Smooth Criminal (гет)

Сантана никогда не мечтала о Бродвее, не представляла перед сном овации, не грезила срывать аплодисменты. Ей просто нравилось выступать в свете софитов и петь, выворачивая душу наизнанку. Так она чувствовала себя живой, причастной к чему-то.

Сейчас у нее есть только боль и одиночество — непроходящее, давящее на виски, сжирающее изнутри. Она обещает себе не оглядываться назад, а идти только вперед. И верит, что справится. Искренне верит, пока не узнает, что в мюзикле, в котором каким-то непостижимым образом получает главную роль, ей придется исполнять Smooth Criminal. И это странно. Насмешка судьбы, не иначе.

Школа, которую она так хотела забыть, приветливо машет из глубин подсознания. Воспоминания накатывают снежным комом. Липкое возбуждение пробирается под кожу, она позволяет ему поглотить себя, навалиться всей тяжестью. Подчиняется напору, чтобы прочувствовать, какой была и какой не хочет снова становиться. Тетушка Сникс была удобной причиной для оправдания собственного сволочизма. Сантана Лопез не прощает, она мстит за своих близких. Собственно, в этом она и не меняется, просто учится быть хитрее и отвечать за последствия, если все-таки лажает.

Ее партнер по мюзиклу — Эндрю — не так уж плох. Он хотя бы не девушка, спасибо вселенной, и совсем не похож на Смайта, хвала провидению. Знакомые слова, но совсем другие эмоции. Не расчетливой злости, не плавящей кости страсти. Только песня и тот смысл, который сейчас она понимает лучше. Сантана уже не та маленькая девочка, кичащаяся тем, что выросла в Лайма Хайтс. Давно нет. Теперь у нее красные пряди в коротких волосах, узкие брюки и шрамы на запястьях.

Кто бы мог подумать, что она умеет так глубоко страдать, когда привычная жизнь рассыпается по частям. Кто бы ей сказал, что милый добрый Курт — она давно уже не называет его леди Хаммел, с момента развода — окажется прав. Они с Брит были слишком молоды и глупы. Кто знал, что одной любви для счастья мало. Никто и не предполагал, что сказка закончится, и Сантана, поджав хвост, соберет свою жизнь в чемодан и сбежит в Нью-Йорк к тому самому Курту, который в отличие от нее был по-прежнему счастлив с тем самым Блейном. И от этого только больнее. В сотню, в тысячу раз. К этому жизнь ее не готовила. Впрочем, к Смайту в первом ряду в день премьеры шоу тоже.

Она усмехается, глядя ему в глаза, встряхивает волосами и по залу разносятся первые ноты Smooth Criminal. Прежде чем отвернуться, она замечает его удивленно приподнятые брови. Что ж, он тоже помнит. Сложно забыть, как она его переиграла на его же территории. Чувство сладостного триумфа заполняет Сантану до краев. Тогда она втоптала его в грязь, пусть он и узнал не сразу. Тетушка Сникс праздновала победу. Сейчас очередь Сантаны выигрывать.

Она отдается пению, откликается на мимолетное изменение ритма, выплескивает накопившиеся эмоции, впитывает восхищенные взгляды Эндрю. Она проживает на сцене миг за мигом, забывает собственные неудачи и разочарования, верит в возможность хэппи-энда. Пусть не для нее, но для героини. Неважно, что лишь на время выступления. Счастье — это счастье, плевать, насколько быстротечно.

Сантана не вспоминает о себе, пока не заканчивается второй акт. Актеры берутся за руки и раскланиваются, и когда она посылает публике воздушный поцелуй, зрение выхватывает Смайта с букетом в руках. Серьезно? Она выгибает бровь и шепчет Эндрю, чтобы он забрал у него цветы. В конце концов, Смайт гей, да и ей могло показаться — свет софитов обманчив.

Сантана ускользает за кулисы, где, наконец, может скинуть двенадцатисантиметровые шпильки, из-за которых она еле стоит. Морщится от боли в ступнях, подхватывает в руки туфли и идет к своей гримерке. Ее то и дело поздравляют, расхваливают, а она в ответ улыбается. Пока еще счастливо. Пока. Эмоции утекают из нее с каждой секундой, Сантана возвращается в реальный мир, в свою настоящую жизнь, где только боль и одиночество. Обреченное отчаяние.

