, а в праздничный день все послания будут доставлены адресатам. Возможно, идея была неплохой, но теперь нам предстояло потратить целый выходной, чтобы разобрать все эти розовые и сиреневые конверты: сначала по факультетам, а потом и по курсам.

— Давай приступим, — я махнула рукой в сторону горы коробок, — иначе и до ночи не управимся.

Следующий час мы с Драко молча перебирали конверты, раскладывая их по разноцветным корзинам с гербами факультетов. Я была полностью сосредоточена на работе, пока краем глаза не заметила, что Малфой решительно вскрывает один из конвертов.

— Что ты делаешь?! — возмутилась я. Мне казалось, до чтения чужих писем не мог опуститься даже Малфой.

Вместо ответа Драко быстро пробежал глазами письмо и разразился гомерическим хохотом. — Ты только послушай, Грейнджер!

— Не собираюсь даже! — отрезала я, но Малфою явно было безразлично моё мнение. Он принялся с чувством декламировать чье-то послание:

- «Люблю тебя, как сэндвич с колбасой,

Как пудинг сладкий, ты мне дорога!

И шоколадных вафель ты прекрасней:

Я быть с тобой хочу, конфетка ты моя!»

Я честно пыталась сдержать смех, но не сумела. Да и кто бы смог на моём месте? Это было самое безумное признание в любви, которое только можно себе представить...

— Наверняка это творение Гойла — кто ещё может писать Миллисенте? — предположил Драко, снова запечатывая конверт с помощью магии и небрежно отбрасывая его в корзину с гербом Слизерина.

Нарочито равнодушно пожав плечами, я вновь вернулась к работе, но не прошло и пяти минут, как Драко снова извлек из кипы письмо с таким счастливым видом, что я сразу поняла: он собирается распечатать его.

— Не смей! — я попыталась вырвать письмо, но он ловко увернулся и, разорвав конверт, торжественно выудил оттуда послание.

— Ну-ка что тут у нас! — протянул он в предвкушении и снова встал в позу оратора:

— «Твой образ днём и ночью пред глазами,

Я даже руны начал изучать.

Когда меня коснешься ты устами,

Наверно, перестану ночью спать.

В библиотеке я теперь ночую

И обожаю за тобой наблюдать,

А в выходные у окна тоскую,

Тебя я, Гермиона, вечность готов ждать».

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что это послание было адресовано мне, а Малфой посмел вскрыть его и прочесть.

— Ты! Наглая! Белобрысая! Свинья! Малфой!

Малфой в этот момент явно пытался не задохнуться от смеха, так что мои попытки разбудить его совесть пропали втуне. Меня распирало от злости: мало того что он прочел адресованную мне валентинку, так ещё и стихи оказались не слишком удачными. Меня одолело нестерпимое желание треснуть его от души, и, схватив первое, что попалось под руку, а именно, одну из резиновых уток, оставшихся валяться на полу, я запустила ею в Малфоя. Он этого, кажется, даже не почувствовал, поэтому и вторая утка, на этот раз, розовая, полетела в него. Этот бросок оказался более удачным: я умудрилась попасть Малфою прямо в лоб, что, кажется, немного привело его в чувство.

— Зачем дерешься, Грейнджер? — все еще отсмеиваясь, спросил он как ни в чем не бывало. — Не нравится признание в любви? А я тут причем?

— Как ты посмел? — я угрожающе сжала в руках ещё одну утку, готовая запустить её вслед за товарищами, если Малфой попробует снова засмеяться. — Это было моё письмо!

— Такими шедеврами надо делиться с ближними, — наставительно произнес он и снова фыркнул от смеха.

— Нашелся ценитель! — возмутилась я. — Тебя бы и на такое не хватило!

— Ну, до «такого» мне, конечно, далеко, — с притворным восхищением покачал головой Малфой и снова гадко ухмыльнулся.

— Я представляю, какую валентинку ты послал своей зазнобе! — зло выплюнула я и передразнила его плавную ленивую речь: — «Надеюсь, не станешь ты медлить с ответом — не то мой отец узнает об этом».

