Ибо я ничто без тебя (гет)

…Ирка остановилась у края холма и села на траву. Матвей остался стоять за её спиной. Внизу раскинулась долина; как потерявшийся ребёнок, она вздрагивала деревьями и густой травой от внезапно налетавших порывов ветра.

Ирка молчала, но Матвей точно знал, о чём она думает.

— Я не мог поступить иначе. Ты знаешь об этом.

Ирка продолжала молчать. Донёсшийся из долины ветер ударил в лицо и бросил вверх рубиновые от лучей закатного солнца длинные волосы. Она прикрыла веки, чтобы невольные слёзы ушли вглубь.

Матвей продолжал смотреть на её спину. С виду Ирка была спокойна: плечи опущены, руки лежат на земле.

— Ты не злишься?

Ирка поднялась на ноги, но продолжала смотреть вниз, на долину.

— Зачем ты спрашиваешь? Ты же прекрасно знаешь ответ.

— Нет, не знаю. Я не хочу больше читать твои мысли. Они твои, я не имею права лезть в твою голову.

Ирка резко повернулась к нему. Её глаза сверкнули от случайного солнечного блика, но Багрову показалось, что в них мелькнул мимолётный гнев.

— Не имеешь права? А убивать, значит, ты имеешь право? Не жалеть никого, кроме себя самого, не испытывать ни капли сострадания! На это ты имеешь право?!

Багров молчал. Он пытался смотреть в глаза Ирке, но, не выдержав, отвернулся.

— Прости. Я так устроен.

— Тебе так удобнее, ты душишь всё, что только селится в твоей душе! Твоё сердце…

— У меня нет сердца, — перебил её Багров. — Я даже не человек. В моей груди бьётся Камень Пути. Камень.

Ирка хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Матвей был прав.

Валькирия беспомощно опустилась на колени. Всё же, как воин на службе у света, она верила, что в каждом живёт свет, у каждого внутри есть своё тепло, свой маленький добрый мир, который освещает сердце и в котором живёт эйдос.

— Но ты говорил, что любишь меня. Как же… как же ты можешь любить меня, если в твоей груди — всего лишь камень?.. — наконец тихо произнесла она.

— Это правда. Я люблю тебя, — просто сказал Багров.

Но Ирке сложно было поверить. Она снова встала и медленно подошла к некромагу. Матвей стоял недвижно и наблюдал за ней. Ирка колебалась. Она боялась, что лишь утвердится в словах, сказанных Багровым. Но ей нужно было проверить.

Она положила руку на грудь Багрову. Внезапно он схватил Ирку за запястье, привлёк к себе и поцеловал. От неожиданности валькирия выставила руки, упершись в грудь некромага, но уже через мгновение размякла в его объятиях. Сколько прошло времени — миг, вечность — Ирка не поняла. Губы разомкнулись. Ирка медленно открыла веки. Перед ней были глаза Багрова. Таких глаз она никогда ещё не видела: бездонные, всеобъемлющие, в них была видна вселенная. Но и она, всемогущая вселенная с бессчетным количеством галактик, метеоритных дождей, звёзд, планет, преклоняла колено перед тем, что ещё виднелось в этих глазах. Там господствовала та безграничная, живая любовь к ней, к Ирке, которая обитала глубоко внутри Матвея. Ирка прижалась к нему. Матвей обнял её ещё крепче. Плечи Ирки вздрагивали.

— Почему ты плачешь? — услышала она голос Матвея.

Она не ответила. Из её глаз текли слёзы, но на губах была улыбка. Что-то, что давно жило в ней, покидало её сердце вместе с этими прозрачными слезами. Вместо же этого — валькирия чувствовала — в нём зарождалось что-то новое, маленькое и пугливое, оно грело душу, заставляло сердце биться быстрее и желать жить. Жить, радуясь каждому новому дню, каждому лёгкому дуновению ветра, каждой капле дождя, упавшей в ладонь.

Ирка почувствовала, как Матвей коснулся её волос. Он вдыхал их аромат. Ирке вдруг почудилось, что она спит. Она закрыла глаза и отстранилась. Ей казалось, что сейчас она откроет глаза и всё закончится. Страх этого засвербел в груди. Она открыла глаза. Матвей смотрел на неё, чуть опустив голову, исподлобья. Лёгким движением он смахнул вновь стекающую со щеки Ирки слезу. Пальцы Матвея были тёплыми и мягкими. Он слегка склонился и коснулся губами её лба.

Солнце уже садилось. Черты смазывались. В сумерках лицо Матвея было мягким, никогда раньше он не смотрел на неё так, никогда раньше его прикосновения не казались такими мягкими, лёгкими, нежными. Ирка прислонила ухо к его груди и там — она была готова поклясться! — она ощутила упругие удары сердца, живого человеческого сердца, которое при необходимости готово было вырваться из плотного кольца рёбер и упасть к её ногам, готово было пожертвовать собой, осветить путь в темноте, согреть…

Лучи закатного солнца осветили холм, на котором стояли двое — девушка и юноша. И время остановилось. Для них оно застыло как вода в первую морозную ночь. Два дыхания, две жизни сплелись в одно целое и поклялись друг другу всегда быть вместе, как бы далеко ни находились. Эта клятва скользила между всхлипываниями Ирки и мягкими прикосновениями Матвея, его лёгким дыханием и ароматом её волос. В тот миг незримая нить связала навеки две души, два сердца, бившиеся теперь в такт. И казалось, ничто не может быть сильнее их сейчас…

«…Ибо я ничто без тебя»