Она хлопает дверью и прислоняется к ней с другой стороны. Ну, вот и все. Здесь можно не притворяться. Стенам все равно. Возможно, когда-нибудь станет лучше, а сейчас ей просто нужно перетерпеть. Сжать зубы, стиснуть кулаки и натянуть маску умиротворенного спокойствия. Она звезда. Спустя столько лет и тонны потраченных усилий. Она сияет на Бродвее ярче Берри, и если критик из «Нью-Йорк Таймс» не смешает ее с дерьмом, это шоу станет первым в череде многих. Сантана добивается даже большего, чем мечтала, но по-прежнему ощущает себя брошенной и никому ненужной. Ей бы сейчас к Курту, он бы нашел слова, чтобы утешить. Он их всегда находит, словно знает Сантану лучше ее самой. А может, так и есть.

Она тяжело вздыхает и тянется к пачке сигарет. Эту привычку из нее уже не вытравить. Как справедливо замечает Блейн, по крайней мере, ее не нужно отлавливать по кабакам, все под рукой. Он ее недолюбливает, слишком много времени Сантана забирает у драгоценного Курта. Она и сама это понимает и старается держаться. После получения роли в мюзикле становится легче, она отвлекается. Меньше времени упивается горем, больше уверенности, что она не совсем никчемная. Сантана затягивается так сильно, что едва не выплевывает легкие, когда открывается дверь. Перед ней чертовски довольный собой Смайт, сверкающий дьявольской ухмылкой.

— Гримерки перепутал? — равнодушно тянет она, выдыхая дым в окно.

— Твой Эндрю уже пытался ко мне клеиться, так что нет, зашел, куда и хотел.

Она пожимает плечами и выбрасывает окурок.

— Чем обязана?

— Проходил мимо, дай, думаю, зайду, — каждое слово сочится ехидством. Раньше бы Сантана вспылила, но сейчас она выжата как лимон и эмоционально опустошена. — Цветы тебе, между прочим.

— Мог оставить охранникам, — все так же безразлично отзывается.

— Кто ты и что сделала с Сантаной Лопез, что я знал?

Он бьет по больному, но она даже не дергается. Подходит ближе и принимает букет. Лилии, конечно. Что еще ожидать от самоуверенного и лощеного Смайта? Не банальных роз же, в самом деле. Сантана наклоняет голову и вдыхает тяжелый аромат. Он забивается в ноздри, сжимает легкие, обволакивает ее. Ощущение, будто она закинулась колесами и догналась марихуаной. Мерзкое чувство.

— Ее больше нет, — она передергивает плечами. — За цветы спасибо. Пусть и совпадение, но лилии — мои любимые.

— Подходят твоему характеру, — Смайт оказывает чересчур близко, подцепляет пальцем ее подбородок и заглядывает в глаза. — И с чего ты взяла, что совпадение?

— Блейн?

Он кивает, и Сантана ощущает, как по губам расползается горькая, тошнотворная ухмылка. Ожидаемо-неожиданно. Забота с привкусом предательства. Видимо, ей вправду пора съехать от Курта. Такие сюрпризы ей больше ни к чему.

— Не стоило.

— А если я хотел?

Сантана недоверчиво выгибает брови и прищуривается. Люди не меняются: либо становятся ожесточеннее, либо выгорают. Так что случилось со Смайтом? А не все ли равно, тут же отмахивается. Ей-то какое дело.

— С чего вдруг? Решил вспомнить школу и вернуть старый должок? — Она выпрямляет плечи и отстраняется. — Вставай в очередь.

— Увидел афишу, решил поздороваться, — пристально разглядывает ее и через пару секунд добавляет: — Раз уж ты все еще Лопез.

— С чего бы мне менять фамилию? Если забыл, я лесбиянка.

— Если забыла, я гей, но нас это мало останавливало раньше.

— А чего тогда слаш не прихватил? Чтобы устроить полноценный вечер воспоминаний, — фыркает она и отходит, чтобы поставить цветы в вазу.

Ей нужно чем-то занять руки, чтобы не думать. Выкинуть из головы воспоминания о руках, губах, языке, заслонить привычной ноющей болью. Злость разрушает, ненависть иссушает, а страсть не оставляет камня на камне. Уж она это знает. Смайт чертовски хороший учитель. Был когда-то. Давно. До Брит. Теперь и ее не осталось.

— Ты сама ушла, — его ладони ложатся на талию и притягивают ближе.

— А должна была остаться? — она разворачивается в его руках и тонет в знакомом — совсем неизменившемся — запахе.