Малфой резко помрачнел. Он открыл было рот, чтобы ответить, но, очевидно, не придумав ничего остроумного, так и захлопнул его, впервые не оставив последнее слово за собой. Я даже растерялась: настолько странной мне показалась такая реакция, однако я была не в настроении угадывать его мотивы и лишь позлорадствовала, что мне удалось каким-то чудесным образом хотя бы немного сбить с него спесь.

Следующие пять минут прошли в гнетущей тишине, прерываемой лишь шелестом бумаги. Внезапно Малфой встал из-за стола и покинул комнату, нервно хлопнув дверью. Я вздрогнула и покосилась на дверь, гадая, какая муха его укусила. Через пару мгновений он вернулся с изрядно потрепанным листком пергамента в руках и, скомкав его, бросил на стол, едва не угодив мне в голову.

— Читай, — буркнул он, усаживаясь в кресло, и стал напряженно следить за тем, как я неуверенно разворачиваю лист пергамента и вчитываюсь в неровные строчки:

«Ты сидишь, склонившись над свитком, теребишь непослушный локон», — прочитала я про себя и остановилась, пытаясь разобрать перечеркнутые слова. Мгновение спустя мне удалось что-то различить сквозь каракули:

«Грейнджер, знай же, что там, поодаль,

Я слежу за твоей улыбкой».

Я вскинула на Малфоя изумленный взгляд.

— Кто это написал? — дрожащим голосом спросила я.

Драко недовольно поморщился и знаком велел мне продолжать.

«Ты смеешься, и смех твой слышен, — покорно продолжила я,— в сводах теплого светлого зала...».

— Нет, я так не могу! — я нервно отложила листок и снова вскинула взгляд на Драко. — Кто это написал? — спросила, в глубине души зная ответ. Я пытливо смотрела на Драко, но он не встретил мой взгляд.

— Я скоро вернусь, — решил он и покинул комнату так же внезапно, как пару минут назад.

Я изумленно проводила его взглядом и в растерянности вновь опустила глаза на пергамент, заново перечитывая загадочную валентинку:

«Ты сидишь, склонившись над свитком,

Теребишь непослушный локон.

Грейнджер, знай же, что там, поодаль,

Я слежу за твоей улыбкой.

Ты смеешься, и смех твой слышен,

В сводах теплого светлого зала.

Я хотел бы сделаться выше,

Чтоб со мною ты так смеялась.

Ты друзей своих ненавидишь,

Тебе кажется, ты одна.

Оглянись: не моя вина,

Что ты рядом меня не видишь.

Каждый год я пишу тебе письма,

Адресованные в никуда.

Но однажды найду я смелость —

Оглянись на меня тогда».

Меня тут же накрыла паника. Как поступить? Прижать его к стенке и потребовать объяснений? Броситься ему на шею и признаться в ответном чувстве? Я схватила исписанный пергамент и, положив его на стол обратной стороной, стала строчить новое послание.

Когда за дверью раздались шаги, я отбросила письмо на стул и снова села за работу, притворяясь, будто все это время только и делала что сортировала письма. Спрятавшись за кипой ещё не разобранных конвертов, я краем глаза наблюдала за Драко.

Он подошёл к своему креслу, и уже было собирался сесть в него, когда заметил своё послание на краю стола. Он уже открыл рот, собираясь задать очевидный вопрос, как вдруг заметил на обратной стороне мое послание. Несколько минут он продолжал вчитываться в строки, которые кое-как успела набросать я за короткое время его отсутствия. Я видела, как тряслись его руки, пока он читал, как крепко его пальцы крепко сжимали несчастный пергамент. Всё это выдавало Драко с головой, и я убедилась, что это вовсе не глупый розыгрыш.

Наконец, Драко оторвал взгляд от письма и встретил мой взгляд. Я видела в его глазах ту же неуверенность, что царила во мне, но не могла позволить себе отступить. Я улыбнулась ему и с удивлением обнаружила, что он улыбается мне в ответ. Он ни разу не улыбался прежде так открыто и искренне.

Драко на секунду прикрыл глаза, будто бы собираясь с силами, сделал глубокий вдох и произнёс немного язвительно:

— Я бы на твоем месте поработал над стилем, Грейнджер, — хмыкнул он.

Не дожидаясь моего ответа, он сел на подлокотник моего кресла, и, вложив в мои руки письмо, наклонился к моему лицу и прошептал:

— С Днём Святого Валентина, Грейнджер.