— Могла бы, — непривычно нежно, почти трепетно откликается, и Сантана облизывает губы.

Кулаки чешутся его ударить. Такому Смайту противостоять сложнее всего. Такого Смайта хочется называть Себастианом и не сопротивляться. Он слишком хорошо ее изучил и, видимо, до сих пор помнит.

— Я дала возможность придумать устраивающую тебя причину. Неужели не справился даже с этим?

Она переходит в наступление. Иррациональное, неразумное, несправедливое. А что ей остается? На губах Смайта появляется улыбка, пальцы чуть сильнее вжимаются в ее тело.

— Их было чересчур много, чтобы выбрать какую-то одну. Ты редкостная сучка, знаешь ли, — шепчет на ухо, склоняясь к ней.

— От сучки слышу, — обнимает его за шею и вонзает ногти в кожу. — Ни капли не изменился.

— Это ты на меня так действуешь, — прихватывает мочку зубами. — Скажи мне, каково было, петь с другим нашу песню?

— Мне не хотелось его убить, — хмыкает Сантана, — да и в лифчике диктофон не мешался.

Смайт смеется ей в волосы и прижимает к себе так, что еще немного, и ребра затрещат. Блаженная боль, необходимая, целебная. Ему всегда удавалось каким-то немыслимым способом встряхнуть ее и вернуть в привычное состояние. С ним она по-настоящему могла быть любой, и Смайт принимал. Со всеми тараканами, выходками и жесткостью. Понимал, потому что сам был не лучше. Они кусались, ругались по поводу и без, но получали от этого извращенное удовольствие. У них не было отношений, только вечное соревнование кто кого. И сейчас Сантане кажется, что оно продолжается.

Антракт закончился, и они вернулись в изначальную точку.

— Я скучал, — отвечает он, будто чувствуя, крутящийся на ее языке вопрос «Зачем?»

— О, из твоих уст почти признание в любви, — язвит она, отказываясь признавать, что на душе теплеет от этих слов. Отказывается, потому что слишком хорошо, чтобы быть правдой. Они чересчур похожи, чтобы быть вместе. Поэтому она ушла, поэтому не собирается возвращаться, как бы ни хотела.

— А если так и есть?

— Тогда ты не тот Себастиан Смайт, которого я знала.

— Так и ты совсем уже не та Сантана Лопез, что крушила квартиру в пыль, а потом стонала подо мной.

Они испепеляют друг друга взглядами, сжимая друг друга то ли в объятиях, то ли в захвате. Снова борются за лидерство или пытаются усмирить демонов прошлого? Она понятия не имеет. Да и нужно ли? Что она теряет? Остатки самоуважения? Даже и намеков давно не остается. Гордость? О чем она, если живет у Курта с Блейном почти год. Воспоминания о себе прежней? Все мосты давно сожжены.

Она уже открывает рот, чтобы сказать очередную колкость, когда в гримерку заходит Эндрю, переводит удивленный взгляд с Сантаны на Смайта и застывает.

— Что? — резко спрашивает она, и Эндрю вздрагивает.

— Макс просил напомнить, что через полчаса собираемся в клубе праздновать. Премьера прошла на ура.

— Через двадцать минут спущусь, — улыбается уголками губ. Кажется, она нравится бедняге. — Мне пора, — бросает Смайту, высвобождаясь из его рук.

— Ты же не будешь с ним…

— А если да, то что? — приподнимает брови и ухмыляется.

Глядя на злого, ощетинившего Смайта, она вспоминает себя прежнюю, и тетушка Сникс поднимает голову из забытья, отряхивается и рвется в бой. Кто бы мог подумать, что такое еще возможно…

— Развлекайся, — почти шипит он и стремительно уходит, хлопая напоследок дверью.

Сантана изумленно переводит взгляд с нее на цветы. Смайт никогда не сдается без боя да еще так быстро. И ее бы должно насторожить это, но в груди поселяется что-то теплое, похожее на… радость?.. надежду? Она опускает голову и чувствует на себе его запах — терпкий, тяжелый. Привычный. Рука сама тянется к сигарете, но сейчас не от безысходности, а из-за переполняющих эмоций. Оказывается, она еще может чувствовать и прямо сейчас предвкушает следующий раунд. В том, что он будет, Сантана не сомневается. Все-таки она слишком хорошо знает Смайта. Как и он ее.

* * *

Когда он появляется на следующий день, она не удивляется. Даже ждет, глядя на спешащих куда-то людей из окна. Она не курит. Пьет чай, грея ладони о горячие бока кружки, и чуть жмурится. Обжигающее тепло растекается по телу, а большие глотки вышибают слезы. То, что необходимо, чтобы приготовиться к новой схватке. Уж что-что, а играть со Смайтом ей всегда нравилось. Бодрит.

— Место встречи изменить нельзя, — хмыкает она, когда открывается дверь.

— Фи, какая банальщина, Лопез, — растягивает согласные до бесконечности. — Стареешь.

— Не больше, чем ты, — она передергивает плечами.

— Как грубо напоминать мужчине о возрасте.

Сантана приподнимает брови и допивает остатки полуостывшего чая. Уже не согревает, только царапает горло и оседает вязким привкусом на языке.

— Неужели не стоит? Не рановато ли?

— Какая же ты… — он осекается на полуслове, и Сантана ликует. Ей удается задеть хоть за что-то: плевать, живое или нет.

— Какая? Ну, давай, скажи это, — наступая, придвигается ближе, — четко и ясно, — подходит вплотную и проводит пальцем по щеке, — с расстановкой.

— Стерва, — почти в губы.

Сантана откидывает голову и гортанно смеется. Ей не хватает его оскорблений. Простых, емких и без прикрас. Адреналин вскипает в венах и заставляет сердце учащенно биться. Близость Смайта не при чем, ей всего лишь нужно ощущать себя той, кому все по плечу. После развода с Брит она теряет это чувство, а диван Курта вместо собственной кровати не добавляет раскованности. Чертова жизнь зажимает ее в тиски и перемалывает, Сантана словно наблюдает за собой со стороны, не в силах на что-либо повлиять. Пока не появляется Смайт и не возвращает яркие краски извращенного мазохизма.

Она зарывается в его волосы ладонями и прижимается всем телом, которое тут же откликается на исходящий от Смайта жар. Так порочно и грязно, но вместе с тем правильно. Знакомо. Когда-то. Очень давно. Кажется, в прошлой жизни.

— Сегодня без цветов, жаль. Даже благодарить не за что.

— Подарил охраннику, как ты и предлагала.

— Предполагалось, отдать их ему и не заходить ко мне, — она надувает губы и еле сдерживается, чтобы не расхохотаться от его выражения лица.

— И отказать даме в удовольствии? — дергает на себя. — Как можно?

— А ты попробуй, вдруг понравится.

Сантана облизывается, наблюдая, как расширяются его зрачки, и дрожь пробегает по телу. Все так же бурно реагирует и быстро заводится.

— Мне ты нравишься, — его дыхание обжигает ее лицо.

— Говорит человек, который видит меня второй раз за последние пять лет. Слабый аргумент, Смайт, очень слабый.

— Мы же не будем начинать сначала, да? — губы упрямо сжимаются, ломаная линия скул обозначается четче, чем обычно.— Или ты все-таки с тем актеришкой?..

Недосказанность повисает в воздухе, и Сантана не торопится опровергать его догадки. Она не будет облегчать ему задачу. Если уж тетушка Сникс жаждет вернуться, это должно быть феерично. Сантана привстает на мыски и целует его в нос.

— И каков твой следующий шаг? — насмешливо прищуривается, улавливая, как злость сменяется бессилием, пальцы впиваются почти до синяков, но и это приносит удовольствие. Сантана чувствует власть над ним — пьянящую и одновременно обезоруживающую.

Смайта всегда выдает взгляд, как бы он не пытался казаться брутальным или самоуверенным. Для нее он всегда был открытой книгой, и поэтому жутко бесился. Ровно до минуты, когда очередное выяснение отношений заканчивалось в постели. Предсказуемо, но каждый раз с боем. Иногда ей казалось, что нежный и медленный секс просто не для них, а прелюдию выдумали создатели мыльных серий. И много позже Сантана поняла, что они по-другому просто не умеют. Одержимые болью, больные одержимостью друг другом. Тогда она вернулась к Брит, которая не сказала ни слова, приняла, не задавая лишних вопросов. Сантана почувствовала себя дома. Отчаянно желала и дальше так чувствовать, но в глубине души понимала, что огня Смайта ей будет недоставать несмотря ни на что.

А сейчас он снова врывается в ее жизнь и напоминает о том, от чего убегала. Заставляет хотеть с неистовой силой, крошит тщательно возведенные барьеры в труху, пробивается к запретным желаниям.

— Ты такая, как есть, — обводит языком лихорадочно бьющуюся на шее венку. — Не сопротивляйся.

— И все закончится, как у Майкла, — она все-таки собирает волю в кулак и отстраняется. — Мы это уже проходили. Забыл?

— О втором шансе вообще слышала? Каждый имеет…

Она закрывает его рот двумя ладонями.

— В жизни всегда только одна попытка, остальное никчемный самообман. Мне надоело наступать на одни и те же грабли, а зубцы по фамилии Смайт еще и ядовитые кроме всего прочего. Уволь!

Ее грудь тяжело вздымается, пульс стучит где-то в висках, ногти до крови впиваются в ладони. Он слишком хорош, она слишком уязвима, их слишком тянет к другу. Вздох, миг, шаг, и они бросаются навстречу друг другу. Впиваются в губы, как дикие звери, кусаются и почти рычат. Он прижимает ее к двери и до боли сжимает грудь сквозь платье.

— Сан, — скользит руками по бедрам.

— Бас, — шипит от ощущения чуть шершавого языка на коже.

Она почти сдается, еще чуть-чуть и… Резкий стук заставляет оттолкнуть его и взмахнуть волосами. Быстро, пока не успела передумать, открывает и ослепительно улыбается режиссеру.

— Пора? — Получив кивок, оборачивается к взъерошенному Смайту с лихорадочно блестящими глазами. — Меня ждут. — Он сжимает зубы и пулей вылетает из ее гримерки. Сантана выдавливает из себя кривую ухмылку и пожимает плечами. — Парень из прошлого.

— Надеюсь, настоящему он не помешает? — Макс изучающе смотрит на нее, ожидая ответа.

— Едва ли.

Он кивает, видимо, удовлетворенный ответом и протягивает руку.

— Что ж, тогда полный вперед на пути к новым горизонтам.

Сантана чуть не давится воздухом. Так или иначе, прошлое не желает ее отпускать. Или она не решается поставить жирную точку?

* * *

Когда Смайт не появляется на представлении на следующий день, она вздыхает почти разочарованно, через два дня — злится, а через неделю — посылает его к чертовой матери. Что он о себе возомнил, в конце концов?! Думает, может появляться, когда вздумается, и она будет падать к его ногам? Не угадал ни разу. Она принимает ухаживания Эндрю, от чего тот разве что не порхает по сцене, стелясь перед ней ковром. Сантана едва сдерживается, чтобы не морщиться. Такие мужчины всегда вызывали у нее отвращение.

Макс активно жестикулирует за кулисами, и она не сразу понимает, что происходит. А когда оборачивается к Эндрю, чертыхается сквозь зубы и хватает его за манжеты, притягивая к себе. Вот не мог он зависнуть на романтической балладе, которые так любит Берри, нет же, именно на Smooth Criminal, где акцент на страсти и поединке взглядов?! Чертов идиот! Видимо, ее злости достаточно, чтобы перекрыть восторженность Эндрю. Благо, это последняя песня перед антрактом.

— Какого хрена ты творишь? — с ходу накидывается Сантана на него, как только они уходят со сцены.

— Я… просто… просто… — бестолково мямлит, и это бесит ее еще больше.

— Ослеп? Оглох? Отупел? — она кричит во все горло и плевать, что от каждого слова Эндрю съеживается все больше. — Если тебя не интересует собственная карьера, будь любезен, не гробь мою!

— Сантана, остынь! — резко одергивает ее Макс, и она разворачивается, готовая наброситься и на него. — Думаю, Эндрю осознал. Он же не хочет, чтобы его заменили посреди сезона. Ведь так, Эндрю? — Тот уже готов провалиться сквозь землю, яростно кивает и отходит в сторону, пока Сантана снова на него наорала. Она глубоко вздыхает пару раз, гнев чуть отступает. — Легче? — как-то чересчур участливо спрашивает Макс, заглядывая в глаза. — Я думал, ты его по стенке размажешь.

— Нервы, — слабо отмахивается Сантана. — Надо бы извиниться, со всяким бывает.

— Это же не связано с тем парнем?.. — аккуратно начинает Макс.

Она даже не сразу понимает, о ком он, а когда осознает, хочет его ударить.

Почему, почему каждый считает своим долгом напомнить ей о Смайте? Даже Курт о нем не так давно вспоминал, правда, он беспокоился, что тот периодически звонит Блейну, но тем не менее. Сантане кажется, что Смайт повсюду, и это неимоверно раздражает. Он лишний в ее жизни, абсолютно точно лишний. Хватит! Она дала себе слабину, вспомнила былое и все. Никаких больше мыслей и чувств. Прошлое должно оставаться в прошлом, особенно с фамилией Смайт, именем Себастиан и потребностью в грязных ругательствах.

Кажется, Макс понимает, что разговор ни к чему не приведет и отходит, напоминая, что скоро на сцену. А вот у Эндрю, похоже, отключился инстинкт самосохранения.

— Прости, я не хотел. Правда, — он тянет ее за руку, и она с трудом выдавливает из себя улыбку. — Взгляд того парня выбил из колеи, и я завис. — Она смотрит на чуть испуганного Эндрю, вспоминает обеспокоенного Курта, взвинченного Блейна, и паззл в голове складывается. Опять Смайт! — Сан…

— Не называй меня так! — она реагирует прежде, чем успевает прикусить язык. — Мне не нравится, — уже мягче добавляет. — Ты меня извини, совсем нервы ни к черту. Это непрофессионально.

— Он смотрит на тебя, как на стейк, аж в дрожь бросает.

Сантане приходится собрать всю волю в кулак, чтобы не съездить Эндрю по физиономии в ту же секунду. Вселенная будто издевается. Чем отчаяннее она пытается не думать о Смайте, тем чаще ей о нем напоминают.

— И о нем мне тоже не говори, — ее улыбка наверняка больше похожа на оскал.

Эндрю вздрагивает и буркает что-то про визажиста, сбегая. Сантана рада, так даже лучше. Ей нужно собраться. Забыть обо всем кроме роли, выкинуть ненужные мысли из головы. Она звезда бродвейского шоу, ей все по силам. Она выйдет на сцену и отыграет роль на ура, а позже закроется в гримерке и никого не пустит, чтобы у Смайта не было даже малейшей возможности попасться ей на глаза. Он слишком самовлюблен, чтобы ждать на улице, чересчур горделив, чтобы заявиться в дом Блейна и Курта. А завтра… это же Смайт, если его решительно отвергнуть, он не будет бегать. Уйдет восвояси и поминай, как звали. Сантану устраивает такой вариант развития сюжета. Так будет проще и легче, и совсем не больно. Сейчас у нее совершенно нет времени на всякую ерунду, которая называется чувствами. Она уже там была, не понравилось. Пытаться снова, только распаляться. Исход будет прежним, она уверена.

Сантана закрывает глаза и глубоко вздыхает. Антракт закончен, актеры выходят на сцену. Ее маска, черт возьми, безупречна.

Она не смотрит в зал, уходит в себя и выжимает из героини такие эмоции, о которых и не подозревала. Вот теперь она понимает, как именно заставить зрителя сопереживать: самой разбиваться вдребезги перед ними и тут же склеиваться воедино. Шквал аплодисментов застает ее врасплох. Она начисто забывает, что кроме нее и сцены существует кто-то еще. Непонимающе моргает несколько секунд, а потом принимает руку Эндрю и раскланивается. По крайней мере, она может сказать, что текущие по щекам слезы не имеют ничего общего с ее психологическим состоянием. Она просто вживается в роль.

Выдерживает положенное количество поклонов и фактически сбегает, на ходу говоря Майку, что сегодня никуда не пойдет. Кажется, он не удивляется, бросает даже какой-то подозрительно понимающий взгляд, но она тут же отмахивается. Плевать, что там думают Майк, Эндрю, осветители, визажисты и остальные в труппе. Их проблемы, их головная боль, Сантане и своей хватает с лихвой.

Буквально забегает в гримерку, захлопывает дверь, сразу щелкая замком, и оседает на пол, прижимает колени к груди. Больно, горько, одиноко. Бессмысленно. Она выплескивает все скопившиеся эмоции и теперь чувствует себя выпотрошенной рыбой, пустым сосудом, от стенок которого отдается гулкое эхо. И, конечно, Смайт выбрал именно это представление, будто знал, что она сломается, не выдержит напора обстоятельств и эмоций, будто готовился, чтобы вытолкнуть всю желчь, на которую способен. Странно, но Сантану и это не волнует. Немного злит, но куда меньше обычного. Ощущение, словно она освобождается от багажа прошлого: разбившихся отношений, неоправдавшихся ожиданий, впустую растраченных чувств. Ощущение, будто она наконец готова закрыть эту главу своей жизни и начать новую. С девственно чистого листа. Неожиданно, необъяснимо, но так легко, что Сантане хочется раскинуть руки в стороны и рассмеяться, больше никогда-никогда не вспоминать, что было до этого момента.

Она собирает вещи с твердой уверенностью, что завтра же найдет жилье и съедет от Курта. Блейн будет на седьмом небо от счастья, а Смайт наверняка не сможет найти. Спираль раскручивается, показывая, что выход есть. Всегда есть, и теперь она его видит.

Все идет по плану, пока в дверях лофта она не сталкивается нос к носу со Смайтом. За его спиной Блейн утаскивает в другую комнату Курта, который закатывает глаза и предупреждает:

— Если соберетесь кидаться друг в друга вещами, я вас обоих закопаю, а потом воскрешу и выставлю счет.

Сантана усмехается грозному тону, закрывает за собой дверь и, прислоняясь к ней с внутренней стороны, складывает руки на груди.

— Ну так что? Раз ты идешь наперекор своим принципам, должна быть веская причина, — скучающе тянет, рассматривая, как меняется цвет его глаз, пока она говорит. Волнуется, но не злится. Нетипично для Смайта. Совсем.

— Ты же не думаешь, что я буду распинаться о чувствах? — едко бросает, и она вскидывает брови. А вот это очень похоже на него.

Сантана склоняет голову набок и прищуривается. Чувствует, в нем идет борьба, но за что? Ради чего? Она слишком хорошо его знает, чтобы надеяться, будто дело в ней. В нем. Проблема всегда в нем. Смайт — гребаный эгоист и никогда не отрицал этого.

— Я вообще не понимаю, какого черта ты тут делаешь, уж прости, — она разводит руками, давая полный карт-бланш. Он не воспользуется им, Сантана знает. Тем приятнее ощущать превосходство, потому что она рискует, а он трусливо поджимает хвост. Слабак!

— Иногда я тебя просто ненавижу, — цедит сквозь зубы. — Закрываешься в своем панцире и никакими силами оттуда не вытащить. И откуда столько упрямства в таком хрупком теле! — почти срывается на крик.

— Ты просто льешь воду, — пожимает плечами, — ходишь вокруг да около, выставляя меня виноватой в который раз, но не говоришь ничего по существу, не отвечаешь ни на один вопрос. Смайт, будь проще, люди потянутся.

Сантана провоцирует: придвигается ближе, треплет по щеке и улыбается самой елейной из своих улыбок. У них никогда не будет нормальных отношений, кем бы они друг другу не приходились: только с надрывом и грани фола. Она знает, он знает, так к чему притворяться и соблюдать приличия? Пора показать истинное лицо.

— Чего ты добиваешься? — хватает за руки. — Довести меня до белого каления? Поздравляю — уже! Что дальше? — дергает на себя, и его дыхание опаляет шею.

Сантана хрипло смеется, запрокидывая голову. Он не сможет сдержаться, она помнит каждое слабое место. Сейчас ей плевать, что в соседней комнате Курт, — наверняка спорит с Блейном, — без разницы, что Смайт подумает, будто она снова не может перед ним устоять. Она просто делает, что хочет в конкретный момент, не задумываясь о причинах и последствиях. Сантана и забыла, когда позволяла себе такое в последний раз.

— А какой твой следующий ход? — выдыхает в губы, наслаждаясь его прерывистым дыханием и расширившимися зрачками.

Странно, алкоголем даже не пахнет. Удивительное невероятное, отмечает краем сознания. Да ей-то что!

— Я не буду больше бегать и тебе не позволю. Мы решим все сейчас: либо расстаемся прямо сейчас, и я больше никогда не появляюсь в твоей жизни, либо пытаемся начать все сначала, забыв обо всех своих ошибках в прошлых отношениях. И не надо так на меня смотреть, Лопез, я умею сопротивляться твоему магнетизму!

Сантана хлопает ресницами, глядя в его глаза. Такого поворота она ожидает, пожалуй, меньше всего. Да она вообще его не ожидает! Чтобы Смайт и с места в карьер да с таким напором? Нонсенс!

— А ты потянешь? — выгибает она брови.

Вот он — тот самый момент. Посмотри кризису в лицо и пошли его. Загляни страху в глаза и прими его. Признай чувства к Смайту и перестань от него бегать. Три прописные истины, единственный выход. Одно слово расставит все по местам и отрежет пути к отступлению. Нельзя починить сломанную куклу, но можно склеить искромсанную душу.

— Так что, Лопез, рискнешь прыгнуть в этот омут с головой? — ладони уверенно ложатся на талию. — Со мной, естественно.

А теперь дразнит он. То ли предлагает, то ли ставит перед фактом, то ли издевается. Проходится по ее болевым точкам. Как же хорошо они знают друг друга. Сантана хочет согласиться, может не отказываться, отчаянно жаждет, чтобы ей наконец позволили быть маленькой девочкой, которой не нужно ничего решать. Достаточно сделать один крошечный шаг — слишком мало, невероятно много.

Она долго смотрит ему в глаза, пытается просчитать варианты, надеется выиграть время. Стоили ли? Нужно ли? Правильно? Она обвиняет Смайта в том, что он бегает, а сама… рвется удрать в кусты и не высовываться оттуда. А не она ли час назад решает начать жизнь сначала? Не он ли дает этот шанс? Действовать не оглядываясь. Рисковать не опасаясь. Жить не думая.

— Обидишь меня, и Курт тебя из-под земли достанет, — фыркает она, обводя его губы пальцем. — Как тебе такая перспектива?

— Думаю, с Куртом я как-нибудь справлюсь, — усмехается в поцелуй, когда Сантана зарывается в его волосы, притягивая к себе.

— Смайт только попробуй загадить диван, я тебя убью! — вихрем врывается Курт, которого до этого, видимо, удерживал Блейн. Ну, или природная скромность, или врожденное чувство такта. А может, Блейн просто пытался выжать максимум удовольствия из внезапного уединения, уж больно Курт растрепан и загнанно дышит.

— Не переживай, мебели ничего не грозит, — улыбается она. — Мы уходим.

— Что? — три голоса одновременно почти оглушают, и она нервно хихикает.

— Видели бы вы свои физиономии сейчас, — прыскает. — Это означает, что мы беремся за руки, открываем дверь, выходим и закрываем дверь, а потом едем в квартиру Себастиана и занимаемся необузданным сексом. — Она наслаждается произведенным эффектом пару секунд и продолжает: — Это должно было случиться, Курт. Я и так слишком долго оккупировала ваш диван. Пора и честь знать, — подходит к нему и берет за руки. — Я засиделась в ожидании, пока вселенная ударила обухом по голове.

— Ты же не считаешь его, — кивает на Себастиана, — провидением, правда?

Сантана качает головой.

— Ты и Рейчел — моя семья, ею и останетесь. Только не говори Берри, а то она меня со свету сживет своей любовью. Имидж нужно поддерживать, сам понимаешь.

— Почему он?

— Мы стоим друг друга, помнишь? — она щелкает Курта по носу. — К тому же если бы в глубине души ты не понимал этого, и на порог не пустил бы его, даже уговоры Блейна не помогли бы. Ты всегда знал меня лучше меня самой.

— Это не отменяет того, что он мудак.

Себастиан фыркает за ее спиной, но молчит.

— Разумеется, — хмыкает она. — Видишь, даже он не отрицает, но ведь и я не пай-девочка. Иногда люди заслуживают второго шанса. — Курт хочет возразить, но она прерывает его: — Ты же дал его Блейну.

— Но… — он умолкает, слыша покашливание Блейна, — дал. Но пожелать вам счастья я все равно не готов.

— Достаточно и того, чтобы ты был рядом, — Сантана гладит его ладонь пальцами и чувствует, как он постепенно расслабляется. — К тому же теперь вы сможете с Блейном заниматься сексом там, где вздумается. И постарайтесь не испортить диван, — озорно подмигивает и смеется, глядя, как Курт стремительно краснеет. — А нам уже пора.

Сантана целует Курта в щеку, машет Блейну, берет под руку Себастиана и вытаскивает его из лофта. Она не верит в хэппи-энды, не любит перемены и во всем ищет двойное дно, но риск — ее второе имя, иначе именно здесь именно сейчас ее бы не было, а Себастиан — воплощение риска во всей своей опасности. Все, что ей остается, устроиться поудобнее и до упора вжать педаль газа.

— Однозначно Smooth Criminal — любимая песня, — тянет на ухо Себастиан.

— С нее все началось, — она усмехается.

— Дважды, — добавляет он. — Третий раз было бы перебор, так что придется воспользоваться вторым по полной.

Сантана не отвечает. Она просто наслаждается умиротворением, растекающимся по венам. Чувствует себя в нужное время в нужном месте. Наконец-то.